Аннели

        Маменька, Ольга Апполинариевна и папенька, Николай Павлович, очень любили свою десятилетнюю дочь. Анна была красивой, способной к наукам,  музыке и иностранным языкам девочкой. Ее старшая  на два года сестра Лиза и младший, шестилетний  брат Кирилл, были  непослушными, резвыми и, в некоторой степени ленивцами в учебе, за что папенька часто их журил и наказывал по всей строгости, лишая за провинности сладостей на целую неделю. Анна же много читала,  очень любила музицировать с маменькой и, даже, маменька наняла для нее учительницу пения, с которой Анна разучивала романсы и хорошо исполняла «Сияла ночь» на стихи А.Фета,   «Дитя и роза» Михаила Кузьмина,  «Я ехала домой» Марии Пуаре. 

 
        Маменька еще с пяти лет учила Анну игре на фортепьяно и ей очень это нравилось. Гувернантка мадам Флоранс учила ее французскому языку с раннего детства. Она была одинокой и пожилой женщиной, уехавшей в Россию после смерти сына, который погиб и был похоронен недалеко от Москвы. Мать не могла похоронить сына на родине и потому приехала к нему сама. Анна любила мадам Флоранс и мадам от всей души отдавала себя девочке. Это она настояла, не изменять имя Анны на ласкательные Аннушка, Анюта или еще как-то, утверждая, что ее святое, полное при произношении имя, создаст ей  замечательное  будущее.


       Анна, иногда, ездила с маменькой и старшей сестрой Лизой к тетушке, княгине Марии, папенькиной сестре в гости на чай. Княгиня была очень приветливой и всегда была рада их приезду. Она рассказывала девочкам, как она училась в Смольном институте благородных девиц, тогда, когда Петроград еще назывался Санкт- Петербургом, потом  Петербургом, а после Первой мировой войны с Германией, царь приказал немецкое «…бург» убрать и заменить на русское «…град».  Потом они пили чай с пирожными, пахучим липовым медом и тульскими пряниками с повидлом…


       В тот октябрьский вечер двадцать пятого числа, они ехали в своем экипаже домой. Уже стемнело. Оставалось проехать еще два квартала, когда послышались крики, шум, выстрелы. По улице шли строем вооруженные солдаты и матросы, рабочие с кумачовыми знаменами. С противоположной стороны наступал офицерский полк, преграждая путь морякам и солдатам. Потом все смешалось на площади, стрельба усилилась.


       Кучер свернул экипаж с улицы в проулок и остановился. Девочки прижались к матери. Они уже понимали, что отречение  царя Николая второго от престола в марте этого года, привело к власти Временное правительство, министром которого,  был и папенька. Сколько времени они просидели в экипаже, Анна не помнила, только было очень холодно, а на улице и площади все еще стреляли и кричали, где-то послышались взрывы.


       Анна не помнит, как она оказалась дома. У нее от переживаний поднялась температура, ее лихорадило. Она помнит, что пришел папенька со своим другом из Военного ведомства,  генералом Владиславом  Андреевичем Ольховским и его сыном-кадетом, четырнадцатилетним Ильюшей. В доме царила суета. Прислуга паковала чемоданы, какие-то коробки. Отец пытался кому-то дозвониться, но коммутатор был захвачен и не работал. К дому подъехал грузовик и автомобиль. На него погрузили вещи. А маменька, Анна, сестра, брат Кирилл и Ильюша  сели в автомобиль. Отец расцеловался с Владиславом Андреевичем, заверил, что будет беречь его сына Ильюшу, как своих родных детей, и они уехали.


       Они  собирались добраться  до Варшавы, а там сесть на поезд и направиться  в Париж, где у мамы жила ее тетя, княгиня Александра  Поклонская. Вернуться в Россию в ближайшие годы было маловероятно. Еще не отъехали и тридцати верст от Петрограда  их  остановили вооруженные люди. Забрали грузовик, выбросив их вещи на обочину дороги, тоже случилось и с автомобилем. Анна все очень плохо помнила из-за своей болезни. Ее отец пытался  остановить этих людей, но кто-то крикнул, что он буржуй из правительства и его подхватили под руки, отойдя несколько десятков метров,  расстреляли у старого клена.  У  них ничего не осталось, потому что они не могли забрать свои вещи и найти хотя бы  подводу.  Добрались, как получилось, до Финляндии, оттуда отправились в Варшаву.


       Наконец Париж! Вот и дом маминой тети Александры. Он большой и красивый, ухоженный сад, в котором садовник обрезал отцветшие розовые соцветия. К ним навстречу вышла горничная, мама сказала ей, чтобы доложили госпоже об их приезде. Горничная поклонилась и сообщила, что госпожа с мужем выехали в Ниццу на отдых на несколько месяцев и она не оставляла распоряжений касательно родственников из России,  хотя Ольга Апполинариевна, уведомила ее письмом, когда они  были еще в Варшаве.

 
        Ехать в Ниццу не было ни смысла, ни возможности. Девятьсот шестьдесят километров расстояние для них было непреодолимое! Заканчивались средства.  Ольга Апполинариевна, продала почти все драгоценности, которые она сохранила, уезжая из Петрограда. Горничная выразила родственникам госпожи сожаление и  ушла в дом.


         На остатки средств, Ольга Апполинариевна с детьми сняла небольшую комнату в третьеразрядной гостинице. Но, нужно было пройти регистрацию в полиции, чтобы иметь возможность проживать в городе. Нужно было найти хоть какую-то работу, чтобы кормить детей. Больше всего проблем доставляли Лиза и Илья. Они капризничали,  требовали и хорошего жилья и хорошей еды.


         Ольга Аполлинариевна уходила каждое утро в отдел по трудоустройству, но ничего подходящего не находила. Однажды у модного шляпного магазина она встретила свою знакомую,  графиню Н.  Ольга обрадовалась, и чуть ли не бросилась заключить ее в объятия, когда та выходила из магазина в сопровождении еще какой-то дамы. Графиня Н. выставила ладонь, ограничивая приближение  к себе давней подруги, и с брезгливостью осмотрела ее дорожный наряд не первой свежести:

        - О! Ольга Апполинариевна!  Крамская! Не надеялась увидеть вас в Париже в подобном виде! Ведь в Петрограде вы были такой модницей!


         Женщина попыталась объяснить свою ситуацию, но графиня Н., криво улыбнулась и сказала, что ей это вовсе не интересно и благотворительностью она не занимается.


         Но,  вскоре Ольга Апполинариевна нашла подработку. Она стала работать тапером в частном синематографе. Ёё приняли сразу, как только она  подобрала музыку к  драме  «Собор Парижской Богоматери». Это помогло семье снять небольшую квартиру и  более-менее сносно  питаться.


          Конечно, продолжить образование дети не могли, хотя превосходно владели французским языком, но платить за обучение мать не имела возможности. Однажды, после окончания третьего по счету сеанса, когда Ольга Апполинариевна уже собиралась домой, к ней подошел  мужчина, лет пятидесяти, одетый в модного покроя костюм, в шляпе, с изысканного фасона тростью:

        - Мадам! – обратился он к ней.
        – Прошу извинить меня, за дерзость, обратится к вам с просьбой! – сказал мужчина.
          – Вы так профессионально исполняете произведения на этом "убитом" фортепьяно, что я удивляюсь, как вам это удается? Разрешите представиться -  Огюст  Сорель, коммерсант. Разрешите  узнать ваше имя, мадам! Я не сторонник знакомств в подобных заведениях, однако, я прихожу сюда, как только у меня появляется свободное от работы время…

          - Ольга Апполинариевна Крамская! – представилась женщина.
          - Вы, русская? – удился мужчина.
          - Что вас так удивило во мне? Почему бы мне не быть русской? Или русские, здесь в Париже, удивительная редкость?- возразила женщина.


          Этот диалог состоялся пять лет назад. За этот сложный тысяча девятьсот восемнадцатый год произошло много изменений в жизни семьи Крамских.  Ольга Апполинариевна стала женой Огюста Сореля и уже не работала тапером в синема. Огюст помог с обучением детей Ольги -  Лиза и Анна были отправлены в пансион  Вернёй-сюр-Авр для девочек, а Кирилл и Илья в Сен-Сирскую военную школу сухопутных войск. Огюст был настолько очарован русской княгиней, что принял и ее детей.


       Шел  тысяча девятьсот двадцать пятый год.  Елизавета окончила пансион еще два года назад и вышла замуж за Ильюшу Ольховского, который стал уже офицером французской армии.  Кирилл был еще курсантом и маменьким любимцем. Баловал его и  отчим Огюст. Анна, уже Аннель Крамская, мечтала о сцене. Ее прекрасное, глубокое, бархатное контральто, вызывало восхищение всех, кто мог услышать ее пение. Ей пророчили большое будущее. Она была прекрасна и внешне, умна и образована. Многие молодые кавалеры из знатных и зажиточных семей присматривали ее в жены,  но Аннели мечтала о сцене!


       У Лизы уже подрастали близнецы-сыновья, а  Аннели была верна сцене. В ее душе жила только эта любовь, все остальное ее не волновало. Перед ней открыли свои двери самые престижные  театры и концертные залы всего мира. Ее гримерки  после каждого концерта утопали в цветах и подарках от многочисленных поклонников, только сердце Аннели молчало.


       Это случилось  в Берлине в 1935, апрель, весна… Она давала концерт в день рождения нового канцлера Германии Адольфа Гитлера. Празднество  было шикарное! Весь город был увешен красно-коричневыми знаменами со свастикой в белом круге. Маршировали военные, толпы немцев, выбрасывали руку вперед, приветствуя своего вождя, громкими возгласами «Зиг Хайль!», гремели марши, толпа взрывалась аплодисментами и  возгласами радости, слушая выступление своего фюрера.


        Вечером Аннели пела для  виновника торжества  и избранного круга приближенных к нему военных и гражданских лиц. Она стояла на сцене, пела. На нее смотрело около сотни  мужских лиц и, вдруг она увидела эти глаза. Они прожигали каждую часть ее тела, на которой останавливался взгляд этих глаз, серых,  холодных, но,  не смотря на это,  они воспламеняли всю ее, заставляя дрожать, как от холода, как тогда двадцать пятого октября семнадцатого года в карете с маменькой и Лизой. Она чуть не забыла текст. Аннели пела на семи иностранных языках, которыми владела в совершенстве. Но, этот взгляд, эти глаза…


        Аннели и ее импресарио  Анри Дидье  уже собирались выехать  из здания, потому что через три часа их ожидал самолет. Аннели летела в Швецию. Послезавтра  у нее новое выступление в концертном зале Гетеборга «Три короны». Билеты были проданы еще за два месяца до концерта. Там она пробудет всю неделю.  В дверь гримерной  постучали. Аннели разрешила войти. На пороге стоял он, мужчина, с серыми, холодными глазами, взгляд которого лишал ее способности трезво мыслить. Она, как будто бы была кроликом, которого манил к себе огромный удав!


        Анри сразу вышел, как будто его заранее уведомили о приходе этого человека.

       - Мадмуазель, разрешите представиться! Штандартенфюрер Отто фон Зальц, к вашим услугам! – и он щелкнув каблуками, слегка наклонив голову, согласно этикету. Аннели смотрела не него с замирающим сердцем, в ушах звенело… Что с ней, она его боится или…?


       Отто фон Зальц принадлежал  к немецкой знати. Это был высокий, худощавый мужчина с накачанной фигурой спортсмена, черноволосый, смуглый, с красивыми чертами лица,  немного тонкими губами и удивительно красивыми для мужчины руками.    

        Аннели хотела подняться с кресла, чтобы потянуть ему руку для поцелуя, как вдруг ее голова закружилась, в глазах потемнело и она упала просто в руки своего гостя. Очнулась Аннели на руках этого гостя. Гримерка была крошечной и уложить ее на какую-нибудь софу не было возможности. Она хотела подняться, но руки мужчины держали ее крепко. Его тело источало какой-то незнакомый, неуловимый аромат, который привлекал ее. От него веяло силой, теплом и… Его лицо было так близко, так волнующе! И глаза! Они уже не были холодными, как пелена утреннего тумана, они были нежными, теплыми, и даже горячими, как раскаленный асфальт в жару… Сколько они так просидели, Аннели не знала! Ей хотелось,  чтобы это никогда не заканчивалось. Она закрыла глаза и прижалась к груди мужчины.


        Он привез ее к себе домой. Его поместье находилось далеко и, в Берлине,  он арендовал большую, ухоженную квартиру. За все время, после того, как Отто фон Зальц, представился Аннели, они больше не сказали друг другу ни слова. За них говорили их взгляды, руки, губы, их тела! Все остальное ушло на задний план. Всего один час их бушующих как ураган чувств…


        Они встретились снова спустя год. И снова это безумие! Отто был помолвлен с дочерью высокопоставленного дипломата и скоро должна быть его свадьба. Аннели умирала от того, что у него будет жена, семья, а она, Аннели? Останется ли в его сердце, хоть маленькое место для нее?


        Свадьба Отто фон Зальца и Бригитты  Дикман  была роскошной. Аннели была приглашена поздравить молодых своим талантом. Она пела, пела как никогда! Ее сердце обливалось кровью от боли, но она пела… Год спустя Бригитта умерла родами вместе с ребенком. Отто снова был только ее, Аннели! Они договорились, что брак заключать не станут. Это может повлиять и на карьеру Отто, да и поклонников таланта Аннели поубавится! Ведь каждый мужчина, пока она стоит на сцене,  считает, что эта прекрасная женщина поет только для него и в эти минуты она принадлежит только ему!


        Армия Германии уже шагала по Европе и приближалась к  русским границам. Аннели должна была лететь в Варшаву. Перед отлетом, Отто пришел к ней поздно ночью, он был очень озадачен, серьезен. Он смотрел в глаза Аннели, так, как будто в последний раз, он целовал и нежил ее так, как в последний раз. Она чувствовала это, но не могла понять.


        Утром он уходил, обнял ее и тихо на ухо сказал ей по-русски: « Анечка, меня зовут Андрей Прохоров. Я русский. Я люблю тебя, всем сердцем, как и Родину свою, как и свой народ. Сейчас я могу быть раскрыт. У меня нет связи. Но, в Варшаве есть кафе. Там каждую среду встречается молодая пара. Ты должна пройти мимо и уронить вот этот платок. Анечка, любимая,  нашей стране угрожают истреблением! Ты русская, никогда не забывай об этом!  Сразу из Варшавы улетай в Штаты и не возвращайся до тех пор пока я не найду тебя сам. Если я не найду тебя спустя два года – не жди. Значит,  меня нет! Любимая! Спасибо тебе за твою любовь и за доверие! Я думаю,  ты меня  простишь и поймешь!»  - он целовал ее долго, не отрываясь, как будто бы старался напиться ее губами впрок на долгие годы вперед. Потом повернулся и ушел не оглядываясь на целых десять лет…


        Уже шесть лет как закончилась война. Аннели почти под пятьдесят лет. У нее своя школа вокала  в Детройте. С тех пор, как она в Варшаве выполнила задание, которое ей дал Андрей, она уехала в Штаты в Детройт, как он ей и говорил. Прошло два года – она ждала, считала дни. Потом прошли пять лет, восемь лет, десять лет… Аннели ждет и будет ждать до последних дней своей жизни своего Андрея Прохорова – Отто фон Зальца, своего единственного  за всю жизнь, любимого мужчину! Она давно не дает концертов. Ее душа, как будто вдруг опустела,  остыла,  и голос стал бесцветным, глухим. Теперь она учит петь молодежь…


       Аннели отмечала свой пятидесятилетний юбилей. Ученики осыпали ее подарками и букетами цветов. Она была рада их вниманию и с грустью думала о том, что жизнь почти прошла. Она русская женщина без родины и родных и вернуться на родную землю ей не позволят. Слезы щипали глаза.

         - Мадам! Разрешите представиться!  Андрей Прохоров – сотрудник дипмиссии СССР в США! – она обернулась на знакомый голос. В глазах потемнело и она снова как тогда в гримерке, после концерта в Берлине оказалась в его руках…