Несбывшееся предсказание

Раиса Николаева

Роман

Несбывшееся предсказание

Аннотация

- Назови свое имя! – приказал Даррэт.
- Меника Плато, - тихо ответила девушка. Даррэт раздраженно и презрительно фыркнул, показывая, что ее уловку, в попытке скрыть свое настоящее имя, он заметил.
- Назови свое НАСТОЯЩЕЕ имя! – уже более грозным голосом, приказал он. Но Меника в ответ только коснулась рукой гортани. Даррэту ничего не надо было пояснять, этот жест сказал все. Перейдя на магическое зрение, он сразу увидел магический блокиратор. Его губы скривились в презрительной усмешке. Такой блокиратор ставили молодым девушкам, которые запятнали свою честь, лишившись невинности до брака, с мужчиной низшего происхождения. Семья отрекалась от распутницы, ее лишали родового имени, а чтобы она даже случайно не назвала его, ставили на горло блокиратор, который не позволял упоминать благородное имя.
- Аристократка, опозорившая свою семью и лишившаяся родового имени? – полу утвердительно спросил он. Меника промолчала, но ему ее ответ и не требовался. – Что ж, - в лице мужчины проступила хищная усмешка, - так даже лучше, не придется возиться с уговорами. Сегодня вечером придешь ко мне в спальню, - приказал он, и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Жаль, в этот момент Даррэт не мог видеть ее лица, он поразился бы, увидев, в каком злобном предвкушении блеснули ее глаза.


Часть 1

Глава 1

Энитта
Эта история началась тогда, когда королевство Рангар ненадолго открыло свои границы, принимая помощь соседей в разработке и исследовании случайно обнаруженных залежей неизвестного минерала.
Лейдер эр Лауэрт был младшим сыном известного предпринимателя, и отец, благодаря деньгам и связям, устроил сына в посольство Эрнгарта в Рангаре. Лейдеру удалось заключить несколько выгодных сделок (и тем самым упрочить свое имя в семейном бизнесе), но на этом вся благие дела Лейдера и закончились. Дело в том, что он безумно влюбился в девушку, что жила в деревеньке недалеко от залежей ископаемых. Необразованная, простолюдинка, к тому же очень странная. Ее опасались даже жители деревни. Как понял Лейдер, она пришла с матерью в деревню совсем недавно. Им разрешили занять пустующий дом на краю леса. И мать, и дочь ни с кем из местных не общались, помощи не просили, жили себе тихо и уединенно, вызывая подозрения у деревенских.
В дом к девушке Лейдер попал случайно ,заблудившись в лесу. Попал и пропал. Теперь он дни и ночи старался проводить рядом с Мелиссой, изыскивая сотни способов, чтобы улизнуть к ней.
Мать Мелиссы смотрела на их отношения сквозь пальцы. В другое время это показалось бы Лейдеру подозрительным (он от природы был не слишком доверчивым человеком), но в тот момент он не замечал ничего. Любовь Лейдера и Мелиссы закончилась рождением девочки, которую мать нарекла Эниттой (Лейдер со временем узнал, что это имя означало предназначение, цель). Потом он, конечно, удивлялся, как можно было дать дочери такое имя, но держа малышку на руках, он только радовался и немного переживал, как представит Мелиссу отцу, и как будет убеждать его в своей необходимости жениться на этой девушке.
Но он переживал напрасно. Оставшись ночевать в доме своей возлюбленной, утром Лейдер проснулся от плача малышки. Девочка лежала в большой корзине, но кроме нее в доме больше никого не было. И Мелисса, и ее мать бесследно исчезли.
Лейдер хоть и растерялся от такого поворота событий, тем не менее, предпринял все необходимые меры, чтобы спасти девочку. Он нанял и кормилицу, и няню, а потом забрал девочку с собой в Эрнгарт. Несмотря на недовольство семьи, удочерил ее, официально дав свое имя. Пять лет он растил ее один, но потом под давлением отца, был вынужден жениться. Анет была из очень обеспеченной и состоятельной семьи. Легкая, веселая,  беспечная, но самое главное, не злая. Падчерица ее не волновала совершенно. Растет, ну и пусть себе растет.
 Через год у Лейдера родилась еще одна дочь Анниэнель. Но все заботы о дочери Анет переложила на плечи нянь и гувернанток. Девочки росли в одном доме, но друг друга видели раз в неделю на совместном торжественном ужине. Впрочем, даже если бы они росли вместе, то вряд ли бы подружились. Они отличались друг от друга, как небо и земля. Анниэнель характером пошла полностью в маму, легкомысленная и веселая. Она бегала по дому и смеялась по любому поводу, а еще она обожала подарки, наряды и украшения.
Энитта была ей полной противоположностью. Нет, она не была угрюмой, злой букой, но все же некоторая отстраненная сосредоточенность, была очень заметна в ее облике. Она постоянно о чем-то думала, что-то анализировала, мало говорила, зато отлично училась. Ей настолько хорошо давались точные науки, что отец даже подумывал отправить ее учиться не на психолога, как хотела Энитта, а в финансово-экономическую Академию.
Да, Энитта собиралась стать психологом, и это была не просто блажь, с которой отец был категорически не согласен,  потому что не знал даже крошечной частички того, что привело Энитту к такому решению.
Энитта очень любила отца, ей тяжело было принять его жену, тяжело было делить любовь отца со своей младшей сестричкой, но худо-бедно она справилась и с ревностью, и с обидой, и со злостью, и все же случилось еще кое-что, и это по-настоящему пошатнуло ее внутренний мир.
У Энитты был День рожденья, ей исполнилось двенадцать лет. Как всегда отец с мачехой устроили детский праздник. Крики, суматоха, беготня, подарки, когда, наконец, праздник закончился, и уставшая Энитта после расслабляющей ванны уже готовилась уснуть, в ее голове внезапно раздался чужой женский голос:
- Сестра! Наконец, мы нашли тебя.
- Кто это? Кто со мной разговаривает? – с ужасом прошептала Энитта.
- Мы, твои сестры по духу. С сегодняшнего дня ты под нашей защитой. Мы будем помогать тебе, оберегать тебя и заботиться о тебе.
- А… а вы где? – со страхом спросила Энитта, совершенно не успокоенная словами женщины.
- Мы далеко, но это ничего не значит. Если тебе что-то понадобится, и ты не будешь знать как поступить, или ты будешь кого-то бояться, то тебе нужно будет позвать нас.
- Как позвать? – спросила Энитта.
- Ты должна сосредоточиться, погрузиться в некий транс, как во время медитации, и позвать: «Сестры», и мы услышим, и придем на помощь то ли советом, то ли защитой.
- А что мне сейчас делать? – продолжала спрашивать Энитта.
- Ничего. Живи, как жила. Расти, учись. – После этого голос умолк и Энитта не слышала его целый год. Если сначала она до ужаса боялась, что голос снова заговорит в ее голове, то через неделю она успокоилась, а через месяц и вовсе об этом позабыла, вот только голос о ней не забыл и в день своего тринадцатилетия она снова его услышала. Снова услышала слова, заверяющие ее, что теперь у нее есть защита, есть поддержка, и что Энитте надо просто жить, расти и учиться. И так продолжалось год за годом.
Разумеется, этот звучащий голос не мог оставить Энитту равнодушной. Сначала она хотела рассказать об этом отцу и мачехе, но потом, решила этого не делать. Она понимала, что такой рассказ может закончиться для нее походом к психологу или ее могут отправить  в клинику,  где лечили нервные расстройства, как это произошло с одноклассницей Энитты.
Энитта промолчала и никому ничего не сказала, но не думать об этом не могла, особенно, когда повзрослела, и ей исполнилось, шестнадцать, а потом и семнадцать лет. В каких-то мифических сестер она не верила, но тогда оставалось только одно объяснение голосу в голове – шизофрения. Такой вывод пугал Энитту безумно, поэтому, чтобы хоть немного успокоить себя она продолжила рассуждения. Если у нее шизофрения, то почему она так странно проявляется? Один раз в год на несколько минут, словно только для того, чтобы напомнить о себе. И почему голос в голове обращается к ней «сестра», и говорит, что сестер много, но сестер по духу?
Все эти невыясненные вопросы и побудили Энитту задуматься о профессии психолога или психотерапевта. Если она все-таки больна, то сможет хотя бы изучить и симптоматику, и возможное свое лечение. Отец не обрадовался ее решению, но решил пока не спорить. Энитте всего семнадцать, ей еще год учиться в школе, за это время она вполне сможет изменить свое желание.
Наступил восемнадцатый день рождения Энитты. Ложась спать, она знала, что скоро услышит женский голос, так это и случилось, но в этот раз голос был намного словоохотливее.
- Тебе восемнадцать, - сказала невидимая женщина. – Скоро придет время, которое мы ждем и ты должна начать к этому готовиться.
- Какое время? Чего вы ждете? – всполошилась Энитта.
- Об этом тебе знать пока рано. Мы хотим, чтобы ты начала изучение лекарственных трав. Училась готовить зелья, отвары, но мы хотим, чтобы особое внимание ты уделила изготовлению зелий лишающих воли, но самое большое внимание ты должна уделить изготовлению ядов. Мы поможем тебе и подскажем. Мы дадим тебе знание заговоров такой силы, о которых в вашей империи никто и слыхом не слыхивал. Мы научим тебя соединять ядовитые растения в такой пропорции и концентрации, что никогда и никто не догадается об отравлении…
- Вы… вы хотите, чтобы я стала убийцей-отравительницей? - с ужасом прошептала Энитта.
- Нет, - ответил ей голос, но Энитта безошибочно почувствовала небольшую заминку. Ее сердце сжалось от отчаяния. Вот она шизофрения во всей красе. Потусторонний голос, отдающий приказания об убийствах. Но нет. Она не поддастся! Быстро перебрав варианты своего возможного поведения, Энитта решила ни о чем не спорить, а когда голос пропадет на год, хорошо подумать, что она может противопоставить таким приказам. Она не собиралась быть чьей-то марионеткой.

Глава 2


Императорский дворец

Император Эннор, Даррэт, Грэн….. (и еще семь имен) тери Эрталь.  Властитель Эрнгарта, Повелитель Теней, Повелитель Молний, Повелитель Воды, Земли, Воздуха и Огня. Так глашатаи на главной площади именовали Правителя Эрнгарта. Тери означало гнездо, так в незапамятные времена Драконы называли свои семьи. Десять имен означало, что Правителю больше тысячи лет (новое имя присваивалось каждые сто). Повелитель Теней, Молний, Воздуха, Огня означало, что ему подвластны эти стихии, и он может управлять ими. Другими словами сильнее Эннора, вернее Грэна (поскольку свое первое имя он ненавидел, а второе было связано с очень печальными событиями, поэтому он остановился на третьем имени), не было никого на землях Эрнгарта. Ему подчинялись все драконы, живущие на его землях ну и люди, само собой.
Да, люди жили на землях драконов, и поскольку драконов было немного, поневоле пришлось привлекать людей к управлению государством. Существовал Большой Совет, в который входили представители самых знатнейших человеческих семей, и Малый Совет, в который входили только Драконы. Грэн правил жестко, тем не менее, стараясь оставаться справедливым, но не по велению совести, а скорее по велению разума, поскольку не хотел восстаний, бунтов, и потрясений в своем государстве. И опять же, это происходило не из-за его миролюбивого характера, а из-за того, что вокруг были враги, то есть соседние государства, Правителями которых, были такие же могущественные Драконы, как и Грэн, и которые только и ждали малейшего проявления слабости, нерешительности, неуверенности, чтобы воспользоваться этим, уничтожая всех членов правящей семьи, все гнездо целиком и полностью. Сколько таких смертей было за долгую историю этого Мира! Такая враждебность объяснялась очень просто. Обжитых и безопасных пространств было немного, всю основную территорию материка занимали Дикие земли, которые удавалось осваивать с огромным трудом.
Дикие земли, дикие звери… дикая магия, именно она была основной причиной того, что в эти земли, еще называемые Гиблыми, могли заходить только Драконы, да и то ненадолго. Гиблые земли порождали чудовищ, которые могли присниться только в кошмарах, но это были живые кошмары из плоти и крови, смертоносные, неуправляемые, но обладающими зачатками интеллекта. Этот интеллект позволял им и ловушки обходить, и незадачливых путников отлавливать, и спасаться от охотников, увешанных магическими артефактами. Охотников нанимали для отлова особенных животных, чья кровь и внутренние органы шли на создание уникальных зелий для алхимиков.
Гиблые земли, населенные чудовищами, соседние государства, границы с которыми надо охранять неусыпно, люди, которые день ото дня требовали все больших и больших прав, проблем у императора  было немало, но все они не шли ни в какое сравнение с тем разочарованием, с тем раздражением и недовольством, которые доставляли Грэну его дети.
Он был женат шесть раз, каждый раз выбирая жену из людей. Делал он это вполне осознанно, хорошо понимая, что Великая Истинная любовь его обходит стороной раз за разом, а жениться и родить наследника необходимо, так пусть лучше его женой будет обычная девушка, чей короткий век жизни, не заставит его страдать столетиями живя рядом с нелюбимой.
Первая жена родила дочь Эртесель, но девочка не могла править страной по закону, поэтому, овдовев, он женился снова, и опять родилась девочка, которую назвали Мадири, третья жена подарила долгожданного сына Брандона, но сын не оправдал его ожиданий, поскольку в год совершеннолетия не смог обратиться в дракона (так же, как и старшие дочери). Грэн женился еще раз, потом еще. В результате у него было восемь детей. Четыре дочери и четыре сына и никто из детей не смог обратиться и стать полноценным драконом. Грэна это не просто удручало. Это ставило под сомнение его собственную силу, ведь у других Драконов от связи с человеческими женщинами, рождались полноценные Драконы, способные оборачиваться и летать.
В остальном дети не приносили Грэну никаких хлопот. Не было в них ни заносчивости, ни снобизма, они вели тихое существование, остро ощущая себя неудачниками, подведшими своего великого отца. О чем он, кстати, не забывал напоминать им день изо дня. Что только Грэн не предпринимал, чтобы помочь, хотя бы сыновьям, обрести крылья. Лучшие маги, лучшие целители занимались с ними, помогая детям императора дозваться до своих Драконов – все было напрасно. Грэн, однако, не сдавался. Обратились к шаманам, колдунам и ведуньям, которые жили отшельниками, вдали ото всех. И вот одна из ведьм, посоветовала Грэну найти ясновидящую, либо Оракула, либо Пророка, то есть тех, кто могли видеть или предсказывать Будущее.
Был найден Оракул, и он сказал очень странную вещь. Дети Грэна не могут обрести крылья, поскольку они не приняли магический дар, который им был уготован с рождения. Такого просто не могло бы быть! Магический Дар, каким бы он странным не был, принимался всегда с благодарностью Судьбе, ведь он помогал стать Дракону еще могущественнее. Но никакого магического Дара у детей Грэна не было, хотя  все они чувствовали, как магия пропитывает их тела. А еще Оракул назвал магические Дары, которыми пренебрегли наследники императора. Правда названия Даров и магических способностей были завуалированы, но догадаться, хотя бы приблизительно, было возможно. Грэн и его дети понимали, что слова Оракула очень важны, поэтому, чтобы не забыть и не ошибиться их выбили на каменной стене в ритуальном зале:

Яркие краски на полотне,
Заветная цель ждет вдалеке.

Гранитные скалы подарят покой
Они не преграда  дороге домой.

Громкое пение в вышине,
Словно мошки на свет, летят все ко мне.

Властный призыв идет в глубину,
Брызги воды блестят на лету.

Ходит спокойно между людей,
Неслышная поступь,  незримей теней.

Жизнь остановилась в одно мгновение,
Неподвижные статуи – мое творение.

Тень промелькнула, как силуэт,
Серая дорога – красок нет.

Рукой прикоснусь, тихо слово скажу,
Ожившие мертвые, станут в строю,

Над каждой строкой и дети Грэна и сам Грэн думали не дни, не недели и даже не месяцы. Они годы думали над каждой строкой, и всегда выходило одно и то же.
Кто-то из них будет обладать магическим голосом. Скорее всего, голосом можно будет ментально воздействовать, то есть быть менталистом. Тот, у кого обнаружится магический дар к рисованию, скорее всего, сможет рисовать картины, которые оживают. О властном призыве в глубину, точки зрения разделились, но все согласились с тем, что магический дар так или иначе будет связан с морем. Со скалами и домом, тоже было не все понятно. Возможно, будет подвластен камень? Рассуждая о том, кто может ходить неосязаемым, все решили, что это связано с умением покидать собственное тело и путешествовать в виде призрака.
Оживление мертвых явно было связано с некромантией, значит один из восьми, был некромантом. Останавливать жизнь могли только темные маги, здесь было все более менее понятно, а вот серая дорога, лишенная красок, снова привела к спорам, невозможно было догадаться, о каком магическом даре могла идти речь.
К тому времени, когда слова Оракула стали известны, каждый из детей Грэна уже нашел себе дело, которому отдавался со всей душой.
Мадири стала художницей и очень успешной, ее работы (под псевдонимом) раскупались за огромные деньги. Сразу стало понятно, что дар магического рисунка будет именно у нее.
Джара (самая младшая дочь императора) пела настолько прекрасно, что не будь она принцессой, то обязательно стала бы оперной дивой. Значит, магический голос будет именно у нее.
Брандон с детства увлекался темной магией, значит, останавливающим жизнь должен быть он.
Даннер любил корабли и морские путешествия, зов глубин, должен был иметь к нему какое-то отношение.
Оранда обожала альпинизм, с этим ее увлечением связали пророчество о гранитных скалах. Ну а остальным наследникам достались те куски пророчеств, которые не походили ни кому. Эртесель пыталась освоить дар становиться призраком, Торес пытался найти серую дорогу без красок, а Мэртэн пытался стать некромантом.
 Сыновья и дочери Грэна занимались с наставниками, как одержимые. Мечта ощутить небесный простор и воздух,  рвущийся из-под крыльев стала настоящим наваждением для всех восьмерых. Они помогали друг другу, как могли, ведь если получится хоть у кого-то одного – получится у всех. Годы шли, ничего не происходило. Разумеется, им приходило в голову, что возможно они перепутали магические способности, поэтому время от времени они пробовали овладеть чужими способностями. Проще всего было с даром некромантии. Но ни у кого из них не получилось призвать мертвых. Ни у кого не сложилось ни с пением, ни с рисованием. Океан пугал почти всех, Джара вообще впадала в панику, когда видела воду.
Время шло, нереализованная мечта, давно превратившаяся в навязчивую идею, на каждом из детей отразилась по-разному. Даннер месяцами находился в рейсе, не ступая на землю по полгода. Мадири исступленно рисовала, Джара – пела. Эртесель влюбилась в обычного человека, бежала с ним из дворца, родила дочь, но потом, похоронив и мужа, и дочь, и внучку, умерших от старости, поскольку ни дочь, ни внучка не унаследовали ее бессмертия, тихо вернулась во дворец и вела унылую, бесцветную жизнь. Оранда тоже пыталась выйти замуж, но ей замужество не понравилось, и она жила, в свое удовольствие, меняя любовников, как перчатки. Торес и Брандон нашли себе развлечение, отбивать на спор любовниц отца. Грэн пришел в такую ярость, что потом оба в кандалах сидели несколько недель в подвале. Мэртэн проводил время на кладбище, не оставляя надежду стать некромантом. Вот так и шла их жизнь год за годом.


Глава 3

Энитта

Школа осталась позади, и перед Эниттой раскинулось бесчисленное количество возможностей как дальше устраивать свою жизнь. Мачеха Энитты, например, поставила перед собой единственную цель – удачное замужество. Она росла в состоятельной семье и не собиралась и дальше что-либо менять в своем образе жизни. Учиться она не любила, закрытая школа для девочек из состоятельных семей была ее потолком образования. Энитта была другая. Ей было интересно узнавать новое, хотелось идти вперед, всего добиваясь своим умом и способностями. Да, она была амбициозна, но это было к лучшему, поскольку заставляло сосредоточиться на цели и не разменивать по мелочам. Мелочами (в этот момент своей жизни) Энитта считала все, что было связано с первыми влюбленностями и первыми отношениями, что возникали между сверстниками. Она презрительно кривила губы, слушая перешептывания одноклассниц, о том, кто на кого посмотрел, что чего кому сказал. Нет, нет, нет, это все было не про нее.
Энитта очень серьезно думала о том, в какой университет подать документы. Ее интересовало все: и химия, и биология, и экономика, и маркетинг, и, конечно, психология. Быть может, ее жизнь пошла чуть-чуть иначе, но  снова вмешался голос в голове, избавив Энитту от метаний. В этот раз голос прозвучал в неурочное время, поскольку до дня рождения еще было больше четырех месяцев.
- Ты должна изучать зельеварение, - безапелляционно и очень резко, приказал ей голос. Губы Энитты сжались, превратившись в узкую полосу. Фраза «ты должна» была для ее психики совершенно неприемлема, поскольку ей сразу хотелось поступать наоборот, даже вопреки здравому смыслу.
- Вы имеете в виду, что я должна поступит учиться на фармакологический факультет? – вежливо уточнила Энитта. – Или вы хотите, чтобы я занималась химией, а может биологией? Куда вы хотите, чтобы я поступила учиться? – собеседница задумалась, явно сбитая с толку таким количеством перспектив.
- Нам надо, чтобы ты изучала зельеварение, - уже не таким уверенным голосом повторила она, - а, особенно изготовление ядов.
- Яды изучают в судебной криминалистике! – радостно кося под дурочку, и делая вид, что изо всех сил она старается помочь невидимой женщине, воскликнула Энитта.
- Нет! – резко перебила ее женщина. – Мы хотим, чтобы ты изучала…
- … зельеварение, - подсказала ей Энитта, - а особенно раздел, где изучают яды. Правильно?
- Да, и мы…
- И вы не знаете, - снова перебила ее Энитта, - что в нашем государстве нет учебного заведения с такой узкой специализацией. Вот я вам и говорю, что состав некоторых ядов отваров и эликсиров можно узнать, изучая химию, как органическую, так и неорганическую. Изучением растений и животных занимается биология и там тоже можно узнать состав микроэлементов, которые входят в состав растений. Судебная криминалистика специализируется на исследовании разных способов убийств, в число которых, несомненно, входит и отравление. Так что мне выбрать? Напоминаю, такого факультета, как зельеварение у нас нет. – Повисло долгое молчание.
- У вас есть целительский факультет? - Только Энитта хотела ехидно начать перечисление факультетов, начиная с педиатрического, терапевтического и кончая ортопедическим и прочими другим, как сразу поняла, что этого нельзя делать. Незнакомая женщина, сама того не подозревая, можно сказать, дала Энитте карт-бланш, предоставив возможность выбрать какую угодно специализацию! И Энитта выбрала психиатрию, тем более, что препаратов подавляющих волю у психиатров водилось больше всего.
 - Хорошо, - покладисто сказала она, и голос в голове исчез. – Хорошо, - с уже явно саркастическими нотками, вновь повторила она, и спустя десять минут отправила пакет документов в медицинский институт на факультет психиатрии.
Три года учебы пролетели весело и легко. Энитте учиться очень нравилось. Нравилась ее будущая специальность, нравились одногруппники, нравились преподаватели. Голос в голове тоже не слишком докучал. Один раз в год напомнит о своем существовании – и все На третий год учебы, голос соизволил поинтересоваться ее успехами на почве зельеварения, в ответ на вопрос, Энитта бодро отрапортовала названиями специфических препаратов, которые можно приобрести только по особому рецепту. Она описала действие каждого препарата, назвала его составляющие, изначальные ингредиенты, отвечая как на экзамене преподавателю. Она с удовольствием ощущала смятение невидимой собеседницы, поскольку Энитта пользовалась только современными терминами, которые (как она подозревала), были неизвестны ее собеседнице.
- Хорошо, молодец, - вынес свой вердикт голос и умолк еще на год.
Этот последний разговор настолько зацепил Энитту, что она, наконец, решилась всерьез проанализировать все, происходящее с ней, с учетом знаний, полученных за три года учебы.
«И так. Если на секунду представить, что с ней разговаривает не ее собственная шизофрения, а какой-то посторонний человек, если быть точнее, посторонняя женщина, какие выводы можно сделать об этой собеседнице? – задав сомой себе этот вопрос, Энитта надолго задумалась. – Она относится ко мне хорошо – это раз, - стала перечислять Энитта. – На данном этапе моей жизни она не желает мне зла. Но не потому, что по какой-то причине любит меня. Она что-то от меня хочет! – Этот вывод напрашивался сам собою. – Но что она от меня хочет? Она требует, чтобы я изучала травы, зелья, а, особенно, яды. Она хочет, чтобы я кого-то убила? Отравив??? Да это же вчерашний день! Есть сотни других способов убить кого угодно и быстрее,  и надежнее. Яд можно нейтрализовать магией, причем, любой яд, а если рядом не будет мага, то человека можно поместить в стазис, и спокойно изготавливать противоядие. Технологии сейчас такие, что можно нейтрализовать любое вещество!».
- А может речь идет не о простых людях, а о драконах?  - громко вслух спросила она, и даже рассмеялась от этого вопроса. Какой яд против драконов?! Да у этих рептилоидов даже несварения желудка не будет, ну может пукнет разок.
 «Ладно, - мысленно сказала себе Энитта. – Оставим пока вопрос о конечной цели. Что можно сказать о самой невидимой женщине? – Энитта задумалась. – Она не из Эрнгарта, - этот вывод она сделала на основе того, что женщина не знала названий высших учебных заведений. – Что еще можно о ней сказать? – думала Энитта. – Она живет в какой-то глуши, не имея ни малейшего представления, насколько далеко вперед шагнула наука! Этот вывод можно сделать, почувствовав, как она «тормозит», от современных, но, в общем-то, обычных слов. И что получается? – спросила она себя. – А то, что надо обратиться к мировой информационной паутине!», – хлопнула она себя по лбу, а потом быстро забегала пальцами по клавиатуре.
«Сестры, зелья, яды», - написала она в запросе, но потом слово яды стерла, заменив его, на травы. Ответ пришел молниеносно.
«Тысячу лет назад существовал ковен Ведьм, которые называли себя сестрами. Только один этот ковен по силе мог противостоять Драконам. Ведьмы подверглись жестоким гонениям и были полностью уничтожены. Драконы преследовали ведьм во всех странах и государствах. Возможно, некоторым ведьмам удалось спастись, скрывшись в лесах на гиблых землях. Тысячу лет о Ковене ведьм не было никаких сведений», - прочитав эти строки Энитта почувствовала, как ее сердце сжалось. Интуиция, которой Энитта всегда доверяла, шепнула ей, что прочитанные сведения очень важны и касаются ее лично. Но как? Как эти ведьмы, эти сестры могут касаться Энитты? Какое они могут иметь к ней отношение? Отец самый обыкновенный человек… а мать?
О матери Энитта знала совсем немного. Когда-то в детстве отец рассказал ей чудесную историю, как заблудившись в лесу, он вышел к небольшому домику, в котором жила прекраснейшая девушка. С одного взгляда они полюбили друг друга, а потом у них родилась Энитта. К сожалению, мама Энитты ушла из жизни, едва увидев дочь. Вот такая грустная и светлая история. Но если в детстве Энитте хватило этого рассказа, то теперь к отцу у нее накопилось немало вопросов по своему рождению.

 Глава 4

Тысячу лет назад

Менику вместе с двенадцатью девушками, приговоренными к работе на каторге, отправили в крепость, в дальний гарнизон, находящийся на самой границе Гиблых земель. Встречал их не комендант крепости, а его заместитель по хозяйственной части, пожилой и очень усталый мужчина. Менике повезло, что именно он распределял девушек, кому какую работу выполнять в крепости. Будь на его месте кто-то другой и Меника со своей аристократической внешностью, с ухоженными руками (даже после двух месяцев тюрьмы руки Аделаиды выглядели аккуратными) попала бы, например, к прачкам, и это сделали бы умышленно, понимая, как тяжело придется девушке не привычной к тяжелому, физическому труду. И ее нежные руки мгновенно бы растрескались, стали шелушиться из-за стирки белья в едком моющем растворе, возможно, появились бы раны и язвы, и никого бы это не волновали, лишь вызывало дополнительные насмешки. Конечно, после всего пережитого, неухоженные руки и тяжелая работа не было самым страшным, и все же Меника страшилась такого исхода, ведь этим бы ей предстояло заниматься годы.
Но, как уже говорилось, ей повезло, заместитель коменданта был неплохим человеком, поэтому едва взглянув на Менику, он отправил ее на кухню посудомойкой. Работа посудомойки тоже была тяжела, но Меника не роптала, стараясь как можно прилежнее выполнять то, что ей поручали, и держаться так, чтобы оставаться, как можно незаметнее. Несколько раз ее били, но не за плохую работу, а, например, из-за дурного настроения, вымещая обиду на тех, кто не мог дать сдачи.
Меника была самым бесправным существом в крепости, потому что она единственная прибыла в крепость с приговором бессрочной каторги. Статус бессрочной каторжанки делал Менику практически рабыней, без всякой надежды, когда-либо стать свободной. Такой статус был только у нее. Другие прибывшие с ней женщины (пять воровок, три проститутки, две мошенницы и одна убийца), имели разные сроки каторжных работ, даже убийца, и знали, что когда-нибудь смогут вернуться домой, или остаться в крепости, как сделали многие женщины до них, но уже в статусе свободных, нанятых работников, получающих за свою работу жалование. Многие бывшие каторжанки вышли замуж за стражей, и по крепости бегало  десятка три детишек разного возраста. Так что надежда на более-менее счастливую жизнь была у всех, кроме Меники.
 Прошло три месяца. Меника немного освоилась, перестала бояться всех и вся, смогла приглядеться к людям, что ее окружали, разделив их на три части: кого можно было не бояться, кого надо было опасаться, и кого надо было обходить (при возможности) десятой дорогой, настолько это были плохие и страшные люди. Но Менике пришлось придумать еще одну категорию, в которую вошла одна единственная персона, а именно бессменная любовница коменданта крепости Вилия де Арсур. Страшнее и подлее человека Меника в своей жизни не встречала. Перед ней меркли даже дознаватели в тюрьме, те хотя бы просто выполняли свою работу, а Вилия была тварью по велению сердца. Хотя, может Меника слишком к ней придиралась, ведь она (скрывая это от самой себя), ревновала Вилию к ее возлюбленному, потому что нечаянно влюбилась в него первою юношескою влюбленностью. А произошло это так.
Меника, работала в подвале, почти не выходя из подвальной кухни, но месяца через полтора в крепости был какой-то праздник, и Энитта, наконец, смогла вместе со всеми кухонными рабочими, пойти на площадь, чтобы услышать какое-то торжественное объявление. Вот тогда она впервые увидела коменданта крепости. Увидела и застыла, а сердце ее в этот момент билось так часто и сильно, что казалось, что разобьется о ребра.
 Женщины семьи Меники были весьма разборчивы в выборе партнеров, но если уж выбирали, их уже ничто не могло остановить. Ни предрассудки, ни осуждение, ни страх смерти. В возрасте Меники и ее мама, а до этого бабушка творили такие дела, что можно было только за голову хвататься. Убегали из дома. Переодевались в мужскую одежду, путешествовали с любовниками и в походах, в обозе, и на корабле. Их ловили, сажали их под замок, но – новая влюбленность и все начиналось по новой. Но так было, когда речь шла о влюбленности. Настоящую любовь женщины семьи Меники боялись, как огня, и всегда суеверно плевались, чтобы не дайте высшие силы встретить и испытать такую любовь. Потому что все. Больше не будет никаких мужчин, только он. А если мужчина бросит, то сердце женщины просто разорвется от боли. Меника, в отличие от мамы и бабушки к семнадцати годам ни разу не влюблялась. Ну не нравился ей ни один мужчина, которых она встречала на балах и приемах, куда воспитанниц водили для обучения светским манерам.
Этот слишком слащавый, этот, наоборот, грубый, этот трусливый, этот хвастливый, перечисление недостатков мужчин было бесконечным. Мама и бабушка махнули на нее рукой – когда  влюбится все недостатки избранника мигом испарятся, это они знали по себе. Видимо время влюбленности дочери еще не настало. А потом стало не до влюбленностей.
И вот сейчас Меника смотрела на коменданта крепости и понимала – это он. Это тот, за кем бы она последовала, куда бы он ни позвал, только бы смотреть и смотреть в его глаза цвета штормового неба, ожидая, когда солнечный лучик улыбки заставит их посветлеть. Лорд Сэрдэн. Даже имя звучало маняще. Именно такого человека смогла бы полюбить Меника. В облике лорда Сэрдэна  чувствовалась и сила, и благородство, и ум, и строгость, и сдержанность, за которой пряталось пламя. Душа Меники затрепетала, ей захотелось встретиться взглядом с лордом, захотелось заглянуть ему в глаза…
- Ты что вылупилась на лорда Сэрдэна? - со страхом прошипела у нее над ухом кухарка Уна, больно ущипнув и дернув Менику за руку. – Ты, что с ума сошла? – продолжала шипеть женщина. – Тебе, что жить надоело?
- А почему на него нельзя смотреть? – искренне удивилась Меника, тем не менее, опустив голову, как ей приказала сделать кухарка.
- Потому что не дай высшим силам, эта ведь… госпожа Вилия, - сначала запнувшись, а потом, быстро исправившись, сказала Уна, - заметит, что ты пялишься на лорда Сэрдэна, то ты пожалеешь, что вообще на свет родилась, - едва слышно и заметно побледнев, ответила кухарка. Больше они ничего не успели сказать друг другу, и Меника, сразу забыла об этих словах, захваченная зрелищем, происходящем на возвышении, где находились старшие офицеры крепости. Лорд Сэрдэн вызывал офицеров по очереди, каждому говорил какие-то хорошие слова, потом вручал какой-то знак в качестве награждения. Все собравшиеся на площади хлопали в ладоши и кричали приветственные слова. Хлопала в ладоши и Меника, и громко кричала вместе со всеми, украдкой поглядывая на лорда Сэрдэна, все больше и больше в него влюбляясь.
Ей нравилось, с каким достоинством он держался, его аура власти ощущалась всеми на площади, ощущала ее и Меника, но эта аура не давила, наоборот, она дарила ощущение безопасности и спокойствия. А еще Менике нравилось, как искренне Сэрдэн говорил хорошие слова своим подчиненным. Настоящий командир, строгий, справедливый, умный… а потом все мгновенно закончилось.
Нет, сначала по площади пронеслась еще одна волна приветственных криков, но Меника сразу почувствовала фальшь в восторженных звуках. А лорд Сэрдэн, между тем продолжал:
- Отличившихся офицеров пришла приветствовать самая невероятная, самая прекрасная девушка, леди Вилия де Асур!  - громогласно произнес он и зачастил, после того, как погасли аплодисменты: - Девушка, о внимании которой грезит любой мужчина, хоть раз ее увидевший, девушка… - Он что-то еще говорил, говорил, такое же слащаво-приторное, а лицо Меники вытягивалось от удивления. Только что она видела на возвышении грозного и прекрасного командира, а сейчас вместо мужественного мужчины прыгал, крутился, паяц, шут, скоморох, лебезящий перед стоявшей девушкой, словно перед императрицей. Такое мгновенное перевоплощение потрясло Менику до глубины души, но все остальные, казалось, этого не замечают.
После окончания торжественной части был банкет, Вино наливали всем, даже тем, кто отбывал в крепости наказание. Меника пить не стала, а отдала свою порцию кухарке. Она так поступила с умыслом, в надежде, что кухарка охмелеет и Меника ее расспросит о лорде Сэрдэне и о Вилии поподробнее, так и случилось.
- Если бы ты знала, какая тварь эта Вилия, - немного заплетающимся языком, рассказывала Уна. – До ее приезда  лорд Сэрдэн был совсем другим. Веселым, приветливым, но как только появилась эта змея – все изменилось. К счастью Сэрдэн не может на ней жениться, там какая-то клятва не дает ему этого сделать, вот и приходится Вилии быть только любовницей. А как она мечтает, что попадет в высший свет… Дудки, - пьяно рассмеялась кухарка. - Выше этой крепости она не прыгнет, пусть даже не старается!
- Вы ее за что-то ненавидите? – осторожно спросила Меника. Из глаз Уны потекли слезы. Нет, она не рыдала, просто слезы текли из глаз сами по себе,  не останавливаясь, и это было очень страшно.
- Да, я ее ненавижу, - глухо ответила Уна. – Вилия убила мою дочь Элю.
- Как убила?! – ахнула Меника.
- Она приревновала Элю к Сэрдэну, и за это прижгла раскаленной кочергой ей лицо. Но этого ей показалось мало, и она отдала Элю каторжникам мужчинам для забав. Эля сбросилась со стены крепости, - едва шевеля губами, закончила Уна свой страшный рассказ.
- И вы не захотели отомстить Вилии? – Меника спросила об этом прямо. Сама она, не была бы столь великодушной.
- Видишь ли, - задумчиво сказала Уна. – Убить Вилию мне конечно хотелось. Но во-первых, это не просто, а во-вторых, у меня есть еще одна дочь, младшая. Что с ней после этого будет? Мой муж погиб, так что защитить мою дочь не кому. Да и Вилия меня опасается. Я же сначала готовила для старших офицеров. Я очень хорошо готовлю. Эля подавала на стол и была постоянно на виду. После случившегося, меня перевели на другую кухню, готовить для стражи… лучше бы я всегда тут работала, может и Эля была бы жива. Не надеялась бы на то, что кто-то из офицеров в нее влюбиться… Она ведь очень красивая была. Но честь свою блюла, надеялась, что кто-то из офицеров на ней жениться. – Когда Уна это говорила, Меника почувствовала, что Уна не говорит правду. Ее дочь Эля мечтала выйти замуж не за офицера, она хотела выйти замуж, или, во всяком случае, стать любовницей лорда Сэрдэна.  - Лучше бы она не на офицеров смотрела, а выбрала хорошего парня из стражи, - между тем продолжала Уна. – И была бы счастлива. Детишек родила бы, - и слезы снова потекли по ее лицу.
- А Сэрдэн? Как лорд Сэрдэн допустил, что Вилия сделала такое с вашей дочерью? Почему он не вмешался? Почему не заступился? Ведь Вилия не имела права так поступать!
- За ожег, она наврала, что Эля оступилась и упала лицом в камин. А про остальное сказала, что Эля развратная девка, и что она постоянно к каторжникам бегает.
- И Сэрдэн поверил?!
- Да, поверил. Он ей верит всегда и во всем. Тем более, несколько каторжников это подтвердили…- В ответ на это Меника шумно выдохнула.
- Да как же так! – возмутилась она. Но потом ей в голову пришла другая мысль.
- А может Вилия его приворожила? Может она его поит каким-то зельем подавляющим волю?
- Нет, - грустно возразила Уна. – Маг крепости потихоньку проверил Сэрдэна. Ведь не меня одну удивило поведение лорда. Никаких чар, никаких проклятий, никакого приворота. – Меника дернула плечами, собираясь возразить, но во время прикусила язык. А сказать она хотела следующее: «Обычный маг проверял Сэрдэна на приворотные чары? Не смешите меня! Он понятия не имеет ни о чарах, ни о ведьминских приворотах! Обнаружить их может только другая ведьма и больше никто. Эх, если бы не заблокированные силы, она бы проверила, что леди де Арсур подливает в питье лорду Сэрдэну. Наверняка там зелья и на любовный приворот и, на подавление воли!», - Меника раздраженно вздохнула и выдохнула несколько раз. Она ничего не могла сделать в этой ситуации. Ничего.

Глава 5

Тысячу лет назад

Меника была ведьмой. И мама ее бола ведьмой, и бабушка, и прабабушка, и пра-прабабушка и еще огромное количество прародительниц по материнской линии, и все были ведьмами, причем, очень сильными ведьмами. К сожалению, энергетическая сила ведьм не возрастала, достигнув своего пика несколько поколений назад, а вот знания, что приумножались и накапливались год за годом, давали ту силу, которая делала ведьм все могущественнее и могущественнее. Полученные,  знания бережно сохранялись, чтобы ни одна крупинка их не пропала, и новое поколение, получило наследство, которое служило бы фундаментом новым ведьмам, позволяя подниматься все выше и выше.
Были созданы закрытые школы для девочек, куда их отправляли в трехлетнем возрасте, отрывая от семьи, с которой им предстояло увидеться вновь, только после своего совершеннолетия. Пятнадцать лет, столько времени молодые ведьмы обучались в этих закрытых школах. Обучались контролю над своими способностями, развивали скрытые возможности и изучали все, что имело хоть какое-то отношение к древней ведьминской магии.
Школа, в которой училась Меника, была самой элитной из всех школ. Неудивительно, ее отец носил герцогский титул, и старший брат Меники по отцу был одним из приближенных Императора. Меника (во время учебы она носила другое имя, но об этом позже), в три года покинула семью, отправившись в пансион, и совершенно не помнила ни брата, ни отца, только маму и бабушку. С семьей она должна была встретиться через полгода, и с огромным нетерпением ожидала этого события, но не вышло. Ни маму, ни бабушку она так и не увидела и больше не увидит никогда, их казнили. А она оказалась в крепости, приговоренная к бессрочной каторге. После прочтения приговора, все ее уверяли, что с ней обошлись невероятно милосердно, другим ведьмам повезло намного меньше.
Словно самую большую драгоценность Меника хранила в сердце несколько детских воспоминаний о маме, кроме этих нескольких картинок, больше ничего не осталось. Все ведьминские книги и манускрипты были сожжены, все артефакты уничтожены, все семейные сокровища исчезли. Пострадали и дома, особенно загородная резиденция. В подвале на полу были начерчены письмена, помогающие усилить заговор. Так эти подвалы просто взорвали, а дом подожгли. Меника сама этого не видела, об этом рассказал инквизитор, который вел ее дело. Но это все было потом. А во время учебы в школе, свидания с родными были запрещены, но ведь оставались письма. Письма длинные, подробные, которые можно было перечитывать помногу раз. Вот в этих письмах, мама и описала свои похождения в семнадцать лет. Написала откровенно, ничего не скрывая. Любую другую обычную девочку Меникиного возраста, подобная откровенность привела бы в шок, но только не ведьму! Сексуальный аппетит и сексуальный темперамент ведьм вошел в поговорку, и этот темперамент себя начинал проявлять уже с шестнадцати лет. Вот мама и хотела, чтобы Меника не пугалась вспыхнувшего вожделения, и спокойно относилась к этой стороне своего дара.
Но Меника была другой. Некоторое волнение она иногда чувствовала, но, едва представив, того или другого мужчину, целующего ее, сразу начинала плеваться от отвращения. И к семнадцати годам она все еще оставалась девственницей, чем немало потешала и маму, и бабушку. И хоть они смеялись над ее такой нелюбвиобильностью, сами, тем не менее, начинали гордиться своей девочкой. Ведьма, оставшаяся невинной после совершеннолетия, встретив, наконец, того, кто разбудит ее чувства, получала намного больший энергетический запас сил, становясь еще могущественнее.
Казалось бы, как все просто. Запирай молодых ведьм и жди, когда им исполниться восемнадцать, не давая реализовать свою чувственность. Не тут-то было. Такие опыты, несомненно, проводились, но заканчивались весьма плачевно. Если юную ведьму насильно удерживать, не давая возможности вступать в интимную близость, если она того сама желала, то ведьма просто выгорала, теряя силу.
 У ведьмы могло быть несколько детей, но, во-первых, у ведьм рождались только девочки, во-вторых, только одна дочь, старшая получала способности, остальные девочки были лишены ведьминского дара. Сколько было слез, сколько трагедий, пока в кодексе ведьм не появилось негласное правило, у ведьмы должна быть только одна дочь. Разумеется, это правило очень часто нарушали, но самые могущественные ведьмы соблюдали его неукоснительно. Они хорошо понимали, что будет чувствовать девочка, не имеющая сил, рядом с магически одаренной сестрой. И боль, и обида, и зависть, и… смерть. Да, бывали и такие истории. Смерть наследницы и все – рода больше не существует, ведь второй одаренной девочки больше не будет.
А как же мужья ведьм? О! С мужчинами была тоже целая эпопея. Понятно, что каждая ведьма хотела выбрать в мужья и в отцы дочери молодого, красивого и богатого мужчину (сейчас речь идет не о любви, с любовью все понятно, кроме этого мужчины ведьме не нужен никто, ни красивый, ни богатый, никакой), речь идет об осознанном выборе отца для своей дочери. И вот тут ведьмы сначала совершали большую ошибку. Они выбирали молодых мужчин с титулом и состоянием, но поскольку ведьмы жили дольше обычных людей, то вдовами они становились еще в середине своей жизни. Вот тут-то их и поджидали неприятности. То титул, передаваемый только мужчинам, то поместье, наследовать и управлять которым может только родственник мужчина, то еще множество ограничений и запретов, налагаемых на женщин.
Ведьмы учли эту ошибку, и сталась выходить замуж за вдовцов, уже имеющих сыновей-наследников от предыдущего брака. Так они оставались защищенными и после смерти мужа, находясь под покровительством его сыновей. Да, они использовали чары и на муже, и на его сыне, чтобы обеспечить лояльность мужчин по отношению к себе, но они не были совсем уж неблагодарными за подаренный комфорт, заботясь о здоровье мужа и пасынка, даря им максимально возможное долголетие.
Жизнь ведьм не была такой уж прекрасной, Проблемы и трудности не миновали и их. Во-первых, нередко случалось так, что две могущественные ведьмы сходились в схватке, за какого-нибудь очень перспективного и желанного мужчины. Состоятельных, влиятельных, титулованных вдовцов мужчин, было не так уж много. Незамужних ведьм, было намного больше. Такие споры решались цивилизованно, высшим Советом. И часто самым главным аргументом, склоняющих чашу весов в сторону той или иной ведьмы, был только один: кто первый из женщин увидел и познакомился с этим мужчиной.
Второй головной болью ведьм, состоящий в конклаве, были стихийные ведьмы. То там, то здесь рождались девочки с магическим даром, и поскольку они нигде не учились, и тщательно скрывали свои способности, проблем эти бесхозные ведьмы, доставляли немало, ведь они не подчинялись никаким правилам и кодекса ведьм для них не существовало. Очень не скоро ведьмы Конклава, догадались отследить родословную этих стихийных ведьм на несколько поколений назад (ни родители, ни бабушки, ни дедушки магическими способностями не обладали, а дальше никто не проверял), и когда это, наконец, случилось, открылась удивительная картина. Оказывается, стихийные ведьмы были потомками неодаренных девочек, родившихся от сильных ведьм. А, именно, седьмым поколением. Ни пятым, ни третьим, а только седьмым, поэтому об этом узнали так поздно, не всякая семья хранила семейные архивы за столько поколений. Многих девочек нашли. Для них была создана особая школа. Их дар был не настолько силен, как у одаренных ведьм, зато он был узконаправленным. Такие девочки могли что-то одно: либо предсказывать будущее, либо наводить чары морока, либо, проклинать, либо лечить. (Меника считала, что Вилия как раз одна из этих стихийных необученных ведьм, имеющая способность накладывать любовные чары). Среди стихийных ведьм рождались прорицательницы-ясновидящие такой силы, какой не встречалось и у одаренных ведьм.
Одно Пророчество было особенно сильным и касалось всех ведьм этого мира. И как раз, именно с этим пророчеством, было связана самая большая проблема ведьм. Драконы. Да. Драконы тоже жили в этом мире и являлись для ведьм самыми страшными врагами, потому что были сильнее.
 Сильнее драконы были в звериной ипостаси, а вот когда превращались в людей, ведьминские чары и ведьминский приворот на них действовали вполне успешно. Мужчины драконы и очаровывались и влюблялись в ведьм и подчинялись ведьмам, к сожалению, только до того момента, когда случался оборот. Сила Драконы выжигала любые даже самые сильные чары и привороты, но самое плохое заключалось в том, что дракон помнил и знал, кто наложил чары, и готовил любовное зелье, и этим ведьмам пришлось плохо.
В негласный кодекс ведьм было добавлено нерушимое правило – никогда не связываться с драконами. В общении с мужчинами драконами вести себя корректно, ни в коем случае не пытаясь даже ненароком использовать на них ведьминские чары.
А с драконами приходилось общаться очень часто. Император был драконом, самым сильным из всех, его единственный сын, пока еще уступал в силе отцу, но это было временно. Все высшие государственные должности в империи занимали драконы, так что ведьмам, волей неволей приходилось с ними соприкасаться.
От Ковена ведьм были принесены извинения, за использование чар. Виновных ведьм казнили, и Ковену пришлось смириться с их гибелью. Долгое время ведьм не трогали. Они старались держаться в тени, рожали дочек, воспитывали новых ведьм, выбирая мужчин все более и более высокого ранга. Мать Меники была замужем за герцогом, а брат Меники по отцу был приближенным императора. Выше подниматься уже было некуда. Все рухнуло в один час.
Меника так до сих пор и не знала, что послужило катализатором. Драконы внезапно объявили ведьм вне закона, и началось их яростное преследование. Меника, как раз, заканчивала учебу в пансионе, оставались считанные месяцы до встречи с семьей, и вот в один из дней, девочки проснулись от страшного грохота. Это войска штурмом брали ведьминскую школу, на которой было установлено несколько уровней защиты.
  Потом всех воспитанниц, вместе с преподавателями и обслуживающим персоналом, порталом отправили в крепость. Меника не знала, что случилось с остальными ведьмами, она же оказалась в одиночной камере глубоко под землей. Вместо двери была толстая решетка, окон не было вообще, освещение давал факел, горевший где-то далеко, и его мерцающий свет, почти не достигал камеры Меники. Сказать, что ей был страшно – не сказать ничего. Холодящий ужас сковал ее сердце, и отпускать не собирался.
Еду и воду приносили раз в сутки. Кружку охранник протискивал сквозь прутья, хлеб просто бросал на пол. Меника не пыталась ни разговаривать со стражниками, приносящими еду, ни спрашивать о чем-либо. Ее сразу предупредили, помещая в камеру: если она скажет охраннику хоть слово, еду и воду, в следующий раз принесут только через два дня. И она молчала, скрючившись, на холодном полу камеры. Ей еще повезло, услышав грохот боя, она успела надеть на ночнушку теплый халат, а на ноги – меховые туфельки, иначе в камере она вообще бы замерзла.
Почти неделю ее не трогали (о том, что прошла неделя, было понятно, подсчитав, сколько раз приносили еду и воду). Эта неделя была для Меники страшной. В темноте, в полном безмолвии, со страшным чувством голода, рвущим внутренности. Потом пришло безразличие, есть совершенно не хотелось, не хотелось даже пить, и она не приблизилась к прутьям, как поступала в предыдущие разы, чтобы забрать воду и хлеб. Наверное, она потеряла сознание, поскольку, открыв глаза, обнаружила себя в камере, только в другой, в этой камере под потолком было окно, и даже этот тусклый свет, показался Меники нестерпимым. Свет настолько резал глаза, что она, сначала даже не заметила, что лежит в луже воды, которую на нее вылили, приводя в чувство.
 Дрожащими руками она оперлась о пол, сначала встала на четвереньки, потом, с трудом поднялась на ноги. Следователь, что допрашивал ее, был старым и очень уставшим. Было понятно, что ему до чертиков надоело задавать одни и те же, вопросы, и получать одни и те же ответы. За отдельным столиком сидел молодой человек и стенографировал допрос, не поднимая глаз, стараясь записать каждое слово.
У Меники спросили имя, возраст, потом задали несколько вопросов по предметам, что она изучала в пансионе, потом спросили, общалась ли она с драконами, и если да, то когда и сколько времени. Меника отвечала предельно честно. Назвала имя и титул, ответила на все вопросы о пансионе, сказала, что драконов не видела ни разу и ни разу с ними не общалась. На этом допрос был окончен, ее отвели в другую комнату, как ни странно покормили горячей похлебкой, потом отвели в камеру с небольшим окошком под потолком. Это помещение было гораздо лучше, чем то, в котором она провела неделю. Раз в два-три дня ее водили на допрос. Вопросы задавались одни и те же, изредка их разбавляли новенькими. Например: кто из наставниц учил готовить зелья, подавляющие волю драконов? Меника честно отвечала, что наставницы искренне советовали держаться от драконов, как можно дальше, и не то что никакие зелья для них не готовить – с драконами лучше даже не разговаривать.

  Глава 6

Тысячу дет назад

 Так продолжалось несколько недель, но однажды, все тот же уставший следователь, все тем же уставшим голосом сказал:
- Вам будет дарована жизнь, при условии блокировки ведьминского дара и блокировки возможности деторождения, - он выжидательно посмотрел на Менику, она, столь ль выжидательно смотрела на него. За эти недели на нее напало такое отупение, что она просто не понимала, о чем ей говорит следователь. К счастью, он догадался об этом, поэтому повторил еще раз, чуть ли не по слогам. – Тебе заблокируют дар ведьмы, и поставят блок, чтобы ты никогда не могла иметь детей. Поняла? – Теперь до Меники дошел смысл слов следователя. Горло сдавило отчаянием. У нее никогда не будет детей! Никогда! Заметив ее смятение, следователь тихо произнес: - Соглашайся. Иначе смерть. Ты еще ничего в жизни не видела, не стоит, уходить из жизни, только потому, что не сможешь родить. Если согласна на эти условия, подпиши это прошение… кровью подписывай, - резко добавил он, увидев, что Меника собирается обмакнуть перо в чернильницу. Следователь протянул ей кинжал, она чиркнула по середине ладони, потом сложив ладонь лодочкой, дождалась, пока крови набежало достаточное количество и несколько раз макая перо в кровь, выписала на листе бумаги свое полное имя со всеми титулами и упоминаниями имен предков по отцовской линии. Следователь хмыкнул: - Больше ты не сможешь пользоваться родовым именем отца, так же, как и титулами. Ты лишишься этих привилегий.
 Меника была благодарна следователю, что он заблаговременно предупредил ее о том, что имя у нее отберут, потому что теперь у нее появилась  возможность хорошо обдумать имя, которое она могла бы себе взять. То, что это будет имя одной из прабабушек по материнской линии, в этом не было ни малейшего сомнения. Но имя, какой бабушки взять? В семье Меники бережно хранили имена всех прародительниц, хотя они ушли из жизни сотни лет назад, но Меника знала каждую поименно.
Были в роду ведьмы, оставившие очень яркий свет, были и такие, что жили тихой, мирной жизнью. Меника думала долго и решила взять себе имя – Меника. Так звали первую ведьму их рода, что вышла к людям из Диких Гиблых земель. В роду существовал миф, что она была страшна, как болотное чудище, с зеленоватой кожей, покрытой пупырками и зеленоватыми спутанными космами, а еще она была косоглаза, крива на один бок и вместо ногтей у нее были когти. Эта ведьма решилась показаться на глаза только пастуху, что охранял стадо коров. Ей повезло, что парень был малость глуповат, и не убежал от нее с дикими криками, зовя на помощь, он, вместо этого начал икать от страха и тыча в нее пальцем, говорить что-то типа: «Меня.. ик, меня…ик», и девушка решила, что он так зовет ее Меника. Правда это или нет, Меника не знала, но семейная легенда гласила именно так. Фамилию она взяла Плато, и опять это было связано с пастухом. Плато – значит глупый. Так люди называли того пастуха, дав ему эту кличку.
 Имя и фамилия были не слишком презентабельные, но она правильно поступила, выбрав их, а не какое-нибудь красивое и звучное, поэтому это имя ей оставили без всяких возражений. Церемония лишения родового имени и титула, была пафосной и официозной, старающейся сделать все так, чтобы Меника почувствовала себя растоптанной, обездоленной, беззащитной и опозоренной. Вероятно, такая церемония оказывала глубокое впечатление на девушек, запятнавших свою честь. Меника же знала, что ни в чем не виновата, только в том, что родилась на свет у своих отца и мамы, и что она ничего плохого в жизни не сделала, поэтому эта церемония прошла мимо ее сознания.
Зато тот момент, когда ей блокировали дар, Меника запомнила на всю жизнь. Это было страшно, очень больно, и… очень позорно. Вот тогда она ощутила и непереносимый стыд, и полную беспомощность, и беззащитность, и унижение, и все это сопровождалось невыносимой болью, от которой горело все тело, каждая его клеточка.
Место, где проводилась эта экзекуция, представляла собой круглую комнату, с камнем-постаментом в самом центре. Вокруг камня в полу были вкручены металлические скобы, к которым крепились цепи с наручниками. И вся комната, и постамент, и цепи и наручники были испещрены символами. Сверху, с потолка спускалась металлическая подставка, повисая над центром камня. Меника узнала камни, что были вплавлены в металлический диск. Эти камни поглощали, вырвавшуюся из-под контроля магию. Такие камни вплавляли в стены ограждающего полигона, где тренировались молодые ведьмы. Эти камни поглощали не только магическую энергию, но и энергию проклятий, заговоров, приворотов и ведьминских чар.
Меника робко остановилась у двери, со страхом глядя на противного старика, что ходил вокруг камня, проверяя все ли в порядке. Старик не просто не понравился Менике, он вызывал в ней чисто физическое отвращение. Тонкие, брезгливо и недовольно изогнутые губы. Злые, холодные глаза, скрюченные старческие пальцы, но не это отталкивало больше всего, а аура беспредельной ненависти. Ненависти, которая может насладиться своим триумфом, ненависти, которая может выплескиваться бесконтрольно и со всей силой.
- Разденься донага и ложись на камень головой в ту сторону, - приказал старик, кивком головы указав направление. Раздеваться догола было невыносимо, но выбора у Меники не было, она понимала, что если не сделает этого сама, то ее разденут насильно. От мысли, что грубые мужские руки будут сдирать с нее халат и ночнушку, то там, то там прикасаясь к голой коже, вызвала такой ужас и отвращение, что она без колебаний сняла халат. Потом, сдвинув плечики ночнушки с плеч, заставила ее мягко соскользнуть на пол, а потом Меника, перешагнув через вещи, кучей лежащие на полу, подошла к камню и неловко стала умащиваться на нем.
Но это было только началом ее унижения. Она легла на камне, вытянув и плотно сжав ноги.
 - Спусти ноги на пол, - приказал старик. Меника сначала не поняла, как это сделать, и тут до нее дошло, что она должна спустить ноги с камня, раздвинув их, полностью открывая свое лоно перед этим мужчиной. Меника всхлипнула, от такого унижения, но, заметив, какую злую радость вызвал ее всхлип у старика, стиснула зубы, чтобы не начать рыдать и выть в голос, зажмурила, глаза, и сделала так, как он приказал. На ее кистях, лодыжках, горле и талии защелкнулись браслеты оков. Чувство полной беспомощности и беззащитности было таким острым и таким страшным, что она едва сдержалась, чтобы не зарыдать. – Тебе запрещается кому-либо называть свое бывшее имя и титул, -  речитативом забубнил старик, положив руки на ее горло. – Запрещается говорить кому-либо, что ты ведьма и твои силы заблокированы. Запрещается произносить заклятия, проклятия, заговоры. Запрещается рассказывать, что ты видела, находясь в крепости, и что ты слышала. Запрещается рассказывать о запретах, что на тебя наложили, запрещается вслух читать магические и ведьминские книги, Запрещается расспрашивать о других ведьмах и заниматься их поиском. Запрещается… - он перечислял и перечислял, и это было так долго и так нудно, что Меника впала в какой-то транс, в какое-то небытие, из которого ее вывела жгучая боль в горле. Она забилась на камне, пытаясь вывернуться из оков, но эти усилия, разумеется, были напрасными.
Внезапно боль отпустила, Меника было обрадовалась, что это все, но она рано радовалась. Руки старика переместились на ее солнечное сплетение.
- Я, к сожалению, не могу лишить тебя ведьминского дара, поэтому я блокирую его. Отныне, если ты когда либо решишь применить любое, даже самое легкое колдовство, то вспыхнешь, как факел и сгоришь дотла. -  С этими словами старика, Меника ощутила вторую волну жжения, и в этот раз боль была еще сильнее. Она кричала так, что сорвала голос, но мага, который проводил обряд блокировки сил, это нисколько ни волновало. Боль отпустила внезапно, и Меника испытала облегчение и надежду, что на этом все, но она снова ошиблась. Руки мага переместились на низ ее живота.
 - Я блокирую твою возможность деторождения. Ты больше не сможешь наказать наш мир, рождением нового ведьмовского отродья, - с ненавистью шипел он. – Но это не все. О! Я знаю, насколько бывают хитры и изворотливы ведьмы. Я знаю, как они своим поганым естеством могут причаровать, доверчивого мужчину, заставить его желать и желать новых соитий! Но этого не будет. Я знаю, что даже режущая, пекущая боль, не остановит ведьму от близости, если ей надо будет подчинить своему влиянию мужчину, поэтому я сделаю так, что и мужчина, решивший возлечь с ведьмой (под влиянием ее приворота не иначе), испытает резкую боль. Эта боль поможет ему сбросить  со своего сознания ведьмовское влияние и поможет прийти в себя, ощущение крайне болезненного жжения, не даст ему снова поддаться чарам ведьмы и поможет сохранить ясность рассудка. Ведьма не сможет разжечь похотливую страсть в мужчине не своими погаными руками, не своим поганым ртом. Любое ее прикосновение вызовет у мужчины вспышку боли. Он тоже не сможет прикасаться к ведьме, и она не сможет заставить его удовлетворять ее порочную страсть! – После мерзких слов мерзкого старика, третья волна боли окатила тело Меники. И снова она извивалась и кричала от боли, сорванным голосом, но на этот раз было, действительно, все.
В себя она пришла в камере. Сутки лежала неподвижно, поскольку любое, даже самое легкое движение, причиняло боль. Она не могла даже одеться. Все ее вещи небрежной кучей лежали у двери. На второй день стало легче, Меника смогла натянуть сорочку, завернуться в халат, и почувствовала себя хоть немного защищенной.
 Приговор ей зачитали в камере, а потом… потом ей разрешили свидание с братом. Эвар был старше ее на семнадцать лет, и она его едва помнила. Вроде он играл с ней в жмурки и подкидывал ее на руках – больше никаких воспоминаний. Им разрешили поговорить полчаса. Всего полчаса, но как же после этого разговора изменилось настроение Меники. Самое главное, в ее груди зажглась надежда.
Меника осторожно вошла в комнату для свиданий, настороженно глядя на мужчину, что стоял у окна. Она была готова ко всему, например, к тому, что он гневно станет высказывать ей, что ее мама, с помощью ведьминского колдовства забралась в их дом и насильно заставила отца Эвара жениться на ней. Меника была готова к тому, что он позлорадствует ее бедственному положению и пожелает, чтобы ей стало еще хуже. Но вместо этого она увидела взгляд полный жалости и сочувствия, и это сострадание ее добило. Она заплакала горько и безутешно. Эвар прижал ее к себе, чуть покачивая, словно маленького ребенка. Он был в ужасе. Да он знал, что его сестре пришлось несладко, но увидеть Менику с остриженными под корень волосами, от чего она походила на мальчика подростка, худую до прозрачности, оказался не готов.
- Элия (брат называл ее именем, носить которое она уже не имела права), как мне жаль, что все так случилось, - тихо бормотал он, уткнувшись головой в макушку, - как мне жаль! Я смогу попробовать помочь тебе, но не раньше, чем через год. Год ты должна продержаться любым способом, ты поняла? – Меника закивала. – Я узнал, тебя отправят в одну из крепостей на границе. Если бы я знал в какую, то постарался бы встретиться с комендантом и попросил бы его тебе помочь. Я обязательно узнаю, где ты будешь находиться, но на это уйдет время. Но в любом случае, через год я подам прошение, чтобы тебе разрешили находиться в нашем родовом имении.  Год потерпи. Пожалуйста, потерпи год, - тихо просил он.
- Я думала, ты будешь на меня злиться, - Меника посмотрела на брата таким доверчивым, таким благодарным взглядом, что у него сжалось сердце.
- Я? Злиться? За что? – удивился он. Ни твоя мама, ни ты мне ничего плохого не сделали. Папа был счастлив до самого последнего дня своей жизни. Он любил твою маму, а она, никогда и ничем его не опозорила, и никогда не заставляла страдать. Кроме тебя, у меня нет ни одного родного и близкого существа, я сделаю все, чтобы помочь тебе! – в ответ на его слова, Меника прижалась к нему, желая вот так стоять всегда, но это, увы, было невозможно.
- Я боюсь, что когда в крепости узнают, что я… - Меника хотела сказать «ведьма», но блокиратор сжал горло, не давая произнести это слово. Он закашлялась, но Эвар понял, что она хотела сказать.
- Никто этого не узнает, - твердо сказал он. - По традиции, всем отправляющимся на каторгу, надевают браслет, на который магически наносится время окончания наказания. В тот день, когда это случится, браслет откроется, давая таким образом свободу. Этот браслет, единственное сопровождение престу… наказуемых, - быстро исправился Эвар, не желая расстраивать сестру, даже намеком на то, что считает ее преступницей. -  Никаких других документов, никаких упоминаний о совершенных проступках. Жизнь, словно с чистого листа. А насчет ведьм, здесь вообще особые условия. Ты никому не должна говорить, что ты ведьма, да ты и не сможешь, блокиратор не позволит. Никаких документов, сообщающих, что ты ведьма, то же не будет. Это сделано в целях безопасности… нет, не ведьм, - невесело рассмеялся Эвар, увидев вопросительный взгляд сестры. – Это сделано в целях государственной безопасности. Любой маг, сможет снять блокировку твоих сил, а, учитывая, что желающих получить в услужение ведьму, огромное количество, то единственным способом не допустить, чтобы ведьм пытались похитить, а потом использовать во вред империи – это незнание. Шел разговор даже о казни всех ведьм… но убивать детей, не сделавших ничего плохого. Решили, что сохранять в тайне личность ведьм, будет наилучшим решением.
- А у меня, когда браслет откроется? – с надеждой спросила Меника. В ответ Эвар грустно погладил ее по голове, потому что ответом было страшное слово «никогда».

 Глава 7

Тысячу лет назад

Три дня Меника провела в тесной камере с десятью девушками. Их всех вместе отправляли порталом в одну крепость, и они в камере ждали, пока настроят портал. Девушки охотно рассказывали о себе, рассказывали, за какое преступление их отправляют в крепость. У Меники тоже спросили, ей пришлось соврать, что за кражу. Она была такая худая, такая изможденная, что все решили, что она пыталась украсть еду, или кошелек. Девушек было много, каждая старалась рассказать о себе, так что Менике не пришлось придумывать несуществующие детали своего преступления.
Потом их переправили в крепость, потом она попала на кухню посудомойкой, можно сказать, что ей повезло, повезло во всем. Во-первых, работа была хоть и неприятной, но вполне выполнимой, во-вторых, ее никто не видел, никто не покушался на ее честь, никто не обижал ее (кухарка и кухонные рабочие не счет), ну обозвали, ну, тряпкой, веником или фартуком ударили, по лицу всего два раза, могло быть намного хуже. Меника постоянно помнила слова брата о том, что через год он заберет ее из крепости. И с первого дня, как она сюда попала, ложась спать, Меника шептала:
- Один год, мне надо продержаться один год. – Надежда великая сила, надежда помогала ей жить, а тут еще и эта влюбленность.
К лорду Сэрдэну Меника испытывала целую гамму чувств. Влюбленность (которая таяла день ото дня). А как ей не таять? Если даже представить самый лучший, самый благоприятный для Меники расклад, когда любовница лорда куда-то сгинет, ее чары полностью развеются, он увидит Менику и влюбиться уже теперь в нее, то эта любовь так и останется платонической, поскольку интимная близость между ними будет невозможна. Меника это понимала, но до чего же обидно! А еще ее влюбленность угасала, потому что ей было невыносимо противно видеть, как Сэрдэн лебезит перед Вилией. Она его не просила – она ему приказывала. Приказывала, не стесняясь офицеров крепости… впрочем, им она приказывала тоже. Она вела себя, как королева, подхалимов приближала, строптивых наказывала и издевалась над ними. Особенно в этом не повезло красивым женщинам. И порка у позорного столба, и невыносимая работа. Как же Меника ее ненавидела. Ненавидела не только за жестокость, а еще и за то… как бы лучше объяснить. В глазах Меники Вилия была тупой, неотесанной, необразованной ведьмой, которая должна была стоять на порядок ниже Меники, а стояла выше. И Меники до глубины души было противно подчиняться ей и бояться ее. Хорошо, что они находились очень далеко друг от друга.
Один раз Меника увидела, как Сэрдэн во главе небольшого отряда покинул крепость.
- А почему лорд Сэрдэн не превращается в Дракона? – спросила Меника у Уны.
 - Говорят, - понизив голос, ответила кухарка, - что это Вилия ему запретила превращаться. Мол, она его будет бояться… или еще что-то. – Только Уна это сказала, как малейшие сомнения Меники в том, что Вилия ведьма и использует на Сэрдэне приворотные зелья и чары, сразу пропали. Драконья ипостась выжигает любые заклинания и привороты, вот почему она запретила ему превращаться в Дракона!
«Вот бы заставить его превратиться в Дракона, - мечтала Меника, представляя, как Сэрдэн вышвыривает Вилию, отправляя ее туда, куда Вилия отправляла неугодных ей девушек, но потом Меника сама себя осаживала: - И что будет дальше? Сэрдэн, превратившись в Дракона, поймет, что на него накладывали ведьминские чары. Да он, после этого будет ненавидеть ведьм так, что убьет меня сразу, лишь только узнает о том, что я ведьма. А он обязательно об этом догадается, только лишь, попробовав меня поцеловать. Блокировку против ведьминских сил ни с чем не спутать, любой Дракон сразу поймет… », - Меника не додумала свою мысль до конца, да это было и не нужно. И так понятно, что ничего хорошего ее не ждет независимо от того, останется Сэрдэн под ведьминским приворотом, или выжжет его силой Дракона. Такие мысли угнетали, и Меника шептала снова и снова:
- Один год, всего один год. – Она старалась не думать, что ни через год, ни через два к ней ни ведьминские силы не вернутся, ни возможность испытать личное счастье от близости с любимым человеком. О детях в восемнадцать лет как-то особо не переживалось, но вот от мысли, что она никогда не ощутит даже обычного поцелуя - было горько. Прошла неделя, потом еще одна, и еще, и вдруг все резко изменилось.
Меника вставала затемно. Она помогала кухарке готовить завтрак, либо делала заготовки к предстоящему обеду. Уже достаточно рассвело, когда в кухню вбежал мальчишка, что таскал дрова для топки печи, и в полном восторге, прокричал взволнованным голосом:
 - Сторожевые на башне сообщили, что к нам летит Дракон! – Меника вместе с Уной выбежали из кухни, и побежали к стенам башни, где жил комендант крепости. В этой башне располагалась площадка, на которую было удобно приземляться драконам. Дело в том, что принимая человеческую ипостась, драконы оказывались голыми. У них с собой был мешок с вещами, но чтобы одеться нужно было время. На площадке, предназначенной для приземления и превращения драконов, было все необходимое, чтобы голые мужские, либо женские тела, да, драконы женщины также после превращения были полностью обнажены, не смущали зрителей и сами не смущались. К их услугам было несколько сундуков с запасной одеждой и обувью, также имелась каменная ниша, в которой стояли несколько скамеек.
 Балконные  двери комнат, что занимал комендант, выходили прямо на эту площадку. Это было сделано специально, чтобы в случае тревоги, не пришлось тратить время, бегая по крепости, в поисках места, где мог бы развернуться и взлететь с разбега огромный ящер. Вот на этой самой площадке все и случилось.
Уна с Меникой подбежали к башне и видели, как огромный, совершенно черный дракон готовиться к приземлению. Меника знала, что чем темнее окрас дракона, тем он родовитее и сильнее. Этот дракон был абсолютно черным.  Вот его лапы мягко спружинили на площадку, вот его крылья развернулись в полный размах, перед тем как сложиться, и в этот момент дракон зарычал, низким утробным, гортанным рыком, который, тем не менее, было слышно по всей округе. Меника знала, что таким рыком драконы сообщают, что эта территория принадлежит им, одновременно, вызывая других драконов, оспаривающих это право, на бой.
Приземлившись, дракон начал быстро уменьшаться в размере, и вот уже вместо огромного ящера, на площадке стоял обнаженный, темноволосый мужчина. Парапет площадки мешал Менике и Уне разглядеть его во всех подробностях, и им был виден только голый торс, сильного идеально сложенного мужчины.
- Кто же это такой? – зашептала на ухо Менике Уна. – Ведет себя так, словно эта крепость ему принадлежит, словно он здесь хозяин, - продолжала недоумевать она. -  И одеваться он не торопится, а ведь лорд Сэрдэн приказал офицерам немедленно одеваться после превращения, чтобы они своим голым видом не смущали его драгоценную Вилию. - Действительно, мужчина внимательно осматривался, медленно обводя взглядом пространство, совершенно не стесняясь своей наготы. И с этой секунды события закрутились с головокружительной скоростью.
Сначала раздался звук открываемой балконной двери и на площадку выскочила заспанная, разъяренная Вилия в одной ночной сорочке, со спутанными после сна волосами.
- Ах ты тварь! – противным визгливым голосом закричала она, и замахнулась рукой на мужчину, чтобы дать ему оплеуху. Мужчина перехватил ее руку в движении, а потом ррраз, и голова Вилии перелетев через парапет упала недалеко от того места, где стояли Меника и Уна. Тело же Вилии мешком осело на землю, забрызгивая все вокруг кровью, бьющей из шейной артерии. Все громко ахнули, но это было не все.
Раздался страшный крик, это кричал Сэрдэн с ужасом глядя на тело Вилии, секунда, и вместо Сэрдэна появился дракон серебристо серый с темно синими, почти черными кончиками крыльев, с ревом бросаясь к незнакомцу. Тот в ответ мгновенно принял драконью ипостась и тоже взревел. Его страшный рев накрыл все пространство крепости тяжелой удушающей аурой подчинения, Меника даже не поняла, как она упала на колени лицом вниз, рядом на коленях стояли все, кто в этот момент был на площади. Меника ждала, что сейчас драконы сойдутся в страшной смертельной схватке, но этого не произошло. Светлый дракон, вдруг издал какой-то жалобный звук, и замер перед черным драконом в позе подчинения, открывая шею для укуса, полностью покорившись воле победителя.
 Черный дракон лапой наступил на крыло, поверженного противника, наклонил голову, над врагом, словно примериваясь, куда вгрызаться, и вдруг быстро стал уменьшаться в размерах, трансформируясь в человеческую ипостась. Лежащий дракон тоже исчез, превращаясь в Сэрдэна. Сэрдэн вскочил на ноги и тут же упал на колени перед незнакомцем.
- Даррэт, прости! Не знаю, что на меня нашло! – в совершенном отчаянии закричал он. Потом Сэрдэн умолк и сказал уже совсем другим тоном и голосом:– Ваше Высочество, я не знаю как оправдать мое поведение. Я приму любое наказание и даже смерть, если вы сочтете это необходимым, – после этих слов, Сэрдэн склонил голову и замер. Незнакомец, еще не отошедший от схватки, с грозной яростью смотрел на коменданта.
- Кнут? – не то сказал, не то спросил мужчина. Он сказал всего одно слово, но Сэрдэн понял, и кивнул головой. – На площади, немедленно… штаны только надень, - чуть иронично добавил прибывший, и уже без яростного блеска в глазах.
Через десять минут состоялось зрелище, которое невозможно было забыть. Сэрдэн с обнаженным торсом стоял с поднятыми вверх руками, привязанными к перекладинам. К нему медленно подошел незнакомец. Меника, во все глаза наблюдающая за разворачивающимися событиями, с жадностью рассматривала того, кто нарушил покой их крепости. Высокий. Выше даже Сэрдэна, хоть и на немного. Рубаха мужчины, мешала рассмотреть тело вблизи, но и так было видно, что он отлично сложен, силен, а еще… очень красив. Меника отметила это между прочим, никак не реагируя на внешность мужчины. Сэрдэн волновал ее в разы сильнее. Драконы были оба красивы, но красивы по-разному. Красота Сэрдэна была какой-то… душевной, что ли, если такое понятие приемлемо для красоты. Его красота не пугала, она была харизматичной, обаятельной… человечной, наконец. Красота незнакомца была прямо противоположной. Его красота пугала, как пугает хищное животное, от которого исходит опасность, и никакая грация, никакая красота, не вызовет желания потискать, или хотя бы приблизиться к нему.
 Откуда в руках у незнакомца появился кнут, Меника не заметила. Вот только мгновение назад руки мужчины были пусты, раз, и уже на спине Сэрдэна появляется кровавая полоса. А потом хлыст взлетал и взлетал с громким хлопком опускаясь на спину Сэрдэна, оставляя на ней кровавые полосы от рассеченной кожи. Сэрдэн не издал ни звука, он даже не дергался от методично сыплющихся ударов. На каком ударе незнакомец остановился, Меника не знала, она не догадалась посчитать количество ударов. Просто в руках у мужчины кнут сменился на меч, два быстрых удара и веревки, которыми были привязаны руки Сэрдэна, распались на куски.
Сэрдэн снова встал на одно колено перед незнакомцем, ожидая его дальнейших слов и действий.
- Карт, - громко, четко выговаривая каждое слово, сказал мужчина (Меника только в этот момент узнала имя лорда Сэрдэна). – Я прощаю тебя за нападение на меня в первый и последний раз. Так я поступаю в память о нашей дружбе в Академии.
- Клянусь, я больше никогда не сделаю подобного, – тихо  ответил Сэрдэн. Лицо незнакомца расслабилось, и он дружески протянул руку Сэрдэну, помогая подняться.
- Приводи себя в порядок, лучше снова прими ипостась дракона, чтобы ускорить регенерацию. – начал советовать мужчина Сэрдэну. – Прикажи, чтобы все здесь все убрали, и прикажи, наконец, накрыть на стол, я настолько проголодался с этим перелетом, ты просто не представляешь!
- А почему ты летел? Мог бы порталом добраться.
- Потом расскажу, это долгая история. Лучше скажи: что на тебя нашло?  Я, возможно, погорячился с наказанием этой девушки, но поверь, ей повезло, что все так быстро закончилось, в противном случае, за такое оскорбление ее ждало бы много больше страданий, результатом которых, все равно была бы смерть.
- Сам не понимаю… - задумчиво ответил Сэрдэн. Больше Менике ничего услышать не удалось, мужчины слишком быстро  удалились, но от последних слов Сэрдэна ее сердце в страхе заколотилось. Меника помнила, что ей рассказывали о том, как действуют чары на драконов. Пока они в человеческой ипостаси, то подчиняются заклятиям и чарам, как обычные мужчины. Но стоило только принять драконий облик, как все зелья, все привороты  и заклятия выжигались из крови, но при этом, дракон осознавал, что на нем были чары и помнил, кто эти чары на него навел.
Значит, сейчас Сэрдэн догадается, что Вилия его приворожила. «Ну и что? – пыталась успокоить она саму себя. – Ну догадается, ну и пусть, мне-то он ничего не сделает. Как он узнает, что я ведьма? К тому же на мне блокиратор сил. И если даже узнает, почему он должен меня убивать?», - все ее доводы было логичны и правильны, но иррациональный страх никак не хотел уходить из сердца.

 
Глава 8

Тысячу лет назад


- Ты слышала, - возбужденно говорила Уна, когда они вместе возвращались на кухню. – Лорд Сэрдэн назвал чужака «Ваше Высочество»! Получается, что этот черный дракон сын Императора?!  - задохнувшись от собственных слов, тихо ахнула Уна. – Он назвал его Даррэт, - припомнила она, и в эту секунду Меника ясно вспомнила все сведения, что она получила в пансионе, относительно императорской семьи. Меника готовилась занять высокое положение в обществе, поэтому ей с особым тщанием вдалбливались знания не только об императорской семье, но и обо всех, кто был приближен к трону.
У императора было всего двое сыновей. Старший – наследник носил длинное имя, состоящее из семи имен. Меника помнила только четыре: Эннор, Даррэт, Грэн, Дэзиэрт. Младший брат носил всего пять имен, Меника помнила  два - Элиэн и Зартен. Матери у братьев были разные, а еще между братьями была огромная разница в возрасте, так что о братской любви речи не было.
«Значит сейчас в крепости старший сын императора, - подумала Меника. – Но что он здесь делает один без охраны и без свиты?», - ответ на эти вопросы она узнала очень скоро.
Не успели Уна и Меника приступить к работе, как в кухню, задыхаясь от бега, ворвалась кастелянша. Это была дородная и неспешная женщина, держащая в жестком кулаке всю прислугу, обслуживающую башню, где жил комендант и старшие офицеры. Видеть кастеляншу запыхавшейся с растрепанными волосами, с красными потными щеками Меники еще не приходилось. Кастелянша закрылась с Уной на кухне, что-то быстро ей рассказывая. Менике до ужаса хотелось подслушать, о чем они говорят, но она не стала этого делать, впрочем, очень скоро, предмет их разговора перестал быть секретом.
 Кастелянша побежала назад, а Уна подошла к Менике и твердо посмотрела ей в глаза. Меника догадалась, что услышит что-то неприятное, быть может, даже страшное, и Уне очень не хочется этого говорить, но Уна это скажет и сделает, потому что у нее нет выхода.
- Меника, - чуть дрогнувшим голосом сказала повариха. – Мы сейчас с тобой вместе пойдем в башню коменданта, вместе накроем на стол, а потом я буду на кухне готовить и подносить еду, а ты будешь обслуживать за столом лорда Сэрдэна и принца.
- Я?! – Меника настолько поразилась этим словам, что в первый момент даже не испугалась.
- Да ты, - с досадой ответила Уна.
- Но почему?! – продолжала не понимать Меника. – Там же достаточно девушек и подавальщиц, и поварих, и…
- Все девушки, работающие на кухне в башне коменданта – свободные, не катаржанки, и все они… подхалимки, изо всех сил старающиеся услужить Вилие, - с отвращением в голосе, добавила женщина. – Увидев, что принц сделал с Вилией, они решили, что теперь  пришла их участь и все разбежались и попрятались по крепости. Осталась только помощница посудомойки, и это… моя младшая дочь Лия. Сначала хотели ее заставить прислуживать за столом, но она от страха потеряла сознание. Мне жаль, Меника, - тихо сказала Уна. – Я сама боюсь и понимаю, как будет страшно тебе. Но, выбирая между тобой и Лией, я выбираю Лию. Прости. – Меника хотела сказать, что Уна не понимает. Что Меника не просто боится дракона из- за его тяжелой, давящей ауры, не потому, что он одним движением руки мог оторвать человеку голову, а потому что она ВЕДЬМА и ей до коликов в животе страшно, что дракон может это почувствовать, и тогда… Додумать она не успела, Уна схватила ее за руку и потащила к башне, на ходу инструктируя, и объясняя ее обязанности.
- Главное обслужить их за завтраком, - быстро говорила она, - к обеду разыщут девушек, что всегда прислуживали за столом, и обед будут подавать уже они. Ты с кастеляншей накроешь на стол. Она тебе расскажет, как должны стоять тарелки и лежать столовые приборы. Потом, когда лорд Сэрдэн и принц займут место за столом, ты к столу подвезешь тележку-столик, и спросишь будут ли они молочный суп или кашу. Скорее всего они окажуться, тогда заберешь со стола глубокие тарелки оставив только плоские и поставишь на стол большое блюдо с жареным мясом, рядом поставишь соусник и отойдешь от стола, и встанешь у дверей, ожидая любых приказаний.
Потом заберешь грязную посуду и быстро сервируешь стол для чаепития. Я принесу блюдо с пирожками , чайник, кофейник, ты поставишь их на стол, и снова отойдешь к двери. Когда завтрак будет окончен и лорд Сэрдэн с принцем покинут малую столовую, мы с кастеляншей все приведем в порядок, а ты вернешься на нашу кухню. Поняла? – Меника кивнула, а что она еще могла сделать?
Уна отправилась на кухню, а Меника с кастеляншей начали сервировать стол. Меника выполняла приказы женщины, и в этих хлопотах, в этих быстрых движениях страх постепенно испарился, уступив место деловой сосредоточенности. Неувязка вышла только в тот момент, когда потребовалось поставить на стол вазу с цветами. Бордово-алые розы, символизирующие страстную любовь и желание. Вероятно, такие цветы ежедневно украшали стол лорда Сэрдэна и Вилии, как символ их отношений, но сейчас в данной ситуации такие цветы смотрелись не просто нелепо, а двусмысленно. Но кастелянша этого не замечала.
 Меника сгребла цветы в охапку, не зная, что с ними делать. Не придумав ничего лучшего, она просто выбросила их в окно. Потом огляделась и увидев распустившиеся на вьюнке фиолетовые и белые цветы, быстро нарвала небольшой букетик и поставила его в небольшую вазочку, вместо той помпезной, что была предназначена для роз. Меника работала, ничего не замечая вокруг. Например, она не заметила, что розы выбросила прямо под ноги принцу, он как раз проходил мимо окна, направляясь в столовую. Нет, на голову она бросить букет не смогла бы, поскольку, галерея, опоясывающая окна столовой находилась достаточно высоко и подоконники были на уровне пояса. Не заметила и того, с каким любопытством принц наблюдал, как Меника обрывала цветы с плетей растения, что украшали арки окон и балконов. Не заметила, как он несколько минут в окно наблюдал за ее работой, подмечая малейшие детали в поведении. Меника держалась уверенно, работу выполняла быстро, аккуратно, с каким-то необъяснимым изяществом.
Еще бы она неаккуратно или неправильно сервировала стол! Долгих пятнадцать лет (начиная с трехлетнего возраста, то есть с момента прибытия в пансион), Меника и другие воспитанницы только и занимались тем (помимо учебы, конечно), что сервировали столы для разных жизненных ситуаций, и для дневного чаепития, и легкого ужина в семейном кругу, и для пикников на природе, для званых торжественных ужинов, обедов, фуршетов, и само-собой для завтрака. Зачем это делалось? Ответ очень прост. Хорошая хозяйка, пусть даже живущая в окружении десятков слуг, с домоправителем, дворецким, штатом камеристок, горничных, швей, вышивальщиц и прочей челяди, должна знать, что требовать от прислуги, а, значит, должна знать, как выполняется та или иная работа. Разумеется, стирать, гладить, крахмалить белье девушек не заставляли, но вот сервировать стол, обслуживать обедающих, а также делать прически, макияж, помогать одевать друг другу туалеты – эти обязанности преследовали воспитанниц все время учебы.
Менике даже вспоминать ничего было не нужно, руки не забыли отточенных движений, и теперь, она помогала накрывать стол к завтраку, все более и более успокаиваясь, от знакомой и почти рутинной работы.
Как Уна и предполагала от каши и молочного супа мужчины дружно отказались, а вот огромное блюдо невероятно пахнущего жареного мяса, вызвало их живейший интерес. Меника быстро забрала глубокие тарелки и ложки, поставив их на столик-тележку. Она могла гордиться собой, ни один предмет посуды не дзынькнул, даже ложки.
…Этому их обучали особенно тщательно. Необходимо было совершенно бесшумно передвигать посуду, расставлять посуду, собирать посуду. Ни звона тарелок, бокалов, блюдечек, чашек, ни стука ложек, вилок, металлических крышек. Полная тишина и максимально возможная незаметность, чтобы не портить аппетит сидящим, грохотом посуды, выхватыванием тарелок из-под носа, толканием сидящего в плечо бедром, чтобы добраться до стоящей поодаль тарелки.
Меника двигалась, как бестелесный дух – невидимая и неслышимая, в тоже время, грация, которой сопровождалось каждое ее движение, для опытного, внимательнго глаза ясно говорила, что Меника не вышколенная прислуга, такие движения отличали только девушек из высшего общества.
Меника быстро убирала использованные салфетки, тарелки, столовые приборы, вместо них устанавливая новые, а потом отходила к двери и замирала, зорко оглядывая стол и следя за движениями мужчин.
 Принц и Сэрдэн, не произнесли ни слова, пока не утолили первый голод, и лишь после этого беседа потекла тихо и неспешно. Они, не таясь, говорили в присутствии Меники, но это не была небрежная невнимательность, граничащая с легкомысленной неосторожностью. Совсем нет. И принц, и комендант знали, что любой, находящийся в крепости покидая ее, приносит клятву неразглашения.  Нельзя будет ни сказать, ни написать ни одного слова, касающегося этого места и всего того, что здесь происходило. Так что присутствие девушки их ничуть не беспокоило.
- Так чего ты на меня кинулся? – с безразличием в голосе  поинтересовался принц, вгрызаясь в кусок мяса. – Понимаю, это твоя любовница, но то как она себя вела – просто недопустимо. Я догадываюсь, что она перепутала меня с одним из офицеров крепости, но неужели ты позволял ей так обращаться со своими подчиненными?! – Сэрдэн тяжело вздохнул, признавая правоту принца, а у Меники сжалось сердце. Вот сейчас Сэрдэн скажет, что был под воздействием ведьминских чар, но Сэрдэн сказал нечто другое.
- Я, наверное, здесь совсем одичал. Пятнадцать лет без отпуска, вот и получилось, что первая же воспитанная девушка с изысканными манерами…
- Мы об одной девице говорим? – перебил Сэрдэна принц. – Что-то я никаких манер у нее не заметил. – Сэрдэн снова тяжело вздохнул.
- Когда хотела, она могла быть и изысканной, и воспитанной, и очаровательной. А когда не хотела, то…
- Тебе срочно надо в отпуск, - резюмировал принц невнятные объяснения Сэрдэна. – Я тут у тебя недельки две осмотрюсь, и можешь на пару месяцев отправляться в столицу. Я тут надолго, так, что в дело буду входить неспешно и очень серьезно.
- Надолго? – удивился Сэрдэн, словам принца, а потом рассмеялся, видимо, о чем-то догадавшись.
- Снова поссорился с отцом? – принц кивнул, недовольно скривившись, словно откусил кусок лимона. – Что на этот раз?
- На этот раз ссора такова, - серьезным тоном начал рассказывать принц, - что у тебя в крепости я пробуду года три не меньше. – Сэрдэн присвистнул.
- И все же из-за чего вы поссорились? – не унимался он. Принц в досаде швырнул вилку на стол, и она, подпрыгнув два раза, жалобно дзынькнула, ударившись о край тарелки.
- Представляешь, он решил меня продать за кусок земли!
- В смысле, продать? – опешил Сэрдэн.
- Ну не продать, а женить! – в раздражении прошипел принц. – Хоть это в сущности одно и то же.
- Женить? – с радостным любопытством переспросил Сэрдэн. – А на ком?
- На ком, на ком, - перекривил его принц. – На старшей дочери  короля Рангара!
- На Розетте? – ахнул Сэрдэн, видимо лично знающий эту принцессу. Принц кивнул. – Да-а-а-а, - со знанием дела протянул Сэрдэн. – Теперь я понимаю, почему ты так злишься. Она тебе еще в Академии прохода не давала…
- Ага, - уныло согласился принц, - но только перед этим, она со всей этой Академией переспала, не побрезговав ни первогодками, ни преподавателями. А в меня вцепилась только потому что я ей отказал.
- И почему отец тебя заставляет на ней жениться?
- Из-за приданного, из-за чего же еще, - и принц с раздражением швырнул на стол, теперь уже салфетку.
- Но подожди, - Сэрдэн замолчал, что-то явно припоминая. – У короля Рангара только одни дочери. И если ты женишься на старшей, то должен будешь стать ее принцем-консортом и править вместе с ней в ее королевстве! Но ты ведь наследник и такого не может быть… - Сэрдэн замолчал, задумавшись, а потом продолжил: - Неужели не проще женить на ней твоего младшего брата? Он бы стал прекрасным королем Рангара!- в ответ на эти слова принц скривился еще сильнее.
- Да, да, да, ты прав. Но отец – этот хитрожопый старый хрыч, придумал кое-что получше. Он хочет, чтобы Розетта отказалась от своего права престолонаследия. И если я на ней женюсь, то огромный кусок земли… очень лакомой для моего отца, перейдет вместе с ней в нашу империю. А потом он женит Элиэна на сестре, которая будет объявлена наследницей и станет вместе с ней править Рангаром, но уже без этого куска территорий.
- Ничего себе! – восхитился Сэрдэн. – А Розетта согласна отказаться от права наследования?
- Согласна! – зло прошипел принц. – Эта…. эта… шлюха на все согласна, чтобы заполучить меня! А как мне потом жить сотни лет рядом с этой… Р-р-р-р, - принц зарычал, и зрачки его глаз вытянулись вертикально, сообщая о готовящемся превращении. Но принц быстро взял себя в руки. – Я сказал отцу, что если ему так надо, чтобы кто-нибудь женился на Розетте, чтобы получить эти земли, то пусть сам на ней и жениться. Отец начал ехидно спрашивать, что будет, если он примет мой совет и родит с Розеттой сына, а потом его назначит наследником. Я сказал, что лучше останусь не наследным принцем, чем стану мужем Розетты. Он сказал, что я могу уже сейчас начать репетировать, каково быть не наследным принцем и жить не в столичном дворце, а в удаленной крепости. Я сказал, что с радостью отправлюсь в любую крепость на границе, он запретил пользоваться мне порталами… и вот я здесь. – Сэрдэн расхохотался, слушая друга. Улыбнулся и принц. Он потянулся рукой к тому месту, куда он в гневе бросил вилку, и тут заметил, что вилка и салфетка и чистая тарелка находятся там, где и положено находиться столовым приборам. Он искоса, в который раз, с интересом глянул на девушку, стоящую у двери, удивившись ее способности быть незаметной и такой внимательной. Вроде бы в ней не было ничего особенного, и все-таки, она, раз за разом, цепляла его взгляд.

 Глава 9

Тысячу лет назад

Наконец, началась завершающая часть завтрака. Меника сервировала стол для чая, убрав и большие тарелки, и приборы, и блюдо из-под мяса, и соусники с разными видами соусов. Поменяла салфетки, поставила блюдо с выпечкой, а после этого с чистой совестью смогла покинуть столовую. По традиции во время чаепития, сидящие за столом, обслуживали себя сами.
- Умничка! – обняла Уна Менику, едва та неслышно закрыла за собой двери в столовую. – Все закончено. Иди, переодевайся, и можешь отдыхать. Я сегодня больше не буду загружать тебя работой. – Меника спустилась на кухню башни коменданта. Она здесь не была еще ни разу и с интересом осмотрелась. Час назад, когда она с Уной сюда прибежали, было не осмотров. Менике тогда пришлось быстро сбрасывать серое холщевое платье, в котором она постоянно ходила и работала, а вместо этого надевать темно-синее платье одной из девушек с белым воротником и белыми манжетами. Потом вместо косынки, которую она носила, ей протянули белый чепчик, повязали белый, крахмальный фартук, заменили ее грубую, стучащую обувь, на мягкие туфли, и она была готова к исполнению обязанностей.
Неувязка вышла только с чепчиком. У Меники было коротко остриженные волосы, которые хоть и отросли, но недостаточно, чтобы укладывать их в прическу, или переплетать в косу. Поэтому чепчик, который должен был быть на затылке, сполз ей на лицо до самых бровей. Но Меника была довольна, оборки чепчика чуть-чуть прикрывая лицо, давали какое-никакое ощущение защиты.
Она быстро переоделась в свою одежду и побежала в свою коморку рядом с кухней, радуясь, что сможет побыть одна, и никто ее не будет трогать до завтрашнего дня. Меника вытянулась на своем тюфяке и сладко уснула. Проснулась она от тормошения.
- Меника, просыпайся, - раздавался над ухом голом Уны. – Вставай, Меника.
- А? Что? – испуганным  спросонья голосом, начала спрашивать Меника.  – Что случилось?
- Кастелянша сказала, что ей приказали, чтобы ты обслуживала лорда Сэрдэна, принца и старших офицеров во время обеда, - с досадой в голосе, объяснила Уна.
- Кто приказал? – продолжала допытываться Меника.
- Ну откуда я знаю? – грустно ответила Уна, уже догадываясь, какая судьба ожидает Менику. Кто-то положил на нее глаз, значит, она скоро окажется в чьей-то постели. Хорошо бы кого-то из старших офицеров. Все драконы (а только старшие офицеры были истинными драконами, то есть могли не только оборачиваться, но и летать) были красивы, а еще воспитаны, и Менике не придется терпеть тот ужас, что испытала ее дочь. И все же Уна не хотела, чтобы Меника была чье-то любовницей, уж лучше бы на кухне, подальше от этой жизни. Но   увы, не повезло. – Я готовила обед, девушки-подавальщицы, которых разыскали, готовились к обслуживанию офицеров за обедом, но тут ко мне подошла кастелянша и приказала вернуть тебя, якобы ей сказали, что ты должна прислуживать лично лорду Сэрдэну и принцу Даррэту. – Меника встала, больше не сказав ни слова, быстро умылась и пошла назад к башне коменданта.
Снова быстрое переодевание в то же самое платье. В этот раз ленту на чепчике затянули чуть туже, волосы спрятали под чепчиком, и теперь хорошо стало видно лицо Меники, лицо утонченной аристократки.
 - Сейчас, - торопливо говорила Уна, помогая Менике завязать пояс фартука, - старшая из девушек, что обслуживают обычно лорда Сэрдэна и старших офицеров во время еды, объяснит тебе, как правильно подавать горячие блюда, с какой стороны подходить…
- Я все это знаю и умею, - тихо, но твердо сказала Меника, сжав руку Уны. – Лучше скажи, сколько всего персон будут присутствовать за столом? – Уна, явно удивившаяся словам Меники, тем не менее, ответила:
- Всего десять, учитывая принца Даррэта и лорда Сэрдэна.
- Принц Даррэт и лорд Сэрдэн будут сидеть рядом, или на противоположных концах стола? – задала Меника новый вопрос.
- А вот этого я не знаю, спроси у Эстэллы, она старшая у подавальщиц и должна это знать. – Меника кивнула и быстро прошла в столовую, где в этот момент сервировали стол для десяти человек. Она окинула взглядом помещение, и глаз сразу же зацепился за десятки мелких ошибок, которые, тем не менее, сразу бросались в глаза.
- Стулья отодвинуть от стола, примерно, на ладонь, - сходу приказала Меника, не обратив никакого внимания на возмущенный взгляд Эстэллы. – Тарелки отодвинуть еще на два пальца от края стола, фужеры правее на палец, бокалы ближе к фужерам, салфетки скрутите вот так и положите на тарелки в виде конуса, цветы только белые, фиолетовые и бледно-желтые, букеты невысокие, они не должны закрывать сидящих друг от друга. – Эстэлла, которая в первую секунду хотела возразить Менике, быстро поняла, что незнакомая девушка на порядок лучше разбирается и в этикете, и в сервировке, и во многих других мелочах, поэтому девушки быстро выполняли ее приказания, не пытаясь ни спорить, ни возражать. – Я буду обслуживать принца Даррэта и лорда Сэрдэна, - продолжала Меника. - Старших офицеров должны обслуживать две девушки, каждая – четырех. Выкладывая мясо на тарелку, надо стоять с правой стороны от сидящего, - на всякий случай, напомнила она. – Подавая суп или соус, надо подходить с левой. Вино нельзя наливать в бокал, держа его в руках, бокал должен стоять на столе, наливая напиток или воду в фужер, фужер надо приподнять над столом… - И снова Меника сосредоточив все свое внимание на сервировке стола, не замечала и не слышала больше ничего, иначе, она бы услышала обрывок разговора Даррэта и Сэрдэна. Подходя к столовой Сэрдэн, как раз говорил принцу:
- Ты должен быть снисходителен. Ведь ты же понимаешь, что находишься не в императорском дворце. – Эта фраза прозвучала как раз в тот момент, когда Меника рассказывала девушкам об особенностях наполнения бокалов и фужеров. Принц окинул взглядом сервированный стол и спросил с тихой усмешкой:
- Говоришь, не императорский дворец? Набиваешься на комплимент, по поводу вышколенности прислуги? – Сэрдэн не ответил, поскольку, и сам был удивлен такой образцовой сервировкой. – Кто она? Как ее зовут?– спросил Даррэт, кивнув на Менику, которая что-то поправляла в букете.
- Понятия не имею, - честно ответил Сэрдэн. – Наверное, она прибыла с последней партией каторжан, - предположил он. - Я ее не видел, очевидно, она работала на другой кухне. Я сейчас спрошу ее имя…
- Я сам спрошу, - коротко перебил его принц. – После обеда пришлешь ее в мой кабинет, я с ней поговорю. – Сэрдэн едва заметно усмехнулся. Он понимал, что Даррэт собирается с ней отнюдь не разговаривать, но спорить не стал, он лишь удивился странному вкусу принца. Ему, лично, девушка категорически не понравилась. Слишком худая, слишком… строгая что ли. Ее внешность, ее взгляд  не допускали ни фамильярного обращения, ни фривольных шуточек, и вообще она была похожа (по мнению Сэрдэна) на сухую воблу, ему нравился совершенно другой тип женщин.
 Обед прошел прекрасно. Девушки, обслуживающие офицеров, разумеется, делали ошибки, но по большому счету, это были совершенно незначительные мелочи, на которые не стоило обращать внимания. После окончания обеда, когда Меника собиралась переодеться в свое платье, чтобы идти назад, к ней подошел один из стражей и приказал идти в кабинет лорда Сэрдэна.
Меника сначала удивилась этому приказу, потом испугалась, а потом, услышав за спиной, чье-то завистливо-злобное и очень непристойное предположение, зачем ее вызывают, страшно покраснела. Она гордо вскинула голову и пошла вслед за стражником. Идти оказалось неожиданно далеко. Меника со стражником и поднимались по лестницам и спускались, и шли длинным изогнутым коридором, и с каждым шагом в груди Меники разрастался самый настоящий ужас. Если предположения той девушки окажутся верны, то уже через несколько минут лорд Сэрдэн поймет, что перед ним ведьма. Ведьм боялись – это Меника знала точно. Первое, что сделает комендант – это изолирует ее не только от сервировки стола, он изолирует ее вообще от всего, что связано с кухней. Магические силы ее блокированы, но ведь знания остались при ней! Лучше ведьм никто не разбирается в растениях, никто, лучше ведьм не умеет готовить зелья. Вот только, к сожалению, не только целительные эликсиры, но и самые сильные яды.
Менику даже к стирке вещей не допустят. Ведь и на ткань можно нанести ядовитый состав, и такие случаи были известны. Менику и к животным не допустят, ведь она сможет отравить молоко и яйца и мясо. Меника едва не застонала вслух от этих мыслей. Что же й останется? Либо рубить деревья за пределами крепости, заготавливая дрова и ежесекундно рискуя жизнью, либо работать в небольшой шахте недалеко от крепости, добывая уголь и перетаскивая корзины с углем в узких штольнях, задыхаясь от нехватки воздуха и вдыхая угольную пыль. От таких «радужных» перспектив Менике стало плохо, но выбора у нее не было.
Подойдя к двери, она несмело постучала, отзыва не было, вместо этого дверь открылась сама собой и Меника неслышно проскользнула в кабинет. Она вошла, не глядя на мужчину, сидящего за столом. Сделала два шага вперед и только после этого посмотрела на хозяина кабинета. Посмотрела и остолбенела, поскольку вместо лорда Сэрдэна за столом сидел принц Даррэт. Он молча смотрел на Менику, Меника молча смотрела на него, когда молчание несколько подзатянулось принц поднялся и подошел к Менике. Несколько секунд смотрел ей в лицо, потом обошел ее по кругу, все это время не произнеся ни звука. Меника стояла ни жива, ни мертва, не зная, что и думать.
- Назови свое имя! – приказал Даррэт, наконец, нарушив молчание.
- Меника Плато, - тихо ответила Меника. Даррэт раздраженно и презрительно фыркнул, показывая, что ее уловку, в попытке скрыть свое настоящее имя, он заметил.
- Меника Дурочка! – с сарказмом в голосе произнес он, а Меника удивилась тому, что принц знает местный диалект далекой провинции. Ни следователи, ни дознаватели, спокойно вписавшие это имя в документы, об этом не подозревали. – Хорошая попытка, - между тем продолжал принц, и посмотрев ей в глаза грозно произнес:
- Назови свое НАСТОЯЩЕЕ имя! – его тон не подразумевал ни уверток, ни лжи, но Меника лгать и не собиралась. Вместо ответа она коснулась рукой гортани. Даррэту ничего не надо было пояснять, этот жест сказал все. Перейдя на магическое зрение, он сразу увидел магический блокиратор. Его губы скривились в презрительной усмешке. Такой блокиратор ставили молодым девушкам, которые запятнали свою честь, лишившись невинности до брака, с мужчиной низшего происхождения. Семья отрекалась от распутницы, ее лишали родового имени, а чтобы она даже случайно не назвала его, ставили на горло блокиратор, который не позволял упоминать благородное имя.
- Аристократка, опозорившая свою семью и лишившаяся родового имени? – полу утвердительно спросил он. Меника промолчала, но ему ее ответ и не требовался. – Что ж, - в лице мужчины проступила хищная усмешка, - так даже лучше, не придется возиться с уговорами. Сегодня вечером придешь ко мне в спальню, - приказал он, и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Меника растеряно смотрела на него. Она думала, что сейчас в кабинете все и откроется, но нет, время разоблачения снова оттягивалось. – Что стоишь? – совершенно нелюбезным тоном спросил принц. – Или ты ждала, что упадешь в мою постель прямо сейчас? Вынужден тебя разочаровать – я очень сильно занят, так что прибереги свою страсть до вечера. – Он снова уткнулся взглядом в бумаги, а Меника на негнущихся ногах развернулась, чувствуя, как все у нее внутри заледенело от такого пренебрежения, от такого презрительного неуважения, от такого грубого хамства. Выйдя из кабинета, она сделала несколько шагов по коридору, постепенно успокаиваясь, но теперь от мысли, какой сюрприз ожидает принца в постели с ней, не страх перед разоблачением, а радостное нетерпение, заставило ее губы разъехаться в довольной улыбке, больше похожей на оскал. Жаль, в этот момент Даррэт не мог видеть ее лица, он поразился бы, увидев, в каком злобном предвкушении блеснули ее глаза.

 Глава 10

Тысячу лет назад

До вечера было еще очень далеко, и Меника успела множество раз прокрутить в голове разговор с принцем, обдумывая каждую фразу, сказанную им. Особенно ей запомнилась его фраза, о том, что теперь ему не придется ее уговаривать.
- Уговаривать…. как же, - с глухим раздражением шептала она. – С такой мерзкой высокомерной мордой, с такой брезгливостью во взгляде… Мразь! – подытожила она. – Посмотрим как тебе понравиться любовь со мной! Надеюсь, ты своими уговорами и подавишься.
…На самом деле Меника понятия не имела, что произойдет, когда мужчина попробует овладеть ею. Да, она знала, что у нее блокираторы, но как именно они сработают, она не представляла. Было бы ложью сказать, что Меника не боялась, не переживала, не страшилась того, что должно было случиться. Она знала, что и как происходит между мужчиной и женщиной, об этом ей во всех подробностях поведали ее подружки, которые успели в пансионе и влюбиться и перейти запретную черту. С их слов выходило, что все должно было быть феерично, восхитительно, возбуждающе и закончиться неземным наслаждением. Насчет, как раз, «неземного наслаждения» Меника очень сильно сомневалась, особенно в свете того, кто должен был стать ее партнером, да еще при таких обстоятельствах.
Как бы то ни было, но во время ужина Меника вела себя достойно. Никакого волнения, никаких ошибок, может быть была чуть более бледна и губы были сжаты чуть сильнее, но на этом все признаки волнения заканчивались.
После ужина она убежала к себе в комнату, и тщательно вымылась и переоделась в чистое белье. Добровольная первая ночь ее ожидала, или недобровольная, Меника физически не могла идти к принцу грязной и вонючей. Уна застала ее как раз в момент переодевания. Она сразу догадалась, в чем дело, и только грустно погладила Менику по голове, понимая, что у той нет никакого выбора.
Когда стало темнеть, Меника подошла к комнате принца и тихонько постучала. Как и в кабинете, ответа не было, а дверь открылась сама собою. Меника осторожно вошла и застыла посреди комнаты. Все часы после разговора с принцем в его кабинете, она представляла, как возможно все произойдет. Принц поцелует ее, потом начнет стягивать с нее платье… девочки, во всяком случае, именно так все описывали. Потом он возьмет ее на руки положит на кровать, сам разденется, рукой коснется ее лона, тут-то и выясниться, что она ведьма. Собственно, ради этого касания Меника так тщательно и мылась. От мысли, что принцу придется касаться ее грязного тела, становилось не по себе, хотя, кажется, все должно было бы быть наоборот. Чем хуже, тем лучше, но ее врожденной аристократизм противился этому изо всех сил. Короче говоря, Меника совсем запуталась в своих рассуждениях, и просто поступала так, как требовала ее душа.
Но все оказалось совсем не так, как она рисовала в своем сознании. Короткий приказ:
- Пройди в спальню, там разденешься и ляжешь на кровать. Я занят, подойду чуть позже, - был ей ответом на все ее сомнения. Открылась еще одна дверь, Меника поняла, что это дверь в спальню, она вошла и увидела, при свете магического светильника, роскошную кровать, на которую она должна была лечь. Меника огляделась, и увидев, отдельно стоящее кресло, подошла к нему и стала снимать одежду, аккуратно складывая ее стопкой на сидении. Платье повесила на спинку, и, оставшись обнаженной подошла к кровати и легла на нее, как ей и приказали.
Принц Даррэт вошел через несколько минут. Не глядя на Менику стал неторопливо раздеваться, небрежно бросая вещи на второе кресло. Меника из-под полуприкрытых глаз, против воли следила за ним. На лице принца застыло брезгливое выражение, словно то, что должно было произойти, для него являлось чем-то невыразимо противным. Меника стиснула зубы и стала ждать, что же случиться дальше.
А дальше случилось вот что. Принц просто лег сверху. Ни поцелуев, ни прикосновений руками, один резкий толчок членом, а вслед за ним дикий вопль. Причем орали оба и принц, и Меника. У нее было ощущение, словно раскаленный металл коснулся ее плоти, к счастью, боль мгновенно прошла, стоило лишь принцу скатиться с кровати на пол. А вот у него все было не так радужно, принц катался по полу, прижав руки к паху. Потом встал на колени и уткнувшись головой в пол замер в этой позе. Их крики не остались неуслышанными. В двери кабинета принца требовательно застучали:
- Ваше Высочество, Ваше Высочество,- беспокойно взывал стражник. – С вами все в порядке?!
- Убирайтесь! - сквозь зубы рявкнул принц. – У меня все в порядке! – было слышно, удаляющиеся шаги. А принц, наконец, смог встать на ноги. Он приблизился к кровати, на которой сидела Меника, прикрываясь покрывалом. Даррэт несколько секунд разглядывал ее.
 - Ведьма! – процедил он сквозь зубы. – Вот это неожиданность. – Его лицо исказила ярость. – Пошла вон! – с бешенством в голосе приказал мужчина, и Меника, мигом вскочив с кровати, сграбастала свою одежду и голая выскочила в коридор. В первой же попавшейся нише, она натянула только платье и туфли, и бегом побежала в свою комнату, прижимая к груди все остальные вещи.
Меника не спала всю ночь, думая, что будет утром. Принц при всех сообщит о том, что она ведьма, или ему хватит благородства не афишировать это обстоятельство, оставив Менике, крохотный шансик на более менее сносное существование. Впрочем, где принц и где благородство?
Утром она встала не выспавшаяся, с темными кругами под глазами и в самом несчастном настроении. Уна, взглянув на ее лицо, грустно вздохнула, по-своему истолковав растрепанный вид девушки. Меника догадалась, о чем Уна подумала, но разубеждать ее не стала. Она шла в башню коменданта, в мятущихся чувствах, не зная чего ожидать от принца. Медленно переоделась в форменное платье с фартуком, каждую секунду ожидая, что сейчас ее осадят, что сейчас ее потащат на площадь или пинками погонят из крепости в шахту. Но никто ничего ей не говорил, рядом, деловито переодевались девушки, помогающие Менике прислуживать за столом.
Она занялась сервировкой стола, и снова никто не сказал ей ни слова. Потом в столовую вошли принц Даррэт с лордом  Сэрдэном и, все пошло как обычно… вернее сначала все шло, как обычно, а потом принцу Даррэту, видимо вожжа под хвост попала. Он вдруг из серьезного властного мужчины, превратился в злого капризного мальчика.
На пол один за другим стали падать салфетки и столовые приборы, причем падали так, что Менике приходилось ползать вокруг стола, чтобы достать эти предметы. Разумеется, на стол она их не клала, заменяя запасными, но падений было столько, что запасные приборы закончились, и ей пришлось бежать (бегом бежать, заметьте!) на кухню, но вернувшись она вместо слов благодарности услышала лишь:
- Вы решили, что мы будем завтракать и сидеть здесь весь день из-за вашей нерасторопности? – Менике пришлось извиниться за медлительность и все продолжилось с новой силой. К концу завтрака Меника мечтала лишь об одном взять самую большую ложку и со всей силы треснуть ею по лбу принца Даррэта. Первым не выдержал, как ни странно, лорд Сэрдэн.
- Даррэт, - обратился он к принцу, - если эта девушка тебя раздражает, то я немедленно заменю ее другой. – Принц Даррэт ничего не ответил. Если он что-то не хотел слышать, то он этого не слышал. Издевательство над Меникой продолжилось и во время обеда и во время ужина, продолжилось оно и на другой день. Сэрдэн, перехватив Менику в коридоре, обеспокоенно спросил:
- Что происходит между тобой и принцем Даррэтом? – Сэрдэн, без сомнения уже знал о диких криках из спальни принца, когда там находилась Меника, но никакого разумного объяснения этому придумать не мог. Меника на секунду растерялась, а потом коснулась рукой горла, показывая на блокиратор. Она уже убедилась, что блокиратор отличнейшая вещь. Им можно объяснить что угодно. Сэрдэн не знал, что блокиратор стоял у Меники уже в тот момент, когда она попала в крепость, поэтому увидев блокиратор магическим зрением, он сразу решил, что блокиратор Менике поставил принц, чтобы она не смогла рассказать о том, что произошло в спальне. Менике не пришлось даже врать. Просто ткнула рукой в горло – и все. Сэрдэн недовольно оставил ее в покое, и Меника смогла продолжать выполнять свою работу, которая вот уже два дня была просто невыносимой.
Все закончилось во время ужина, закончилось мгновенно, как и началось, а все из-за того, что один из офицеров проследил за Меникой взглядом. Обычным, простым взглядом, не жадным, не похотливым, не раздевающим. Он просто машинально смотрел вслед девушке, занятый разговором с соседом. И вот этот взгляд Даррэт нечаянно перехватил. За долю секунды его зрачки вытянулись, по скулам прошла рябь, сообщающая о скором обороте. А взгляд… Офицер, увидев этот взгляд, направленный на него, вообще не понимая, чем он вызван, просто упал на колени, подавленный аурой невообразимо сильного дракона.
- Даррэт! Даррэт! Что случилось? – затормошил его Сэрдэн. Мгновение и принц пришел в себя, небрежно бросив, какое-то объяснение. Так как взгляд офицера не видел никто (даже он сам), вспышку ярости у Даррэта списали… непонятно на что. Уже два дня с принцем происходило непонятно что и это очень сильно беспокоило коменданта крепости.
А после ужина над крепостью взлетел черный дракон, он сделал несколько кругов, потом приземлился, и только одна Меника догадалась, что сейчас происходило. Даррэт, обратившись в дракона, проверял, нет ли на нем ведьминского колдовства или ведьминского приворота, поскольку то, что он ощущал к этой девушке, очень сильно походило на действие ведьминских чар.
 Прошел день, потом еще один. Даррэт больше не цеплялся к Менике, но она то и дело ловила его хмурый, задумчивый взгляд. Она старалась держаться, как обычно. Неслышно расставляла посуду, неслышно убирала, аккуратно наполняла тарелки, аккуратно забирала. Меника двигалась по столовой, не поднимая глаз, стараясь быть незаметной, но как тут останешься незаметной, если тяжелый давящий взгляд ловит каждое твое движение. Так долго продолжаться не могло. Меника чувствовала, что что-то должно случиться и это случилось через неделю, после той незабываемой ночи.
За Меникой пришел стражник и приказал ей идти в кабинет коменданта крепости. Меника к этому времени уже знала, что комендантом крепости является принц, а лорд Сэрдэн теперь его заместитель. Она, как в прошлый раз постучалась и, дождавшись, когда откроется дверь, проскользнула в кабинет. Сердце ее беспокойно ныло, Меника предчувствовала, что ничем хорошим этот вызов закончиться не может.
- Раздевайся, - не удосужившись даже на самое простое приветствие, приказал принц. Меника на секунду растерялась, но потом покорно стала снимать с себя одежду и складывать на стул, стоящий перед столом. Все это время Даррэт сидел в кресле и внимательно наблюдал на Меникой. Это было ужасно. В прошлый раз она раздевалась в одиночестве, да еще в полутемной спальне, и это как-то смягчало, сглаживало ощущения. Но сейчас… раздеваться при свете дня, да еще под пристальным холодным взглядом, Меника держалась изо всех сил, чтобы не расплакаться. Она разделась до нижнего белья и остановилась в нерешительности, но в ответ на ее смятение коротко прозвучало: – До гола. – Она положила на стул остатки одежды и выпрямилась, стараясь смотреть мимо принца. Из-под стола вылетела маленькая скамеечка, которую принц вытолкнул ногой. – Встань на скамейку, – продолжал приказывать он. Ничего не понимающая Меника, тем не менее, подчинилась, да и какой у нее был выбор? Принц поднялся из-за стола и подошел к Меника, а потом… он начал внимательно ее рассматривать, перейдя на магическое зрение. Особенно внимательно рассматривал низ живота, Менике стало просто дурно от такого пристального, изучающего взгляда. Она не знала, что он там надеялся высмотреть, но то, что у него ничего не получилось, она поняла и без объяснений. – Как выглядел инквизитор, который ставил тебе блоки? – спросил Даррэт.
- Он… он, - начала Меника, но беспомощно умолкла, поскольку блокиратор немедленно напомнил ей, что она не должна ничего рассказывать. Даррэт раздраженно дернулся и отошел к окну. Она уже было подумала, что он разрешит ей одеться, но вместо этого Даррэт вышел в коридор и приказал стражнику вызвать к нему в кабинет мага крепости.
Вскоре раздались быстрые шаги, потом в дверь постучали, и, получив разрешение, маг, вошел в кабинет принца. Неизвестно, что он ожидал увидеть в кабинете, но явно не голую девушку, стоящую на скамейке, поэтому в первую секунду, маг отшатнулся в сторону и растерянно взглянул на хозяина кабинета.
- Посмотри внимательно, - не тратя ни одного лишнего слова на объяснения, сказал Даррэт, - ты может узнать, кто ей ставил магические блоки? – Маг повернулся к Менике, окинул ее уже совсем другим взглядом, а, потом, перейдя на магическое зрение, принялся ее изучать, как совсем недавно это делал принц.
- Магистр Эленеус! – в полной уверенности в своих словах, ответил маг.
- Даже так? – явно удивился Даррэт, удивилась и Меника, но не имени мага (это имя ей ничего не говорило), она удивилась такому сильному удивлению принца. – Можешь идти, - приказал Даррэт магу, но когда тот взялся за ручку двери, в спину ему полетело: - Скажешь кому хоть слово, я лично вырву тебе язык, - плечи мага дернулись, а принц, как ни в чем, ни бывало, продолжил: - Скажешь Сэрдэну, что я вызывал тебя, чтобы поговорить об обновлении магического периметра вокруг крепости. - Маг, не поворачиваясь, кивнул, и вышел из кабинета.

Глава 11

 - Значит, блокираторы тебе ставил сам Магистр Эленеус, - словно продолжая начатый разговор, сказал Даррэт. – Интересно, интересно. Обычно этот злобный клещ не снисходит до подобной работы. Исключение он делает, только если ведьма обладает титулом не ниже маркизы. Ты маркиза? – принц пытливо посмотрел в глаза Меники, ожидая хоть какой-то реакции.  Меника абсолютно спокойно выдержала его внимательный взгляд, успев взять себя в руки, чтобы не демонстрировать принцу свой страх, растерянность и стеснительность. На ее лице не дрогнул ни один мускул и Даррэт раздосадовано вздохнул. – Может ты баронесса? Графиня? Герцогиня? – Меника молчала, а в ее груди стало просыпаться радостное злорадство. Она почувствовала, насколько хочется Даррэту узнать кто она такая, но нет никакой возможности это сделать. От этой мысли в душе разлилось сладостное ощущение, хоть и маленькой, но мести. – Кто же ты такая? – уже не сдерживаясь, вслух, спросил принц. – Ясно, что из высшего общества, но кто? – он отошел к окну и снова задумался. Меника уже заметила эту привычку принца, ему лучше думалось, когда он стоял у окна.
 - Я могу одеться? – тихо спросила Меника. Принц, не оборачиваясь, кивнул, и она стала быстро натягивать нижнее белье. Руки дрожали, она торопилась изо всех сил, при этом, стараясь надевать все вещи аккуратно. Только повязав фартук на талии Меника немного успокоилась и вздохнула чуть свободнее, глядя в спину Его Высочества. Принц, словно почувствовав, что Меника привела себя в порядок, наконец, отлип от окна и снова подошел к ней. Не церемонясь, достаточно грубо, он приподнял ее голову и внимательно вгляделся в ее лицо. Это не было ни любованием, ни любовным рассматриванием, нет! Принц изучал ее лицо, вероятно, ища знакомые или схожие черты с теми, кого он встречал в своей жизни. Досадливо поморщился, отпустил ее лицо и неожиданно отошел в другой конец комнаты. Теперь он смотрел на нее с некоторого расстояния, из разных ракурсом, заставляя ее то резко поворачивать к нему голову, то, наоборот, смотреть вдаль. И снова на его лице появилось явное разочарование. Он ее никогда не видел. Совсем никогда.
Меника, которая догадалась о том, что происходило в этот момент, по-настоящему удивилась. Неужели Даррэт прокручивал в голове все, когда-либо увиденные женские лица? По всему выходило, что именно так и было. Она была искренне поражена, а еще она недоумевала: неужели принц не может догадаться о том, почему он ее никогда не встречал, предположив, что она еще не доросла до возраста, когда бы ее представили ко двору. Она не понимала, как такое простое объяснение не приходит в голову принцу? Меника удивлялась этому обстоятельству только по причине того, что не видела себя в зеркале. Зеркала в крепости если и были, то они находились там, куда доступа Менике не было. Если бы она себя увидела, то не удивлялась бы такому поведению Даррэта.
Темный подвал, сырые камеры, а, главное, безумный страх и безумное отчаяние наложили свой отпечаток на внешность Меники. Исчезла детская припухлость щек, губы стали тоньше и резче, их уголки немного опустились, но больше всего изменились глаза. Вместо радостного блеска, которым они когда-то сияли, в них теперь жил страх, усталость, безнадежность. Глаза потемнели, и стали похожими на глаза бабушки, то есть человека много плохого повидавшего в жизни. Все эти изменения делали внешность Меники старше ее настоящего возраста, а еще…интереснее и загадочнее.
 На лице Даррэта явственно читалась досада на свою неудачу. Он раздраженно прошелся по комнате, было понятно, что он не привык терпеть поражение. А в душе Меники в это же самое время разгоралось настоящее ликование. Ей было невыразимо радостно видеть насколько принцу хочется узнать кто она такая, но не было ни малейшей возможности это сделать. Она уже не злилась на мага (как она неожиданно узнала магистра Элеунеса), который мучил ее когда-то в подвале, ставя блокираторы. Теперь она ему была искренне благодарна. Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы он не установил такой прекрасный отпугиватель мужчин, отбивающий у них всю похоть и желание заниматься любовью. Магистр, конечно, преследовал другие цели, эти блокираторы ставились не для защиты Меники от изнасилования, но они прекрасно выполняли эту функцию!
Пока она предавалась этим размышлениям, принц, наконец, удосужился спросить:
- Почему я никогда тебя не видел? – Меника молчала. - Судя по твоему статусу, - продолжил принц, -  ты хотя бы изредка обязана была бы бывать во дворце, особенно во время больших праздников, когда приглашалась даже низшая аристократия? – Меника молчала. – Ты обязана была быть представлена, в качестве дебютантки… ОБЯЗАНА! – с раздражением повысил голос Даррэт, подчеркивая последнее слово. – Почему я тебя не видел?! – Меника молчала. Ее молчание взбесило его. Он ногой ударил по креслу, стоящему перед столом и оно улетело у угол, ударившись о стену и осыпавшись щепками и обломками, но принцу легче не стало. – Почему я тебя никогда не видел? – снова и снова спрашивал он. Ответа не было.
Возможно, эта встреча так бы и закончилась, но Меника, утвердившаяся в мысли, что в данной ситуации она является хозяйкой положения, совершила страшную ошибку. Видя, как мечется по кабинету злой и раздосадованный мужчина, она позволила себе мимолетную, но тем не менее, победную улыбку. Если бы Даррэт не заметил ее, все прошло бы прекрасно. Ехидная, злорадная улыбка, лишь на долю секунды, изогнула краешек ее губ, но Даррэт заметил. Ярость исказила его лицо, глаза полыхнули таким гневом, что Менике стало страшно.
- Улыбаешься? – почти прошипел он ей в лицо. – Тебе весело от мысли, что я не могу понять, почему я тебя не видел? Ну, еще бы, пока другие аристократки танцевали на балу во дворце императора, ты со своим любовником свинопасом, в это время забавлялась в хлеву на куче навоза. Так вот, там тебе и место!
 Это очень неправильно, злить того, кто может твою жизнь сделать невыносимой, в этой простой истине Меника убедилась уже через час, когда оказалась на месте своей новой работы, и своего нового места проживания. От омерзения и брезгливости ее едва не вырвало на конвоира, который ее сопровождал.
… В Крепости проживало почти тысяча человек. Здесь же находилось несколько тысяч животных, включая лошадей, коров, свиней, овец, коз, кур, уток, так что продуктов жизнедеятельности,  скапливалось огромное количество. Чистота и порядок были образцовыми, ведь это являлось залогом здоровья воинов. Все нечистоты, с помощью магии смывались в ров, находящийся за крепостной стеной, но поскольку ров очень быстро заполнялся, его необходимо было вычерпывать, вывозя нечистоты в огромных бочках, в основном на поля, в качестве этакого удобрения. Работа была не просто тяжелой, она была невыносимо мерзкой и из-за едкой вони, и из-за огромного количества насекомых, кусающих людей за все открытые участки кожи, и из-за тяжелых ведер, которых необходимо было вытащить определенное количество за день. Существовала целая команда, состоящая из штрафников, заслуживших особо жесткое наказание, которая и занималась чисткой этого рва, вот в эту команду Менику и отправили.
- Будешь работать в паре с Карой, - мрачно, с неодобрением в голосе, сказал старший команды. – Меника посмотрела на девушку, в пару к которой ее поставили, и вздрогнула от ужаса. На лице девушки были шрамы, сама она была грязная и худая. Девушка стояла в мужской рубахе, которая ей доходила до колен, с голыми ногами. Но девушку это не беспокоило. Ее глаза равнодушно смотрели на все, что ее окружало. Равнодушно и спокойно. – Кара, объяснишь ей, как и что надо делать, - коротко приказал мужчина и отошел.
- Идем, - тихо сказала Кара и пошла ко рву. – Ничего сложного. Цепляешь ведро на этот крючок, - с этими словами девушка прицепила ведро к длинной палке, которая  составляла странную конструкцию, похожую на журавля. - Потом поднимаешь вверх этот конец и ведро опускается в ров, зачерпываешь жижу, и тянешь конец балки вниз и ведро поднимается. Снимаешь его с крючка и относишь вон к той телеге, - Кара махнула рукой в сторону повозки, стоящей в тени. - Пока ты относишь, я наполняю ведро, я отношу – ты наполняешь. Когда наберем шесть ведер, я залезу на повозку, ты будешь подавать ведра, я - выливать их в бочку. Следующие шесть ведер, ты будешь выливать, я – буду подавать. Пока повозка отвозит бочку можно отдохнуть, повозка должна сделать десять ходок за день. Пять до обеда, пять до ужина. Если не сделает, то еды не будет. – Меника судорожно сглотнула, услышав объяснение Кары и осторожно взяла в руки тяжелое, вонючее ведро. – Ты лучше разденься до рубахи и сними чулки, - искренне посоветовала ей Кара. – Эта жижа обязательно попадет на подол юбки, но постирать платье ты не сможешь…  - она замолчала, потом едва слышно добавила: - А голые ноги отмыть намного легче… впрочем, как хочешь, – торопливо сказала она и взяла свое ведро. – Меника стояла и не знала, что ей делать. В ее душе яростно и отчаянно боролись между собой - нормы морали, вбиваемые с самого детства, и здравый смысл. Здравый смысл победил. Меника села на траву, стянула туфли, чулки, потом аккуратно сняла платье, панталоны и в рубахе до щиколоток босиком пошла к Каре. Та одобрительно посмотрела на нее и посоветовала еще кое-что: - Оборви рубаху до колен, потом этим чистым куском ткани будешь вытираться вместо полотенца.  – Меника подумала, подумала, и сделала так, как посоветовала Кара. Потом она от всей души поблагодарила ее за хорошие советы.
 От вони, исходящей изо рва Менику затошнило. Неизвестно, как она повела бы себя, если бы у нее в этот момент была возможность выбирать: скорее всего, упала бы в ноги принцу, умоляя избавить ее от этой работы, но выбора ей никто не дал, поэтому она приблизилась ко рву и неумело стала прицеплять ведро на крючок.
- Старайся, чтобы жижа не попала тебе под ноги, - снова предупредила Кара. – Ты можешь на ней поскользнуться и упасть вниз. – От этих слов Менику передернуло от отвращения, но как оказалось, Кара имела в виду вовсе не брезгливость. – Неизвестно, захотят ли тебе помочь выбраться оттуда, - глухим голосом продолжила девушка. – И что потребуют в обмен на помощь. – Голос Кары был тусклым и безэмоциональным. Такой голос бывает у тех, кто пережил настолько страшный стресс, настолько сильное эмоциональное потрясение, что просто выгорел. У Меники был совсем небольшой жизненный опыт, причем, большая часть ее жизни проходила в условиях, отличающихся от теперешних, как небо и земля, но Меника поняла, что происходит с Карой. Она пожалела ее от всей души (снова, при этом, поблагодарив магистра Эленеуса за такой подарок, за такую защиту от насильников), пообещав себе, что если у нее будет возможность, она поможет Каре.
- Спасибо, - в десятый раз сказала Меника, и удвоив осторожность, стала набирать ведро. Она потом приноровилась, и набирать ведра, и отцеплять с крючка. Ведра были тяжелые, и она таскала их, согнувшись от тяжести, также как и Кара.
- Возничий очень мерзкий человек, - снова шепнула Кара. – Он обязательно постарается, когда бочка наполнится доверху, дернуть лошадь, чтобы жижа перелилась нам на голову. Будь осторожна… - Меника глянула на ухмыляющегося мужичонка сидящего на повозке и такая ярость охватила ее, за то, что она должна бояться и опасаться этого тщедушного, злобного урода. Ну, уж нет! Она мысленно подыскивала слова, которые могли бы его напугать, но этого не потребовалось. Серо-голубые глаза Меники стали черными, она просто посмотрела в глаза возничему, и этого хватило, чтобы с его лица исчезла ухмылка, а глаза испуганно забегали, а сам он как-то съежился, и быстро отвернулся. Больше с возничим проблем не было.
Монотонная, хоть и тяжелая работа, помогла Менике немного воспрянуть духом, но это состояние продержалось только до обеда. Нет, причиной этому был не скудный рацион, совсем, нет, вкус еды перестал ее беспокоить еще в застенках инквизиции, когда она ела все, что ей приносили, не обращая внимания на вкус, в этот раз Менику сломало отсутствие чистой воды.
Грязными руками есть не разрешалось, и это было правильно, поскольку можно было заболеть, вот только чистую воду надо было нести из крепости в чистом ведре, и Меника, разумеется, об этом не знала и этого не сделала. Водой поделилась Кара. Но она брала воду только для себя, и воды было всего полведра, а еще хотелось пить, и еще надо было хоть немного обмыться, прежде, чем надевать платье. Без платья в крепость бы не пустили. У Меники опустились руки, захотелось умереть, чтобы все это исчезло, чтобы весь этот кошмар растворился, но Кара снова выручила ее.
- Ничего, - успокаивающе шепнула она. – Мы мою воду поделим на двоих.
- А что ты будешь пить? И как потом помоешься? – чуть не плача, спросила Меника.
- Вытрем руки травой, потом смочим тряпку для вытирания, и тщательно вытрем руки, потом просто сполоснем водой, - успокаивающе объяснила девушка.
- А как же вечером будем обмываться? – с тоской в голосе спросила Меника.
- Как-нибудь оботремся… а если и нет, то так даже лучше, - судорожно глотнув продолжила она, - может побрезгуют… - Кара не закончила фразу, но Меника ее поняла, и от ужаса вздрогнула, поняв, что эта девушка испытывает насилие и унижение ежедневно день за днем, неделя за неделей. В каком-то порыве, она вдруг обняла ее.
- Если я отсюда вырвусь, я постараюсь и тебя отсюда вытащить. Попрошу Уну…
- Уна ни за что не согласится мне помогать, - перебила ее Кара.
- Это еще почему?! – удивилась Меника. За Уной она никогда жестокости не наблюдала.
- Нас к каторжникам бросили вдвоем с дочерью Уны, - через силу начала рассказывать Кара. – Эта тварь Вилия… - она немного помолчала, собираясь с мыслями. – Дочь Уны покончила с собой, а я – живу! – Кара с вызовом посмотрела на Менику, словно ожидала услышать от нее осуждение, или увидеть это осуждение в глазах, но Меника, вместо этого только крепче прижала Кару к себе.
- Ты правильно сделала! – искренне сказала она. – Так ты хоть узнала, что Вилия сдохла. Узнала, что ей оторвали голову и зарыли ее тело в яме! – Кара закивала головой, плечом вытирая себе лицо, поскольку кисти рук были грязными.
- Жаль, что я этого сама не видела…
- Зато я видела! – страстно зашептала Меника. – Представляешь, она в ночной сорочке выбегает на террасу, что-то возмущенно визжит, потом замахивается рукой для пощечины, а потом, раз! И ее голова по дуге летит с террасы, прямо под ноги тем, кото стоял внизу.
- Я бы еще ее голову ногой пнула, - с мстительной ненавистью сказала Кара… и солнечно улыбнулась.

 Глава 13 Тысячу лет назад

Меника не знала, какие указания насчет ее дал принц, и к концу первого рабочего дня беспокойство стало заползать в ее сознание. Нет, она не боялась, что ее возьмут силой. В какой-то момент ей даже хотелось, чтобы кто-то попробовал это сделать, а потом орал и катался по земле, как Даррэт. Однако немного поразмыслив, она поняла, что это было бы плохим решением. Ее стали бы бояться, как ведьму, а, мало ли к чему, страх может подтолкнуть людей со сломанной психикой? К тому же то, что она могла себя защитить, никак не влияло на защиту Кары, а Меника твердо решила не давать девушку в обиду, твердо решила помочь избежать ей унижений как моральных, так и физических. Для этого был только один путь – нужно было, чтобы ее боялись, но не как ведьму, а как… любовницу принца! Причем злую и мстительную любовницу. Пример Вилии был еще свеж в памяти у всех, и это при том, что она была любовницей всего лишь лорда, а тут целый принц,
Да, Меника решила блефовать, в наглую используя никому непонятные отношения, что связывали ее с Его Высочеством. Было ли Менике стыдно за свое вранье? Ни капельки! Испытывала ли она страх перед разоблачением? Ничуточки! Нудная, хоть физически и тяжелая работа не мешала думать, и Меника думала, думала, думала и чем больше она думала, тем яснее понимала, что это просто гениальная идея прикрыться именем принца. Никто и никогда не пойдет к нему за уточнением деталей, а слухов об их странных отношениях по крепости гуляло неимоверное количество, причем слухов самых разных, страшных и пугающих, смешных в своей нелепости и даже просто диких. Но эти слухи были Менике наруку, так было легче пугать и запутывать. Разумеется, долго врать у  нее бы не получилось, но тут к голосу разума подключилась ее интуиция, или если хотите ведьминское чутье, которое просто вопило: с принцем еще ничего не покончено! Очень скоро она снова встретиться с ним лицо к лицу.
Рабочий день был окончен, Кара попыталась спрятаться за невысокий куст, торопливо протирая тело влажной тканью, тут-то Меника и заметила отвратительные мерзкие мужские взгляды, что не скрываясь бросали на них мужчины. Главное, когда они с голыми ногами таскали ведра, на них вообще никто не смотрел, но стоило девушкам надеть платья, сразу все изменилось. Меника поняла, что надо действовать, и действовать немедленно.
Спокойно, с холодным и высокомерным выражением на лице она подошла к старшему команды и попросила его уделить минуту времени для приватного разговора. Да, да, да именно в таких высокопарных и учтивых выражениях она обратилась к лохматому, небритому, грубому мужлану. Он хоть и презрительно фыркнул в ответ на ее слова, но Меника наметанным глазом заметила, как он подтянулся, подобрался, и сразу стала заметна его воинская выправка.
 - Вы знаете, кто меня прислал  на эту работу? – с места в карьер спросила она. Мужчина неопределенно пожал плечами. Стало понятно, что бродящие слухи он слышал, но слухи они слухи и есть, никаких распоряжений в отношении Меники к нему не поступало. – Меня прислал принц Даррэт, - тоном, словно она сообщала о награде, полученной от принца, сказала Меника. – Мы с ним поссорились, - доверительно продолжала она. – Очень крупно поссорились, но… - она сделала театральную паузу, - уверяю вас это ненадолго. Зато после примирения, принц выполнит любой мой каприз. Так вот, - лицо Меники из слащавого стало злым, глаза снова почернели и наполнились ненавистью. – Если меня или Кару кто-нибудь обидит, оскорбит, или причинит боль – отвечать за эту тварь будете лично вы. И мне плевать, как вы принудите всех оставить нас в покое. Иначе, клянусь: и тот, кто нас обидит, и вы лично, останетесь там, - она кивнула в сторону рва, - навсегда! Забыла сказать, - спохватилась Меника. – Если вам нужны подтверждения моих слов, поговорите с магом крепости, - она очаровательно улыбнулась, и, выпрямив спину, удалилась царственным шагом. Мага Меника приплела осознанно, во-первых, это придавало весу ее словам, а во-вторых, маг и правда видел нечто необычное касающееся Меники и принца.
Жить Менике предстояло в старом бараке, стоящем несколько отдельно от всех строений в крепости. Команда, в которой теперь находилась Менике, считалась командой изгоев. Не только из-за того, что в ней работали проштрафившиеся, но еще и потому, что вонь изо рва въедалась в кожу, в волосы и этот запах был неискореним, тем более, что для помывки разрешалось использовать всего одно ведро холодной воды на человека, в этой же воде приходилось простирывать вещи, так что неудивительно, что жильцам этого барака, из-за, сопровождающего их запаха, запрещалось покидать его пределы и ходить по крепости.
В первый день работы Меника настолько устала, что у нее едва хватило сил кое-как помыться, сполоснуть рубаху и «полотенце», а потом уснуть, забыв о возможной опасности. Но все прошло спокойно, их никто не тронул, и вообще, они с Карой стали, словно невидимками, на них никто не обращал никакого внимания. Но у Меники появилась новая проблема. В первый день работы она натерла ручкой ведра страшные мозоли, которые утром вздулись волдырями. Но ее проблемы никого не волновали. Ей пришлось порвать «полотенце» на широкие полосы и забинтовать кисти. Она понимала, что мозоли лопнут, ткань прилипнет к ранам, но выхода не было. Ладони пекло огнем, впрочем, скоро боль ушла, и только усталость от тяжелой работы наваливалась на нее все сильнее и сильнее.
Меника тащила очередное ведро к телеге, когда почувствовала как спину словно опалило огнем. Она испуганно остановилась и стала смотреть по сторонам. Жар мгновенно прошел, как будто его и не было, Меника успокоилась и продолжила работу. Примерно через два часа, снова появилось ощущение жжения и снова оно возникло, когда Меника шла к телеге. Снова она крутила головой по сторонам, пытаясь понять откуда исходит это непонятное чувство, и снова ничего не обнаружила. Но если в первый раз, она сразу забыла об этом странном появившемся жжении, то второй раз она так быстро не успокоилась. Чем больше она об этом думала, тем яснее понимала, не там она искала источник беспокойства. В первую очередь ей надо было смотреть на крепостную стену. Перед концом работы, спину между лопатками снова запекло. Меника поставила ведро на землю, быстро развернулась и вскинув голову, обвела взглядом крепостную стену. Она сразу увидела принца. Он стоял на уступе и хмуро, и мрачно смотрел вниз… на нее. Увидев, что она его заметила, он не стушевался, не спрятался, не отвел глаз, а продолжал смотреть на Менику. Целых несколько секунд они стояли и смотрели в глаза друг другу.
Во взгляде принца не было ни страсти, ни похоти, ни желания, он просто смотрел, словно не понимая сам себя: почему он на нее смотрит? Почему он третий раз приходит к этому вонючему рву и смотрит на этого худого, грязного заморыша, в котором невозможно было признать ту изысканную утонченную аристократку, которой она была два дня назад. Но он снова и снова упорно смотрит на голенастые грязные ноги, на перекошенную от тяжести ведра фигуру… и не хочет уходить отсюда, словно его кто-то привязал к этому месту.
 - Тебе туда, - безапелляционно сказала Уна, едва заметив приближающуюся Менику и указала на большую бадью с горячей, душистой водой. Но Менику в этот момент волновала не собственная чистота, а то, что будет теперь с Карой. Старшему команды она еще раз напомнила, чтобы никто не смел обижать девушку, теперь Меники хотелось еще и освободить ее от страшной, грязной, тяжелой и унизительной работы.
- Уна! – бросилась к поварихе Меника, но вовремя вспомнив, что на данный момент, ей лучше близко ни к кому не приближаться, остановилась в двух шагах от женщины и торопливо сказала: - Со мной работала девушка Кара. Я хочу, чтобы ты взяла ее на мое место. К кому мне надо обратиться, чтобы Кару перевели сюда. – Лицо Уны нахмурилось, глаза заледенели и от улыбчивой, добродушной женщины не осталось и следа.
- Здесь ее не будет, - твердо и решительно ответила женщина Менике.
- Почему?! – поразилась Меника подобным словам и подобной жестокости. Она помнила, что Кара предупреждала ее, именно о такой реакции, но Менике не верилось, что Уна может так поступить.
- Потому! – коротко оборвала ее повариха и развернулась, чтобы уходить, показывая, что разговор окончен, но Меника так не считала.
- Уна! – Меника вцепилась в плечи женщины, снова разворачивая ее к себе лицом. – Это из-за твоей старшей дочери? Из-за ее смерти? – Уна кивнула, твердо глядя, на Менику, было понятно, что своего решения она не изменит.
- Моя девочка лежит в могиле, - судорожно дыша, сказала она. - А эта… живет. – Меника слегка растерялась, не зная, что и сказать. Убеждать Уну в том, что жизнь Кары горше самой горькой редьки и страшнее самой страшной сказки – просто бессмысленно, это должно было быть понятно и так, каждому здравомыслящему человеку, но отступать Меника все равно не собиралась.
- Знаешь, почему твоя девочка покончила с собой? – тихо спросила она. Увидев удивленный взгляд Уны, спокойно пояснила. – Она покончила с собой, потому что у нее не осталось надежды, в то, что что-то может измениться. Понимаешь! Если бы в ту черную и страшную минуту ей сказали: потерпи. Потерпи совсем немного, совсем чуть-чуть, и ты увидишь отлетевшую голову Вилии, ты увидишь, что эта ведьма закопана в выгребной яме… она бы ни за что не умерла. Кара виновата только в том, что она надеется, надеется и надеется. Если ты откажешься ей помочь…
- Я помогу! – закричала Уна и вдруг зарыдала так, как еще не рыдала никогда с момента смерти дочери. Но эти слезы были светлыми, эти слезы несли облегчение. – Я помогу, - еще раз повторила Уна, и вытирая лицо, виновато сказала: - Не знаю, что на меня нашло, откуда такая во мне злость? И на кого?! Они ведь дружили с самого детства… Бедная девочка.
- Мне надо к кому-то обратиться, чтобы Кару перевели? – спросила Меника, но Уна лишь отрицательно качнула головой.
 - Я сама все сделаю… прямо сейчас. И мага попрошу ее осмотреть и подлечить… он мне должен, пусть отрабатывает, - с этими словами Уна ушла, а Меника забралась в бадью с горячей водой и закрыла глаза от блаженства. Утро наступило слишком быстро. Вроде бы только Меника выбралась из бадьи, только легла, на жесткую, но такую родную лежанку, как уже Уна стала ее тормошить, чтобы она приводила себя в порядок. Меника шла к башне коменданта, а внутри у нее все кипело. Она не могла объяснить свои чувства. Это не была радость, от предвкушения будущей встречи с принцем, это не был страх, от мысли, что она его сейчас увидит, это не было волнение, переживание, как эта встреча произойдет. Это было… как бы сказать… ну, вот, словно она с принцем играет в какую-то очень сложную игру на двоих, и сейчас она выиграла раунд, и вот эту радость маленькой победы она и чувствовала.
Менике выдали новое платье, новый белый кружевной передник, новый чепчик, даже туфли и чулки были тоже новыми, и она снова стояла у двери во время завтрака Его Высочества с лордом Сэрдэном, ловя каждое их движение, чтобы вовремя что-то подать, переставить или забрать. Все было как обычно, но только, к сожалению, до того момента, как Меника (тоже, как обычно),  подошла к лорду Сэрдэну, и чуть к нему склонившись, приготовилась выслушать приказания относительно обеда: какие готовить блюда, в каком количестве, сколько людей персон будет присутствовать за столом. Так лорд Сэрдэн поступал с первого дня, как Меника стала им прислуживать. Но в этот раз все пошло не так. Начать с того, что как только Даррэт увидел, как Меника склоняется к Сэрдэну, его зрачки мгновенно стали вертикальными, и от оборота прямо в столовой его спасло только то, что он успел выскочить на террасу через окно. Лорд Сэрдэн непонимающе смотрел на Менику, а Меника смотрела на дракона за окном. Раздался грозный рык, а потом, через пять минут принц снова пришел в столовую, в одежде явно с чужого плеча, из той, что лежала в сундуках на террасе.
- Иди за мной, - раздраженно бросил он Менике, и не оглядываясь, и не проверяя идет она за ним или нет, Даррэт быстро пошел вперед. Менике ничего не оставалось, как броситься за ним вслед и бежать, чуть ли не вприпрыжку, поскольку принц двигался просто стремительно. Как оказалось, он вел Менику к своим покоям. – С этого дня ты работаешь здесь, - мрачно сказал мужчина. – Будешь прибирать мои комнаты, и приводить в порядок мои вещи… - принц замолчал, о чем-то задумавшись, и Меника, воспользовавшись этой паузой тихо уточнила:
- А в каком часу я должна приходить?
- В каком часу? – удивленно переспросил Даррэт. – А ни в каком. Жить ты будешь в этих комнатах.
- Я буду жить здесь? – с ужасом спросила Меника.
- Да, здесь. Спать будешь в моей спальне на диване. Можешь в мое отсутствие пользоваться ванной сколько твоей душе будет угодно. Да, вот еще. Я запрещаю тебе покидать эти комнаты.
- Но… но… - начала нокать Меника не зная, что сказать. – Мне же надо ходить на кухню за едой, надо относить ваши вещи прачке или магу…
- Еду сюда будут приносить, ты будешь, как и до этого прислуживать мне за столом во время завтраков и ужинов. Обедать я буду в общей столовой. За моими вещами будут приходить, чтобы забрать их. Хочешь, эту работу будет выполнять та девушка, которой ты просила Уну помочь? – Меника похолодела. Даррэт знал все, тем не менее она радостно закивала головой.
- Да, да, пусть это будет Кара.

 Глава 14

И началась у Меники новая жизнь. Очень странная, если быть откровенным, во всяком случае, Меника ощущала себя растерянной и почти не понимала того, что происходит.
Вставала она… позже принца, вернее он ее будил, уже после того, как он успевал принять душ и одеться. Меника следом шла в ванную и наспех умывалась и приводила себя в порядок. Почти тотчас, после этого, раздавался стук, и Кара приносила завтрак. Она ставила разнос на стол и сразу же уходила. Принц садился за стол и Меника сервировала завтрак, под неусыпным взглядом Даррэта. Потом он завтракал, и она все время была вынуждена крутиться вокруг него. Потом он уходил, приходила Кара и забирала грязную посуду, скатерть и салфетки, приносила уже ей булочку с чаем или тарелку молочной каши. Пока Меника ела, они могли немного поболтать. Потом до вечера Меника была предоставлена самой себе.  Было скучно. Меника принимала ванну, по часу лежа в теплой воде, потом читала, смотрела в окно, проверяла вещи принца, и если они нуждались в чистке или стирке, откладывала их в сторону, чтобы передать Каре. В обед, она быстро ела, отдавала вещи Каре и снова мыкалась по комнатам, не зная, чем себя занять.
Когда наступал вечер, принц возвращался. Он умывался, переодевался в приготовленную ею домашнюю одежду, садился за стол. Кара приносила ужин, Меника его сервировала, принц ужинал, вставал из-за стола, уходил в рабочий кабинет и что-то писал или изучал. Приходила Кара за посудой и приносила Менике ужин. В этот раз девушки не произносили ни слова. Кара уходила. Меника садилась с книгой, дожидаясь, когда Даррэт, соизволит лечь спать.
Он стоял, привалившись к стене и внимательно наблюдал, как Меника взбивает ему подушки, расправляет покрывало и простынь (утром принц заправлял свою кровать сам, чему Меника безмерно удивлялась), потом он ложился, и Меника быстро скользнув в ванную, переодевалась в ночную сорочку. Она специально тушила свечи, чтобы он не мог ее рассмотреть, пока она в темноте кралась к своему дивану. Спать было удобно, и Меника засыпала мгновенно, просыпаясь от прикосновений принца  к своему плечу. И так продолжалось изо дня в день.
Но потом в эти странные отношения добавились новые детали. Меника заметила, что Даррэту нравится, когда она прикасается к его вещам. Очень часто стало случаться так, что она наводила порядок на его столе, перебирая листы, исписанные им, складывая все в аккуратные стопки, а он стоял в дверях и смотрел, просто смотрел. Еще Меника заметила, что он терпеть не может ее имя, и обращался к ней по имени, только в случае крайней необходимости. Она сначала не могла понять почему, но потом догадалась. Даррэт знает, что это ее не настоящее имя и не хочет его произносить. Да принц день ото дня стал казаться Менике все страннее и страннее, но следующий его поступок, перечеркнул все предыдущие странности, превзойдя их по всем показателям.
 Как обычно, после ухода Даррэта, Меника забралась в ванну, и, наслаждаясь теплой водой, по очереди поднимала из воды ноги, рассматривала их, с грустью вспоминая свой красивый педикюр, который когда-то их украшал. Она тихонько мурлыкала под нос припев какого-то романса, и чувствовала себя просто превосходно. Когда принц зашел в ванную, сколько на нее смотрел, Меника понятия не имела, поскольку он все делал бесшумно, просто в какой-то момент она увидела в дверях Даррэта, как всегда, привалившегося к косяку и внимательно наблюдающего за ней. Меника от испуга пискнула и ушла с головой под воду. Когда она вынырнула, принц сидел на бортике ванны и держал в руках большое полотенце.
Меника неловко выбралась из воды и, схватив полотенце, завернулась в него, постаравшись прикрыть все тело. Принц молча, протянул еще одно маленькое полотенце, чтобы она просушила волосы. Меника яростно стала их тереть, радуясь тому, что волосы отросли недостаточно и лишь прикрывали шею, такие волосы высушить было намного проще. Она хотела надеть халат, но Даррэт не позволил. Вместо этого он стянул с нее большое полотенце… и стал обследовать Менику, легко прикасаясь тыльной стороной ладони, к разным частям ее тела, быстро отдергивая руку, еще до того, как получит  ощущение ожога.
Опытным путем удалось выяснить, что безболезненно он может прикасаться к ее ладоням и кистям, к ее ступням и щиколоткам, к ее шее, лбу и вискам. Меника, помимо воли задумавшаяся над тем, почему магистр Эленеус был столь избирательным, спустя какое-то время догадалась. Оставляя возможность прикасаться к щиколоткам и запястьям, Эленеус предусмотрел вариант, что на ведьму придется надевать наручники и кандалы. Лоб и виски – для работы менталиста, прикладывающего ладони к вискам и лоб ко лбу во время ментального воздействия. А возможность прикасаться к шее, ну это понятно, если захочется ведьму задушить.
А вот губами мужчина не мог прикасаться даже к этим участкам тела. Да, да Даррэт испробовал и такой способ. Когда он внезапно нагнулся и неожиданно прикоснулся губами к ее животу (тут же молниеносно отпрянув), Меника от стыда, чуть сквозь землю не провалилась. Хотя казалось бы, ей-то какая разница? Она его, что, просила целовать ей живот? И все же для девушки, не ощутившей ни одного даже самого банального поцелуя, эти прикосновения мужских губ, не могли пройти бесследно. Вот что интересно, раздеться догола на его глазах, ей было проще, чем чувствовать его губы на своей коже. Впрочем, какое-то время спустя, Меника поняла, почему раздевание не оказывало на нее такого шокирующего воздействия. Все дело было в тех неделях, что она провела в застенках, и особенно в момент ритуала, когда ей пришлось долго лежать обнаженной, пока ей устанавливали блокираторы. Эти страшные моменты, выработали в ее сознании некий иммунитет, поэтому стоять голой хоть перед принцем, хоть перед магом ей было просто неприятно. С прикосновениями губ, все было немного по-другому. Принц невесомыми поцелуями с невероятной скоростью касался ее груди плеч, ключиц, бедер, потом перешел на спину, и Меника чувствовала эти прикосновения и на лопатках, и на позвоночнике, и на шее. Потом губы сместились к пояснице, потом… да, да, да она ощутила прикосновение губ сначала к одной ягодице, а через мгновение к другой. Меника от стыда зажмурилась и на секунду задержала дыхание, он надеялась, что принц не заметил ее смущения, не тут-то было, тихий смех над ухом подсказал ей, что Даррэт все видит и понимает.
И вот в тот момент, когда Его Высочество несколько самодовольно (от мысли, насколько Менику смутили его прикосновения), изволил засмеяться, выяснилось, что он совершенно безопасно может прикасаться к ее волосам и коже на голове не только руками, но даже губами. Принц ахнул от этого открытия и в ту же секунду пальца Даррэта скользнули в ее волосы, потом он зарылся в ее волосы лицом, и больше не было ни самодовольного смеха, ни все понимающих улыбочек. Даррэт терся лицом о ее волосы, и казалось, вообще забыл о времени.
- Что же со мной такое? – вдруг услышала Меника его шепот. - Что со мной происходит? Почему, кроме тебя мне никто не нужен? Даже на одну ночь, даже чтобы только погасить желание? Не нужен никто. Ты что-то со мной сделала? – тихо спросил он. – Наложила на меня какие-то неизвестные древние чары? – Меника в ужасе от таких предположений, быстро отрицательно замотала головой. – Одевайся, - со вздохом сказал принц и вышел из комнаты.
 Теперь Даррэт будил Менику не прикосновением к плечу, сквозь покрывало, а тем, что утыкался лицом ей в волосы, и растрепывал их пальцами. Уходя из своих покоев, он снова тыкался лицом в ее волосы, и, возвращаясь, снова это делал, даже если уходил на час. Менику удивляло, почему он не прикасается к ее телу сквозь одежду? Хотя ответ был очевиден и лежал на поверхности. Даррэт не хотел довольствоваться суррогатом. Этакий «гурман», или подавай ему возможность прикасаться к обнаженной коже, сколько ему вздумается, и в каких местах ему заблагорассудится, или… ничего. Наибольшее удовольствие ему доставляло стоять, уткнувшись лицом ей в волосы, и переплетать свои пальцы с пальцами Меники, и… молчать.
Но однажды снова все изменилось. Меника сидела в спальне, когда сквозь стену услышала, как открылась дверь в кабинет принца. Потом она услышала голоса Даррэта и Сэрдэна и обрывок их разговора:
- … почему так срочно? – с беспокойством в голосе спрашивал Сэрдэн. – Во дворце что-то случилось?
- Скорее всего, нет. Если бы что-то случилось, отец открыл бы для меня портал, а раз он приказал лететь, значит, ничего серьезного. Наверное, снова будет заставлять жениться, - с раздражением ответил принц. – Вот тебе план будущего защитного вала, - продолжил он, очевидно, передавая Сэрдэну какие-то бумаги и меняя тему разговора. - Я не знаю, сколько пробуду во дворце, поэтому ты начнешь без меня заниматься этими работами. Вот защитные амулеты, я зарядил их и некоторые усилил, - что-то звякнуло, вероятно, те самые амулеты. - Перед отлетом, еще поговорим, - предупредил принц, после этих слов, дверь снова открылась, и Меника поняла, что Сэрдэн ушел. Через пару минут Даррэт появился на пороге спальни.
- Отец приказал мне прибыть во дворец, - прямо с порога сказал он. – Через пару часов я вылетаю. Я пробуду во дворце не меньше двух-трех недель…
- Я могу это время пожить в своей старой коморке, - с готовностью предложила Меника, заметив некоторую неуверенность в голосе Даррэта. Мгновение и его зрачки вытянулись по вертикали. Меника уже знала, что это признак вспыхнувшего гнева.
- Ты будешь жить в этих комнатах, - не сказал – припечатал Даррэт. - Я снаружи наложу заклинания, чтобы никто не мог войти, и ты не могла выйти, если тебя даже будут заставлять, только Кара сможет три раза в день передавать тебе еду… - Меника  со страхом смотрела на Даррэта, ей показалось, что он собирается замуровать ее в этих комнатах, словно в склепе
- А если пожар? – с ужасом перебила она его. – И я не смогу выйти?! – Даррэт, словно запнулся, как-то растерянно взглянул на нее… и пошел снимать заклинания, опутывающие не только окна и двери, но даже стены, потолки и пол. Потом он на некоторое время зашел в кабинет, а когда снова появился в спальне, в его руках было несколько предметов.
- Этот браслет, - сказал он, - может дать невероятное количество энергии, силы, выносливости и быстроты. Ты, при желании сможешь бежать быстрее летящей птицы, раскидать несколько сильных и рослых мужчин, прыгнуть на высоту своего роста, надо всего лишь разорвать звенья на браслете, - с этими словами, он надел ей на руку ажурный браслет, выполненный в виде цепи, перемежающейся с камнями разного цвета. – Этот кулон, - продолжил он, надевая ей на шею кулон, выполненный в виде большой прозрачной капли, - на самом деле фиал, с несколькими каплями магического зелья, зачарованного в нашем Храме. Надо переломить его в том месте, где он крепится к цепочке и выпить. Этого количества хватит чтобы остановить кровь при очень глубокой резаной ране, при внутренних кровотечениях и при тяжелых ушибах. Оторванная конечность, разумеется, не прирастет, но переломы и другие травмы заживут раз в десять быстрее. И вот еще кольцо, - Даррэт надел на палец Менике тяжелый массивный перстень. – В случае необходимости подойдешь вот к этой стене и приложишь камень перстня к этому вот углублению, - с этими словами, принц приложил кольцо к стене, и вдруг часть стены отъехала в сторону, открывая лестницу, ведущую вниз. – Этот проход ведет на нижний ярус, самым коротким путем. За пару минут можно выбежать из башни, не петляя, при этом, по лестницам и переходам. С этими словам он прижал Менику к себе, как всегда уткнувшись лицом в ее макушку, потом быстро вышел из комнаты. Больше он не заходил, но Меника видела в окно огромного черного дракона, сделавшего несколько кругов над крепостью, после чего дракон улетел.

 Глава 15 

Тысячу лет назад

Даррэт не вернулся ни через две недели, ни через три. Все это время, Меника сидела взаперти, сходя с ума от скуки и одиночества. Кара приносила еду три раза в день, и эти визиты стали единственным светлым лучиком счастья, освещающим ее безрадостное времяпровождение. Зато когда приходила Кара, веселью не было предела. Во-первых, она всегда приходила со свежими сплетнями и новостями. Меника с Карой усаживались за стол и вместе ели, принесенную еду. Менике было, ничуть не жаль. Обжорством и жадностью к еде она никогда не страдала, к тому же пища, разделенная с другом, не в пример, вкуснее.
- Тания говорила Саллли, а та потом Уне, что во время обеда лорд Сэрдэн удивлялся, почему принц еще не прилетел. Он говорил, что три недели – крайний срок, и теперь лорд Сэрдэн очень беспокоиться, не случилось ли с принцем чего-нибудь, пока он летел над Дикими землями, что вплотную окружают нашу крепость, - делилась сплетнями Кара.
- А что, могло что-то случиться? – испугалась Меника, через секунду сама поразившаяся этому испугу и этому беспокойству. Но она быстро подавила волнение и сказала совершенно равнодушным голосом:
- Если что-то с ним случилось – то и поделом ему!
Эту же фразу она потом повторила еще несколько раз, уже после ухода Кары, повторила, словно в чем-то убеждая саму себя.
«Принц мне никто, - стараясь мысленно говорить с холодной яростью и полной убежденностью в своих словах, раз за разом повторяла Меника. - Он тот, кто мучает и издевается надо мной… - тут ее врожденное благородство на секунду приподняло голову, и Меника исправилась: - Во всяком случае, раньше мучил и издевался! Но я ему все равно этого не простила и не прощу, потому что ведьмы не прощают обид! – тут она поймала себя на том, что последнюю часть фразы, она произнесла голосом и интонацией одной из преподавательниц метрессы Ботиар. Эта злобная мегера, изводила всех воспитанниц, независимо от родовитости и состоятельности, единственным способом отвести ее гнев от себя – это было перенаправить его на мужчин… любых мужчин. Хоть бедных, хоть богатых, хоть сильных, хоть слабых, хоть умных, хоть дураков – метресса Ботиар ненавидела их всех, и шипящим голосом, с нотками садистской радости вещала и внушала воспитанницам, что ведьма никогда-никогда не простит нанесенной мужчиной обиды и обязательно отомстит, отомстит максимально жестоко в десятикратном размере.
Меника вдруг удивилась, что, рассуждая о мести и обидах, в ее голове всплывают не ее собственные чувства и эмоции, а чужие слова, словно у нее самой нет никакого желания ни мстить, ни радоваться гибели принца. А еще она не признавалась даже самой себе, что скучает по Даррэту, скучает по его вниманию, по этим его прикосновениям. Вспомнив об этом, Меника, наконец, разозлилась на Даррэта. Она ощущала и понимала, что эти его прикосновения к волосам, что-то разбудили в ее душе, Меника даже знала что, но никогда в этом бы не призналась. Чувственность – вот что разбудил в ней принц своим дурацким утыканием лицом ей в волосы, своим дурацким переплетением своих пальцев с ее пальцами, своим дурацким растиранием ей стоп…  Вспомнив, как он несколько раз, сидя на краю ванны, вылавливал ее ногу и мокрую дожил себе на колени, не обращая внимания ни на пену, ни на стекающую воду и тискал ее ступни… кровь бросилась в лицо Меники от этих воспоминаний. В тот момент ей было просто неловко и она ощущала стеснительность, но сейчас эти воспоминания вызвали волну жара, а еще желание снова ощутить эти прикосновения.
- Нет, нет, нет, - уже громко в голос повторяла она, бегая по комнате. – Я ни за что не влюблюсь в принца, ни за что! Я буду его ненавидеть всеми силами, всей душой. Его прикосновения мне отвратительны, они хуже пыток… Да, да, да, - прикрикнула она на саму себя, поскольку здоровый скептицизм приоткрыл один глаз и лениво с сарказмом поинтересовался: « Ты точно уверена, что прикосновения Даррэта хуже того, что ты испытала в подвале инквизиции?!». - Да, я в этом уверена, - твердо сказала она самой себе. – Его прикосновения в сто раз хуже! – сказала и тяжело вздохнула. Врать самой себе было непросто.
Даррэт вернулся через два дня. Меника уже вся извелась от беспокойства и от необходимости скрывать свои чувства и от Кары, и от самой себя. Она спала беспокойным, тревожным сном, когда мужские пальцы взъерошили ей волосы, и мужское лицо уткнулось ей в макушку, и жадное дыхание, было единственным звуком в комнате.
 - Привет… Элия, - тихо сказал принц. От этих слов, глаза Меники широко распахнулись, но она ничего не ответила, просто не знала, что отвечать. Ну не говорить же глупые банальности типа: откуда вы узнали мое настоящее имя? И так понятно. Даррэт был во дворце и не поленился спуститься в подвалы дознавателей и поднять некоторые архивы. – Да я видел и читал твое дело, - подтвердил принц не сказанные ею слова. Глаза Меники почернели. Даррэт вздохнул, хорошо понимая, что в эту секунду Меника подумала о маме, тети, двоюродной сестре, которых уже не было. – видел твоего брата, - словно ей в утешение продолжил принц. – Через пару месяцев пошлю ему приглашение и разрешение бывать в крепости. Он сможет пожить здесь неделю-другую, - глаза Меники блеснули такой радостью и счастьем, что Даррэт засмеялся. – А еще, я разговаривал с магистром, - каким-то другим, вкрадчивым, завораживающим, обволакивающим голосом продолжил он. – Магистр сказал, что блокираторы можно снять не раньше, чем через год после установки…
- Через шесть месяцев, - наконец, подала голос Меника, быстро в уме сопоставив даты.
- Не через шесть, - поправил ее принц, - а через пять месяцев и двадцать четыре дня. – Меника удивленно посмотрела на него, не понимая, к чему такое уточнение. Какое значение могут иметь эти шесть дней? Но взгляд Даррэта сказал ей все: блокираторы будут сняты ровно через пять месяцев и двадцать четыре дня и ни днем позже. – Можешь еще поспать, я пока пойду к Сэрдэну. Я только прилетел, ты первая, кого я увидел. – С этими словами Даррэт вышел из комнаты, а Меника вскочила со своего диванчика. Какой тут сон?
Быстро умылась, потом, приведя себя в порядок, вернулась в комнату. Было раннее утро, солнце еще только-только всходило. Меника, давно не просыпавшаяся так рано (а в те разы, когда это происходило, была настолько уставшей, измотанной и эмоционально опустошенной), что фактически, еще ни разу в жизни не видела, восхода солнца, тем более из окон третьего яруса. Зрелище было, просто захватывающее, она не могла оторвать взгляд от всходящего огненно-солнечного шара, и ей на секунду показалось, что такое же солнце всходит и над ее жизнью. Ощущение радости, затопило ее сознание, но тут она снова (просто какое-то дежавю), услышала открывшуюся дверь кабинета принца и снова услышала разговор между принцем и Сэрдэном.
- Зачем отец вызывал тебя? – спросил Сэрдэн. Меника не видела этого, но почему-то была уверена, что Даррэт скривился от этого вопроса.
- Затем, зачем я и думал. Снова пытался заставить меня жениться на Розетте. Только в этот раз они организовали целый заговор против меня, в котором и отец, и Розетта выступали против меня единым фронтом.
- И что же они сделали? – с веселым интересом спросил Сэрдэн.
- О! - услышав это «О!», Меника, словно воочию увидела в глазах Даррэта ироничные смешинки, и столь же иронично изогнутые уголки губ. – Для начала они накачали меня какой-то дрянью, что на меня напал такой стояк, что это просто капец…
- Да ты что?! Это, наверное, то зелье, что мы в Академии подсыпали декану и он тогда чуть пол Академии не перетрахал, - захохотал Сэрдэн, не испытывая к принцу ни малейшего сочувствия.
- Да, вроде того, - согласился Даррэт.
- И что же дальше было? – поторопил Сэрдэн друга с рассказом.
- Что, что? – передразнил его принц. - Ко мне в спальню ввалилась Розетта, почти полуголая, и, хлопая ресничками, объяснила, что она бродила по дворцу и заблудилась…
- А ты… - многозначительно спросил Сэрдэн, явно намекая на романтическое продолжение, столь неожиданной встречи.
- А я… а я, - принц усмехнулся. – Обездвижил ее и выкинул из комнаты. Моя спальня не ночлежка для всяких бродяжек, - достаточно жестко закончил он. – Потом час пришлось летать над дворцом, пока дракон выжег остатки зелья из крови. Думаю, отец хотел поймать нас на горячем и тогда бы я не смог отбиться от свадьбы, ведь такое оскорбление могло вызвать войну. Отец, конечно, был разочарован таким поворотом, но отнесся уже спокойнее, чем в прошлый раз. Ни молниями не швырялся, ни стаей призрачных гончих меня не травил. Так, поорал, поорал и успокоился. Розетта отправилась домой, а я – сюда.
Во время этого разговора, Меника стояла застывшим столбом, боясь пропустить хоть слово, хоть звук. Когда Даррэт начал рассказывать о приходе Розетты в его спальню, сердце Меники стало биться, через раз, но потом, в процессе рассказала, сердце, наоборот, застучало гулко и в бешеном ритме. А Меника, со страхом подумала, что было бы с ней, если бы рассказ Даррэта закончился по-другому. А еще ей стало страшно от мысли, что она медленно, но верно влюбляется в принца. Эта влюбленность, словно трясина затягивает ее и она не знает, как ей вырваться.
Со дня прилета Даррэта у них началась новая игра. Теперь утром, утыкаясь лицом ей в волосы, он шептал:
- Пять месяцев и двадцать три дня… пять месяцев и двадцать два дня… пять месяцев и двадцать один день. – А еще, возвращаясь вечером в комнаты и прижимая Менику к себе, он шептал: - Всего пять месяцев, всего пять месяцев, - Меника понимала, что это он шепчет себе, пытаясь себя успокоить  и обнадежить.
 В другой раз она стояла у окна и смотрела на заходящее солнце. Прикосновение его рук было неожиданным, когда Даррэт хотел, то мог ходить совершенно бесшумно, в том числе открывая и закрывая двери.
 - Хоть узнал, почему я тебя никогда раньше не видел, - довольным голосом, тихо сказал он. – А то я просто с ума сходил от непонимания… и ревности, - с небольшой запинкой признался он. Его слова о ревности настолько поразили Менику, что она удивленно посмотрела на него, требуя объяснений. Но Даррэт молчал и не сказал больше ни слова. Менике вспомнилось его дикое предположение о свинопасе, взгляд из недоуменного, стал гневно укоряющим, но принц категорически не желал смотреть ей в глаза. – Ну как я мог догадаться, что не видел тебя, потому что ты еще не была представлена? – видимо, в качестве извинения за свои безумные домыслы, сказал он. – Ну откуда я мог знать, что ты еще такая юная… впрочем, когда я увидел тебя таскающей ведра… эти ноги-спички, - Даррэт потянулся к ее волосам и на мгновение прижался к ним, видимо, то воспоминание о Менике, на него произвело сильное впечатление. -  Что-то такое мне в голову стало приходить, - со вздохом продолжил он.  – Как я рад, что  догадался разыскать твоего брата и поговорить с ним! – Меника даже не знала, что ему ответить на эти слова. Упрекать за то, что он заставил ее выполнять такую отвратительную работу? Но там она познакомилась с Карой и помогла ей. Теперь у Менике была подруга, верная подруга, и Менике стало жить намного легче.
Менике не хотелось ни жаловаться, ни злиться, ни упрекать, поэтому просто отвернулась к окну и стала смотреть вдаль. Даррэт тоже замолчал, и они некоторое время просто постояли в тишине, наблюдая за опускающимся солнцем… ожидая, пока Кара принесет ужин.

  Глава 16

Тысяча лет назад

Нельзя сказать, что после прилета Даррэта Меника стала себя чувствовать в его присутствии, как рыба в воде, но все же в их отношениях что-то сдвинулось. Меника потихоньку, понемногу стала с ним разговаривать, и в один из дней она задала самый главный вопрос, который терзал ее с немыслимой силой: за что? За что так жестоко поступили с ведьмами? За что на корню вырезали целые семьи, за что уничтожили весь Ковен Ведьм? Уничтожили с нечеловеческой жесткостью, пытая и сжигая. За что?
Она с Даррэтом, стояла у окна. Теперь не только у принца, но у  Меники появилась привычка во время тяжелых разговоров, или во время нелегких раздумий, стоять у окна и смотреть вдаль. Это точно помогало, и собраться с мыслями, и найти подходящие слова. Вот и сейчас, Даррэт немного помолчав тихо сказал:
- Я открою тебе государственную тайну, - и он невесело усмехнулся. В первую секунду Меника подумала, что он иронизирует и под «государственной тайной» подразумевает нечто совершенно противоположное, но тут она с удивлением увидела, что он их двоих окутал куполом звуконепроницаемости. Она насторожилась и все превратилась вслух. – Сразу скажу, - продолжал Даррэт, - что во время всего этого сумасшествия меня не было в империи. Не могу гарантировать, что я смог бы все это предотвратить, но то, что на моих руках нет крови женщин, меня безумно радует, особенно из-за тебя. Не хочу, чтобы ты меня ненавидела… знаю, после всего того, что случилось с твоей семьей и с тобой, оправдание так себе, но оно все-таки есть и это хотя бы… - он не договорил и снова ненадолго замолчал.
- Если вам не хочется рассказывать… - начала Меника. Она хотела, чтобы ее голос звучал с холодным презрением и к Даррэту, и к его отцу, хотела сказать, что если принц не хочет отвечать, то пусть подавится своими тайнами, - но ее голос дрогнул, спазм в горле не дал продолжить, и сразу стало понятно, насколько Менике больно.
- Я расскажу, - Даррэт, как всегда потянулся к ее волосам, Меника была зла и расстроена и хотела оттолкнуть его, но куда там? Ее муравьиное трепыхание, он словно даже не заметил, прижав ее спиной к себе в своей любимой позе. – Мой отец и император Рангар, давным-давным-давным давно, еще, будучи наследными принцами, учились в одной Академии… и очень крепко сдружились. Потом когда один, а затем и второй стали императорами, дружба угасла, а по-другому и быть не могло. Интересы империи стоят намного выше личных привязанностей, к тому же столкновение интересов и все такое. У моего отца родилось четверо сыновей, но двое погибли… это были мои младшие братья. Один родился со страшной магической аномалией, так сложилось, что он обладал двумя видами магии, которые являлись полными противоположностями. Будь один вид магии хоть чуть-чуть слабее, брат бы остался жить, а так… он был еще слишком маленький и не мог контролировать силы, дракон, который мог бы ему помочь, еще не проснулся… брат погиб. Второй брат был очень талантливым артефактором, он погиб испытывая свое новое изобретение, о котором он никому не рассказывал, хотел всех поразить. Поразил, - с горечью сказал Даррэт. – У императора Рангара, наоборот, рождались одни дочери, - принц раздраженно дернул плечом, словно вспомнил о чем-то очень неприятном. – Я к чему все это рассказываю? Я хочу сказать, что проблемы, в том числе и личные, были у обоих императоров, и вот они, встретившись на каком-то приеме, решили раз в год встречаться в каком-нибудь тихом местечке и просто отдыхать не как два императора, а как два друга. Эти места постоянно менялись, никто, из окружения не знал, в какой день и где состоится встреча, поскольку покушения на всю нашу семью происходят с завидной регулярностью.
На момент последней встречи оба императора были вдовцами и оба задумывались о новых женах, именно, это обстоятельство, сыграло в последующих событиях ключевую роль.
- То, что императоры захотели жениться, заставило их убить столько ведьм? – не поверила Меника.
- Конечно, нет, - ответил Даррэт. – Я тебе рассказал одну часть истории, но была еще и вторая.
Не знаю, знаешь ты или нет, но Пророческим даром в нашем мире обладают только ведьмы. Драконы и человеческие маги этого дара лишены. Да, существуют амулеты усиливающие интуицию, усиливающие предвидение, но эта песчинка, крупинка, по сравнению с тем, что было доступно некоторым ведьмам.
- Видящие! – ахнула, догадавшись Меника.
- Да, видящие. Это особый дар, редчайший дар, которым обладает едва ли, одна ведьма, из нескольких тысяч. Но даже у обладательниц этой способности, сила самого дара очень сильно разнилась. Бывают видящие, что видят только на неделю, на месяц вперед, но иногда рождались ведьмы, просто с уникальным даром. И вот как раз такими невероятными способностями, обладала девочка, родившаяся в одной небогатой семье. Звали ее Гарлия. Ее способности были такими, что все были уверены, что после учебы она окажется в императорском дворце, в ближайшем окружении императора. Но увы. Ее способности оказались ей не по силам. Психика девочки не выдержала тех видений, что открывал перед ней ее дар, и она очень быстро сошла с ума, совершенно обезумев. Она ходила и непрерывно что-то вещала, и все ее пророчества были настолько страшные, настолько пугающие, но самое главное было непонятно о ком она говорит, поскольку имена, что она называла, были никому не знакомы, и постепенно все догадались, что речь идет о событиях, которые случатся в очень далеком будущем.
Ведьмы никому не рассказывали об этой девочке, боясь, что если власти о ней узнают, и она начнет им вещать свои пророчества… видишь ли, Гарлия почему-то ненавидела драконов, и говорят, что пророчества касающиеся нас, были просто запредельно страшны. Но ведь чем ценны пророчества? То что в них предсказано, можно изменить, если знать точку отчета, этакий спусковой крючок. Но пророчества Гарлии не имели ни начала, ни конца, они были, словно вырванные страницы из середины книги.
Ведьмы отправили Гарлию в тихое, спокойное место, где ее не стали держать взаперти, позволив свободно бродить по лесу и по окрестностям. Гарлия, выбираясь за ограду крепости, бродила по гиблым землям, иногда забираясь настолько далеко, что ее не было по нескольку дней, и все начинали считать, что она уже не вернется. Но, каким-то непостижимым образом она возвращалась. Ей не наносили вреда ни магические искажения, ни странные и опасные звери, что обитали на диких гиблых землях. Она постепенно постарела, превратившись в крохотную, сморщенную, беззубую старушку, ходившую в жутких лохмотьях, делавших ее похожей ла лесную кикимору.
И вот так случилось, что именно в эту крепость отправились для отдыха два императора. Комендант был предупрежден об этом, буквально, за полчаса до прибытия. Он многое успел подготовить для их встречи. Не забыл и о Гарлии, приказав запереть ее на время в подвале. Но, к великому сожалению коменданта, именно в этот момент Гарлии в крепости не оказалось. Комендант понадеялся, что она не вернется еще долго, и все обойдется, ведь визит императоров никогда не длился больше одного дня, но коменданту не повезло.
Веселые и расслабленные мужчины, возвращались с озера, вдоволь наплававшись в его чистейших водах, как вдруг, откуда ни возьмись, на их пути появилась страшная грязная лохматая горбунья. Кривляясь и прыгая, она разевала беззубый рот и безумно смеялась. А потом, стала кружиться, выкрикивая детскую считалку:
Жил вдовец-Дракон,
Отбор невест устроил он.
Ведьма в отборе была,
Сердце его забрала.
Ведьма надела венец,
Империи Драконов
Пришел КОНЕЦ!
Два огненных смерча рванулись к старухе, не оставив от нее даже горстки пепла, а потом трясущийся комендант, стоя навытяжку, заикаясь пытался отвечать на вопросы.
- И… и… и из-за этого непонятного стиха, вы…вы нас всех уничтожили?! - перебила его Меника, трясясь и заикаясь, от потрясения, вызванного его рассказом.
- Нет, конечно, нет, - быстро ответил принц. – Даже мои отец со своей параноидальной подозрительностью, сначала не воспринял эти стишки, чем-то серьезным. Он просто был возмущен тем фактом, что им с другом (да не просто другом, а другом-соперником, который ревниво относится к любым случаям, когда другой оказывается в чем-то лучшим) испортила отдых какая-то нищенка из местных крестьян. Моему отцу было отвратительно чувствовать себя опозоренным, и он хотел наказать крайнего (то бишь, коменданта), и наказать достойно. И вот тут-то выяснилось, что комендант может говорить о чем угодно, о ком угодно, только не о той старушке, что выкрикивала стишок. На коменданта были наложены сильнейшие чары безмолвия, грозившие его задушить, если он скажет хоть слово о той женщине.
Моему отцу хватило ума понять, что все это неспроста. Были вызваны маги, которые осторожно сняли эти чары, и вот тогда комендант рассказал все. Я не знаю, знаешь ты или нет, но после снятия… насильственного снятия чар, - уточнил принц, - На того, с кого эти чары сняли, накатывает безумная ненависть, ярость и гнев направленный на тех, кто эти чары устанавливал. Это как с рабами, над которыми издевались и которые ненавидели мучителей, и эта ненависть копилась и копилась, и, наконец, смогла выплеснуться.
Комендант описал ведьм, передал каждое слово, что услышал от них и не только в момент наложения чар, но и после, когда женщины, смеясь, болтали обо всем в его присутствии, относясь к мужчине, как к стулу в комнате. Они говорили, в том числе, и о Гарлии, и, о ее страшном даре, и о том, что оставить ее здесь безопаснее всего.
По описанию женщин выяснили, что это были ведьмы первого круга Ковена. Отец понимал, что соваться к ним с обвинениями, имея на руках, только показания коменданта и рассказ о гибели Гарлии глупо, тогда и он, и император Рангар решили поступить другим способом. Они решили проверить всех мужчин, занимающих при дворе, более-менее, важные должности, разумеется, только людей, - снова уточнил Даррэт. – И начались осторожные негласные проверки. Результаты всех повергли в шок. За каждым, за КАЖДЫМ из придворных, - повысив голос, повторил принц, - которые могли хоть на что-то влиять, стояла ведьма. За всеми министрами и их заместителями, главным казначеем, и всеми его подчиненными, начальниками отделов по назначению привилегий, наград, титулов… всего и не перечислишь.
Ведьмы воздействовали двумя способами. Первый был таким, каким воздействовали на коменданта. То есть нельзя было говорить, спрашивать или изучать что-то одно конкретное. При этом способе использовались чары, в основном, подчинения, стирания памяти, отвода глаз. Второй способ имел продолжительное воздействие – ведьмы выходили замуж за нужного им мужчину. Тогда использовалось заклятие влюбленности и привязка любовными чарами. Ведьм, использовавших этот способ, оказалось, вычислить легче всего. Они обычно выходили замуж за вдовца, имеющего старшего сына от предыдущего брака. Не знаю, с чем это связано, - задумчиво сказал Даррэт. А вот Меника знала, но разумеется, не собиралась ему об этом сообщать.
 Вообще-то, то, что рассказывал Даррэт, было и для нее неожиданностью. Разумеется, она знала о многом, им в пансионе рассказывали почти обо всем, но освещали это совсем под другим углом. Например, брак, наставницы описывали совсем иначе. Они говорили, что сильная волевая женщина берет на себя управление серым безвольным мужчиной, заставляя его достигать высот в своей карьере, повышая благосостояние, влияние и статус семьи.
Только сейчас Меника вдруг подумала, а что если мужчина не хочет ни славы, ни карьеры? Что если он мечтает о тихом счастье в кругу семьи? Что если он мечтает о… любви? Ведь ведьмы своих мужей априори не любили. Как можно любить кого-то, кто не имеет собственного мнения, не имеет собственных желаний, не имеет собственных убеждений, полностью подчиняясь своей жене? Мужья были ступенькой, лестницей, по которой женщины двигались вверх.
Но тут новая мысль перебила предыдущую: а кто поставил ведьм в такие условия? Кто издал такие законы, кто создал такие традиции, что единственным шансом для сильной и умной женщины, которая хочет хоть чего-то добиться в жизни, было ментальное воздействие на мужчин? Империя драконов – это империя могущественных мужчин и слабых женщин, не имеющих голоса, не имеющих влияния, женщин, прячущихся в тени мужчин. Разумеется, есть среди женщин и такие, которых эта жизнь устраивает. Дом, дети, теплый очаг, некоторые только в этом видят свое счастье и предназначение. Но есть и другие женщины. Смелые и бесстрашные, умные и находчивые, и мир кухни для них тесен! Они хотят сами управлять своей жизнью, хотят быть независимыми, иметь право голоса, иметь возможность принимать решения и нести ответственность за свой выбор. Именно такими женщинами были ведьмы, именно поэтому, не имея возможность что-то изменить открыто, они пошли путем хитрости и изворотливости. За что же их винить? За что же их… убивать?
- А это стихотворение… этот стишок, что выкрикивала Гарлия. Что он означал? – с трудом сказала Меника, пытаясь отвлечься от своих страшных мыслей. – Что значит Империи конец? Она падет, исчезнет, канет в Бездну? Будет стерта с лица земли? А люди, а ведьмы? Что в этом случае произойдет с ними? Драконов не так уж много, людей в сотни тысяч раз больше. Если погибнут или исчезнут и они, то не проще было бы предсказать, что всему живому придет конец? Или исчезнут только драконы? Так почему бы не сказать четко и ясно: исчезнут драконы, причем, тут вся империя? И еще. Это Пророчество касается обоих императоров, или только одного?
- Так в том-то и дело, - с досадой ответил принц. – И отец, и император Рангар оба собирались поискать себе новых жен. Как таковых отборов никто устраивать не собирался, но собрать во дворце двести-триста молодых незамужних девушек, под каким-нибудь предлогом, хотели оба, и…

 Глава 17

- И что было дальше? – тусклым бесцветным голосом перебила его Меника. Даррэт искоса посмотрел на нее и его губы сжались в тонкую линию. Когда Меника завела этот разговор, он хотел быть с ней предельно откровенным. Хотел рассказать, все как есть, ничего не скрывая и не утаивая. Он думал, что она поймет, она осознает, что по-другому было нельзя поступить. И вдруг Даррэт почувствовал, как между ним и Меникой побежала трещина и Меника стала отдаляться от него с немыслимой скоростью. Он хотел это исправить и исправить немедленно, ведь он не рассказал еще о самом главном, что, собственно и явилось причиной всего случившегося.
- Мужья ведьм, освобожденные от ментального воздействия, ненавидели своих жен до безумия, они много видели, много слышали, много помнили. Но за эти преступления, ссылка в удаленные монастыри, была достаточным наказанием. Но тут. Это случилось не у нас, а в империи Рангара. Одна из ведьм стала говорить, что ведьмы нашли способ, как легко уничтожить драконов. Кто ее просил болтать такие вещи? – словно сам себе, удивляясь, сказал Даррэт. – Понятно, что такие обещания не могли остаться без детальных расспросов. Вызвали императора Рангара, и ведьма прокричала тоже самое ему в лицо, да еще добавила несколько уточнений. А потом… умерла. Умерла сама по себе, по собственному желанию. Эта смерть потрясла всех, но не потому, что кому-то было жалко ведьму, а потому что она не могла умереть ни при каких обстоятельствах. Вокруг нее было несколько магических коконов, и даже если бы от ведьмы осталась одна голова, то и она должна была бы жить! Никто ничего не понимал. А непонимание рождает страх, вот тогда все и началось. Чтобы не быть убитым самим - убей противника. -  Даррэт замолчал, думая о том, что когда случилась эта непонятная смерть, отец и вызвал его с другого континента. Даррэт использовал десять мобильных безумно дорогих порталов, чтобы вернуться домой. И именно Даррэт узнал, как умерла ведьма, с ужасом сообщив отцу, что ведьмы (до этого момента не обладающие таким умением) научились ходить тропой духов.
- А почему, то, что вы узнали, что ведьмы могут ходить Тропой Духов, вызвало у императора Рангара страх? – Не поняла Меника, до этого момента даже краем уха не слышавшая о Тропе Духов. Даррэт внезапно развернул Менику к себе и, сдавив ладонями ей виски, пытливо заглянул в глаза. Менике скрывать было нечего, поэтому она спокойно выдержала его взгляд, хоть и ощущала тяжесть в голове и какое-то непонятное давление.
- Ты, действительно, ничего не знаешь,- удовлетворенно констатировал Даррэт увиденное. Меника поняла, что он ментально считывал ее эмоции, и если бы она ощутила страх или желание что-то скрыть, то он это немедленно почувствовал бы. – Тропой Духов называется часть бытия, - неохотно начал он, медленно и очень тщательно подбирая слова. – Это как бы изнанка Мира, которая населена не нашими телесными оболочками, а нашими сущностями, нашими душами, то есть тем, что мы на самом деле и представляем. У Драконов существует другое название этого мира, но я тебе это не нужно. Тропой Духов это место назвали ведьмы-Видящие, но они могли видеть лишь узкую тропу. А вот драконы видят этот Мир, правда, находиться в нем, могут только избранные.
…Даррэт рассказывал Менике об изнанке реального Мира достаточно подробно, но самое главное он ей все же не сказал. Например, что только в этом месте встречаются драконья и человеческая ипостась не как единое целое, а как отдельные личности. Только в этом мире каждый из людей может увидеть своего дракона, с которым он слился в момент своего рождения по воле мироздания. Как это происходило, не знал никто из драконов. Никто не мог выбрать дракона, который потом становился его вторым Я. Никто не мог избавиться от дракона. Они вместе рождались и вместе умирали.
Драконы дарили невероятную силу, дарили практически бессмертие (не было еще ни одного случая, когда дракон умер от старости, хотя в горах жила пара патриархов, которым перевалило за семь тысяч лет), дарили здоровье. Людей-драконов очень сложно было убить в реальной жизни, а вот в призрачном мире душ – запросто! Умирала душа хоть человека, хоть дракона и в реальности человек-дракон умирал также. Но как можно убить сущность? Никак, убить душу нельзя, но ее можно поглотить или выпить и эта душа становилась бесконечным источником энергии.
К счастью, тех, кто мог поглощать души, в этом Мире не было. Драконы их уничтожили давным-давно и считали себя в безопасности, и тут такой «сюрприз» ведьмы нашли способ спускаться на Тропу Духов. Там остался один шаг – узнать о поглотителях душ… и призвать их в этот Мир. Поэтому Драконы пришли в ужас, поэтому началось тотальное уничтожение тех, кто об этом мог узнать и мог это сделать.
 Не сказал он и о том, что он,  один из немногих избранных, владел способностью не только видеть изнанку Мира, но и находиться там достаточно длительное время, без вреда для здоровья, а особенно для психики. Об этой его способности знали всего четверо, включая отца и его самого (бывало так, что носитель каких-то редких способностей и сам не знал, что он ими обладает), Меника должна была стать пятой. Даррэт и сам понимал, что такую тайну нельзя никому постороннему рассказывать, но ничего не мог с собой поделать, он хотел, чтобы Меника знала о нем все… до этого разговора. Он ощутил и ледяную стену, что между ними вдруг образовалась, и ее отчуждение. Ощутил, но отказался это признавать, решив, что Менике надо немного времени все осмыслить, понять… и принять. Он решил пока воздержаться от своих откровений. Пройдут эти проклятые пять месяцев… Но как раз во времени и была большая проблема.
Отец… Он почувствовал в Даррэте перемены. Почувствовал, что эти перемены касались женщины.
Если честно, то Даррэт сам себя выдал, он слишком сильно рвался назад. Это было странно. Во дворце столько развлечений. Женщины, наконец! Обычно Даррэт с удовольствием отвечал на внимание красавиц, а тут, как отрезало. Ни одной! Даррэт не взял ни одну из них, ни на одну ночь. Не надо было быть большим математиком, чтобы сложить два плюс два. Улетал Даррэт в далекую крепость с одним настроением, вернулся совсем с другим. То, что женщина, зацепившая чувства принца находилась в крепости, можно было догадаться легко и просто. Эта женщина была угрозой империи (как бы пафосно это не звучало), Она мешала женитьбе принца на той, кого ему избрал отец, и женитьба на которой была выгодна стране. Это раз. Второе, женщина, что обитала в какой-то далекой крепости, изначально не могла иметь статус достойный избранницы принца. Значит… она должна исчезнуть.