Новелла о железном коне

Сергей Виниченко

Новелла о «железном» коне

На деревне почти каждый - тракторист. Многие провели в кабине зерноуборочного комбайна, колесного МТЗ или лязгающего гусеницами ДТ добрую половину своей сознательной жизни. О себе я этого сказать не могу. Но  смею отметить, что проводил в кабине трактора львиную долю своего летнего учительского отпуска.
В начале 90-х отец приобрёл по случаю видавший грязь многих вёсен колесный трактор Т-40. Под капотом железного коня, в дизеле с воздушным охлаждением, скрывались целых 37 лошадей, способных потянуть гору груза.
Я поехал без всякой подготовки – сел утром за руль и тронулся в первую в своей жизни деляну, где из-за неопытности порвал три троса. Правда, и первый крутой спуск под озеро Соленое чуть было не закончился плачевно. Вместо того чтобы отпустить сцепление и, тормозя двигателем, съехать  с горки к огороду, я выжал педаль сцепления до пола и трактор оказался в свободном падении… От неожиданности я еще нажал на тормоз … Это привело к потере устойчивости на средине спуска и развернуло трактор вокруг оси.. По всем законам физики, трактор должен был перевернуться. Но этого не случилось.

Впрочем, "корочки" у меня были. Нас учили езде именно на таком тракторе еще в школе. Для тренировок мы приносили канистру солярки и ездили кругами вокруг кладбища. Сдача на права была серьезной – на месте сгоревшей школы, на площади, (ныне – современная школа) старый танкист Георгий Михайлович Ульянов  разложил консервные банки, которые нужно было объехать, не зацепив колесами. Свидетельства о вождении выдавали вместе с аттестатом на выпускном вечере в июне 1977-го года. Этот документ и через тридцать лет признавали гаишники и милостиво отпускали восвояси.
Трактор стоял в небольшом садике под сенью трех скрученных от времени яблонь, посаженных еще во времена гороха. Уставший от дневных забот, он тихо покоился в тени и его сердце – раскаленный дизель – обдувался прохладным озерным ветерком. В майские дни трактор утопал в белоснежной пене цветущих яблонь, а к яблочному Спасу тяжелые перезревшие яблочки  изредка гулко бухали о его крышу и капот, в сильный ветер отзываясь пулеметной дробью.
В деляну и на сенокос мы отправлялись ни свет, ни заря, чтобы успеть поработать до полуденной жары. Звук моего "пускача" во время заводки двигателя слышала вся округа, еще спавшая в ранние утренние часы. Особенно остро в этот момент реагировал пес Рекс. Пускач еще только-только начинал стрелять облачками дыма из своей изогнутой трубы, как Рекс забивался в дальний угол своей будки и в ее темноте горели  от ужаса желтые собачьи глаза.
Каждая поездка запоминалась какими – нибудь интересными случаями. Вот некоторые из них.
Озеро Прохорово, поделенное пополам границей, в тот год разлилось и вышло из берегов. С весенним половодьем пришла беда для первомайцев – улица из нескольких домов была затоплена впервые за долгие голы существования села.. Озерная вода затопила росший на берегу березовый колок – деревья стояли в воде глубиною в полметра. На этой отметке их и пилили, подняв пилы до пояса.. Стволы тяжело валились в воду, поднимая тучу брызг, иногда окатывая пильщиков с ног до головы. Было жарко. Но ветерок сбивал  комариное племя, злобно атаковавшее погруженных в работу людей. Мой трактор челноком сновал вдоль берег. Мне приходилось цеплять стволы тросом с помощью изогнутого буквой S железного крюка. Петля при медленном движении трактора захлестывала ствол и трактор  вытягивал его из воды, огибая многочисленные пни.
Сложенные на поляне хлысты распускали на чурки и тут же закидывали в телегу. Когда одна поляна очищалась от дров, я переезжал на другую – процесс повторялся. Все лесные шумы и звуки, всегда радующие слух, заглушались работающими пилами и ревом дизеля.  Лишь во время обеда в разнотравье оживали кузнечики и было слышно пение птиц. К полудню жара становилась невыносимой. Пить воду было бесполезно – она тут же выходила потом. Но всё когда-нибудь заканчивается.  Наступил момент, когда я готов был отправиться в путь в сторону Первомайки. Все остальные полезли охладиться в парную воду озера. Полевая дорожка тянулась вдоль берега и убегала под горку.
Обычно я тянул тяжелую телегу на четвертой скорости, но тут телега рывками толкала трактор вперед и я плавно перешел на шестую.
Трактор несся среди полевых трав вниз под горку. Он фырчал и время от времени выдыхал в побелевшее от жары небо облачка черного дыма.
У раскаленной кабины метался целый рой надоедливых паутов, видимо, их привлекал запах солярки. В самом конце спуска стояла совхозная техника – комбайн и колесный МТЗ с прицепной сваркой. Между ними курили и о чем – то вели разговор первомайский управляющий Николай Иванович Настюшкин, сварной и механизатор. Поравнявшись с ними я уже собирался приветственно махнуть рукой как случилось неожиданное – какая-то неведомая сила резко дернула трактор и в мгновение ока развернула вокруг оси. Передо мной словно в замедленной съемке предстала картина – моя телега, полная дров, на всех парах неслась на остолбеневших людей. Грозно поднятое дышло целилось поразить новенькую жатку комбайна в аккурат  в самый её центр. Мозг в доли секунды нарисовал картину тяжелого материального ущерба, нанесенного мною совхозу. Но сверху решили иначе – не доезжая метра до жатки дышло упало и тупо уткнулось в землю. Телега встала как вкопанная. Не буду знакомить читателей со всеми идиоматическими выражениями, огласившими окрестности. Тем более что они известны.. Оказалась, что оборвало  «серьгу» у прицепного – помните героя Михаила Евдокимова, восклицавшего: «Суй палец!»… Речь о ней. Серьгу тут же приварили, и я отправился домой уже на четвертой скорости. Страшно представить, если бы она оторвалась на узком волнинском грейдере…
Подобных случаев было немало в моей многолетней практике вождения. Однажды у одного из пильщиков деревом закусило визжащее полотно пилы. Страдалец отчаянно дергал её во все стороны, но прямостоящий ствол огромной полусухой осины и не думал реагировать на его усилия. Замучавшийся пильщик, бросив задавленную пилу, торчащую у основания инородным телом, подбежал к распахнутой дверце трактор. Стараясь перекричать шум дизеля, он заорал, показывая рукой в сторону дерева:

- Серега, потяни осину! Согнёт полотно к едрене фене!

Я  подал назад, выпрыгнул из кабины и обнял тросом дерево чуть выше заглохшей пилы. Когда трактор струной натянул трос, сквозь запыленное лобовое стекло я вдруг увидел перекошенные от ужаса лица людей, работавших метрах в двадцати от меня. Сзади раздался страшный треск, похожий на многократно усиленный звук испорченного динамика – осина, смирившись со своей участью, освободив пленённую пилу, рушилась, ломая сучья, прямо на трактор. Я успел лишь инстинктивно вжать голову в плечи – кабина не имела дуг безопасности. Но каким-то чудом дерево упало справа в метре от трактора, сломав с десяток небольших осинок - подростков и оставив меня жить дальше. Лишь от лопнувшей кроны отлетели сучья и дождем ударили в бок трактора.
–Ух-х-х!– облегченно выдохнули свидетели этой сцены, во всю мощь своих проспиртованных глоток – дело было после обеда.
За годы поездок на Т-40 я неоднократно терял телегу и всё из-за собственной невнимательности. Даже халатности. Дышло телеги было скреплено с прицепным устройством трактора посредством уже знакомой читателю «серьги». В неё вставлялся длинный стальной «палец», который необходимо было фиксировать проволокой. Иначе на неровной дороге он подпрыгивал и выскакивал вверх - телега пускалась в свободное плавание без воли водителя.
Ранним августовским утром я гнал трактор на прямой передаче по дороге разрезавшей пополам молодой сосновый бор. Над прямой, словно стрела, дорогой выделялся вытянутым прямоугольником светлый кусочек неба. Я жадно хватал целебный сосновый воздух пополам с выхлопными газами дизеля. Вот и деляна. У вагончика сидел на пне мой дядька Афанасий Понамарев. Он  ловко крутил пальцами самокрутку из местного самосада, изредка отмахиваясь от одолевших комаров. Я выпрыгнул из еще бегущего трактора и подскочил к дядьке. Мы поздоровались.  Афанасий, отстраненно глядя мимо меня в сторону трактора, проговорил, глухо покашливая :
- А чего без телеги-то приехал? Чего грузить будем?
На лесной прохладной полянке меня бросило в жар – следом за мною в двух машинах ехали грузчики и картина их аварии ясно возникла в моей голове. Помчался назад – телегу обнаружил в трех километрах – она мирно стояла , упершись дышлом в сосну. Никто не пострадал, грузчики лишь увидели как телега, лишившись поводыря, плавно съехала с дороги на обочину. С того случая я стал чаще смотреть по сторонам и приделал слева зеркало заднего вида.
Были и сложные случаи. В лесу, за Елгаштиным болотом, севернее Гренадерки грузили несколько кузовов. Весь день моросил мелкий нудный дождь, но работа кипела. До Гренадерки добирались, вытаскивая двойной тягой увязшие трактора с дровами. Выручал Кировец, легко дергавший из непролазной грязи колесники. У моего трактора светила одна фара и плохо работал дворник, к тому же тащил в сцепке две телеги дров. В Гренадерке управляющий Иван Семенович Драгунов настаивал на нашем ночлеге, опасаясь, как бы не случилось с нами на дороге чего плохого.Но мы поехали дальше , в Пресногорьковку, бросив  у памятника солдату две телеги и сломавшийся трактор.
В кромешной тьме главной задачей было не закусить колесом размокшую обочину на узком грейдере. Положение усугублялось спящим под моим правым боком Федей Бозиным, а в кабине и одному-то не повернуться. Чудом заехал во двор сельсовета, не своротив узкие ворота  и бросил телеги до завтра. Явился домой поздно ночью, грязный с ног до головы.
Пробовали возить трактором воду. Поставили на телегу из-под вагончика огромную пятикубовую бочку, подсоединили к трактору насос и поехали к трестовской дамбе. Накачали полную бочку воды и обнаружили, что телега с узкими колесами присела в рыхлый грунт по оси. Пришлось сливать воду…Позже качали ее из котлована, что недалеко от маслозавода.
В каких только далях не побывали мы с  железным конем! На севере мы постепенно проехали вдоль всего участка российско-казахстанской границы, а на юге побывали у Жана Жола и Жалтыршы. Не раз приходилось уносить ноги от преследовавших штормовых туч, грозивших намочить сено. Телегу всегда грузили до небес и стог на ней был в два раза выше бортов. Стог обязательно вязали длинной веревкой, опасаясь сползания сена Для этого человека поднимали на «рогах» сенопогрузчика на стог, там он ловил веревку и сползал по ней. Сено, солома, дрова, уголь, мешки с отходами – таков был наш обычный груз. Осенью ездили собирать солому по окрестным полям. Трактор никогда не подводил. Лишь однажды сгорело сцепление и весь путь с полной телегой пришлось преодолеть исключительно на шестой скорости. Это было головокружительная езда, трактор несся на всех парах не снижая скорости. Его бег остановил лишь мощный столб в нашем дворе, у которого он и заглох. После того, как лопнула стойка левого колеса, трактор поехал на трех колесах, удивляя бегущих вслед пацанов своей живучестью.

Со временем трактор стал таким же привычным объектом интерьера  как советский холодильник «Свияга» или старая «стенка». Я долго не мог привыкнуть к его отсутствию под осиротевшими яблонями за окном…

Им не на кого стало ронять свои созревшие плоды…