Д. Часть чётвёртая. Глава третья. 3

     Жарким субботним вечером, когда закатное солнце уже коснулось края горизонта и лучи его, подкрашенные бордовым, неспешно скользили по верхним этажам зданий, Олег Иванович Долежаев, распаренный и утомлённый, вышел на вечернюю прогулку. Настроение его было смутным, до тошноты неопределённым. Очередное препирательство с дочерью закончилось впустую. Они говорили на разных языках о совсем разных предметах. Варя и слушать не желала о какой-то опасности. Он и сам немногое понял из объяснений этого обходительного, но назойливого следователя. Никаких фактов, одни догадки и домыслы. Олег Иванович очень не любил домыслы, он привык иметь дело с документами, с ясно изложенными обстоятельствами, с людьми, которые чётко выражали свои намерения. А тут ему предлагали какую-то химеру – и настоятельно просили в неё поверить. Нет, он вовсе не исключал, что в словах Долькина была доля правды. Вопрос, насколько большая доля. Если Варе грозила опасность, он готов был сделать всё от него зависящее, чтобы её защитить. Только в чём именно заключалась опасность и как можно было её предотвратить? Долькин отвечал уклончиво, и у Олега Ивановича сложилось впечатление, что он и сам не знает, о чём говорит. В конечном итоге всё сводилось к убийце женщин, который уже превратился в городскую легенду, хоть и актуальную. Что ж, такая угроза существовала, тут глупо было спорить. Но то была отвлечённая, теоретическая угроза. Варя, как и любая другая женщина, могла стать жертвой. Шанс, разумеется, минимальный, но его нельзя сбрасывать со счетов. Чего Олег Иванович не мог понять, так это почему Долькин полагал, будто Варя должна была стать жертвой. Кажется, не понимал этого и сам Долькин, судя по его обтекаемым выражениям. Следователь намекал на тайну следствия, на особые обстоятельства, о которых не следует раньше времени распространяться, и всё такое прочее. Ничего более конкретного от него добиться не удалось.
     Олег Иванович спустился к реке и медленно побрёл по набережной, глядя себе под ноги. Воздух был влажным, горячим, вдыхался с трудом, лицо сразу покрылось мелкими капельками пота. Густая дымка поднималась от воды, окутывала сероватым туманом противоположный берег. Вечерело медленно и неуклонно. Назойливая муха, прилетевшая откуда-то сверху, с холмистой части города, с настойчивым жужжанием кружила вокруг него. И такой же назойливой, острой была мысль о разоблачении, которую он никак не мог от себя отогнать. Долькин сделал несколько неприятных намёков, касавшихся той истории с катастрофой. Конечно, он постарался прикрыть себя со всех сторон, но если Варя начнёт говорить… А если, к тому же, начнёт говорить этот кретин Добрякин…
     Олег Иванович никак не мог понять, боится ли он возможного разглашения. С одной стороны, это могло стать серьёзным ударом по его репутации и возможностям дальнейшего карьерного роста. Мэр был человеком хоть и покладистым, но в некоторых вопросах проявлял непредсказуемость и непонятную принципиальность. В худшем случае Олег Иванович мог лишиться своего места и отправиться на досрочную пенсию. Ещё полгода назад подобный сценарий показался бы ему катастрофой. Однако сейчас в поле его зрения появилось что-то новое, какая-та иная величина, неожиданно оказавшаяся более важной, чем многие константы, к которым он привык. Дело было в Варе, но не только в ней, точнее – не только в том, как он привык её воспринимать. Раньше дочь была для Олега Ивановича наследницей, продолжательницей, той, кто должна была принять в свои руки бразды правления после его ухода на покой. Тут имелось два пути, две равновеликие возможности. Варя могла продолжить династию политиков, начатую ещё её прадедом, а его дедом, – для этого у неё имелись все возможности, Олег Иванович заранее выговорил для дочери тёплое местечко в одном из комитетов, откуда в дальнейшем можно было продвинуться в администрацию города. А если бы Варя отказалась идти по бюрократической стезе, наготове имелся небольшой и не требующий особых вложений бизнес, с перспективой расширения за счёт нужных связей. Короче говоря, всё было продумано, выверено и рассчитано до мелочей. Но затем случилась эта злосчастная катастрофа, и всё пошло наперекосяк…
     Поначалу Олегу Ивановичу казалось, что ДТП, виновницей которого стала Варя, –   всего лишь досадная неприятность, небольшое препятствие, которое можно без труда преодолеть. Он использовал своё влияние, свои связи и средства, он подкупил Добрякина (сам с собой Олег Иванович не стеснялся прямых выражений), он добился условного срока вместо реального, он выплатил компенсацию родственникам погибшего. Всё складывалось если не отлично, то нормально, а затем как будто наступил какой-то перелом. Варя изменилась… стала отчуждённой и неприступной… а вместе с ней как-то незаметно изменилось и его отношение ко всей ситуации. Он вдруг снова увидел в ней свою дочь – как когда-то давно, когда она ещё была ребёнком. Дочь нуждалась в защите, в участии, ей требовалась его помощь. И помощь не в продвижении по карьерной лестнице, помощь не деньгами и даже не связями. Варя просила, требовала понимания. Того понимания, которого, как теперь стало ясно Олегу Ивановичу, между ними никогда не было. Варя приоткрыла перед ним потаённые уголки своего сознания, частичку внутреннего мира, малую, очень малую, и оттого ещё более загадочную. Теперь у него не было возможности спрятаться за фасадом обеспеченного будущего дочери или тех материальных благ, которыми он её окружил. Теперь от него, как от отца, требовалось нечто большее, требовалась эмпатия, сочувствие, сопереживание, а он не знал, как и что нужно делать. Попытки наладить связь, приходилось это признать, выходили неуклюжими и натужными. А без нужного подхода отношения только ухудшались. Вот и сегодня Варя буквально вытолкала его за дверь, сказав, что ей нужно побыть одной. На слабые возражения Олега Ивановича лишь мотала головой и упрямо сжимала губы. Впрочем, всё лучше, чем апатичная неподвижность, в которой Варя пребывала долгое время.
     Да, решил про себя Олег Иванович, всё не так плохо, как могло быть. Время многое примиряет, сглаживает и ослабляет. Пройдёт ещё несколько месяцев, и кризис минует, дочь снова начнёт ощущать вкус жизни, а там, глядишь, и первоначальные планы можно будет начать приводить в исполнение… Не вечно же будет Варя глядеть на него волчонком! В конце концов, мало в какой семье есть полное взаимопонимание между родителями и детьми! Но это не отменяет возможности – и обязанности – заботиться друг о друге. Ему нужно переступить через себя, и он сделает это, сделает ради будущего. Он попросит прощения, он сделает всё, как захочет Варя, и тогда…
     Размякнув от таких непривычных мыслей, Олег Иванович замедлил шаг, затем совсем остановился. “Ты становишься оптимистом, – отчитал он сам себя. – Это небезопасно. И пора бы уже закругляться”. Действительно, был уже девятый час вечера, становилось прохладно, сыро, начинала неприятно побаливать спина. Как бы снова не разыгрался радикулит, сильно прихвативший его прошлой осенью. Нет, он положительно затянул с возвращением, нужно двигаться назад.
     Олег Иванович заспешил домой. У него было странное чувство, будто он что-то забыл и сейчас ему необходимо за этим вернуться. Помощник мэра хмурился, бормотал себе под нос, но никак не мог сообразить, что же такое не даёт ему покоя. Вот уже показался невдалеке элитный жилой комплекс, в котором он ещё пять лет назад приобрёл четырёхкомнатные апартаменты. Конечно, не коттедж Драгуновых, но тоже вполне комфортабельное жильё, которое, к тому же, не привлекает к себе слишком настойчивого внимания различных ищеек от журналистики. При мысли о них Олег Иванович нахмурился. Если вся история выйдет наружу, хлопот с щелкопёрами не оберёшься. В последнее время они совсем распоясались. Пора уже принять пару законов о клевете на представителей власти или что-нибудь в таком роде. Глядишь, и перестали бы тащить на свет божий различные неудобные факты из биографии. В конце концов, у кого таких фактов нет? Просто те, кто находится в центре внимания, рискуют гораздо большим.
     Олег Иванович вошёл в подъезд, кивнул приветливо улыбавшемуся консьержу и вызвал лифт холёным движением мясистого пальца. Серые металлические двери с тихим послушным шуршанием раздвинулись перед ним. Минута – и помощник мэра Долежаев был со всем возможным почтением вознесён на четвёртый этаж. Прогулка приятно утомила его, и Олег Иванович с удовольствием думал о том, как примет сейчас горячую ванну, потолкует перед сном с дочерью, а затем завалится в кровать и хотя бы несколько часов не будет беспокоить себя всеми этими неприятными мыслями. А завтра… что ж, завтра, как говорится, будет уже другой день.
     Олег Иванович сделал привычные тридцать шагов, приглушённых толстым ковром, от лифта к двери своего апартамента, вынул из надёжного застёгнутого внутреннего кармашка ключ, вставил его в замочную скважину – и лишь в этот момент осознал, что дверь была незаперта. Долежаев ощутил противный холодок в районе затылка и попытался вспомнить, запирал ли он замок, когда уходил. Сразу понял, что это бесполезно, автоматические действия не запоминаются, но в то же время он со всё возрастающей тревогой думал о том, что ещё никогда с ним не случалось подобных промашек. Не закрыть дверь, уходя, пусть и ненадолго? Нонсенс!
     Долежаев дёрнул за ручку и вошёл внутрь. Теперь им овладела уже настоящая тревога. Означает ли оставленная открытой дверь, что Варя ушла? Собрала вещи и тихонько сбежала? Но даже если и так, его дочь не стала бы оставлять квартиру открытой. Вот только открыл же кто-то дверь, чтобы выйти или… войти. Тут Олег Иванович сразу припомнил все странные намёки Долькина – и запаниковал. Ему стало страшно, это был липкий, тягучий страх, от которого слабели ноги и становился хриплым голос.
     – Варя! – позвал он чуть ли не шёпотом. – Варя, ты здесь?
     Никто не откликнулся. Вряд ли из комнаты можно было расслышать его бормотание. Олег Иванович сделал пару шагов и, собравшись с силами, произнёс погромче:
     – Варя, дверь была открыта! Ты… ты знаешь об этом?
     Тишина! Звенящая, режущая слух тишина. Олег Иванович сделал попытку сглотнуть, но у него ничего не получилось: горло сдавил спазм, мышцы отказывались повиноваться.
     – Варя, ты меня слышишь? Где ты?
     Глупые, бессмысленные вопросы. Но помощник мэра совершенно потерял голову. Медленно, словно боясь оступиться, он двинулся по коридору в сторону комнаты дочери. Три шага, четыре, ещё немного. Вот он уже подошёл вплотную. Эта дверь также оказалась приоткрытой. Олег Иванович хотел ещё раз позвать Варю, но не осмелился. Внутри была кромешная тьма. Долежаев вытянул дрожащую руку и тихо толкнул дверь. Она открылась бесшумно, будто во сне. Олег Иванович долго не мог нащупать на стене выключатель, наконец, ему удалось найти его гладкую продолговатую кнопку и, собравшись с духом, он зажёг свет…