Заповедный лес отдельные сказки Фрутти

ФРУТТИ

Фрутти был маленьким гномом. Ну не то, чтобы совсем маленьким, но и не очень большим, сантиметров около пятидесяти. И, конечно, как всякий представитель своего племени, он носил ботфорты, перепоясанный кожаным поясом камзол и остроконечную шляпу с широкими полями. Гном был не стар и не молод, лет так под сорок, – возраст для его племени совсем небольшой, – но уже успел изрядно подрастерять радость жизни и приобрести зловредный радикулит, да ужасно сварливый характер. Последний и явился причиной того, что Фрутти много месяцев назад пришлось, оставив сородичей, покинуть родные края, расчистить от стволов и колючек участок земли и, выстроив на нем свое пристанище, вздыхать, просиживая долгими зимними вечерами у загадочно мерцающих в камине углей.
Посреди густого, местами непролазного Гроссбергского леса одиноко возвышалась скала, за отсутствие какой-либо растительности прозванная в здешних краях Лысой. Вот у ее подножия в уютном чистеньком домике в таком же одиночестве жил гном Фрутти.
Каждое утро, перекусив чашечкой ароматного кофе с сухариками, намазанными земляничным вареньем, которое гном летом заготавливал на целый год, он отправлялся в глубины Лысой горы. Там, среди нагромождения каменных глыб, под перестук холодных капель сочившейся воды, в неверном свете керосиновой лампы, едва разгонявшей мрак нависающих сводов, орудуя киркой и лопаткой, Фрутти загружал свою маленькую тачку золотыми самородками и драгоценными камнями.
Гном всегда отличался от собратьев особенным поведением. Рано оставшись без отца, которого придавила гранитная глыба, он, подобрав родительский инструмент, уже в шестнадцать лет ушел на работу в пещеры. Малышу везло: вскоре окружающие стали подмечать, что самые крупные и чистые алмазы, рубины, изумруды и сапфиры, самые большие куски золота попадались Фрутти. И это несмотря на то, что работал он меньше других, подолгу застывая в раздумье над очередной находкой, а то и просто прислушиваясь к перезвону капели, шуму подземных вод, грохоту откалываемой породы.
Конечно, дело не обошлось без завистников, едких насмешников, злобных шутников. Да тут еще выявились и совсем уже непереносимые особенности поведения подростка. Так, гномы ужасно любили поболтать, посплетничать и поспорить, собираясь стайками за вечерней кружкой эля, а Фрутти предпочитал в тишине наблюдать предзакатное небо, слушать шелест листвы, вдыхать аромат цветов. Он и перед домом развел маленький садик, тогда как гномы не терпели вокруг своих жилищ ничего, кроме колючего терновника. Однако самым ужасным было то, что Фрутти любил читать, и не что-нибудь заурядное, а самые что ни на есть настоящие стихи. Вот это гномы, ненавидевшие уже само рукописное или печатное слово, переносили с большим трудом. Все вышеперечисленное привело к тому, что Фрутти постепенно замкнулся, сделавшись нелюдимым, привыкая к одиночеству, которое стало полным, когда, не выдержав разлуки с отцом, через пару лет скончалась и его матушка.
Отношения между гномом и его племенем портились год от года. Он поддерживал дома идеальный порядок, ежегодно подкрашивая и подбеливая каменные стены, черепичную крышу и деревянную дверь; они норовили ему все заляпать грязью. Он трудолюбиво сажал, поливал и выращивал цветы; они между делом вытаптывали ему целые грядки. Он по выходным развешивал аккуратно выстиранное традиционно полосатое бельишко и выставлял у порога начищенные ботфорты; они поднимали тучи пыли, сводя насмарку все его труды. Одиночка отвечал им презрением, становясь все более мрачным, угрюмым и сварливым.
Точка была поставлена тогда, когда сородичи узнали, что Фрутти за два огромных изумруда выменял у бродячего рифмоплета стихи некоего Петрарки и сонеты какого-то там Шекспира, да еще и сам начал пописывать стишки, просиживая вечерами под стоившим денег свечным пламенем. Они шушукались долго и, наконец, подослали к Фрутти дочь деревенского старосты, красавицу Игги. Слово за слово Игги за пару месяцев так влюбила в себя бедного гнома, что, отбросив всякую настороженность, в знак преданности и верности он подарил девушке драгоценный томик любимых стихотворений. На следующий день по пути следования Фрутти в рудник на каждом дереве трепетал вымазанный навозом белый листок из его книжки.
Неслыханное дело! Гном не явился на работу! Несчастный, обдирая колени и руки, лазил за поруганными страницами, и, если бы не помощь птиц, провозился бы не одну неделю. Он отмыл грязь и, положив сушиться изорванные листы, отправился к Игги.
Фрутти поджидала вся деревня. О, как они хохотали! Как издевались! И больше всех смеялась вероломная красавица. Гнев, боль и разочарование затмили рассудок гнома. Сжав кулаки, Фрутти ринулся в неравный бой с обидчиками.
Избитый и окровавленный он очнулся только под утро посреди своего палисадника. Все цветы были выдернуты с корнем, двери дома выломаны, окна разбиты, а по комнате порхали страницы истерзанных книг. Одиночка не плакал. Он молча собрал в тачку нехитрый скарб, бережно упрятав на самое дно обрывки бумаги, на которых еще читались драгоценные строки, и тронулся в путь к Лысой горе. В след ему еще долго неслись грубые выкрики и насмешки.
– Убирайся, выродок! Там тебе некому будет читать свои глупые стишки! Там ты не сможешь никого отвлекать от работы, никому не задуришь голову! Там ты будешь подыхать в одиночестве, потому что порядочные гномы в таких местах не живут! Твоими друзьями станут... – тут обитатели деревушки неизменно переходили на шепот, ибо даже королевские стражники подходили к скале с трепетом. Все знали, что место это проклятое и опасное. По преданию и свидетельствам немногих смельчаков здесь обитали ужасные привидения.
И, действительно, в первый же вечер своего пребывания у Лысой горы, когда, расчистив площадку и заложив несколько камней в основание фундамента будущего домика, Фрутти присел передохнуть, за его спиной раздался кошмарный вой. Но боль безмерной потери и страдания разбитого сердца притупляют любые наши чувства, в том числе и чувства опасности и самосохранения. Гном не бросился бежать, не вздрогнул и даже не повел бровью. Он просто тяжело вздохнул, прошептав себе под нос:
– Похоже, друзья, вы одиноки так же, как и я, иначе откуда в ваших голосах столько горя?!
Как бы тихо не прозвучали эти слова, они были услышаны. Вой внезапно прервался, сменившись на скрипучее покашливание и покряхтывание. Сзади донеслось старческое:
– О-хо-хо-хох! Кхе-хе! Хе-е!
Не оборачиваясь, Фрутти пригласил таинственных незнакомцев:
– Проходите. Садитесь. Будьте гостями на моем ужине. Правда, вместо вина вода из ручья, но она холодная и вкусная; вместо изысканных кушаний простая корка хлеба, но она от всей души; вместо кресла у камелька сырой камень, но все еще впереди!
Привидение оказалось всего одно, и не заставило себя ждать. Мимо, обдав ветерком, скользнуло белое облачко. Постепенно обретая очертания, оно превратилось в нечто, напоминавшее огромного вервульфа: верхняя половина туловища носила черты человека, нижняя – волка, и, покрывая все это, развевался длинный белый балахон. В общем, испугаться было от чего, но Фрутти лишь устало протянул гостю свою натруженную руку. В ответ привидение церемонно раскланялось, коротко представившись:
– Рэндольф!
За разговорами они просидели до глубокой ночи. Гном выяснил, что незнакомец живет в Лысой горе больше трехсот лет. Он, как и многие его собратья в других местах, был поставлен охранять от нежеланных гостей сокровища королевы холода Хельды – повелительницы ледяного царства. Отнюдь не пыльная работа поначалу выглядела интересной и даже веселой. Еще бы! Отваживать непрошеных охотников за сокровищами, с воем и стонами выскакивая из самых неожиданных мест, представлялось прекрасным времяпрепровождением. Но постепенно и люди, и гномы, и всякие другие существа, пугая друг друга россказнями и небылицами о встречах с ужасными привидениями, перестали навещать Лысую гору. Оставшись один, Рэндольф сначала заскучал, потом затосковал, но, в конце концов, привык к своему одиночеству и даже начал получать от него некоторое удовольствие. Поэтому знакомство с невольным соседом вызвало в нем двоякие чувства. С одной стороны, неплохо хоть с кем-то перекинуться время от времени парой слов; с другой же, прощай тишина прохладных пещер, покой подземных лабиринтов, сонный уют земляных норок.
Фрутти быстро успокоил призрачного монстра. С тех пор они заключили некое соглашение: Рэндольф, меняя место своих задумчивых рассуждений о вечности, заранее предупреждал гнома, и Фрутти уходил далеко в противоположную сторону, чтобы не мешать приятелю стуком кирки и лопаты. Но бывало, одиночество надоедало хранителю подземных сокровищ, и тогда белое облачко то вырастало вдруг перед самым носом взмахнувшего кайлом рудокопа, услужливо предлагая чудесный рубин или изумруд, то из пустоты плюхалось в кресло у камина в выстроенном у скалы уютном домике гнома. Свидания эти происходили достаточно редко, поэтому Фрутти всегда только радовался неожиданным встречам. Радовался еще и потому, что Рэнди с упоением слушал стихи, которые гном мог читать часами напролет, и не только слушал, но и запоминал, а потом декламировал их себе вполголоса, забившись в очередную щель своих прохладных подземелий.
Соседей же своих, лесных зверушек и птиц, Фрутти сторонился, с завидным постоянством пресекая всякие попытки наладить контакт, хотя сам всегда приходил на помощь в беде.
Когда горный обвал завалил бивший из скалы маленький источник, гном потратил несколько дней на то, чтобы выпустить журчащего малыша на свободу. И с тех пор ему не нужно было ходить за водой к реке: выставленные с вечера ведра к утру наполнялись холодной вкусной влагой. Когда в лесу пропал маленький зайчонок, Фрутти не только удалось отыскать отощавшего малыша, но и пришлось вступить в поединок с лисой, отогнав ее своим острым топором. И с того времени он не знал недостатка в овощах, травах и кореньях. А сколько раз одиночка подправлял кротовые норки, подстраивал рушившиеся стенки муравейников, подсаживал на деревья выпавших птенцов и бельчат. Но никогда он не ждал благодарности, да и не хотел ее. Опасаясь снова поверить в радость и счастье, Фрутти так и просиживал все свои вечера, летом на порожке домика, глядя на заходящее солнце, зимой в кресле, щуря глаза на волшебное пламя камина. При этом он часто вспоминал горькие слова соплеменников о том, что умирать ему придется в одинокой и больной старости, когда ни единая душа не поднесет ему даже кружки воды.
Так прошло несколько лет.
И вот однажды в январе королева холода Хельда решила навестить свои владения. Вихрем пролетая над полями и лесами, отыскивала она ей одной ведомые тайные сокровищницы, пересчитывала и пересматривала свои богатства, поощряла бдительных и наказывала нерадивых сторожей. Так дошла очередь и до Лысой горы.
– Ах! Это ужасно! – всплеснула руками королева, заметив прилепившийся к скале крохотный домик Фрутти. Когда же владычица увидела, что несметные богатства уменьшились на размер крохотной песчинки, гневное негодование заполнило ее холодное сердце, грозя растопить эту ледышку.
– Так вот, как ты выполняешь службу! – затопала ногами на несчастного Рэндольфа Хельда.
– Но он... Но я... – попытался промямлить призрачный дух.
– Ма-а-а-алчать! – хозяйка северных просторов, кроша камень в пыль, в досаде треснула изящным кулачком по стене подземной пещеры.
– Ну, погоди, гадкий гномишка! – блеснули снежинки, вихрем закружилось голубое облачко, и королева исчезла, оставив совершенно ошеломленного Рэндольфа в страхе и недоумении. Он был настолько растерян, что даже не догадался о чем-либо предупредить Фрутти.
На следующее утро, позавтракав по обыкновению, трудолюбивый одиночка углубился в открытый накануне разрез, в стенках которого поблескивали золотые самородки и солнечные алмазы. Он самозабвенно трудился, что-то напевая под нос, пока не услышал за плечами шорох катящихся камешков и не почувствовал прохладное дыхание.
– О, Рэнди! Ты очень кстати. Смотри, я нашел Музу, – гном обернулся, держа в руке золотой слиток, формой напоминавший женскую фигурку с крыльями за спиной.
Волосы в бороде встали дыбом от ужаса. Это был не Рэндольф. Загораживая путь к отступлению, в проеме стоял бело-голубой толстый увалень – глыба льда без рук ног, с безжалостным взглядом мертвенно-синих глаз, хмурым изломом снежных бровей и надменным выражением лица. Рыцарь холода дунул на золотую статуэтку, и она тут же превратилась в хрупкое стекло, со звоном рассыпавшееся на множество мелких осколков. После чего монстр спокойно набрал в легкие побольше воздуха, явно собираясь проделать то же самое с Фрутти.
И, казалось, конец был неминуем, но вдруг страшилище плюхнулось вперед, как бы получив хорошего пинка в свою бесформенную спину. Рэндольф пулей пролетел над распластавшейся тушей, схватил оторопевшего гнома за руку и потащил по скальным лабиринтам. Ледяной толстяк неожиданно оказался весьма проворным, мгновенно вскочив и пустившись в погоню, но куда ему было тягаться с горным духом, изучившим свои владения вдоль и поперек.
Тяжело дыша, беглецы остановились лишь у дверей домика Фрутти.
– Уф! Такие состязания уже не для моего трехсотлетнего возраста, – отдуваясь, выпалил Рэндольф. – Но сюда он не сунется! Эта тварь может обитать только под землей.
– Откуда он? – перевел дыхание гном.
– Ох-хо-хох! Не успел тебе рассказать. Вчера здесь была Хельда. Ой, и разозлилась же она, увидев твою избушку и то, как ты успешно занялся ее сокровищами! Она и прислала одного из своих хоулдов – снежных воинов, чтобы уничтожить тебя. Правда, я не думал, что все произойдет так быстро.
– Что же теперь делать? Отсюда идти мне некуда? Остается принять смерть!
– Не распускайся! – привидение хлопнуло Фрутти по плечу. – Еще не вечер! Завтра мы посмотрим, кто кого! Вот только слетаю кое-зачем в ближний городок.
Пробежала ночь. С первыми лучами зимнего солнца гном, медленно толкая тачку, отправился на встречу с хоулдом. Ждать его долго не пришлось. Едва раздался первый удар кирки, снежный рыцарь был тут как тут. Вдох-выдох. Волна холода ударила в спину Фрутти. Но ровным счетом ничего не произошло. Словно не замечая страшного противника, гном продолжал трудиться. Новый вдох-выдох. Опять ничего. Хоулд напрягся, набрав побольше воздуха, и с силой выбросил смертоносный заряд ледяного ветра, способный смести целую армию, но Фрутти лишь весело насвистывал незамысловатый мотивчик, откалывая все новые и новые куски породы. Будь посланник Хельды поумнее, он давно бы уже заподозрил обман, но вот как раз ума то у толстяка явно не хватало. Раз за разом он раздувал свои легкие, набирая в них все больше и больше воздушных запасов, пока вдруг не лопнул с оглушительным треском. В то же мгновение фигурка гнома начала расплываться, и очертания ее стали напоминать старого Рэндальфа; только по всему бесплотному телу духа пестрели разводы краски и грима, с помощью которых двум друзьям удалось обхитрить глупого хоулда.
Но королевами, естественно, бывают только женщины. А они в большинстве своем почему-то обладают прескверным, мстительным, изобретательным на пакости характером. Поэтому злоключения Фрутти на этом вовсе не закончились.
Уже через пару недель гном столкнулся с новым испытанием, едва не приведшим его к гибели. Дней десять Рэндольф не отходил от Фрутти. Стараясь предупредить новую каверзу Хельды, привидение терпеливо сносило грохот инструментов и породы, ни на шаг не отставая от гнома и зорко оглядывая окрестности. Все оставалось спокойным, и горный дух опрометчиво решил, что опасность миновала. Но, едва уставший от шума Рэндольф решил поискать уединенного местечка, случилось вот что.
Гном отбросил очередной пласт породы и присел перекусить на край своей тачки. Вокруг стояла тишина, прерываемая легким перестуком падающих капель сочившейся отовсюду воды. Но, пережевывая хлеб с вареньем, Фрутти уловил, что к привычному звуку примешивается еще какой-то шорох. Чуткие уши старателя зашевелились, отыскивая источник новых сигналов. Шум же, напоминавший скрежет сотен коготков, постепенно нарастал, долетая из широкого овального отверстия в стене. Наконец, оттуда появилась остроносая крысиная мордочка, затем вторая, третья, и вот уже серая волна, перекатываясь по камням, хлынула к Фрутти. С одной, ну с двумя тварями гном, даже не смотря на свой маленький рост, несомненно, справился бы, но здесь приходилось иметь дело с доброй тысячей озверелых хищников, и Фрутти пустился наутек, выкрикивая по дороге имя Рэндольфа.
У самого выхода из скалы гном споткнулся и растянулся во весь рост. Расстояние между ним и преследователями мгновенно сократилось до нескольких метров, уменьшая шансы на спасение. Но тут, как из-под земли появился Рэнди, всем своим видом напоминавший огромную белую кошку с разинутой пастью. Крысы остолбенели, но лишь на мгновение, а затем проскочили сквозь призрачного зверя и снова понеслись вдогонку Фрутти.
– Не сворачивай к дому! Они разнесут его в клочья! Беги к реке! – только и успело прокричать привидение.
Легко сказать "беги", но путь к замерзшему водному потоку лежал через утонувший в глубоких сугробах лес, где каждый шаг давался с неимоверным трудом, а противник был силен и ловок. И снова пришла неожиданная помощь. Зайцы и белки. Ведь все они хорошо помнили доброту ворчливого гнома. Перед Фрутти, приминая снег, вырос пушистый белый клубок. Это большой заяц, прокладывая удобную тропинку, покатился к реке. Остальные, выстроившись вдоль дорожки, тут же забрасывали ее снегом, непрерывно работая мощными задними лапами. Крысы пытались остановить заячий порыв, но куда им было угнаться за прыгучими лесными зверьками. Да тут еще белки начали ураганный шишечный обстрел с недосягаемых верхушек деревьев.
В общем, Фрутти успел перебежать замерзшую реку, когда изрядно избитая и измученная погоня еще только показалась на другом берегу. Река тоже прекрасно помнила, как гном когда-то спас маленький источник. Серое войско сумело добраться до середины потока, когда лед внезапно треснул, образовав гигантскую полынью, где и нашла свой бесславный конец крысиная армия Хельды.
С этого мгновения Рэндольф больше не оставлял гнома в пещерах ни на минуту. Так закончился январь, прошел февраль, наступил вьюжный в этих местах март. Считанные недели оставались до прихода весны. Однажды, когда Фрутти возвращался домой, вдруг поднялась ужасная метель. Порывы мокрого снега закружили и заблудили гнома в лесной чаще. Пурга стихла так же внезапно, как и началась. В тишине же бледно-серого вечера Фрутти услышал чей-то тоненький плач. Оставив тачку, гном пошел на голос и обнаружил маленькую, ростом не больше его самого, худенькую девочку в совсем тоненьком платьице. Утопая босыми, посиневшими ногами в снегу, она совершенно замерзла и дрожала от холода. Даже самое черствое сердце при виде этой картины не могло не дрогнуть от сострадания. Что уж говорить о нашем нелюдимом, но очень добром герое?! Конечно Фрутти, ни слова не говоря, привел свою находку в дом, отогрел у камина, напоил крепким чаем с малиной, уступил на ночь кровать, устроившись в  кресле у очага.
Девочка оказалась застенчивой, скромной и молчаливой. Рэндольф, увидев ее через пару дней, зашептал Фрутти на ухо:
– Не нравится она мне! Чует мое сердце, здесь какой-то подвох! Выясни, откуда девчонка, и, давай-ка, отведем ее домой.
Но находка молчала, на все расспросы заливалась горькими слезами так, что, в конце концов, Фрутти просто разругался со старым духом, и тот обиженно хлопнул дверью, ворча, что глупый гном просто влюбился.
Постепенно малышка прибрала все в доме к своим рукам. Фрутти уже шагу не мог ступить без ее позволения. Ему не разрешали есть, что хотелось, встречаться с кем бы то ни было, и даже ходить на работу в каменоломни. Вскоре он еще и захворал. День ото дня, несмотря на то, что за окном начинало припекать весеннее солнышко, одиночка чувствовал себя все хуже и хуже. Он перестал вставать с постели и лежал, укрытый до самого заострившегося носа теплым одеялом. Маленькая же симпатичная девчушка на глазах превращалась в черную злобную старуху. И это видели все, кто заглядывал в запыленное окошко домика, но только не Фрутти. Для гнома незнакомка по-прежнему оставалась милой несчастной девочкой.
Наконец Рэндольф, окруженный толпой лесных жителей, хлопнул себя по лбу:
– Понял! Это же лучшая подруга Хельды – ведьма Одиночество! Так она и подкрадывается к жертвам, вползая в душу своим несчастным видом, затуманивая глаза и сердце, прогоняя всех родных и близких, обрекая на смерть в тоске и печали без глотка воды и куска хлеба.
– Что же делать?! Как спасти Фрутти?! – зашумели вокруг.
– Способ только один. Нужно найти того, кто любит Фрутти больше жизни! Кто готов пожертвовать собою для его спасения. Ведьма возьмет его душу и уйдет. А Хельда навсегда оставит нас в покое. Ведь она уже трижды пыталась погубить Фрутти, а три – число магическое. Того, кто устоял трижды, нельзя атаковать в четвертый раз без риска для себя. Так повелели боги.
И тут все потупили глаза. Да и понятно. Весна! Любовь! Кому же захочется жертвовать собой в такое время?! Любить-то гнома, конечно, по-своему любили многие, но отдать жизнь? Это увольте.
– Э-э-эх! – махнул рукой Рэндольф: – Я бы отдал душу и не только ее, но у привидений нет души, а распоряжаться своей жизнью, мы не властны.
Поляна постепенно опустела. Дух, пригорюнившись, присел на пенек. Дверь домика распахнулась, выпуская на порог старую каргу:
– Ну вот! Вот он и подыхает в одиночестве! Подыхает потому, что не хотел жить, как все! Поэзии ему захотелось! Любви, видите ли! Дружбы! Добрым был! Жил бы, дурак, как родичи, да жизни бы радовался! Нет, ушел, забрался в королевские владения! Силу воли свою показывал! Где она, эта сила воли?! Много ли друзей нажил своей добротой?! Один ты, бездушный, и остался! А о любви и говорить нечего! Ну?! Кто выкупит жизнь одиночки?! – и старуха захохотала скрипучим зловещим смехом.
– Я! – донесся от скалы звонкий девичий голосок: – Я отдам за него свою душу!
Перед черной фурией стояла маленькая фея источника.
– Я полюбила Фрутти задолго то того, как он спас мне жизнь; полюбила именно тогда, когда впервые услышала предзакатными вечерами его дивные стихи. Я любила его все это время! Возьми мою жизнь, мое сердце, мою душу!
Мгновение спустя Одиночество исчезло, словно растворилось в воздухе, последние капли пересохшего источника упали на землю, а на порог домика вышел похудевший, побледневший, но живой Фрутти.      

*     *     *

Но история наша на этом не закончилась. Конечно, Фрутти удивился и огорчился тому, что пересох любимый им источник поэтических грез и наслаждений. Конечно, Рэндальф рассказал гному о случившихся событиях. И, конечно, одинокий поэт предпринял все усилия, чтобы вернуть водный поток. Он рыл землю, дробил камни, бурил скважины. Он состарился в неустанных трудах. Он поседел от горя и тоски. Но он добился своего. Несколько столетий спустя источник с новой силой вырвался на свободу, и первые его струи оросили лицо мертвого Фрутти.
Рэндальф похоронил друга на берегу ручья, положив в могилу гнома все написанные им за долгие годы стихотворения, предварительно выучив их наизусть.
Источник же люди назвали Кастальским. Говорят, что поэт, напившийся воды из этого потока, становится великим, а труды его обретают бессмертие. Возможно, это и так. Ведь кто может помешать неугомонному Рэндальфу незаметно нашептать в человеческое ухо парочку прекрасных стихов его друга Фрутти.

1997 год