Демон в светлом ханьфу и бессмертный мастер

Глава 8. В худом лесу

...Но беспокоится нужно было не об умерших солеварах, а о нынешнем положении. Я просыпался медленно — из-за потребности в отдыхе двигаться совсем не хотелось.

"И чего меня в Ухэ понесло?", — подумал, представляя зону отдыха на Небесах. Во владениях бога Литературы находился Бай Хэ — мой дом.

Белой Лилией я его назвал не случайно. Мне нравились эти цветы за нежный вид и сильный запах. А ещё из-за сакрального значения. Я ассоциировал белые лилии с собственным бытиём, переходящем из живого в мёртвое и обратно. Порой я носил одежды с изображением нежных соцветий, ведь когда-то я уже умирал. Господин Вэньчан, узнав о моих интересах, приказал высадить много лилий в саду. Из-за этого его владения стали самыми благоухающими на всей твердыне Небес.

...Вспомнив белые цветы с жёлтыми тычинками, я накрутил на палец волнистую прядь, поднёс к носу, и вдохнув поглубже, разочарованно выдохнул. Мои одежды и волосы давно утратили запах летнего вечера, на них не осталось сладких ароматов сада Бай Хэ. Сейчас я пах костром, грибами и скошенной травой. Не сказал бы, что амбре было противным, но оно лишало меня всякой гармонии.

Появилось желание поскорее вернуться домой.

Собственно, именно оно заставило меня подняться с нагретого места и быстренько собрать вещи. Скрыв все следы пребывания, я осмотрелся. По близости живности не наблюдалось. Мои подозрения подтверждались — лес действительно был худым.

Я использовал эту формулировку, вспомнив слово "худо", потому что от тонких высоких стволов, стеной стоящих по кругу, тянуло холодом. Кроны деревьев не были пушистыми, на их ветвях не гнездились птицы. Верхушками они упирались в курчавые облака, практически вспарывая их. И, подобно копьям, пронзали прозрачный эфир.

Мне было не по себе в этом лесу. Казалось, что некто следит за каждым шагом. Тяжёлый, буравящий спину взгляд я чувствовал хорошо.

"Быть может это Огненный Червь?" — пронеслась мысль, резонируя с дрожью.

Я нервно сглотнул и вынул из кармана пластинку. Ту самую, которую подобрал когда-то господин Ли. Подняв её вверх, посмотрел на заточенные края. Не сложно было представить, как тяжёлая махина из бронзы "проползает" по этим местам, ветвиться среди деревьев, подбирается к жилым домам. Вывод напрашивался сам собой: я не знал размеров творения, но был уверен — это точно не единый организм, иначе бы вместо тоненьких троп остался широченный тракт.

Тропинки напоминали узор паутины — чем глубже в лес, тем меньше расстояние между ними. У меня появилась ещё одна теория. И пока я шёл, обдумывал её логичность:

Тропа — это путь. Смертные топчут землю, оставляя на поверхности след. Гладкий, не заросший травой. Но на это уходит ни один год. Здесь же были сотни лысых тропинок — хоженных, не брошенных. Вот только по близости я не видел животных или людей.

— И зачем они прячутся? — повис вопрос тревожным звоночком.

Ответов было много. Невесёлым хороводом они проносились в голове. Но страха не было. Я знал, нападений не будет, пока бодрствую. И всё же я сознавал, что это всего лишь условность.



***



...До горы Сяоцзы я шёл недолго — всего три дня от вынужденной остановки. За это время разбить лагерь пришлось дважды. Первые сутки я провёл полностью на ногах, потому что смутное чувство тревоги не покидало. И хотя оно перестало быть острым, всё равно не позволяло расслабиться.

На самом деле я мог закончить путь раньше, да только не хотелось остаться без сил перед лицом врага. Поэтому на вторые сутки разместился вблизи валуна, покрытого бурым лишайником. Для незваных гостей купол по прежнему оставался невидимым.

Я неспеша развёл небольшой костерок. Совсем скоро поплыл душистый аромат согревающего чая, который мне подарили в деревне. Устроившись на меховой части спальника, я смотрел в тёмную высь. В голове роилось с десяток разных мыслей: о прошлом, настоящем, будущем, о господине Вэньчане, лилиях, карпах кои, сандаловом дереве и бронзовой пластине. Перед глазами то и дело вставал образ старейшины с серпом в руке, а за ним рисовалось пшеничное поле...

Одно событие наслаивалось на другое, мои дни затягивались. Всё это казалось узором, сотканным из сотен жизней и судеб. Но с каждым новым знакомством копилась усталость. Её вызывали не люди или события, а груз ответственности, взваленный на плечи.

"Эх, Лю Инь, Лю Инь... Слишком много берёшь на себя", — мысленно обругивал собственную расторопность, ощущая себя капризным ребёнком.

Да, спустя столько лет я всё ещё помнил своё детское имя — простенькое и хлёсткое, как прут ивы... Так меня назвала матушка, которая августовские душные вечера проводила в тени деревьев...



***



Когда я вышел на дорогу, предполагая увидеть деревню, налетел ветер. Порыв был холодным, внезапным, пробравшим до самых костей. Завернувшись в накидку плотнее, я посмотрел вдаль. Но открывшаяся картина меня не порадовала...