На далёком хуторе

Когда мой дед Ян приехал в Питер в 1924 году из Латвии, его семья продолжала жить на хуторе в Сигулде. Вообще-то полное имя моего деда Иван Александрович Курмис . Сёстры же его Мария и Наталья, которые на моём веку проживали в Ленинграде, имеют ту же фамилию, но отчество другое -  Эдуардовны. Скорее всего, они его двоюродные сёстры. Когда дед женился и у него появились дети, он уже жил в городе. Сёстры же оставались на хуторе. Обе они были не замужем. В 1931 году, когда моей маме и дяде Адику исполнилось четыре года, тётки забрали их к себе. Детей своих у них не было, поэтому они сильно привязались к племянникам. Мне представляется далёкий латышский хутор, старый дом, огромный сад и сгорбленную старушку - мать обеих тёток. Она работает в саду, подвязывает пышно разросшиеся кусты пионов у калитки. За ней хвостиком ходит моя мама, куда бабушка, туда и она. На выгоне пасутся лошади, коровы, овцы. Всё это патриархальное хозяйство охраняет овчарка по кличке Дуксик. Тяжёл труд крестьянина, поэтому в работу включены все от мала до велика. Тётки и за скотиной ухаживают, и сено ворошат, и в поле, и в огороде успевают – только поворачивайся. Тётя Маня ещё и портниха первостатейная. Всё, что вырастишь надо ещё и сохранить. Заболел кто – ты сам себе врач. Поэтому старая бабушка ходит каждый день на бугор за травами. Её сопровождают моя маленькая мама и собака Дуксик. Потом бабушка сортирует лечебные травы и раскладывает их сушить. Затем идут они с бабушкой в холодные сени, где стоят крынки с молоком. Моей маме было дозволительно снимать пальчиком и слизывать сметану. Кругом хутора дремучий лес, полный диких зверей. Моя мама вспоминает, как однажды к дому вышел бурый мишка. Может он лакомился поспевающим овсом в близлежащем поле. Тётки принялись стучать по чему попало, поднялся невообразимый шум. Косолапый рявкнул и ушёл в лес. Вечером старики усаживаются на завалинке. Бабушка говорит деду Эдуарду:
  - Раскури-ка трубочку.
И дед раскуривает ей трубку. Потом, укачивая детей, тётя Маня поёт детям на ночь латышские народные песни. Даже я помню одну из таких незамысловатых песенок:
  - Куртутеси, куртутеси
    Гай литы ману. Норитыня грума…
Что означало:
 -  Петушок, петушок
    Куда бежишь так рано с утра ..
Певучая тётушкина речь причудливо перемешивалась, сочетая в себе русские и латышские слова.
В конце 30-х, не дожидаясь раскулачивания, продав дом, семья переезжает в Ленинград. Недолго они живут у бабушки Ани на Петроградской стороне. Потом Мария Эдуардовна выходит замуж за Ивана Семёновича Конева. Иван Семёнович был архитектором, довольно известным человеком в своих кругах. Во время Отечественной войны дядя Ваня работал прорабом на строительстве. Организация, в которой он состоял, занималась разбором завалов после бомбёжек. Коневы жили на Охте. Когда они сошлись, Марии было уже около сорока, а Ивану Семёновичу 26. Она – крупная, дородная, а он невысокий, сгорбленный. Говорили, что Иван Семенович раньше увлекался конным спортом. Однажды он неудачно упал с лошади и повредил позвоночник. От этого у него на спине был небольшой горбик. Но ни значительная разница в возрасте, ни различие их натур не мешало их супружескому счастью. Наоборот открытый, жизнерадостный характер бабы Мани дополнял замкнутого чересчур серьёзного дядю Ваню. Она вела хозяйство, распоряжалась во всём в доме. Казалось, что дядя Ваня был за ней, как за каменной стеной. Помню их уютную квартиру. Когда их семья получила своё жильё, баба Маня выписала к себе отца из Латвии. К тому времени это был уже очень старый человек. Я его помню очень хорошо. Белый, как лунь старик, чем-то напоминающий дедушку Мороза, сидит, бывало, в кухне на низенькой скамеечке и посасывает свою трубочку. Над его головой постукивают ходики в виде кошачьей головы, стреляя глазами из стороны в сторону. У окна баба Маня строчит что-то на своей швейной машинке, а по всей кухне разливается запах сдобного теста. На железной плите разложены румяные пироги, между ними примостилась крынка с торчащим из неё настоящим гусиным пёрышком. Там налито топлёное масло. Я хожу маленькая по всей квартире, заглядывая во все углы, как первооткрыватель в чужом краю. Вдруг слышу бабушкин голос из кухни:
  - Иди деточка, примерь платье.
Я подхожу к бабушке. Она притягивает меня к себе, целует в голову и надевает на меня только что сшитое платьице. Бабушка Маня всё время помогала нашей семье. В блокаду подкармливала, а потом, когда бабушку Аню вместе с детьми эвакуировали через Ладогу в Ярославскую область, тётя Маня приехала к нашим и привезла продукты и тёплые вещи. Она хотела вообще удочерить мою мать, Люсю, но бабушка Аня не согласилась. Тогда после войны Коневы взяли из детдома девочку Лиду. Лида лицом была очень похожа на мою маму, наверно поэтому они и удочерили её.