Наш воображаемый кораблик

Наш воображаемый кораблик сделан из книжных страниц и напоминает шляпу. Да нет, не напоминает - что я говорю; он точно такой же, он такой же, как и шляпа. Вы знаете такие корабли.

...Наш воображаемый кораблик, как и положено, несется среди бурь. Смурное небо можно только испортить петербургской серой, а стальные капли не схватить даже самой сияюще-синей лессировкой черным марсом по горячим следам. Я бегаю по палубе (кажется, под ногами Баммес), и слышу:
- Песка! Песка на доски! За рисунком следи! За рисунком! Линия, ну куда ты в линию ... тоном набирай! Тоном! Тонны мешков на палубе, набирай! Набирай и кидай! За борт! за борт!

За борт летят мешки мягкого материала. Ватерлиния превращается в точку и сходит, как водится, к горизонту. Наш воображаемый кораблик без веса взмывает и превращается в самолет.

Он сделан из книжных страниц и мчится, конечно же, среди бурь. Кажется, на крыльях Борхес.
Кабина открыта, моя маска пилота - Моретта.

Я у руля, и штурман говорит: меняя ракурс, не жалей о потерянной перспективе. Цвета этой розы на карте, попав на картон, воскресят из пепла любое из сказанных прежде слов. Красный краплак, кармин и кадмий - как бы не расплескать; от этой качки каждый охвачен ультраморской болезнью, и море мелит, и совсем бы ему обмелеть, чтобы мы могли приземлиться. Но как ни ищи синее через черный и черное через синий, сколько ни меняй лягушачью перспективу на птичью, горизонт не сдвинуть с уровня глаз, и стать ближе - невозможно.

Наш воображаемый самолетик - блик чистых белил, не желающий знаться с тоном неба. Тонны пигмента с неумолимой титановой силой опускают его на море, и самолет опять становится кораблем.

И я бегаю по палубе. Под ногами, кажется, страницы из зоологического справочника (о сезоне миграций газовой сажи).
- Следи за рисунком! - кричу я себе, - следи за рисунком! За рисунком следи!...