Цепные псы самодержавия. Глава 38

                Глава тридцать восьмая

 На следующий день Грабовский был представлен двум прикомандированным офицерам. Поручику  Протасову Михаилу Юрьевичу,  располневшему крепышу лет 28 с уже седыми висками, аккуратной маленькой бородкой и живыми тёмными глазами.
 - Очень рад, что мы с вами,будем служить вместе! - сказал тот и весёло заулыбался.
 - Я тоже очень рад! -  Грабовский пожал руку Протасову.

 Поручик Бердников Александр Аркадьевич, болезненно худой блондин неопределённого возраста с редкими волосами, впавшими щеками долго смотрел на Николая своими светло-голубыми глазами, а потом едва раскрыл тонкие губы и прошептал:
 - Прошу вас только об одном, Грабовский, скрупулёзно исполнять ваши обязанности.
 
- Буду прикладывать к этом все мои усилия! - Николай хотел было улыбнуться, полагая, что Протасов шутит, но у того было очень серьёзное выражение лица.
 «Странный, без сомнения, человек! Выражается, как большой начальник!» - подумал Грабовский.
 
Командиром всех унтер-офицеров, а их в Самарском жандармском губернском управлении  числилось 7, являлся вахмистр Колодников Харитон Павлович. Сухощавый, невысокого роста, с бритым лицом и широкими бровями и небольшим носиком мужчина лет 40.

 Колодников, как и полагается нижнему чину, стоял перед Грабовским по стойке смирно, обращаясь при этом к нему по имени и отчеству.
 
В самой дальней комнате, скрипели стальными перьями два писаря. Иванов и Петров. Оба в поношенных жандармских мундирах без погонов, но с основательно потёртыми нарукавниками. Писари были очень похожи друг на друга: плешивые с неаккуратными бородками, красными лицами и маленькими глазами.
 
- Николай Васильевич, писари находятся в непосредственном вашем подчинении, - объяснил Александрович. - Вы отвечаете перед полковником за качество их работы. Советую вам относится к ним со всей строгостью.
 - Понял! Спасибо! - вздохнул Грабовский.
   
 К обеду Николай уже узнал от Александровича , что Самарская губерния была создана по указу Сената в январе 1851 года из семи уездов, расположенных на левом берегу реки Волги. Эти уезды, ранее входили в Симбирскую, Оренбургскую и Саратовскую губернии.
 
- В этих уездах также есть жандармские управления, начальники которых являются помощниками полковника Сердюкова. Штат их в основном состоит из унтер-офицеров. Бузулукский и Бугурусланский уезды образуют один жандармский уезд, в котором есть даже один прикомандированный офицер. Адъютантов во всех жандармских уездах не предусмотрено, - объяснил Александрович.

 - А как же они справляются с бумажной работой? - поразился Николай.
 - Самый грамотный унтер-офицер в уездных жандармских управлениях ведёт делопроизводство, - вздохнул Александрович. - Иногда это, конечно, приводит к самым неожиданным ситуациям. Однако что поделаешь? Меня удивляет совсем другое, - Степан Николаевич понизил свой голос до шёпота, несмотря на то, что они одни находились в кабинете и никто их не мог услышать, - штаб-квартиры всех уездных жандармских управлений находятся в городе Самаре! Не в уездных городах! А именно в Самаре! Почему это так? Не могу вам, Николай Васильевич, объяснить.
 
- Да-а-а-а... - протянул, также шёпотом Грабовский, - не понятно. Скажите, Степан Николаевич, а почему тогда все жандармы Самарской губернии не находятся под одной крышей? Это было бы, наверное, удобно?
 
- Да вы что, Николай Васильевич! - Александрович посмотрел на него, как на тупого. - Вы представляете себе в одном здании около 20 офицеров и почти 40 унтер-офицеров? Это же хаос! Вавилон! Да такого огромного здания  городе у нас и нет!
 - Да, действительно! - смутился Грабовский, - я как-то об этом и не подумал! А как я могу познакомиться с начальниками уездных управлений?
 
- Не беспокойтесь об этом! Они раз в месяц прибывают на доклад к полковнику Сердюкову. Тогда вас и представят, - как-то безразлично произнёс Александрович.
 - А вахмистры уездных управлений?
 - А зачем они вам нужны? - искренне удивился Степан Николаевич. - Не думаю, что вы с ними будете соприкасаться по службе. Я их, разумеется, знаю. Видел. Правда некоторых всего один раз. Вам, Николай Васильевич, нужно озаботиться сейчас совершенно другим.
 - Чем? - Грабовский внимательно смотрел в лицо Александровичу.
 - Съёмом жилья! Ведь вам нужно иметь квартиру не только очень близко к губернскому управлению, но хозяин её должен абсолютно благонадёжным человеком. Да, ещё желательно, чтобы жильё имело два входа. Не думайте, что в переселённой Самаре найти квартиру -это лёгкое дело!

 - Вы, Степан Николаевич, правы! Я даже и не думал ещё о поисках жилья! - согласился Грабовский. - Планировал отложить  на потом.
 
- Когда это на потом? - у Александровича от удивления вытянулось лицо. - Вы будете работать с раннего утра до глубокой ночи. Каждый день! Я вам, Николай Васильевич, сообщаю об этом честно. С утра до ночи! Часто без всяких выходных! Вы должны срочно  снять в наём жильё! Если вас устроит, то могу вам предложить квартиру, в которой я проживаю с моей семьёй.
 - Расскажите! - попросил Грабовский.
 
- Дом большой деревянный и относительно новый. Ему всего лет пятнадцать. Тёплый! Водопровод провели в прошлом году! Удобно! Роскошь! Вы себе, Николай Васильевич, даже и представить не можете! - почти воскликнул от восторга Александрович. - Кроме того, а это факт, я уверен, является самым главным, что он находится на улице Саратовской, в одном квартале от нашего управления! Стратегическое расположение!
 
- Дом одноэтажный? - уточнил Грабовский.
 - Да! Всего в нём две квартиры. Одна сдаётся в наём, а в другой живёт сам хозяин. Два входа! Если вам будет необходимо, то вы можете выйти через квартиру хозяина. Это получается уже третий вход! Просто шикарно! - возбудился Александрович.
 
- Чудненько! Чудненько! - обрадовался Николай. - Вы, Степан Николаевич, когда собираетесь съезжать? Прошу прощения за такой нетактичный вопрос!
 
- Почему нетактичный? Очень даже практичный, Николай Васильевич, - Александрович задумался. -  Дня через два я отправляю в Москву супругу с моими девочками. У меня, как вы знаете, две дочери близнецы. Славные девочки! Им по пять лет недавно исполнилось.  С ними едет и няня. Мне же нужно будет задержаться ещё на пару дней. Вообщем через неделю квартира будет свободна. Только вот, - Степан Николаевич замолчал и замялся.
 
- Есть какие-то препятствия? - встревожился Грабовский.
 - Дело в том, что вы холост, а квартира просто огромная! Пять комнат! Больших! Детская спальная. Рядом с ней комната для няни. Наша  супружеская спальная. Зала очень обширная. Столовая. Ещё две комнаты для прислуги и для кухарки. Кухня. Кладовая, которую можно использовать тоже для жилья в случае надобности. Один человек может в такой квартире потеряться. Да и оплата нешуточная! Целых 25 рублей! - вздыхая объяснил Александрович.
 
- Меня, Степан Николаевич, всё устраивает! - широко улыбнулся Грабовский. - И просторы этой квартиры и её цена.
 - Ну раз так... Я прямо сегодня поговорю с хозяином и думаю, что завтра или послезавтра вас представлю ему, - ответил Александрович.
 
 В этот день, уже вечером, в отдельном кабинете ресторана при «Большой Центральной гостинице братьев Ивановых» Александрович устроил прощальный ужин для господ офицеров Самарского жандармского губернского управления.
 
Все приглашённые прибыли в цивильных костюмах. Некоторые даже с дешёвыми памятными подарками. Всего присутствовали  семь человек. Полковник Сердюков, поручики Протасов и Бердников, Александрович, Грабовский, а также начальник Богурусланского и Бугульминского жандармских уездных управлений ротмистр  Михаил Яковлев, начальник  Николаевского жандармского уездного управления подполковник Энгергальд, начальник Новоузенского жандармского уездного управления подполковник  Джанкели.
 
Ужин был довольно скромным и прошёл очень быстро.
 На первое подали «весенний суп» из говяжьего бульона и репы. К нему половые принесли и специальные очень вкусные пирожки. Потом был так называемый «кокиль» - горячая закуска, поданная в специальных формочках в виде морских раковин. Специально к нему на стол поставили блюда с фаршированными яйцами, икру, осетровый балык, разные сыры.
 
Пили только водку «Московскую особую». Пили много, а разговаривали мало. Поднимали тосты за Александровича, благодарили его за самоотверженность и верность долгу, а также желали успехов на новом месте службы.
 
Грабовский заметил что никто из присутствующих ни разу не упомянул ничего конкретного и не произнёс слово «жандарм». «Боятся, чтобы никто из посторонних случайно или специально не подслушал,» - понял Николай.
 После ухода Сердюкова обстановка стала менее напряжённой.
 
Протасов немедленно принялся рассказывать скабрезными анекдоты, над которыми искренне и долго смеялись и просили ещё чего-нибудь «остренького».
 - Один господин нанимает себе новую кухарку. Внимательно осматривает её, вздыхает и говорит:
 - Ох, даже и не знаю, сумеешь ли ты мне угодить!
 - Не сумлевайтесь, барин! Я вам лучше всякой барыне потрафлю! - с обиженным видом отвечает она.
 - Ха-ха-ха-ха! - давились смехом все присутствующие.

 На Грабовского не обращали внимания. Никто даже и не пытался заговорить с ним. К десяти часам ночи разошлись по домам.
 
На следующий день полковник Сердюков, появившись на службе, сразу же вызвал к себе Грабовского.
 -Николай Васильевич, поезжайте прямо сейчас в «чёрный кабинет» и привезите оттуда всё, что вам дадут! - приказал он.
  Грабовский замер, думая о том, что он ослышался.
 - Михаил Владимирович, а ....
 - Простите, Николай Васильевич, сейчас я вам всё поясню! - сдерживая смех, сказал Сердюков. - Поезжайте в Губернскую почтовую контору, которая находится на углу Успенской и Николаевской. Там найдёте Ивана Денисовича Клементьева.  Привезите мне то, что он вам даст. «Чёрный кабинет» - это наш жандармский отдел, который занимается перлюстрацией всей  почтовой корреспонденции, которая входит или выходит из территории Самарской губернии.
 - Понял, Михаил Владимирович! - ответил Грабовский.
 
С большим трудом  Николай нашёл в здании почтовой конторы незаметную узкую дверь, покрашенную в серо-жёлтый цвет, как и стены.
 
Он постучал пять раз, выдержал паузу и ещё ударил в дверь дважды. Так велел ему Сердюков.
 Дверь слегка приоткрылась. В щель выглянуло маленькое сморщенное лицо, похожее на сушёный гриб.
 - Чего надобно, сударь? - очень нелюбезно спросил человек.
 - Я прибыл по приказанию Сердюкова Михаила Владимировича, - прошептал Николай.
- Заходите! - тихо произнёс человек со сморщенным лицом.
 
 Николай вошёл. Перед ним стоял мужчина, очень низкого роста, в серой тужурке почтового ведомства обильно посыпанной перхотью.
 - Вы поручик Грабовский? - осведомился он.
 - Так точно! Новый адъютант губернского управления! - ответил Николай, пытаясь увидеть, что происходит за спиной мужчины.
 - Я - Клементьев! Проходите! - посторонился тот.
 
 За длинным столом, на котором лежали аккуратные стопки конвертов, сидел другой мужчина в серой тужурке.
 Он встал и представился:
 - Коллежский регистратор Курдюмов!
 
Потом вновь сел на свой стул  потерял всякий интерес к Грабовскому, продолжив чтение какого-то рукописного текста с помощью мощной лупы.
 
Пока Клементьев искал что-то в папках, Николай рассмотрел «чёрный кабинет». Узкое высокое помещение. Деревянные полки с папками на них. В конце стола стоял кипящий самовар, тарелка с баранками и сухарями, сахарница.

 «Интересно, а где эти засекреченные люди разжигают самовар? Очевидно, что не в кабинете! Они что читают все письма? Так же с ума сойти можно!» - почему-то подумалось ему.
 - Грабовский, смотрите! - оторвал Николая от мыслей Клементьев.

 - Уже смотрю! - уставился Грабовский на лист бумаги, исписанный красивым почерком, которое довольно бесцеремонно сунул ему под самые глаза Клементьев. - В этом письме, абсолютно частного характера мы обнаружили тайнопись. Сделана она симпатическими чернилами. Полный её текст прилагается. Далее, копия письма некоей Светланы Ивановны Грязевой  своему «любимому кролику». Со всех писем Грязевой мы уже в течение года, согласно приказу полковника Сердюкова, снимаем копии и передаём их в управление. Кто на самом деле является «любимым кроликом» до сих  пор не установлено. Получателем является Краснов Никита Евлампиевич, житель города Самары, который лично получает их в конторе. Уверен, что о нём в управлении знают гораздо больше.
 
 Я кладу эти документы в конверт. Видите? Накладываю сургучную печать. Вот так вот! Получилось хорошо, не находите? - Клементьев  пристально вгляделся в сургучный оттиск.- Превосходно! Держите, господин поручик! И распишитесь в журнале о получении этих документов! Вот вам ручка с пером, а вот и чернильница! Чёрными, пожалуйста! В этом журнале всё, в том числе и подписи, заполняется только чёрными чернилами. Будьте любезны, запомнить это!
 
«Гнусный человек этот Клементьев! Манеры, как у полового в трактире!» - брезгливо морщился Грабовский, возвращаясь в управление на извозчике.
 
Через неделю Николай осматривал квартиру, которую снимал со своей семьёй Александрович, уехавший в Москву вчера утром.
 - Вы, Николай Васильевич, себе и представить не можете насколько вам удобно будет это жильё! От работы всего двадцать шагов! Ну не двадцать, чуть побольше, конечно... Дом то, почти новый! Водопровод вот... - вокруг Грабовского крутился домовладелец Дёмушкин, рыжий, лысеющий крепкий мужик лет сорока пяти. - Водопровод - это  в наше время... - мельтешил он, суетливо, скороговоркой рассказывая о красотах и удобствах своего дома.
 
Николай его вообще не слушал. Он с разочарованием рассматривал комнаты. Действительно, как и сказал Александрович, их было пять. Однако... Все такие маленькие, что Грабовскому комнаты показались просто крошечными. «Для лилипутов они строились наверное? В детскую спальную с трудом войдёт бОльшая часть моей библиотеки. В комнате, где обитала няня станет только письменный стол... Нет! В ней я буду спать! А вот в спальной комнате супругов Александрович, устрою свой кабинет и размещу остаток библиотеки. Хотя места очень и очень мало! Придётся покупать небольшой письменный стол и ходить только боком. А что делать? Залы у меня никакой не будет! В этой светлой просторной комнате у меня будет художественная мастерская! Хотя и она маловата для занятия живописью. Ничего не поделаешь... Ничего! Надо заселяться, а потом по возможности искать другое, более просторное жильё. Столовая меня устраивает. Комнаты для кухарки и служанки вполне нормальные. Одну из них придётся приспособить для хранения холстов. Хотя искать другое жильё... нет! Не имеет  никакого смысла. Расположение дома действительно стратегическое! Нужно устраиваться здесь. Приедет Варвара и мы с ней всё продумаем более тщательно. Она ведь баба очень практичная ».
 
- Цена? - грубо и бесцеремонно оборвал Грабовский домовладельца.
 - 27 рублёв, Николай Васильевич! - не моргнув глазом, моментально произнёс тот.
 - А прежний постоялец платил 25 рублей! Почему разница такая? - открыто издеваясь над собеседником, поинтересовался Грабовский, уставив свой взгляд на лице Дёмушкина.
 - Так это... это... как его? Это ... Дорожает же всё, Николай Васильевич! Дровянник нужно новый построить. У энтого крыша текёт. Ворота подновить. Для этих целей деньги и нужны! Ничего лишнего даже и просить не смею! - Дёмушкин опустил  свои жёлтые кошачьи глаза.
 - Да! Расходы увеличиваются... - произнёс Грабовский, а сам думая о том, что  ему нужно срочно отправить в прачечную  своё нижнее бельё.
 - Так и я о том же! - обрадованно воскликнул домовладелец.
 
- Слушайте, Дёмушкин! Я плачу вам сразу 288 рублей. Из них 100 -золотом! Это оплата за год! Как вам моё предложение? - Грабовский продолжал открыто издеваться над хитрым хозяином квартиры.
 - 100 рублёв золотом? - не веря услышанному, переспросил Дёмушкин? Оплачиваете сразу же за целый год?
 - Да! Совершенно так! - подтвердил Грабовский.

 Дёмушкин молчал. Только губы у него шевелились. Он считал. На маленьком лбу сразу же появились глубокие морщины. Рыжие брови сдвинулись к переносице.
 - Я согласен, Николай Васильевич! Только если вы съедете раньше, то я вам ничего не возвращаю!
 - Совершенно так! - громко рассмеялся Грабовский. - Вот и чудненько! Договорились!
 
Через неделю Николай с каким-то  ужасом понял, что навряд ли он сможет читать книги из своей библиотеки или использовать залу для занятия живописью. Исполнение обязанностей адъютанта управления не оставляла даже возможности хорошо выспаться.
 
Два раза в неделю приходила спецпочта. Это мог быть совсем небольшой пакет из плотной бумаги с несколькими документами, а мог быть и большой мешок из брезента, набитый циркулярными письмами, брошюрами, приказами Департамента полиции и штаба Отдельного корпуса жандармов.  Тогда только для того, чтобы разобрать пришедшую корреспонденцию Грабовскому  требовалось несколько часов.
 
Каждый день приносили обыкновенную почту. Среди различных анонимных доносов были официальные письма от  самарских губернаторских чиновников, многочисленных организаций типа Самарской Казённой палаты, Управления Самарской Епархии и т.п.

 Каждый входящий, даже самый ничтожный по своему содержанию, документ должен быть зарегистрирован в соответствующем журнале и вручен полковнику Сердюкову для ознакомления.
 
 Начальник Самарского жандармского губернского управления оставлял своё резюме на всех бумагах и возвращал их адъютанту.
  Грабовский вновь их  регистрировал и отправлял уже тем, кто должен был отрабатывать эти документы. В обязанность Николая входил и контроль за исполнением всех бумаг в  надлежащие сроки.
 
 С некоторой входящей, исходящей корреспонденции нужно было снимать копии, чем занимались писари, которые подчинялись Грабовскому.
 Кроме этого существовала  и внутренняя секретная документация. Это были сообщения секретных сотрудников и рапорта прикомандированных офицеров, которые ими руководили.
 
Грабовский уже знал псевдонимы некоторых агентов Самарского жандармского губернского управления, которые состояли на связи у поручиков Протасова и Бердникова. Однако личности людей, скрывавшихся за псевдонимами ему были неизвестны. Ведь согласно циркулярным письмам Департамента полиции о работе с секретными сотрудниками, рапорта об их вербовке и расписки агентов о сотрудничестве подавались начальнику управления лично прикомандированными офицерами, минуя адъютанта.
 
Николаю приходилось завтракать, обедать и ужинать в своём кабинете, заказывая еду в кухмистерских.
  В воскресенье, первый свой выходной, ему пришлось работать с семи утра до десяти часов ночи.
  Управление было пустым, если не считать дежурного унте-офицера.
 
Целый день Грабовский писал и писал. Когда судороги начинали сжимать его пальцы, он оставлял ручку на письменном приборе и принимался изучать циркулярные письма Департамента полиции за последние семь лет.
 
Отец выслал ему целую 1000 рублей, чему Николай очень обрадовался. Ведь все подъёмные деньги, выданные  ему в канцелярии штаба Отдельного корпуса жандармов были, уже потрачены.
 
На двенадцатый день приехала Варвара.
 - Варя, я без тебя, как без рук! - признался Грабовский прислуге. - Срочно налаживай мой быт!
 
 Рябое некрасивое лицо служанки сразу же покраснело от удовольствия. Варвара приняла отчаянную просьбу Николая, как самую лучшую похвальбу.
 
 А ещё через десять дней прибыли ящики с личными вещами Грабовского из Владимира Волынского.
 - Варя, вот тебе деньги! - он сунул ей в руки пачку мелких купюр, - сама плати ямщикам и за доставку со станции. Грузчикам за работу. Книги, холсты, мольберты, краски оставляй в большой светлой комнате. Там же, пусть пока находятся ящики с книгами.  С посудой, постельным бельём и прочим определяйся сама. Ты женщина разумная и практичная лучше меня всё знаешь. Я на службе. Да, еда из кухмистерской мне уже так надоела, что выть хочется. Давай - ка  через пару дней начинай готовить завтраки, обеды и ужины. Уяснила?
 
- Да, Николай Васильевич! Всё мне понятно! - деловито ответила Варвара.   
 
 Жизнь Грабовского теперь изменилась. Рано утром Варвара подавала ему стакан горячего, очень крепкого чаю, с двумя бутербродами с хорошей колбасой. На обед Николай часа в три пополудни уже приходил домой. В столовой его уже ждал накрытый стол.  Один день -щи, пельмени, горячий чай, а на следующий - уха, жареная рыба, горячий чай. Часов в десять ночи он усталый возвращался домой, и Варвара подавала ему яичницу, жареную на сале и крепкий чай.
 
В семь часов тридцать минут утра Грабовский  являлся на службу. Его обеденный перерыв длился с трёх до четырёх часов пополудни. В субботу Николай, единственный в управлении, работал весь день. В воскресенье до обеда.
 
 Пролетали недели, а он не читал ни книг, ни занимался живописью.  Постоянная невероятная усталость «поселилась» в его теле. Кроме этого Грабовского терзали различные сомнения и мысли, которые он «приводил» в порядок только в воскресенье.
 
В этот день обед он начинал с закусок. Варвара ставила на стол бутылку хорошей водки, тарелку с квашенной капустой,солёные огурцы, балык из сёмги или осетра.
 
 Грабовский медленно,растягивая удовольствие, пил  водку :рюмку за рюмкой. В голове появлялась ясность мышления, а в теле чувствовалось расслабление.
 Потом Николай обедал, курил папиросу, шёл в кабинет, брал книгу, садился в кресло и... засыпал. Просыпался уже поздно ночью. Мылся, пил крепкий чай с булочками и шёл в кровать.
 
 На следующий день начиналась уже новая неделя. Времени не было! Так ещё Грабовский не жил! «Я уже больше трёх месяцев живу в Самаре и не знаю города!  Это позор! Я  ещё нигде не был!  Полный позор. Почему не был? Главная почтовая контора, «Большая центральная гостиница», железнодорожный вокзал, жандармское управление! Ха-ха-ха! Позор! Я служу в Самаре, у меня очень специфическая работа, предусматривающая знание города... Да, паскудно как-то! Я же не всегда буду адъютантом,  через какое-то время меня могут перевести на должность прикомандированного офицера и тогда... А если меня переведут прикомандированным офицером совсем в другой город? Если даже в другую губернию?»
 
 У Грабовского сложились прекрасные служебные отношения с Сердюковым и Протасовым.

 С поручиком Бердниковым ситуация была совершенно иной.
Месяца полтора назад, в начале апреля, из Департамента полиции пришёл важный циркуляр о некоторых изменениях в вербовке содержателей конспиративных квартир. Сердюков приказал Грабовскому срочно познакомить с ним прикомандированных офицеров.
 
 Протасов прочитал, расписался в журнале и вернул, как и полагается, этот секретный документ. Бердников же расписался в его получении, забрал его до конца дня в свой кабинет.
 
 Грабовский посмотрел на часы. Стрелки показывали 9 часов пятьдесят минут вечера.
 «Мне уже пора домой, а Бердников до сих пор не вернул циркулярное письмо. Странно! Неужели засиделся сегодня  допоздна? На него это не похоже... Странно!» -  Николай вышел из кабинета, пройдя по коридору, вежливо постучал в дверь Бердникова.
 Тишина... Он ещё постучал. Тишина.
 
- Степунцов, - обратился Грабосвкий к дежурному унтер-офицеру, - поручик Бердников у себя?
 - Никак нет, Николай Васильевич!! Александр Аркадьевич часа три назад как вышли, - доложил Степунцов.
 
«Это нарушение приказа Сердюкова! Каждый прикомандированный офицер обязан мне сообщать о том, что покидает расположение управления до определённого часа. Сам Сердюков меня оповещает о своих передвижениях».
 Грабовский переоделся в цивильный костюм и вышел из здания.
 
 Бердников снимал квартиру в четырёх кварталах от управления.
 Николай подёргал конец шнура. В глубине одноэтажного дома послышались слабые трели звонка:
 - Трень! Трень! Трень!
 
 Ждать пришлось довольно долго: минут около десяти. Наконец входная дверь открылась, и на пороге появилась сонная баба в какой-то шерстяной накидке.
 - Барин, вам чаво? - с нескрываемым раздражением спросила она.
 - Поручик Грабовский! - представился Николай. - Мне срочно необходимо поговорить с Бердниковым.
- Входьте! - баба пропустила его внутрь;
 
Бердников в лёгких штанах и пижамной куртке курил толстую сигару.
 - Что-то случилось, Грабовский? - безразличным тоном поинтересовался он.
 - Александр Аркадьевич, вы покинули расположение управления без оповещения. Однако самое тяжкое, что вы забыли вернуть мне циркулярное письмо Департамента полиции, которое я вам вручил для ознакомления, - вежливо сообщил Николай.
 - Грабовский, - это что является причиной для того, чтобы вы являлись ко мне домой? Я, лично, не вижу никаких причин для беспокойства. Документ лежит в надёжно запертом сейфе. Завтра утром я его вам верну. - Бердников вынул изо рта сигару и ехидно улыбнулся.
 - Александр Аркадьевич, вы не первый год служите и прекрасно осведомлены, что совершили грубейшее нарушение инструкции о работе с секретными документами. - Холодно объяснил Николай.
 Внутри у него начинало «закипать».
 
- Не такое это и нарушение! - раздражённо заметил Бердников, - не отчаивайтесь вы так  не берите близко к сердцу. Завтра утром я сразу же вам верну это циркуляр! - он сунул сигару в рот и начал затягиваться.
 - Александр Аркадьевич, это ваше личное решение! Я же обязан немедленно сделать отметку в журнале регистрации секретных документов и утром доложить полковнику Сердюкову! Я сейчас  возвращаюсь в управление. Буду там находиться минут пятнадцать для того, чтобы завершить мои дела. Если вы явитесь и вернёте мне циркулярное письмо Департамента полиции, которое находится в вашем сейфе, то этот инцидент останется между нами! Честь имею!  - Грабовский повернулся и вышел.
 
 Бердников явился в управление сразу же за Николаем. Немедленно сдал циркуляр, расписался и ушёл.
 С того памятного вечера Бердников перестал разговаривать с Грабовским. При встрече тихо цедил сквозь зубы что-то похожее на приветствие и проходил.
 
Зато Протасов каждое утро рассказывал Николаю новый анекдот, как правило, скабрезный. Долго смеялся. Потом они обсуждали  несколько минут погоду, и Михаил Юрьевич уходил.
 
Было уже тепло: заканчивался апрель.
 В воскресенье за бутылочкой водки, Грабовский твёрдо решил начать знакомство с Самарой.
 « Хватит валять дурака, Николаша! Надо брать себя в руки и мобилизовать свою силу воли. В следующую субботу иду в город. Пообедаю дома и в путь!» - сказал он сам себе.
 
 Понедельник, вторник и среду Николай покидал управление после шести часов вечера совсем не надолго. За эти три дня он приобрёл в магазинах готовой одежды то, что задумал.

 Яловые сапоги, просторные шерстяные штаны, чёрные с широкой белой полосой, Однотонный пиджак синего цвета, пару вышитых косовороток, фуражку с лакированным козырьком. Купил также самые дешёвые карманные мельхиоровые часы-луковицу  марки «Фридрих Винтер» на цепочке из низкопробного серебра и латунный портсигар с изображением русалки, сидящей на камне возле реки.
 
 В четверг, вечером, Грабовский напялил на себя всю эту «красоту» и позвал прислугу.
 - Варя, зайди  в столовую!
 Когда женщина пришла, он нарочито выпячивая грудь и глупо улыбаясь несколько раз прошёл вокруг неё.
 - Ну как я выгляжу, Варвара? - полюбопытствовал Николай.
 - Чистый приказчик! Прям франт! Ей Богу приказчик! Как в бакалейном магазине на Дворянской улице! - спокойно, без удивления вздохнула женщина.
 - Варя, ты молодец! Всегда говоришь правду и точно в глаз! За это и ценю тебя! - обрадовался Грабовский.