Карфаген

Я лежал на диване в позе морской звезды, выброшенной на берег после недельного запоя, и думал о бренности всего сущего. Точнее, о бренности моей зарплаты, которая исчезла за пять дней вместо положенных тридцати. Холодильник зиял пустотой ещё с воскресенья, а желудок играл на моих нервах симфонию голода в пяти частях с увертюрой.

"Может, у Витьки перехватить до получки?" — мелькнула мысль, но тут же была отвергнута. После того, как я прочитал его переписку с моей бывшей, наши отношения стали напоминать дипломатические контакты Северной Кореи с Южной — формально не воюем, но руки при встрече не подаём.

Превозмогая экзистенциальную тоску, я решил выйти во двор — хотя бы проветриться и придумать план по добыче пропитания. И вот тогда-то я услышал эти звуки — между криком о помощи и отборной руганью. Кто-то отчаянно каркал у мусорных баков.

— Твою мать, — вырвалось у меня почти автоматически. — Только не говорите, что я сейчас должен кого-то спасать.

У мусорки обнаружилась ворона — крупная, чёрная, с подбитым крылом и таким выражением глаз, словно она только что просмотрела всю мою кредитную историю и осталась крайне недовольна рейтингом.

Я никогда не считал себя особым любителем птиц. Попугайчики в клетках вызывали у меня скуку, а голуби на улице — стойкое желание ускорить шаг. Но эта ворона почему-то зацепила. Возможно, дело было в её наглом взгляде, которым она, казалось, говорила: «Ну что, человек, поможешь или так и будешь стоять, как столб?»

К тому же накануне я посмотрел документальный фильм о том, что вороны — одни из самых умных птиц на планете. Они запоминают лица людей, умеют использовать инструменты и даже могут решать простые логические задачи. «Вот и проверим твой IQ, пернатая», — подумал я, снимая куртку, чтобы набросить на строптивую особу.

— Только без резких движений, — пробормотал я, медленно приближаясь к вороне. — Я не причиню тебе вреда.

Ворона, очевидно, была другого мнения о моих намерениях, поскольку попыталась взлететь, но тут же рухнула на землю, издав звук, похожий на ругательство.

Поймать ворону оказалось сложнее, чем я предполагал. Несмотря на травму, она двигалась с впечатляющей скоростью, а её маневры могли бы посрамить пилотов-истребителей. После десяти минут бесплодной погони я стоял посреди двора, тяжело дыша, с курткой в руках, а пара соседей с балконов уже делала ставки на исход поединка.

— Семён Петрович, у тебя что, белочка? — поинтересовалась бабуля с третьего этажа, свешиваясь с балкона так, что я всерьёз испугался за её равновесие.

— Нет, Марья Степановна, пытаюсь спасти раненую ворону, — ответил я, чувствуя себя полным идиотом.

— А-а-а, — протянула старушка с таким видом, будто это всё объясняло. — Ты бы лучше кота завёл. От них хоть польза есть — мышей ловят.

В этот момент ворона, словно понимая суть разговора, издала особенно язвительное карканье.

После ещё одной попытки, во время которой я чуть не потерял достоинство, наступив на развязавшийся шнурок, мне наконец удалось накрыть птицу курткой. Ворона извивалась и, судя по звукам, обещала мне все кары небесные, но я крепко держал свёрток.

Теперь передо мной встала новая проблема: что делать дальше? Ветеринарная клиника находилась в десяти остановках от моего дома, а идея сесть в автобус с разъярённой вороной под мышкой казалась не самой удачной. К тому же был выходной, и клиника могла оказаться закрытой.

— Придётся везти тебя домой, пернатое чудовище, — вздохнул я, направляясь к подъезду.

По дороге я встретил соседа Витьку, который при виде моего свёртка с подозрительно дёргающимся содержимым сделал шаг в сторону.

— Что там у тебя? — поинтересовался он, нервно озираясь.

— Ворона раненая, — ответил я, стараясь говорить беззаботно, будто каждый день таскаю домой диких птиц.

— А, ну да, конечно, — протянул Витька с таким видом, будто я сказал, что несу домой инопланетянина. — Ты это... осторожнее. Они, говорят, заразные.

Поднявшись на свой пятый этаж пешком (с вороной в лифт как-то не хотелось), я открыл дверь квартиры и задумался: куда теперь девать мою находку?

В моей квартире воцарился военный совет: я против вороны, и счёт явно был не в мою пользу. Коробка от микроволновки казалась идеальным временным убежищем для раненой птицы — по крайней мере, так я убеждал себя, проделывая в ней отверстия перочинным ножом, который не точил со времён развала Советского Союза.

Пришёл момент истины — перемещение вороны из куртки в эту импровизированную тюрьму. Я медленно приоткрыл ткань, и тут...

— Твою ж дивизию! — только и успел выкрикнуть я, когда чёрный снаряд вылетел из складок одежды как ракета "земля-воздух".

Следующие двадцать минут моя жизнь превратилась в фильм "Один дома", где я играл роль незадачливых грабителей, а ворона, несмотря на подбитое крыло, отлично вжилась в образ Кевина Маккалистера. Она носилась по квартире с грацией бешеного вентилятора, умудряясь задевать и скидывать абсолютно все предметы, которыми я хоть немного дорожил.

— Стой, чёрт тебя подери! — орал я, пытаясь изловить птицу сачком для аквариума, который почему-то хранился у меня на антресолях с 2012 года.

Ворона уселась на люстру, которая опасно закачалась под её весом, и посмотрела на меня сверху вниз с таким презрением, что я ощутил себя букашкой. Нет, даже не букашкой — амёбой, одноклеточным существом, которое случайно обзавелось трёхкомнатной квартирой.

— Ладно, давай по-хорошему, — я сменил тактику, вспомнив, что в холодильнике всё ещё оставался кусок сыра "Российский", которому, судя по виду, было примерно столько же лет, сколько и самой России. — Смотри, что у меня есть...

Достав сыр, я поковырял ногтем зеленоватый налёт и отрезал относительно свежий кусочек. Ворона проследила за моими манипуляциями с явным интересом, склонив голову так, словно решала в уме дифференциальное уравнение.

Она спустилась на книжную полку, потом на спинку кресла, затем на журнальный столик, приближаясь к сыру шаг за шагом, как опытный переговорщик. А потом... выхватила угощение с такой скоростью, что я даже моргнуть не успел, и тут же, без малейших угрызений совести, клюнула меня в большой палец.

— Да ты... ты... — слова застряли где-то между возмущением и восхищением такой наглостью.

В этот самый момент, как в плохой комедии положений, раздался звонок в дверь. На пороге стояла Анна Викторовна, наша местная гроза подъезда, в бигуди и халате с вышитыми фламинго — очевидно, сочетание, призванное показать её творческую натуру на пенсии.

— Семён, голубчик, — протянула она, пытаясь заглянуть мне за плечо. — У вас всё в порядке? Там такие звуки... Будто кто-то мебель двигает. Или убивают кого.

— Всё отлично, Анна Викторовна, — улыбнулся я с видом серийного убийцы, который пытается убедить полицейского, что расчленённый труп в багажнике — это просто манекен для Хэллоуина. — Я тут... йогой занимаюсь. Новое направление — динамическая.

— С какаду? — уточнила старушка, указывая куда-то мне за спину.

Обернувшись, я увидел ворону, которая, как идеальный партнёр по престижному танцу, уселась мне на плечо с видом полноправной хозяйки жилплощади.

Анна Викторовна застыла с открытым ртом, переводя взгляд с меня на ворону и обратно.

— Я могу объяснить, — начал я, чувствуя себя школьником, пойманным за списыванием.

— Не стоит, — покачала головой соседка, и, к моему удивлению, на её лице появилась улыбка. — Мой покойный муж был орнитологом. Я помогу вам с птицей.

Оказалось, что Анна Викторовна знает о воронах больше, чем я когда-либо хотел узнать. Она осмотрела крыло, сделала импровизированную шину из зубочисток и бинта, а потом показала, как правильно кормить такую птицу.

— Вороны очень умны, — рассказывала она, пока моя новая подопечная с подозрением наблюдала за процедурой. — Они запоминают людей, которые им помогли. Этот экземпляр, — она кивнула на ворону, — запомнит вас на всю жизнь.

— Прекрасно, — вздохнул я. — Только мечтал обзавестись вороной.

— Не ёрничайте, Семён Петрович, — строго сказала Анна Викторовна тоном, от которого, должно быть, трепетали поколения двоечников. — Это большая ответственность. Недели через две крыло заживёт, и вы сможете выпустить её. Но до тех пор...

— До тех пор мне придётся жить с ней, — обреченно закончил я.

Три недели пролетели как в тумане. Крыло вороны, которую я назвал Карфаген (потому что она, как и древний город, должна была быть разрушена, но в итоге процветала), полностью зажило. Настал день икс — возвращение птицы в дикую природу, или, по крайней мере, в пространство нашего двора, засаженного чахлыми тополями и украшенного выцветшими от времени качелями.

Я открыл окно настежь и жестом фокусника указал на свободу: — Лети! Ты свободна! Как ветер, как облака, как... — я запнулся, пытаясь придумать ещё какое-нибудь поэтическое сравнение.

Карфаген окинул меня взглядом, в котором читалось столько же желания улетать, сколько у меня — добровольно платить налоги, запрыгнул на кресло и принялся с видом аристократа чистить перья.

Я попытался ещё раз: — Послушай, птица, там твои сородичи, там... твоя стая!

Карфаген даже ухом не повёл.

На следующий день, вернувшись с работы, я обнаружил, что моя квартира превратилась в филиал «Вороньего царства». На люстре сидели ещё две вороны, а на подоконнике — третья, ковыряющая клювом замок оконной рамы.

— Что за... — начал я, но осёкся, увидев Карфагена, восседающего на спинке кресла с видом крёстного отца мафии, принимающего новых членов в семью.

С тех пор моя жизнь изменилась. Карфаген стал моим суровым наставником в жизни — он будит меня строго в 6:30, даже в выходные; заставляет поддерживать порядок, сбрасывая на пол любую забытую вещь; и, что самое удивительное, каждое утро приносит мне... разные мелочи. Серебряную сережку (интересно, где он её взял?), блестящую фольгу от шоколадки, однажды даже пятисотрублёвую купюру.

А ещё Карфаген объявил настоящую войну Витьке. Стоит тому появиться во дворе, как с неба камнем падает чёрная молния и проводит точечную атаку на его лысеющую голову. После третьего нападения Витька начал носить кепку, после пятого — сменил маршрут и теперь обходит наш дом стороной.

Вчера я случайно встретил бывшую. Она окинула меня удивлённым взглядом: — Ты похудел... и выглядишь... счастливым?

Я только пожал плечами. Что я мог ей сказать? Что меня спасла раненая ворона? Что я теперь живу по расписанию, составленному птицей с интеллектом трёхлетнего ребёнка и волей диктатора? Что у меня появилось странное хобби — изучать повадки ворон и читать про них книги в свободное время?

А сегодня утром, проснувшись, я обнаружил на столе странную конструкцию из веток, проволоки и каких-то тряпочек. Карфаген сидел рядом и смотрел на меня так, словно ждал оценки.

— Это... гнездо? — догадался я.

Ворона каркнула и склонила голову. И тут до меня дошло. Это не я приютил ворону.

Это она усыновила меня.