Истребление тиранов
- Поехали покатаемся по солнышку, - подхватываю я.
- Нет, время, когда можно было просто кататься на велике, прошло, я занят, - отвечает он.
Толку, что приезжает на каждые выходные: уткнётся в ноут-книжки-тетрадки и не вытащить. Подозреваю, что в общаге спокойно заниматься сложно, а к библиотеке не приучен, вот и остаётся только один вариант - дома.
- Ну а у меня это время наступило. Точнее, ещё не прошло, пока есть силы таскать велосипед по лестнице, поеду на солнце.
Когда на травке под небесами читаешь - это совсем другое дело, не то что зимой под крышей. Сразу вспомнила, как в конце теплого сентября "Сны (императора) Павла" читала у прудов.
А сегодня сдала "Авиатора" Водолазкина и ничего не буду про него писать, чтобы не задевать чувства почитателей, только что захотелось после почитать оригиналы того, что он косплеит, а именно Набокова и "Неугасимую лампаду".
Поздно раскачалась, библиотека уже закрывалась, и, чтобы не напрягать сотрудниц, сказала, что сама на буккроссинге что-нибудь выберу. А там как раз стоит "Истребление тиранов" Набокова.
Вообще-то довольно холодно у воды оказалось, хотя на бульваре на градуснике было +12. Но одноименный рассказ недлинный, прочитала до конца на ярком солнце при холодном ветре.
Рекомендую. Злободневно и ядовито.
"Праздник, как я уже говорил, разгорался, и весь мокрый от слез и смеха я стоял у окна, слушая стихи нашего лучшего поэта, которые декламировал по радио чудный актерский голос, с баритональной игрой в каждой складочке:
Хорошо-с,— а помните, граждане,
Как хирел наш край без отца?
Так без хмеля сильнейшая жажда
Не создаст ни пивца, ни певца.
Вообразите, ни реп нет,
Ни баклажанов, ни брюкв.
Так и песня, что днесь у нас крепнет,
Задыхалась в луковках букв.
Шли мы тропиной исторенной,
Горькие ели грибы,
Пока ворота истории
Не дрогнули от колотьбы!
Пока, белизною кительной
Сияя верным сынам,
С улыбкой своей удивительной
Правитель не вышел к нам!
Да, сияя, да, грибы, да, удивительной, правильно... я маленький, я, бедный слепец, ныне прозревший, падаю на колени и каюсь перед тобой. Казни меня — или нет, лучше помилуй, ибо казнь твоя милость, а милость — казнь, озаряющая мучительным, благостным светом все мое беззаконие. Ты наша гордость, наша слава, наше знамя! Великолепный, добрый наш исполин, пристально и любовно следящий за нами, клянусь отныне служить тебе, клянусь быть таким, как все прочие твои воспитанники, клянусь,
что буду твой нераздельно, и так далее, и так далее, и так далее...
Смех, собственно, и спас меня. Пройдя все ступени ненависти и отчаяния, я достиг той высоты, откуда видно как на ладони смешное. Расхохотавшись, я исцелился, как тот анекдотический мужчина, у которого "лопнул в горле нарыв при виде уморительных трюков пуделя". Перечитывая свои записи, я
вижу, что, стараясь изобразить его страшным, я лишь сделал его смешным, и казнил его именно этим старым испытанным способом. Как ни скромен я сам в оценке своего сумбурного произведения, что-то, однако, мне говорит, что написано оно пером недюжинным. Далекий от литературных затей, но зато полный слов, которые годами выковывались в моей яростной тишине, я взял искренностью и насыщенностью чувств там, где другой взял бы мастерством да вымыслом. Это есть заклятье, заговор, так что отныне заговорить рабство может каждый. Верю в чудо. Верю в то, что каким-то образом, мне неизвестным, эти записи дойдут до людей, не сегодня и не завтра, но в некое отдаленное время, когда у мира будет денек досуга, чтоб заняться раскопками, накануне новых неприятностей, не менее забавных, чем нынешние.
И вот, как знать... допускаю мысль, что мой случайный труд окажется безсмертным и будет сопутствовать векам, то гонимый, то восхваляемый, часто опасный и всегда полезный. Я же, "тень без костей", буду рад, если плод моих забытых безсонниц послужит на долгие времена неким тайным средством против будущих тиранов, тигроидов, полоумных мучителей человека".
Берлин. 1936 г.
http://lib.ru/NABOKOW/fial09.txt
Свидетельство о публикации №225030201403