4 Мая 1986. Так кто у нас едет в Киев?

 
Итак, заканчивается апрель 1986 года. После возвращения из Ташкента, техническая документация в Москве откорректирована. Теперь надо ехать в Киев, вносить изменения в чертежи Киевского завода. Собственно наша задача – проконтролировать эту работу и узаконить все необходимые изменения. То есть, должен ехать человек с полномочиями и правом подписи за зам. главного конструктора. И это точно не я. Однако, Чернобыль уже случился. И, несмотря на скупую и очень ограниченную информацию о ядерном взрыве  и радиоактивном заражении местности, люди, которым положено знать об аварии, уже знают о ней. На майские праздники информация уже долетела до Москвы и многие столичные руководители знают о серьезности катастрофы. Поэтому наши мужчины «группы общих видов», у которых обычно с такими выездами проблем не бывает, желанием ехать в Киев не горят. Однако причинами такого решения вслух никто не делится. Я прочитала о катастрофе в газете ИЗВЕСТИЯ - одна строчка на последней странице. Все работаем. Уходим на Майские, возвращаемся... Но ехать кому-то надо. Едет тот, кто в курсе всех изменений. Тот, кого не жалко.

Первые числа мая 1986 года. В Киев еду я, - рядовой «ведущий по направлениям», так  на тот момент определен мой статус, это зафиксировано в моем личном плане, который каждый из нас получает на месяц... Правда полномочия мои в этот раз несколько расширены. Об этом сказано выше. Мне это, конечно, льстит, но ума подумать о том, с чем связаны такие перемены у меня не хватает.

Это я теперь понимаю, почему в командировку не едут наши крепкие и умные мужчины с соответствующими зарплатами. Понимаю, что, как самого менее ценного работника,  отправляют в зону меня. А тогда я, по дурости своей, восприняла эту командировку как нечто само-собой разумеющееся. И потому что в Ташкенте работала бок о бок с киевлянами. И потому, что корректировку нашей документации я только что закончила и даже объяснила уже, почему выполнила работу досрочно. В общем, тогда мне казалось, что, если не я, то кто? Тут, как говорится, сам Бог велел.
Оформили все быстро, и я отправилась в столицу нашей Советской Украины, в город – герой Киев.
Тут надо, наверное, добавить несколько слов о моем отношении с этом городом. Дело в том, что, будучи еще молодым специалистом, я несколько лет работала в НИИ Электронного приборостроения во Фрязино. Это то самое зеленое высотное здание из стекла и бетона в виде книжки, которое во всех публикациях называют НИИ Платан. Именно эта высотка летом 2024 дотла сгорела во Фрязино. Там еще погибли люди... Несколько человек горели живьем на глазах у многомиллионной толпы зрителей в прямом эфире!!! Смотреть на это и слушать все, что говорили в эфире во время пожара мне лично было невыносимо больно. Никакого «Платана» в мое время в этом здании не было.  НИИЭпр - было обычное современное предприятие высокой технологии и высокой культуры, работающее на оборону...Повторяю, никакого Платана в то время во Фрязино не было! Это слово тогда вообще нигде не звучало... Изнутри все было из стекла, белого мрамора и бетона. Внутри все перегородки все стены лабораторий были из стекла и металла... Все системы безопасности , в том числе и пожаротушения, были самые современные...По-другому быть просто не могло. В здании располагались производственные помещения и много различных, суперсовременных научно-исследовательских лабораторий. Тот пожар, который транслировался в прямом эфире, в том институте, который я знаю, в НИИЭпр, был просто не возможен!!! Даже если бы кто-то захотел здание поджечь и специально разложил бы, где-нибудь на лестнице, или в коридоре костер.
Так вот, работая в этом своем НИИ Электронного приборостроения, я, с другими молодыми специалистами по выходным, и по праздничным дням «подрабатывали» в Щелковском экскурсионном бюро... Не экскурсоводами, а сопровождающими туристических групп. Конечно, к поездкам мы готовились и какую-то информацию туристам давали, но это было скорее для себя, в познавательных целях. Так вот, на все выходные, все праздничные дни мы регулярно выезжали в Киев, в Минск, в Калугу… Еще чаще это были города Московской, Ярославской и Владимирской области. Прежде всего это было интересно мне самой, а уж если за такую поездку нам еще и деньги платили, не воспользоваться этой возможностью было бы большой глупостью.
То есть, в Киеве к моменту этой командировки, я бывала уже не раз, многое о городе знала, и мне там нравилось... Обычно я останавливалась в гостинице Украина, в самом центре города.

Справедливости ради надо сказать, что, одновременно со мной, в Киев в этот раз отправилась довольно солидная делегация сотрудников нашего института, наших товарищей. Были в этой группе и разработчики, и люди, приближенные к руководству Института. То есть, как мы говорили в своем кругу, в составе группы были люди с третьего и пятого этажей нашего института. 

Все поселились в гостинице Украина и 9 мая 1986 года я стояла на балконе комфортного, одноместного номера и смотрела, как в праздничных колоннах справа от меня, по Крещатику идут киевляне…  Ветераны, военнослужащие, в парадных мундирах, с наградами, просто празднично одетые горожане…
Небо было чистое, голубое, ни облачка. Ослепительно сияло солнце. Было жарко… А Чернобыль уже засевал, близлежащую территорию смертоносной пылью. Уже было принято решение об эвакуации города Припять. Уже руководящие работники УССР в спешном порядке вывозили своих детей и родню.
А у меня начались киевские будни. Утром я ехала на завод на троллейбусе, а перед троллейбусом шла машина цистерна и под большим напором из брандспойта мыла фасады домов.
При этом Киев жил своей обычной жизнью. На улицах стояли совершенно открытые лотки, работали все городские учреждения, магазины, рынки…
Из того, что запомнилось, в это время на улицах Киева продавалось очень много клубники. И цена у нее была какая-то смешная, что-то порядка 1 рубль 20 коп за килограмм. Боюсь быть не точной, но эта цифра запомнилась именно потому, что была очень уж необычна для клубники. Если мне не изменяет память, до Чернобыля клубника никогда не была дешевле 3р50 коп- 4р за килограмм.
Однако, вернемся на завод. В Киеве жара, поэтому все окна в КБ открыты настежь. В городе цветут тополя, поэтому в воздухе, постоянно находится тополиный пух. Пух летит в окна, скапливается по углам под столами…В течение дня по всем производственным помещениям и комнатам КБ ходят люди с какими-то приборами что-то измеряют, стараясь дотянуться до тополиного пуха…
И так каждый день… С утра в Киеве палит солнце. Каждый день утром в городе моют фасады домов, а днем, пока мы с киевлянами правим техническую документацию, дозиметристы измеряют радиоактивность тополиного пуха и пыли, скапливающейся в помещениях……
При этом город живет обычной своей жизнью. В большом концертном зале Украина идут какие -то концерты. Работают кинотеатры, рынки… Может быть что-то где-то и не работало, но это была скорее частная инициатива, общее чрезвычайное положение не объявлялось.
В этот раз работа заключалась в выпуске извещений, на основании которых изменения вносятся в чертежи. Там, где должна стоять подпись кого-то из наших самых умных, я ставлю черточку и расписываюсь сама.
А, поскольку все мои волноводы к этому моменту производились здесь же, свою идею с унификацией волноводного ряда, я обсудила и с местным начальником конструкторов. Естественно, он идею одобрил и даже несколько дополнил ее. Теперь у производственников появилась возможность поставлять волноводы на сборку не горячими, только что произведенными, от станка, а собирать тракт из заранее произведенных элементов, имеющихся на складе…
Тут, наверное, надо сказать пару слов о киевлянах, которые с нами работали. Ни   русофобии тогда, естественно, речь не шла. С нами работали абсолютно нормальные, умные, грамотные люди. О доброжелательности я даже не говорю, это было нормой и никому в голову не пришло бы обсуждать национальный вопрос. Мы были такие же как они, а они были такие же, как мы. Мы все были тем, что в энциклопедиях формулируется, как НАРОД. Причем, один народ, одной большой и дружной страны.
Отдельно отмечу начальника киевского  КБ2. Это был очень интересный человек и по биографии, и по знаниям, и по характеру.
Отец его, насколько я помню, работал в органах и в детстве они жили неподалеку от дачи, где жила семья Сталина, дети, как все дети общались, играли вместе, присутствовали при разговорах взрослых. Иногда Сталин приезжал, проводил время с семьей. В рассказах этих было много интересной, неизвестной информации, но, чтобы пересказать их теперь, их надо было записывать. В противном случае я могу стать источником неточной информации. Много чего забыто.
С киевлянами мы встречались в командировках постоянно... Сначала этот товарищ  мне совсем не понравился, потому что однажды, явный заводской брак своего завода - они там не выполнили одно из ТТ, указанных в чертеже, не выполнили серебрение там, где оно должно быть, и я это увидела... Так вот, этот товарищ, глядя мне в глаза, самым наглым образом врал мне, что все соответствует Техническим Требованиям, что это и есть то покрытие, которое должно быть. Результат - все было доработано, но к этому товарищу я стала относиться с настороженностью. Мне кажется, что работать в одной команде можно только доверяя друг другу. Впоследствии мы подружились и личное знакомство не раз помогало решать какие-то сложные производственные вопросы.
Обычно, где бы мы ни работали, начальник киевского КБ переодевался в бытовке на краю летного поля в рабочий комбинезон, и уходил на борт... Какие-то серьезные работы по сборке на борту он бывало делал сам... Считал, что лучше него ни кто не сделает. В общем, я тепло вспоминаю людей, с которыми работала...
Один курьезный случай запомнился из ташкентской командировки. Когда хорошо отдохнули киевские военпреды. Не могу сказать, что в командировках люди пью. Этого не было, поэтому какие-то случаи запомнились особенно. Когда мы вернулись с завода, молодой киевский военпред был уже хорош. Перемещался с трудом... Но душа требовала продолжения банкета... Его тянуло на подвиги. А из нагрудного кармана его футболки буквально вываливалась довольно большая пачка денег...
Я сразу представила, что будет с этими деньгами, как только киевский товарищ выйдет из гостиницы... Думаю, предположить это было не трудно. Естественно, я забрала все эти деньги и отпустила военпреда в свободный полет... Где он был и что было с ним, я не знаю. Утром он прятал, глаза, спрашивал, что с ним вчера было... Увидеть свои деньги он, естественно, не надеялся, потому что не помнил ничего... А теперь представьте его выражение лица, когда товарищ получил свои деньги обратно! Это надо было видеть... Надежды не было никакой! И вдруг!
Рад был не только протрезвевший. Рады были все. Больше я никогда не видела этого человека даже просто выпившим...

По возвращению в Москву я решила проверить, с каким грузом радиоактивности я приехала из Киева. Отыскав в своем НИИ человека, ответственного за Гражданскую оборону, я попросила его поработать надо мной с дозиметром. Просьба моя несколько озадачила специалиста. Мы долго ходили с ним по каким-то подвальным помещениям, где были свалены какие-то приборы, противогазы и прочий довоенный по внешним признакам хлам…
Наконец, он извлек откуда-то большой, кажется эбонитовый ящик на широком ремне, связанный с чем-то, напоминающим большой то ли щуп, то ли выносной датчик… Оказалось это и есть то, что мы искали, дозиметр, 50-х годов. Прибор оказался не рабочим. В нем отсутствовали батарейки… Батареек, а нужны были квадратные, типа «кроны», естественно, поблизости не оказалось. На этом моя попытка воспользоваться помощью товарища из Гражданской обороны, закончилась ничем.
Дозиметр я купила вскоре, личный, и на этом я хотела бы завершить свой рассказ о своей Киевской эпопее, но тут вспомнилась одна интересная деталь, касающаяся моего дозиметра.

Однажды я притащила его в бригаду и прошла с ним по ряду между нашими знаменитыми монтажными столами, стоящими рядом с кульманами.
И что вы думаете?! Мой дозиметр голосил на весь отдел, заливался соловьем. Выл! И улюлюкал, особенно около некоторых столов… Причина стала ясна сразу, как только стали проверять содержимое ящиков. У нас же у всех в ящиках хранилось много «полезных» вещей с разных технологических свалок. Но особенно громко реагировал мой дозиметр на столы тех сотрудников, кто бывал в командировках на различных наших полигонах… Ведь бортовые измерительные приборы светятся практически все. А на обочинах летного поля этого добра бывает немало. И никто никогда не задумывался, что это означает для пилота. И что означает для того, кто позарился на это «добро». Обычно такая коллекция собирается у нас довольно быстро.
Да и на нашей институтской свалке,  можно было найти массу интересного. Даже те два контейнера, что стояли во дворе нашего НИИ представляли для нас определенную ценность. Это были отходы нашего производства...
Не все, правда, из этого «светилось», просто у нас другая специфика, но урок этот, на мой взгляд, для коллектива бригады был весьма поучителен. Люди стали думать, прежде чем положить что-то «интересное» в свой стол…