Старое корыто

У Саши имелось немало чего ценного. Имелась, молодая жена Наташа, маленькая прекрасная дочка Светочка. Имелся старый расшатанный шкаф, большой диван. Имелся небольшой телевизор, естественно, черно-белый. Тогда о цветных только слышали. Имелся маленький белый холодильник. Имелся кое-какой, не скажешь, что большой, жизненный опыт и глубокое давно поселившееся чувство неопределённости, неуверенности и нестабильности. Это чувство селилось вместе с ним на тех же квадратных метрах, что он снимал с женой.  Потому тут же легко приживалось на любых квадратных метрах, что были они не Сашиными, чужими, съемными. Квадратные метры менялись, а чувство оставалось неизменным.  Квадратные метры Саша сменил уже трижды за непродолжительное время совместной супружеской жизни. 

И множа это чувство нестабильности, холодильник при работе мрачно исполнял реквием, дрожа предсмертными конвульсиями. По экрану телевизора плыли полосы, напоминающие проволочный забор, словно это не экран, а лагерная зона. Из коробки телевизора шел треск, будто строчат автоматные очереди, и кого-то расстреливают. А диван, купленный по дешевке в комиссионке, выцветший, потертый, промятый с поломанной ножкой, на которую Саша прикрепил подобие протеза, стоящий в углу, напоминал нищего. А скрипел, когда на него садились, словно просил милостыню. Он стал привередлив. Требовал с ним обходиться бережно, как с тем дядей самых строгих правил, который, «когда не в штуку занемог он уважать себя заставил.» Чтобы его разложить или, наоборот, сложить, требовались терпение и навык. А что поделаешь?  Он был можно сказать, книгой их совместной жизни, для сочинения которой нужны терпение и навык. Собственно говоря, явление типичное. Диван для такой молодой пары, которой некуда поставить кровать, и есть летопись семейной жизни.   А если супругам вдруг надоедало долбаться с диваном, и утром его оставляли в покое и не складывали, тогда приходилось ходить мимо бочком, как мимо королевской особы. Ночью диван отвечал ворчанием на каждый поворот Саши или Наташи, в котором сквозила угроза, что он сейчас возьмет и откинет ножки. И эти угрозы накладывали нешуточные ограничения на интимную жизнь молодой пары. Но конечно самым серьезным фактором неопределённости было то, что все это, включая интимную жизнь, происходило на не принадлежащей им жилплощади. Своей жилплощади, а, следовательно, нормальной жизни, включая интимную, у молодых супругов, не было.

Много чего у них не было помимо своей жилплощади. Например, ванной и душа. Наташа с дочкой по субботам ходила к своим родителям. В их частный домик на другом краю города. И навестить, и искупаться. Ее отец, ещё деревенских привычек, регулярно топил баню. А Саша купался на предприятии. Производство, где он работал, было грязным. И многие рабочие после смены пользовались заводской душевой. И Саша, хоть и был он инженером, за компанию.   А ещё у них не было стиральной машины. И стирала Наташа в большом металлическом старорежимном корыте.

Молодые супруги снимали четверть дома в частном секторе. На самом деле - закуточек. Без каких-либо удобств. Даже то, что это был край города, было неудобством. До ближайшего автобуса семь-восемь минут рысцой. Пока по дождю дойдёшь до остановки, пока дождёшься автобуса – мокрый.   А зимой по холоду тоже не сахар. Вся округа по утрам в автобус набивается. Так что двери не закрыть.  Ребенок в садик проходит чумным. А после этого тому родителю, кто ребенка доводит до садика, нужно успеть на работу.

И при всех таких радостях регулярно радовала хозяйка этого вигвама.  Накручивала цену. И наконец это все им осточертело. Решили искать лучшей доли. Предупредили хозяйку. Она, стерва, ещё и возмутилась. Сказала, что она их ещё жалела. Цену не задирала. Что они ещё ответят за свою чёрную неблагодарность и поплачут горькими слезами. На коленях обратно к ней приползут.  И будет им как в сказке о рыбаке и рыбке, - старое корыто. И назло им, дала на переселение сроку до понедельника.

 Время ухватило супругов за горло. Саша после работы заладил на пятачок, где тусовались желающие снять жилплощадь вперемешку с желающими сдать жилплощадь.

Вся эта история пришлась на те славные годы, когда, многих за горло хватало отсутствие то одного, то другого. В стране много чего не хватало. А желание ухватить что-либо кроме хлеба, молока и варенки, считалось мещанством, вещизмом, выходящим за рамки потребностей строителя коммунизма.  И вместе с тем граждан радовали тем, что потребности населения растут. А разве нужно было нам радоваться росту наших потребностей? Рост потребностей вместе с невозможностью их удовлетворить порождает нездоровые настроения.

  Потребностей было много. Например, есть у гражданина потребность коллекционировать марки. С одной стороны, ничего противозаконного. С другой стороны, в программе партии ничего про коллекционирование марок не говорилось. Какое отношение филателия имеет к строительству коммунизма? Было бы в стране две - три марки на все случаи жизни, не терзали бы граждан филателистические страсти. А получается, что, при том, что скромность приветствуется, не устают во всем мире, и капиталистическом тоже, печатать разные марки. Марок что грязи. И на этом изобилии, как бактерии на грязи, возникает страсть к их собирательству, которая ничего общего с идеями коммунизма не имеет. Появляются у гражданина интересные коллекционные марки – появляется желание приобрести другие. Саша даже слышал, что некоторые граждане на марках свое благосостояние построили. С одной стороны, хорошо.  Можно обрести счастье даже в тесноте. Марка не диван. Места не занимает.   С другой стороны Саша не мог понять, как это реализуется. Сиди на разваливающемся диване и любуйся на свою марку и радуйся?

 Счастье относительно, как говаривал Сашин сосед, старичок Евгений Константинович, снимавший у той же хозяйки другой угол этого же строения.

Или есть у другого гражданина коллекционные монеты - возникает желание приобрести другие. Есть у третьего редкие книги- возникает желание купить редкие книги. Есть у четвертого советские деньги – возникает желание прикупить иностранные, например, американские. Есть у пятого деньги и запрос на яркую, непродолжительную и необременительную любовь – возникает желание найти эту любовь.

С одной стороны, желания естественны и не противозаконны. С другой же стороны, когда наше общество на марше, когда к станку склоняешься или в скалу врубаешься, и мечта прекрасная, ещё неясная, зовет вперёд, марки, старинные монеты, редкие книги – все это такие мелочи, которыми государству некогда заниматься. Государство выпускает почтовые марки?  Платит тебе зарплату деньгами?  В книжном магазине стоят книги? Чего тебе ещё нужно? 

 На нежелании государства обеспечить и отрегулировать соотношение спроса и предложения в сферах, не относящихся к строительству коммунизма, возникает нечто стихийное. Как без присмотра вырастает сорняк. А в городе эти сорняки захватывают пятачки.  И на таком пятачке идет своя пятачковая жизнь. То какие-то бабуси семечками торгуют, то грибники.  Иногда столь кипучая, что райком позавидует. На каждый отдельный запрос населения имелся отдельный пятачок.
 
Нужно отметить, что в городе, где жили Саша с Наташей, все эти пятачки располагались ближе к центру. Как раз там, где можно было увидеть многочисленные плакаты, напоминающие, что мы строим коммунизм.  Наверное, чтобы население не забывало.

За другие города не могу ручаться. Может быть там у населения и особых запросов не было. Но в столице, конечно бабуси семечками в центре не торговали.  Но торговали чем иным. Например, помню, букинистические издания с рук продавались на улице Пушкинской совсем недалеко от Кремля. А уж любовь в обмен на дензнаки и просто обмен дензнаками – это чаще всего предлагалось в районе памятников культуры, где блуждают интуристы.

 В город, где жили наши герои, интуристов не возили. Не потому что это был закрытый город, куда иностранца на выстрел не пускали. Нет, просто потому, что там кроме памятника Ленину и плакатов о светлом будущем, не на что было смотреть. В городе, как и во всех остальных, словно в той поговорке о котлетах и мухах, коммунизм строили отдельно, а жилье отдельно.

Для бездомных, кого квартирный вопрос довёл до точки кипения, существовало место, где на свежем воздухе совершались, как сейчас бы сказали, сделки с недвижимостью. Полузаконные, похожие больше на шифрограмму, чем на правовой акт. Место это, - по случайности или нет, - располагалось буквально через дорогу от отдела милиции. Наверное, для удобства хранителей закона и пущего надзора.

Напомнило оно Саше то местечко в сквере, где собирались филателисты.  Саша как-то туда заглянул с приятелем, собиравшим марки, и, узрел непонятные его взору, взору постороннего, перемещения и перешептывания участников. Молодёжь кучковалась отдельно от граждан постарше.  К взрослым подходили другие взрослые, о чем-то говорили, заглатывали в кляссеры, иногда через лупы, и отходили. Вот тогда друг и открыл глаза Саше, что некоторые марки стоят целое состояние.  И что такая страна как Сан-Марино свое благосостояние строит на марках.  И есть марки, которые приобрели ценность из-за банального недосмотра, ошибок, опечаток, помарок.  И теперь они стоят миллионы. Мало того, есть такие мошенники, которые подделывают марки с ошибками.  Саше тут же захотелось взять какую-нибудь марку и подделать на ней что-то, чтобы она стала стоить миллионы. Может быть в этом Сан-Марино спецом печатают марки с опечатками?  Вот как высоко ценится простая грамматическая ошибка. Как разительно марка отличается от школьного сочинения. За ошибку в сочинении оценку снижают, а за ошибку на марке – цена растет. Но Саша понимал, что ему провернуть финт с ошибкой на марке не по силам. Что поехать эту загадочную страну, в Сан-Марино.
Друг сказал ему, что отличить ценную марку от копеечной способен только специалист.  И поэтому тут можно встретить и подпольных миллионеров, и мошенников, и агентов милиции. А то и агентов КГБ. В мире марок все возможно.

На квартирном пятачке тоже все возможно.  Тоже перемещения, для постороннего глаза бесцельные. Нуждающихся в жилплощади можно было опознать по просящему ищущему взгляду. Предлагавшие, которых было явно меньше, держались хозяевами жизни. И впечатление было таким, что это не нуждающиеся подбирают себе квартиры, а сдающие жилплощадь, выбирают себе жильцов.  И вместе с тем сдающие больше старались избежать публичности. Боялись.  Кто знает, возможно среди собравшихся были и законспирированные милиционеры

Наташа, которая мужу овощи покупать не доверяла, послала на поиски квартиры именно его.  Потому что решать такой серьезный вопрос, где и как жить семье, - мужская работа. Саша в торговых делах, не освящённых сенью закона, был как мальчик-одуванчик, лопух лопухом.  Приходил туда пару раз после работы. Пятачок был пуст. Оставалась надежда на выходные.

Он пришел утром в субботу.  И растерялся. Народ тусовался на продуваемом морозным ветерком пятачке, кидая друг на друга с взгляды- намеки.  Но как узнать, кто сдаёт, а кто ищет?  Не зря Наташа называла мужа камневесом. Саша тут же вообразил себе худший вариант. Если все пришедшие ищут жилплощадь, а предлагающих нет. Тогда его дело швах.  Печальная растерянность и даже уныние овладело им. А времени на поиски нет.

  В боевиках подчас показывает критические моменты: пока герой напряженно подбирает код к взрывному устройству, чтобы предотвратить взрыв. А экран в это время показывает таймер устройства, где идёт отсчет времени. Напряженная музыка подсказывает зрителю, что вот-вот грянет взрыв. Но элементарная логика, что все это происходит в середине фильма, подсказывает, что герой успеет код подобрать. Саше элементарная логика подсказывала, что ничего хорошего его не ждёт, и кода ему не подобрать. Он чувствовал, как безрезультатно уходит время. Росло его отчаяние. И тут к нему подошла женщина. Почему она выбрала его? Возможно, прочла отчаяние, написанное на его лице.

- Вы квартиру ищете? – спросила она.

Сашины анкетные данные ей вроде бы подошли.  А описанные женщиной данные квартиры и условия съема подходили Саше. Отельная комната в стандартной квартире трехкомнатной хрущевки. В новом микрорайоне. Микрорайон сплошь из аналогичных пятиэтажек. Квартира   на пятом этаже. Это все-таки было что-то по сравнению с тем вигвамом, который они сейчас снимали.  В своей хижине они довольствовались печкой, вместо газа и отопления, краном с водой во дворе, туалетом в дальнем углу двора. Свет, бывало, отключали, нормального приема по телевизору не было, крыша протекала. Другое дело пятиэтажка - это куда ближе к цивилизации.  Тем более время поджимало. Поехали смотреть жилплощадь.


Елена Петровна, так звали хозяйку, сказала, что в двух других смежных комнатах будет жить она с взрослым сыном. И тут же, понизив голос, внесла важное уточнение. Ее Геночка - мальчик больной. Из армии в прошлый год комиссовали.  Руки-ноги на месте. А вот голова немного съехала. В армии и случилось. И почему, непонятно.  Отправила сына здоровым, а получила больным.  Комиссовали и не объясняют. Но съехало самую малость.  Для армии он не годится, а для обычной жизни -  особых отклонений и не заметишь. Хотя, конечно… есть небольшие проблемы.  И она постучала в дверь в свои комнаты и произнесла громко:

- Гена, сыночек, выйди поздоровайся, - никто не откликнулся, и Елена Петровна объяснила, - Наверное, музыку слушает, наушники нацепил и не слышит, что мы пришли.  Он музыку любит.  На гитаре целыми днями играет. Мальчик он музыкальный. И спокойный. Я ему достала импортный музыкальный центр с наушниками. Так что музыка вам мешать не будет.


И ещё уточнила.  По сути, только сын и будет жить в этих двух комнатах. Потому что она с мужем постоянно в рейсах. Она плавает поварихой на рыболовецком сейнере. А сейнер, как уходит на путину, так считай год не возвращается. Когда сходят на землю – в чужих портах. Ну, а ее муж, Виктор, сопровождает грузовые вагоны. Он сейчас в рейсе. Профессия такая, что и не выговоришь. Тоже почти на землю не ступает.  А когда и приедет в город, живет у своей матери.  Та старенькая и больная.  Присмотр нужен. Виктор ее Геночке не родной отец и с ним на ножах. Вечно ругаются. Потому Виктор  и предпочитает жить у матери. И ей спокойнее. И им, квартирантам будет спокойнее. Так что мешать им никто не будет.  Насчет оплаты – ей на руки сразу за три месяца вперёд. А потом за каждый месяц - плата вперёд -, ее старшей сестре. Не Гене, и не Виктору.


Вернувшись в свою халупу, Саша поделился с женой новостями. Сказал, что хозяйка ему понравилась. И рассказал все, что знал, про нее, ее мужа и ее сына.

- А сына ты видел?  А мужа? - спросила Наташа.

-  Муж в рейсе. А сын музыку слушал.  Мать сказала, что он как наушники оденет, так как отключается, ничего не слышит.

Наташин печальный вздох выражал глубокие сомнения в пригодности того, что подыскал Саша и в Сашиных способностях что-либо приличное найти. Но время – деньги.  Теоретически можно быстро найти на съем прекрасную квартиру, но где ж найти такие деньги.  Деньги чтобы снять одну комнату, они могли наскрести. И если взять в долг у одних родителей и у других, можно расплатиться сразу за три месяца.  Вечером они посетили и тех, и тех родителей. И на следующее утро с деньгами за три месяца поехали на встречу с Еленой Петровной.

Наташа шла, как разведчик на задание. По мере приближения к дому, придирчиво осматривала район. Ее все интересовало: какой автобус рядом проходит, какие магазины.  Не менее пристально она осматривала дом и двор, площадку для сушки белья, балконы. Даже антенны на крышах, лавочки у подъездов. По лавочкам, считала она, можно многое узнать. Если около лавочек шелуха от семечек, одно дело, если осколки бутылок – совсем другое.  Осмотрела она и подъезд, и почтовые ящики. Осмотрела комнату, им уготованную, и кухню, и санузел. Под самый конец этого осмотра приоткрылась дверь из комнаты хозяйки. Из-за нее выглянул паренек, худенький среднего роста.  С серьгой в ухе.

- Мой сын, - сказала Елена Петровна, - Геночка, поздоровайся.

Гена буркнул что-то и прикрыл дверь.  Но Саша видел, что он оставил щелочку, и поглядывает. Больше звать Гену Елена Петровна не стала. Видно, поняла, что его серьга Наташу насторожила.  И что серьга плюс поведение сына цену квартире не набавят. А Наташа, учуяв, что хозяйка смутилась, стала сбивать цену. Сошлись на цене на пять рублей ниже. Коммунальные платежи пополам. Все денежные вопросы и по оплате комнаты и по коммуналке с ее сестрой. Та и с прежними жильцами вела всю бухгалтерию. И проблем не было.
 
  Поехали к старшей сестре Елены Петровны. Она жила в другом районе. Та, женщина очень полная, сказала, что сама за деньгами приезжать не будет. Ей хлопотно. И далеко. И деньги возить по автобусам боится. Квартирантам нужно будет ей привозить.

 И на этих условиях они переехали. Выпросили у прежней хозяйки ещё два дня и на субботу наметили переезд. Саша попросил двух друзей поработать вместе с ним грузчиками.  Втроем таскали мебель. А Гена, чуть приоткрыв дверь в свою комнату, подглядывал, как лесной зверек. Тот минимум что был у Саши, перенесли быстро. К этому моменту подъехала и Наташа. С провизией.  По-быстрому накрыли на кухне отметить событие.  Свою посуду ещё не распаковали. И Наташа в поисках хозяйской стеклотары стала шарить по полкам кухни.

- Э, что-то тут не так, - сказала она, недовольная, что раньше недосмотрела такого важного фактора, - Чашки с налетом.  Не моют их что ли?

 Олег, друг Саши, на правах химика, осмотрел налет в чашках. Понюхал. Постарался соскрести, взять на язык.

-   Тут, видать, великие фармацевты живут, - сделал он заключение, - Хорошо, что в вашу комнату есть замок. А я бы вам посоветовал поменять ячейку.    

 Елена Петровна, как и предупреждала, пожив две недели, ушла в рейс. И сразу квартира, если бы не Наташа, стала приходить в запустение. Наташа старалась спасти хотя бы места общественного пользования: кухню, ванную, туалет, коридор. Гена после себя ничего не убирал. И не смывал унитаз.  Говорить ему бесполезно.  Не возражает, послушает, на том и закончится. Один плюс –  он молчаливый.

Не молчаливым оказался Виктор. Он появлялся редко. Но метко. И тот час, что он был в квартире, повсюду громыхал его голос. к квартирантам у Виктора претензий не было. Он с порога начинал наезжать на Гену. Кричал ему через дверь. Обзывал паразитом.  Свою дверь Гена запирал на засов. И оставалось неизвестно, слышит он Виктора или нет. может быть музыку себе врубил. Наругавшись, выпустив пар, Виктор уходил.

 Но квартирантов их пикировки не касались. Квартиранты жили своей жизнью.  Вода в квартире есть, и горячая через колонку. Туалет под боком, нормальный.  Газ есть. Живи и радуйся.  Тем более, что пригласили знакомого мастера, и тот антенну настроил.  У Гены как ни странно, телевизора не было. Ну, он, даже не просился к ним в гости какой-нибудь фильм посмотреть. Не интересовало. Виктор им сказал, что был телевизор, а Гена его загнал, когда мать была в море.  Она купила новый.  Поставила в своей дальней комнате. Врезала там замок. И с тех пор она, как идёт в рейс, свою комнату запирает, а   ценные вещи, увозит к сестре.   

 С виду Гена казался совершенно обычным, безобидным, тихим, немного отрешенным от мира парнем.  Странноватым, не без того. Серьга его не красила. Какой мужчина носит серьгу? Пираты?  Папуасы? Американские индейцы? Так это все люди с чуждым мировоззрением.  Разве мужчина с сережкой в ухе соответствует моральному кодексу строителя коммунизма? Разве мужчина с сережкой в ухе может перекрыть Енисей, запустить в космос ракету или выйти в открытый в космос, рубить в забое уголь, бурить в тайге нефтяную скважину?  Даже   покорять морские просторы, на сейнере, подобно Елене Петровне или сопровождать вагоны с ценными, а иногда и секретными грузами, как Виктор, мужчине с сережкой в ухе не поручишь.  Кстати, женщина с сережками в обеих ушах и даже с кулончиком на шее, и даже с накрашенными глазами, - все это может. И бурить, и сверлить, и покорять Енисей.  А вот мужчину с сережкой в ухе   инспектор отела кадров на работу даже грузчиком не возьмет. Такому кадру и остается целыми днями бренчать на гитаре, почти не выходя из своей комнаты.

Пару раз на неделю приходили к Гене друзья.  С виду нормальные. Парни без сережек, и девушки.  Звонок не работал.  Они колотили в дверь, словно в доме пожар.  Понятное дело, почему нужно стучать громко. Гена ведь вечно в наушниках. Нередко им открывал Саша. Гости, не вымолвив ни слова, как тени, пересекали коридор и у нового препятствия, Гениной двери, стучались, тоже громко. Такое ощущение, что они либо куда-то торопятся, либо не хотят, чтобы Саша их разглядывал. А его и не тянуло их разглядывать.

 И чтобы было удобно и Гене, и его приятелям и ему, Саша пошел на траты.  Купил звонок. Выбрал самый громкий.  Установил его у Гены в комнате. И на входной двери квартиры привесил объявления, что колотить не стоит, звонок работает, Гена услышит.  Генины приятели быстро освоили рационализацию.  Теперь Саша подчас не слышали, как они к Гене проныривали. Даже Наташа, обладавшая звериным слухом, обонянием и чутьем могла проморгать приход Гениных гостей, старавшихся подобно подпольщикам или сектантам, не светиться.  Вынырнут разве что на кухню, заварят быстренько нечто со диковинным запахом и нырь обратно. И тишина. Ну, бывало в туалет сбегают. Так что Саша с Наташей подчас не знали, один Гена у себя или с компанией. И это всех удовлетворяло.

  Потребности сына хозяйки были минимальны. Еду себе он не готовил.  В холодильнике Елены Петровны после ее отъезда мышь повесилась.  Гена перебивался яйцами всмятку и бутербродом с варенкой.  Иногда Наташа ему кое-что подбрасывала. Гена не отказывался.

- Смотри, - как-то сказала Наташа мужу, - Он ведь ест вообще не из тарелок. С газет, руками, как дикарь. И посуду не моет.  Кинет в раковину грязную чайную ложечку или вилку.  Уже привык, что я за ним мою. А ты видел его чашку? Помойное ведро.  Я полчаса отмывала. Так я ему сказала, чтобы нашу посуду не брал.

Как- то Саша засек, что вся его комната, что он мог разглядеть, когда Гена открывал дверь, завалена банками из-пот консервов.  Понятно, что это приносили с собой его кореша.    Саша не замечал, чтобы Гена что-то приносил из магазина. Но от банок вонь.

- Как в таком дерьме можно жить? – сказал ему Саша, - Тебе не противно?

 - Мне не мешает –  получил Саша ответ.

  Но Саша не мог допустить, чтобы у него под боком располагалась помойная яма. В те годы в стране не было такого понятия, как мусорный пакет и мусорный контейнер.  За мусором приезжал мусоровоз и звонил в колокольчик, созывая жителей окрестных домов с ведрами. Саша выпросил в соседнем магазине   с десяток ненужных картонных коробок. И наполнил пакеты Гениными консервными банками.  Тот в это время сидел в наушниках, глядя в окно.

Когда зазвонил колокольчик мусорщиков, Саша попросил Гену помочь ему вынести его добро.

- Ты это собирал, ты и выноси, - спокойно ответил Гена, -  Мне не мешает. 

Пришлось выносить Саше и Наташе.



  Наташа стала повторять, что просто так без веских причин молодого парня из армии не попрут.  И что друзья к нему ходят странные.   На кухне варят   бурду какую-то. Не зря Елена Петровна сказала, что платить за квартиру нужно не Гене, а ее сестре. А ведь и Виктор про то же говорил. Нужно свои двери держать закрытыми. А то чего и сопрет.  Когда настал четвертый месяц их жизни в квартире и когда Саше подошло время ехать к Ольге Петровне, сестре хозяйки, и платить, Наташа дала мужу ответственное поручение выведать, что за скелеты хранятся в шкафу Елены Петровны.   
.
  Саша опасался, что Ольга Петровна попрекнет, что он лезет не в свое дело. Но она только приуныла.  Казалось, что не удивлена Сашиными вопросами. Но то, что она сказала, мало добавило. Мальчик, конечно, больной. Жалко сестрёнку. Но она сама виновата. Связалась по молодости с парнем, про которого говорили, что с заскоками. С виду спокойный. Воспитанный. Но люди зря говорить не будут. А она в ответ, - вы ничего не понимаете, завидуете, у него душа поэта. И сколько Лену не остерегали, подумай, какие будут дети, Лена упрямо гнула свое.  И   аукнулось. Со своим возлюбленным она жить не могла. Тот ни зарабатывать, ни вести хозяйство не мог. Расстались быстро. Гена долгое время рос обычным мальчиком. Точнее, почти обычным. Конечно, с детства у него в голове гнездились всякие страхи. Надеялись, что это мелочи.  Просто мальчик своеобразный. Все выровняется. Но армия все расставила по местам.  На то она и армия. Физические нагрузки. Эмоциональные напряжения. И сбой пошел такой, что слава богу, что отчислением из армии ограничилось.  Поступить на учебу ему с такой анкетой невозможно. А нет образования – грузчиком вкалывать. А он не может. Физические перегрузки сказываются на голове.      

Саша все это принял к сведению. Но какой вывод? Тупик. Он решил: слушает этот больной мальчик свою музыку, бренчит на гитаре – ни и пусть.  Так прошло несколько месяцев. Раз, когда Саша пришел с работы, на кухне сидел Виктор. Пьяный и злой. У него был свой ключ от квартиры.  Виктор сидел за кухонным столиком, на столе бутылка водки.  Он плеснул себе в кружку немного. И Саше предложил за компанию. Саша отказался.

- Ну, как знаешь, - сказал Виктор, -  Было бы предложено. 

Он выпил и долго сидел, тупо глядя в стол. Потом подошёл к двери, ведущей в комнату Гены, и постучал. Дверь была закрыта на засов. Гена не подавал признаков жизни.

- Открывай, подонок, -  прокричал Виктор. И присовокупил брань покруче.

- Слушайте, в моей комнате жена и ребенок. Им обязательно вас слушать?  - сказал Саша.

- Я хозяин!! Моя квартира!! -  с напором крикнул Виктор, - Чего в своей квартире хочу, то и говорю.

- Вы можете в своей квартире что угодно делать, - сказал Саша, - Но если сдаёте комнату, и я вам плачу, то извините- подвиньтесь.

- Вы мне платите? В Ленке платите. Пусть она шепотом и говорит, - сказал Виктор, но уже спокойнее.

- А мне все равно.  Вы – муж. Я плачу вам обоим. Я вас предупреждаю. Учтите, что вы получаете деньги нарушая закон. А это может для вас закончиться неприятностями. Так что будьте любезны соблюдать приличия.
 
Как видно, предупреждение подействовало. Гримаса угрозы разгладилась. Дикий взгляд Виктора стал спокойнее, он снова сел за кухонный стол, снова о чем-то задумался, немного выпил.

- Уже в собственной квартире рот затыкают. Паши, молчи, сиди тут как кукла, и какой мне от этого прок? И какой я от этого доход получаю? Все Ленке, скопидомке этой.


 Саша видел, что Виктору необходимо выговориться.  Он снял с полки кружку, сел рядом

- Ну ладно, плесни.

  И за кружкой водки Виктор поведал свою одиссею. Виктор, не так давно сошедшийся с Еленой Петровной, был на шесть лет моложе.  Как он пожаловался Саше, мог бы себе легко посвежее подыскать. Но Ленка – мастерица окрутить. Прямо присосалась. Витенька голубчик, Витенька мое солнышко.

- Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, - усмехнулся Саша.

 - При чем тут желудок?

- Она же повариха, - сказал Саша.

- Ага, прямо, сватья баба повариха.  Повариха она обычная. Она другим местом взяла. Тем местом и в загс затащила.  Наобещала воз и маленькую тележку.

- Что же можно этим местом наобещать, удивился Саша.

- А что тебе твоя наобещала?

 Саша ещё сильнее удивился. Никак не мог припомнить, чтобы ему Наташа что-то обещала. Но Наташа была молода и красива, ей не нужно было говорить, сам ее вид обещал. А Елена Петровна, когда с Виктором закрутила, уже была в возрасте. Сына в армию проводила. И все же. Саша слушал и сомневался, чтобы такая тихая и уравновешенная женщина, как Елена Петровна прямо уж затаскивала в загс такого охламона как Виктор? Хотя Саша слышал, что опытные профессиональные мошенники выглядят очень солидно. А Елена Петровна выглядела скорее благородно. Она хоть и была старше, но такую приятную женщину ещё поискать. А когда была моложе, видать, была красавицей. Она старше Виктора? Но все равно приятнее, чем ее плюгавый муж. Но возможно, она Виктора и охмуряла, обещала. А скорее всего, он что-то себе сам навоображал? Такие, как он, сами себя обманут, обмишурятся, а потом злятся на весь белый свет.

 Как странно люди сходятся?  Какие силы их толкают друг к другу?  Какой новый Ньютон, какой Ван- дер- Вальс, опишет эти силы?  Бальзак, Стендаль, Толстой, Бунин? Какие только причудливые цветы ни цветут в оранжерее, зовущейся садом любви. Какие только ветерки там не веют. И каких только названий цветы не удостаиваются.   Одному кажется, что цветы любви дивны, с прекрасным ароматом. Другой утверждает, что они уродливы и дурно пахнут.  Но самое оригинальное, что категоричные оценки со временем меняются. Тот же человек, который прежде упивался красотой и ароматом цветов любви, вдруг заявляет, что он наконец прозрел, и что все это уродливо и дурно пахнет. 

Но ещё более оригинально обратное. Похоть какой-нибудь знаменитости через столетия биографами восхваляется как прекрасная сметающая все преграды любовь и образец.  И не обязательно через столетия. Бывает ещё при жизни знаменитости.  За что будут вас осуждать, для знаменитости – фонтан эмоций. И хоть писал Бернс: «По мне достойней тот бедняк с его простой любовью, кто не завидует никак богатому сословью», но богатых и знаменитых в делах амурных будут славить за то, за что бедных и не знаменитых осудят. 


Виктор считал себя если не знаменитостью, так уважаемым человеком. Он это непременно упоминал в разговоре. Но его слава была местного разлива.  Как Саша понял, уважали его мужики его же возраста, жившие по соседству с его матерью. Они считали его знающим человеком, поездившим по стране, много повидавшим, который может такую историю завернуть, уши увянут.   А это ценилось при застольной беседе. С этими мужиками он пивал. Они его уважали. И он в свою очередь их уважал. За интерес к его личности. За то, что мужики его слушали, развесив уши.
 
Но, Виктор обнаружил, что женщинам его рассказы были мало интересны. Что же им, гадюками, интересно? Он пришел к выводу, что женщинам от мужчины нужно только одно. Это самое.  И что они, уважат мужика за это. Одни собутыльники, тоже не лыком шитые, уверяли, что исключительно за размер, за габариты. Другие говорили, что важнее продолжительность. Третьи говорили, что важны оба фактора.  Поскольку женщины Виктора мало уважали, он стал сомневаться в своих факторах.  Он женщин в свою очередь не уважал. Его чувство к женщинам, даже любовью, даже половым влечением нельзя было назвать. И названия не подберёшь. А с Еленой Петровной у него случилось нечто типа затмения ума.  Но она, притворщица, оказалась опытнее и хитрее. И ее коварство довело беднягу до крайней черты. До загса.


 Женщины, как   змеи. Некоторые не отползают при встрече. Они могут обвить своими кругами, впрыснуть яду и потом, ещё тепленького, проглотить.  Что с Виктором и произошло.   Случилось это где-то три года назад. Он тогда потерял голову и счет времени от ее нежностей.  А после загса Ленка стала какие-то схемы выстраивать. Квартиру купили, сынуля приехал, и она вскорости собралась в моря. И накатило на бедного Виктора новое затмение ума. В обратную сторону. Вроде женат и при квартире и вроде нет. 

- Не вы первый. Это со многими мужиками случается, -  Саша, внимательно слушавший горькие признания униженного и оскорбленного, посчитал, что нужно товарища утешить, какими-нибудь мудрыми мыслями, - И с женщинами тоже. Женщины тоже думают о мужиках до свадьбы лучше, чем потом.   Все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастная несчастна по-своему. И поскольку нет на земле одинаковых семей, значит не найти семьи, которая счастлива на сто процентов.    Но все как-то выкарабкиваются.  Потом есть что вспомнить. В сумме это и называется счастьем.

- Хорошенькое счастье, - вздохнул Виктор, - Тут в рейсе накувыркаешься. Приедешь, и жизни нет.

-  Я же вам сказал, - повторил Саша, - Что такое в каждой семье случается. Как говорится, семья не без урода.

- Вон он урод!  -  со злобой воскликнул Виктор, указав на дверь, за которой находился Гена, - Эх, жизнь жестянка.  Заарканила меня Ленка, вольного жеребца.  А ведь гарцевал я на таких сочных лугах. Срывал цветы удовольствия. И пропал.

И Виктор продолжил свое повествование. Женщин, как он утверждал, он имел пачками. Но Елена Петровна была его первой официальной. И в этом оказалась вся проблема. Он пока не женился, не знал, на что они способны. А теперь узнал. Отравят - глазом не моргнут.  А уж обуть для своей личной выгоды – это как два пальца. Ленка, паскуда, облапошила, как последнего лоха.  Своими щебетаниями так устроила, что я и расписался.

Виктор как-то и не задумывался, что вырастет проблема отсутствия жилплощади.  Что у Лены в этом плане окажется глухо. Без вариантов.  И Виктор, уже взрослый, жил в доме матери, не задумываясь над квартирным вопросом. Переночевал у бабы и вернулся к матери. А когда женат, нужен свой том.  Он неженатым думал, что вечно будет гулять, а дом матери после ее смерти ему отойдёт. И дальше не заглядывал.  А женился - жилплощадь понадобилась - кровь из горла. Собственно, так Ленка напела: без собственных квадратных метров какая это жизнь? Но мать умирать не собиралась. А страсть, скорее даже непосредственно Ленка, требовала своего гнёздышка. И немедленно. Как говорил Ленин, промедление смерти подобно. И Ленка это же самое повторяла: как можно расписаться и жить не вместе? Наскребли немного денег.   Совершили обмен с доплатой на эту вот самую проклятущую квартиру. Влезли в долги. Чтобы расплатиться, она завербовалась на сейнер, а он на железную дорогу. И теперь трубят. Вместе?  Вместе они деньги зарабатывают, но не живут. И то неизвестно, как она там зарабатывает, повариха хренова.  А тут этот выродок из армии пришел.

 - Ей на корабле хорошо, - жаловался Виктор, -  И жить есть где, и мужики голодные в очереди. А я трясусь в проклятущем вагоне – гадюшнике, как зэк. Как волк в норе.  Как волка ноги кормят. Полстраны исколесил. Домой приедешь, мать больная.  При ней голоса не повысишь. Чуть выпьешь – с порога гонит.  Сюда -  этот урод в дом не пускает.

Виктор ошибся кругом. Когда он закрутил и женился на Елене Петровна, сын ее был в армии.  Он знал про ее сына только из ее рассказов. Ангел.  Она потом, когда сын вернулся, божилась, что уходил сыночек в армию нормальным. Иначе бы медкомиссию не прошел.  Она бы и рада была, чтобы его зарубили.  Так нет, признали годным.  И спустя полгода – на тебе, комиссовали. А он вернулся и словно подменили. Пошел куролесить. Заявил, что он матери разрешения выходить замуж не давал. Начались скандалы. И вот Виктору приходится от скандалов то к мамаше своей отчалить, то в рейс укатить. А теперь вовсе некуда деться. Как прикатил в город, прямиком к матери. Потому что Ленка в море, а ее выкормыш на порог не пускает. Виктор встал и глянул в окно.

 
- Бабу найти, чтобы всего этого бардака не видеть не проблема. Вон их сколько за окном. -  Виктор усмехнулся, поглядел на Сашу -  И тебя Ленка обула капитально. Подыскивала таких квартирантов, чтобы за Геной ее убогим присматривали. Она как-то нашла одних. Те терпели- терпели, а потом съехали. Вы – вторые, - Виктор снова посмотрел в окно, - Бабу найти не проблема. Но у них же в голове одни деньги. Я с открытой душей, а они с растопыренным карманом. И с обманом. Все она знала про сына. Мозги мне пудрила. И про то, какой бордель ее ждет на сейнере, знала, когда устраивалась. У нее подруга на таком же судне. Насоветовала. Вот так и живем. Ее на сейнере целая орава мужиков охаживает. И капитан – первый.

- Ну прямо-таки? Он же член партии, -  перебил Саша, делая вид, что не верит его словам.

 - Подумаешь, член партии!  Он в одной партии, а член – в другой.  Государственная политика. Могли бы коком мужика взять.  Нет, спецом бабу держат, чтобы мужиков удовлетворяла. Ей сейнер - конюшня с жеребцами, - Виктор помолчал немного и добавил, - Сходит с судна, мостик по ней гнется.  Чемодан лопается. Вся в подарках. Тот ей косметику отвалил. Тот колготки. Тот - свитерок. Тот шарфик.  Прибарахленная, как графиня.  Подарили, говорит, за хорошую работу. Как приз.  Когда это за хорошую работу колготки дарят?  Грамоты хватит. А она говорит, что ударница. За вкусную пишу. Это за какую вкусную пишу? Я от нее вкусной пиши и не видел.  Она говорит: я на берег схожу с одним желанием – от плиты отдохнуть.  Ну хорошо – от плиты. И этого самого?  Зачем ей муж?   Не нужен ей муж. Только его деньги, -  и Виктор в досаде махнул рукой

Сашу, конечно, не колыхали Витины излияния. Но нужно же как-то приободрить мужика. И он выдал дежурную фразу, что все перемелется, мука будет.

  –   Не мука, а мука, - поправил Виктор, сменив ударение, -  Ленка заявляет, это даже лучше, что ей подарки дарят. Мол мне на Восьмое марта экономия. Она не будет лишний раз тратиться. Деньги в дом.  Мы так скорее долги отдадим. А передо мной у нее вроде как долга и нет, – он вздохнул, -   Я мог на любом углу себе бабу найти, на любом вокзале.  Вокзалов в стране полно. И даже на маленькой станции пункт питания. Как минимум, буфет. А на крупной так ресторан. Ты понимаешь, что такое ресторан на вокзале? Золоте дно.  Ты знаешь сколько буфетчица зашибает? Мало того, что на продуктах экономия.  И такие, получше Ленки.  Послать бы ее подальше с ее сейнером. Пусть катится на свое корыто вонючее. Развелся бы. Но деньги-то общие вложены.

- Ну деньги - это вопрос решаемый, - сказал Саша, - Можно посчитать, кто сколько вносит в семейный бюджет. И потом, если уж такие страсти разгорелись, пусть Елена Петровна найдёт другую работу.

 - Другую работу? Она на этой как у Христа за пазухой.

- На сейнере болтаться? Это как плавучая тюрьма.

- Кому тюрьма, а кому мать родна.  Она там спрос имеет, подарки дарят. Зарплата идет.  Все своей сеструхе в кубышку. А я тут, как нищий. И бездомный. Сынуля ее квартиру захватил.  Вот кому ни копейки давать нельзя, так это Генке. Тут же спустит.  Я бы с Ленкой и разъехался. Так ведь как делить? Ты говоришь посчитать можно. Да у нее, дважды два - пять. Если считать, она - нищая. Шаром покати. А что накопит - все к сеструхе. А тут ещё этот ирод на нашу голову.  Извращенец долбанный. Вон, заперся. Прибить его мало. Туфли мои импортные загнал. Я свои шмотки к матери перетащил. Ленка свои шмотки у сестры держит.  Так он с себя все продал.

 Виктор встал подошёл к двери, за которой, как в осаде, сидел, закрывшись на засов, Гена. Стукнул в дверь

- Эй, ты, выродок!  Открывай!

-  Вход платный, - послышалось из-за двери, - Деньги гони.

- Хрен тебе, а не деньги! В психушке деньги не нужны! Открывай.

-  Паспорт мой гони! И деньги.

 - Все равно выйдешь, сука. Никуда не денешься. Я за дверью.

Виктор снова сел за стол и плеснул себе водки.

- Про какие он деньги? -  спросил Саша.

А понимаешь, на работе я Генку в напарники оформил. Нас двое на вагон по штату положено. Взял его паспорт.  Оформил. В два раза больше работаю. По-человечески не выспишься. А ему что, бездельнику? Узнал, что я его оформил, – требует себе доли. Мол половина ему причитается. А ему деньги давать категорически нельзя. Накупит дури. Начнется светопреставление. 
 
Виктор ещё раз стукнул в дверь, ещё раз обозвал Генку извращенцем, развернулся и ушел. Извращенец долго не высовывал носу из своих комнат. Когда, наконец, приоткрыл дверь, первым делом спросил Сашу, где Виктор.

-  Ушел, - сказал Саша.

- Жить мне не даёт зараза. Убью его скотину.

Неспроста Виктор звал Гену извращенцем.  Как-то Саша вышел на кухню, а ему навстречу словно явление Христа народу, мыча и шатаясь ковылял совершенно голый мужик.  Молодой, худющий, как с креста снятый. И на Христа похожий. С бородкой и длинными черными патлами. И пройдя мимо Саши, словно не замечая, направился в Генкину комнату. Что за явление?    Не просто далась ему эта работа - вписаться в верной проем. И пока он делал несколько попыток, пока дверь оставалась открыта, Саша увидел картину: на холодном полу, прямо на досках, валялось человек шесть- семь, парней и девушек. Кто на спине, кто на животе.  Но все абсолютно голые.

Тощий с трудом вписался в проем, и дверь закрылась. Он был не состоянии закрыть изнутри засов на двери, и Саша воспользовался этим. Он приоткрыл тихонько дверь, чтобы понять, что это за массовый падёж. Голые гости на голом грязном полу. Четыре парня, если считать Гену, и три девчонки.  Саша имел стаж студенческой общаги. Но такого решения полового вопроса не видывал.   

Саша зашел в свою комнату поделился новостями с женой.  Наташа пошла глянуть. Вернулась мрачной.

- Вот теперь все прояснилось. Ты говорил, что Елена Петровна сама к тебе подошла? От хорошей жизни не подойдут. Она про тебя все прочитала, у тебя на лбу написано, что ты лопух. Вот и обрадовалась, что ты ей попался.

- Снова ты на меня одного валишь. Мы же с тобой вместе приехали и договаривались, -попытался возразить Саша.

- Договаривались. Моя вина только в том, что за такого пентюха замуж вышла. А она, как погляжу, та ещё.  Комнату сдала прямо перед отплытием. И по морям, по волнам. И с плеч долой. Поминай как звали.  Лапши навешала и нет ее. А теперь пойди с этим Генкой поживи.

Наташа послала Сашу на консультацию к Ольге Петровне. Та поохала, попричитала и сказала, что ничего поменять не может. Гена ее не слушает. Нужно ждать возвращения Леночки.
 
          Наташа, услышав такой ответ, сказала, что нужно искать новое место. Ребенку в таком месте жить невозможно. И на следующий день уехала к родителям. У Наташиных родителей был небольшой домик.  Там можно было бы временно перебиться. Ей со Светочкой. Но у Саши были натянутые отношения с тещей.

Наташа со Светочкой стали жить у своих родителей.  А Саша квартировал один в комнате.  А когда Наташа приходила проведать, все ли в порядке, она выглядела мрачной. И понятно, на нее легла серьезная нагрузка. Ребёнок полностью на ней. А тут ещё родная мамуля подливала масла в огонь. Говорила, что Саша в том вертепе, как сыр в масле.

Поэтому, Наташа периодически ныряла в пропасть, навешала мужа. Готовила на несколько дней вперёд. Кроме того, чтобы отвратить мужа от пропасти, нужно исполнить супружеский долг. Ведь больше и негде.  А, исполнив супружеский долг в своей отельной заранее оплаченной комнате, она продолжала пилить Сашу, что нужно искать новое жилье. Но Саша так уматывался на работе, что ему было не до поисков жилья.

Неизвестно, как бы дальше развивались события. Но, как видно, вмешались высшие силы. Как-то раз, приехав Наташа, решила покормить мужа и дала ему задание почистить картошку.   Саша сидел на кухонной табуретке. Картофельные очистки летели в мусорное ведро, что стояло у него в ногах. Когда он услышал шаги за спиной, первым делом подумал, что идёт Наташа. Но звуки были странными.  И пока он сообразил, почему с странные, увидел, девушку. Понятное дело, что из Гениных гостей.  Девушка подошла к полке с посудой, достала кружку, наполнила водой из крана и стала пить. Кружка была не мытой с момента, как покинула магазин. Гадко глянуть. Но девушка, без колебаний сделала пару больших глотков, словно умирает от жажды. И только утолив жажду, придя в чувство, сообразила, что на кухне не одна, что перед ней сидит Саша.



 Видел ли он эту телку раньше, Саша не мог припомнить. Генины гости обычно быстро мелькали перед Сашей.  Но в этот раз девушка не торопилась, стояла, опершись задом о кухонную тумбу. Пила не спеша.  Выглядела она довольно миловидно, молодая, лет, возможно, девятнадцати. Черные волосы по плечи. А вот ниже можно было ее описывать во всех подробностях. Потому что была она совершенно голой и никуда не торопилась. Поэтому и звук ее приближения не был похож на звук приближения Наташа. Наташа ходила в тапочках, а эта босая.

 Саша хоть и не позволял себе газеть, но что поделаешь, когда в двух шагах от тебя такое, не захочешь – а кинешь взгляд. Телка оставалась столь же невозмутимой, как корова на лугу, которая не осознает своей наготы. Она уставилась в район той картофелины, что застыла неочищенной в его руках. Продолжать процесс чистки было невозможно. Руки замерли, все сигналы в мозг шли от глаз. 

Возможно, в одежде девица выглядела бы вполне заурядно. Но в данном случае, можно было отметить, что у девушки неплохие пропорции, гладкая чуть смугловатая кожа, красивая грудь, побольше Наташиной, бедра смотрятся плотнее, чем если бы эти части тела выглядели в платье. Вот по аппетитной груди и бёдрам слово телка ей вполне подходило.

 Саша вспомнил, что у него в холодильнике есть ещё и колбаса, и яйца, и что Наташу принесло сегодня совершенно некстати. Могла бы прийти и завтра. А с другой стороны, не приди Наташа, не пошли она его на кухню чистить картошку, не стал бы он свидетелем такого шоу.

- Эй, мужик, кто так чистит? Вставай-ка, отчаливай. Заявишься через пару минут, -  сказала телка.  Саша послушно встал, уступая ей место. Красотка взяла нож, уселась на табуретку, и сказала - Свободен.
 
  Свободен? Саша был в плену.  И такое впечатление, что телка этого даже не понимала. Когда Саша зашел в свою комнату, Наташа заметила в его лице признаки чего-то ей непонятного. А она считала, что жене в муже должно быть все понятно.   

- Что случилось? – спросила она.

Саша молча повел плечами. Но так повел, что Наташа первый момент подумала, что он в шоке, потому что по неосторожности проткнул себя ножом. Она знала, как ее муж чистит картошку, сидя на табуретке.  А поскольку руки у него выросли из одного места, вероятность, что соскочивший нож повредит важный, можно сказать жизненно важный орган, не исключалась. Саша как раз прикрывал этот самый орган рукой.  Наташа с усилием отвела его руку. Крови не было, но то что она увидела заставило ее спешно выйти на кухню, чтобы выяснить причину таких трансформаций. Что так может повлиять на мужчину, которому банально поручили почистить картошку?

  Саша боялся, что ему предстоит увидеть бой быков. Или скорее телок.  И на какую телку ставить?  Но его интересовало и то, чем закончилось дело с картошкой.  Почищена или нет.  Но вернуться на кухню он не решился. Он застыл в дверях своей комнаты, в ожидании, чем же закончится контакт Наташи с иной цивилизацией. Он слышал, как Наташа произнесла:

 - Это что за стриптиз? – и следом добавила ледяным голосом, - Спасибо за бесценную помощь. Дальше мы как-нибудь сами.

                Телка оказалась не столь отрешенной от действительности, как полагал Саша.  Поняла, что перед ней теперь стоит женщина. Неблагодарная, как готовая к броску кобра.  Телка не стала рисковать здоровьем и сказала:

- Ну ладно, как хотите. 
 
  И потопала обратно. Туда, откуда пришла. В комнату Гены. Она подошла к двери, Дёрнула. Дверь не поддалась. Закрыта изнутри на засов. Она постучала.  Наташа из кухни следила за отступление противника.  Со своего пункта наблюдения из кухни, она не видела Саши.   А межу тем, он снова получил возможность разглядывать телку, как статую в музее.  Но та, ожидая, когда откроют дверь, клала на Сашины красноречивые взоры. Но раньше, чем открыли засов, в коридор из кухни вышла Наташа.

- Что слюни распустил, Казанова?  - зло бросила она, -  Марш в комнату!   -  повернулась к телке, -  а ты, шлюха… 

- Какая я тебе шлюха? - удивилась телка, -  Я помочь хотела. Мужик чистить не умеет.

- Уже помогла, уже умеет, - Саша услышал эти слова жены, уже находясь в комнате.

Бежать отсюда! О том, чтобы задержаться в месте разврата и речи не было. Но Саша был голоден. Не пропадать же картошке, раз уж начищена. Вопрос – какой картошки. Вареной или жареной.  Признанным специалистом по жарке картошки был он.   Тут Наташа ему доверяла на все сто. Они и намечали поджарить. Но в таком случае Саше нужно было бы стоять у плиты. На кухне. Там, где может появиться голая тварь. А Наташа этого допустить не могла. Она наказала, чтобы он носу из комнаты не казал. А она картошку сварит.

Пока варилась картошка, Наташа не покидала комнату. Стояла на карауле. Она бросала на мужа красноречивые взгляды, клокочущие горячей лавой подозрений.  В этот раз они обедали не на кухне, а как дворяне, в комнате. Очистили журнальный столик. Не очень удобно. Зато в комнате они были ограждены от тлетворных влияний. 

-  Ну надо же.  Подносят, уносят. Как в лучших домах Лондона, - попытался Саша ублажить жену.

- В Лондоне не бывала, - мрачно произнесла Наташа, - А про тебя все поняла. Этот балаган тебе как бальзам на сердце.

- Послушай, что ты разнервничалась? - сказал Саша, - Я ее на кухню не звал.  И потом, когда я тебе рассказал про голого парня, ты тогда так не переживала. Может, даже размечталась.

- Если бы я размечталась, я бы Светочку к маме не отправила.  Он ещё меня обвинять будет.  Или ты хочешь, чтобы эта тарелка оказалась у тебя на макушке?
   
Наташа собрала тарелки и унесла. Саше даже подходить к двери было запрещено. После обеда Наташе пришлось решать серьёзную проблему. Взять мужа с собой?  Она знала, что ее мама, станет бить копытом и гноить зятя.  Невзлюбила она Сашу давно. У Наташиной мамы была подруга, имевшая большой жизненный опыт и глаз – алмаз. В мужиках разбиралась. Подруга эта как-то увидела Сашу в гостях у Наташиной мамы, и доложила, что она лет пять назад ездила на экскурсию в город-герой Волгоград. Ехали поездом. Группа половину плацкартного вагона. И в этой группе был этот самый, нынешний Наташин муж. Так вот, он тога бесстыдно клеился к каждой юбке.

  И как Саша мог оправдаться?  Что скрывать, ездил он по молодости с экскурсией в Волгоград. Заводской профсоюз выделял путевки.  Он был тогда ещё холостым. И хоть этой бабе показалось, что его обычное поведение – это клеение, но поди теперь докажи, что не верблюд.  Наташина мама приняла на заметку, сопоставила факты, провела собственный тайный аудит, проконсультировалась с подругами, и сделала вывод, что зять – гнусная и похотливая тварь. Чудовище.  Не разглядела дочурка. А ведь такие козырные женихи у ворот круги писали. А вышла за этого волгоградца и голодранца. Наташина мама специально научила своего зеленого попугайчика, как только Саша появится в тещином доме, картавя, как нерусь проклятая, произносить: «Волгоград – город - герой»
 
И вот Наташа, поняв, что съемная квартира – бомба замедленного действия, повезла мужа к своим предкам. Тоже почти склад боеприпасов. А Саше деться некуда. Никаких других вариантов. Наташина мама моментом учуяла, что что-то там в лесу сдохло. Просто так не приедут.  И взяла дочку в оборот. Почему, зная, насколько ее мама не переносит зятя, дочка все же привезла его сюда. Почем она категорически против, чтобы оставить этого охламона там, где газ и свет, где все схвачено, за все уплачено. Наташа рассказала, как там все схвачено, и за что уплачено. Каковы истинные причины смены жилья
 
Теща послушала, помрачнела, вскипела, сказала, что Наташа связалась с врагом народа. Что при Сталине таких стреляли, а умные женщины, думающие о своем будущем, отказывались от таких мужей. Попрекнула дочку упущенными возможностями и произнесла знаменитую фразу, что велика Россия, а отступать некуда, и этот изверг приперся не к своим предкам, а именно к ней. И приступила к дозированному геноциду.  Изверг каждый день порывался вырваться из концлагеря. Но тут Наташа выпускала на сцену дочку. И Светочке, удавалось удержать отца.    

 Перед Наташей разверзлась пропасть. Что делать?  Терпеть мамины выходки и то, как Саша, доведенный ими, срывается на ни в чем неповинной жене? Или отпустить мужа на вольные хлеба, на квартиру и ожидать, что тот пропитается влиянием безудержного разврата, которым он, по всем ее подозрениям, охотно готов пропитаться. И в это время ей бедной весь груз взвалить на себя: и переживать за мужа, и выдерживать мамины упреки, и заботиться о дочке, и искать новую жилплощадь, и выслушивать мамины афоризмы, что искать нужно не новую жилплощадь, а нового мужа. Причем искать с максимальной активностью. Третий же вариант - возвращаться в гнездо разврата вместе с Сашей и стоять над ним, как на карауле, -  тоже так себе вариант.

 Пока Наташа не могла решиться, ее мама решила проблему, как Александр Македонский с гордиевым узлом. Просто указала зятю на дверь, сказала, чтобы катился колбаской, что ее дочь и без него проживет.   

  И двинул изгнанник, вспоминая, как Виктор орал на Гену, жаловался на Лену и на судьбу.  Как он говорил, что места ему жить нет. А теперь у Саши вырисовалась похожая история.  Когда Виктор жаловался, что оказался бездомным, и Саша процитировал крылатые слова: «Бегу, не оглянусь, пойду искать по белу свету, где оскорбленному есть чувству уголок», он не думал, что это коснется и его. Нужно сказать, Саша не цеплялся за тещин дом. Он покидал тещу и ее попугайчика без всякого сожаления. И съемная комната казалась вполне нормальным местом. Тем более, была банальнейшая причина вернуться. Он не взял с собой сменного белья.

И Наташа, оставив дочку на родителей, спустя часа три, поехала следом за мужем. В рассаднике ее встретили тишина и покой.  Но теперь она знала, что это тишина обманчива, как тишина перед вторжением вандалов. Как покой кладбища, где с темнотой блуждают вурдалаки.   Всякая гнусность может притаиться рядом, за дверью Гены, и извергнуться в любую минуту. И Наташа оставалась в предельном напряжении. Ни о какой нормальной семейной жизни в такой обстановке и речи быть не могло. 

Состоялся семейный совет. Саша привел свои аргументы. Поселиться у   своих родителей из-за крайней тесноты и болезни матери он смог бы на день – два, не больше. Жить ему больше негде кроме, как тут. Тем более, что заплачено за месяц вперёд. Что же деньги на ветер? Наташа считала, что в данных обстоятельствах деньги не столь важны. Первоочередная задача новое жилье. Промедление смерти подобно. Как минимум смерти их семьи.  И поскольку поиски квартиры она не может оставить на совести мужа, у которого, как она убедилась, нет совести.  На пятачок они пойдут вдвоём.

А пока Саша созревал, узнавал на работе, не слышно ли, сдаёт кто жилплощадь, Наташа сделала ход конем. Она принесла от подруги фонендоскоп, тихонько подходила к двери Гениной комнаты прикладывала к ней мембрану и пробовала выведать, что творится в стане врага.

  Так прошло пару недель. Наташи приходилось брать дочку из садика отвозить к своим родителям, а потом торопиться на квартиру.  А уже вечером, Наташа выходила на тайную прослушку. В это время Саша не имел права включать телевизор. 

  Кстати, Саша поймал себя на том, что упреки жены в его адрес дали свои всходы. Проклюнулось в нем желание полюбоваться завистливым глазом на извращения в Гениной комнате. Но видеть сквозь стены он не мог. Мог только попытаться услышать, если воспользоваться тем же фонендоскопом. 

Ничего он толком не расслышал.  И все же как-то засек странный   разговор. Как видно, разговор происходил близко от двери.  Разговор между Геной и его гостем. И шел он о ружье.  Гость объяснял, как обращаться с ружьем.  Слово ружье Саша расслышал четко. И слышал, как Гена громко и решительно произнес:

- Теперь ему, гаду, крышка! Я его порешу.

  Кого это собрался порешить человек, который не совсем в себе?  Поди узнай. Может быть он тайно точит зуб на квартирантов? И Саша решился на разведку боем. Он постерег, когда Гена вышел в туалет и как бы межу прочим заглянув в его комнату, ужаснулся беспорядку в ней и настоял: пора снова наводить шмон. Как в прошлый раз. Гена, хоть говорил, что беспорядок ему по барабану, не отказывался от халявной уборки.

Саша пришел с мешком, веником и совком, и принялся собирать консервные банки, разбросанные по полу. И тем временем прикидывал, где можно пристроить такую длинную дуру, как ружье. В шкафу либо в диване. Стал тщательно выметать мусор из-под дивана, приподнял лежак дивана и увидел то, что искал. Чуть прикрытый грязным одеялом лежал ствол. Саша, служивший в десанте, в оружии разбирался. Но такого экземпляра прежде не встречал.   

- Ого, - с притворным удивлением и восторгом воскликнул он, -  Красота какая!  Откуда? Интересная штуковина, - Гена молчал, тупо глядя на штуковину, вроде не понимает, о чем его спрашивают, - А тебе-то зачем? – продолжил Саша, - По воробьям палить? Ты разве охотник? -   Саша вертел в руках ствол. Гена гробовым голосом произнес:   
 
- Витька придёт – убью.

Вот что он задумал! Судя по решительному голосу, он бы не поколебался.

- Ты думаешь убить человека легко?  - усмехнулся Саша, не подавая виду, как внутри у него похолодело. Ведь кто этого Гену знает? Такому, может быть, и убить ничего не стоит. Башка не варит. Вбил себе в голову, и не переубедишь.

  - Какой это человек?  - мрачно произнес Гена, -  Он изверг, зверь.  Мать так и говорила, что лучше бы он сдох кровопийца. Он всех мучает. На меня наезжает. Меня на деньги кинул. От матери деньги прячет. Зарплату ей не даёт. Мать замучил своими приставаниями. Впился как зверь.

- В кого, в тебя? -  спросил Саша, - Так его уже месяц как не видно.

  - В квартиру впился. Мама сама говорила: как зверь, впился в квартиру! Какой же это человек?  Волчара поганый.  Я в нашем полку таких видел. Сук последних, вгрызутся в горло и жизни не дают.

 - И что их за это убивали?  - спросил Саша. 

Такая постановка вопроса для Гены, наверное, была нова. Он немного подумал и сказал:

- Тут или ты его, или он тебя. Всех их перестрелять надо. Дали бы мне чем, я бы порядок навел.

Генины глаза светили такой волчьей злобой и решимостью, что Саша понял, тормоза отказали, вопрос решен. Понятно, почему его комиссовали. Виктора нужно предупредить. 

- Ну и как ты себе представляешь?  Застрелить - это что, такое простое дело? Пиф-паф ой- ой-ой, умирает зайчик мой?  Это только в кино просто. Так Виктор перед тобой и расстелется. Ты думаешь, он будет стоять, как Пушкин на дуэли? Ты хоть знаешь, как целиться нужно в движущийся предмет, как на мушке удержать?

-  Удержу! Куда он денется? Он придёт сюда, и я его укокошу. Знаю, как нужно. И целиться не придётся.  Вот он, как на блюдечке. Нажал курок и готово.

- Так тебя за это в тюрьму упекут.

- Пусть упекут. Зато ему не жить. Он не человек. 

-  Ну-ну, - сказал Саша, продолжил молча разглядывать ружье, напуская на себя вид ценителя, покрутил в руках ствол. Любоваться было нечем. Оружие простенькое, хранилось плохо. Но Саша нежно, как ребенка, уложил его, прикрыл одеялом и опустил лежак дивана.

- Смотри аккуратнее, шутки с ружьями опасны. Никому не рассказывай и не показывай. За хранение оружия срок. Кто-нибудь капнет и сядешь. Ты ещё Виктора не дождёшься, а уже упекут.

- Не бойся никто не капнет, если ты сам не капнешь?

-  Чего мне капать?

- А чего вы с Витькой на кухне разговоры вели?  Сунешься за него и тебя пристрелю. Понял? Рука не дрогнет.   

- Мое дело сторона. А то бы я тогда тебя предупреждал. Но хорошо, что ты меня предупредил, что способен пристрелить.  Учту. А ты, брат, учти, я тебе не милиция. Со мной шутки плохи.   Протоколы заводить не буду. Я предупреждённый. Только стволом крутанешь в мою сторону – тебе не жить. Вот у меня-то рука не дрогнет. И буту прав, если ты в меня целился, то тут уж, кто лучше стреляет. А я стреляю лучше, –  чем он будет стрелять, Саша не уточнил. Но таких дурачков, как Гена пугает сама манера разговора. Как говорил Бендер, и больше наглости.  Саша увидел, что добился своего.  Гена испугался. И Саша добавил – Ахнуть не успеешь. Слух у меня хороший.  А диван у тебя скрипучий. Услышу, как ты ствол достаёшь, - и потом добавил не столь угрожающе, -  И аккуратнее с оружием. А то не дай бог, на диване резко крутанешься, или твои друзья крутанутся, оно и выстрелит. Что- нибудь и отстрелит.


 По Гениному испугу, что ружье может само выстрелить, Саша ещё раз убедился, что Гена в этом деле ноль. И слава богу.  Саша знал адрес Виктора.

- Вот сука, - сказал Виктор, выслушав Сашу, пришедшего предупредить - Нужно с ним окончательно решать. Он нормально жить не даст.
   
       По Чехову, если в спектакле на стене висит ружье, оно выстрелит. Про спрятанное в диване ружье Чехов не писал. Саша приходил с работы опасаясь, что квартира его встретит каким-нибудь сюрпризом.  Но неделя прошла тихо. В субботу Саша сходил на квартирный пятачок. Увидел печальную картину. Ничего приличного не предлагали. А в сторону неприличного он без Наташи не мог даже голову повернуть. Когда он вернулся в квартиру, то с порога почувствовал что-то не то. Какие-то странные звуки, стуки, пыхтение. Дверь к Гене была приоткрыта. Он заглянул.

По полу, «сплетясь, как пара змей», тяжело дыша, плюя друг в друга, и вырывая друг у друга ружье, катались Гена и Виктор. Даже заметив Сашино присутствие, они не прекращали свой ожесточенный поединок.  С минуту Саша наблюдал за аттракционом, как зритель в цирке. Потом склонился и вырвал у них ружье. Оба пытались противоборствовать, но оказались такими слабаками, что Саша без натуги вырвал ствол. Противники перешли к подобию классической борьбы. Но, заблокировав друг другу руки, могли только плеваться и пробовать укусить. На уговоры прекратить безобразие они не реагировали.  И пришлось Саше тумаками разнять их и отправить по углам, как рефери разнимает боксеров на ринге.  Тумакам они подчинились.

Саша быстро отнес ружье к себе в комнату, спрятал в шкафу, а комнату запер. Гена заперся в комнате, а расхристанный Виктор, вышел на кухню, и Саша начал опрос. Виктор, потихоньку приходя в чувство, говорил, как потерпевший.  Он подготовился. Из куска толстой фанеры смастерил подобие щита. Вооружился черенком от лопаты. И пошел вершить правосудие.

Он продумал: если ему открыть внешнюю дверь своим ключом, а потом позвонить снаружи, то Гена подумает, что к нему пожаловали его друзья и откроет свою дверь. Останется просто ждать у двери. Только Генка откроет – ему в лоб.  Но Гена как-то учуял недоброе. И когда дверь открылась на Виктора глянуло дуло ружья. Виктор попробовал прикрыться щитом. Но на его счастье выстрела не последовало. Тогда Виктор, опасаясь второго выстрела, ринулся отнимать ружье.  Саша и застал их в пылу борьбы.

- Ну ладно, - сказал Саша, - Считайте, что счет ноль-ноль. Матч окончен.  Победила дружба. Пора домой.

- Это и есть мой дом, - сказал Виктор. Он подошёл к Гениной двери и громко сказал, - Только нос высунь, в лоб получишь.

 И удовлетворённый тем, что последнее слово оказалось за ним, пошел на выход. Саша наблюдал из окна кухни, как Виктор идёт по двору, ступая прямо в лужи. Как видно возбуждение битвы ещё не оставило его. Виктор покинул поле сражения не зная, что, возможно, обязан Саше жизнью. Когда Саша, обнаружив в диване ружье, разговаривал с Геной, он понял, что тот в огнестреле чайник, и даже не подозревает, что на ружье есть такая штукенция как предохранитель.

 Но теперь, когда оружие было у него, он после ухода Виктора осмотрел его более детально. И увидел, что курок аккуратно подпилен, так что ружье выстрелить не могло. Интересно, тот, кто Генке дал этот муляж, и не сказал, знал, что последует? Какой же результат прогнозировал неведомый владелец ружья?

Прошло несколько дней. Саша находился в своей комнате, когда раздался грохот. Саша ринулся в комнату Гены, и увидел, что тот вновь лежит на полу, а нем не знакомый Саше мужик.  Активная у Гены половая жизнь. Да ещё с элементами садизма. Мужик душил Гену. Причем душил умело. Не до смерти. Но это был не садизм. Душитель добивался ответа.

- Где, сука? – повторял он, в то время как Гена только хрипел. 

Саша боевые приемы ещё не забыл. Он лихо зажал горло гостю. Так, что тот отпустил Гену. Но Саша хватку не ослаблял и спросил нарочито грубо:

- Чего надо?

- Твое какое дело, - прохрипел незваный гость.
 
 - Сейчас ментов вызову, им расскажешь. Я тебя считай с человека снял в попытке убийства. Это статья.

- Зови ментов. С человека снял? Это у тебя заскоки.  Твой человек знает, за что. Он соглашений не соблюдает.

- Каких соглашений? И поскольку его пленник не отвечал, Саша усилил захват, и повторил - Каких соглашений?

 - Он ведь знает правила: взял – отдавай.

- Ну и сколько он у тебя взял? – Саша думал, что речь идёт о деньгах.

 - Не твое дело.

Саша, не отпуская хватки, выволок неудавшегося душителя во двор и, продолжая удержание, попросил соседа по двору вызвать милицию. Долго ему пришлось ждать. За это время его пленник то и дело повторял, что Саша зря во все это ввязался, что ему же хуже будет. Но Саша упорно стоял на своем: милиция разберется. Наконец их увидела возвращавшаяся домой Наташа. Саша ей все рассказал. Наташа высказала свое мнение: если один придурок бьет другого, квартирантам нечего вмешиваться.

- Слушай жену, - посоветовал душитель, - Она умнее тебя.

Но Сашу это только пуще разозлило. Он настаивал, чтобы приехала милиция. И Наташа побежала звонить.

Наконец приехал уазик. Упаковали и мужика, и Сашу.  Сказали Саше, что он, как свидетель, должен дать показания, что он видел.  В квартиру милиционеры не зашли.  В отделении Сашу завели в маленькую комнату, где находились только стол и два стула. Окно зарешеченное.

 Пришел капитан. Первым делом попросил Сашу подробно доложить анкетные данные, кто он такой и каким образом оказался участником происшествия. Записав все это, капитан встал, попросил подождать, и вышел.  Вернулся через час. За окном уже темнело.

- Ещё раз поясните, зачем вы напали на потерпевшего.

- Он вовсе не потерпевший, - сказал Саша, - Я же вам сказал, пришел в квартиру, застал его, душившим сына женщины, у которой я снимаю комнату.  Я его прямо с потерпевшего снял.

-  Объясните точнее, вы кого с кого сняли, с какого потерпевшего.

- Этого мужика снял, которого со мной сюда привезли.

- Вас наши сотрудники сюда привезли одного. Никакого, как вы выражаетесь, мужика вместе с вами не было. Так вот, наши сотрудники утверждают, что именно вы напали на того, кого вы называете сыном хозяйки. А когда наш сотрудник, который был у него в гостях, попытался вас урезонить, напали уже на него. Ваша жена просила, чтобы вы его отпустили. А вы его не отпускали.  И видя такое, она позвонила в милицию. Такая картина.

Саша замолк сбитый с толку. Капитан встал:

- Времени подумать у вас теперь предостаточно. Бумага и ручка перед вами. Я вас не тороплю.  И вышел. Саша ошарашенный сидел за столом. Что делать?  Он был один. Это давило. Жизнь, голоса и шаги слабо доносились из коридора. Но в комнату никто не входил. Так можно всю ночь просидеть.  Он подошёл к двери. Дверь со звукоизоляцией, но не заперта. Шагнул осторожно в коридор. Коридор пуст.  Но это не путь к свободе. На проходной задержат. Тяжелее всего неизвестность. Нужно просто найти живого человека, чтобы объяснил ситуацию. И главное, нужно же наконец найти туалет. Служебный у них должен быть.

  Туалет, кабинка на одного, оказался рядом. Дверь закрывалась на шпингалет.   Пока Саша справлял свои дела, кто-то подёргал дверь. Саша услышал, как стоявший в коридоре, сказал:

- Сейчас приду, - знакомый   голос, того самого капитана, что опрашивал его. Капитан сказал, что сейчас придёт, кому-то стоящему поодаль. Слова второго человека до Саши не долетали.  Поэтому, о чем говорят, он мог только догадываться. Капитан ответил, - А этот хрен с бугра?  Он уже в штаны наложил. Пусть посидит, подумает. А то борзой, как Крушинину голову вертеть. Чуть не оторвал. Так что ему посидеть у нас полезно, - Саша сложил косвенные признаки, разговор шел как раз о нем. Снова капитану что-то сказали из конца коридора, чего Саша не расслышал, и снова тот ответил, -  Если ещё раз позвонит, зови меня, если сам боишься. Я с ним поговорю.  Нашел кого защищать. Этот дурак сам напросился. Принципиальный. Сам хотел в милицию. Вот и получил.   За что боролись на то и напоролись. А теперь посидит, помаринуется, умнее станет.  А жена кстати у этого чудика клевая бабенка. Я бы ей отдался, –   капитану что-то сказали, и он засмеялся. Саша закусил губу. Наташа, - она вероятно пытается вызволить его, -  сама сейчас беззащитна. А он тут сидит в туалете, как убежище, и ничем не может помочь. Ни ей, ни себе. Нужно было ему не так действовать. Отключить этого гада удушающим приемом сразу, так, чтобы он не увидел, кто его так. Это Саша умел. Но он считал, что надо поступать по правилам.

Значит, Наташа была в этом отделении милиции, раз капитан ее видел.  Ей много ума не нужно, чтобы понять, что   милиция – конечная точка его маршрута.  Наташа ведь видела, что его увезли милицейским уазиком. Значит, и искать нужно в милиции.

Капитан снова подёргал верь. -  Да кто там засел? – потом сказал – Да погодите вы. Не скиснет ваша водяра.

Саша услышал звук увалявшихся шагов. Капитан ушел. Саша стараясь быть незаметным, как призрак, вышел из своего убежища и, тихо ступая, пошел по коридору. На голоса. Он должен был понять на каком он свете и что ему светит. Решил не спрашивать в лоб, а по возможности подслушать.  Дверь одного из кабинетов была приоткрыта. Оттуда раздавались голоса. Там ярко горел свет.  Саша, стараясь не выдать себя, как разведчик заглянул на секунду. На одном из рабочих столов был сервирован импровизированный ужин: бутерброды и водка. Не это поразило Сашу, а то, что вместе с ментами, как свой, сидел гражданин, который душил Гену.    И вот этот факт говорил о том, что Саша попал по-крупному. Выбора ему не оставалось. На Сашино счастье они не видели, что он их видит.

Картинка типа «Охотники на привале». Она многое представила в ином свете.  Мужик, которого он принял за человека из Гениной компашки, был совсем из другой компании.  Внутри Саши что-то щёлкнуло.  Милиционеры не услышали этого щелчка. Но он почувствовал.   почувствовал тягу к писательству. Вернулся в комнату и сел за бумагу. Писал все как было очень подробно. И то, что душивший Гену, несомненно, оставил в комнате следы. Он там за многое хватался.    И когда Саша уже дописывал, вошел капитан.

- Пишешь? – взял его бумаги, прочитал, усмехнулся, -  Зря старался. Уже вопрос решен. Улажен, так сказать. тебе везет. Жене скажи спасибо. На выход. Свободен.

 Сашу выпустили.  Это оказалось ближе к полуночи. Наташа ждала у дверей отделения. Он подошёл. Но «спасибо» застряло в горле.  Просто посмотрел на нее такими глазами, что она и без слов поняла. Пошли домой. Пару кварталов шли молча.

- А я думал, что надолго застряну, - вдруг нарушил молчание Саша. Наташа остановилась и прижалась к мужу.

-  И я боялась. Они меня пугали, что тебя посадят.

-  Да, я чувствовал, что крутят, - сказал Саша, - Не понимал, чего они от меня-то хотят. А потом увидел, что тот мужик, ну, которого я с Генки снял, – это их сотрудник.

- И я стояла у проходной, на ступеньках. Он мимо прошел.  Прямо рядом. Туда – и обратно. Видел, что я его узнала. Не смутился ни капельки.  Усмехнулся только. Как будто так и надо.

 - Короче, не сначала не понимал, чего они меня держат, а теперь не пойму, чего вдруг выпустили.

- Выпустили просто. Потому, что я позвонила Оле Мелешиной. У нее муж в этих структурах не последний человек.   

Дома их ждал разгром. Наружная дверь квартиры была словно ломом вскрыта. Петли сорваны.  Дверь их комнаты постигла та же участь.  В комнате все перевернуто. Стали считать потери. Денег у них почти не было. Так что, о деньгах жалеть не пришлось. Исчезла Наташина золотая цепочка на выход. Единственная ценность.

Была взломана и дверь Гены. Сам он лежал посреди комнаты на полу. В полной прострации. На вопросы не отвечал. Тот импортный музыкальный центр, что мать ему купила, исчез. Больше там брать было нечего.  Взломана была и дверь в комнату Елены Петровны. И тоже вся комната перевернута.

Веселая картина. Кто, что, почему, как - ответов нет. И что теперь делать? Звонить в милицию? Только оттуда явились. Саша побежал к телефону –автомату позвонил в скорую насчет Гены.   Он считал, что скорая, увидев картину разгрома, автоматом сообщит в милицию. Скорая приехала. И толстая женщина-врач усталым равнодушным голосом резюмировала, что паренек всадил себе большую дозу. Такого могут и не откачать. Она таких случаев видела немало.

- Какую дозу? -  удивился Саша, - Он не кололся никогда. Пил какую-то бурду, это да. Но не кололся. Чего бы ему вдруг? И без этого хватало.  А и где он мог эту дозу вдруг взять? И шприц ведь нужно где-то взять.

- Не знаю, - сказала врач, - Где взял, это забота милиции. Но вот вы же видите, вот и шприц, и ампулы. Доза лошадиная.
 
Ночь Саша с Наташей не спали.  Разбирали разгром.  Наташа пришла к категоричному выводу, что нужно прямо сейчас паковать вещи, чтобы по первому зову быть готовыми к переезду. Саша слетал к хозмагу и принес выброшенные в мусорную кучу картонные коробки. Дорога накатанная.  Туда же за коробками он уже ходил, когда у Гены консервные банки выбирал.  И до утора они упаковывали вещи.  Милиция не приезжала.
 
Саша не пошел на работу. Остался навешивать двери. Первым делом - дверь на лестничную клетку. Пока возился, на площадку вышел сосед. Поразился. Надо же! А он ничего не слышал. И слова соседа убедили Сашу, что поработали специалисты. Генкины приятели наделали бы шума.

Саша снова смотался в хозяйственный.  Купил петли, бечевку, чтобы обмотать ящики. И взял ещё немного картонных ящиков. Ему удалось дверь навесить. И даже сделать так, что замок стал исправно функционировать. И дверь в его с Наташей комнату сняли деликатно, словно подобрали ключ. И он ее навесил с ходу.

А Наташа двинула на пятачок. Вернулась через три часа.  Смурная. С двумя мужиками. Сказала, что договорилась с грузчиками из мебельного. Они с машиной. Машина внизу у подъезда. Сейчас нужно оперативно вынести все. Переезжаем. Она нашла новое место. Ей, как договорилась с хозяйкой квартиры, а потом с грузчиками, пришлось прямо на их машине крутануться к маме, одолжить денег и грузчикам, и на первый взнос за квартиру.  Грузчики нервничают. Им нужно уложиться в обеденный перерыв

Грузчики торопились и не деликатничали. И диван, и шкаф, который спускали без разборки, целиком, на каждом повороте лестницы, получали серьезные травмы. А Саша волновался, что теперь от них останется, и заодно гадал, что же за жилье нашла Наташа.  Наверное, не дёшево, раз так быстро нашла. Ведь ей выбирать не приходилось. Когда все загрузили, Саша сел в кузове с одним из грузчиков на диван. Второй грузчик - за баранку. Наташе, как даме, предоставили место рядом с ним в кабине. Саша только успел спросить Наташу, куда едем.

- Увидишь, мимо не проедем -  ответила она.

  Вскоре машина начала подскакивать. Понятно, что асфальт закончился. Диван запричитал и испугал Сашу. И он, и грузчик были мужиками крепкими, с хорошим весом. А диван – существом измождённым переездами и активной сексуальной жизнью владельцев.

Саша приподнял голову. До боли знакомое место. То самое, которое Наташа ругала, говорила, что тут жизни нет и нужно отсюда съезжать. Родные пенаты. Или скорее двоюродные.  Отсюда они и переезжали к Елене Петровне.

В двоюродные пенаты внесли мебель, и грузчики, пересчитав левый гонорар, уехали. Новоселы первым делом открыли окошко, чтобы проветрить помещение, и вымели пыль, паутину и мышиный кал.  Все это было верным признаком, что за время их отсутствия никто тут не жил. Прежняя хозяйка, Ксения Антоновна, напрасно пальцы веером распускала, говоря, что она выгоднее квартирантов найдёт. Никого не нашла. А понесло к ней Наташу прямо с пятачка.  Потому что на этом чертовом пятачке было шаром покати. Без вариантов. Оставаться же в криминальной квартире Наташа уже не могла ни в какую. А Ксения Антоновна догадалась как-то, что Наташе всюду клин вбит. И заломила цену. Как договорились, Наташа мотанула в мебельный, столковалась с грузчиками, потом к маме за деньгами, потом уже с грузчиками на квартиру мебель выносить. Целый день беготня. И после этой беготни принялись новые-старые квартиранты расставлять мебель. В те же знакомые углы. В одном из углов их встретило знакомое старое корыто.

- Прямо как в сказке о рыбаке и рыбке, - усмехнулся Саша, - Перед ним сидит его старуха, а пред нею старое корыто.

Наташа молча вздохнула.

И стали новые жильцы на старом месте жить поживать. Добра при таких грабительских ценах за съем жилплощади не наживешь. Но существовали. Можно прожить. Старому дивану можно поставить ещё один протез, экран можно смотреть и с полосами. А стирать в корыте.


Спустя года два Наташа встретила в городе Елену Петровну. В трауре. 

- Геночка-то умер, - сказала она, - Ой, зря, зря вы уехали, - и посмотрела на Наташу, словно это она виновна в смерти ее сына, -  При вас он остерегался водить к себе всякую шваль. А как уехали, совсем берега потерял.  И подсел на уколы. Кто-то подсадил. Как бы не Виктор. Он Гену не переносил. Схожу на берег и мне подарочек. Месяц я с ним билась. Ничего не помогло. И организм не выдержал.

После смерти Гены она с Виктором развелась. У Елены Петровны был знакомый юрист. Поговорил с Виктором. И тот поджал хвост. Квартиру, - она, как в воду глядела, - сразу записала на себя и Гену. Так что, Виктору она могла бы вообще показать дырку от бублика. Но кое-что выплатила.  И только разошлась она с Витюсей, как в море корабли, тут его мамочка преставилась.  Дом, какой-никакой, ему отошел.  А ведь не будь он таким извергом, с ним можно было бы жить. Где его теперь носит? А она пока одна в трехкомнатной квартире. Вот и не знает сдавать ее или обмен сделать.

- Передавала тебе привет, - закончила Наташа.