040. Адмирал Шишков
В 1766 году отрок поступил в Морской кадетский корпус, где был директором И.Л. Голенищев-Кутузов. Успешно закончив его, молодой офицер получил предложение остаться на преподавательской должности. Шишков предложение принял, но должность преподавателя совмещал с боевой службой. В 1776 году Александр Семенович был назначен на фрегат «Северный орел», который сопровождал в плавании с Балтийского на Чёрное море вокруг Европы три других фрегата, замаскированные под купеческие корабли. В дальнейшем он совершил несколько походов, выполняя секретные дипломатические миссии.
По возвращению на Родину, Александр Семёнович сочетал преподавание с составлением «Треязычного морского словаря на Английском, Французском и Российском языках в трех частях». Этот словарь и предисловие к нему стало первой филологической работой Шишкова.
Боевое крещение моряк-филолог получил в войне со Швецией. Он был участником Гогландского (1788г.) и Эландского (1789г.) сражений. За доблесть, проявленную в последнем, Шишков был произведён в чин капитана 2-го ранга и получил под команду только что сошедший со стапелей 38-пушечный гребной фрегат «Святой Николай». На нем в составе отряда гребных фрегатов он вышел из Кронштадта и присоединился к эскадре вице-адмирала А. И. фон Круза. Позднее Александр Семёнович исполнял должность флаг-офицера командующего флотом адмирала В. Я. Чичагова и в этом качестве участвовал в Ревельском и Выборгском сражениях. Отличившись в последнем из них, Шишков был послан к императрице Екатерине II с донесением о победе. Государыня наградила доброго вестника золотой саблей с надписью «За храбрость» и золотой, осыпанной бриллиантами табакеркой.
При Павле I Шишков состоял генерал-адъютантом — докладчиком по флоту. Вступление на престол Александра I заставило Шишкова отойти от двора и углубиться исключительно в «занятия словесности». Ему претила либеральная фразеология Александра, и он видел в туманных декларациях царя влияние французской революции.
В 1803 году он написал знаменитое «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», которое во многом является актуальным и в настоящее время. Молодое поколение не знало и не желало знать Россию, Шишков видел это и бил во все колокола: «Всяк, кто любит российскую словесность и хотя несколько упражнялся в оной, не будучи заражен неисцелимою и лишающею всякого рассудка страстию к французскому языку, тот, развернув большую часть нынешних наших книг, с сожалением увидит, какой странный и чуждый понятию и слуху нашему слог господствует в оных. Древний славянский язык, отец многих наречий, есть корень и начало российского языка...» Далее Шишков обличал новейших писателей в том, что они забыли исконный русский язык и начали «вновь созидать оный на скудном основании французского языка». Он имел в виду в первую очередь "новатора" русской словесности Н.М.Карамзина. «..Французы учат нас всему: как одеваться, как ходить, как стоять, как петь, как говорить, как кланяться и даже как сморкать и кашлять... Благородные девицы стыдятся спеть русскую песню. Мы кликнули клич, кто из французов, какого бы роду, звания и состояния он ни был, хочет за дорогую плату, сопряжённую с великим уважением и доверенностию, принять на себя попечение о воспитании наших детей. Явились их престрашные толпы; стали нас брить, стричь, чесать. Научили нас удивляться всему тому, что они делают, презирать благочестивые нравы предков наших и насмехаться над всеми мнениями и делами...»
Шишков продолжал обличать: "..Какое знание можем мы иметь в природном языке своём, когда дети знатнейших бояр и дворян наших от самых юных ногтей своих находятся на руках у французов, прилепляются к их нравам, научаются презирать свои обычаи, нечувствительно получают весь образ мыслей их и понятий, говорят языком их свободнее, нежели своим...»
«Французы, научили нас удивляться тому, что они делают, презирать благочестивые нравы предков наших и насмехаться над всеми их мнениями и делами. Одним словом, они запрягли нас в колесницу, сели в оную торжественно и управляют нами, а мы их возим с гордостью, и те у нас в посмеянии, которые не спешат отличить себя честию возить их».
И в конце этого замечательного "Рассуждения" он заключал: «Делайте и говорите, что вам угодно, господа любители чужой словесности; но сия есть непреложная истина, что доколе не возлюбили мы языка своего, обычаев своих, воспитания своего, до тех пор во многих наших науках и художествах будем мы далеко позади других. Надобно жить своим умом, а не чужим».
Державин полностью разделял эти мысли своего друга и соратника. Он ведь задолго до Шишкова написал, будучи ещё безвестным поэтом: "Французить нам престать пора..."
Благородство Шишкова проявилось и в том, что он отказался собирать оброк со своих крестьян и существовал на одно казенное жалованье. Это, конечно, сказывалось на благосостоянии адмирала и скромная обстановка в его доме на Фурштатской удивляла высокородных петербургских посетителей, привыкших к «роскоши, прохладам и негам».
В Отечественную войну с Наполеоном адмирал Шишков занимал ответственный пост Государственного секретаря, и вместе с Государем он совершил все боевые походы по дорогам Европы. Именно Шишков встал во главе российской идеологии и пропаганды. «Молодые друзья императора» не умели общаться с «широкими слоями общества» и даже с «узкими слоями», вроде мелкопоместного дворянства. А Шишков был одарённым проповедником, он, как никто другой, сплачивал народ, вселял веру в Отечество. Он писал проникновенные манифесты, с которыми Император Александр I обращался к народу и армии. «...Да встретит враг в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина. Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спасителем Отечества; Святейший Синод и духовенство! Вы всегда теплыми молитвами своими призывали благодать на главу России; народ Русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы укрепившихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием на руках, никакие силы человеческие вас не одолеют...», - писал Шишков.
В 1812-м только батюшки рассказывали людям, что на нашей земле враг, что Россия сражается. Манифесты Шишкова зачитывали священники на церковных службах. Благодаря им повсюду началось крестьянское сопротивление против захватчиков-французов, и это стало залогом победы. Если народ не из-под палки готов рисковать головой в сражении с лучшей в мире армией — значит, непобедима Россия-матушка. Так оно и вышло.
Но враги России многолики: стоило нашим войскам отбросить вражеские полчища за пределы своей страны и продолжить боевое дело уже на чужой территории, как в Петербург под видом радетелей веры хлынули разного рода религиозные секты масонского набора — методисты, квакеры, разного рода мистики и сектанты. Против православия ковалась крамола, причем не менее опасная по своим целям, чем наполеоновское нашествие. Перетолковать, извратить и опошлить Священное Писание — вот чем занялись в первую очередь западные проповедники. И эта лгущая ученость поддерживалась большими денежными вливаниями. Естественно, что патриот и столп русскости, каким был А. С. Шишков, возвратясь с театра военных действий, сразу же включился в борьбу с новыми супостатами.
Происходило это так. 15 мая 1824 года Император назначил Александра Семеновича Шишкова министром народного просвещения. Десять дней спустя Государь принял его с докладом и запиской об искоренении тайной крамолы с помощью ужесточения цензуры. Оба рассуждения были Высочайше одобрены. 13 сентября того же года министр Шишков пишет письмо Алексею Андреевичу Аракчееву о провокациях Библейских обществ в России. Аракчеев ответил: «Все изъясняемые Вами рассуждения я нахожу весьма справедливыми и дельными, совершенно с ними согласен».
К делу подключается митрополит Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский).
Их общее заключение выработалось такое: «Библейские общества прекратить, переводов Священных Писаний на простое наречие не выпускать». 9 ноября — аудиенция у Государя Александра I. Вносится проект рескрипта. Неделю спустя А. С. Шишков записал в дневнике: «Был у Государя Императора и по окончании докладов прочитал ему записку митрополита Серафима с требованием закрыть масонские ложи, а все производимые по оным дела и переписки, запечатав, прислать для хранения в Синод». Решено было призвать на время в Петербург Киевского митрополита Евгения (Болховитинова), стойкого защитника чистоты Православия.
Но Император Александр, как всегда, медлил принимать решение. Однако непримиримый Шишков вместе со своими сподвижниками крепко стоял на страже интересов России, и 16 ноября 1825 года состоялся официальный роспуск и строжайший запрет Библейских обществ в нашей стране. А главный инициатор орденских смут, розенкрейцер высокого теоретического градуса князь А.Н. Голицын был снят с поста министра духовных дел, его учреждение упразднили и надзор за духовной жизнью со стороны государства возложили под начало А.С. Шишкова.
Он во всю свою долгую жизнь оставался неколебимым ревнителем Православия и Русскости, пламенным патриотом Отечества. «Что такое Отечество? – писал Шишков. - Страна, где мы родились; колыбель, в которой мы взлелеяны; гнездо, в котором согреты и воспитаны; воздух, которым дышали; земля, где лежат кости отцов наших и куда мы сами ляжем. Какая душа дерзнет расторгнуть эти крепкие узы? Какое сердце может не чувствовать этого священного пламени? Даже звери и птицы любят место рождения своего. Человек ли, одаренный разумною душою, отделит себя от страны своей, от единоземцев своих и уступит в том преимущество пчеле и муравью? Какой изверг не любит матери своей? Но Отечество меньше ли нам, чем мать? Самый худой человек постыдился бы всенародно и громогласно признаться в нелюбви к Отечеству. Все веки, все народы, земля и небеса возопили бы против него; только ад стал бы ему рукоплескать».
Шишков умер в 87 лет и был похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры.
***
По другую сторону баррикады стоял главный "новатор" Николай Карамзин, который выступал за реформу русского языка, за его европеизацию, сближение с немецким и французским языками. Для этого он предложил замену многих исконно русских слов, которые он считал архаизмами, на изобретенные им новые слова, которые были по сути иностранными словами, но написанными русскими буквами, или же переводами немецких или французских слов на русский. Николай Михайлович Карамзин стремился сделать русский язык приятным для слуха представителей высшего общества, привычных к звуку французской речи. Исходил он из того, что на тот момент дворянство в России говорило преимущественно на французском. Карамзинисты старались формировать русский литературный язык, используя европейские образцы. Применялся метод калькирования, то есть заимствования иноязычных слов, выражений, фраз буквальным переводом соответствующей языковой единицы. Такая калька обычно не ощущается как заимствованное слово, так как составлена из морфем своего языка. Поэтому реальное происхождение таких слов зачастую оказывается неожиданным для человека, впервые его узнающего. Так, например, русское слово насекомое — калька с латинского insectum (in «на» + sectum «секомое»).
Свидетельство о публикации №225030101835