день рождения

Я хотела прыгнуть.

Мне казалось, я все решила, осталось только сделать.

Пришла на обрыв, заглянула за край обрыва, где полноводная река, остывшая после жаркого лета, невозмутимо двигалась в собственном ритме, гипнотизируя, увлекая за собой, и остановилась.

Устала от всего. Устала от работы, которая не приносит ни радости, ни удовлетворения, ни нормальных денег. Хотела уволиться, но на другом месте будет та же рутина, та же ярмарка тщеславия, та же зарплата, только придётся привыкать к новому коллективу и к новым обязанностям. Устала от мужа с его пустыми разговорами о политике, злобными придирками в мою сторону, с его мелочностью и глупым упрямством. Развестись, чтобы остаться совсем одной? В этом нет смысла. Устала от себя самой, устала всего бояться, устала ждать лучшего, и не дожидаться. Нет желаний, нет надежд, и вроде ничего ужасного не происходит, но больше в моей жизни нет света. Такого света, как был раньше, когда я только открывала утром глаза, и сразу без всякой причины, была счастлива. Теперь всё требует усилий, ничего не приносит радость, а значит, жить дальше нет никакого смысла.

Я сняла с плеча сумку, положила на землю.

Моя маленькая синяя сумочка. Помню, как купила ее. Сумка была дорогая, но как только я на нее взглянула, сразу поняла – это моя сумка. Всегда была моей. Спустила все деньги, потом перебилась, перезаняла, и она преданно служила мне годами, пока кожа на уголках и ручках не стёрлась, молния менялась раз пять, а подкладка и того больше. Сделала ещё шаг в сторону обрыва, остановилась и вновь оглянулась на сумку, которая за годы стала не только хранительницей ценностей, но и соратницей, помощницей и даже подругой. Теперь уже единственной. Куда ее денут после моей смерти? Возможно выкинут или сунут в пыльный угол и забудут о ней. И никто, никто, совсем никто не будет знать, как я была к ней привязана, и как берегла ее.

Прощальная записка была написана загодя, лежала в сумке, на самом дне, вместе с кошельком, паспортом и телефоном. Надеюсь, всё это найдут и смогут опознать тело, чтобы сообщить родственникам...

Воображение нарисовало жуткую картинку моего синего вздувшегося трупа, заплаканное лицо мамы. Я невольно вздрогнула.

Тряхнула головой и отвернулась от сумки, сделала ещё один шаг, и ещё, пока ни оказалась на самом краю. Камушки и песок посыпались вниз, шлёпнулись в воду. Я немного отступила.

И тут я услышала внутри себя иной голос. Он сказал «нет».

Это был совсем не тот голос, которым я всегда думаю, корю себя за глупость и лень, уговариваю снова сесть на диету и начать бегать по утрам, изредка хвалю за находчивость, обдумываю решения и обсуждаю родственников – одним и тем же голосом осуждаю и защищаю их. Нет, это был совершенно иной голос. Громкий и ясный, с таким не поспоришь. Пока я думала и решалась, эта неведомая часть сидела тихо, не вмешивалась, никак не заявляла о себе. Но теперь, когда я наконец отважилась, и склонившись над обрывом, глядя в стальную медленную холодную воду, совершенно отчётливо поняла, что эта неведомая часть меня страстно хочет жить.

Я не могла прыгнуть.

Но не могла и уйти. Теперь, когда я наконец решилась, не смела предать себя, отступить. Где-то в глубине души я боялась, что если пойду на попятную, то больше уже никогда не найду в себе смелости. Продолжу жить как жила, но всё станет намного хуже, ибо теперь я будет знать, что во мне нет ничего особенного, и даже отваги, какая была раньше, совсем не осталось.

Я опустилась на землю прямо там, где стояла.

Осень вступила в свои права, покрыв землю жухлой травой и украсив опавшей листвой. На берегу не было деревьев, но листья принесло и сюда. Ветер играл в прибрежном лесочке, клонил к земле голые ветви осин, подбрасывал листву, свивая маленькие смерчи, гонял её между деревьями. Скупое осеннее солнце позолотило воду, сверкая бликами в мелкой водной ряби. Опускаясь к закату, солнце превращало реку в поток драгоценных камней, которые расплавлялись, перемешивались, слепили гранями, журча и плескаясь, неслись к морю. Далеко внизу, у подножья обрыва, вода прихватилась ледком, мелкие волны шурша, сминали его.

От этой идиллии природы, которая существовала так счастливо в своём естестве, была так беззаботно легка и игрива, так расточительна щедра, я почувствовала, как мне тревожно и горько, как неуместна я здесь, с мыслями о смерти, которые теперь казались чужими.

Чтобы развеять наваждение, я зажмурилась, что есть силы, тряхнула головой. Но толку не было. Тогда я открыла глаза и огляделась. Я единственная в этот предзакатный час сидела на берегу, вокруг не было ни души, только вдалеке начинали один за другим зажигаться огни, освещая город, раскинувшийся по двум берегам величавой реки. Как только солнце нижним краем коснулось горизонта, два багровых крыла раскинулись на небо и на воду, в лесочке тут же защебетали вечерние птицы, с реки потянуло холодом.

Перехватило дыхание, выступили слезы. Тихая спокойная уверенность разлилась внутри - ясное желание жить. Впервые за долгое время я улыбнулась самой себе, утёрла ладонью слезы. Это чувство пришло так неожиданно, застало врасплох, оно казалось забытым и далёким, как нежное счастливое детство. И вновь мне показалось, что это сделал кто-то другой, но этому вмешательству я не желала противиться, а радостно приняла.

Я решила, что пора домой, что скоро совсем стемнеет, и я могу не найти тропинку среди деревьев, чтобы выйти к автобусной остановке.
Осторожно встала, почувствовала, как замёрзла пока сидела на земле, отряхнулась от песка и сухой травы, повернулась к реке спиной, сделала шаг от обрыва, и в это мгновение почувствовала реальный толчок.
Земля ушла из-под ног.

Я потеряла опору, мир дрогнул и перевернулся, а в следующую секунду звук обвала соединился с болью и холодом. Песчаный берег обвалился, увлекая меня за собой.
Река подхватила и понесла, утягивая все дальше от берега.

Одежда мгновенно набрала воды и влекла ко дну. Я старалась изо всех сил, билась руками и ногами, желая удержаться на воде, но выходило плохо. Попыталась снять куртку, которая намокнув, свирепо тащила вниз, грозила смертью.

Ушла под воду с головой. Сразу потеряла все ориентиры, казалось, что вода всюду, непонятно где верх, а где низ. Заметалась в панике, бросила попытки раздеться, стала по лягушачьи загребать руками и ногами, пока ни выбралась на поверхность.
Глотнула воздуха, услышала свой хриплый вздох. Какое это счастье – дышать.
Мысли метались обрывками, становясь все короче и хаотичнее. Холод сковал тело, замедлил движения, забрался внутрь, лишая последних сил. Мои руки и ноги двигались всё медленней и медленней, течение не позволяло направиться к берегу, всё время относило на середину реки. Все силы уходили на то, чтобы шевелить руками и держать голову над водой. Ног я давно не чувствовала, но плавала всегда хорошо, и только это спасало. Простой, привычный навык.
Наконец силы иссякли, и я перестала бороться.

Последнее, что запомнила, уходя под воду – тёплые жёлтые огни вечернего города. Солнце только закатилось за горизонт, а каменная набережная, освещённая фонарями, была так прекрасна и так далека…


2.
Очнулась от холода. Все тело била крупная дрожь, зубы стучали, голова тряслась и стукалась о камень.

Попробовала пошевелиться, но ничего не вышло. Руки и ноги не слушались.
Я лежала на животе, на огромном плоском камне, он одним краем уходил под воду, другим поднимался вверх под небольшим уклоном и терялся во тьме. Мои руки раскинуты в стороны, голова повёрнута боком. За спиной - река, и когда я, с невероятным усилием приподняла голову, скосила глаза вниз, увидела, что мои ноги всё ещё в воде, а мокрые волосы пристыли к камню, прихватились льдом.
Первый заморозок – пронеслось в голове.

Надо встать. Я попробовала пошевелиться, но тело не слушалось. Придётся начать с малого. Пошевелить пальцами рук. Это получилось сразу, ногти скребли по скользкому камню, покрытому изморозью, но пальцы не разгибались до конца и не сжимались в кулак. Ободрённая успехом, я попробовала пошевелить пальцами ног, но ничего не получилось. Ног я не чувствовала совсем.

Хорошо, раз я не могу пошевелить ногами, нужно для начала выползти из воды. А для этого мне и рук хватит – подумала я, и это было очень самоуверенно.
Я начала остервенело разжимать и сжимать кулаки, крутила как могла головой, стараясь вновь не удариться о камень, и наконец тело начало оживать, отзываться на усилия. Острая боль в левом плече напомнила о старой травме. Я застонала, сжала зубы, согнула руки в локтях, медленно привела их к телу так, чтобы ладони оказались около лица с двух сторон. Толкнула правую согнутую руку под себя, оттолкнулась левой от скользкого холодного камня, и неимоверным усилием, через правое плечо, перекатилась на спину.

Вскрикнула.

Перевернувшись, осталась лежать, потирала плечо. Задохнулась от усилий так, будто бежала пять километров. Ног я по-прежнему не чувствовала, приподняла голову, и увидела, что они все ещё в воде. А где же им ещё быть? Мелкая волна легко накатывала и быстро отступала, оставляя на моих джинсах тонкий, матовый глянец льда, хорошо видимый при свете луны.

Немного отдышавшись, я попыталась уползти вверх, опершись ладонями о камень, хоть чуть сдвинуться с места. Прочь от воды. Но как ни елозила, ни старалась, ничего не вышло. Если бы было за что ухватиться руками! Но ухватиться было решительно не за что. Редкие кустики росли совсем недалеко, метрах в трёх выше, но совершенно недостижимо, чтобы дотянуться до них. Я не двинулась вверх ни на миллиметр, и даже немного сползла вниз, по наклонному скользкому камню.
А ведь именно этого я и хотела – подумалось вдруг. Умру здесь, на этом холодном камне, как последняя дура.

- Нужно сесть, – сказала я самой себе вслух, чтобы развеять дурацкие мысли. Звук собственного голоса придал сил. – Тогда смогу отползти от воды. Главное – не соскользнуть в воду. На этот раз я точно не выберусь.

Попыталась сесть из положения лёжа, упираясь ладонями в камень - я пробовала вновь и вновь, но ничего не получалось. От усилий и возни ещё немного соскользнула вниз, к воде. Полежала немного на камне, успокаивая дыхание и сердцебиение, приводя мысли в порядок, глядя в безоблачное чёрное небо, подсвеченное серпиком луны и испещрённое звёздами.

Глаза быстро привыкли к темноте. Я вдруг почувствовала, что время остановилось и я оказалась в безвременье, где каждый день, как отдельный удар часов. Ты уже не там, но еще и не здесь. Часы бьют, отсчитывая бесконечность, дёргается секундная стрелка, и ты дёргаешься вместе с ней, увязая в безвременье все больше. Кажется, что ты застряла тут навсегда, как Алиса на вечном безумном чаепитии. И тебе все чаще кажется, что так было всю жизнь. Как будто и не было никогда иначе, жизнь неслась не от прошлого у будущему, а от небытия к небытию, лишь изредка притормаживая, чтобы подобрать пассажиров…

Я почувствовала, как холод с новой силой набросился на меня, пока я лежала не шевелясь.

Надо действовать иначе.

Повернулась на правый бок, подмяв под себя здоровую правую руку. Полежала так некоторое время, набираясь смелости, оперлась больной левой рукой о камень, оттолкнулась здоровой, толкнула себя вверх, и села!

Сразу же оперлась руками сзади за спиной, чтобы не плюхнуться обратно на спину. От этого движения в больное плечо стрельнуло так, что потемнело перед глазами. Из глаз покатились слёзы, я сжала зубы сильнее, стараясь не зарыдать от отчаяния и жалости к себе.

Немного посидела, отдышалась. Наконец стянула с себя мокрую куртку и бросила рядом. Вода плескалась чуть выше колен. Я оперлась руками справа и слева около бёдер, чуть приподняла попу и начала осторожно двигаться назад, перемещая то правое, то левое бедро, и передвигая руки. Руки соскальзывали, я часто останавливалась, чтобы передохнуть. Только не сползти вниз! Только не вниз. Боль в плече стала невыносимой, темнело в глазах, казалось вот-вот потеряю сознание.
- Ты же хотела умереть, – говорила сама себе зло. – Получи, что хотела! Курица!
Собственные слова вызывали раздражение, раздражение перерастало в злость, а злость придавала сил.

Временами казалось, что все усилия тщетны, что я совсем не двигаюсь. Захлёстывала паника, я начинала судорожно рыдать, но полностью не теряла контроль. Слёзы быстро заканчивались, потому как облегчения не приносили, а холод не отступал. Вновь и вновь била дрожь, и каждый раз мне казалось, что сейчас я скачусь снова в воду, и тогда всё…

Наконец, после долгих усилий, бесчувственные ноги были полностью вытащены из воды, я наклонилась вперёд, попеременно массировала то одну ногу, то другую. Ниже колен не дотягивалась, все тело одеревенело от холода и не желало слушаться.

Массаж ног ничего не дал и тогда я принялась стучать кулаками по бёдрам, возвращая им кровообращение. Мне вновь казалось, что время остановилось, что я занимаюсь этим целую вечность и ещё немного. Силы покидали, злость испарялась. И когда я совсем отчаялась, хотела бросить все эти тщетные попытки спастись, просто лечь и дать холоду сожрать себя, в этот момент мою правую ногу пронзила жуткая судорога.

Я закричала. Это был чужой, незнакомый голос. Мне показалось, что в бедро воткнули нож, а следом в икру ещё один. И ещё один. И ещё. Судорога скрутила всю ногу, я принялась исступлённо тереть и мять её, умоляя судорогу отступить. Спазм волнами, то затихал, то с новой силой вгрызался в плоть, безжалостно скручивая мышцу. Вся нога стала как каменная, я знала, что надо через боль шевелить ногой, так судорога кончится быстрее. Я плакала и разминала ногу, плакала и разминала.
Наконец судорога кончилась. Нога болела, как будто её провернули через мясорубку. Но теперь она шевелилась. Я утёрла с лица слёзы и сопли, встала на четвереньки, и приволакивая левую ногу, которая так и не ожила, стала подниматься по камню вверх.

Теперь дело пошло быстрее. Вскоре я оказалась около кустов, и в изнеможении повалилась на сухую траву.


3.

Тёплый летний день. Я в лёгком цветастом платье, широкая юбка весело взлетает от ветра, приоткрывая красивые стройные ноги в красных туфлях на каблучках.
Я иду через парк, улыбаюсь сама себе.

Вдруг с неба падает капля. Ещё одна. И ещё. Начинается дождь, враз превращается в ливень. Холодные струи воды бьют по лицу, по телу, я тотчас промокаю до нитки, чувствую, как в туфлях хлюпает вода, тороплюсь скорее под крышу, чтобы обсохнуть и согреться.

Но дождь внезапно превращается в снег.

Холодными мокрыми шлепками опускается на голову и плечи, облепляет, застывает на теле ледяным панцирем. Я иду всё медленней и медленней, еле перебираю голыми ногами в густой снежной каше. Я знаю, что останавливаться нельзя, что нужно идти, даже если совсем нет сил.

Лежу в сугробе. Снег медленно падает, ложится на лицо и не тает.
Когда я упала? – проносится в голове, но я тут же забывает эту мысль.
Я моргаю всё реже, с каждым разом всё труднее открыть глаза.

Вот она какая, смерть, – появляется мысль, как одинокое облачко на ясном небе.
Холод прокатывается по телу волнами. Каждая следующая волна холоднее предыдущей. Промежутки между волнами все меньше, и наконец холод пробирается внутрь меня, разливается по телу, овладевает им и остаётся внутри.


4.
Движение.

Я чувствую, что движусь. Меня несут.

Слышу голоса. Глухие, далёкие, как из-под воды.

Вода.

Я упала в воду. Потом берег. Холод.

Я умерла?

Надо открыть глаза.

Делаю усилие и раскрываю глаза.

Темно. Трудно дышать. Что-то шуршит и трётся об руку.

Кручу головой и вдруг отчётливо понимает, что я в мешке.

Паника проглатывает враз, слышу свой вопль, в ту же секунду чувствую боль в спине – меня роняют на землю. Расстёгивается молния, яркий солнечный свет бьёт в глаза.

Невольно зажмуриваюсь. Чьи-то тёплые руки подхватывают и снова несут.
Трясут все сильнее, и от этой тряски возвращается память.

Я силюсь раскрыть глаза, но ничего не выходит. Меня кладут на ровную поверхность, не церемонясь, срывают ледяную одежду, закутывают во что-то мягкое и тёплое, колют руку, на лицо надевают нечто, и дышать сразу становится легко.
Бесцеремонно хлопают по щеке.

Открываю глаза.

Надо мной склоняется немолодое улыбчивое лицо, обрамлённое седыми кудрями.

- Как тебя зовут, милая?
- Ольга, – хрипло произношу, не узнаю собственного голоса.
- Ну, с днём рождения тебя, Ольга! – усмехается лицо.
- Гони, родной!

Машина трогается, едет медленно, подскакивая на кочках и ухабах, наконец выезжает на ровную дорогу, пространство взрывается звуком сирены.

Я поворачиваю голову и вижу в маленькое окно «скорой» деревья, убегающие назад. А вот и дома, знакомые улицы. Я знаю, в какую больницу меня везут, и определённо знаю, что я сделаю, как только выйду из больницы. Что я из неё выйду, не сомневаюсь совершенно.

Я сяду на автобус и поеду на тот самый обрыв, остановлюсь на безопасном расстоянии от края, и громко-громко прокричу «Спасибо»! Спасибо реке, что выбросила на берег и не дала утонуть, спасибо случаю, что меня нашли, и что каким-то чудом я не замёрзла до смерти. И спасибо самой себе, что передумала умирать, а это как я теперь точно знаю - самое главное.