Остров сокровищ

Если враг приоткрыл дверь – вставь туда ногу
Кажется, Сунь-Цзы

- Дедушка Ван расскажи мне сказку. - попросил маленький Лю.
Легкий ветерок пролетел над черепичной крышей и запутался в ветвях корявого дуба у ворот. Застрекотала испуганная сорока и взлетев, обозревала пространство двора возле дома с черепичной крышей. Домик казался старым. Черепица покрылась зеленеющим мхом. Она довольно долго умывалась дождями, и туманы, приходящие по утрам от реки, не давали мху пропасть навсегда. Ничего интересного для себя сорока не приметила, кроме двух находящихся там людей. Большой сидел у стены на скамеечке, а другой, маленький, стоял возле большого, и время от времени подпрыгивал. А, вот в соседском дворе, что-то блеснуло на утоптанной площадке. Не иначе кто-то что-то потерял. И, сорока, перепорхнув через старый глинобитный забор, увитый гибискусом, опустилась на землю. По зеленеющей изгороди разодранными колокольчиками разбросаны красные цветы. Красивые, но с тонким запахом одной лишь свежести, и с задержавшимися внутри, прозрачными капельками росы. Повертев головой, шустрая птица попрыгала к предмету своего интереса… Вдали, будто в дымчатой пелене над бескрайними полями гаоляна, виднелись округлости голубеющих гор. По равнине, среди полей извивалась большая река Сунхуацзян. В небе, порхая, насвистывала какая-то пичуга. И названия ей не знал даже дедушка Ван. И воздух был напоен теплом солнца и чистотой неба. И всё, всё окружающее, на вид такое прочное, незыблемое, как сама земля, отчего-то казалось загадочным, тайным, неясным, и будто бы, сказочным. Оттого и хотелось маленькому Лю сказки, потому что виделось ему, будто за то-о-ой вон, дальней горой, прячется какой-то великан, и пока вовсе не ясно, - добрый он, или злой?
Дедушка засмеялся. Узкие глаза его превратились в щелочки, он сплюнул и подкурил погасшую трубку.
- Хорошая трубка. Её ещё мой дед курил, а может, и его дед. И ты, вырастешь, будешь сидеть в этом дворе со своим внуком, смотреть как растёт этот дуб и курить эту трубку.
- С каким это внуком? Откуда он у меня возьмётся? Скучно так, дедушка Ван. Сидеть и смотреть на дерево. И чего на него смотреть? На нём ничего нет.
- Как это? – притворно подивился дедушка, качая седой головой от плеча к плечу. -  Всё на нём есть. Погляди внимательней: мощный ствол, крепкие ветки, листья, - зеленые весной и желтые осенью. А, жёлуди? Ты маленький, - тебе земле ближе воздавать поклоны, поэтому ты скоро примешься их собирать. А потом отдадим нашим свиньям. Вон сорока на дубе стрекотала. Бабочки кружатся, шмели роятся, пчёлы... Как-то я даже белку видел. Кошка, бывает, заберётся и лежит на во-о-он той ветке: воробьёв караулит. Снова их развелось, видимо-невидимо. А когда-то казалось, пропали…
- Это разве интересно? –закрыл глаза и покачал головой внук.
- А, бывает, если долго смотреть, то и дракон на дуб прилетает…
- Какой дракон, дедушка Ван?
- Самый настоящий… Великий…
- Да как же он дерево это не сломал? Раз он – Великий?
- Всё его величие в том, чтобы сделаться соразмерным, и даже прикинуться в другом обличье, а мудрость его – чтоб не пугать своих подданных попусту. Оттого может оказаться он сорокой, котом, воробьём. И подслушать, всё что замышляют его враги или нерадивые слуги. А может оборотиться он в армию бесчисленных воинов, и в голове каждого из них зазвучит его победный клич, и все они, как один, пошагают вперёд, не считаясь со своей гибелью, и с гибелью тех, кто рядом, - да и кто они, идущие рядом? безвестные? безымянные? Всего лишь чешуйки бронированного панциря не уязвимого для вражеских стрел и копий…
- А для пуль, дедушка Ван?
- Ни для пуль, ни для снарядов, ни для всего прочего, маленький Лю. Нет на земле ничего такого, что способно пробить броню и поколебать устои древнего Китая. Чешуйки – это да, те - отлетают. А самому панцирю – вреда не причинить!
- А ты откуда всё это знаешь, дедушка Ван?
- Давно я на этой земле. В ней кости моих, а значит и твоих, предков. И мои останки, - придёт такое время, - ты сложишь рядом с уже лежащими. Наша земля полита потом и кровью. Многое наблюдал я, многое, сидя в тиши со своей трубкой, - то в лесу, то на вершине горы, то на берегу реки. Размышлял. А самое главное, маленький Лю! - слушал я старых людей. Запоминал, впитывал. Как молодая поросль бамбука впитывает летний дождь, посланный небом, и тянется от появившихся сил к тёплому солнцу, - так и я тянулся. Теперь я -большой и сильный, а ты – маленький и слабый. - И дедушка ущипнул внука за ухо.
- Ай! – завизжал маленький Лю. – Не щипайся! Сказку хочу! Сказку!
Дедушка Ван вздохнул, выпустил сиреневый дым, повернув голову посмотрел в небо, - по его покрывалу неспешно плыло белёсое облако похожее очертаниями на сам Китай, а затем вытянулось в фигуру дракона с извилистым, истончившимся хвостом…
- Послушай маленький Лю, всё на этой земле не даётся за так. Сказку нужно заслужить. И, если увижу я, что ты такой же хитрый и ловкий, как я в твои годы, - то так и быть расскажу тебе свою самую заветную сказку.
- А про что, дедушка? Про что, сказка?
- Про что?.. – дедушка вновь посмотрел на небо и прищурил глаз, - из-за облака показалось солнце. – Сказка эта об острове сокровищ…
- Об о-остро-о-ве со-о-кро-вищ?!.. – протянул маленький Лю и глаза у него загорелись. – А где этот остров? Где?! Хочу про остров сокровищ… - Шептал уже просительно. - Как мне заслужить эту сказку, дедушка Ван?
- Тебе нужно притворится великим воином, пробраться лисой в стан врага и выкрасть у него самую важную тайну!
- А где этот враг?! Где эта тайна?! – маленький Лю вскочил и сжал кулачки, будто уже собрался биться с невидимым ворогом. И от нетерпения запрыгал на месте.
- Враги, маленький Лю, захватили наш дом, а самый главный из них, воплотился в твою бабку Ян. Берегись этой ведьмы, маленький Лю! Ты должен прокрасться тайно и утащить из сундука кувшинчик…
- Так в нём же ханьшин! Бабушка настрого не велела его трогать!
- Вот видишь, как легко враги заколдовывают и переманивают на свою сторону? – вздохнул дедушка. – Пусть тогда твоя бабушка тебе сказку рассказывает.
- А она её знает?
- Она знает только как жарить свинину и дурить голову такому маленькому сяочжу, - дедушка дразня похрюкал и вновь ловко схватил внука за ухо.
- Ай! – закричал тот. – Я не поросёнок!
- Попался! Чумазый сяочжу! – закричал дедушка. – Ну, так как? Выбирай: ты – воин, или бабкин веник из чумизы? Или я тебя съем!
- Во-о-о-ин… - прохныкал маленький Лю.
- Ну так ступай! И выполняй приказ - принеси старому полководцу кувшинчик с ханьшой.
- А разве ты сам не можешь подняться, войти в дом и взять всё что тебе требуется?
- Ты что? Совсем байчи?! Как мне такому большому прокрасться незаметно в стан врагов что захватили наше жилище?
- Какой я байчи? Я с ума не сошел…
- Ну, тогда одна надежда остаётся, маленький Лю, - только на тебя…
Потирая ухо, маленький воин, отчего-то с внезапно появившейся опаской, заозирался, пригнулся, и будто взаправду направился в логово врага…
Он незаметно проскользнул мимо бабушки Ян. В руках та держала острый нож. Дедушка Ван был прав и от этого Лю вначале испугался. Но бабушка чистила пойманную дедом рыбу. Ловко вспарывая рыбьи животы и что-то напевая. Вокруг бабушкиных ног вился серый кот Мао. И ни бабушка, ни кот проникшего в дом лазутчика не заметили.
В сундуке оббитом свиной кожей Лю обнаружил керамический кувшин заткнутый плотно подогнанной деревянной пробкой с медным, чуть зазеленившимся снаружи кольцом. Он спрятал его под своей просторной рубахой, прижал к телу локтем и проскочил во двор.
На дедушку Вана заветный кувшинчик произвёл благостное впечатление. Он похвалил внука:
- Шаньго, маленький баобао! Теперь ты почти заслужил сказку про остров сокровищ.
- Дедушка Ван, а что значит «почти»? Я разве в точности не выполнил твоего приказания?
- Ты его выполнил как охотничья собака - не думая головой. Тебе нужно было немножко поразмышлять, а как же старый полководец распорядится вражеской тайной? Вот, если бы ты ещё прихватил стаканчик…
В конце концов дедушка Ван выпил ханьши из принесенного стаканчика, вновь подкурил было погасшую трубку, выпустил сиреневый дымок и торжественно произнёс:
- Ну… тогда слушай маленький Лю… Послушай, и запомни. Великая страна Китай… Самая средина земной тверди. И все в Китае – Великое. Великая стена. Великая река Хуанхэ. Великое Китайское море. Великий Кормчий. Великий Дракон. Только люди – маленькие. Но великое множество их, и все они тверды как терракотовая армия Цинь Шихуанди, и оттого Китай - самое древнее царство на земле. Все остальные в прах рассыпались. Где они? Исчезли, как тени. Все разбились о несокрушимую стену Китая. Где завоеватели? Где победители? Никого не осталось…
И в расплывавшемся дыме маленький Лю, казалось, всё увидел, как наяву, и с приоткрытым ртом продолжал лицезреть открывшееся перед ним дивное сказание…
- Два врага было у Великого Дракона – Северный Тигр и Восточная Обезьяна. Совсем недавно, каких-то сто лет назад, - ну, может, чуть больше, - для нашего народа маленький Лю – это - позавчера, - Северный Тигр и Восточная Обезьяна, визжа и кусая друг друга, сцепились на нашей земле. Каждый хотел владеть ею. Одни даже проложили железную дорогу и построили город, а другие обозлились на такое своеволие, и потому – схватились они. И бились не на жизнь, а на смерть.
- А что же, Великий Дракон? Дедушка Ван?
- Не перебивай, сяочжу! Великий Дракон мудро взирал с гранитного уступа горы Хуашань. Когда чужаки-лаовай дерутся, притаись и внимательно наблюдай, а потом ты станешь победителем над этими байчи. И все, кто был от места схватки вдалеке, затем приблизившись и увидев воочию как ты попираешь своею ногой трупы врагов, - воздадут тебе великие хвалы и будут затем повторять их тысячу лет! И никто не узнает, что лаоваи истребили сами себя.
- И, что? Великий Дракон победил?
- Нет, в то время он не смог победить. Обезьяна изловчилась и бросила песок в глаза тигра, а затем ударила его мечом. Тигр уполз на север зализывать раны. Затем того тигра убили свои подданные, и вместе с тигрятами сбросили в глубокую пропасть, и стали радостно петь новые песни. Им показалось, что они стали свободными. Но нельзя прийти в этот мир и быть от него свободным. Этот мир очень жесток, в нем царят законы данные нам свыше, а тигры и обезьяны – это всего лишь дикие звери, они стареют, болеют и дохнут. Лишь Великий Дракон – это дух! Он живёт уже тысячи лет! Он – бессмертен! Но прошло время, и в соответствии с законом Великого равновесия между добром и злом, появился новый Тигр. Он был страшен, свиреп и могуч. И получилось так, что хитрец Великий Дракон менял в то время свою кожу и не мог совладать с двумя врагами сразу. Тогда он натянул шкурку кота и сделался маленькой копией тигра, повел хитроумные речи, восхвалял его и притворился преданным другом. Постаревшую Хитроумную Обезьяну они сообща одолели, и она, завывая, корча рожи и скаля клыки, убралась за море, на свои острова Жибань…
- А тот тигр дедушка?
- Свирепый желтоглазый тигр, маленький Лю, в свой черед издох от старости, и его подданные выволокли его из гранитной пещеры, пинали мёртвого, дёргали хохоча за усы, а затем, натешившись, забыв о том, как боялись этого зверя, - содрали с него шкуру, а одряхлевшую тушу зарыли под крепостной стеной. С той поры они всё трясут тигриной шкурой, но из нее летит лишь пыль прошлого и осыпается мех, проеденный молью. Мертвечиной нельзя напугать. А Великому Дракону вернулась и его земля, и построенный чужаками город, и железная дорога.
- А остров? Дедушка? Остров сокровищ?
- Какой ты, неугомонный. Мы постепенно приближаемся, ибо не всё сразу, а следует одно за другим. И второе никогда не сможет опередить первое. А ты пытаешься прыгать как блоха. Наберись терпения, и это тебе всегда поможет. Пойди лучше и принеси мне кусок жареного карпа…
Дедушка Ван выпил из маленького стаканчика, подкрепился, набил свежего табака в свою трубку и раскурил её заново.
- Слушай маленький Лю! Далеко-далеко на севере, где течёт Чёрная вода, есть остров, и на нём Чёрный дракон, тот что жил на земле до Великого Красного дракона зарыл свои сокровища, и из-за этого получил остров название – Чженьбао. О том как-то пронюхали хитрые лаоваи. Они захватили остров Чженьбао, сокровищ там отыскать не смогли, но постоянно о том помышляли. И вот Великий Дракон прознал, что появился у чужаков ученый человек, и сможет он отыскать спрятанные сокровища. Много тогда было у них учёных людей, - они запустили царь-ракету в небо, они взорвали царь-бомбу на земле, и завладели они к тому времени половиной всего Подлунного царства. Тогда Великий Дракон решился в битве отвоевать сокровища, но не отдать их в жадные руки чужаков. Оборотился Великий Дракон во множество воинов, и в их строю шагало два друга - одного звали Ван…
- Как тебя, дедушка?
- Да. Как меня…. А второго звали Лю…
- Как меня, дедушка?
- Да. Как тебя.
Дедушка замолчал, налил ханьши в стаканчик и двумя руками вознес его к небу и губы его беззвучно шевелились. Маленькому Лю стало отчего-то страшно, и он вжал голову в плечи.
Дедушка выпил и приложив пустой стаканчик ко лбу, отставил его на маленький, стоящий рядом столик.
- И услыхав клич Великого Дракона двинулись воины вперед. Это были настоящие храбрецы. Они били чужаков голыми руками, а те, обуянные страхом не смели им отвечать своим страшным оружием. И вот, когда чужаки сбежали с острова, то затем опомнившись и завыв от злости, они опрокинули на эту маленькую землю море огня из тайных небесных кувшинов. И почти все, кто был там, погибли.
- Дедушка, а что было в тех кувшинах, неужели ханшин?
- Ханшин, маленький Лю, тоже горит. Вот, гляди…
Дедушка вылил немного влаги на землю и чиркнул спичкой. Земля в этом месте загорелась прозрачным пламенем с синеватым ободком.
- Там был очень сильный ханшин. Такой, что если выпить, то сразу сгоришь.
- А воины Ван и Лю? Что с ними стало?
- Воин Лю – погиб. А воина Вана хранило небо. Он выжил.
- А как же сокровища? Дедушка Ван? Где они?
- Остров тот, - и есть сокровище, маленький Лю. Ибо каждый ли родины – драгоценен.
- А что же враги?
- Враги сожгли остров. Но на него больше не возвращались. И остров Чженьбао – теперь наш навсегда.
- Дедушка Ван, а как лаоваи называли наш остров Чженьбао?
- Они называли его - остров…

Даманский открылся перед глазами рядового Владимира Рябухина каким-то серым, невзрачным пятном. Река Уссури, скованная льдом, извилисто стремилась на север. Остров примыкал к китайскому берегу. И от него практически ничем не отличался, - Китай Китаем, - кроме, разве, невидимой с советской стороны, безымянной, отделяющей от чужого берега, протоки, шириной всего метров в двести. И мутная Уссурийская вода, стекающая с южных отрогов Сихотэ – Алиня отсекала речной островок от громадного Китая.
Под утро, их, мирно спящих в казарме на окраине Лесозаводска, подняли по тревоге. Построили. Сказанное ошеломило: второго марта вооруженные китайцы пересекли государственную границу, вторглись на остров. О потерях отцы - командиры рядовому и сержантскому составу ничего не сообщили. Вопросов никто не задавал. И, Рябухина, ещё не до конца проснувшегося, не осознавшего что это не сон, обуяло странное гнетущее чувство, в ушах зашумело, а ноги сделались ватными: «Неужели… опять война… письмо надо маме написать…» Вспомнился отец – фронтовик. О своей войне он ничего не рассказывал. Его как-то даже приглашали в школу, выступить. Но он отказался и не пошел. Сказал лишь, и Рябухину, младшему сыну в их семье, запомнилось: «Рассказчики, сын, героические, и без меня сыщутся, - только свистни. Я, так думаю, что каждому поколению назначена своя война, так что, готовься. Самое паршивое, - что не знаешь, где и когда…»
Раздавались отрывистые команды офицеров, им вторили сержанты. Рябухин, будто уже окончательно себе не принадлежа, тщательно выполнял что ему указывали, и то, что должен был исполнять без команды. Согласно здравого смысла и врожденных инстинктов. Так было легче. Думать – не нужно. Праздные мысли несут сомнения. Их быть не должно. Но слухи, - один невероятнее другого, - всё ширились.
- Слышь, Вовка… - шептал землячок Костя Токарев, когда они с отвисшими почти до колен руками загружали армейские грузовики на складах, - грузили всё: боеприпасы, палатки, металлические к ним сборные конструкции, металлические печки, разборные вытяжные трубы, маскировочные сети, бухты с тросами для растяжки сетей, катушки с электропроводами, раскладушки, матрацы, шанцевый инструмент, дрова, продукты, электрогенераторы, металлические бочки с топливом, и другие, с чем-то ещё, и как всегда, в таких выходящих из ряда вон случаях, начиналась неразбериха, - оказывалось что загрузили не то и не тем, но транспорт уже ушел, а то что было нужно в первую очередь, только теперь отыскали и его ещё только предстояло погрузить, но не было машин. Офицеры заметно нервничали. Рябухина и Токарева призвали из одного города, но Костю на полгода раньше, и не удивительно, что знал он больше.
- Китаёзы ночью забрались к погранцам, прямо в расположение и всех их спящих перекололи.
- Как?! – удивился Рябухин. Сказанное давным-давно: «Граница на замке» намертво вросло в его сознание ещё с детских лет. – Как могли их переколоть?!
Пограничники считались элитой вооруженных сил, хотя относились не к Советской армии, а совершенно к другой организации, название которой почему-то произносили с придыханием. Туда отбирали рослых, крепких, грамотных ребят со спортивными разрядами. Та организация могла себе это позволить и какого-либо социального дарвинизма в её рядах не приветствовалось и не наблюдалось, - там всё прививалось строго по-мичурински. Спокойно, методично, уверенно. А вот оставшиеся после просеивания доставались армии и флоту. И там просеивание продолжалось, но сита уже были с другими отверстиями. Рябухин и Токарев попали служить в инженерно-саперный взвод под командованием старшего лейтенанта Калабина.
- А вот так! Там у них какой-то отряд специальный. Они под снегом спят, жрать могут хоть крыс, хоть воробьев, хоть человечину, а потом как волки, ночью, след в след, а последний специальным веником заметает. Не увидишь ты их. И, погранцы, значит тоже, увидеть не успели.
- Ножами, их что ли?
- Ножа-а-а-ми, - хмыкнул саркастически Токарев. – Если бы ножами, то это полбеды…
- А как тогда? – удивился Рябухин.
- Вот сразу видно, что ты свиней не колол, - ухмыльнулся Токарев.
- А ты где их колол?! Где у тебя в городе свиньи живут? В квартире, что ли? – с обидой произнес Рябухин. Внутри его поднялась какая-то горячая, обидная волна, то ли на Токарева, то ли на себя, - действительно, ни разу не принявшего участия в таком увлекательном деле.
- Колол. У деда в деревне. – уверенно ответил Токарев. – Её ножом в сердце ударишь, а она, всё одно визжит. А в таком деле, - сам понимаешь, тишина важна…Нельзя чтоб другие услышали.
- И, как, тогда?
- Только смотри никому! Мне под строгим секретом сказали, - чтоб панику не сеять. Шомполами. Они конец шомпола левой рукой зажимают, греют и так подкрадываются. Потом в ухо спящему вставляют, чтоб холода не почувствовал, а сверху – ха! – ударил он правой ладонью по невидимому шомполу в своей левой руке. Подобный жест, конечно более плавный, в форме расслабленного похлопывания в сознании Рябухина означал совершенно иное, приятное, и к смертоубийству отношения не имеющего, даже, наоборот… Вспомнилась Рита. И их последние дни перед уходом на службу. До боли захотелось стянуть её, такую податливую и мягкую, прочным узлом, и что есть силы, до одури вжаться. И, спрятаться… Погружаясь в тёплый покой и нарастающее наслаждение… Обещала ждать. Тоже нужно ей написать. Мало-ли что…
- Шомпол через ухо прямиком в мозг входит, и даже пикнуть не успеваешь!
- Дела! – ответил и внутренне содрогнулся Рябухин. – А как же караул?!
- И караул сняли. Их там обучают. Тебя обучали?
- Да где там… Стреляли один раз после присяги…
- И я не больше.
Как будто прочитав мысли солдата о письмах на родину старший лейтенант Калабин приказал старшине Мурлину построить взвод, и быстренько организовать перекличку. Переклички участились, их проводили теперь при каждом построении.
- Авдеев!
-Я!
- Бондарь!
-Я!
- Великов!
- Я!..
Фамилии, по списку, вынутому из нагрудного кармана, зачитывал Мурлин, крепкий, не особо сообразительный, но исполнительный «лоб», впрочем, не чуравшийся юмора, понимаемого им весьма своеобразно. Солдаты между собой его называли «Мурло». Лицо у того было действительно широким и скуластым, отчего глаза делались как-бы с прищуром, будто каждого на кого смотрел, в чем-то подозревал. Мурлин дослуживал третий, последний год. Он злился, что эти «салаги» теперь служат на год меньше. До армии он работал под Ижевском, в колхозе, городских недолюбливал, и при любом удобном случае повторял: «Я вам сейчас покажу, как в кулинарии булочки растут!» Рядовой, несколько ехидный Ляпин, имел неосторожность сказать, что булочки – те, в «Булочных» растут, а в кулинарии растёт винегрет.
- Ага! – искренне обрадовался Мурлин, огладив пальцами густые, завернувшиеся к верху, будто на лубочной картинке, усы. – Отыскался. Наконец-то… А, я, думаю, кто там у нас, и где он тут? А, он, оказывается – вот! Вроде, умный, а на такую закидушку попался. Налимом заглотил. Теперь мы его на крючке поводим, - чтоб печень напухала. Станем наглядно перевоспитывать. Чтобы прочие служебные массы на доступном примере пришли к вескому пониманию: если товарищ старшина сказал, что бурундук – это птичка, то это так. А не зверёк вам, с полосками…
- Рябухин!
- Я!
- Сукнов!
- Я!
- Токарев!
- Я!..
Мурлин весьма с добродушным видом сживал Ляпина со свету. За время службы Мурлин что называется поднатаскался, читая газеты и журналы от корки и до корки. А командные навыки в нём, оказывается, таились с рождения и при попадании в питательную среду заплесневели вечнозеленым цветом хаки. С необходимым в той или иной местности и времени года оттенком. Вплоть до белого – в зимний период.
- Рядовой Ляпин!
- Я!
- Ко мне!
- Есть! – бодро отвечал Ляпин и подбегал к старшине. Но тот делал вид что недоволен как выполняется его приказание:
- Отставить! Раз, два… – и затем несколько раз прогнав Ляпина «по маршруту», с отеческой заботой говорил:
- Рядовой Ляпин, как думаешь, - хорошо ли стали питаться солдаты нашей славной армии?
- Так точно, товарищ старшина!
- Верно. Ни колхозы, ни совхозы для нас, как для своих защитников ничего не жалеют. А в чем это выражается?
- Не могу знать, товарищ старшина! – на всякий случай отвечал Ляпин.
- Снова в точку. Точное количество, а также места хранения продовольственного питания - тебе знать не положено. Но по косвенным признакам ты это определить сможешь довольно верно. Назови мне эти признаки.
- Не могу знать, товарищ старшина! – попугаем твердил Ляпин и, чувствуя подвох, косился сноровистым жеребцом.
- Тогда я тебе подскажу. Как в кулинарии булочки растут. Наша уборная, рядовой Ляпин, первейшее тому доказательство. Переизбыток там образовался. А это - как признак хорошего питания, так и первейшего беспорядка. А для тебя, рядовой Ляпин, - как для самого умного, - чудесный денек выдался, - мороз и солнце. Переодевайся в старое, возьмёшь ломик, лопату, спустишься, и в индивидуальном порядке наведёшь в месте общего пользования должный санитарный режим. Ещё спасибо будешь говорить, что не летом черпать поручили. Задача, ясна?.. – и сам отвечал: - Ясна! А, чтоб тебе на голову никто не наделал, - я за тебя беспокоюсь и несу полную материальную ответственность, - мы пока доступ туда временно прекратим. Так что трудись смело, не покладая шанцевых инструментов, но быстро, что называется, - с огоньком!..
Ляпин с нетерпением ждал, когда старшина уволиться в запас. Как –то Мурлин спросил его, задумчиво покачивая головой:
- Ждёшь, рядовой Ляпин?
- Жду, товарищ старшина! – не стал скрывать Ляпин.
Старшина огляделся по сторонам и скрутив внушительный кукиш поднес его к носу Ляпина:
- А вот тебе! Я, как отличник боевой и политической - на сверхсрочную остаюсь. Пусть теперь другие в колхозе мантулят. Я, тебя, Ляпин, до самого твоего дембеля воспитывать буду. Нравишься ты мне…
Когда Мурлин дочитал весь список до рядового Яшкина, то доложил старшему лейтенанту, что личный состав в наличии, заболевших, выбивших и прочих праздношатающихся неясно где – не имеется.
- Товарищи солдаты! – бодро начал старший лейтенант. – В свете последних событий поступил приказ командующего округом временно приостановить отправку писем родным, близким и прочим лицам, до окончательного выяснения создавшейся обстановки. Мы не имеем права беспричинно тревожить советский народ. А когда разберемся с китайцами, тогда и будем писать. Но тоже, думаю, не всё. В соответствии с указаниями военно-политического руководства страны. Вопросы, есть? Вопросов нет. Товарищи! Нам поставлена боевая задача. Мы скрытно выдвигаемся на передовые позиции в район ответственности Иманского погранотряда - для помощи пограничникам и недопущения проникновения китайской военщины на Советскую территорию. А также для выполнения иных задач, которые будут нам поставлены установленным порядком. Для получения оружия… Нале…во! Шагом марш! Правое плечо, вперед…
- Песню… Запе-вай! – скомандовал Мурлин.
Едва солдаты открыли рты для забора холодного воздуха, как старший лейтенант как-то вяло сказал:
- Старшина, отставить песню…
- Есть отставить! – гаркнул Мурлин и вскинул правую ладонь к ушанке.
- Команды тише подавай. Привыкай. Там - это не здесь.
На этот раз Мурлин, привычно надув щеки, но сдержавшись, отдал честь молча.

На точно рассчитанном месте, за погранзаставой, уже были рассредоточены гаубицы и затянутые маскировочной сетью реактивные системы залпового огня. Уставившись пока беззвучными темными жерлами в сторону сопредельного государства. Возле каждой стоял часовой с автоматом. К ним - не подпускали.
- Секретные… - шептал с гордостью Костя. – Как вжарят, то хана косоглазым полная.
- На «Катюши» похожи… - отвечал задумчиво Рябухин.
- Похожи. – согласился Токарев. – Принцип действия, видать, один и тот-же. Но говорят, значительно мощнее. Смотри, никому не говори. Я тебе – как земляку…
- Да кому… - разводил руками Рябухин.
- Мало ли. Я – предупредил.
Солдаты разбивали палатки, устанавливали печки, раскладушки, натягивали маскировку. Затем рыли окопы и капониры. Всё это напоминало строительство муравейника на новом месте. Как ни старались маскироваться, сверху место расположения воинских частей уже выглядело как огромное, подковообразное, темное пятно. Снег стал грязен и вытоптан.
- Да-а, особо не спрячешься… - услыхал Рябухин, пробегая мимо командира роты майора Климова и замполита. Недовольный голос, был, кажется Климова.
- А мы на своей земле прятаться и не должны. – это уже замполит.
Когда добрался до места, где они отрывали в мерзлом грунте временный склад для хранения мин, то поделился услышанным с Токаревым.
- Ему-то что? – сплюнул Токарев, подтянув рукавицы и перехватывая лом поудобнее. – Ему эту землю не долбить. Он - рот закрыл, рабочее место – убрал! Давай покурим, что ли?
Едва они подкурили, как послышался шум вертолетных лопастей. Откуда-то вынырнул зеленый вертолет.
- Наш. – важно заметил Токарев. – Ми четвертый.
Внезапно с вертолета раздалась изломанная громкоговорителем речь, похожая на русскую.
- Китайцы! – крикнул Токарев и прыгнул в отрытую, уже достаточно глубокую яму. За ним прыгнул и Рябухин, и остальные солдаты.
С вертолета веером что-то полетело, разошлось в воздухе на отдельные фрагменты и плавно покачиваясь стало опускаться.
Солдаты ещё сильнее вжались в землю. Рядом, виляя, упало несколько бумажных листочков, чуть подрагивая от ветерка, всегда дувшего по реке.
- Фу ты! – задрожал голосом Токарев. – Слава богу, не бомбы!
Шум лопастей исчез, и был слышен лишь стихающий гул вертолетного двигателя.
На листочках что-то было написано по-русски.
- Сгодятся! – сказал Токарев и незаметно свернул их и сунул в карман.
Внезапно появились комвзвода и старшина.
- Стройся. – приказал комвзвода. Махнул рукой. – Быстро!
На этот раз никого по головам не подсчитывали.
- Бойцы! Немедленно собрать вражескую агитацию и передать старшине. Себе лучше ничего не оставлять.
- А для сортира? – спросил Токарев.
- Вытрешь зад - кишка выпадет. Они – отравленные.
Токарев мгновенно достал листочки и передав их старшине, стал вытирать ладони о телогрейку.
- Товарищ старший лейтенант, разрешите вопрос? – подал голос Ляпин. – А откуда у вражеских китайцев наши вертолеты?
- У них и карабины, и автоматы ещё наши. И боеприпасы к ним. – ответил зло комвзвода, но как-то спохватился, и добавил: - Об этом узнаете у замполита на политзанятиях. Он – лучше знает.
Ещё он сказал, чтобы никто не вздумал стрелять по вертолету.
- Есть приказ: на провокации – не поддаваться!
- А если бомбы кинут?
- Тогда будет другой приказ.
Потом, на политзанятиях, замполит уже рассказал, что при боестолкновении, при защите рубежей Советской Родины геройски погибли пограничники. Были убиты и китайцы. И все дело – довольно серьезно. Но руководители партии и правительства не желают наступления полномасштабной войны.
Посреди марта притихшие китайцы вновь заголосили во все громкоговорители и как саранча поперли на остров. Удержать их пограничники не смогли и отошли. И китайцы заняли остров целиком. Потом говорили, - те, кто вел разведку, - как они радовались и подбрасывали свои китайские ушанки с красными звёздочками вверх.
Все ждали приказа. И он – поступил. Взвыли бэ-тэ-эры, забегала пехота полка седлая технику. Машины выползали на лёд реки, изготовившись к штурмовой атаке.
Саперный взвод в бой не посылали. Комвзвода скомандовал всем занять назначенные каждому позиции. Взвод Калабина залег.
- Эх, вот бы с ними рвануть! В атаку! – покривилось лицо Токарева от такой близкой, сладостной, но не сбыточной мечты.
- Гляди, чтобы от рванутого, пупок не развязался, - заметил Ляпин.
- Это ещё почему? – Токарев насупился.
- Лучше быть живой собакой, чем мертвым львом. – заумно ответил Ляпин.
- Это ты для чего сказал? – Токарев продолжал щуриться.
- Это не я, Костя. Это в древности человек один, тоже, на острове. Очень, как утверждают, мудрый.
- А мне и здесь хорошо. – вступил в разговор Рябухин. – Пошлют – пойду. А нет, - так и нет. Мне батя говорил: вперёд не вырывайся, в заду не оставайся, и в серединке – не толкайся.
- Мудрый у тебя батя. – сказал Ляпин.
- Это да. Фронтовик он. В сорок четвертом призвали. Но тоже подранить успели. Пожрать бы…Целый день без обеда…
И уже когда стало заходить солнце и всё вокруг принялось сереть, раздался жуткий вой, и темнеющее небо прочертили огненные полосы. Ударили ракетные системы залпового огня. Остров накрыло клубами непрекращающихся взрывов. По льду Уссури к острову рванулись мотострелки. От китайцев на сгоревшей земле ничего не осталось. И мотострелки, проутюжив остров, вернулись на подготовленные позиции правого берега Уссури. Остров был освобожден, но сделался каким-то уже чужим. Обожженным, хмурым, безлюдным.
В апреле на Уссури начался ледоход. Изломанный лёд мутная вода несла в Амур. Остров Даманский целиком ушел под воду.
- Ну, вот зачем он им сдался? – спрашивал Токарев. Ответа ни у кого не находил. Лишь Ляпин ответно ляпнул изумившим всех вопросом:
- А нам зачем он?
- А я откуда знаю?! – развел руками Токарев.
– Наш - значит наш. – веско сказал Рябухин.
Крупных стычек больше не происходило, но как только наступало время обеда, китайцы принимались за обстрел. То из пулеметов полоснут, то из минометов ударят. Обеденное время пришлось передвигать то вперед, то назад. Замполит говорил, что у китайцев голодуха, вот они и злятся, когда у нас гречка с тушенкой варится.
Самолетов у китайцев не было. Какие самолёты? Пограничники рассказывали: китайцы на своей стороне землю на худосочных волах пахали, да рыбу сетями у советского берега ловили.
Ляпин откуда-то узнал, что теперь солдатам полагается в день сто граммов спирта. Как на фронте. И на очередном построении, он спросил об этом у комвзода.
- А вот об этом, рядовой Ляпин, ты можешь спросить у командира роты.
Майор Климов не показывался из палатки уже неделю. Питание ему подносили прямо туда.
- А может вы спросите, товарищ старший лейтенант? Нам бы для сугрева, - вступил в беседу Токарев.
Оказавшись практически в одинаковом с солдатами положении и комвзвода, и старшина как-то неприметно изменились. Вроде, как притихли и уровнялись с солдатами. Хотя комвзвода и так вредным не был. Переложив всю нудятину воспитательной работы на плечи старшины. Теперь и сама воспитательная работа куда-то незаметно испарилась, - видимо сообразив, что в данном месте и в данное время все уже достаточно воспитаны. И всё уже гораздо серьезнее. Наступил черед непрестанных караулов и боевых дежурств.
- Нет, Токарев. Об этом я спрашивать не стану. Старшим, сам знаешь куда - не заглядывают. Вопросы?
Больше вопросов не задавали.
- Конечно, - сказал потом Токарев. – Сам-то хлещет, вместе с майором.
- Это, рядовой Токарев, они не хлещут. Это - совещание. – улыбался Ляпин.
 Стало ощутимо теплее. На Север летели птицы. Кричали, галдели. Будто звали с собой. Тайга зеленела. Всем сделали прививки против энцефалита. Иногда прилетал знакомый вертолет. Вновь раздавались неразборчивые гортанные крики и на землю летели листовки. Опытным путём было доказано, что бумажки вовсе не отравленные, и кишка ни у одного испытателя наружу не выпала.
- Это, товарищи бойцы, - говорил замполит, - цитаты Мао. Каждый китаец должен знать их наизусть.
- Ну, они-то ладно…А, нам на кой их знать? – спросил кто-то. – На кой они их бросают?
- Правильно, товарищ боец! – замполит протянул палец в сторону сказавшего, но не успел он порадоваться, как прежний голос лениво добавил: - Мы и своего-то не читаем…
- А вот это – в корне не верно! – погрозил замполит вовремя вытянутым пальцем. - Необходимо тщательней изучать уставы и наставления. А также иные руководящие документы центрального комитета коммунистической партии Союза Советских Социалистических Республик и Советского правительства, - в части нас касающейся.
- Товарищ капитан, - обратился Ляпин. – Разрешите вопрос?
- Разрешаю. – улыбнулся замполит. В отличии от старшины Мурлина, к Ляпину он относился благосклонно: самая лучшая тетрадь по политической подготовке, как-никак!
- Скажите пожалуйста, какие цели преследуют китайские милитаристы? Ведь советские люди помогли изгнать с их земли японцев? Звёздочки у них красные, оружие наше, - из которого они ведут по нам огонь.
- Очень правильный вопрос, товарищ Ляпин. Политически взвешенный. Ещё совсем недавно, японцы китайцев били бамбуковыми палками как бессловесный скот. Китайские рикши, как животные, запряженные в тележки, возили как своих богатеев, так и чужеземных. Им даже плату за проезд брезговали давать в руки, - швыряли на землю. Сотни лет китайцы находились в рабстве, и работая за опиум, который им поставляли английские империалисты, дурманили свои мозги и совсем превратились в бессловесных рабов. Лишь Советский народ протянул им руку помощи. Они отплатили чёрной неблагодарностью. За это время они переродились. Годы курения опиума не прошли бесследно. Воспитанно новое поколение, всецело оболваненное и подчиненное великому кормчему, - как они его называют. Аппетит, как известно приходит во время еды.  И они требуют территориальных уступок. Но я хочу напомнить вам товарищи текст замечательной песни, и её полностью вы запишете в тетради, и будете разучивать: «Пусть знает враг, укрывшийся в засаде: мы начеку и зорко мы следим. Чужой земли мы не хотим не пяди, но и своей – вершка не отдадим!»
Лёд с Уссури сошел: китайцы летали по реке в быстроходных катерах на воздушной подушке. Именно, летали.
- Ты смотри, какие, - удивлялся Рябухин. – Наших – как стоячих делают!
- Это не их. – ответил Токарёв. – Немецкие, это. Мне по секрету сказали. Смотри – никому. Они их в Германии закупили. В той, - которая не наша.
- А чего же тут секретного?
- Володя, вот ты интересный: а то, что наших обгоняют, - это, думаешь, надо всем знать?
- А-а!.. – только и смог протянуть Рябухин. – На волах пашут, а на такие катера денег не пожалели. Мы, вроде в космос полетели, а таких даже в армии нету.
Катера действительно были малошумные, быстроходные, и в отличии от советских дизелей, - появлялись и исчезали они практически мгновенно.

В один из дней их взвод построили. Старший лейтенант Калабин произнес:
- Товарищи бойцы! Получены данные о подготовке сопредельной стороной десанта на наш коренной берег. Нам поручено заминировать прибрежную полосу в зоне нашей ответственности. Грузим боеприпасы и выдвигаемся немедленно.
- Товарищ старший лейтенант, - задал вопрос Токарев. – А на что грузим?
- На себя, Токарев. На себя. Передвигаемся скрытно и молча. Внимательно следим за моими действиями. Замыкающий – старшина Мурлин.
Взвод набил вещмешки противопехотными минами, сухпайком и двинулся вслед за старшим лейтенантом. Последним шел Мурлин, а перед ним Ляпин, которому старшина, кроме всего прочего, поручил нести ручной пулемет.
Комвзвода постоянно сверялся по карте, беззвучно шевелил губами. Затем прекратил убирать карту в планшетку вообще и нес её в левой руке, развернутую в нужном месте.
Он остановился. Поднял правую руку. Повернулся и помахал рукой, подзывая всех к себе.
- Начинаем вот с этого места, в шахматном порядке. Тщательным образом маскируем, я буду отмечать места установки на карте.
Солдаты принялись устанавливать противопехотные мины. Срезав береговой выступ, вышли прямиком к реке. Мины на удивление быстро закончились. Нужно было возвращаться. Но комвзвода молчал и всё разглядывал карту.
Ляпин не выдержал: - Товарищ старший лейтенант, какая будет задача? Обратно идём?
Комвзвода поджал губы:
- Обратно, мы не пройдем.
- Почему? – озаботился Токарев.
- Заминировано. – ответил комвзвода.
- Так вы же на карте помечали? – удивился Рябухин.
- Так, поясняю для всех: на карте я отметил расстановку минного заграждения, но это довольно схематично, а значит – не точно. Рисковать – я не имею права. Поэтому, будем двигаться вниз по течению Уссури, обойдем заминированную территорию и вернемся на позиции. Кому что не понятно? Всем всё ясно? Тогда - за мной.
Возле воды берег зарос чрезвычайно, все деревья затянул дикий виноград, и продираться сквозь заросли было тяжело.
- Клещ, гляди, - показал Токарев ползущее по левой кисти коричневое пятнышко с еле заметными крабовидными ножками.
- Вот гадость какая! – ответил Рябухин. – Ты его раздави.
Следом и он, заозиравшись, заметил на своей одежде клеща. Он положил его на ноготь большого пальца левой руки, мстительно раздавил его ногтем среднего пальца правой.
Взвод спустился в какую-то низину, заросшую кустами ивы и залитую водой.
Комвзвода смотрел в карту. Вода в этом месте не отмечена. Сюда она попала в половодье, осталась, и ещё не высохла. Обозримых пределов у водной преграды не наблюдалось. И, за ней уже возвышались высокие деревья: раскидистые ильмы, липы, тополя, - значит, воды там уже не было. Комвзвода махнул рукой вперед: - Вон, кедр виднеется. На него направление держим.
И осторожно, пробуя ногой, он вошел в воду. Сделав несколько шагов, попал в яму, упал и карта его намокла. Вернулся на сухое, положил её в вещмешок, сушиться было некогда, да и видимо, бессмысленно. Он срубил штык-ножом длинный шест, и прощупывая дно перед собой двинулся дальше. Вслед за ним двинулся взвод. Водную преграду преодолели благополучно, хоть местами и по пояс в воде. Они ещё немного прошли и вновь очутились на Уссури, - вода весеннего половодья схлынула и в этом месте образовалась песчаная отмель и по ней шагалось значительно легче. Внезапно послышалось легкое жужжание, вдоль берега крался китайский катер.
- К бою! – крикнул комвзвода и упал на песок. С катера ударил пулемет. Кто-то из солдат, бросился назад, в спасительный лес. И на берегу, за ними, стали сыпаться кусты, и тонкие деревья толщиной с человеческую руку, расщеплялись, и дрогнув макушками валились навзничь, - будто их косила незримая и гигантская коса.
- Дай! – вырвал пулемет из рук лежавшего Ляпина оскаленный старшина, и по борту катера сыпанули огненные брызги. – Броневой, гад! – крикнул он оглушенный звуками собственных выстрелов. Дернувшись, повозил пулеметные сошки в песке и приложив приклад поприсадистей, дернул ещё раз, коротко, и затем протянул очередь длиннее, метясь по палубным надстройкам. Токарев принялся стрелять из автомата. Стрелял комвзвода и ещё кто-то из солдат. Ляпин запутался в ремнях, и автомата, и вещмешка, сучил ногами в песке пытаясь снять оружие из-за спины, куда забросил его вниз стволом, чтобы сподручнее было тащить пулемет. Двигатель катера дал газу, но не стал разворачиваться и уходить к китайскому берегу, а рванулся под прикрытие советского, огрызаясь пулеметным огнем. И, по нему, уже исчезающему за поворотом береговой линии, Ляпин все-таки успел дать очередь.
- Отползаем к лесу! – крикнул комвзвода. – Мурлин! прикрывай!
Ляпин хотел тоже остаться рядом со старшиной, но тот гаркнул: - Выполнять!
И тогда Ляпин быстро пополз вслед остальным. В узкой и длинной низине залитой водой, между обрывистым берегом и песчаной отмелью, корчилось чье-то тело в мокрой и грязной одежде. Токарев бросился к нему. Схватил. Перевернул. Из рта Рябухина рождались и лопались кровавые пузыри.
- Вовка!!! – заорал Токарев. А что делать дальше, он не знал. Им вроде-бы объясняли, и про цвет крови, и про то, и про другое, но это всё из головы улетело и в пустом, звенящем черепе свистела холодная, как остывающие глаза Рябухина, пустота.
…мать! – крикнул упавший на колени комвзвода. Рябухина прошило насквозь, и казалось, сквозь пулевое отверстие видно, как ещё колотится алое сердце. Комвзвода взял запястье, щупая пульс, задержав запаленное дыхание. Выдохнул:  – Всё… Освобожденная рука Рябухина упала на песок.
Комвзвода вытер лицо рукавом, но чище от этого оно не стало. Сжал ткань зубами у изгиба локтя. Замычал. Взвыл, и, обессилено произнес:
- Поднимайте. Выносим в лес. Выходим.
Когда они вынесли на крутой берег Рябухина, комвзвода положил автомат на поваленное дерево, стволом в сторону реки и крикнул:
- Мурлин! Отходи! Прикрываю!
Старшина схватил пулемет и пригибаясь побежал к остальным.
Когда выбрался, комвзвода глухо и просто ему сказал:
- Подготовь всё для переноски… Будем выносить Рябухина…

Его именем назвали короткую, как приснопамятный Пипин, улочку на закрайке города. Настолько неприметную, что раньше она носила имя Третьей Загородной. «Третья», - конечно же везде писалась цифрой. Но с последней, поясняющей буквой «я» за чертой. Пониже, склон холма прорезали ещё две Загородных – Вторая, и Первая. Они ничем не отличались. Лишь ждали своего часа для переименования. На самой горке, на чью пологую вершину не спеша вползала извилистым языком бывшая Третья, образовался тупик, и в нём, древним замком феодала среди хибар простонародья, возвышалось серо-желтая громада в четыре этажа с зиявшими пластами отвалившейся штукатурки. Рядом, образуя весьма своеобразный двор, - огороженная рабицей стоянка разномастных грузовиков. Их способность к передвижению, - судя по внешнему виду, - вызывала сомнения. На фасаде здания, - по левую и правую стороны от входа, - темнели две металлические таблички: одна сообщала о том, что здание ДОСААФ построено на средства от членских взносов и лотерей, а другая – являла барельефное бюстовое изображение парня в солдатской форме и фуражке с пояснительной надписью: «Улица названа в честь погибшего на о. Даманском рядового Владимира Рябухина».
Он жил на этой улице, вернее, - ещё на той, Третьей Загородной, и конечно-же не в этом здании. Курсанты отчего-то называли его «Пентагоном», хотя на эталонное сооружение в округе Арлингтон, штата Виргиния, оно вовсе не походило, - количество углов в нём было иное, да и архитектурное решение менее модерновое. Не говоря уже о эстетической составляющей.
А вот в каком именно доме жил до призыва в ряды Советской армии Володя Рябухин, никто уже не знал, не помнил, и отчего-то не интересовался. Ну, жил, и жил. Чего уж там?
Покривившаяся улочка, что вела к ДОСААФу от кольцевой автодороги застроена низкими, приземистыми домишками в период с тридцатых по пятидесятые годы прошлого века. С тех пор здесь практически ничего не изменилось. Вернее, некоторые изменения произошли, - правая сторона улицы практически полностью выгорела и была разрушена. Большую часть развалин сгребли бульдозером, но кое-что осталось. Домики по левой стороне уцелели, но со времени застройки покосились, и пьяно лепились друг к дружке как гнезда саланганов. А вот заборы перед домами весёлые – из неокрашенного горбыля, из окрашенного штакетника, из ржавых листов жести, из серых листов шифера, из покоробленных листов фанеры. Какой тянуло внутрь двора, какой наружу, а какой и вовсе валился во все стороны, как зубы, расшатанные безбелковой диетой и цингой. Ни одного деревца на улице не было. Не от того что они здесь не росли, - они когда-то, конечно росли, но их все согнали на дрова. Ну, а после, места для них не осталось. В озеленении живущие на этой улице не нуждались. Не до него. Тут жили привычные, - ещё с тех давних пор ко всему, тихие, неприхотливые и добрые люди. Вот только в их двориках рвотно захлебывались собаки, и внушая доверие напуганным прохожим, звенели цепями. Чего они там охраняли? от кого? Посреди улицы торчала водоразборная колонка с обледенелыми подступами. Рядом стояла старая японская машина с открытой дверцей, и пожилой дядька жал на рычаг колонки, и вода лилась в пластиковую канистру, и рядом застыло их несколько, уже наполненных, и предназначенных к перевозке. Какая-то женщина натужно тащила полную канистру, привязанную к детским санкам. Полозья скрежетали по оголившемуся от снега асфальту. Видимо, машины, да и всего остального, к ней прилагавшегося, у тащившей санки не имелось…

- Так! – сказал инструктор по вождению Алексей Иванович и поднял руку. – Внимание! Сегодня, в семнадцать часов, нуль-нуль минут, все как один собираемся в актовом зале. Приедет телевиденье с губернатором. Будут ещё гости.
- Алексей Иваныч, - начал Беленков прощупывать почву. – А что за праздник? До восьмого марта –  почти неделя, и девочек, здесь вроде, нет.
Курсанты ДОСААФ захохотали.
- Ну, это не праздник. Это… так сказать… памятная дата… - Тут мастер водительского искусства приободрился, будто нащупал колесами тот самый крутящий момент, позволяющий выползти из дорожной ямы залитой водой: - Вы сюда каждый день заходите и выходите, табличку у дверей видели?
- Да, - ответил Беленков. – Здание построено членами…
Все снова захохотали.
- Беленков! – Алексей Иванович нахмурился. – Ты, - есть у меня такое чувство, - на категорию не сдашь…
- Да чего я такого сказал? Там так и написано – на взносы членов… - быстро переменился сообразительный Беленков.
Алексей Иванович покачал головой.
- Беленков, у меня память плохая. Я – записываю. Там вторая табличка висит. Ну?.. Кто скажет?
- Там, вроде, солдат какой-то… - послышался неуверенный голос.
- Мать вашу! – выругался Алексей Иванович. – Вот собрались олухи на мою голову. Одевайтесь, выходим на улицу и каждый вслух прочитает… Да! И, тетради возьмите. На чистом листе, с красной строки запишите.

В актовом зале стояли столы, стулья, и в проходах между ними суетились телевизионщики, расставляя аппаратуру. Камер было две. Видимо, на всякий случай. Первыми расселись курсанты и оживленно болтали, создавая гул не отрегулированного телевизионного канала.
У окна стоял председатель ДОСААФ Александр Александрович Трофимов, вальяжный, круглолицый, темноглазый, в ладно сидящем по фигуре темно-синем костюме и темно-сером галстуке, благородно оттенявшем белоснежную сорочку. Поглядывая на потуги телевизионщиков, он о чем-то негромко беседовал с Алексеем Ивановичем, и тот, время от времени кивал.
Затем друг за другом появились трое пожилых людей с медалями на гражданских пиджаках. И Трофимов пошел к ним на встречу, пожимая руки каждому.
- Константин Андреевич! – обратился Трофимов к худощавому, среднего роста ветерану, с внимательными, даже въедливыми светлыми глазами и красивой шевелюрой густых, почти уже белых волос. – А Мезенцев не приедет? Что-то он звонил, говорил…
- Не приедет. – подтвердил Константин Андреевич. – Приболел.
- Ясно! – выдохнул Трофимов с озабоченным лицом.
- Куда нам? – спросил Константин Андреевич.
- А вот, рассаживайтесь за этот столик, - кто куда. А на этой половине – губернатор, ну и, военные.
Губернатор, и два человека с ним, прибыли последними. За столом уже сидел невысокий и моложавый полковник - брюнет с жестким и властным лицом, пожилой, усатый подполковник, похожий на бравого кавалериста, и Трофимов. При появлении губернатора они встали, обрадованно заулыбались и хотели пропустить его в центр, - между собой и тремя ветеранами.
- Сидите, сидите! – помахал губернатор правой рукой. – Задержался… Я вот тут, с краю… - губернатор был по мудрому скромен.
Лица с ним прибывшие разместились перед губернатором, на переднем ряду, где не пожелали сидеть, сбившиеся к «камчатке» курсанты.
У губернатора оказался единственный сосед, областной военком, и с ним губернатор поздоровался за руку и тихо перебросился парой слов.
Трофимов встал со своего места. Обвел взглядом тех, кто находился перед ним. Курсанты притихли.
Он откашлялся в кулак и, по привычке, принесенной из прошлого, красивым баритоном произнес:
- Товарищи! Сегодня мы собрались в этом зале почтить память всех погибших, в их числе нашего земляка, рядового Советской армии Владимира Рябухина, павших смертью храбрых при защите нашего Отечества. Сегодня, ровно пятьдесят лет со дня конфликта на острове Даманском. Прошу всех встать и почтить память павших бойцов минутой молчания.
Весь актовый зал с грохотом поднялся. Кто-то запустил метроном, нанесший тишине шестьдесят гулких ударов.
Все сели, а оставшийся стоять Трофимов продолжил:
- Также мы произносим слова благодарности тем, кто принимал участие в отражении вражеских атак на рубежи нашего государства. Сегодня к нам приглашены ветераны, участники тех тревожных событий. Я так полагаю, они расскажут нам более подробнее. Ну, товарищи? Кто первый?.. Вы, Виктор Николаевич?
Откашлялся, и не вставая, скрипучим голосом начал пожилой человек. Кургузый пиджак на нем, пошитый будто из серого в белую крапинку драпа, зазвенел множеством медалей. Под ним был цветной свитер.
- Я – с вашего позволения сидя. Нога болит… Вот, тут… уважаемый Александр Александрович, назвал то, что произошло в марте тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, конфликтом. Я с такой формулировкой не согласен. В то время, впервые с тысяча девятьсот сорок пятого года, наша страна вступила в военные действия с вооруженными силами другого государства, а именно с Китаем. И, по сути дела, - это была война. Необъявленная, короткая, но война. И в сорок первом, как вы помните, нам войну никто не объявлял. Но в шестьдесят девятом мы учли прежние ошибки, действовали чётко, слажено, грамотно, - в точном соответствии с указаниями командиров. Впервые применили по врагу секретные на то время ракетные комплексы «Град», и разбитый враг бежал. Но еще до самой осени продолжались обстрелы и попытки вражеских вылазок и провокаций. Когда они поняли всю бесполезность такой своей подлой политики, то прекратили.
- Всё правильно, Виктор Николаевич, - кивнул Трофимов. – Товарищи, здесь, у нас, присутствует боевой товарищ нашего героя, погибшего Владимира Рябухина, Константин Андреевич Токарев. Константин Андреевич, вам слово!
Токарев встал.
- Да что говорить… Вот, Виктор Николаевич все верно сказал. От себя хотел бы добавить, что всю тяжесть первых ударов приняли на себя пограничники. Их и погибло больше всего. Армейские соединения прибыли позже. Каждый делал то, что был должен делать. Вот и всё. А что касается китайцев, то на то время они воевали советским оружием. У них даже самолетов не было. Прилетал вертолет. Тоже советского производства. С него они листовки разбрасывали. С цитатами Мао. Ещё вот что интересно: у них были очень быстрые и малошумные катера на воздушной подушке. Они закупили их у немцев. Наши катера они обгоняли. На реке они хозяйничали как хотели. А вот стрелковое оружие, всё наше, - в основном карабины эс-ка-эс и «калашниковы». И, что ещё интересно, - как у нас обед, так они стрелять начинают. Нам говорили, что это они с голодухи злые, всех воробьев у себя поели. Рыбу они ловили огромными сетями, и все старались у нашего берега их закидывать. Да… А, когда потеплело, на своей стороне они начали пахать поля. На волах пахали. Тракторов у них тоже не было. Вот так. Не было тогда у них ничего. А сейчас, получается, всего полно. А у нас, вроде как, наоборот. Ну, вот, вроде и все. Может, вопросы у кого какие будут?
- Константин Андреевич, - формулировал вопрос Трофимов, понимая, что никто из курсантов ничем интересоваться не станет. – Вы служили с Владимиром Рябухиным. Расскажите пожалуйста, какой он был человек и при каких обстоятельствах погиб?
- Какой человек? – задумался Токарев. – Обычный человек. Одетый как все мы в солдатскую форму. Спокойный, приветливый. У нас сложились товарищеские отношения. Родителям он письма писал. Девушка у него была. Имени, вот, я не запомнил… Он мне говорил… Кто-то в разговоре однажды откровенно выразился, - даже я бы сказал, крепко приложил – я, повторять, в точности, конечно не буду; ну, мы же солдаты, рядовые, откровенно друг с другом общались, - «И, зачем нам этот остров?» На что Володя не задумываясь ответил: «Наш – значит, наш». Вот, и все что он сказал. А погиб он при отражении вражеского десанта на советский берег Уссури. Мы по приказанию командира выдвинулись к месту предполагаемой высадки. К отмели приблизился китайский катер. Мы залегли и вступили в бой. Они стреляли в нас. Мы – в них. Катер у китайцев был бронированный, но несмотря на то, что были мы вооружены лишь стрелковым оружием, - атаку мы отбили. Катер прогнали. А в Володю попала пуля, и он погиб.
Токарев сел, и оперев руку локтем о столешницу, наклонил голову и принялся приглаживать волосы.
Из-за стола поднялся подполковник.
- Товарищи курсанты! Я хочу сказать серьезную вещь: вы все – призывники. Вы должны помнить. Вы должны готовиться. Чтобы в любую минуту отразить всякое вражеское поползновение. – Подполковник энергично взмахивал правой рукой так, будто в ней зажата невидимая сабля. – Всегда помните о героях, павших за Родину! И если придет час, то все как один должны выступить на её защиту, и если такое случится, кто-то погибнет в бою, то Родина его не забудет, и его именем назовут улицу в родном городе и учащиеся будут приносить к его памятнику цветы!
- Разрешите вопрос к товарищу подполковнику? – поднялся Беленков вытягивая руку.
- Спрашивай. – удивленно разрешил Трофимов.
- Товарищ подполковник, а что сейчас с этим островом?
- А вы что? не знаете? – в свою очередь удивился подполковник и оглянулся на сидевшего председателя ДОСААФ. Тот взглянул на сидевшего полковника, но увидел только его макушку. Полковник, повернувшись, смотрел в левое ухо губернатора. Губернатор, сцепив пальцы и коловоротно вращая большими, смотрел в пустоту окна.
- Нет, про героя, рядового Владимира Рябухина мы знаем. А вот про остров нам никто и не говорил. Мы тут на категорию «С» учимся.
Подполковник замялся, и как старый боевой слон из орд Ганнибала, тяжело потоптался на месте, одновременно всхрапнув дрогнувшим носом. Достал из кармана платок и протрубил уже сильнее.
- Да что там ребята говорить? Китаю его отдали. Вот и всё. – ответил за всех рядовой Токарев.
- Китаю? – удивился кто-то из сидящих курсантов.
- Китаю, – кивнул головой Токарев. – И ещё несколько островов. – И всё-таки решил подвести под свои слова более прочный фундамент. – Это – официальная информация.
- Константин Андреевич! – настойчиво обратился к нему председатель ДОСААФ. – Давайте все-таки придерживаться повестки настоящего собрания, а не обсуждать геополитические разломы прошлого.
- Да, действительно, обсуждать уже нечего. – ответил Токарев.
Беленков поднял руку, и не дожидаясь разрешения встал.
- Говори, Беленков. – кивнул председатель ДОСААФ, уже с несколько озабоченным лицом. Забот у него хватало. И, кажется, ещё прибавлялось.
- Я вот хочу товарищу подполковнику тогда пожелать…
- Ты что имеешь в виду? – нахмурился подполковник. Лицо вставшего Беленкова доверия ему не внушало.
- Пусть тогда, лучше вашим именем улицу назовут. А мы – цветы приносить будем.
- Беленков! – повысил голос председатель ДОСААФ.
- Да чего я сказал, Сан Саныч? Тоже самое. – развел руки Беленков, дурашливо приоткрыл рот и нарочито испуганно тараща веселые глаза. – Я – по старшинству чтобы. А то мы все улицы позанимаем. А у товарища подполковника, звание, как – никак!..

На следующий день в телевизионных новостях мелькнул короткий сюжет о посещении губернатором областного ДОСААФ, в котором прошли чествования участников событий на реке Уссури в 1969 году. Лицо губернатора показали крупным планом, он поблагодарил участников тех событий, и им, жителям города, были вручены юбилейные медали.

- Дедушка… А, дедушка…  - старый Ван задремал разморенный ханьшой и солнышком, и его уже толкал под локоть внук.
- А?..  -  всколыхнулся старый Ван, пробуждаясь ото сна. – Чего тебе ещё, сяочжу?
- А что теперь с нашим островом Чженьбао?
- А что с ним?.. Я же тебе сказал, - мы разгромили лаоваев, и остров – наш!
- Нет, ну что там теперь? Ты же сказал, что он сгорел!
- А-а! Вот ты мне все мозги запутал! На острове, маленький Лю, построили огромный музей, и в нем портреты всех, кто за него погиб. Этот музей охраняют наши доблестные пограничники, первыми вступившие в бой с лаоваями. Есть там портрет моего погибшего друга Лю…
- Так тот Лю был твоим другом?
- С чего ты взял?
- Ну ты так сказал…
- Ты что-то напутал, маленький сяочжу… Ладно, когда чуть подрастёшь, я расскажу тебе это всё заново, и это будет уже не сказка, а – история… И мы с тобой обязательно поедем на остров Чженьбао, и ты увидишь и музей, и портреты погибшего Лю, и портреты всех остальных, и памятник из гранитной глыбы с красными иероглифами, и к тому времени ты уже научишься читать, а потому прочтёшь и навсегда запомнишь, как запомнил я: «Первая победа за сто лет, это победа маленького острова». А потом мы обойдем памятник, и ты прочтёшь другую надпись: «Зорко охраняй, смело убивай врага. Защищай территорию, укрепляй армию, земля Шеньчжоу не потеряна. Нужно переписать вековой позор», а к тому времени ты, я думаю, научишься уже и писать…
- Дедушка Ван, как ты смог запомнить все эти слова?
- В молодости, маленький Лю, я тренировал не только мускулы, но и память. Я выучил цитатник Мао наизусть.