Синдром уходящего. 17

17

Закончив наконец исповедоваться перед вынужденными слушателями, призрачница замерла в позе невинной добродетели. Длак хранил беспристрастное молчание. Ян также не спешил высказываться, переваривая услышанное. Да, конечно, где-то он понимал Явлину: несправедливо оболганной и вышвырнутой прочь из дома мужем, не позволившим даже слова сказать в оправдание, ей сложно было совладать со своими чувствами и потом, найдя истинных злодеев не отомстить… однако то, как именно оскорблённая женщина поступила со своим мужем – юноша, возможно из-за чувства мужской солидарности, понять не мог.

Но… как говорится: было-быльём поросло. Тем более столько лет минуло. Надо было понять, теперь-то что со всем этим знанием делать?


Призрачная дева меж тем опять придвигалась ближе. Складывалось ощущение, что облегчив собственную совесть, она теперь намеревается сожрать и своих невольных «душеприказчиков», чтобы одним махом и концы в воду… Но вышло по-иному. Неожиданно, не принимавший до того участия в беседе волкодлак поднялся на задние лапы и, приблизившись вплотную к недавней рассказчице, состоявшей сейчас словно из белёсого туманна и серовато-осклизлой дымки… произнёс:

- Мать сыра-земля, отец ночной небосвод да брат лес дремучий, отпустите с миром дух призрака, привязанного старыми обидами да собственным непрощением к этому месту. Укажите ему другой путь – в приятии да забвении прошлого. Нет больше над ней гнёта из воспоминаний пережитого да содеянного, ибо открыла она по доброй воле всю правду двум путникам, и тем очистилась. Я, сын ночи, принимаю сказанное Явлиной и присягаю своей честью, что нет у меня ни зла на неё, ни корысти в сердце. Пусть ушедшее останется в прошлом, а грядущее в нынешнем.

Разинув рот, глядел Ян на своего спутника. Сложно было ожидать этакой пламенной речи от неуклюжего, до недавнего времени зашуганного волчонка… И откуда тот только набрался такого? Увидев, что юноша стоит как соляной столб, Длак тихонько прихватил зубами обшлаг рукава парня. «Ну, что же ты молчишь?» - читалось в волкодлачьих глазах: «Теперь твоя очередь говорить». Ян прокашлялся и, сам не зная что скажет, неожиданно для себя произнёс нараспев...

* * *

- Как же ты… потом? – Неожиданно переходя на неформальное обращение спросила Весёна у враз замолчавшего колдуна, тихо тронув того за рукав.

- Та… - Махнул рукой Лещей. – Дело то прошлое… Отец подмогнул. – Добавил после некоторой заминки.

- В самом деле? – Тут же вскинулась Веся. – Каким же образом? Расскажи…-те… пожа-а-алуйста.

- Ну, как помог… - Насупился Лещей. – Он полагает, что помог, а так… Когда я вконец обессилил и уже совсем было прощаться с жизнью собирался, он тут и нарисовался.

- Бр-ррр… - Поёжился домовой, видно припомнив это явление Кощея. – Статный мужчина, но таким хладом веет от всей его стати.

- Да… - Кивнул, не то собственным мыслям, не то подтверждая описание Митяем своего отца колдун. – Увидел в каком состоянии… хмм… сын его единственный пребывает. И помог, как мог. Точнее, как ему показалось правильным.

Вместо того, чтобы поддержать Лещея добрым словом, либо ещё как-то – чего можно было ожидать после долгой разлуки с сыном и видом, в котором застал его – Кощей удивил тем, что первые слова обратил к домовому… и были те слова на удивление ласковы.

Нежданный гость поблагодарил нежить за уют и тепло, царившее в избе. И только потом повернул гордую голову с непроницаемым выражением глаз в сторону распластанного на печи отпрыска. Ничего доброго Лещей от отца так и не услышал… Бесстрастным голосом Кощей поведал, что сын… сам виноват, что никто из местных не пришёл ему на помощь. А теперь уже поделать ничего нельзя, только лишь…


Окончание на подходе...