Граф

Закатное солнце медленно опускалось за горизонт, окрашивая гладь пруда в алые тона. Тринадцатилетний Максим сидел на берегу и бросал камешки в воду, наблюдая за расходящимися кругами с задумчивым видом человека, который придумывает оправдание за невыученные уроки.

Рядом с ним, высунув язык и надрываясь от энтузиазма, носился щенок немецкой овчарки. Каждый брошенный камень вызывал у него приступ щенячьего восторга, словно именно этот булыжник был венцом человеческого гения.

— Граф, не подходи слишком близко к воде, — предупредил Максим, когда щенок подбежал к самой кромке. — Плавать ты ещё не научился.

— Заботишься о нём? — голос отца раздался так неожиданно, что Максим вздрогнул.

— Скорее не хочу объяснять маме, почему её новый коврик снова мокрый и грязный, — буркнул подросток, всё ещё обиженный на отца за запрет поехать с друзьями на рыбалку.

Отец присел рядом на берегу, достал пачку сигарет, закурил.

— А знаешь, почему я назвал его Графом?

— Потому что это немецкая овчарка, а "Гитлер" звучало бы неполиткорректно? — съязвил Максим.

Отец хмыкнул, выпуская дым.

— Нет, умник. Когда мне было столько же лет, у меня тоже был пёс по кличке Граф. И он однажды спас мне жизнь, — он кивнул в сторону пруда. — Провалился здесь под лёд.

Максим недоверчиво посмотрел на отца, потом на щенка, который в этот момент отчаянно пытался поймать собственный хвост, крутясь на месте как сломанная карусель.

— Этот? — он кивнул на щенка. — Да он даже свою миску перевернуть умудряется.

— Он вырастет, — отец потрепал сына по волосам и поднялся. — Береги его. Настоящая дружба — редкость.

Максим проводил взглядом удаляющуюся фигуру отца и невольно улыбнулся, глядя на щенка.

— Ну что, будущий спасатель? Пойдём домой.

Четыре года пролетели как один день. Щенок превратился в статного пса с блестящей чёрной шерстью и умными глазами. Теперь они с Максимом были неразлучны — вместе гуляли, бегали по утрам и даже спали в одной комнате, хотя мама регулярно устраивала показательные выступления на тему «собака не должна находиться в постели человека».

В тот майский день природа словно сошла с ума — солнце палило не по-весеннему, термометр показывал рекордные +27, а старушки у подъезда предрекали засуху и конец света, ссылаясь на боль в коленях и прогноз погоды из «надёжных источников».

— Мам, мы на озеро! — крикнул Максим, уже стоя в дверях. Семнадцатилетний, вытянувшийся, с копной непослушных тёмных волос, он невольно заставлял оборачиваться девчонок на улице.

— Максим, будь осторожен! Вода ещё холодная, — предупредила мать, выглянув из кухни.

— Тогда я просто позагораю, — пообещал он, машинально скрестив пальцы за спиной. — Вернусь к обеду.

Озеро встретило их непривычной тишиной. Обычно в такую погоду здесь было полно народу — с детьми, мангалами и музыкой на всю округу. Но сегодня берег пустовал, только ветер гонял обрывки старых газет.

— Сидеть, Граф, — скомандовал Максим, быстро раздеваясь. — Я только окунусь.

Вода оказалась обжигающе холодной, но отступать было не в характере Максима. Он зашёл по пояс, морщась от контраста между раскалённым воздухом и ледяной водой.

— Нормально, — крикнул он Графу, который нервно бегал по берегу, поскуливая. — Хватит паниковать, трусишка!

Он нырнул, наслаждаясь прохладой после жары, и внезапно понял, что его тянет на глубину. Течение, обычно едва заметное, сегодня было сильным. Вынырнув, Максим осознал, что его отнесло дальше от берега, а руки и ноги словно онемели от холода.

— Граф! — успел крикнуть он, прежде чем снова уйти под воду.

Очнулся Максим на берегу, откашливаясь и хватая воздух ртом. Граф стоял рядом, мокрый, с взъерошенной шерстью и встревоженным взглядом. Пёс лизнул его лицо и легонько подтолкнул мордой, словно проверяя, всё ли в порядке.

— Ты спас меня, — прошептал Максим, обнимая собаку за мощную шею. — Папа был прав.

Когда они вернулись домой — мокрые, грязные, с присохшим к телу песком — отец всё понял без слов. Он молча дал Максиму полотенце, а потом присел рядом с Графом и крепко обнял его.

— Хороший пёс, — тихо сказал он. — Очень хороший пёс.

Граф гордо дёрнул хвостом, словно говоря: «Не за что, люди, это всё входит в базовый пакет услуг».

Годы неслись как скорый поезд, не останавливаясь на промежуточных станциях и не сбавляя ход на поворотах. Максим окончил университет, устроился инженером в крупную компанию, женился на девушке с удивительным талантом находить его носки там, где он уже отчаялся их искать. Вскоре у них родилась дочь Алиса — белокурый ураган с неиссякаемой энергией и широкой улыбкой.

Граф, к сожалению, не мог переехать с ними в городскую квартиру — для крупной собаки там было слишком мало места. К тому же, родители так привязались к псу, что расставание с ним стало бы для них настоящей трагедией. Поэтому Максим оставил Графа в родительском доме, но каждые выходные они приезжали навестить стареющего друга.

К своим тринадцати годам — почтенному возрасту для немецкой овчарки — Граф заметно сдал. Шерсть на морде посеребрилась, движения стали медленнее, а в глазах появилась та особая мудрость, которая бывает только у стариков и очень старых собак. Но при виде Максима и особенно маленькой Алисы, он всегда находил в себе силы, чтобы подняться и радостно вильнуть хвостом.

В тот субботний день ничто не предвещало драмы. Максим с отцом занимались ремонтом старого сарая, мать с женой готовили обед, а четырёхлетняя Алиса играла во дворе под присмотром дремлющего на солнце Графа.

— Папа, смотри, бабочка! — звонкий голос дочери заставил Максима обернуться.

Алиса, увидев яркого махаона, бросилась к нему, не разбирая дороги. Бабочка порхала у самого забора — старого, с широкой щелью внизу, за которым располагался участок соседей.

Этих соседей Максим недолюбливал. Месяц назад они завели двух боевых псов — ротвейлера и добермана — и тренировали их с таким усердием, будто готовились к зомби-апокалипсису.

Именно в тот момент, когда Алиса подбежала к забору, соседские собаки оказались рядом с ним. Увидев ребёнка через щель, они зарычали и залаяли, пытаясь просунуть морды сквозь ограждение.

Максим похолодел. Он был слишком далеко, чтобы успеть добежать до дочери прежде, чем псы прорвутся через хлипкий забор.

— Алиса! — закричал он, отбрасывая инструменты и бросаясь к ней.

Но Граф оказался быстрее. Старый пёс, только что дремавший в тени яблони, каким-то невероятным образом мгновенно преодолел разделявшее их расстояние. Он встал между девочкой и забором, шерсть на его загривке поднялась дыбом, а из горла вырвался такой грозный рык, что даже воздух, казалось, завибрировал.

Соседские собаки на мгновение отступили, но потом ротвейлер, видимо решив, что старая овчарка — не противник, попытался перепрыгнуть через забор. Граф не стал ждать — он сам бросился навстречу, вцепившись в морду нападавшего.

Началась яростная схватка. Максим подхватил Алису на руки, отец схватил садовую лопату, и вместе они бросились к забору, крича и отгоняя обезумевших псов. Через несколько минут суматохи соседям всё-таки удалось оттащить своих собак.

Но Граф лежал на земле, тяжело дыша. Его правая передняя лапа была вывернута под странным углом, а из бока сочилась кровь.

— Папа, Графу больно? — испуганно спросила Алиса, прижимаясь к отцу.

— Немного, солнышко, — Максим старался говорить спокойно, хотя внутри всё сжималось от страха. — Но дедушка сейчас поможет ему.

Отец осторожно поднял Графа — пёс тихо заскулил, но не попытался вырваться. Глядя на поседевшую морду своего спасителя, Максим вдруг увидел в нём того самого щенка, который когда-то безуспешно пытался поймать хвост на берегу пруда.

— Он спас её, — тихо сказал отец, и в его глазах блеснули слёзы. — Как когда-то тебя.

Ветеринар, пожилой мужчина с усталыми глазами повидавшего жизнь человека, осмотрел Графа и покачал головой.

— Серьёзных ран, как ни странно, нет. Но возраст... В тринадцать лет такой стресс может быть фатальным.

— Он выкарабкается, — твёрдо сказал Максим. — Он сильный.

Ветеринар посмотрел на него с лёгкой улыбкой.

— Знаете, обычно хозяева преувеличивают способности своих питомцев. Но в вашем случае, возможно, вы правы. Я давно не видел таких глаз у собаки — в них столько жизни.

Граф действительно выкарабкался, хотя правая лапа так и осталась немного скрюченной. Ещё пару лет он встречал Максима с семьёй каждые выходные, особенно радуясь Алисе. Девочка часами могла сидеть рядом с ним, рассказывая о своих приключениях в детском саду, а потом в школе, а Граф слушал с таким вниманием, которому позавидовал бы любой психотерапевт.

А потом пришла осень — промозглая, с затяжными дождями и ранними сумерками. Граф начал заметно сдавать. Он всё чаще оставался лежать на своём месте, когда Алиса звала его играть, всё дольше поднимался по утрам.

В тот день ничто не предвещало беды. Они приехали, как обычно, в пятницу вечером. Алиса с порога бросилась к Графу, но остановилась в нерешительности — пёс не встал ей навстречу, только слабо вильнул хвостом и нежно лизнул протянутую ладошку.

— Граф что-то совсем плох, — тихо сказал отец, отводя Максима в сторону. — Вчера к миске не подходил.

— Я отвезу его к ветеринару, — решительно сказал Максим.

— Уже возил, — отец отвернулся. — Сказал, что возраст, ничего не поделаешь.

Вечером Максим сидел на крыльце рядом с Графом. Пёс, словно понимая важность момента, положил голову ему на колени — жест, знакомый с детства. Максим гладил его за ушами, там, где шерсть всегда была особенно мягкой.

— Знаешь, старина, я никогда не думал, что собаки бывают умнее людей, — тихо говорил он. — Но ты точно умнее многих моих коллег, это факт.

Граф смотрел на него своими мудрыми карими глазами, в которых, казалось, застыла вся история их дружбы. В этом взгляде было столько любви и понимания, что Максим почувствовал, как к горлу подкатывает комок.

— Эй, только не вздумай сейчас раскиснуть, — пробормотал он, смаргивая внезапную влагу. — Мы же мужики, верно?

Граф согласно моргнул, словно поддерживая эту мужскую солидарность.

Утром Граф не проснулся. Он лежал на своём месте на крыльце, спокойный и умиротворённый. Максим вышел с чашкой кофе и сразу всё понял. Он опустился рядом, обнял остывающее тело друга и долго сидел так, не замечая, как горячие капли падают на серую шерсть.

— Папа, что с Графом? — голос Алисы вывел его из оцепенения.

Максим повернулся к дочери, думая, как объяснить маленькому человеку то, что и самому-то понять трудно.

— Граф был очень старым и очень уставшим, солнышко, — сказал он наконец. — И пошёл отдыхать. Навсегда.

— На небо, к собачкам? — спросила Алиса с той удивительной детской непосредственностью, которая иногда режет больнее ножа.

— Да, родная. На небо, к собачкам.

Они похоронили Графа под старой яблоней — той самой, в тени которой он любил дремать жаркими летними днями. Отец выдолбил в доске надпись: «Графу — верному другу трёх поколений» и прибил её к стволу.

Когда все ушли, Максим задержался на минуту. Он смотрел на свежий холмик земли и думал о том, как странно устроена жизнь — иногда самые важные уроки мы получаем не от людей, а от тех, кто даже говорить не умеет.

— Спасибо тебе, друг, — тихо сказал он. — За всё спасибо.

Полгода спустя листья на яблоне снова зазеленели, а боль утраты притупилась, превратившись в светлую грусть. Алиса часто вспоминала Графа, иногда по вечерам доставала альбом с фотографиями и долго рассматривала их, рассказывая собаке о своих школьных делах.

— Пап, а можно у нас будет новая собака? — спрашивала она с регулярностью метронома.

И вот однажды они приехали к родителям с сюрпризом — маленьким щенком немецкой овчарки, удивительно похожим на того щенка, с которым когда-то всё началось.

Припарковавшись у дома, Максим на мгновение замер за рулём, до странности чётко ощущая связь времён. Ему показалось, что на крыльце мелькнула знакомая тень, но это был просто солнечный блик, отражённый от старого флюгера на крыше сарая.

— Папа, это правда мой собственный Граф? — Алиса прижимала к себе щенка, который отчаянно пытался лизнуть её в нос.

— Да, твой собственный, — кивнул Максим. — Только учти: щенки как дети — сначала умиляют, потом объедают, а в подростковом возрасте ещё и выносят мозг.

Алиса рассмеялась и побежала показывать нового питомца дедушке с бабушкой. Щенок бежал за ней, спотыкаясь о собственные лапы и влетая во все препятствия на пути, будто был близорук или просто наслаждался самим процессом столкновений.

Отец вышел на крыльцо, опираясь на трость — в последнее время колени стали его подводить.

— Как назовёшь? — спросил он у Алисы, когда та подбежала к нему со щенком на руках.

— Может, Рекс? Или Барон? — задумалась девочка.

Максим переглянулся с отцом. Тот едва заметно кивнул.

— Граф, — сказал Максим. — Его будут звать Граф.

Старик присел рядом с внучкой, морщась от боли в коленях. Он протянул руку и погладил щенка, который тут же попытался схватить его за палец.

— У него глаза такие же, — тихо сказал отец. — Умные.

— Граф — это хорошее имя? — уточнила Алиса, обнимая щенка.

— Лучшее, — ответил Максим. — Это имя для настоящих героев.

Он посмотрел на яблоню, под которой покоился их старый друг, и вдруг отчётливо понял, что тот круг, который когда-то начался у пруда, не оборвался — он просто пошёл по новой спирали. И этот новый виток принесёт им не меньше радости, чем предыдущий.

— Он спас её, — тихо сказал отец, глядя на внучку со щенком. — Теперь вот так. Чтобы она никогда не была одна.

Максим кивнул, чувствуя странный комок в горле.

— Знаешь, пап, — сказал он, когда они остались вдвоём на крыльце, глядя, как Алиса бегает по двору с новым другом, — иногда мне кажется, что собаки лучше нас понимают, что действительно важно.

— Конечно, — усмехнулся отец. — У них ведь нет интернета, ипотеки и начальников. Чистое, незамутнённое восприятие жизни.

Они помолчали, каждый думая о своём, а на яблоне, под которой лежал старый Граф, распускались первые весенние листья, яркие и чистые, как новая жизнь.

Автор рассказа: Гатиятулин Игорь