Ожидание чуда, день четырнадцатый

Новая школа, новый класс. Девочки незаметно превратились в девушек. Сидят на уроке, поднимают невзначай юбочки, из-под трусиков вынимают шпаргалки. А то записочку пришлют: "Сержик, милый, дай списать". Это все действительно мило, но я не клюю на лесть.

Недавно мне по почте пришло письмо от девушки, на год моложе - где только мой адрес нашла? Наверное, в журнале, там все есть. Я ее знал -  весьма симпатичная и самоуверенная в своей правоте.  Чем я мог ей понравиться, если виделись лишь мельком? Я знал ее подругу - страшненькую, бледную, с огромными, тоже серыми глазами, будто зовущими на помощь: спаси меня, мне жить осталось совсем немного. Я всегда вздрагивал при встрече с ней и как-будто проваливался в колодец ее взгляда. В ответном письме так и написал: "Нравишься не ты, а твоя подруга". Такого откровенного хамства она, видать, не ожидала. А откуда мне знать, как обращаться с девушками. На уроках учат всему, только не самому необходимому для жизни. Ведь мог притвориться влюбленным, а там и с подругой сблизился бы.

В эту школу я пришел не сразу - пугала надпись " с производственным обучением", но оказалось, что во всех школах оно есть. Раз в неделю мы приходили на завод и вставали к станку. Я, до ужаса боявшийся всех механизмов, с трудом поворачивал рукоятки, срезая стружки с деталей, а иногда закреплял слабо, и они метеоритами пролетали мимо головы - куда только мой ангел-хранитель смотрел! Больший страх я испытывал только на физкультуре, где у меня не получалось ни прыгнуть, ни подтянуться, а уж перевернуть через перекладину меня не мог никто. Но к профессии фрезеровщика привык, как и к новому непонятному классу, даже заработал немного денег. Только в заводской раздевалке украли новую модную голубую куртку, таких и близко ни у кого не было. Вора не нашли, но завод деньги выплатил.

Между тем и в семье произошли подвижки: мама спустилась с крана, перейдя на легкую работу в архив, а отец бросил свой любимый денежный порт и ушел на стройку - там обещали дать квартиру. Понимаю, со мной в одной комнате становилось все сложнее выжить. Родители хотели было купить кооперативную, но поаукали между "картонными" перегородками, поскользили по линолеуму, полюбовались сытыми магазинными крысами внизу - и отказались. Неудачей закончилась и поездка отца на родину - на какие-то пол дома с маленьким садиком и то не хватило денег, в дорогу тщательно зашитых под подкладку пиджака. А я мечтал сменить обстановку, как любят все новое, пусть даже совсем ненужное.

Учителя мне тоже не нравились. Наша классная - Людмила Павловна Глинская, математичка, по совместительству  истеричка, хотя и была заслуженная, но наводила ужас на всех. То швыряла учебник над партами, мы едва успевали пригнуть головы, и он врезался в стену и распадался на листочки. Любила ходить с ножницами и выстригать клочья волос у парней, подражающих Битлам. Так и мне досталось. Я демонстративно после этого не пошел в парикмахерскую, так и ходил покалеченный - пусть ей будет стыдно. Но учила она неплохо, даже я, несомненный гуманитарий, что-то понимал, только заданий на дом столько давала, что не хватало дневника для записи. Прощай детство, я даже гитару почти забросил до лучших времен.

От моей любимой литературы отлучила строгая высокомерная училка, люто, даже болезненно ненавидящая всех нас. Конечно, любить Маяковского проще, он не огрызался. Меня поэт тоже вдохновлял, нашел у него очень даже сильные стихи о любви. На физике все прочищали глотки, разговаривая так громко, что старенькую предпенсионную  Елену Дмитриевну было очень жаль. Как я буду поступать в институт, если слушать урок даже за первой партой совсем невозможно? А уж на биологии я такое видел, что стыдно написать об этом самому себе. Училочка, совсем еще девочка, влюбленная в цветочки и зверюшек, с плачем выбегала из класса. А я удивлялся, в каком жестоком мире я родился, и где найти мне другой.

Я залезал в книги, в кино, везде видел несовершенство. Насколько несовершенен я, не задумывался. Да, не такой, как все, но я же не делаю никому больно. Вот только в книгах про путешествия мне открывалась новая, ни на что не похожая жизнь. Я дойду до нее, даже не сомневаюсь.