Материнский инстинкт

Эпиграф

«Тогда женщина, сын которой был жив, заговорила с царем,
ибо сострадало сердце ее к сыну своему, и сказала:
„О, господин мой! отдайте ей этого младенца живого, не убивайте его“…»
— Третья книга Царств 3:26

Самолет Нью-Йорк — Москва, Москва — Пермь. Долгий перелет.

Молодой врач летел на медицинский симпозиум. В прошлом он был усыновлен из детского дома в Перми и вырос в обеспеченной американской семье.

Мы оказались соседями по креслу, и, как это бывает в долгих поездках, разговорились. Он говорил хорошим, но чуть суховатым русским, словно слова давались с усилием. Темы менялись одна за другой, пока речь не зашла о Перми.

— Там много детских домов, — вздохнула я. — Я когда-то работала воспитателем. И знаете, одна история не выходит у меня из головы уже тридцать лет…

Тридцать лет назад. Аэропорт.

Я стала невольной свидетельницей сцены: молодая иностранная пара приехала за ребенком, которого усыновляла. Женщина буквально светилась счастьем, в ее глазах читались волнение, неверие в свое материнство. Она суетилась, предлагая малышу лучшие игрушки, красочные книжки, конфеты.

Мальчик — его звали Вася — сидел в детском кресле, безучастный ко всем этим дарам. В детском доме таких вещей у него не было, и он попросту не знал, как на них реагировать.

Я наблюдала за ними издалека. Хотела убедиться, что Вася попал в хорошие руки. Я знала, что семья достойная: документы в порядке, люди обеспеченные, серьезные. Женщина не отрывала от мальчика глаз, говорила с ним, пыталась вовлечь в игру. Ее муж держался чуть поодаль, нервно поглядывал на табло.

Погода в тот день была нелетная, рейс несколько раз откладывали. Но вот наконец объявили посадку. Началась суета. Мужчина, похоже, не сразу разобрался в объявлении и метнулся к стойке уточнять детали. Женщина продолжала ворковать с ребенком.

Я стояла далеко, не слышала слов, только наблюдала.

Через минуту муж вернулся, явно обеспокоенный, что-то резко сказал жене, торопил ее. Они принялись в спешке собирать вещи — чемоданы, сумки, документы. Женщина схватила свою дорожную сумку и поспешила за исчезающим за углом мужем.

И тут… она внезапно остановилась, будто натолкнулась на невидимую стену.

Медленно повернулась.

Ее лицо залила краска смущения, стыда.

Она забыла про ребенка.

Вася все так же спокойно сидел в кресле, будто ничего не происходило.

Прошла секунда. Другая.

И вдруг женщина метнулась назад, схватила мальчика, крепко прижала его к себе, наклонилась, что-то горячо зашептала ему в волосы. Затем, уже не оглядываясь, бросилась догонять мужа.

Я смотрела им вслед и не могла отделаться от мыслей, что буквально захлестнули меня.

Вот что значит материнский инстинкт. Это не только желание заботиться, не только радость, не только объятия и улыбки. Это что-то на уровне самой природы, вшитое в кровь и кости. Это рефлекс — в первую секунду хвататься не за сумку, не за документы, а за своего ребенка.

Но разве можно требовать такого от женщины, которая никогда не носила его под сердцем? Которая не вставала по ночам, прислушиваясь к дыханию малыша в соседней кроватке?

И все же… Она вспомнила. И это было главное.

Настоящее. Самолет.

— Надеюсь, этот мальчишка вырос счастливым, — задумчиво проговорила я.

Рядом со мной раздался негромкий голос:

— Вы сказали… Вася?

Я повернула голову. Молодой человек, который до этого внимательно, но молча слушал, теперь смотрел на меня в упор.

— Да, Васечка, — кивнула я. — Я хорошо его запомнила.

Он сделал глубокий вдох, затем выдох.

— Знаете… Этот мальчик вырос счастливым. Его родители сделали для него все.

Я смотрела в его глаза.

И вдруг поняла, кто сидел со мной рядом.