Баба Дуся
— Ах ты, паразит шерстяной! — возмутилась баба Дуся. — Это ж надо было так изгадить мои новые занавески! Я только вчера их повесила. Триста рублей за метр, между прочим!
Маркиз лениво потянулся и отвернулся к окну. Котяра был упитанным, холеным, с серо-полосатой шкурой и выражением морды, которое словно говорило: "Я делаю одолжение этой вселенной, просто существуя в ней".
— Нет, ну ты посмотри на него! — баба Дуся обратилась в пустоту. — Даже не признаёт вину. Аристократ недобитый!
Маркиз зевнул. Звонок в дверь прервал этот односторонний диалог. На пороге стоял Виктор Степанович, сосед снизу, дед лет шестидесяти, с вечно недовольным лицом и газетой "Вестник пенсионера" подмышкой.
— Евдокия Петровна, — начал он без приветствия, — ваш кот опять устроил концерт на моем балконе в пять утра. Я уже неделю не высыпаюсь.
— А я тут при чем? — фыркнула баба Дуся, поправляя складки халата. — У нас, вообще-то, свободная страна, если вы не в курсе. Маркиз имеет конституционное право на свободу передвижения. Статья пятая, пункт второй "О правах котов и кошек", — выдумала она на ходу с самым серьёзным видом.
— Но не на моем балконе! — Виктор Степанович побагровел. — И не в пять утра с ариями из "Кошачьей оперы"!
— У моего Маркизика прекрасный голос, между прочим. Тенор! — глаза бабы Дуси мечтательно затуманились. — В Мариинке бы выступал, если б родился человеком. А вам, Виктор Степанович, как человеку технического склада ума, не понять высокого искусства. Вы же всю жизнь в своём НИИ с гайками возились.
Виктор Степанович открыл рот, закрыл его, потом снова открыл, но так ничего и не сказал. Развернулся и, бормоча что-то про ведьму с шерстяным террористом, ушел.
Баба Дуся закрыла дверь и снова повернулась к коту.
— Видал? Даже соседи тобой недовольны. А я тебя защищаю. Кормлю деликатесами. А ты, неблагодарное создание, гадишь на мои новые занавески!
Маркиз спрыгнул с подоконника, прошелся по кухне, как манекенщик по подиуму, и стал тереться о ноги хозяйки, мурлыча так, что вибрировал пол.
— Ишь ты, подлиза, — смягчилась баба Дуся, но тут же спохватилась. — Нет, не выйдет! Хватит меня обманывать своими кошачьими уловками. Сегодня ты наказан. Никакой рыбки. Только сухой корм. Эконом-класса!
Кот замер, поднял голову и посмотрел на хозяйку так, словно она только что объявила ему смертный приговор.
Вечером баба Дуся сидела в кресле, вязала шарф и смотрела сериал "Страсти по Матвею". На экране красивая женщина с неестественно пухлыми губами бросала в лицо солидному мужчине обвинения в измене.
— Так его, Людочка! Не прощай козла! — поддерживала героиню баба Дуся, махая спицами.
Маркиз лежал на диване и делал вид, что умирает от голода и несправедливости. Чтобы усилить эффект, он периодически издавал страдальческие вздохи.
— Не притворяйся, — не отрываясь от экрана, сказала баба Дуся. — Свой сухой корм ты получил. А рыбку — нет. Это наказание.
В дверь снова позвонили. На пороге стояла Нина Васильевна, соседка справа, женщина лет пятидесяти, всегда одетая как на прием к президенту.
— Дусенька, солнышко, выручай! — затараторила она, протягивая миску с чем-то, накрытым полотенцем. — Мне срочно нужно на свидание, а у меня эксперимент кулинарный не удался. Семга под медово-горчичным соусом. Пересолила немного. Себе новую сделаю, а эту выбрасывать жалко. Может, твоему Маркизу понравится?
Глаза бабы Дуси загорелись, но она строго посмотрела в сторону кота:
— Маркиз сегодня наказан. Нашкодил, негодник.
— Ой, да брось ты, — махнула рукой Нина Васильевна. — Коты — они как мужики. Сегодня нашкодят, завтра не помнят. Им, паразитам, всё прощаешь за красивые глаза.
— Это точно, — вздохнула баба Дуся, принимая миску. — Только у Маркиза глаза наглые, а не красивые.
Кот, услышав запах рыбы, моментально воскрес и подбежал к хозяйке, глядя на нее такими несчастными глазами, что даже самое черствое сердце дрогнуло бы.
— Нет, Маркиз! — строго сказала баба Дуся, когда Нина Васильевна ушла. — Это будет мне на ужин. А тебе — корм эконом-класса. Наказание должно быть суровым!
Маркиз опустил хвост и поплелся в угол, изображая смертельную обиду.
Ночью баба Дуся проснулась от странного звука. Она включила ночник и увидела, что на прикроватной тумбочке сидит Маркиз и смотрит на нее немигающим взглядом.
— Ты чего не спишь? — спросила она сонным голосом.
Маркиз молчал и продолжал смотреть. По спине бабы Дуси пробежал холодок.
— Хватит на меня так смотреть, — сказала она. — Иди спать.
Но кот не двигался. Его глаза в полумраке казались двумя зелеными фонарями.
— Ладно-ладно, — сдалась баба Дуся. — Завтра получишь свою рыбку. Только перестань так смотреть, жуть берет.
Маркиз, словно поняв, что добился своего, спрыгнул с тумбочки и ушел в гостиную.
— Шантажист, — пробормотала баба Дуся, переворачиваясь на другой бок.
Утром баба Дуся проснулась от странной тишины. Что-то было категорически неправильно в этой квартире. Ни одного мява, ни требовательного топота лап по одеялу, ни даже намёка на кошачье дыхание рядом с ухом, обычно пробуждающее её в 6:15 с точностью швейцарских часов.
— Маркиз? — хрипло позвала она, прочищая горло. — Киса-киса-киса!
В ответ — только эхо собственного голоса и тиканье старых ходиков.
Баба Дуся сбросила одеяло и нашарила тапки, пробормотав: "Обиделся, что ли? Надо же, какие мы нежные!"
Она обошла все традиционные места кошачьей дислокации: осмотрела диван (пусто), проверила подоконник (ни следа кота), заглянула в кресло (только смятый плед), под стол (ничего, кроме вчерашнего носка). Даже в шкаф с крупами посмотрела — Маркиз любил туда забираться, когда был котёнком.
Холодок беспокойства пополз по спине. Никогда ещё кот не игнорировал зов к завтраку.
— Маркиз! — теперь в её голосе звучала настоящая тревога. — Где ты, паразит окаянный?! Шутки шутками, а кушать-то всё равно надо!
Заглянула под кровать — пыльный носок и старый тапок, но не кота. В ванной — только рыжий таракан, стремительно ретировавшийся в щель. За унитазом — паутина. В кладовке — швабра, упавшая ей прямо на голову.
— Чтоб тебя! — потирая ушибленный лоб, прошипела баба Дуся. — И ты туда же?
Сердце колотилось всё сильнее. Она покружила по квартире, бормоча: "Не мог же он сквозь стены просочиться..."
Тут её осенило. Кухня! Окно!
Она поспешила туда, шлёпая тапками и придерживая сползающий халат. Кухонное окно действительно было приоткрыто на проветривание — ровно настолько, чтобы гибкое кошачье тело могло протиснуться наружу.
— Матерь божья! — всплеснула руками баба Дуся, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Он же спрыгнул! С третьего этажа! Из-за какой-то несчастной рыбёшки!
В рекордные тридцать секунд баба Дуся натянула спортивный костюм, который не надевала со времён участия в районной спартакиаде пенсионеров (третье место в метании дротиков), сунула ноги в первую попавшуюся обувь (левый сапог оказался зимним, правый — осенним) и, бормоча все известные ей молитвы вперемешку с проклятиями, выскочила во двор.
— Люди добрые! — кричала она, размахивая руками, как ветряная мельница. — Кота моего не видали? Серо-полосатый такой, с наглой мордой!
Дворник удивлённо поднял голову от метлы: — Какой-какой морда, Евдокия Петровна?
— Нахальная! — рыдала баба Дуся. — Ну, такая... будто он тебе одолжение делает, когда на колени запрыгивает!
В поисках она обогнула дом трижды, заглянула под каждый куст, прочесала детскую площадку и даже полезла в мусорные баки, распугав местных голубей. С каждой минутой её сердце сжималось всё сильнее.
Вернувшись домой сорок минут спустя с грязными руками, мокрым от слёз лицом и репейником в волосах, баба Дуся рухнула на диван. Почувствовав, как подкашиваются ноги, она с трудом опустилась на краешек, затем медленно сползла на пол и разрыдалась в голос, как не плакала с похорон мужа.
— Дурында старая! — ругала она себя. — Из-за какой-то занавески лишила кота рыбы. А он обиделся и ушел. Может, навсегда!
Она представила, как Маркиз бродит по улицам, голодный, несчастный, и сердце её разрывалось.
— Прости меня, Маркизушка, — всхлипывала баба Дуся. — Вернись, я тебе всю рыбу отдам, хоть каждый день!
Сквозь рыдания до её слуха донёсся тихий шорох со стороны кухни, будто кто-то деликатно, но настойчиво скрёб лапкой по линолеуму. Баба Дуся застыла, боясь поверить своим ушам. Затем, словно пружина, подскочила и, путаясь в собственных ногах, ринулась на звук.
На кухонном столе, среди чашек и крошек, в лучах послеполуденного солнца, как египетское божество на алтаре, восседал Маркиз. Он методично и с явным удовольствием вылизывал левую лапу. Рядом стояла миска из-под вчерашней семги — вылизанная до такого блеска, что в ней можно было разглядеть собственное ошарашенное лицо.
— Ты... — баба Дуся застыла от возмущения. — Ты здесь всё время был?!
Кот смотрел на неё невинными глазами, словно говоря: "Я? Да что ты! Я только что вернулся".
— Ах ты, мерзавец! — воскликнула баба Дуся. — Я тут с ума схожу, ищу тебя, а ты семгу мою сожрал и в шкафу прятался?!
Маркиз невозмутимо умылся лапой.
— Где ты прятался? В шкафу? Под диваном? — допытывалась баба Дуся. — Я же везде смотрела!
Кот спрыгнул со стола и, гордо задрав хвост, прошествовал в гостиную, где запрыгнул на свое любимое место и стал демонстративно вылизываться.
Баба Дуся покачала головой:
— Ну ты и артист! Я думала, ты сбежал! Волновалась, переживала!
Маркиз продолжал своё туалетное занятие с таким видом, словно всё идет по его плану.
— Значит так, — сказала баба Дуся, подбоченившись. — С сегодняшнего дня ты на диете. И никаких рыбок. Только диетический корм для похудения. Будешь знать, как хозяйку обманывать!
Кот замер на полудвижении, недоверчиво глядя на хозяйку.
— Да-да, — подтвердила баба Дуся. — Диета. Это тебе не наказание даже, а забота о здоровье. Растолстел, как купец на ярмарке!
Маркиз соскочил с дивана и подбежал к хозяйке. Стал тереться о ноги, мурлыкать, смотреть ей в глаза.
— Не поможет, — отрезала баба Дуся, хотя голос её дрогнул. — Сама вчера семгу не ела, тебя пожалела, а ты... Предатель!
Кот усилил мурлыканье до уровня работающего трактора.
— Хорошо, — сдалась баба Дуся. — Диета — завтра. А сегодня... сегодня я так рада, что ты нашелся, паразит ты мой любимый!
Она наклонилась и почесала Маркиза за ухом. Тот прикрыл глаза от удовольствия, но где-то в их глубине баба Дуся заметила хитрый блеск. Ей показалось, или кот только что ей подмигнул?
— И кто кого воспитывает, а, Маркиз? — вздохнула баба Дуся, направляясь к холодильнику. — Кто кого?"
Вечером, когда баба Дуся смотрела свой сериал, где Людочка как раз узнала, что у Матвея есть внебрачный ребёнок от домработницы, а Маркиз, сытый и довольный после второй порции лосося, дремал, свернувшись идеальным калачиком на диване, в дверь позвонили так настойчиво, что подпрыгнули оба.
На пороге стоял Виктор Степанович, но не тот чопорный зануда с газетой, а взъерошенный, красный, как свёкла, мужчина с пятном от чая на рубашке.
— Евдокия Петровна! — выпалил он, задыхаясь. — Ваш кот... он там... на моём балконе!
— Виктор Степаныч, вы бы валерьянки выпили, — спокойно ответила баба Дуся, поворачиваясь к дивану. — Маркиз же спит...
Но диван был девственно пуст. Только вмятина на подушке напоминала о недавнем присутствии пушистого тела.
— Быть того не может, — пробормотала баба Дуся, хлопая глазами.
— Может-может! — Виктор Степанович яростно тряс головой. — Сидит на перилах моего балкона, распевает свои арии и... и... И ЕСТ МОЮ КОЛБАСУ! Я только что выставил вяленую на проветривание!
Баба Дуся прикрыла ладонью рот, скрывая непрошеную улыбку.
— Верните назад своего пушистого террориста! — потребовал сосед, брызгая слюной. — И колбасу мою пусть вернёт! Это "Брауншвейгская", между прочим, по спецрецепту!
— Иду-иду, — вздохнула баба Дуся, натягивая тапки на босу ногу. — А вы говорили, что не понимаете высокого искусства. А вот Маркиз ваш вкус оценил... к колбасе.
Спускаясь по лестнице следом за разгневанным соседом, она улыбнулась: "А ведь занавески-то он больше не трогает с тех пор, как я ему пригрозила диетой. Дрессирует он меня, что ли? Или... воспитывает?"
А в голове, назло всему, крутилась весёлая мысль: "Интересно, вкусная у Степаныча колбаска? Надо бы зайти на чай... с проверкой качества".
Свидетельство о публикации №225030200449