Ватанабэ Он - Победы и поражения

1

Брата старшего зовут Коичи, младшего — Мин.
Коичи унаследовал состояние и дело отца и стал главой семьи. Мин же не любил практическую работу, да и вскоре после поступления на гуманитарный факультет университета заболел чахоткой, поэтому проводил время на приморской вилле, ведя беззаботную жизнь.
Братские отношения нельзя было назвать плохими. Раз в месяц, не пропуская, старший брат вместе со своей женой Сачико приезжал на виллу к младшему, заранее обсудив, какие гостинцы тот хочет.
Кстати, Сачико, жена Коичи, с детства была невестой Коичи и росла вместе с братьями. Но еще будучи ученицей женской школы, она влюбилась в студента средней школы Мина и даже сбежала с ним.
Когда их поймали и вернули, Коичи упросил родителей замять это дело.
— Я не стану тебя винить. По правде говоря, я должен был бы уступить тебе Сачико, но я никак не могу отказаться от нее. Пожалуйста, прошу тебя, отступись, — сказал Коичи брату.
Мина и Сачико строго разлучили, но со временем страсть между ними постепенно угасла, и все довольно легко уладилось.
На свадебной церемонии Коичи и Сачико Мин, уже больной чахоткой и переехавший на побережье, специально приехал и занял место среди гостей.
— Когда мы были детьми, я думал, что мы все трое — настоящие братья, — сказал Мин, сравнивая лица молодоженов. Его щеки, истощенные болезнью, выглядели печально, но он улыбнулся.

2

Осенью того же года болезнь Мина быстро прогрессировала.
Поэтому Сачико с согласия мужа решила остаться на вилле, чтобы ухаживать за своим деверем. Коичи тоже почти каждые выходные приезжал навестить брата с ночевкой.
Мин был несказанно рад, ведь брат с женой были для него единственными близкими людьми.
Сачико забывала о сне и еде, посвящая себя уходу за больным.
Больной, завернувшись в пропахшее жаром одеяло, лежал в комнате с застекленными окнами, выходящими к морю, и смотрел на белый, покрытый ржавчиной потолок, откашливаясь. Он был благодарен Сачико за ее заботу, но из-за болезни стал очень впечатлительным и иногда доставлял ей хлопоты.
— Мне тяжело от того, что Сачико так обо мне заботится. Лучше бы я умер. Как ни крути, я лишний человек, — говорил он.
— Если ты будешь так говорить, я сразу же уеду! — отвечала Сачико.
— Ах, уезжай!
В такие моменты у него сразу же поднималась температура. И он винил в этом Сачико. Если она хоть ненадолго исчезала из виду, Мин еще больше возбуждался, кричал на медсестру и служанку, требуя позвать Сачико. Даже ночью, меняя грелку со льдом, Мин широко раскрывал глаза, и если это делал кто-то, кроме Сачико, он был очень недоволен.
Однако, когда присутствовал Коичи, он не мог позволить себе быть таким капризным. С Коичи он вел себя очень послушно.
Коичи проводил весь тоскливый воскресный день у постели брата, читая ему новые книги, которые привез для него. Когда их взгляды случайно встречались, Мин молча улыбался и, как будто из последних сил, отворачивался и закрывал глаза.

3

Стояла прекрасная погода, и с каждым днем цвет безоблачного голубого неба становился все глубже. Море было тихим, как озеро, и даже самые дальние очертания островов были отчетливо видны.
Казалось, болезнь Мина немного отступила.
В тот день днем Мин впервые за долгое время вышел на веранду и сел в плетеное кресло, залитое солнцем.
Сачико спустилась в сад и, так как никто не мешал, принялась связывать веревками разросшиеся и поникшие кусты космеи.
— Какие странные цветы. Если им так тяжело стоять, зачем им было так вытягиваться вверх? — говорила она.
— Может, мне тебе помочь? — предложил Мин.
— Не стоит. Ты сам еще более хилый, чем эта космея, — ответила Сачико.
Мин украдкой посмотрел на плечи и шею Сачико, присевшую в цветастой пижаме, похожей на китайскую одежду.
— Эй, — позвал он.
— Что? — отозвалась Сачико.
— Завтра приедет твой брат, да?
— Да, он собирается купить салями, — ответила Сачико.
— Он удивится, увидев меня, — сказал Мин.
— Да, но не зазнавайся и не переусердствуй, — предупредила Сачико.
Сачико случайно обернулась и, почувствовав взгляд Мина, напряглась.
— Эй, — позвал он снова.
— Что?
— Я счастлив, — признался Мин.
— … — Сачико молчала.
— Даже от одного поцелуя Сачико я почувствовал столько сил. Расскажу об этом брату, — предложил Мин.
— Ты злодей, — сказала Сачико.
— Согласен… — ответил Мин.
— Не думай, что я люблю тебя. Это большая ошибка, — сказала Сачико.
Сачико бросила цветы и встала.
— Это неправда! В глубине души Сачико должна любить меня больше всех. Наша прежняя любовь, которая было на время уснула, проснулась. Любовь человека, который был так предан, не может так просто исчезнуть. Я долго ждал… — говорил Мин.
— Я не стану любить умирающего! — бросила Сачико и убежала.
Мин в замешательстве спрыгнул с веранды на газон. Босиком, шатаясь, он, задыхаясь, звал ее охрипшим голосом.
— Сачи-чан! Прости, прости… Сачико!
Но Сачико, не оборачиваясь, побежала через калитку к сосновому лесу на обрыве. Мин надел садовые гэта и бросился за ней.
Вскоре Мин вернулся один, тяжело дыша.
— Я не знаю, куда она делась, она исчезла, — сказал Мин слугам. Он почувствовал себя плохо и сразу же лег в постель.
Но Сачико не возвращалась. Наступил вечер, и пейзаж побережья и соснового леса окрасился печальным багрянцем. Когда начало смеркаться, люди наконец забеспокоились. Они стали расспрашивать в тех немногих домах, где Сачико могла бы быть, и на станции, но никто ничего не знал.
Всю ночь Сачико не возвращалась.
Мин сильно лихорадило, у него началось сильное кровохарканье.

4

На рассвете один из жителей деревни, участвовавших в поисках и державший в руках догоревшую белую лампу, принес печальную новость. Он сообщил, что Сачико найдена мертвой у подножия обрыва.
Обитатели виллы были в смятении. Самое главное, что Мин был в очень тяжелом состоянии, и было опасно сообщать ему об этом. Кроме того, на вилле были только молодые служанки и медсестры, и все были в растерянности.
В первую очередь нужно было сообщить Коичи, но поскольку именно в этот день он должен был приехать, решили не отправлять телеграмму, чтобы избежать путаницы.
Осмотр тела был проведен утром. Тело Сачико лежало прямо под обрывом, не более чем в трех тё от виллы, наполовину погруженное в морскую воду, которая начала отступать во время отлива. Лоб и грудь были разбиты об острые скалы, и это, по-видимому, были смертельные раны. Очевидно, это не было утопление. Высота обрыва составляла около пяти дзё (около 15 метров), и примерно на трети высоты был небольшой выступ, на котором росла маленькая сосна. На ветке этой сосны болтался оторванный рукав пижамы Сачико, развеваясь на ветру. Судя по всему, во время падения она ударилась об этот выступ и, отскочив от него, упала вниз головой. С момента смерти прошло пятнадцать-шестнадцать часов, но, к сожалению, это было скалистое место, и не было ни лёта, ни лодок, поэтому тело не сразу обнаружили. Местный житель, измученный безуспешными поисками, случайно проходил мимо и посмотрел вниз со скалы. В тусклом свете зари он был поражен развевающимся на ветру обрывком рукава пижамы черного цвета с вышитыми алыми цветами.
Поскольку не было найдено подходящих причин, указывающих на самоубийство или убийство, власти просто констатировали несчастный случай.
Тело Сачико было временно перенесено на виллу, снова положено в чистую кровать и стали ждать прибытия Коичи.
Однако в полдень, когда Коичи должен был приехать на поезде, его не было. Вместо этого пришла телеграмма раньше, чем люди, встречавшие его на станции, вернулись ни с чем.
Там было написано: "НЕУДОБНО. ПРИЕДУ ЗАВТРА".
В панике люди тут же отправили ответную телеграмму с пометкой "срочно".
Коичи приехал на последнем поезде.
— Были торги, я задержался, — сказал он встречавшим его людям, кутаясь в воротник толстой зимней накидки и дрожа губами.
Тело Сачико уже было перевязано и чисто вымыто. Коичи прижался щекой к холодному лицу жены и заплакал.

5

После похорон Коичи оставил работу на других и снова вернулся в свой дом. Ему хотелось немного отдохнуть в тишине, а также, возможно, из желания сохранить образ любимой жены в комнате, где Сачико вставала и ложилась до последних дней, среди её вещей.
Мин с тех пор совсем ослаб и, казалось, долго не протянет. Но, несмотря на это, его разум оставался относительно ясным.
Это произошло однажды дождливым вечером, когда зима внезапно вступила в свои права, и всё вокруг казалось особенно чистым и ясным.
Коичи лёг в постель рядом с братом, но шум прибоя, усилившийся из-за шторма, мешал ему заснуть. На прикроватной лампе висел абажур с кружевами и бусинами, связанный Сачико.
— Братец, — внезапно позвал Мин, которого он считал спящим.
— Что случилось, Мин?
— Нет, ничего… Братец, ты действительно веришь, что Сачико случайно упала и умерла?
— Почему ты спрашиваешь? Ведь нет другого объяснения.
— Но на самом деле это не так.
— У неё не было причин кончать жизнь самоубийством. Она была вполне счастлива, мы любили друг друга.
— Это ложь. Она любила не тебя.
— Ты же не хочешь сказать, что Сачико сама спрыгнула?
Голоса братьев переплелись в ночной тишине.
— Нет. Сачико убили.
— Что?!
— Сачико столкнули. …Я столкнул Сачико.
— Тс-с! Прекрати нести чушь. Даже в шутку говорить такое опасно, если услышит медсестра.
— Кто будет шутить такими вещами? Я хочу рассказать тебе всё.
— Прошу, говори тише.
И Мин признался брату в следующем:
— Моя любовь к Сачико ничуть не ослабла с тех пор, как нас разлучили. Сколько бы я ни убеждал себя в необходимости смириться, всё было напрасно. И я возненавидел тебя. В нашей ситуации, даже если бы Сачико была твоей невестой, какое право ты имел разлучать двух людей, которые любили друг друга всем сердцем! Твоё оправдание, что ты любишь её, было совершенно несправедливым и возмутительным. Я никак не мог этого простить. Я был полон решимости, во что бы то ни стало заполучить Сачико. Но, к моему великому сожалению, вскоре Сачико, видимо, передумала и без сопротивления стала твоей женой. Когда я стоял на свадебной церемонии, я поклялся отомстить. Я, конечно, не планировал убивать её, но если вы, брат и жена, так не уважаете мораль и чувства, то, даже совершив прелюбодеяние с такой беспринципной невесткой, я не должен испытывать никаких угрызений совести, и я решил тайком выжидать удобного момента. Сейчас это, конечно, кажется отвратительным, но моя трусливая натура, усугублённая болезнью, не позволяла мне поступить иначе. Каждый раз, когда вы приходили навестить меня вдвоём после свадьбы и демонстрировали свои тёплые супружеские отношения, моя гнусная похоть становилась ещё более жестокой. Я начал терять терпение. Но, похоже, Сачико была не такой легкомысленной, как я думал, и такой возможности, казалось, никогда не представится. Тем временем моя болезнь постепенно ухудшалась. Нет нужды говорить, что сама моя богохульная подлость была главной причиной ухудшения моей болезни. Ближе к осени, когда я уже не мог свободно вставать с постели, Сачико стала приходить и оставаться на ночь, чтобы ухаживать за мной, но в то же время я решил, что должен достичь своей цели, пусть даже от отчаяния, не просто из похоти, а в форме более настойчивой и чистой мести. И вот однажды вечером, выбрав момент, когда рядом с Сачико никого не было, я, глотая слёзы, признался ей, что ни на мгновение не забывал её в течение долгих лет и как сильно я по ней тосковал. Но Сачико, молча выслушав мои долгие уговоры, вдруг поцеловала меня в мои сухие, потрескавшиеся от жара губы! И сказала: «Прости меня. Но сейчас я люблю Коичи больше, чем тебя». Моё сердце забилось, и я снова сказал: «Я это прекрасно понимаю. К тому же мне осталось жить совсем немного. Я ни в коем случае не прошу тебя бросить брата и вернуться ко мне. Напротив, я больше всего рад и благодарен, что ты ухаживашь за мной и поможет мне умереть. Но, по крайней мере, моё последнее эгоистичное желание — уйти в мир иной, веря, что ты — моя единственная возлюбленная, моя вселенная. Пожалуйста, веди себя ещё раз как мои прежние возлюбленные. Разумеется, поскольку речь идёт только о видимости, достаточно лишь этого. Конечно, никому не говоря, это тайна, которая умрёт вместе с моим телом, которое вскоре превратится в прах. Пожалуйста, исполни моё детское и мимолетное желание». Сачико некоторое время, казалось, раздумывала, но вскоре в её глазах появились большие красивые жемчужины слёз, и она кивнула: «Хорошо. …На самом деле, я всё ещё люблю тебя больше всех на свете. Ты мой единственный возлюбленный». И она нежно обняла меня и много-много раз поцеловала. Моё сердце внезапно стало неспокойным. Я не мог понять, была ли это её игра или правда. С тех пор мы с Сачико постоянно ласкали друг друга, избегая посторонних глаз. Вначале я планировал наглядно показать тебе брат нашу с ней связь, но вместо этого я начал вести себя как тайный любовник. Даже не знаю, как это произошло, но я беззаботно утонул в любви этой пьесы, которую сам же и написал.
Я снова начал вспоминать любовь дней моей юности. Мне было хорошо. И я даже начал чувствовать себя лучше. …Но тем не менее я убил Сачико. В тот день тоже не было ничего необычного, но какая-то случайно оброненная шутка во дворе, как ни странно, задела Сачико за живое.
Сачико вдруг побежала, и я просто так, не зная почему, тоже побежал за ней. Сачико стояла на краю обрыва на краю соснового леса и плакала. Увидев меня, Сачико стала истеричной и злобно закричала: «Трус! Умри! Кто тебя полюбит! Ты же сам просил меня играть эту пьесу. И теперь ты набрался наглости и говоришь такое! Что ты за негодяй!» Я был повержен в бездну отчаяния, и перед моими глазами всё потемнело. Да, это была игра! …Гнусная игра, которую я сам затеял! Я попросил у Сачико прощения. Я умолял её, чтобы она ещё немного потерпела и продолжила эту пьесу, потому что я больше никогда не буду так высокомерно себя вести. Но Сачико холодно отвернулась и не согласилась. Тогда я сказал Сачико следующее: «Хорошо, тогда ничего не поделаешь. Финал этой пьесы — смена декораций. Ненавистная женщина, которая передумала! Я убью тебя!» И не успел я закончить говорить, как столкнул с обрыва побледневшую от ужаса Сачико. В тот миг я понял, что для того, чтобы любимая женщина никогда не досталась другому, у меня не было иного выбора, кроме как убить её своими руками…»
Мин прижал лицо к подушке и заплакал.
Коичи молча накрылся одеялом.
Слышно было, как дождь, смешанный с ветром, хлещет по ставням.

6

Спустя некоторое время Коичи высунул лицо из-под одеяла и спокойным тоном обратился к Мину:
— Мин, я думаю, ты говоришь правду.
Мин не ответил.
— Но, Мин, Сачико убил, по крайней мере, не ты. Конечно, ты, возможно, столкнул её с намерением убить, но Сачико, падая, зацепилась за сосну и потеряла сознание. В то время она не только не была мертва, но и, вероятно, отделалась лишь небольшими царапинами. Затем один человек, который следовал за вами, был удивлён криком Сачико и бросился к месту происшествия, но, увидев, что ты уже убежал, он увидел Сачико, повисшую под обрывом, и тут же пошёл куда-то за верёвкой и, опираясь на неё, спустился к Сачико. И этот человек, вместо того чтобы помочь Сачико, некоторое время, казалось, колебался, но затем по какой-то причине снова столкнул тело Сачико вниз. Этим человеком был никто иной, как я… Почему я должен был убить Сачико таким образом? Я с самого начала не доверял вам. В наших отношениях невозможно было полностью избавиться от подозрений. Я постепенно начал чувствовать тяжесть этого подозрения. Я, сохраняя внешнее спокойствие, вынюхивал вас, как охотничий пёс. Но то ли между вами на самом деле ничего не было, то ли вы оказались лучшими актёрами, я никак не мог уловить хоть какой-то след. Я почувствовал странное нетерпение, которое было даже смешным. Мне даже казалось, что я с самого начала ждал вашего прелюбодеяния и намеренно заключил продуманный брак только для того, чтобы обмануть вас… Но вскоре твоя болезнь обострилась, и Сачико сказала, что хочет приехать и остаться на ночь, чтобы ухаживать за тобой. Я тут же согласился. Я использовал одну из горничных в качестве шпионки, чтобы следить за вами. И вот, как и следовало ожидать, пришло сообщение о том, что вы, похоже, избегая посторонних глаз, целуетесь и обнимаетесь. Конечно, я не мог знать, что это была пьеса, которую ты затеял, и бедная Сачико просто играла роль, которую не хотела, из жалости к умирающему тебе. Я захотел сам увидеть вашу неверность. Поэтому в пятницу я нарочно приехал на день раньше, чтобы никто не узнал. Сначала я вошёл в сосновый лес, из которого хорошо просматривалась твоя комната и задний двор, и оттуда наблюдал за происходящим в бинокль. Как раз вовремя я увидел, как вы, казалось, дружелюбно разговариваете во дворе и на веранде. Вы, казалось, перекинулись парой слов, и тут же Сачико побежала. Ты тоже поспешно побежал за ней. Сачико открыла заднюю калитку и помчалась прямо в лес, где я прятался. Я быстро спрятался в глубине, чтобы меня не заметили. Но вскоре со стороны обрыва раздался пронзительный крик Сачико. Затем сквозь деревья было видно, как ты, смущённый, задыхаясь, с громкими шагами появился и снова побежал в сторону виллы. Я сразу понял, что ситуация не из лёгких, и бросился в сторону крика Сачико. И, как и ожидалось, Сачико опасно висела на середине высокой скалы. Я хотел было громко позвать на помощь, но передумал. И быстро выбежав из леса, я прокрался в сарай соседнего крестьянского дома, схватил связку попавшейся под руку верёвки для колодца и вернулся. Я привязал эту верёвку к корню ближайшего дерева и, ухватившись за неё, благополучно спустился к Сачико, но, увидев лицо потерявшей сознание Сачико, внезапно передумал. — Зачем мне спасать такую неверную жену? Что за глупость. Убить её и обвинить её любовника в убийстве — разве этого недостаточно? Поскольку ты уже считал, что убил её, ничего проще не могло быть. Скорее, спасение её жизни равносильно аннулированию воли Бога. Я так решил и со всей силы пнул её тело. Она упала прямо на скалу, о которую разбивались белые волны, оставив на сосновой ветке рукав своей одежды. Я взял рукав и положил его на скалу, хотел создать видимость, что там произошла борьба между Сачико и тобой, чтобы скорее обнаружили следы, но я передумал, решив, что будет хуже, если, сделав такой трюк, ты сам заметишь присутствие третьего лица. Затем я тайно вернул верёвку в сарай прежнего крестьянского дома и тут же сел на поезд и поехал домой. На вокзале, когда я выходил и садился, я заранее переоделся в другую одежду, чем обычно, и даже надел тёмные очки, чтобы меня не заметили станционные служащие. Вернувшись домой, я сразу же отправил телеграмму на имя Сачико с извинениями за опоздание. Это ни в коем случае не было алиби, но имело эффект, слегка вводящий в заблуждение. И на следующий день, получив телеграмму о внезапной смерти Сачико, я в панике приехал. Но у тебя была высокая температура, почти до потери сознания, и ты стонал. Я подумал, что тебя арестуют по подозрению в убийстве Сачико на основании того, что ты поссорился с Сачико и побежал за ней, и в этом случае я собирался объяснить ваши отношения с Сачико и косвенно доказать твою вину. Однако Сачико признали умершей в результате несчастного случая. Мне следовало изготовить более явные доказательства убийства, например, положить рукав на край скалы, пусть даже немного неряшливо. Я был немало разочарован. Но я ещё раз переосмыслил ситуацию. Разве есть какой-то смысл обвинять умирающего человека в убийстве, тем более если он сам это ясно осознаёт? Разве не будет гораздо эффективнее, если муж Сачико, то есть я, признается, что не только знает о его преступлении, но и выполнил вместо него цель, которую он по неосторожности не смог достичь?»
Мин тихо застонал.
— Братец, Сачико просто играла. Сачико действительно любила только тебя. А ты даже не знал об этом… — Мин сильно закашлялся. И выплюнул алую кровь на белую подушку.
— Мин, я хотел сказать совсем не это. Послушай… — Коичи нежно погладил брата по спине, говоря это.

7

Спустя неделю Мин умер. Коичи больше не мог выносить пребывания в этом проклятом месте и решил вернуться в столицу. Поэтому Коичи привёл в порядок разные вещи. И вот из письменного стола, которым пользовался Мин при жизни, вышло письмо, лежавшее в простом конверте из вощёной бумаги.
На конверте было написано: «Моему дорогому брату». Рядом стояло «Секретно». Коичи некоторое время колебался, держа его в руке. Он подумывал сжечь его как есть. Но, в конце концов, решился и вскрыл конверт.
— Братец. Прости меня за эту злую шутку. Если ты, колеблясь, вскрыл это письмо, то я верю, что ты действительно любил Сачико и меня. Полагаясь на твои чувства, я клянусь Богом и рассказываю тебе последнюю правду. Сачико любила не тебя, а всё-таки меня. В тот день Сачико, не знаю почему, была очень истеричной, и когда я поймал Сачико на том обрыве, она, плача, попросила меня умереть вместе с ней.
Я люблю тебя, братец, и, хотя мне недолго осталось жить, я не хочу кончать жизнь самоубийством, пользуясь мимолётной сентиментальностью Сачико, поэтому я категорически отказался от этого. Тогда Сачико вдруг что-то закричала и бросилась вниз с обрыва. Я не убивал Сачико. Сачико убил ты!
Ты можешь задаться вопросом, почему я сказал, что сам убил Сачико, но это только потому, что видя тебя, братец, погружённого в воспоминания и вещи умершей Сачико, ты - ты казался мне очень жалким и в то же время вызывал у меня невыносимое отвращение. Я безмерно счастлив, что смогу жить с Сачико в мире без тебя.

Коичи зажёг спичку и поджёг письмо.
— Вот как. Мин так хотел заполучить Сачико. Возвращение Сачико от Мина было моей ошибкой.
Коичи вышел на веранду и долго размышлял, глядя на морской пейзаж, где никого не было. Затем он обратился к морю:
— Но, Мин, я с самого начала видел и знал эту сцену. Мне стыдно, но я следовал за вами и подглядывал, и всё это видел из тени дерева, что была рядом. Сачико загнали в угол и вывели на край обрыва, но, пытаясь избежать тебя, который всё ещё упорно преследовал её, она поскользнулась и упала. Ты в ужасе убежал, даже не удостоверившись в безопасности Сачико, не так ли? Сачико упала прямо вниз, всего лишь слегка зацепив рукав за край того обрыва. Как и ты не убил её, так и я ни в коем случае не убивал её. Но в любом случае, похоже, ты выиграл этот бой… Спи спокойно.

1928