9. Суле и улицы

9.02.2014

Итак, перелёт в Янгон, который прежде звучал как Рангун. Впрочем, мне и название Бирмы ближе, чем Мьянма. Наснимала много пейзажей сверху – просторы земель бирманских.

Быстро взяла такси и уже в два была на месте – в Mother Land II, где все лица уже кажутся родными. Приняла душ и побежала в пагоду Суле. На входе продавала билеты та же скромная юная дева.

– Ты же меня помнишь? – спрашиваю.
– Да, помню. – Я опять пришла. Платить? – иногда и потроллить хочется.
– Пожалуйста, три доллара.

Заплатила, прошла. Опять мне там хорошо! ходила кругами, пока не начали мыть пол и потеснили туристов. Купила золотой потали на три доллара – кругом гуляют сюжеты Климтовских картин, вдохновляет.

Поела в King: какая-то булка с луком и курой, сок авокадо и банановый 1,3 $. По пути вдоль рынка купила три огурца, а в супермаркете – йогурт, орешки, печенье и апельсин.

Шла домой, здоровалась со встречными, делала фотки. Местные мужички с трудом отводили глаза от моего декольте: я была в открытом цветастом сарафане, но с бирюзовой рубашкой поверх.

Дома меня настигло приключение, показывающее, как тупо и бессмысленно мы держимся за стереотипы, забывая экспериментировать с жизнью.

На ресепшн я спросила, есть ли в душе горячая вода, так как два дня по приезду в Янгон я мылась практически холодной. Ответили, что с горячей всё хорошо, только нужно подождать, пока согреется.

Пустила воду. Жду. Постирала футболку. Жду. Вода практически такая же, ну, может, чуть теплее кажется из-за ожидания. И тут – шоковая мысль: а вдруг горячая в другом кране?! Ну, нет! Вот вам правый, в нём и горячая должна быть. Рука дрогнула, когда я повернула левый: кипяток! Всё наоборот! Счастье рядом, но кто даст нам пинка, чтобы слетели со своих косных заблуждений? Помылась в удовольствие.

Потом наконец-то отослала письмо сыну и Байрону. Тот уже пару дней дожидается ответа в своей Канаде. Не вынес-таки молчание – излил душу. До чего ж им тяжко, поговорить не с кем порой в течение всей жизни, потому и цепляются, как за спасательный круг, за присутствие русской души и возможность побыть человеком!

И я свою излила – в песнях. А зарядили меня детишки, обслуживавшие людей в ресторане. Там просто булькала энергия, кто-то пел, кто-то шутил, весело и незатейливо кривлялся, а один, доверительно наклонившись ко мне, прошептал:
– Они – чокнутые!
– И слава ж Богу! – ответила я.– Что б это за мир без них был бы?!

У меня в гесте – комната-кровать, 2,5 на 2,5 метра. Свободного места – полметра для столика, а остальное – королевский размер. Хоть по диагонали спи, хоть поперёк. Здесь, в Бирме, каждую ночь из-за прерывистого сна вижу по пять-шесть сюжетов, запоминаю их, а утром записываю.

Под утро был очень символический сон, даже, можно сказать, метафорический.
Длинный стол, за которым много народу, то ли наш класс, то ли другие люди, молодые и пьяные, почти лежат на столе, кто-то уже спит. Во главе стола Алка, и она им подробно рассказывает истории из моей жизни.

Я всё вижу со стороны. По идее, мне должно быть всё это неприятно, но на самом деле я спокойна. Говорю кому-то – тоже наблюдателю – со мною рядом:
– Я – часть её речи. Ей больше и рассказать нечего.
(В тот момент как я могла знать, что жить ей осталось два года? Впрочем, кто нас ТАМ будет представлять и будет ли – тоже тайна).

Проснулась в пять в прекрасном состоянии и настроении: позавтракала в шесть; ответила на письмо Линнин и отправилась тратить оставшиеся 500 чат на что придётся.

По улицам шла, напитанная энергией взглядов и улыбок. Пробовала мяукать местным кошкам – куда они денутся! Бегут за мной, как приклеенные!

В какой-то момент в подошву сандалии что-то впилось и мешало идти. Посмотрела – а это металлическая буква N! Такой вот синхронизм.

Увидела забавную моду у местных мужичков – несколько длинных волосин в виде пучка слева или справа на подбородке.

По дороге попался один нищий- менингитник и две нищенки с детьми. Каждый работает, как может. На мосту около рынка престарелая нищенка совала свою обвисшую грудь в рот явно чем-то одурманенному младенцу. То ли он больно её ухватил, но старуха стала бить его пустой бутылкой по голове и что-то выкрикивать.
Вторая нищенка сидела у бордюра, а перед ней на подстилке лежали уже два полуголых младенца и даже не шевелились…

Жара, вязкая, как смола, томно растекалась по улицам, и в ней хотелось увязнуть и месить её ногами, потому что казалось, там, внутри жары, должна быть прохлада…

Со стоявших вдоль дороги высоток вниз свешивались верёвки с крючками или прищепками; на некоторых их них уже были подвешены конверт, газета или полиэтиленовый пакет с продуктами, заказанными в местной лавке.

Скворчало масло на жаровнях вдоль тротуара; тужился круглый мужичок, выжимая сок из тростника на тяжёлой красной чугунной давилке. Запахло блинами с кунжутом и зеленью. Прямо у дороги на асфальте двое парней обычной двуручной пилой распиливали глыбу льда, который позже пойдёт туристам в напитки…

Ко мне решительно устремился буддистский монах в оранжевом одеянии и с круглой чашей-просилкой. Он снял крышку, побуждая меня добавить свои деньги к уже лежавшим внутри. Я прошла мимо. Буддистские монахи не должны просить, по кодексу не положено.

Вернулась в гест и пообедала с любимыми ребятёнками. Мне на обед приготовили овощи с курой и ананасовый сок. Один уж очень певучий паренёк высказал пожелание побывать в России. Дааа, это я собрала на путешествие, получая в Канаде стипендию и работая на трёх работах, так что приезжай, когда накопишь…

Через сорок минут, в 14.30 выезжаем в аэропорт. Планшет разрядился, так что записываю свои наблюдения в блокноте.

Что я заметила про местных?
Пальцы у всех на ногах – девственные, не изуродованные обувью, без мозолей и шишек; 

У всех попки – просто блеск, без всякого вам фитнеса, загляденье;  вымытые волосы не салятся 5-7 дней; можно не мыться по 2-3 дня, потому что пот совсем не вонючий и не липкий.

И ещё. Сегодня, подходя к Суле, что помимо прочего укрепляет дух. Это – здравый смысл.
Ситуация такая: перехожу дорогу в центре города. На перекрёстке – редкий в Мьянме светофор, а плюсом к нему ещё и полицейский. На светофоре для пешеходов горит красный, но машин поблизости не видно. Полицейский нам машет и кричит:
– Идите, идите!

Здравый смысл – это выключение действия правил и законов там, где они не нужны. Здравый смысл на первое место ставит человека и его успешность, а не общество и его выгоду подчинить себе индивида. Здравый смысл не зарегулирует вусмерть, он направит. Присутствие здравого смысла укрепляет дух. Его отсутствие или пренебрежение им ведёт к искусственности; в ней люди падают духом.

Вот главное отличие супер-искусственной Канады от естественной Бирмы: хотя и там и там ты – никто и звать тебя никак, в притворстве искусственности цивильной Канады тебя разрушает всё, а в естестве Бирмы – всё поддерживает. Там ты перестаёшь в себя верить, а тут – начинаешь. В том и состоит маразм разделения и вражды и сила любви и единства. Я выбираю второе. Только вот долго ли ещё останутся бирманцы не совращёнными псевдоизобилием запада?

А проявления абсурда запада начались уже в аэропорту.
В ресторане все места были заняты. За столиком на троих сидит цивильный почти джентльмен и откушивать изволят. По наружности – итальянец или что-то южное.
Стою с купленной тарелкой еды:
– Можно я сяду здесь покушать?
– Нет, нет, нет! – он как очумел.
Думала, в обморок грохнется только от одной мысли, что кто-то сядет за один с ним столик.

Смешно и тухло жить на территории абсурда.
Но нет абсурда – нет сюжета.
Может, их коллекционировать?