Светский вечер

1

Прогуливаясь по парку среди уже пожелтевших от нехватки солнца лип и клёнов, Афанасий Александрович старался избегать своего присутствия близ прекрасно одетых в ещё летние наряды дам и господ, которые окружали его повсюду в той небольшой местности, расположенной в приусадебном дворе семьи Леровских. Август подходил к концу и деревенский воздух с необычайной скоростью, совсем несвойственной для южных губерний, становился с каждым днём холоднее, что говорило о скором приближении осени. Однако уездная аристократия, собравшаяся на вечере в доме Анны Николаевны, по-прежнему носила легкие наряды, желая выказаться в них во всей красе в последние дни уходящего лета.

Несмотря на то, что на улице веяло вечерней прохладой наступающей осени, в доме Леровских было основательно жарко, но даже будучи зажатыми меж двух крайностей – холода и тепла – вечер не мог быть ничем испорчен, по меньшей мере, так казалось всем присутствующим на том светском собрании. Возможно, и напрасно Анна Николаевна старалась поддерживать тепло в доме, изредка указывая своим слугам пальцем на камин, но это лишь было неосознанное проявление её женской хозяйственности и заботы о своём доме, с которыми она не могла мириться. Всё это были её материнские инстинкты, глубоко кроющиеся в подсознании, которым она не могла найти иного применения, как забота о собственном очаге.

Дом Леровских отличался своей небесной благолепностью и, надо сказать, его внешнее убранство, которое сочетало в себе все самые упоительные черты западной культуры, делало это здание наиболее примечательным в округе. А поэтому столь дивный дом не мог оставаться без внимания долгое время, чем Анна Леровская зачастую пользовалась, устраивая в нём увеселительные вечера для дворянской аристократии.

В тот вечер собралось достаточно гостей, чтобы сделать его незабываемым и увеселительным, только вот Афанасий Александрович находил скучным и, в некоторой степени, противным общение с людьми, присутствующими на этом вечере, а потому он находился в стороне, наблюдая за остальными гостями, которые вызывали у него смешанные чувства самой разной определённости. Отчего всё это происходило с ним, он сам не осознавал до конца, да и, наверное, не пытался – не в его интересах было изучать себя. Однако он обладал не свойственной многим людям природной обозрительностью, что вызывало у него склонность к наблюдению за окружающими.

Насколько сильно ему было неприятно общение с людьми из высших слоёв, настолько же сильно он старался найти укромное место, где его «человеческое» могло достичь уединения с собой и спокойно наблюдать за происходящим вокруг. Афанасий Александрович осознавал, что наиболее тихая часть этой огромной комнаты может находиться лишь у входа в неё, полагая, что на выход пойдёт лишь тот, кто серьёзно ненавидит хозяйку дома, а таких гостей в тот вечер не было, ибо каждый дорожил отношениями с Анной Николаевной. Так, в тот вечер его воля пала на кресло, которое располагалось недалеко от дверного прохода – места, где он мог в меру наблюдать за всем, что происходило в главной комнате дома, вместившей в себя неоднородное скопление гостей.

Из всех, кто собрался в доме Леровских, а это были знатные дворяне и купцы, их жёны, люди науки и творчества, Афанасий Александрович предпочитал общение с собой, поскольку знал, что он есть человек, который простит себе любые ошибки, подобно тому, как остальные прощают, прежде всего, свои неудачи и не всегда чужие. Однако, страдая болезненной чувствительностью ко всему происходящему вокруг, он в отличие от остальных считал, что лучше и вовсе не общаться с людьми, чем вызывать у них обиду к себе за свои неточности в разговоре. Тем не менее, Афанасий не мог полностью изолироваться от общества – по этой причине он старался минимизировать контакт с людьми, будучи, находясь внутри социума, и говорить исключительно по делу.

Таким он был человеком, таким был каждый из присутствующих в тот вечер…

2

Танцы. Хохот. Игры. Всё дурно сливалось воедино и без преувеличений будет сказать, что уже через несколько часов гости стали изрядно уставать от всего предоставленного им на тот вечер удовольствия. Это было ясно видно по их лицу и пьяной походке, которую многие уже не могли просто скрывать, а также их поведению, всё больше походившем на поведение животных.

На минуту Афанасий Александрович задумался о том, чтобы покинуть этот вечер, дабы не наблюдать столь открытый и неприятный для него сумасброд. Однако, невзирая на свои принципы, но в силу своей воспитанности он не мог так прямо уйти, не попрощавшись с хозяйкой дома, которая любезно пригласила его на этот вечер. Опрокинув глазами весь зал, в котором он находился, Афанасий Александрович не заметил Анну Николаевну, чьё яркое французское платье обычно сразу бросалось всем в глаза. «Интересная женщина Анна Николаевна. Нет-нет да пропадёт из виду. Весь вечер была с гостями – веселилась с ними, играла в карты да шампанское пила с кавалерами. И всё же удивительная для своего зрелого возраста женщина Анна Николаевна!» — нескромно подумал Афанасий в своих мыслях, сидя всё на том же кресло у входа, пытаясь найти её силуэт в муслиновом платье среди гостей.

За окном уже давно стемнело, а стрелки на часах будто застыли на двенадцати, наверное, показывая своим видом, что они так же устали, как и гости, но старались не демонстрировать это остальным. Всё вокруг постепенно блекло... Возможно, это было неровное проявление усталости Афанасия Александровича и ему следовало бы спешно направиться в сторону дома, однако он не мог уйти, опасаясь, что таким образом вызовет у Анны Николаевны обиду и гнев к себе прежде всего не ошибками в разговоре, но своим грубым поведением.

После нескольких минут раздумий, сидя на том же самом кресле, Афанасий решил остаться и дождаться хозяйку, которая, по его мнению, могла находиться в другой комнате – скорее всего, в той, в которую ему не позволила бы зайти его порядочность.

Вечер продолжал идти своим чередом, а гости и не думали расходиться, требуя новых увеселений и удовольствий, что было так присуще аристократической натуре. Казалось, на их фоне один лишь Афанасий застыл во времени, погрузившись в глубину себя…

3

Афанасий Александрович долго размышлял о чём-то в голове, пытаясь соединить свои разрозненные наблюдения, как к несчастью, этот процесс был не вовремя нарушен беседой двух дам, вульгарно стоявших совсем недалеко у его кресла. Они шумно общались, как это обычно происходит после нескольких бокалов шампанского, и изредка поглядывали на Афанасия, смеясь без зазрения совести, что у него невзначай складывалось впечатление, будто дамы высмеивали его кривую внешность, либо затворническое поведение, которое он никогда не скрывал от других.

Афанасию было трудно совладать со своими наблюдательными наклонностями и эмоциями, которые вызвали в нём эти дамы, что он невольно сел на край кресла и прислушался, дабы выяснить суть беседы и удовлетворить своё любопытство.

— Ах, как я хотела бы стать императрицей! — с молодой наивностью сказала девушка в белоснежном платье с кринолином. — Жить в большом Петербургском дворце, уставленном всей самой дорогой немецкой мебелью. Иметь шкаф дневных платьев французского стиля и другой шкаф английских бальных нарядов на каждый вечер. Всякий день разглядывать свои украшения из драгоценных камней и металлов. Надо признать, я явно завидую всему, что имеют императрицы в наше время… — с печальным голосом добавила девушка.

В этот момент смех, который ещё пару минут исходил от той девушки, сменился грустью на её лице. Она чуть было не заплакала, но вместо этого лишь вытерла своим тоненьким платочком несколько слезинок, быстро скатившихся из её голубых глаз.

Неизвестно над чем смеялись девушки до того, как Афанасий подслушал их разговор, однако слова той дамы поразили его и заставили глубоко задуматься.

— Та девушка хранит в себе мечту однажды стать императрицей, точно так же как крестьянин желал бы оказаться дворянином, — тут же подумал он вслух. — В таком случае кем хотел бы стать император, а кто – крестьянином? Полагаю, это неважно. Люди сами обрекли себя на страдания, вызванные их вопиющими желаниями, которые они не в силах осуществить, — с тихой жалостью проронил он из своих губ. — В то же время, отказавшись от своих вожделений, до боли вызывающих разочарования, способен ли человек обрести своё счастья на земле?

Афанасий Александрович как никогда сильно хотел верить, что это действительно так, ведь он сам имел в своём сердце мечту и время от времени мучительно переживал, предполагая, что она так и останется неосуществима. Однако его природная наблюдательность говорила ему, что отказ от желаний ввергнет человека в ещё большую чреду страданий, ибо желания задают цель – придают смысл человеческому существованию, которые дают надежду на их исполнение в один день. Таким образом, всё было очевидно, что отсутствие мечты превратит человека в животное, которое не ожидает от жизни чего-то лучшего, а просто существует, выполняя свои биологические функции.

В этот момент Афанасия сразила мысль о том, что человек с мечтой, словно осёл, перед глазами которого висит морковь. Эта идея пришла ему спонтанно на волне своих наблюдений и предшествующих размышлений, однако он нашёл эту мысль полезной и даже начал понемногу рассуждать о ней в своей голове. «Всё-таки ослу по своей природе свойственно идти за морковкой, так же как человеку – за своей мечтой, поскольку они имеют волшебное свойство приносить счастье. В обоих случаях морковка и мечта являются причинами, которые приводят человека и осла в движения, вызывая в них надежду, когда-нибудь получить своё желанное, что вынуждает их следовать за ним», — сразу подумал Афанасий Александрович.

Так было в случае с дамой. Афанасий догадывался, что она, скорее всего, никогда не станет императрицей просто в силу жизненных обстоятельств, но это было и не важно. Главное она уже получила – надежду на осуществление своей мечты, следуя за которой, она непременно наткнётся в один день на своё настоящее счастье.
Афанасий был уверен, что таким же образом можно судить и об осле, шагающем вслед за подвешенной морковкой, потому как рано или поздно он всё же натолкнётся на реальную, достижимую для него морковь или другое лакомство, которое он с удовольствием съест.

 — Нет, наше общество весьма грубо недооценивает значение мечты и, вроде бы, должно быть грустно, ведь они совершенно не осознают суть человеческих желаний, но всё не так печально, как может казаться. Полагаю, даже в таком случае человек невольно движется по калии необходимости к своей мечте, на пути к которой он обязательно найдёт своё истинное счастье, — снова поразмыслил Афанасий.

Он был крайне поражён как много значит мечта для человека и какое важное оно имеет место в его жизни. До того Афанасий Александрович никогда не задумывался над этим, но слова девушки его тронули. Продолжая гулять по коридорам своих мыслей, он даже не обращал на то, что происходило вокруг.

Душа Афанасия загорелась голубым пламенем, а на его лице впервые за весь вечер растянулась небольшая улыбка…

4

За то время пока Афанасий размышлял над словами девушки, в комнате особым образом ничего не изменилось за исключением лишь того, что в ней стало заметно темнее. Судя по всему, Анна Николаевна уже отпустила своих слуг – иначе он просто не мог объяснить это. Казалось, что гостям было комфортно находиться в полутьме, поскольку никто из них даже не пытался зажечь свечи, однако весь полумрак, окутавший зал, вызывал неприязнь у Афанасия Александровича. По этой причине он решил спешно отправиться на поиски Анны Николаевны вопреки своим опасениям, не дожидаясь её появления в комнате с гостями.

Перед тем как встать с кресла, Афанасий случайно обратил свой взор на двух дам, которые всё ещё стояли на том же месте и шумно беседовали. Было видно, что девушка, которая пару минут назад еле сдерживала свои слёзы, уже не могла сдерживать смех. И снова, как ни в чём не бывало, они обе над чем-то смеялись, что уже было совсем безразлично Афанасию… Единственное, о чём он успел подумать в тот момент, было что-то вроде того: «Не понять мне внутренний женский мир, как не понять людям мир Бога…» После этих слов он тяжело поднялся с кресла и отправился на другой конец комнаты, где находилась лестница, ведущая на верхний этаж.

Спокойно идя по главному залу дома, обозрению Афанасия более чисто предсталось гадкое зрелище гостей, которые, надо полагать, проявили в тот вечер все главные человеческие пороки вместе с семью смертными грехами. Никто того не скрывал, никому это было не нужно…

5

В самом центре главного зала располагался огромный стол из дубовых досок, который своими необъятными размерами мог бы с лёгкостью заполонить всю комнату, будь только её стены на несколько метров уже. Неслучайно Анна Николаевна любила этот стол без задней мысли, как и весь дом в целом, в котором каждый предмет с теплотой души напоминал ей о своём покойном муже.

К моменту, когда Афанасий проходил вдоль стола, за ним уже практически никто не сидел. Тем не менее, со стороны можно было наблюдать такую извращённую картину: несколько человек, в повал сидевших за тем столом, неумеренно и жадно потребляли с большой скоростью еду, доводя себя до скотского состояния. Они кривляли друг перед другом свои пьяные рожи и шумно разговаривали, не забывая при этом заталкивать в рот чего-нибудь из еды. Время от времени доходило до того, что когда у одного из гостей заканчивалась закуска, он тут же принимался жадно воровать кусок у своих ближайших соседей по столу. После этого, конечно, разрождался конфликт, порой перетекающий в крики и драку, но некоторым всё же везло и они эффектно получали своё, умело дуря остальных. Однако это было не самое страшное. Больший ужас у Афанасия вызывало другое – именно то, как кто-то из гостей, до отвала набивши свой желудок вином и едой, больше не мог существовать, и тогда их окутывала непреодолимая усталость, после чего они теряли связь с реальным миром и засыпали прямо за столом, словно свиньи после плотного обеда. И в этом случае они действительно походили на свиней, ибо внешне были такие же упитанные и с безобразными лицами, вымазанными домашним салом.
 
Тут Афанасий Александрович ненадолго остановился у края стола, желая осмыслить увиденное им зрелище. «Иногда взглянешь на человека и невольно начинаешь думать, что он произошёл от дикого зверя какого, а не от руки Бога, — скорбно подумал Афанасий. — Быть может, человек действительно произошёл от неразумной обезьяны, как это популярно сегодня говорить в научной среде?»

Афанасию было сложно отвергать то, что он видел своими глазами, а поэтому его мысль так ярко вбилась в его голову, что он даже начал сомневаться в своём личном происхождении.

— Невообразимо, чтобы такое, казалось бы, разумное существо, как человек, способное покорять морские просторы, открывать научные достижения и в общей сложности приспосабливать к себе окружающую среду, могло вести себя порой, как неразумное животное, — тихо бросилось из его уст.

Нет, и не могло быть, чтобы человек произошёл от зверя – в ином случае Афанасию пришлось бы признать, что его предки были животные, а этого он допустить не мог…
 
Пытаясь объяснить неразумное поведение гостей, он подумал о том, что человек вовсе не животное, но уникальное существо, которое рождается одновременно с двумя началами – духовным и природным или же, иначе говоря, разумным и неразумным основаниями. В ту минуту Афанасий Александрович был твёрдо уверен, что каждая из начал находится в вечном противостоянии друг с другом и именно от человека зависит, какая из них в итоге будет доминировать в его теле.

Так и сейчас, стоя у края стола и наблюдая за всем происходящим перед его глазами, Афанасий осознавал, что эти люди поистине несчастны, потому как позволили своему природному, неразумному началу возвыситься над духовным разумом, что обычно свойственно лишь животному миру.

После недолгого размышления взгляд Афанасия остановился у противоположного края стола, на котором находилась тарелка с едой, сразу показавшаяся ему странной. В то время как гости уже доедали седьмые чаши с французским гарниром и третьи плошки сытных щей, эта порция была вовсе не тронута, словно её только подали к столу, а место, на которое рассчитывалось это блюдо, неизменно оставалось пустым. Тогда он подумал: «Должно быть, эта тарелка с едой предназначена для Анны Николаевны или кого другого. Хотя, сейчас ведь и не узнать. В таком случае пусть эта порция принадлежит чёрту, который страстно забавляется, наблюдая устроенный им беспорядок». На тарелке был горячий мясной соус, в который входил кусок жареной курицы, налитой недавно собранными с неё яйцами, а также несколько молодых картофелин, приправленных сметаной и зеленью. «Кажется, за такое пикантное блюдо многие отдали бы свои жизни лишь бы насытить свои брюхи да получить порцию другую счастья», — случайно пришло ему в мыслях. Однако Афанасий пошёл дальше, а в это время за его спиной кто-то съел порцию мясного соуса, место у которого всё ещё оставалось пустым...

6

И не было вечеру конца, как бы сильно этого не хотелось Афанасию. Кругом только и слышался смех да говор гостей, что вместе сливалось в единый монотонный звук. Меж тем в другом конце зала, где ещё недавно сидел Афанасий, кто-то без умолку начал кричать нетрезвым мужским голосом: «Вы порвали мой любимый сарафан! Я требую от вас немедленного извинения, а также денежное возмещение и новый немецкий сарафан! Вам следует немедленно поторопиться, иначе мне придётся вызвать вас на дуэль! Имейте в виду, я серьёзно оскорблен вашим безрассудным поведением и пойду на всё, чтобы защитить свою честь дворянина!» Все остальные голоса сразу замолкли в комнате, а вместе с этим стихло и само празднество. Всё это вполне могло напугать чувственную натуру Афанасия Александровича, но глубоко в душе он надеялся, что всё образумится, а завтра на трезвую голову об этом инциденте никто и не вспомнит. Возможно, таким образом он себя просто успокаивал, чтобы не впадать в ещё большую истерию грусти из-за всего, что ему пришлось наблюдать в тот вечер. Его надежда ничего не значила в ту секунду.
 
Ничего не значили надежды остальных гостей. «Если бы только все гости – все до единого – одновременно захотели устранить этот неприятный конфликт, имело бы это значение в таком случае? — раскинул себе Афанасий. — Что бы ни думали остальные, сейчас я осознаю, одни лишь надежды не имеют никакого смысла, если они не подкреплены соответствующими действиями. Я вижу, каждый из присутствующих здесь в зале является трусом…»

Афанасий Александрович осознавал, что кто-то должен вмешаться и остановить этот конфликт, чтобы избавиться от несчастных жертв возможного дуэли. Однако глупо было надеяться на кого-то, ведь даже сам Афанасий стоял, ни жив, ни мёртв, подобно другим гостям, в надежде, что кто-то остановит всё это, но не он сам…

На больших покрытых от старости пылью часах пробило 3 часа ночи. Очень похоже было на то, что ясный звон, наполнявший зал, постепенно вносил собой яркие краски в тот мрак, в котором находились гости, и производил отрезвляющий эффект на их головы. После двенадцати ударов часы закончили бить, а вместе с этим подошёл к концу конфликт – Афанасий смог наконец-то с облегчением вздохнуть. Тем не менее, никто не заступился за молодого художника, которого обвинили в порче чужого дворянского платья, вследствие чего ему пришлось пойти на выдвинутые в его адрес унизительные условия, понимая, что его опыт держания оружия невелик.
Удивительно, но после такой шумной стычки вечер и не думал заканчиваться, а гости, в коих числах до недавнего времени были недруги, продолжили увеселительные гулянья. Взволнованность заполнила Афанасия целиком, что он даже забыл в ту минуту, где находится и куда направлялся до того, как стал невольным свидетелем инцидента. В таких случаях о человеке говорят просто – «потерялся»…
 
Неожиданно вместе с приятным облегчением Афанасий Александрович почувствовал какое-то тревожное ощущение в груди. Должно быть, это его подсознание не давало покоя душе. Смалодушничал. Испугался. Струсил. Понимал ли он это? Догадываюсь, осознавал, но не до конца, ибо считал, он виноват только в том, что не помог художнику и не заступился за него. В остальном же уверял себя Афанасий, что его совесть чиста, вот только эта совесть почему-то не давала ему покоя.

Афанасий Александрович больше ни о чём не думал – он изрядно расстраивался из-за своего душевного беспокойства, причину которого определить не мог, но явно подозревал, что это было как-то связано с инцидентом. Не обращая ни на кого внимания, он тихо двинулся в сторону выхода, ибо более с таким внутренним состоянием и внешним окружением он находиться не мог – всё его разочаровывало: дом с его тёмными комнатами, гости, ведущие порочный образ жизни, и даже он сам. Дойдя спокойно до выходной двери, Афанасий на секунду остановился, словно хотел таким образом попрощаться с домом вместо Анны Николаевны – это он и сделал, после чего открыл главную дверь и вышел в приусадебный двор Леровских.

Опошляющий шум дома резко сменился тишью размеренной природы. Всё казалось таким спокойным в тот момент, что душа Афанасия сделалась такой же тихой – больше ничего не беспокоило его. Всё, что он увидел этим вечером, осталось лишь в его голове, но он был настолько умиротворён созерцанием приближающегося рассвета, что с виду казалось, словно он выкинул все свои предшествующие воспоминания – удалил их из памяти – и думал теперь совсем о другом…

Афанасий Александрович, шёл по пустому парку в сторону своего дома, наслаждаясь видом ещё не скрывшихся до конца в белом рассвете луны и звёзд, а меж тем усадьба Леровских всё дальше и дальше оставалась позади за его спиной. И уже было совсем неважно, о чём он думал, идя вдоль подобных друг другу осин и клёнов.

Таким он был человеком, таким был каждый из присутствующих в тот вечер…