049. Основоположник славянофильства А. С. Хомяков

Личность основоположника славянофильства А.С. Хомякова (1804-1860 гг.)при ближайшем с ней знакомстве вызывает неподдельное восхищение, и потому хочется о нем рассказать. Хомяков был блестящим мыслителем и оратором, он владел 21 языками, перевел "Германия" Тацита с латыни. Именно он в 1839 году написал программную статью славянофилов-любомудров «О старом и новом», которая произвела настоящий фурор после выхода, широко обсуждалась в кругах интеллигенции и распространялась в рукописях. В ней Хомяков развивал идеи о коренном различии России и Европы, и далеко не в пользу последней. Он изложил свои идеи об историческом предназначении России, ее особом пути развития: «Всемирное развитие истории, требует от нашей Святой Руси, чтобы она выразила те всесторонние начала, из которых она выросла… История призывает Россию стать впереди всемирного просвещения..". Эта статья стала манифестом всех патриотов и славянофилов и положила начало деятельности их "Нового общества".

Алеша Хомяков родился в дворянской семье, получил хорошее домашнее образование, в результате чего уже в 17 лет сдал экзамен на степень кандидата математических наук в Москве. В это же время он стал пробовать себя в качестве поэта и переводчика. В 18 лет Алексей поступил на военную службу, а в 1825 году, не дожидаясь мятежа декабристов и не одобряя его, вышел в отставку и уехал во Францию. Там он занимался живописью, поэзией,  изучением немецкой философии и драматургии. К этому периоду относится написание им исторической драмы «Ермак».

В 1828 году, когда грянула очередная русско-турецкая война, Хомяков отправился в действующую армию. Спустя год война закончилась победой России и Адрианопольским мирным договором, а Алексей получил чин штаб-ротмистра и вернулся в свое имение. Теперь он решил полностью посвятить себя литературному творчеству и хозяйству. Поэту было 24 года, он был не женат, и, что всего удивительнее, сохранял свою чистоту и невинность. Алексей глубоко уважал свою мать, которая имела строгие нравственные устои. На пороге взросления она взяла клятву у своих сыновей, что они до брака не вступят в связь ни с одною женщиною. Она считала, что мужчина, вопреки общепринятым понятиям о его относительной свободе, до брака должен также строго блюсти свою чистоту, как и девушка. Сыновья были согласны с убеждениями матери, клятву эту ей дали и с честью ее держали.

Свою избранницу Алексей выбирал с тщанием, она должна была не только привлекать его, но и разделять его духовные устремления. Вот почему, встретив известную покорительницу мужских сердец, обворожительную Александру Россет, Хомяков не ответил на ее заигрывания, заметив в ней чуждый ему духовный настрой. А ведь это была признанная красавица, в нее влюблялись все без исключения. Ей восхищались А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, Н. В. Гоголь, М. Ю. Лермонтов. Однако Алексей Хомяков не поддался чарам известной прелестницы, а написал о ней стихи под названием "Иностранке". 
"Но ей чужда моя Россия,
Отчизны дикая краса,
И ей милей страны другие,
Другие лучше небеса,
Пою ей песнь родного края -
Она не внемлет, не глядит;
При ней скажу я: «Русь святая», -
И сердце в ней не задрожит.
И тщетно луч живого света
Из черных падает очей:
Ей гордая душа поэта
Не посвятит любви своей.
Прочитав их, А. О. Россет жестоко оскорбилась. А он до 32 лет жил со свободным сердцем, пока, наконец, не встретил свою истинную избранницу.

В 1836 году он познакомился с сестрой поэта Н. М. Языкова, Екатериной. Это была замечательная девушка. Известный ученик Серафима Саровского Н. Мотовилов восхищался ей и говорил о ней преподобному Серафиму: «Она хоть и не красавица в полном смысле этого слова, но очень миловидна. Но более всего меня в ней прельщает что-то благодатное, божественное, что просвечивается в лице её». Мотовилов тогда же сделал ей предложение, но получил отказ.

Однако, когда предложение руки и сердца сделал Екатерине Алексей Хомяков, то отказа он не получил, и 5 июля 1836 года они обвенчались. Для Алексея семья была «святая святых», где черпал он вдохновение и силу и куда никого со стороны не допускал. И счастье в этом союзе было полное, какое только доступно человеку на земле.
 
Вскоре у молодой четы родились один за другим сыновья Степан и Федор, но оба умерли в 1838 году. Впоследствии в семье Хомяковых родилось еще семеро детей: пять дочерей и два сына. Екатерина Михайловна была не только музой, но и личным секретарем Алексея Степановича. Хомяков находил в ее близости вдохновение и не только посвящал любимой стихи, но именно после женитьбы начал кропотливую работу над своими блестящими историко-философскими и славянофильскими изысканиями.

Поначалу Хомяков считал себя поэтом, но позднее изменил свое мнение, сравнивая себя с Ф. И. Тютчевым, которого он называл «насквозь поэтом». Хомяков решил, что он все-таки прозаик, хотя многие читатели не соглашались с мнением поэта; он часто писал чудные стихи.

Хомяков чувствовал, что его предназначение было иным, но пока еще искал свой путь, и ограничивался тем, что высказывал возникавшие мысли в спорах. По свидетельству современников, слышавших его, сила его слова было поразительна: спорить с ним было очень трудно, почти невозможно, своим противникам он легко и талантливо доказывал несостоятельность их доводов и приводил их к истине. И когда, увлекшись, он начинал излагать свои любимые мысли, особенно говорить о вере и о призвании России, то слова его начинали звучать, как вдохновенное пророчество.

Работу над фундаментальным трудом "Записки по всемирной истории" Хомяков начал в период 1838-1839 гг. и продолжал до самой смерти. Как-то раз Гоголь застал его за писанием и, заглянув в тетрадь, увидал в ней имя Семирамиды; он сказал кому-то, что Хомяков пишет Семирамиду. Так это название и осталось за этой работой, и впоследствии сам Хомяков иначе её и не называл. Этот обширный труд, представляющий подробную схему всемирной истории, заключает в себе бесчисленное множество новых и светлых мыслей. Он заключает в себя основные положения славянофильства.

Основная идея заключалась в том, что Россия имеет особое историческое предназначение. В нем нет ничего схожего с западным, более того, западное – России чуждо, поскольку она взросла на высшем – духовном – принципе. По мнению Хомякова, чтобы возродить действительную Россию, следовало отказаться от навязанного западного мышления – слишком узкого, чтобы быть достойным русского человека. Апеллируя к векам русской истории, Алексей Степанович активно защищал крестьянскую общину, которую он ясно представлял себе в качестве отправной точки развития гражданского мира.

Он видел историю в постоянной многовековой борьбе двух духовных начал, каждое из которых олицетворяло антагонистические составляющие жизни: «иранское» начало было символом духовности, а «кушитское» — «преобладанием вещественной необходимости». Он отмечал, что русский народ вплоть до XIX века сохранил иранский культурный и религиозный типы, а Европа - пришла к кушитскому. Идеалом для Хомякова стала древнерусская соборность, которая, как он считал, обязательно должна быть воскрешена. Он считал, что единственная форма правления, которая приемлема для России – самодержавие, согласованное с народным представительством и широкой гласностью. Политические строи Запада Хомяков яростно отвергал, называя их продуктами «ложного развития». Вместе с тем он выступал за реформирование России и видел основой нового государства не право, как на Западе, а чистую русскую нравственность.

Он активно сотрудничал с разными периодическими изданиями – среди них «Москвитянин», «Московский сборник» и «Русская беседа». За двадцать лет с 1840 по 1860 год он в сущности написал много и успел, в большей или меньшей степени, высказаться по всем занимавшим его вопросам; но, считая свои статьи случайным выражением мыслей, он никогда не думал о приведении их в какую бы то ни было систему. Однако «Записки» свои он вел, придерживаясь строгого, наперед обдуманного плана, и только одно это его произведение и носит характер сочинения систематического, тогда как отдельные статьи являются как бы эпизодами его умственной деятельности.

Вместе с тем Хомяков с возмущением относился к коленопреклоненному отношению России к Европе. В его голове не укладывалось, как великий народ, хранитель святого православия может с обожанием взирать на разлагающийся Запад. И, конечно, он видел в этом причину оскорбительных в адрес русских заявлений в Европе – в том, что русский народ сам словно признавал свою отсталость. Он неизменно подчеркивал, что односторонний и ограниченный рационализм, всегда господствовавший на Западе, неизменно погубит эти державы.

Хомяков был глубоко религиозен. Ю. Самарин оказался свидетелем необычного ночного поведения Хомякова: «Раз я жил у него в Ивановском. К нему съехалось несколько человек гостей, так что все комнаты были заняты и он перенес мою постель к себе. После ужина, после долгих разговоров, оживленных его неистощимою веселостью, мы улеглись, погасили свечи, и я заснул. Далеко за полночь я проснулся от какого-то говора в комнате. Утренняя заря едва-едва освещала ее. Не шевелясь и не подавая голоса, я начал всматриваться и вслушиваться. Он стоял на коленях перед походной своей иконой, руки были сложены крестом на подушке стула, голова покоилась на руках. До слуха моего доходили сдержанные рыдания. Это продолжалось до утра. Разумеется, я притворился спящим. На другой день он вышел к нам веселый, бодрый, с обычным добродушным своим смехом. От человека, всюду его сопровождавшего, я слышал, что это повторялось почти каждую ночь...»

Жена Хомякова Екатерина Михайловна умерла после непродолжительной болезни 26 января (7 февраля) 1852 года, оставив семерых детей. Её смерть потрясла домочадцев и всех окружающих. В 1860 году А. Хомяков занимался лечением крестьян от эпидемии холеры, заразился и очень быстро болезнь его сломила.

Скончался Алексей Степанович 23 сентября (5 октября) 1860 года в своем родовом селе Спешнево-Ивановском, после чего его прах был перевезен в Москву и погребен на кладбище Свято-Данилова монастыря. В 1931 году прах Хомякова перенесли на Новодевичье кладбище. И, по некоторым данным, когда тело Алексея Степановича эксгумировали, оно оказалось нетленным. На основании этого некоторые исследователи жизни и творчества великого русского философа говорили о необходимости его канонизации. Однако, как известно, Церковь не считает это обстоятельство непрекословным основанием для канонизации.

***
Славянофилы видели свой особый ход русской истории. Развитие России они определяли постулатами: самодержавие, народность, православие. Они не отрицали царскую власть, но жёстко критиковали крепостничество. Считали, что истинно русский человек должен быть православным. Православие освящает устои жизни, помогает не теряться в тяжёлых жизненных ситуациях. Церковь помогала русскому народу в борьбе с завоевателями, будь то Куликовская битва, изгнание поляков из Москвы или Отечественная война 1812 года.

Западники же, ярким представителем которых был Чаадаев, критиковали славянофилов за русскую «отсталость». Никакого особого пути у России нет, считали они, русские люди должны перенимать всё лучшее с Запада. Не только манеры, одежду — культуру во всём её многообразии, но и мысли. Боготворили Петра I за реформы, повернувшие Россию лицом к Европе, хотя признавали, что царские нововведения внедрялись в стране деспотично, народной крови пролилось немало. Интересно то, что как ранние, так и поздние славянофилы были прекрасно знакомы с учениями западных философов, получили свое образование в берлинском университете и начинали именно как гегельянцы и "западники". Однако со временем поняли неприменимость этого мировоззрения для России, стали искать новые пути и закономерно пришли к идеям славянофильства. По-видимому, прозападнические идеи уже в то время были очень сильны в русском обществе, так как Чаадаев сильно удивился, встретив противодействие славянофилов, и с негодованием писал: «...у нас совершается настоящий поворот к национальной мысли, страстная реакция против просвещения, против идей Запада». С негодованием писал о статье Чаадаева митрополит Серафим:
«Все, что для нас, россиян, есть Священного, поругано, уничижено, оклеветано с невероятною предерзостию и с жестоким оскорблением как для народной чести нашей, так для правительства…. Суждения о России, помещенные в сей негодной статье, столько оскорбительны для чувства, столько ложны, безрассудны и преступны сами по себе, что я не могу принудить себя даже к тому, чтобы хотя бы одно из них выписать здесь для примера». Сумасшедшим «Письмо» признал и московский митрополит Филарет. Чаадаев обрушивался на движение славянофилов: «Но вот является новая школа. Больше не нужно Запада, надо разрушить создание Петра Великого, надо снова уйти в пустыню. Забыв о том, что сделал для нас Запад, не зная благодарности к великому человеку, который нас цивилизовал, и к Европе, которая нас обучила, они отвергают и Европу, и великого человека, и в пылу увлечения этот новоиспеченный патриотизм уже спешит провозгласить нас любимыми детьми Востока. Какая нам нужда, говорят они, искать просвещения у народов Запада? Разве у нас самих не было всех зачатков социального строя неизмеримо лучшего, нежели европейский? Почему не выждали действия времени? Представленные самим себе, нашему светлому уму, плодотворному началу, скрытому в недрах нашей мощной природы, и особенно нашей святой вере, мы скоро опередили бы все эти народы, преданные заблуждению и лжи»; на Западе нам нечему завидовать – «удалимся на этот Восток ...Старый Восток сходит со сцены: не мы ли его естественные наследники?»Славянофилы действительно считали Россию частью Востока, говорили о христианском Востоке как об источнике истины и ориентире для будущего, они отмечали специфику России, в которой видели – «зачатки социального строя», "святую веру», и превосходство над заблуждающимся, предавшимся «лжи» Западом. Хомяков говорил о том, что Западу свойственна ассоциативность, то есть принуждение большинством меньшинства, в то время как славянам всегда была присуща соборность, что значит добровольное, сердечное согласие между людьми, выработанное в результате свободного обмена мнениями. Корни Запада лежат в римской государственности и католицизме, а корни России- в греческо-эллинской традиции и православии.