Ботаники Томска. 1919

   Вечерний декабрьский Томск был без света. Газовые фонари давно никто не зажигал, но Лида от Соборной площади, где толпились солдаты,  сразу свернула в Университетскую Рощу. Там тоже было темно,  и казалась роща тайгой. Но это все равно лучше, чем идти долго вдоль ограды, считать решетки и бесконечные столбы. И еще она любила мостик через Еланку. Речушка давно замерзла, но и в декабре она казалась живой подо льдом. Лида быстро побежала по узкой тропинке, протоптанной в сугробах, ив друг на мгновение показалось ей что бежит она по такой же тропинке в проклятой деревне, что она несчастная одинокая учительница, бежит сама не зная куда, и нет ей спасения.  У нее сжалось сердце и холод пробежал по спине. "Неужели это навсегда со мной?" Впереди уже светился не просто университет, это, казалось, грядущая жизнь . Каменные статуи под елками тоже замерзли,  но  упрямо отворачивались  от окон, залитым теплым желтым светом. Электричество в городе пока давали на три часа, до полуночи.  А как холодно было в вестибюле и на огромной лестнице! Такая лестница уже была в ее жизни, в епархиальным училище и она тоже вела, казалось на небо. Но как тепло там было, училище казалось новым миром и вот мир сжался до нескольких крошечных комнат гербария.  Дорогу в музей, дорогу к Порфирию Крылову,   она запомнила еще днем, и твердо решила, что лучшего места в городе нет, и лучшего профессора нет, это было ее гербарий.

И первый,  кого она увидела, отворив высокую белую дверь, был Крылов. Он улыбнулся своей доброй улыбкой, заметной даже в окладистой бороде и представил всем своим друзьям. Народу оказалось много,   и все сидели за маленькими столиками у окон, а в центре зала, как и днем, когда она приходила,  на длинном столе лежали грудами  гербарные листы.
- Знакомьтесь, коллеги! Лидия Палладиевна Сергиевская, она тоже любит флору и будет нам помогать.
Первым откликнулся Ревердатто, самый верный из маленьких ботаников.
- Лидия Палладьевна!? Это слишком длинно. Л и П.  Эльпа! Подойдет? Меня зовут Вейвей, специалист по кузбасскому углю, это в прошлом, а сейчас приехал в гербарий, как в собор, молиться, гербарные листы создавать, а это Эльфа, моя жена, да вы всех знаете.
 Эльфу Лида знала, она тоже училась на курсах, А Василий Сапожников был на курсах  ее любимым  профессором. Сапожников,  как и все кутался  в тулуп, но белая рубашка и галстук его выделяли, словно он пришел на лекцию. Он тоже слегка улыбнулся знакомой студентке. 
- Раз у нас гостья, придется идти за чайником, - Ревердатто скрылся за дверью и быстро вернулся. Над чайником поднимался пар,  и все окружили заветный столик для чаепития, всем захотелось  кипятка, а чай был настоящий.  И маленькая дочка Эльфы на коленях матери устроилась и что-то рисовала в альбомчике. А руки в варежках.
- «Ее Мария зовут, как пароход, на котором мы плыли, мать на мадонну похожа, красивая женщина с ребенком. Как  она изменилась после замужества», - почему-то вспомнил Сапожников.
- Вам повезло, Эльпа, - снова улыбнулся Крылов,  -  мы начинаем новую флору, флору Сибири и будет у нас новый отдел, арктический. Посмотрите,  сколько новых видов  профессор Сапожников из Обской губы привез.
Крылов говорил доброжелательно, но все знали, кто в гербарии настоящий хозяин. Порфирий Никитич разочарованным вернулся из столицы в Томск, но его место хранителя музея   уже было занято,  и отдавать его Сапожников не собирался, хотя уже год он не был министром просвещения Колчака и ректором университета, но и  деканом факультета  тоже оставался. Ботаником Сапожников был в экспедициях и в гербарии, а Крылов был ботаником всегда.
- Обская губа, Ледовитый океан, Северный морской путь, там, наверное,  уже выброшенными  водорослями пахнет, - вздохнула Татьяна Попова.
- Ну что вы, Татьяна. До северного полюса еще тысяча верст было, - откликнулся Сапожников, согревая руки о граненый стакан, - и холодно летом, почти как сейчас в университете.
- А как же вы столько растений собрали?
- Да это не я, Никитина. Все мужчины, как сойдут на берег, поднимали  на плечи огромные сырые бревна. Котельников шел впереди с тяжелым молотом для свай. И там где мы проползли, почти по колени  в грязи,    поднимались указатели. Теперь пароходы фарватер найдут.  Нам было тяжело, а Никитиной еще тяжелее, работала только в сетке и руки искусаны комарами. А вода такая холодная! Сын Вейнберга, Андрей, погиб, когда лодка перевернулась.
- Да, комары еще те, странное было чувство, - вспоминала Никитина, в гербарии Энва, - словно мы с Гумбольдтом по Ориноко плыли. Первые ботаники на берегу океана. А сушили мы гербарные листы на пароходике, в тесной каюте, почти в индейском шалаше. А помните,   как мы радовались, когда флотилию Котельникова из Омска встретили. Она по Иртышу пришла к слиянию. Много денег выделил Колчак нашему Обществу исследователей. Конечно, и помощь из Архангельска ему была нужна. Когда плыли, думали - гиблые места, ссылка, Березово, а там люди живут, хлеб сеют и он не вымерзает.
- Да,  говорили, север это страна чудес,  – вступила в разговор  Эльфа, - думаю ботаник только тот, кто собирает гербарий в местах, где не ступала нога цивилизованного человека.
- Чудес хватало. Белые ночи, как в Санкт- Петербурге, люди не знали, то ли спать ложиться, то ли вставать.  И бесконечные миражи. Видишь впереди сухую гриву в снегу. Захочешь там указатель поставить, моргнешь,  и нет ничего. Пустота.
- А местных туземцев видели?
- Какое там. Нужно было за год договариваться. Они выходили на берег Губы в январе, на ярмарку, а потом откочевали в тундру вместе с оленями. Говорят, они за винтовку готовы ребенка их чума отдать, но я не верю.
- Но тундру то видели?
- Да,  места там замечательные, осоковые луга, точно такие я наблюдал в Альпах на большой высоте
- Вот и мучаемся мы в гербарии сегодня, эти осоки определять, кто же их знает, у нас и отдела в гербарии нет, а ведь мы и на Енисее побывали, - вздохнул Вейвей..
- Будет отдел, и не один,  - уверенно заявил Крылов, - иначе мы «Флору Сибири» не создадим.
- Порфирий Никитич, а вы сегодня в больнице у Потанина были. Как он?
- Плохо. Ничего не видит, ему  каждый день газеты читают. Политикой грезит и все думает, что с Сибирью будет.

Свет вдруг погас, но ботаники зажгли керосиновые лампы  и снова сели возле своих столиков, перекладывая сухие растения на красивые листы бумаги и приклеивая этикетки. Груды засушенных растений  на длинном столе не уменьшались. Эльпе тоже дали столик и она решила, что столик этот будет всегда с ней. И первым растением ее была крошечная вильчатая ветреница из далекой тундры. Три ветреницы  на листе. В переплеты высоких окон заглядывали  в гербарий месяц и рождественские звезды, по Московскому тракту шли колонны солдат. "Епархиального училища теперь нет, и там тоже солдаты"- подумала Эльпа,  но ботаникам   было все равно, белые или красные шли солдаты. Ботаники  создавали «Флору»