Трамвай до дома
Философия. Ха! Я сидел один за шатким столиком, обклеенным жвачкой и прожженным сигаретами, и думал о философии. Вернее, не думал. Просто тупо смотрел в мутное стекло, где отражался мой собственный идиотский вид. Глаза красные, щетина трехдневная, куртка воняет потом и пивом. Философ, блин. Скорее уж – философствующий алкаш.
Барменша, толстая тетка с крашеными рыжими волосами, лениво протирала стойку. Ей было плевать на меня, на пиво, на всю эту дыру. Как и мне, в общем-то. В этом и был весь смысл. Когда тебе плевать, становится как-то легче. Не хорошо, нет. Просто… терпимо.
Я допил последний стакан, кое-как выгреб из кармана мелочь и бросил на стол. Хватило ровно на трамвай. На большее я сегодня не заслуживал. Да и не хотел.
Вывалился на улицу. Ночь. Холодно. Осень – ужасная пора. Все серое, мокрое, противное. Ветер дует прямо в лицо, пробирает до костей. Хорошо хоть, дождя нет. Пока нет.
Трамвайная остановка была в паре кварталов. Я шел медленно, шатаясь, как старый корабль в шторм. Ноги заплетались, голова гудела, но в целом – нормально. Я бывал и в худшем состоянии. Гораздо худшем.
На остановке никого. Только тусклый свет фонаря и реклама какого-то банка. Я присел на скамейку, закурил. Сигарета дрожала в пальцах. Надо бы поесть что-нибудь. Хотя, какой там есть… завтра, может быть. Если денег найду. Или украду. Кто знает.
Трамвая не было. Ждал минут десять, наверное. Может, больше. Время тянулось медленно, как сопли из носа у старика. Вдруг из темноты вынырнула компания. Пятеро. Молодые. Лет по семнадцать-восемнадцать, не больше. В модных куртках, кроссовках. Смеются, толкаются. Типичные городские отморозки. Таких полно везде. Особенно ночью.
Я не обратил на них внимания. Просто сидел, курил, смотрел в никуда. Пусть себе тусуются. Мне какое дело.
Но им, видимо, было дело до меня.
Они подошли ближе. Окружили скамейку. Переглядываются, ухмыляются. Я почувствовал, как внутри что-то сжимается. Не страх. Скорее… раздражение. Усталость. Ну вот, блин, еще и это.
– Эй, братан, закурить не найдется? – спросил один, самый наглый. Стрижка идиотская, гель в волосах, как у петуха.
Я молча достал пачку, протянул ему. Пусть подавятся. Мне не жалко.
Он взял сигарету, небрежно бросил пачку обратно. Даже "спасибо" не сказал. Мудак.
– А деньги есть? – спросил другой, толстый, с прыщавым лицом.
Я посмотрел на них. Тупые, наглые рожи. Им просто скучно. Хотят поразвлечься. За мой счет, разумеется.
– Нет денег, – сказал я спокойно. – Все пропил.
– Гонишь, – ухмыльнулся толстый. – У таких, как ты, всегда есть заначка.
– Нет у меня никакой заначки, – повторил я. – Отвалите.
– Чего это? – Петух присел на корточки передо мной, заглянул в глаза. Дыхнул перегаром. – Мы просто хотим пообщаться. По-дружески.
– Мне не до дружбы, – сказал я. – Иди к чёрту.
– А то что? – Толстый подошел ближе, толкнул меня плечом. – Что ты нам сделаешь, алкаш?
Я молчал. Что я мог им сделать? Пятеро против одного. Молодые, здоровые, злые. А я… я просто хотел добраться до дома и рухнуть в кровать. Забыться. Хотя бы на несколько часов.
– Ну что, молчишь? – Петух засмеялся. – Правильно делаешь. Бойся нас.
И тут он меня ударил. Неожиданно, резко, прямо в челюсть. Я отлетел со скамейки, упал на асфальт. В голове загудело, в глазах потемнело. Почувствовал вкус крови во рту.
Они набросились на меня, как собаки на падаль. Пинали ногами, били кулаками. Я пытался закрыться руками, но это было бесполезно. Каждый удар отзывался болью во всем теле. Я не кричал. Просто молча терпел. Как будто это было что-то само собой разумеющееся. Часть моей жизни.
Били долго. Или мне так показалось. В какой-то момент я перестал чувствовать боль. Только тупую, ноющую пустоту внутри. Как будто из меня выбили все. Не только воздух, но и саму жизнь.
Потом они вдруг остановились. Так же внезапно, как и начали. Отступили, смотрят на меня сверху вниз. Ухмыляются.
– Ну что, братан? Понял, кто здесь главный? – спросил Петух.
Я лежал на асфальте, смотрел на них снизу вверх. Глаза застилала кровь. Губы разбиты, нос, кажется, тоже. Ребра болят, дышать трудно. Но я не сломлен. Нет. Внутри меня что-то закипело. Злость. Ярость. Ненависть. Такая, что аж зубы сводит.
– Понял, – прохрипел я. – Понял.
Они засмеялись, развернулись и ушли. Быстро, уверенно. Как будто ничего и не было. Просто развлеклись немного. Поиграли в кошки-мышки с пьяным студентом. И забыли.
А я лежал на асфальте, смотрел им вслед. И не забыл. Нет, я не забыл. Я запомнил каждое лицо. Каждую ухмылку. Каждый удар. Я запомнил их всех.
Кое-как поднялся на ноги. Все тело ломило, голова кружилась. Но я стоял.
Выплюнул кровь. Пошарил в карманах. Сигареты целы. Зажигалка тоже. Закурил. Дым обжег горло, но стало немного легче.
Трамвай так и не пришел. И хрен с ним. Я никуда не спешил. У меня были дела поважнее.
Пошатываясь, побрел в сторону дома. Медленно, шаг за шагом. Думая только об одном. О мести. О том, что я найду их. Всех пятерых. И заставлю заплатить. За все.
До дома добрался кое-как. Общага – как всегда, унылое, грязное место. Комната – клетка. Кровать – жесткая доска. Сосед – храпит, как трактор. Но мне было плевать. Сейчас плевать на все.
Умылся холодной водой. В зеркале – опухшая, окровавленная рожа. Узнать трудно. Но глаза… глаза горят. Огнем ненависти.
Залез в кровать. Но не спал. Лежал, смотрел в потолок. И думал. Как их найти. Где искать. Что делать.
Я не знал, кто они. Как их зовут. Где они живут. Ничего. Только лица. Пять тупых, наглых рож. И этого было достаточно.
Утром проснулся разбитый, как старое корыто. Все тело болело, голова раскалывалась. В зеркале – все та же опухшая рожа. Но глаза… глаза все еще горели. Ненавистью. И решимостью.
Первым делом – пошел в полицию. Заявление. Описание. Надежды – ноль. Полицейский, толстый дядька в мятом мундире, лениво выслушал меня, записал что-то в журнал. Сказал, что "примут меры". И все. Я понял, что это пустая трата времени. Никто их искать не будет. Кому какое дело до пьяного студента, которого побили какие-то отморозки? Таких, как я, – миллионы. А таких, как они, – еще больше.
Ладно. Значит, сам. Сам найду.
Первым делом – надо было узнать, кто они такие. Где они тусуются. Я вспомнил, что видел их недалеко от парка. Там есть несколько мелких забегаловок, ларьков, где обычно ошиваются такие типы.
Пошел туда. Целый день бродил по парку, по окрестным улицам. Заходил в ларьки, в кафешки, спрашивал у продавцов, у прохожих. Показывал описание. Пятеро молодых парней, наглые, дерзкие. Может, кто видел? Может, кто знает?
Большинство пожимали плечами, отворачивались. Не хотели связываться. Не хотели ничего знать. Но кое-кто… кое-кто все-таки что-то сказал. Старушка, торговавшая семечками, прищурилась, посмотрела на меня внимательно.
– Видела, – сказала она тихо. – Видела таких. Тут часто ошиваются. Вон, возле того ларька с шаурмой, обычно тусуются. По вечерам.
Ларек с шаурмой. Я запомнил. Вечером. Хорошо. Буду ждать вечера.
День тянулся медленно. Как вечность. Я слонялся по городу, как тень. Голодный, злой, решительный. Деньги закончились совсем. Но мне было плевать. Сейчас деньги – не главное. Главное – месть.
Вечером, когда стемнело, я вернулся в парк. К ларьку с шаурмой. Их не было. Пока не было. Но я знал, что они придут. Они всегда приходят. Такие, как они, – всегда возвращаются на место преступления. Или просто на место, где им весело, где они чувствуют себя хозяевами жизни.
Я спрятался в тени деревьев, стал ждать. Курил сигарету за сигаретой. Время тянулось мучительно медленно. Но я ждал. Я был готов ждать сколько угодно.
И вот, наконец, они появились. Пятеро. Все те же. Смеются, толкаются, матерятся. Идут прямо к ларьку с шаурмой. Заказать жратвы, поболтать, посмеяться над кем-нибудь еще. Может, сегодня им повезет больше, чем вчера. Может, найдут кого-нибудь послабее, чем я. Кто знает.
Но сегодня им не повезет. Сегодня повезет мне.
Я вышел из тени. Медленно, спокойно. Они меня не заметили. Или не обратили внимания. Думали, наверное, что я какой-нибудь пьяный прохожий. Один из многих.
Подошел ближе. Остановился прямо перед ними. Они наконец-то заметили меня. Узнали. На лицах – удивление. Потом – испуг. Но уже поздно.
– Привет, ребята, – сказал я спокойно. – Как дела?
Петух попытался что-то сказать, но слова застряли в горле. Он смотрел на меня, как кролик на удава. Глаза бегают, руки дрожат. Трус. Обыкновенный трус. Как и все они.
– Ты… ты чего? – пробормотал толстый. – Чего тебе надо?
– Мне? – усмехнулся я. – Мне ничего не надо. Я просто пришел поболтать. По-дружески. Как вы вчера предлагали.
И тут я ударил. Первым – Петуха. Точно так же, как он меня вчера. В челюсть. Со всей силы. Он даже не успел среагировать. Упал, как подкошенный. Хруст костей, брызги крови. Хороший звук. Мне понравилось.
Остальные четверо бросились на меня. Но я был готов. Я ждал этого момента. Я готовился к нему целый день. Я был полон злости, ярости, ненависти. И адреналина. Очень много адреналина.
Драка была короткой и жестокой. Я бил, как зверь. Не думая, не жалея. Только бил. Кулаками, ногами, головой. Всем, что попадалось под руку. Они пытались сопротивляться, но были сломлены. Сломаны еще вчера, когда напали на меня толпой. Сегодня я был один, но сильнее их всех вместе взятых. Сильнее своей ненависти.
Толстого я ударил ногой в живот. Он согнулся пополам, задыхаясь. Второму сломал нос. Третьему разбил губу. Четвертый просто убежал. Поджал хвост и драпанул, как последняя крыса. И правильно сделал. Сегодня я был не в настроении миловать.
Когда все закончилось, я стоял посреди парка, тяжело дыша. Вокруг валялись тела. Стонали, хрипели, плевались кровью. Петух лежал неподвижно. Наверное, сломал челюсть. Может, и не только челюсть. Мне было плевать.
Я посмотрел на них. На этих вчерашних героев. На этих городских отморозков. Теперь они выглядели жалко и смешно. Как побитые собаки. Какими они и были на самом деле.
Выплюнул кровь. Закурил сигарету. Руки дрожали, но в целом – нормально. Я сделал то, что должен был сделать. Я отомстил. Я вернул долг. Я восстановил справедливость. По-своему, по-уличному, по-мужски.
И что дальше? Дальше – ничего. Просто ночь. Холодный осенний ветер. Тусклый свет фонаря. И я – один посреди этого странного города. Как всегда.
Пошел в сторону дома. Медленно, шатаясь. Ноги заплетались, голова гудела. Но внутри… внутри была пустота. Не облегчение. Не удовлетворение. Просто пустота. Как будто ничего и не произошло. Как будто это был просто сон. Дурной, жестокий сон. Который скоро закончится. И начнется новый день. Такой же, как и все остальные.
Трамвай до дома пришел быстро. Пустой, грязный, скрипучий. Я сел у окна, смотрел на мелькающие огни города. Город – как помойка. Полный ужаса, грязи, насилия. И одиночества. Бесконечного, безнадежного одиночества.
Доехал до своей остановки. Вышел, побрел к общаге. Комната – клетка. Кровать – жесткая доска. Сосед – храпит, как трактор. Все по-старому. Ничего не изменилось.
Разделся, залез в кровать. Лежал, смотрел в потолок. Думал ни о чем. Или обо всем сразу. О жизни, о смерти, о мести, о пустоте. О трамвае, который пришел слишком поздно. О парке, где валялись тела. О глазах, полных испуга. О крови на асфальте.
И уснул. Сном праведника. Или, скорее, сном убийцы. Кто знает. Какая разница. Все равно – утром надо будет идти на гребаную философию. Если, конечно, доживу до утра. И если не выгонят из универа за драку. Или за что-нибудь еще. В этой жизни что угодно можно ожидать.
Но пока… пока – сон. Темный, пустой, бессмысленный сон. Как и вся жизнь. Впрочем, может, и к лучшему. Может, в этом и есть вся философия. В том, чтобы просто спать. И не думать ни о чем. Ни о смерти, ни о мести, ни о трамвае до дома. Просто спать. И все.
Завтра будет новый день. Но это будет завтра. А сегодня – ночь. И сон. Сон до утра. Если, конечно, доживу. И если… да ну его все к черту. Просто спать. И все...
Свидетельство о публикации №225030400367