Сказка про белого бычка, или как рождаются мифы

      Так уж случилось, что в гости к воспитанникам  детского дома в городе Чирчик я нагрянул без предупреждения - шел к автостанции и не смог пройти мимо.
      Уходил от них с двояким чувством. С одной стороны, радовала та забота, какой окружены ребята, в чем несомненная заслуга как персонала, так и «отцов города». А с другой – был ошарашен информацией, которую услышал от директора.
      Оказывается, лишь одна треть детей, что проживают здесь, - круглые сироты, у большинства же есть родители, лишенные родительских прав, не за примерное поведение, естественно.
      Мальчишки и девчонки, как правило, не рассказывают, что «папка пьет и гоняет», то ли стесняются, то ли бояться, то ли жалеют своих непутевых отцов, а может все вместе, но воспитатели знают об их трудных судьбах. Несмотря на юный возраст, хлебнули эти детки сполна.
      Еще тревожнее, что с каждым годом все чаще попадаются ребятишки, у которых мамы алкоголички.
      Под впечатлением этой ужасной статистики я внес коррективы в свои планы и отправился в городской отдел милиции, ведь алкоголики их контингент.
      Во дворе отдела внутренних дел стоял солидный мужчина в мешковатом белом костюме, с золотой печаткой, размером с блюдце, и матерился, как пьяный извозчик. Я полагал, что это местный «авторитет», который «берега попутал», и сейчас на моих глазах хулигана будут усмирять. Но нет, люди в форме, высунувшись по пояс из окна, что-то робко лепетали в ответ на его потоки брани. Их «диалог» продолжался минут десять, затем матершинник сел в машину и уехал, а милиционеры, которых он прилюдно костерил, облегченное вздохнули.
    - Кто это так ругался? – спросил я у дежурного, показывая свое удостоверение.
    - Наш начальник, - ответил служивый.
    - Он что, пьяный?
      Согласитесь, этот вопрос напрашивался сам собой.
    - Ну что Вы, как можно! Он у нас строгий! – с гордостью заметил свежеиспеченный лейтенантик.
      Наверное, чтобы закрепить положительную характеристику своего шефа словоохотливый офицер с придыханием спросил: «Знаете чей он родственник?!», и сам тут же раскрыл секрет, назвав фамилию трехзвездного генерала. По-видимому, это должно было служить оправданием такой специфической «строгости» командира.
      Ноги сами понесли меня прочь оттуда.
      Но вопрос по алкашам остался и надо было искать другие источники, откуда можно было почерпнуть интересующую меня информацию.
      Тогда я решил «плясать от печки» - посмотреть журнал «посещений» городского вытрезвителя и отправился в эту обитель алкоголиков.         
      Солнце в тот день палило особенно нещадно, пока нашел «богодельню» семь потов сошло.
      Спрашивать «кто-кто в тереме живет?» не было смысла и так понятно, смущало только, что дверь в заведение была открыта настежь.
      В первой комнате, назовем ее по привычке холл, никого, кроме мух, не было. Цокотухи зеленые и жирные норовили залезть в нос, рот, уши.
      Сквозь жужжание я услышал, как кто-то сказал: «А вот я тебе шестерочку!».
      Пошел на голос и увидел идиллическую картину: за большим деревянным столом сидела женщина в чем мать родила и играла в карты с каким-то толстячком. На мужике из одежды были только семейные трусы и большой платок, которым он вытирал пот и отмахивался от назойливых мух. Игроки, не обращая на меня никакого внимания, резались в карты. Пришлось обозначить свое присутствие.
      Дама, прикрыв срам руками, тут же слиняла, а мужчинка удивленно уставился на меня.
    - Ты кто? – наконец вымолвил он и одновременно стал шарить руками по скамейке, на которой сидел.
      Вытащив откуда-то из-под себя милицейскую фуражку, толстячок лихо напялил ее на бритый череп и уже совсем другим тоном захрипел: «Че надо?»
      Мое удостоверение немного охладило его пыл.
      Стыдливо отвернувшись, служивый, как фокусник в цирке, достал из ниоткуда рубашку с пагонами сержанта, с большим трудом надел ее на свое мокрое от пота тело и только тогда хозяйским тоном предложил мне присесть.
    - Жарко! – вымолвил он и покосился на меня.
      Я попросил показать журнал «посещений» вытрезвителя, что мгновенно было исполнено.
      Как ни странно, но в документах у сержанта был идеальный порядок.
      Выписав интересующие меня данные, я и уже собирался уходить, но хозяин решил вдруг проявить гостеприимство. Он что-то цыкнул в пустоту и, стараниями уже одетой мадам, на столе появился большой медный чайник, пиалы, лепешка и кисть винограда.
     -Не побрезгуйте, это от души! – сказал с подобострастием толстяк и, не дожидаясь моего согласия, стал ломать лепешку и наливать чай.
      С этого момента рот сержанта не закрывался, он словно старался заговорить меня.
     -Неловко получилось, уж извините! Клиентов днем нет, их ближе к вечеру привозят. Тут от жары одному одуреть можно. Вот и решил задержать вчерашнюю посетительницу, чтоб прибралась немного, а она предложила сыграть в карты… на раздевание.
      Не воспользоваться моментом было бы грешно, и я решил поддержать разговор.
    - Она тут часто бывает?
    - Не очень, - «хозяин приюта» сразу же насторожился, даже перестал отхлебывать свой чай.
    - А можно мне поговорить с ней?
      После минутного замешательства сержант стал натягивать брюки и уже при полном параде вышел в другую комнату.
      Его долго не было, вернулся один.
    - Стесняется она, плачет. Может быть пожалеете? –спросил он. – У нее же есть дети!
      Заставить женщину разговаривать со мной я не мог и потому пошел к выходу. Сзади семенил милиционер, который беспрестанно извинялся за «недоразумение».
      Впрочем, при таком «строгом» начальнике городской милиции не думаю, что у него будут неприятности.
      Писать об удивительном случае мне не разрешили, объяснили просто - «это подорвало бы авторитет органов».
       Можно подумать, что тот, изрыгающий матерные слова, кого я принял за «смотрящего», и сержант, что играл в карты на раздевание с посетительницей вытрезвителя, его сильно укрепляют!
       Ну, да ладно, плетью обуха не перешибешь, но статью про жуткую алкогольную статистику я все же опубликовал, опираясь на данные журнала «посещений» вытрезвителя.
       Однако, в своем кругу мне никто не мог запретить делиться впечатлениями от той поездки в Чирчик, и я еще долго вспоминал «дивные встречи» с главным городским милиционером, а потом с его подчиненным, что вытрезвителем заведует.
       На этом можно было бы поставить точку, если бы история не получила неожиданного продолжения.
       Коллега из узбекской редакции вдруг так отреагировал на мой рассказ.
     - Это все колонизаторы виноваты, они спаивали мой народ. До прихода власти белого царя в наших краях никто спиртного в рот не брал, потому что в исламе это грех. А у русских каждый второй – пропойца! Так было и при самодержавии, и при Советах ничего не изменилось, только хуже стало!
        Я «совсем некстати» вспомнил рубаи Омара Хайяма.
               Принесите вина – надоела вода!
               Чашу жизни моей наполняют года
               Не к лицу старику притворятся непьющим,
               Если нынче не выпью вина – то когда?

               О вино! Ты – живая вода, ты – исток
               Вдохновенья и счастья, а я – твой пророк
               Я тебя прославляю в согласье с Кораном
               Ведь сказал же аллах, что вино – не порок!

        Это писал правоверный мусульманин, который учился в медресе Ирана, Афганистана, Бухары и Самарканда, с отличием окончил курсы мусульманского права и медицины, получил квалификацию хакима (врача), считался и до сих пор считается выдающимся философом, математиком, астрономом, поэтом Востока. В годы его жизни (1048-1131) в Средней Азии русским духом и не пахло.
        Выходит, не прав был коллега.
        Если он не знал ничего о Хайяме, то это не делает ему чести, а если знал, тогда с какой целью болтал, будто его народ начали спаивать люди белого царя, а Советы окончательно подсадили на рюмку. Тут вопрос. 
        Миф о том, что именно с приходом русских многие мусульмане стали впадать в грех алкоголизма, оказался очень живуч, мне потом не раз приходилось слышать об этом.   
      
        С тех пор прошло много лет, недавно я, совершенно случайно, наткнулся в Интернете на интересную статью под названием: «История пьющего могола: культура алкоголя у Тимуридов в Центральной Азии», автор которой докторант из университета Огайо Стефани Хончелл. Статья очень большая, поэтому приведу только выдержки из нее.
   
       «Можно найти немало примеров, иллюстрирующих алкогольную культуру как             в исламской, так и в центральноазиатской истории. Во многом это связано с обилием            литературных источников – хроник, воспоминаний, стихов, составленных во  времена правления Тимуридов.
        Хотя представители династии изо всех сил старались представить себя законными мусульманскими правителями, их пристрастие к алкоголю было очевидным.  Источники полны рассказов о хмельных   приключениях и несчастных случаях, периодическом похмелье.            
        Питьевая культура Тимуридов не только  проливает свет на религиозную практику,  но и является примером проходившего социально-экономического сдвига в   регионе от пасторального кочевничества в пользу более оседлого образа жизни.   
        До арабских завоеваний алкоголь занимал важное место в жизни как оседлых, так и кочевых народов Центральной Азии. Богатые виноградом оседлые районы ЦА экспортировали вина в Китай еще в третьем веке нашей эры, и эта торговля продолжалась и в исламский период.
        Приход ислама вызвал изменения в контекстах и поводах употребления алкоголя, в частности, устранив вино из религиозных ритуалов. Тем не менее, распитие вина продолжало сопровождать празднование жизненных событий, таких как рождение ребенка и заключение брака, независимо от религиозного характера самой церемонии.
        Практика употребления алкоголя в Центральной Азии не была следствием                игнорирования религиозных догматов, а вместо этого отражала интерпретируемую гибкость и адаптируемость ислама.
        В частности, историк десятого века Наршахи, который описывал историю Бухары при саманидском эмире Нух ибн Насире в 943 году н.э., отмечал, что злоупотребление алкоголем было обычным явлением среди мусульманской элиты.
        С приходом монголов в начале тринадцатого века произошел рост межкультурного общения и обмена, включая распространение   алкогольных вкусов и технологий из одного конца Евразии в другой.
        Пожалуй, лучшим примером этого является строительство серебряного фонтана в форме дерева, спроектированного французским инженером и установленного в Каракоруме при дворе четвертого Великого хана Мунке (годы правления 1251-59). К большому удовольствию гостей, фонтан Мунке подавал различные сорта алкоголя из своих ветвей, включая вино, медовуху, саке и, конечно же, кумыс.
        Третий сын Чингисхана Угэдэй был известен чрезмерным пристрастием к алкоголю, «из-за чего отец иногда отчитывал его».
        После восхождения на престол кагана Угэдэй стал пить еще больше, что вынудило его брата Чагатая ограничить количество чашек, которые                ему разрешалось выпивать каждый день, и даже поручить специальному воину следить за потреблением Угэдзем алкоголя.
        При дворе Тимура царила очень похожая картина, как и при дворе монгольских императоров. Источники изобилуют ссылками на запои, которые   длились днями, неделями, а иногда и месяцами, как в Самарканде, так и                во время военных кампаний Тимура.
        В юрте повелителя приемы гостей начинались с подношения алкоголя, а празднование событий, таких как рождение ребенка или свадьба, включали шумные пиры.
        Один из биографов Тимура, персидский историк Язди, подчеркивал разнообразие доступных напитков, в том числе вино  (баде), кумыс, мед (бал), арак и ликер, известный как муталлат.
        А вот сын Тимура Шахрух, отмечен в истории, как противник алкоголя. Политика, которую он проводил на протяжении всего своего правления, была направлена на поддержку религиозного образования. 
        Шахрух перенес столицу из Самарканда в Герат и ввел запрет на вино, что часто преподносится как свидетельство более масштабного сдвига общества в сторону исламской ортодоксии. В результате высоко ритуализированные протоколы пития исчезают из описания придворной культуры во время правления Шахруха.
        Но несмотря на пропаганду трезвости посредством публичных декретов с целью укрепления собственной легитимности, Шахрух, похоже, не применял запретительные меры и не наказывал пьющих.
        Это особенно очевидно в случае с правящей семьей, поскольку политическая стабильность, богатство и в основном оседлый образ жизни  создали поколение представителей тимуридской династии, которые проводили свои дни в погоне за удовольствием.
        Тимуриды стали покровителями самых впечатляющих художественных, литературных и научных достижений того времени, от красиво оформленных рукописей до огромных астрономических каталогов.
        В их дворцах вино свободно подавалось художникам, поэтам, зодчим. 
        Между тем, третий сын Шахруха, Байсонкур, который, как многие полагали, был его преемником, страдал алкоголизмом. И богослов Самарканди, и историк Хондамир называют  алкогольную зависимость причиной  его смерти.
        Сообщалось, что младший сын Байсонкура, Султан-Мухаммад, захотел построить на окраине Герата дворец, посвященный выпивке. Услышав это, Шахрух пригрозил внуку, что «вырвет глаз у любого, кто сделает такое».
        Самарканди описал случай, как Султан-Мухаммад, в состоянии опьянения помочился на бороду стоящего на коленях шейха, которому было поручено присматривать за ним.
        Спустя почти столетие после краха правления Тимуридов в Центральной Азии император Великих Моголов Акбар велел художнику Фаррухбеку проиллюстрировать мемуары основателя империи Бабура «Бабур-наме».
        Среди этих прекрасно иллюстрированных манускриптов, которыми               
 прославились Великие Моголы, есть картина «Пьяный Бабур возвращается ночью в свой лагерь» ( Бабур-наме 1589), которая хранится в Вашингтоне в галерее Саклера. 
        Дед императора изображен склонившимся на коне, с трудом держащий факел в руке, в то  время, как его последователи  смотрят на него равнодушно и не  удивляются зрелищу.
         Бабур и его потомки не взирали на свои пьяные подвиги с чувством смущения или стыда.               
         Учитывая более поздний обет воздержания от алкоголя, Бабур мог бы легко удалить рассказы о пьянстве в юности из своих знаменитых мемуаров. Однако, он не сделал этого.
         В них Бабур вспоминает, что много пил, устраивал пиры, увлекался опьяняющими сладостями с добавлением конопли и был заядлым игроком.
         При этом он уверяет, что в детстве не хотел пробовать вина, отказывался, когда отец предлагал ему выпить.
         Из трех сыновей Умар-Шейха, Бобур, кажется, единственный, чье здоровье не пострадало от хронических болезней, вызванных злоупотреблением алкоголем.               
         За год до своего сорокалетия Бабур дал клятву отказаться от алкоголя и никогда потом не нарушал ее.
         Через два года после принятия обета в письме из Кабула к Ходжа Калану он сетует, что без алкоголя, который помогал заглушить тоску по дому, чувствует себя несчастным и постоянно рыдает, поедая дыню».               
       
         Привожу здесь исторические документы вовсе не для того, чтобы выявить, кому принадлежит пальма первенства в этом сомнительном достижении – мусульманам или христианам. Есть силы, которые пытаются разжечь неприязнь к «чужакам», используя в том числе и мифотворчество, в частности, о спаивании русскими узбеков. 
         Ну, раз пошла такая «пьянка», то было бы интересно сравнить, как боролись с этим злом.
         Несмотря на то, что в Коране полностью запрещено употребление спиртных напитков, а Писание допускает употребление христианами алкоголя «умеренно и с самообладанием», и в исламе, и в православии грешников было хоть отбавляй. Естественно, что ревностные поборники чистоты веры в обеих религиях не могли равнодушно взирать на эти преступления против нравственности.
         Первый праведный халиф, один из ближайших сподвижников пророка Мухаммеда Абу Бакр ас-Сиддик, правивший в 632-634 годах, наказывал пойманных за употребление спиртных напитков восьмьюдесятью ударами плетью. Если нарушитель попадался повторно, то наказание увеличивалось вдвое.
         
          Тут самое время ознакомиться с трудом под названием «История пьянства: от Ивана Грозного до Ленина». Есть, как выяснилось, и такое исследование, автор которого Алла Смирнова.
         «Под первое заметное ограничение в допетровскую эпоху в России попала церковь. В 1377 году патриарх Никон ввел запрет на спиртное в монастырях. Если кто нарушал это табу, то его моментально лишали духовного сана и могли сослать в глухую обитель.
          Первый кабак на Руси появился при Иване Грозном. Ходить в него могли только опричники (личная гвардия царя).
          Как пишет Николай Карамзин в своем монументальном труде «История государства российского»: «Царь не терпел гнусного пьянства и только на Святой неделе и в Рождество Христово дозволял народу веселиться в кабаках, пьяных во всякое иное время отсылали в темницу».
          Темницей Карамзин называл тюрьму, в которой пьяного держали до тех пор, пока он не трезвел.
          Если человека задерживали за пьянство повторно, то он подвергался битью батогами.
          После третьего раза несчастного сажали в бочку со спиртом, где он мариновался заживо.
          Хоронили пропойц за пределами кладбища, обычно у перекрестков, в назидание другим.
          Простолюдины начали гулять на широкую ногу в кабаках лишь при Петре первом. Царь пошел на это с целью пополнить казну за счет алкогольного рынка.
          Крепкие напитки не были доступны простому народу, но дворяне познакомились с водкой, ромом, коньяком в полной мере.
          Господа имели право производить для собственных нужд от тридцати до тысячи ведер водки в год, норма зависела от чина. При этом, употреблять горячительные напитки собственного производства им разрешалось лишь в своих поместьях.
          Крестьяне могли варить слабоалкогольные напитки вроде меда и пива – тоже для себя, а не на продажу.
          И хотя царь Петр сам не прочь был выпить, это не помешало ему учредить в 1714 году позорную медаль «За пьянство». Полицейские награждали ей неисправимых пропойц. Без учета цепи медаль весила почти 7 кг, носить ее полагалось на шее в течение недели.
          Первые антиалкогольные народные движения появились в России в середине 19 века. Они боролись не с пьянством, как таковым, а с некачественным алкоголем.
          О пьянстве как о пороке первым в Российской империи заговорил Лев Толстой, который в конце 80-х годов основал общество трезвости «Согласие против пьянства».
         «Сухой закон» первым в истории России принял Николай второй. За три месяца до начала Первой мировой войны МВД запретило торговать водкой в случае начала военных действий.
          С первого же дня мобилизации прекратилась продажа спиртных напитков везде, кроме ресторанов первого разряда, клубов и общественных собраний. Нарушителям грозил тюремный срок до трех месяцев или штраф до 3000 рублей.
          Интересно, что Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов поддержали борьбу с пьянством, которую начали их классовые враги. Уже 8 ноября 1917 года, то есть на следующий день после переворота, был издан приказ Реввоенсовета, согласно которому воспрещается производство алкоголя. А в мае 1918 года ВЦИК принял декрет об уголовной ответственности за самогоноварение – до 10 лет с конфискацией имущества.
          Хотя власть сменилась, но «сухой закон» действовал до 1921года. Нарушителям грозило 5 лет тюрьмы».
       
          Если сравнивать, как боролся с пьянством  Иван Грозный и то, как это делали при Николае Кровавом, то последний русский царь оказался просто душкой.
          При нем в вытрезвителях посетителей лечили рассолом, водным раствором нашатырного спирта, гипнозом, делали подкожные впрыскивания стрихнина и мышьяка. При сердечных приступах давали камфору. Развлекали алкоголиков граммофоном. Короче, пестовали пациентов, как могли. Бедных и плохо одетых при выписке даже обеспечивали одеждой и обувью.
          При Советах лечение стало не столь гуманное.
          Посетителя раздевали, под холодный душ и на кушетку в холодной комнате, накрыв лишь простыней. Если клиент начинал буянить, его привязывали к кровати.
          Самым «шиком» были лекции посреди ночи о вреде пьянства и алкоголизма через громкоговоритель.
          Летописцы зафиксировали, что первый советский медицинский вытрезвитель был открыт в 1931 году в Ленинграде. Находился он по адресу улица Марата, 79, в бывшем доходном доме купца Хлебникова. Поэтому в народе данное заведение сначала прозвали «хлебоуборочный комбайн», а позднее «трезвиватель» и даже стихи посвятили.

                Когда не стало вдруг водяры,
                Я снова выпил проявитель
                В итоге я попал на нары,
                В постылый душный вытрезвитель

                Не протрезвев еще покуда,
                Поставлю я на место хама
                И мне ответит он-паскуда
                За Хармса и за Мандельштама

           Основная проблема человека, побывавшего в советском вытрезвителе была не только в том, что приходилось оплачивать услуги в виде крупного по тем временам штрафа 25-35 рублей. По месту работы пациента отправляли специальное уведомление о том, что он посетил сей приют.
           Последствия могли быть самыми печальными: лишение премии, в худшем случаи – должности.
           Поэтому милиция и дружинники высматривали, как правило, не «синяков», а приличного вида людей – такие готовы были без лишних разговоров оплатить  штраф да еще и взятку дать, лишь бы на работу не сообщили.
           Иммунитет от принудительного отрезвления имели депутаты, иностранные дипломаты, военнослужащие, сотрудники МВД, Герои Советского Союза, беременные женщины и инвалиды.
           С годами сеть вытрезвителей расширялась. По крупным городам стали курсировать машины с надписью «Спецмедслужба», которые «запеленговывали» пьяниц и доставляли их в специальные «пансионаты».
           Сохранив название медицинские, вытрезвители в СССР фактически были подразделениями милиции.

           В постсоветское время система вытрезвителей подвергалась критике за многочисленные злоупотребления сотрудниками МВД.
           Было выявлено немало случаев, когда «ради плана» милиционеры задерживали людей в состоянии легкой степени опьянения. Медицинская функция по факту была подменена карательной.
           Поэтому в некоторых государствах СНГ в начале двухтысячных годов руководство вытрезвителями формально были передано Министерству здравоохранению, что, впрочем, ситуацию не исправило.
           Теперь подобранных на улице алкоголиков стали привозить для оказания медицинской помощи в больницы, помещать в реанимацию и отделения терапии, «к великой радости» медицинского персонала и больных».   
           Затем перегибы устранили, возвратив приюты для пьяных в подчинении Министерства внутренних дел.

           После такого подробного экскурса в историю самое время сделать вывод.
           Если бы отдел внутренних дел Чирчика возглавлял товарищ Иван Грозный, то население детского дома сократилось как минимум на половину. Двух-трех алкашей замариновали бы в бочке со спиртом, остальным была бы наука на всю жизнь.
           Что, скажите варварство! Нет, варварство отдавать детей при живых родителей в детский дом! Варварство – это когда не просыхающие от пьянства папа и мама издеваются над ребятишками, обрекая их на голод, холод, попрошайничество.
Лучше уж для таких пропойц ужасный конец, чем терпеть от них ужас без конца.
    
     P. S.
     Да, чуть не забыл. Свои выводы про спаивание узбеков русскими мой коллега сделал за обедом, выставив на стол двухлитровую бутыль вина собственного производства.
     Товарищ охотно рассказывал, как вся его семья упорно трудится на землях, которые они арендовали для возделывания винограда.
    - Как минимум пятьдесят - шестьдесят двадцатилитровых бутылей вина за сезон получаем. И для себя, и на продажу, естественно. А как же, хочешь жить – умей вертеться!
       Вечером того же дня вызывает меня редактор и просит «впредь не спаивать коллектив».
       На мой недоуменный взгляд шеф «раскрыл карты».
     - От Джуры-ака, как правило, попахивает. Когда я сделал ему замечание, он сказал, что это Вы его угощаете. Чтобы не обидеть Вас, ему приходится пить.
        Совсем мужик заврался. 
        Я сразу почувствовал себя «белым царем".