Тимсон

1

Тимсона зовут Тимуром. Если о героях предыдущих рассказов мы писали в прошедшем времени, по причине их скоротечного отбытия из мира сего. То Тимсон, на момент создания сего опуса, слава Богу, здравствует! 

Впрочем, и о нём мы будем говорить в прошедшем времени. Ибо данный рассказ, как и другие в этой серии, задуман в жанре воспоминаний. А вспоминать, как известно, можно только о прошедшем.

Итак, Тимсона звали Тимуром. Кто звал его Тимуром, кто Тимсоном. Примерно: пятьдесят на пятьдесят. Я звал Тимсоном. Значит и у нас он будет Тимсоном.

Наш новый герой впервые приехал на Светлую поляну в составе большой мажористой компании. Что там у них за праздник был, сейчас уже не вспомню. Вроде день рождения чей-то отмечали. Толпа заехала приличная – человек под двадцать! Среди приехавших нашлись общие знакомые, и я оказался в числе празднующих. Праздник проходил на широком полудиком нашем пляже. Разожгли костёр и принялись через него прыгать. Водка, как вы поняли, лилась рекою. И была в начале праздника, сплошь брендовой: «Абсолют», «Смирнофф», «Петров». Пились эти водочки необычайно легко!  Закуски, излишне изысканные для наших песков, смели довольно быстро. Неопытные организаторы не подрасчитали количество участников и аппетиты внезапно нагрянувших дорогих гостей.

Может быть и водка бы закончилась бесповоротно, сказавшись на интенсивности прыжков, но выручил подкативший на мотоцикле запоздавший гость. Тачка у него была что надо – «Ява» последней модели с короткими задранными глушителями. В чёрной джинсовой куртке с бахромой на рукавах и в красном матовом шлеме с зеркальным визором мотоциклист выглядел потрясающе! Однако крутой с виду парень оказался и покладистым, и понимающим, и главное – практичным.  Захватив с собой смелую девушку, он сгонял в деревню и примчался вскоре с несколькими литрами сельского контрафакта и деревенской картошкой в свисающих с обеих сторон авоськах.

Картошку стали печь на углях. И есть её, горячую, с песком и сажей, посыпав сверху крупной солью. А водку пить, как принято у нас – кривясь и морщась!

 В общем празднику был дан нормальный ход! В связи с этим все напились!

 Мотоциклист, прямо на пляже, поднявши кучи песка, принялся демонстрировать чудеса эндуро. 

Я же, преодолев без помощи мотоцикла множество сложных препятствий, также чудесно, почти не касаясь руками земли, благополучно добрался до своего домика.
 
  Когда следующим утром я пришёл к месту вчерашнего праздника с целью полюбопытствовать, кому досталась окучиваемая мною весь вечер, но в итоге утерянная красотка, то увидел странное зрелище. Народ, судя по всему и после моего ухода не переставший веселиться, спал влёжку. Все умудрились набиться в один небольшой домик, двери и окна которого были открыты настежь. Из дома доносился могучий храп на все лады. То соло, то дуэтом, а порой и более расширенным составом храпунов. В открытую дверь видно было, что и парни, и девушки лежат рядком в различных позах. В центре домика, над покоящимися вповалку телами русских и татар, возвышался чёрно – красным обелиском чехословацкий мотоцикл.

На скамейке возле домика сидел невысокий человечек с несчастным лицом. Это и был Тимсон. 

Мы узнали друг в друге участников вчерашнего веселья. Он даже вспомнил моё имя. Я попросил, сославшись на мигрень, напомнить, как его зовут? Ещё я поинтересовался, в котором часу угомонился народ?

Тимсон ответил, что свалились все по-разному, но в основном уже засветло. Он же вовсе не спал, потому что невозможно уснуть в таком бардаке. И, вообще, попросил он, не могу ли я его проводить до автобусной остановки? Я, приняв его за зануду, ответил, что проводить не могу, так как у меня прямо вот сейчас очень много дел. Но, всё же, нарисовал ему обломанной веткой на разлинованном следами мотоциклетных шин песке схему прохода сквозь базы отдыха к дороге. И, даже, указал рукою направление.

- И на том спасибо! – ответил Тимсон.

Постояв у дома с не собирающейся вставать спящей общиной, и не найдя в этом более ничего прикольного, я отправился восвояси. Наступающий чудесный летний день нёс новые впечатления, и я довольно скоро подзабыл о прошедшей ночи и о её перипетиях.


2

Следующая встреча с нашим героем произошла спустя всего несколько дней.
 В то время я, перебрав кучу профессий, остановился на торговле тканями. Магазин, где я работал, располагался в полуподвале старинного здания в самом центре города. С утра, как только открывались двери, магазин наполняла толпа женщин всех возрастов и размеров, и шумно бурлила в торговом зале до самого закрытия. В то раннее постсоветское время в нашей провинции никакой организованной торговли толком не существовало. Советская торговля, настоянная на культе дефицита, и взращенная на этом культе каста «торгашей» ушли в бесславное прошлое. Наступило время рынка, дикого, как джунгли, или, как наш пляж по вечерам! Никаких сетей торговых. Никаких торговых центров. Что вы!  Все товары «челноки» тащили из Москвы, или из-за границы. Для шьющих дамочек, а таких было на порядки больше, чем сейчас, наше заведение стало настоящим Клондайком.

В основном у нас были покупательницы. Но и покупатели заходили. Большей частью это были профессиональные портные. О, это были замечательные типажи! Солидные, серьёзные, как правило с усами разной степени пышности. Вынув из нагрудных карманов очечники, протерев тряпочкой и нацепив на нос очки, они внимательнейшим образом изучали образцы невиданных прежде заморских тканей.

 Появление в швейном магазине Тимсона вызвало у меня лёгкое недоумение. Я подумал, поначалу, что чувак ошибся дверью.

Однако оказалось, что и он портной. Дамский мастер. Я конечно удивился, но не сильно. Всякое бывает!

Тимсон зашёл купить метр флизелина – материала для укрепления ткани. Я от своих щедрот подарил ему нужный кусок.

Тимсон, обрадовавшись подарку, сказал, что теперь заходить будет чаще. На что я ему ответил, что следующие покупки ему придётся делать, как и положено, за деньги. С существенной скидкой. Денежки же нести не в кассу. А прямо мне в карман. Я постучал пальцем по оттопыренному карману своих крутых джинсов. С удовольствием заметив, как продвинутый Тимсон наклонив голову и шевеля губами читает фирменную надпись на медной заклёпке.

Учёта в частной акционерной лавочке не было никакого. Существенную часть товара знакомые «челноки» закидывали мне прямо под прилавок, минуя бухгалтерию. Я, по мере реализации «контрабанды», отдавал им выручку наличкой. Мне доставалось от четверти до трети неучтённого навара! Это я не сам придумал. Мозгов бы не хватило! Подсказали добрые дяди и тёти, тёртые «челноки» из тех, что летали за тканями за границу – в Турцию, Эмираты и, даже, на родину Федерико Феллини - Италию! Таких близких мне тайных концессионеров, с которыми мы мутили денежные схемы, было трое – четверо. От остальных я просто принимал подарки, за то, что продавал их ткани: магнитолы, портативные телевизоры, видеоплейеры, кассеты, компакт - диски.

Для облегчения ведения дел, я завербовал в свой преступный синдикат парочку сообщников из числа сотрудников. Выбрал из тех, кто был у начальства на лучшем счету. И, не прогадал!

  Деньжата в общем у меня водились. И вскоре их стало так много, что я не знал уже, что с ними делать. Семьи у меня не было. Больших целей я себе не ставил. Накопить на машину, например. Или на квартиру. Жил себе с родителями, благо была у меня своя отдельная комната.  Вернее, не жил, а приходил в родной дом ночевать. Да и то не каждую ночь. Летом же обитал на Светлой поляне, появляясь дома лишь несколько раз за сезон. Родители у меня зарабатывали хорошо. Мама была большой начальницей. Отец работал в новомодном кооперативе при заводе.  В моих деньгах они не нуждались.  Копить я не умел, да и не видел смысла. Поэтому ни в чём себе не отказывал.

Про некоторое из того, в чём не отказывал, я промолчу, ибо во всём этом давно раскаялся и покаялся. Остальное можно было и озвучить. Но это вышла бы просто похвальба какая-то.

В общем, как пел любимый нами Александр Башлачёв:

«Вот как надо, мои братцы, всесторонне развиваться,
Это вам не пляж и танцы, тут гармония царит.
И к вершинам, пусть условным, материальным и духовным,
К совершенству, одним словом, перед вами путь открыт»

Вскоре, однако, и работа продавцом тканей стала меня тяготить. Каждый день одно и то же! Тупые бабищи, с одними и теми же вопросами. Никаких денег не нужно! К тому же их было у меня. Я стал наглеть и забивать на работу! Иногда в качестве развлечения посылал покупателей подальше, дерзил им! В общем вёл себя, как свинья, которой по большому счёту и оставался несмотря на все потуги сделаться культурным человеком. Жил только ради собственных утех и развлечений.

 Но, что я это всё о себе, да о себе!

 Вернёмся к нашей встрече с Тимсоном.

Тимсон, в качестве благодарности, пригласил меня пообедать в «одно замечательное место». Я с радостью согласился и, повесив табличку с надписью «Обед» на стоящий у входа в отдел безголовый манекен, направился вместе с новым замечательным знакомым в новое замечательное место.

На улице я смог разглядеть Тимсона получше. На этот раз и взгляд был трезвым и освещение на солнечной стороне улицы ярче, чем ночью у костра!

Тимсон был невысокого роста. Доходил мне где-то до плеча. Хотя и я, признаюсь вам, не великан. Был он худощав, улыбчив, симпатичен. Одет со вкусом. Густые черные волосы аккуратно причёсаны. Напоминал подростка, но, с серьёзным и немного грустным взглядом. Ходил он не спеша. Никуда не торопясь. Движения его были плавные, с ленцой. Говорил он также – не торопясь, негромко, без эмоций крайних и почти без мата. Видно было, что человек никуда не спешит. Ведёт размеренный образ жизни. Работает и трудится по расписанию, самолично установленному и раз и навсегда утверждённому.

Тимсон привёл меня в находящуюся неподалёку городскую мэрию. Это и было замечательное новое место. Я впервые вошёл под высокие властные своды.  Мы, миновав дежурного милиционера, сидящего за прозрачной перегородкой, спустились по мраморной лестнице на цокольный этаж в располагавшуюся там столовую. В просторном зале было необычно тихо, посетителей почти не было. Тимсон спросил о чём-то у девушки в белом фартуке и накрахмаленном колпаке, стоящей на раздаче. Девушка, исчезнув в глубине кухни, вернулась с двумя подносами с какой-то снедью на тарелках и в горшочках.

Там были, - ничего себе! – достойные внимания блюда. Салаты необыкновенные. Горшочки с жарким. Запеканки и омлеты.

 И стоило всё это сущие копейки!

Расплатившись на кассе, мы сели за свободный столик.

- Что за чудеса? – спросил я. – Здесь что всегда так кормят?

- Нет, - ответил Тимсон. – Только в это время. Где-то в районе двух, начале третьего. Тут есть отдельный зал, где обедает мэр и его замы. Хотя у них нет точного распорядка, но после двух часов они уже точно не приходят. То, что не съедено высоким начальством, выставляется в общий зал перед закрытием.

- Для простых смертных?

- Ага!

- А ты откуда узнал об этой кормушке?

- Да, я тут начальнице столовой платье шил к юбилею. Она и рассказала мне, когда лучше подходить, - ответил, чуть смущаясь Тимсон.

- А чего ты смущаешься? – спросил я его в лоб.

- Да, ненавижу я эту свою профессию!

- Вот тебе и на! А зачем тогда ей занимаешься?

- Жить как-то надо! А больше я ничего не умею.

- Логично! Вот и я тоже ненавижу свою нынешнюю профессию! Тошнит меня уже от этих ежедневных баб! Боюсь стать женоненавистником! А ведь я так люблю женщин! В нерабочее время!

- И чего ты не уволишься?

- Всё делаю для этого! Но почему-то меня держат! Не увольняют!

- А самому уйти нельзя что ли?

- Да какая-то сила инерции держит!

- С другой стороны, надо сначала знать куда идти!

- Зачем? – ответил я самоуверенно. – Надо просто положиться на судьбу! Если уж суждено мне будет найти работу получше, то я её найду.

- А какую работу ты считаешь лучше этой? – спросил Тимсон.

- Такую, чтобы ни хрена не работать, и получать большие деньги! Вернее, не так, - уточнил я. – Чтобы работать, конечно, но не особо напрягаясь. И чтобы не быть сильно привязанным ни к какому графику. Когда хочешь ушёл. Когда надо пришёл.

- Трудно найти такую работу, - осторожно заметил Тимсон, глядя на меня с удивлением.

- До этого получалось!

- Ух, ты! И что это за работы были?

- Давай в другой раз расскажу, если интересно тебе. А то мне пора возвращаться на «любимое» рабочее место.

- Интересно, - ответил Тимсон. – А когда?

- Да хоть завтра! Завтра у меня выходной. Можем опять сюда прийти отобедать! Мне тут очень понравилось!

- Идёт! – ответил Тимсон.

С этого дня начались наши с Тимсоном деловые обеды. Нам до много было дело, а ещё мы «обкашливали наши делишки».


3

Так за обедами в городской мэрии, мы и сошлись с Тимсоном. В молодые годы сближение происходит быстрее. Люди, со своими однообразными страстями и желаниями, ещё не приелись. Кажутся удивительными и неповторимыми. Чем больше я общался с Тимсоном, тем больше он меня удивлял. Для начала, как я обнаружил, заглядывая ему в тарелку, Тимсон оказался вегетарианцем. Мяса не ел ни в каком виде. Питался разными салатами, пюрешками, отварным рисом. Мог рыбку съесть, под настроение, или морских гадов.  Но в основном потреблял растительную пищу. На вопрос, что подвигло его к такому образу питания, Тимсон отвечал, что в один миг возненавидел мясо и как отрезало!

 Как это с ним произошло на самом деле узнал я от третьих лиц, и поведаю ниже.
 В остальном же наш герой вёл вполне здоровый образ жизни: пил пиво, водку изредка, покуривал табак и прочее, когда оно бывало.

Жил Тимсон в большой «сталинке» на улице Маяковского. Это хороший район в центре Казани, место проживания почётных её горожан в советские времена.  Дом Тимсона сплошь был увешан памятными досками из мрамора, гранита и бронзы. На одной из досок были выбиты имя и барельеф его деда – знаменитого татарского поэта. Деда своего Тимсон помнил смутно. Родители умерли, успев перед этим развестись. Единственным родственным человеком, так уж случилось, стала вторая жена его отца. К ней забегал он время от времени отведать треугольников без мяса и бульона.  Она ему готовила такие специально с жареным луком и морковью.
Тимсон жил один в доставшемся ему от великого предка жилище. Маленький человек в огромной квартире.

- Нормально так! – произнёс я, осматриваясь. 

Потолки в квартире были такими высокими, что можно было вешать баскетбольный щит.

- Я, как один остался, всё сделал под себя! – сказал Тимсон, проводя мне экскурсию по квартире.

- Сделал под себя? – не смог я удержаться. – Некому было даже подтереть малыша?

Мы посмеялись.

- Мебель всю уменьшил, - пояснил Тимсон. – Она давила на меня своими размерами. Когда смотрел на все эти шкафы и стенки, мне казалось, что они сейчас двинут на меня и раздавят! Сначала отпилил ножки у шкафов, диванов и кресел.

- Чтобы не бегали за тобой?

- Типа того! Смотрю, по-прежнему они высокие. Тогда решил распилить шкафы по нужной высоте. Но, что-то неважно получилось. Я взял их и выкинул!

- А это что? – указал я Тимсону на крутобокий платяной шкаф с зеркалом, стоящий в его комнате.

- Этот только и остался! О, знаешь сколько здесь мебели было! Все углы заставлены. 

- Правильно сделал! – одобрил я Тимсона. – Надеюсь, ты выбросил мебель с балкона, как это делают итальянцы на новый год?

- Нет, я просто сообщил соседям, что, если кому нужно, могут прийти и забрать мебель. Знаешь, что тут началось?! Старые соседи, почти родня, чуть не передрались друг с другом из-за этих скособоченных немецких шкафов. 

- Немецких? – переспросил я.

- Да! – ответил Тимсон.

- Немецкие следовало сжечь, облив бензином, под музыку Вагнера!

- Что-то я не догадался! Ты первый из друзей, кто не сказал, что мебель надо было продать, - смеясь, ответил Тимсон.

- Я, вообще, первый из твоих друзей! – заметил я, не страдавший излишней скромностью. - Раз уж ты заносишь меня в эту категорию!

Одна комната в квартире была полностью оборудована под портняжную мастерскую. На специальном столике стояла швейная машинка известной марки. Рядом располагался тяжёлый оверлок. На блестящем металлическом рейле на деревянных и пластиковых плечиках висели готовые изделия и полуфабрикаты. По стенам, на крючках, выкройки из кальки, картона и миллиметровой бумаги. На креслах, на полу, на подоконнике навалены номера модных журналов.

 Я заметил висящий на стене портрет Стинга в красивой рамке.

- А этого полицейского зачем повесил? Ты поклонник его творчества что ли?

- Это Стинг, а не полицейский, - поправил Тимсон.

- Знаю, что Стинг. Но до своей сольной карьеры он играл в группе «Полис». Слышал такую?

- Только название. Надо же, он значит из этих! – Тимсону нравилось узнавать от меня, что-то для него новое.

Мне тоже нравились такие ситуации - когда человек знал больше меня в какой-то интересной области. Интернета тогда не было в наших краях. Да и нигде его ещё толком не было! Всё мы, любопытствующие, узнавали друг от друга нужную информацию. Пересказывали прочитанное и услышанное.

- Я, когда этот портрет девчонкам показываю, говорю им, что это мой дед! – сообщил Тимсон.

- И что девчонки?

- Говорят, что похож! А одна смотрела долго, а потом выдала: «Сразу видно – великий татарский поэт!»

- А может и вправду Стинг татарин? – спросил я у Тимсона.

- Наверняка! В конечном счёте – все татары. Только не знают об этом, или признаться стесняются! – ответил Тимсон.

Тогда мы были на одной волне.

Это важно, быть с человеком на одной волне! Здорово, когда твои сигналы попадают в точку, а ты принимаешь послания другого без помех!

- Тупые эти бабы! – вздохнул я, вспомнив покупательниц из магазина.

- Не все!

- Ну, да – не все! Лишь только те, которых знаешь близко!

Мы прошли на балкон, выходящий на старинный запущенный сад под названием Эрмитаж. В кронах столетних деревьев щебетали птицы. Городская легенда гласит, что раньше этот сад принадлежал упырю – помещику, который закапывал в нём тела замученных им неотпетых крепостных и даже собственного сына зарыл где-то здесь, на одной из аллей.

- В замечательном месте ты живёшь! – сказал я Тимсону.

- Тут по ночам привидения бродят, - ответил Тимсон.

- Ты серьёзно?

- Своими глазами видел! Но, я не про сад говорю. Что привидения! Не выглядывай в окно, когда не надо. Задёрни шторы. Пусть болтаются! Мне уже вот так эта квартира! – Тимсон провёл ладонью под подбородком. - Я в ней и живу, и работаю! Если ещё и готовить буду постоянно – то свихнусь совсем в четырёх стенах. Поэтому и хожу обедать в мэрию. И ужинать куда-нибудь выползаю. Только завтракаю дома. Или вот, как сейчас с тобой, пиво пью!

- У тебя, от долгого пребывания дома, видно кукушка съехала! Какое пиво? Ты, что бредишь наяву? – удивился и напрягся я слегка.

- Расслабься! – рассмеялся Тимсон. – Пошли на кухню!
 
Как я узнал потом, раскрутить Тимсона на что-нибудь было почти невозможно!
Тимсон был человеком практичным. Деньги, в отличии от меня считал.
Но меня он угощал пивком неоднократно. И в первый мой приход к нему, и после много раз.
К тому же в тот раз пиво ему подарила благодарная клиентка. Хорошее баночное баварское. Мы все тогда любили пить из банок – ведь отечественное тогда в банки ещё не разливали!

 А, впрочем, и из всей другой посуды мы пили с удовольствием! 

4

Я стал навещать Тимсона время от времени. Звонил ему из телефона-автомата на городской телефон. Спрашивал, не отвлекаю ли от примерок? Чаще мы встречались где-нибудь в центре и направлялись обедать в мэрию, или ужинать - туда где разливают.

Дома, как мы теперь знаем, Тимсон трапезничать не любил.
По субботам Тимсон посещал ночные клубы. В центре города было несколько таких любимых молодёжью заведений, где выступали модные ди-джеи и можно было колбаситься до утра под психотропные децибелы. Ходил Тимсон в клубы не один, а с юными друзьями мажорами. В его окружении таковые водились. Как правило, это были дети и внуки заслуженных строителей социализма. Не тех, что строили социализм с лопатою или штыком в руках, а тех, кто делал это в министерствах и штабах. Во всяком случае достиг такого положения.

Мажоры тоже были ещё постсоветские, из тех, что рассекали на папиных Волгах. Они жили в доме Тимсона и в соседних домах элитной улицы.

Тимсон, ближе к тридцати годам, завёл привычку, при знакомстве с девушками скидывать себе десяток лет. В тридцать он представлялся двадцатилетним. В сорок – тридцатилетним. В основном прокатывало. Выглядел Тимсон очень молодо, чему способствовал невысокий рост. Как говориться, маленькая собачка – всегда щенок.

В одно время Тимсон начал являться в клубы в дорогих моднющих кроссовках, всегда новых. Мажоры, придирчиво осматривающие шмотки друг на друге, оценили это. Девчонки из тусовки рады были танцевать с таким модным чуваком, запрыгивать к нему на коленки в баре.

Когда я поинтересовался, не жалко ли бабла на частую перемену обуви, Тимсон посвятил меня в свой секрет. Теперь, по прошествии времени, думаю, что могу раскрыть его.

Всё постепенно развивалось в нашей оккупированной свободным миром стране. В том числе и раскритикованная мной торговля. Я, например, после того, как меня выпинули из швейной лавки, устроился делать вид что работаю, в создаваемую сеть по торговле отделочными материалами. Почти одновременно открылись в Казани сразу несколько спортивных магазинов, ошеломивших нас своим ассортиментов. Тимсон был одним из первых покупателей. В одном из магазинов у него был знакомый директор. Из бывших мажоров. Все они туда ринулись, на командные должности.  Тимсон сначала покупал там одежду и обувь с любимым дисконтом. А потом, сообразив - ибо был сообразительным, - подбил директора давать ему обувь напрокат. Брал кроссовки на ночь, а на следующий день, хорошенько почистив, возвращал в магазин. Так продолжалось какое-то время. До той ночи, когда одна юная перебравшая тусовщица, чихнувши от души, не опрокинула на белоснежные заморские кроссовки стакан хорошо наперченной «Кровавой Мэри». Всё бы ничего, если бы Тимсон просто взял да купил эти кроссовки. Но наш практичный друг, испытав на них все имеющиеся у него в арсенале чистящие средства, попытался вернуть обувь обратно. Чем ужасно разозлил директора, и потерял доступ к пункту проката.
Однако Тимсон не унывал. Были же и другие магазины. Он поменял тактику.  Покупал кроссовки. Шёл в них на ночную тусовку, всю ночь тусовался, иногда и спал в них. А затем, почистив, возвращал в магазин под разными предлогами. Мол жмут, или болтаются на ноге. Однако и это продолжаться долго не могло. После очередной сдачи обуви, спортивный накачанный администратор, пригласив беспокойного клиента на склад, доходчиво объяснил ему, что если тот ещё раз попробует провернуть свой разгаданный фокус, то он вырвет ему ноги! И не на что будет надевать кроссовки!
Понятливый Тимсон внял и перешёл на кожаную обувь.  К тому же это стало модно – джинсы и ботинки на каблуке.

 5

Тимсон избавился без сожалений не только от мебели, но и от доставшейся ему в наследство недвижимости, в виде садового-огородного участка с прилагающимся домиком. Трудно было представить Тимсона, копающегося в огороде, или подрезающего ветки плодовым деревьям. Продал он свой вишнёвый сад! А на вырученные от продажи средства купил замечательный японский цветной телевизор «Фунай». Деньги оставались ещё и на мечту любого молодого человека - видеомагнитофон. Но Тимсон не стал его приобретать, по причине того, что не хотел смотреть фильмы один дома. Не любил он дом свой.

Можно предположить почему. И увязать это с его внезапно возникшим отвращением к мясу.

Дело в том, что в стенах его дома произошла ужасная трагедия! О ней мне Тимсон никогда не говорил. Я узнал о случившемся лишь недавно.

Как-то, придя домой, Тимсон обнаружил бездыханное тело своей матери в луже крови. Наступили лихие девяностые и жизнь человеческая перестала цениться дорого. Мать у Тимсона преподавала английский язык в университете. Тогда границы открылись и у преподавателей появилась возможность ездить на практику за рубеж. Мать Тимсона съездила в Англию, в один из университетов группы Рассела, на несколько недель. Кто-то о том прознал из местных бандюганов и посчитал, что «англичанка» непременно привезла с собой из-за бугра «валюту». Я не знаю всех подробностей преступления. То ли хозяйка явилась домой внезапно в тот момент, когда преступники, - их было двое, - искали фунты стерлингов в квартире. То ли они её поджидали. Но, в итоге, валюты никакой не оказалось, и всё закончилось отчаянным убийством. Мне эта трагедия отдалённо напомнила сюжет из «Преступления и наказания» Достоевского. Тот же никчёмный результат, и такой же безмерный грех преступникам на душу лёгший. Уж и не знаю, испытали ли они впоследствии раскаяние. Может быть один разбойник раскаялся, а другой нет. Может быть оба они ушли впоследствии в монастырь. А может, выйдя на свободу, продолжили лить кровь, во зле укоренившись.

Это не наш сюжет, а Фёдора Михайловича! Нам эдакое не потянуть! Мы можем лишь констатировать, что Тимсон перестал есть мясо, испытав сильнейший шок!

Что же касается разгула криминала в те года, то я припоминаю, как спросил тогда же, в первый к нему визит, у Тимсона, не пытались ли у него, одинокого жильца, лихие люди отжать «генеральскую» квартиру. Тимсон ответил, что было дело. Сначала какие-то местные попросились на ночь глядя переночевать. Он их пустил зачем-то. Утром они ушли. А после один из них, постарше возрастом, рыжий, с бегающим взглядом и тонкою, как лезвие, ухмылкой, явился с предложением обмена квартир. Мол Тимсон переезжает в однокомнатную квартиру, тут недалеко, и получает компенсацию деньгами. К чему ему одному такая хата? А там люди теснятся. И доброе дело сделает, и ещё деньги получит! На это Тимсон попросил времени для раздумья. Рыжий сказал, думай, мол, но не тяни. К следующей встрече Тимсон был готов. Как я писал выше, соседи в его доме, родители его друзей, не из простых были. Когда Тимсон рассказал одному высокопоставленному папе о своей проблеме, тот даже не дослушав до конца, предложил Тимсону на выбор два варианта решения проблемы. В первом варианте Тимсон вступает в оперативную игру, по окончании которой квартирных преступников изобличат и, затем, осудив, закроют. Во втором варианте он просто «забивает стрелку» и на этом всё заканчивается.
«В смысле, заканчивается?» - удивился Тимсон.
«В прямом!» - ответил тёртый папа. – «Ты их больше не увидишь!»
Так оно и случилось. Надо слушаться родителей! Когда на следующий день Тимсон, собравшись внутренне, и много раз порепетировав речь перед зеркалом, сообщил при встрече рыжему, что уважаемые люди желают с ним поговорить, тот заморгав глазами вдруг спросил: «Зачем?»
«Как зачем? Насчёт квартиры!» - ответил удивлённый Тимсон.
«Ты попутал чего-то, братан! Мы видимо не поняли друг друга!» - ответил рыжий на прощание.
- Ты его не видел больше? – спросил я у Тимсона.
- Видел как-то. Он проезжал мимо. Окошко опущено было в машине. Лицо у него запоминающееся, рожа красная, веснушчатая. Я его сразу узнал.
- На крутой «девятке» ехал?
- Нет на катафалке, чёрном таком «Додже». В ритуальных услугах по-видимому работает. 

Больше криминала в жизни Тимсона не было. За исключением, понятно, обыкновенных милых уличных казанских приключений.  Но и бывшего хватило с головою! Мясо он есть перестал. Однако фильмы про бандитов не разлюбил. Не про наших, правда, бандитов, а про американских. Звавшихся более благозвучно – гангстеры.

У меня был голландский видик. И кассет немало. Но, то что я смотрел не нравилось Тимсону. Все эти Бунюэли и Трюффо, Дзеффирелли и Бертолуччи.   Тимсон предпочитал американский кинематограф. Не боевики со Шварценеггером и Сталлоне, конечно! Находил он постоянно что-то новое, яркое и классное, для молодого нашего восприятия! Так докопался, наконец, до Квентоно, нашего, Тарантины. У нас просто крышу снесло, так его фильмы были захватывающи! Сначала фильмы по его сценариям мы все пересмотрели. Мы всё отслеживали – и сценаристов и операторов. А потом вышли «Бешеные псы» и это был триумф в нашей компании! Смотрели фильмы мы втроём. Я, Тимсон и мой младший брат Эдик. Тимсон приезжал и уезжал на такси. Привозил с собою пиво и новую кассету. Мы закрывались в моей комнате и, кто на диване, а кто на паласе, попивая пивко, смотрели кино на экране широкоформатного «Сони». Потом Тимсон уезжал, оставив мне кассету и пустые бутылки. Братец уходил спать. А я, если фильм нравился, надев наушники, перематывая кассету, пересматривал понравившиеся сцены.

Я всем друзьям уши прожужжал, что появился такой замечательный режиссёр – Тарантино. Но, они лишь кривились в кислой усмешке, думая, что это очередной итальянский зануда из моей невозможной чёрно-белой фильмотеки.

6

Как-то мой гид по американскому кинематографу огорошил меня сообщением, что в кинотеатре «Спутник» состоится премьера фильма «Криминальное чтиво», снятого недавно Квентином Тарантино. Это была потрясающая новость!

Тёплым сухим сентябрьским деньком мы встретились с Тимсоном у кинотеатра «Спутник». Тимсон выглядел по-особому элегантно в коричневом твидовом пиджаке поверх голубой водолазки, тёмно-синих ливайсах и кожаных узконосых ботинках. Я, также торжественно настроенный по случаю премьеры, влез в костюм-тройку, становившийся уже маловатым.  Правда, перед выходом из дома, в последний момент, решил отказаться от удушающего галстука. А потом, подумав - ещё и от майки, одев рубашку прямо на опрысканное дезодорантом тело.
 
  Всего, как мы прочли под афишей, было запланировано два сеанса. В тринадцать и в шестнадцать. С утра шёл какой-то индийский фильм. Вечером демонстрировали эротику. 

Купив билеты у волосатого чувака, сидящего за кассой вместо привычной сонной кассирши, мы вышли на залитую солнцем улицу. Всё было, почти, как летом. Весело галдели воробьи. Проходили парочками загорелые девушки.  Лишь мелькающие то тут, то там школьники с ранцами за плечами и студенты с обязательными «дипломатами» в руках напоминали, что осень наступила – начался учебный год.
 До начала сеанса оставалось примерно полчаса.

- По пиву? – предложил я, указав на открытые двери располагавшегося рядом пивбара «Бегемот».

- Можно, - кивнул Тимсон.

«Бегемот» этот, - старые казанцы знают, - культовое питейное заведение. В нём сиживали за кружечкой пива и Ленин, - тогда ещё студент Ульянов (жаль, что он, падла, т.е. нехороший человек, раковой клешнёй не подавился!), - и граф Лев Толстой (Лев в Бегемоте!), и два казанских нищеброда Федя и Лёша (Шаляпин с Горьким). Об них и о других знаменитых посетителях свидетельствовали фрески на стенах этого древнего храма Бахуса.

Кого не было изображено, к упущению администрации, на этих фресках, так это Смоки - знаменитого завсегдатая «Бегемота». В конце восьмидесятых - начале девяностых Смоки ходил в бар, как на работу.

Когда мы, войдя с улицы, встали, облокотившись на стойку и давая глазам привыкнуть к сумраку заведения, из глубины его раздался знакомый голос,

- Какие люди! И в столь ранний час!

Это был несравнимый голос Смоки. Смоки не говорил, он орал! То ли был туг на ухо, то ли у него развилась такая привычка.  А может и то и другое.
Взяв по кружечке пива, мы прошли и сели за дальний угловой столик, где нас поджидал, обрадовавшийся компании пивоман. Его лисья физиономия уже отчётливо проступила в привычном полумраке.
О Смоки бы, конечно, отдельный рассказ написать, как о личности выдающейся. Сейчас же скажу о нём несколько слов, так как он сыграет роковую роль в предстоящем премьерном показе.
Смоки учился со мной в одной школе. Он был старше меня на несколько классов. И я помню, что он, чуть не до окончания школы, постоянно дрался и скандалил. Обычно разборки между одноклассниками заканчивались к четвёртому-пятому классу. За это время все всё успевали выяснить друг о друге. Но Смоки был из ряда вон выходящим персонажем. Он всё к чему-то придирался, был недоволен, выяснял и требовал разборок. При этом он обычно отгребал! Был он худощавым, востроглазым, юрким, колким на язык, всех постоянно задирал, не взирая на авторитет и габариты. С учителями Смоки тоже находился в контрах. Его постоянно выгоняли с уроков, вызывали к директору, отчитывали на педсоветах. Родителей его в школу вызвать не могли. Так как они работали по контракту за границей. Смоки жил с бабушкой, потерявшей всякий контроль над шалопаем-внуком.
Тем не менее, Смоки окончил все десять положенных классов. Родители, вернувшись, сделали два важных шага для дальнейшей жизни сына – устроили его в институт и отмазали от армии. Деньгами единственного отпрыска родители снабжали бесперебойно. Он лихо их просаживал в полюбившемся «Бегемоте». В казанские ресторации заглядывать боялся – там сиживали бандиты. У каждой казанской группировки был «свой» ресторан. Обычные посетители туда тоже заглядывали, но Смоки, с его прикидом и привычками, там бы было неуютно! Не то что в демократичном студенческом «Бегемоте».

Мы обменялись приветствиями, и я познакомил Тимсона со Смоки.

- Куда собрались, красивые такие? – спросил Смоки.

- На премьеру! – ответил я.

- Не рановато? Что дают сегодня? – поинтересовался Смоки, ценитель театральных буфетов.

- Да не в театр! – уточнил я. – В кинотеатр, в «Спутник». Там сегодня премьера фильма Квентина Тарантино.

- Так фильм называется?

- Нет – так зовут режиссёра. – А фильм называется «Криминальное чтиво», - вступил в беседу Тимсон.

- О чём фильмец?

- Сами не знаем. Премьера же. Но в общих чертах, о гангстерах! Тарантино о них снимает, – продолжал просвещать Тимсон любопытного Смоки.

- Круто! Замечательно! Билеты все, наверное, проданы?

- Да, что-ты! В наше время перестал народ в кино ходить. Кроме нас, наверное, никого и не будет! – предположил я.

- Это вы, значит, как товарищ Сталин с Ворошиловым одни будете новый фильм оценивать.

- Вроде того!

- Тогда я с вами! Возьмёте? – напросился Смоки.

- Пойдём. Но пора уже сворачиваться -  через пять минут начинается.

Допив пиво, мы поспешили в кинотеатр.

- Куда ты, Смоки? – удивился бармен столь раннему уходу постоянного клиента.

- Пойду в киношку! Давно не был. Потом вернусь.

В кассе Смоки попросил билет рядом с нами.
Кассир ответил, что зал пустой и можно садиться куда угодно.
Однако Смоки настоял, чтобы ему продали билет непременно возле нас. Начал сказываться его непростой характер.
Мне показалось, что где-то я уже видел чувака, сидящего за кассой.
Зал был пуст. У нас были места в самом центре. Слева от меня сидел Тимсон. Справа развалился Смоки.

7

Фильм стартовал со знаменитой сцены ограбления кафетерия. Сейчас я все эти диалоги знаю наизусть, тогда же они сыпались на мою голову, как первый снег.  Я смотрел то на экран, то, поворачиваясь в стороны, на обоих зрителей.

Тимсон был весь в кинодействе, нырнув с головой в происходящее на экране. Смоки, надо же, тоже! Удобно устроившись, он задрал ноги на спинку переднего сидение. Для полного комфорта, скинул кроссовки.

- Носки не воняют? – спросил я у него.

В ответ Смоки ткнул меня локтем в бок.
Я всё никак не мог сосредоточится. Цветопередача мне нравилась. Яркая, как в клипах. Но, я никак не мог ухватить сюжет.
Смоки, удивлялся вслух,

- Как это, его недавно убили, а он опять живой?!

Когда же с Марселосом Волосом, главарём лос-анжелессской мафии, извращенцы поступили недолжным образом, Смоки заорал на весь кинотеатр,

- В жопу трахают черножопого!

Мы с Тимсоном покатились от смеха!
Видимо от волнения, Смоки закурил.
Тимсон, посмотрев на него мельком вновь вернулся к просмотру.

- Что вы тут курите? – раздался голос сзади.

- Как что – «Мальборо», - ответил Смоки, не поворачиваясь.

- Я тебе покажу сейчас, «Мальборо»! – раздалось в ответ.

Темноту зрительного зал прорезал свет фонарика. К нам двинулись две фигуры. Когда они подошли вплотную, стало видно, что фигуры эти в форме.

- Опаньки, менты! – воскликнул Смоки.

Это были так называемые «батальонщики» - проходящие срочную службу в городском батальоне МВД. Они охраняли порядок на спортивных соревнованиях и крупных мероприятиях. Как правило, это были деревенские ребята из районов нашей замечательной республики. Дети сельской элиты, служащие недалеко от дома. Городским-то в милицейской форме «западло», как говориться, появляться было.
 
- Пройдёмте на выход! – скомандовал один из ментов, судя по сержантским лычкам, старший наряда.

- С чего бы это? – возмутился Смоки. - Смотрим фильм, никому не мешаем!

- Вы курите в зрительном зале!

- Курил! А теперь затушил окурок.

- И где он? Бросили на пол?

- Нет. Засунул в пачку обратно.

- Пойдёмте на выход!

- Зачем?

- Вы мешаете зрителям смотреть фильм.

- Тут, кроме меня, всего два зрителя. Это мои друзья. Я не мешаю вам? – обратился к нам Смоки.

- Нет, не мешаешь! - ответили мы с Тимсоном в унисон.

- Вы тоже курили! – сказал сержант.

- Не гони напраслину, сержант! – ответил я.

- Вы как разговариваете? – повысил сержант голос.

- Нормально я с тобой разговариваю. Я такой же сержант, как ты, только не в ментовке служил, а в армии.

- А я такой же рядовой, как ты, - заявил Тимсон второму милиционеру, судя по затянутой портупее, «молодому».

В это время в зал вбежал тот самый чувак, что продавал нам билеты.

- Я директор кинотеатра! – представился он. – Что тут происходит?

Все загалдели разом.

Директор закричал киномеханику.

- Ильсур, останови фильм.

Кино остановилось, в зале зажёгся свет.

Тут я узнал его – директора. Это был Димон – некогда студент «кулька» - института культуры. Мы с ним встречались неоднократно в разных тусовках. По большей части в общагах этого самого института.

- Димон! – воскликнул я. – Вот так встреча!

Димон, меня узнав, кивнул, а после пригласил нас всех в фойе.
В фойе разборки продолжились на повышенных тонах. Но, Димон, выступивший в роли миротворца, уладил все недоразумения.
Он отошёл с нарядом в один угол. Потом подошёл к нам и посоветовал уйти поскорее. Тут я предложил компромиссный вариант. Дать взятку представителям власти. В девяностые годы это было модно. Димон сходил в противоположный угол. Затем, вернувшись, подмигнул мне и проартикулировал: «На сигареты».
Я сунул ему в руку несколько купюр.
Наряд вернулся на маршрут. Мы возвратились в зал.
Вскоре возвратился Димон. Он был великий раздолбай. И я с удивлением наблюдал его в роли директора.

Мы с ним обнялись и разговорились.

Вдруг Смоки удивил всех предложением.

- А что, может возьмём пивка?

- У нас и так непредвиденная остановка, - ответил Димон – директор.

- Да мы быстро! – сказал Смоки. – До «Бегемота» и обратно!

Димон, посмотрев на часы, задумался на пару секунд, а затем сказал,

- Давайте, только быстро!

- Побежали, - сказал нам Смоки.

В «Бегемоте» бледный бармен дрожащей рукой разлил нам пиво в имевшиеся у него в наличии пакеты. У меня, у Тимсона, и у Смоки оказалось в каждой руке по пакету!

Димон ждал нас дверях «Спутника».

- Куда столько взяли? – спросил он, взглянув на крутобокие пакеты, с переливающейся внутри пеной.

- Тебе и Ильсуру! – ответил Смоуки, протягивая Димону пакет.

Директор, после некоторых раздумий, откусил уголок и втянул в себя запенившуюся жидкость. Тоже проделали и мы втроём. Затем, перевернув пакеты, мы придерживали их за надкушенный угол.

- Тогда вот что, - Димон закрыл входную дверь кинотеатра на металлический засов. – Пойдём к киномеханику.

- В будку? – спросил Тимсон. – Всю жизнь мечтал там побывать.

- Будка у собаки, - ответил важно Димон. – А у нас киноаппаратная.

Мы прошли в киноаппаратную. Там сидел Ильсур со страждущим выражением лица. Появление на рабочем месте индивидуального пакета со спасительной жидкостью было воспринято им, как божья благодать.
Попивая пивко, мы вернулись к просмотру фильма. Смотрели мы его теперь в узкие смотровые щели нашего кинодота, выходящие в зал. Сюрреализм происходящего заключался в том, что в зале не было ни одного зрителя. 
Мы стали просить Ильсура, перемотать некоторые непонятные моменты. Повеселевший киномеханик не отказывал неугомонным зрителям ни в чём. Однако и на перемотках многое было непонятно!
Мешанина сюжета была сравнима с мешаниной в наших головах. Но, было классно!
До тех пор, пока ходивший отливать Тимсон, не сообщил нам, что кто-то ломится во входные двери.
Побледневший Димон побежал в фойе. Вернувшись с изменившимся лицом, он велел нам срочно ретироваться. Приехал начальник из «Татаркино».  И как не вовремя!
Не досмотрев фильм, мы с Тимуром и Смоки, проскользнув под полог, покинули кинотеатр, через выход для зрителей.
Как потом стало известно, начальство приехало не просто так, а после звонков зрителей, которые на могли попасть в кинотеатр.
На второй показ народу собралось поболе, а купить билетов не было возможности.
Димона за это и за другие залёты уволили. Он смог заняться в полной мере, наконец, тем, что любил больше всего. И добился успеха! Но, о нём у нас отдельный рассказ!

После выше рассказанных перипетий, в кинотеатры мы с Тимсоном ходить не перестали. Но таких ярких впечатлений, как на премьере «Криминального чтива» больше не испытывали. Я, во всяком случае.

Тут я ещё женился ненароком. Никак не ожидал, что способен на подобную глупость.

 Общение моё с Тимсоном, как и с многими друзьями холостой юности, прервалось.

 Тимсон же и Квентин продолжали оставаться холостяками.

 Но, потом узнал я, что и Тарантино женился на старости лет.
 
Теперь дело за Тимсоном.

Хотя…. Оставайся молодым до самой старости, мой вечно юный друг!