Волчья шкура

Я смотрел на них… Навсегда запомню их взгляды — удивленные, непонимающие, и самое страшное — сочувствующие. Они знали… Знали с самого начала, но ни словом, ни жестом себя не выдали. Чего они от меня хотели? Наблюдали, выжидали… Это длилось секунду, а казалось, время заморозило меня, поставило перед ними, сделало слабым и ничтожным. И мне пришлось разбить лед, заставить стрелки часов снова двигаться, как тени на опушке леса. Один миг, и мир снова стал, каким и был — враждебным, холодным, ненавистным. Один миг, и я обратился в прыжке, успев заметить, как меняется выражение их глаз. Поздно. Они сильны, храбры, и мы сражались вместе, но у меня была секунда форы. За свое сочувствие они поплатились все, четверо соратников, которые делили со мной бремя силы. Они забылись. Они решили, что у нас можно быть слабым, и что эту слабость можно принять. Они увидели мою, и я им этого не простил.

Они умирали достойно, успев изранить меня. Сил носить шкуру больше не было, и я снова стал человеком. Так даже лучше. У меня осталось только одно дело, и его я хотел закончить, не обращаясь в чудовище. Раньше я бы и не подумал так о себе — чудовище. Но теперь все изменилось, и я остался один.

Лея лежала совсем рядом, белая, застывшая, прекрасная. Я взял ее тело на руки и поразился, какой она была холодной. Еще утром она была веселой, постоянно смеющейся, убегающей от младшего брата, который обожал с ней играть. Она никогда не была холодной, она согревала своей улыбкой, своим взглядом, своими простыми деревенскими песнями. Сколько я провел времени, слушая, как она поет? Часы? Дни? Недели? Никогда я не поражался переменам, которые несет смерть. Это было так естественно — видеть, как кто-то истекает кровью или падает, пораженный стрелой. Я никогда не думал о мертвых, какими они были раньше. Лея — это другое.

Я знал, что теперь нужно сделать. Я понесу ее на руках в глубину леса, там, где иногда прятался от своих, когда тяжесть шкуры тяготила меня. Там есть ручей, на берегу которого растут мелкие желтые цветы. Я оставлю Лею там — куда никто не смел приходить беспокоить меня. Потом я обращусь, и буду выть на луну, сколько хватит сил и времени. А потом, когда боль уйдет, я навсегда скроюсь в лесу. Я больше не покину волчью шкуру, пока она сама не истончится и не пропадет. Но пока туда нужно дойти.

Когда-то нас было семеро. Мы все заключили сделку. Нас очень трудно убить, и мы не подчиняемся никому, кроме Мастера. Он нашел меня однажды, сопливого юнца, умирающего на обочине дороги. Моя семья бежала из горящей деревни, на которую напали чернокнижники, мы скитались несколько недель, а потом подхватили хворь, которая выкосила всех, как острый серп. Мастер подобрал меня и спросил, на что я готов, чтобы выжить.

— На все, — прохрипел я тогда.

— Даже на убийство? — спрашивал он снова и снова. — Даже на подлость? Даже на предательство? Даже на жестокость? Даже на одиночество?

— На все! — отвечал я, а он спрашивал снова и снова.

— Что тебе мешает выжить? Что ты готов отдать? — спросил Мастер.

— Слабость! Я слишком слаб. Не умею сражаться. У меня все болит. Ненавижу слабость! Забери ее от меня!

Он засмеялся и сказал, что давно искал такого, как я. А потом я впал в забытье, а когда очнулся, то уже носил волчью шкуру. Мастер учил меня, наставлял, готовил к войне. Потом появились остальные, которых мы выбирали вместе. Коготь, Клык, Одноухий, Толстяк, Рыжий и Тень — никаких человеческих имен, никаких воспоминаний, никаких призраков прошлой жизни. Меня они звали Вороном, из-за птицы, которую Мастер посылал, когда ему нужно было увидеть меня. С остальными он не общался.

— Не позволяй им быть слабыми, — постоянно повторял он мне. — Ты их командир, будь начеку. Вы будете непобедимы, если не поддадитесь всяким глупостям внутри вас. То, что снаружи, вас убить не сможет.

Я слушался его и подчинялся. Мы сражались там, где Мастер нам говорил. Мы убивали солдат короля, магов-чернокнижников, деревенских жителей, разбойников, забредших в наши леса степных варваров. Нас было семеро, и этого было достаточно, чтобы разгромить любой отряд. Ни пули, ни стрелы, ни мечи нас не брали, заклинания не причиняли особого вреда. Волчья шкура была совершенной защитой.

А потом Мастер пропал. Мы бродили по лесу без дела, обращаясь, чтобы уйти на охоту и вспомнить вкус крови. Именно тогда погиб Рыжий. В пылу погони за оленем он выскочил на лед замерзшего озера. Олень остановился посредине и начал изо всех сил бить копытом по льду. Трещины окружили его, а потом он провалился в ледяную воду, и Рыжий вместе с ним. Их затащило под лед, мы были на берегу и ничего не смогли сделать. И тогда я подумал, что Мастер нам соврал: мы были сильны, выносливы, но не бессмертны. Я думаю, что и остальные это поняли. Без дела у них было слишком много времени на раздумья, они становились уязвимыми.

Я начал гонять их по заданиям, которые выдумывал сам. Иногда мы нападали на деревни, бесцельно вырезая всех жителей. Иногда подкарауливали на дороге вереницу обозов, едущих на ярмарку, и ограничивались только тем, что пугали всех и заставляли сбегать, бросив лошадей и товары.

Через несколько месяцев прилетел ворон — облезлый, тощий, больной. Он принес мне письмо от Мастера. Он слишком зарвался, и несколько волшебников объединились, чтобы сражаться с ним. Мастер вынужден был сбежать и спрятаться. Он приказал нам ждать и открыл одну тайну: волчья шкура требовала жертв. Обратив нас, он принес обет древнему духу, и тот встал на нашу сторону. Но одной жертвы было мало, обряд требовалось совершать каждый год в определенный срок. И жертву выбирал сам дух, Мастер рассказал, как узнать ее. В указанном месте на дороге следовало ждать того, кто пройдет первым после полуночи, а потом убить его в течение суток. Если этого не сделать, дух отвернется от нас, и мы снова станем обычными людьми. Еще Мастер поведал, чего ждет от нас, пока мы ждем его возвращения. Наконец-то! У меня был план действий, у меня была надежда, что жизнь продолжится, и я поделился всем, что узнал, с командой, которая была подавлена после гибели Рыжего.

Первый обряд мы провели через неделю, потому что подходил срок. Старый нищий забрел на заброшенную дорогу, он был легкой жертвой. Это заняло нас, развеяло странную тоску. В тот же день мы отправились в дальний путь — по одному из заданий Мастера. Нам требовалось напомнить о себе и забрать одну ценную книгу, которая нужна была для победы над другими колдунами. Чтобы взять книгу, одному из нас пришлось обращаться в человека. Это был Тень, он зашел в библиотеку, пока вокруг все визжали от ужаса, и вышел с книгой в сумке, которую он повесил на шею, прежде чем снова стать волком.

Тень был первым, кого Мастер обратил после меня. По негласному правилу, его считали вторым командиром, а я всегда доверял ему. Но после этой вылазки с книгой Тень стал пропадать, уходить надолго в лес в одиночестве, перестал с нами разговаривать, а однажды сказал, что ему становится тошно убивать простых жителей. Поменялся его взгляд, его глаза иногда были словно затуманены, он не слышал, когда я его звал. Я решил узнать, что происходит, и выследил его. Я застал его на маленькой поляне, залитой солнечным светом, играющим с щенком. Это был толстый откормленный щенок, явно не волчонок из леса. Я все понял. Вместе с книгой он притащил его в той самой сумке. Мастер предупреждал меня о слабости, которая идет изнутри. Щенок, увидев меня, подбежал, завилял хвостом. Я видел ужас в глазах Тени. Он не успел ничего сказать, я просто обрушил сапог с железными набойками на голову звереныша, а потом посмотрел на Тень. Я ожидал, что он нападет, но он взвился, обращаясь в волка, а потом скрылся в лесу. Недаром его звали Тенью — в деле маскировки ему не было равных. Больше я его не видел.
Пропажу остальным я объяснять не стал, хотя и видел вопрос в их глазах. А они наверняка кое-что прочли в моем взгляде, потому что никто про Тень даже не заикнулся. Но все же нас это подкосило. Мы больше не были единой силой, единым ураганом, который сметает безжалостно все на пути. Мы стали, как старая телега, которая все еще едет, но уже безбожно расшатана. А Мастер все не возвращался, и я ничего не мог поделать. Нас стало пятеро, но иногда мне казалось, что я остался совсем один.

Из-за недоверия и странной молчаливости моих товарищей мне стало тягостно с ними оставаться, и я вдруг почувствовал странную тягу к другим людям. Я начал ходить в одну из деревень неподалеку. Конечно, я не заходил на улицы и не говорил с людьми, я просто смотрел, как они живут. И там я увидел Лею. Они жили с братом и родителями в крайнем доме, поэтому мне легко было наблюдать, как она ходит за водой на реку, как загоняет гусей, как развешивает во дворе выстиранное белье. Я не знаю, почему эта самая обычная крестьянка так заинтересовала меня. Когда я смотрел на нее, мне становилось спокойно.

Все менялось, когда мы снимались с места и уходили на долгую охоту, выполняя одно за другим поручение Мастера. Я не вспоминал про деревню, захваченный дорогой, сражениями, я упивался страхом людей, которые попадались на нашем пути. И только по возвращению в нашу берлогу в лесу на меня снова нападала тоска, и я шел к деревне посмотреть, как живет Лея.

Меж тем приближался день очередной жертвы. Почти год мы прожили впятером, и как будто стали забывать о Рыжем и Тени. Накануне нужного дня мы собрались все вместе, спрятались за кустами вдоль старой дороги и принялись выжидать. Когда минула полночь, я дал знак стае: очень важно было точно увидеть, кто пройдет первым мимо старого сухого дерева. Мастер четко дал понять, что если путников будет двое или трое, первым убить нужно будет именно жертву, того, кто перейдет невидимую черту, иначе дух возмутится и бросит нас.

Бессонная ночь прошла в тишине, никто так и не явился на дорогу. В этом не было ничего удивительного, это был заброшенный путь, поэтому жертву, возможно, придется ждать часами. “Дух обязательно приведет того, кого нужно”, — уверял в своем письме Мастер. — “Он сделает это до исхода дня”. Но мы все равно были встревожены. Вдруг мы услышали крик, и кто-то побежал в нашу сторону. Через пару мгновений на дороге появилась Лея.

Я выскочил к ней, пораженный, в человеческом обличье. Никогда я с ней не говорил, да и не собирался, а тут пришлось начать разговор почти с крика:

— Как ты оказалась тут? Зачем пришла?

Мне почему-то казалось, что она может объяснить, успокоить то, что происходило в моей душе.

— Там мертвый человек! Наверное, бродяга! Мы шли за ним, а потом выскочил огромный волк и убил его!

— Перед тобой шел человек? Зачем ты тут? — я не знал, что еще говорить.
Она была испугана, слова давались ей с трудом:

— Один добрый господин… Мой отец… Он пришел к отцу и спросил, не могу ли я помочь его жене… У них родился малыш… Денег дал… Мы пошли в его дом, а потом вдруг этот господин пропал, как только мы увидели бродягу… А тут волк…

— То есть бродяга шел перед тобой? Вы слышали? Бродяга шел перед ней!

Я не понимал, кому и зачем говорю это. Бродяга не дошел до сухого дерева. А она дошла. Почему я так хотел убедить всех, что это не она? И тут я понял, что поддаюсь. Я готов променять шкуру, а значит, силу и бессмертие, на кого? На грязную крестьянку? Я боялся посмотреть на остальных. Я показал свою слабость. И тогда я понял, что мне нужно делать.

Я даже не стал обращаться в волка. За поясом у меня был кинжал, а Лея была так близко. Когда она упала, глядя остекленевшим взглядом в небо, я ощутил, что все это напрасно. Она не была избранной жертвой. Жертву кто-то отвел, не дал дойти до священного дерева, убил. Что ж, мне показалось, что я видел, как промелькнула в зарослях волчья тень. Тот, кто убедился, что его план сработал, снова уходил в глубину леса, чтобы больше не появиться.

И тогда я посмотрел на них. Как давно они знали про Лею? Кто именно первым заметил, как я ходил в деревню и смотрел на нее? Как быстро об этом узнал каждый из моего отряда. Я уже не узнаю, потому что спросить больше не у кого.

Когда я взял Лею на руки, то понял, что есть вещи посильнее, чем волчья шкура. Я просил Мастера избавить меня от слабости, и он думал, что делает меня сильнее. На самом деле он сделал меня слабым, бесконечно слабым. Я просто скользнул под лед, и уже никакая сила не сможет вытащить меня на поверхность, а мне уже нечем дышать.

Совсем скоро покажется берег ручья и желтые цветы на нем. И над лесом раздастся волчий вой.