Солнце встает с востока. 90. Первая семья

Дима опять стоял в узком коридоре их маленькой квартирки и, нагнувшись, расшнуровывал кеды.

Возле дома он встретил женщину-риэлтора,  которая звонила ему вчера.

Следом за ней на такси с сумками приехали ее клиенты.  «Здесь еще и очередь, - возмутилась маленькая, тощенькая женщина с красивым лицо и умным взглядом. -  Как это вам нравится. Форменное безобразие».

Женщина-риэлтор настаивала на том, чтоб первыми были они. Дима, чтоб «не делиться доходом», проталкивал своих.

-Имейте совесть. Они с шести утра на вокзале. С ними старушка. Если б я знала, что так повернется дело, то ни за что не договаривалась с вами, - говорила она, стоя в открытой двери, как в раме.

Когда она говорила о старушке, то смотрела на Нину Николаевну, давя на жалость. Той было жалко. И она уже собиралась сказать, что, мол, пускай смотрят, какая разница, кто первый, возможно, второй семье их квартира и не подойдет: не устроит мебель или по деньгам им дорого.

-Вы пьяная, - вдруг заявил той Дима, который был ближе к ней: он высунулся в коридор, закрыв ее спиной - чтоб уже наверняка отсечь ее от сделки. - От нее запах. Уйдите, - и не пустил ее в квартиру.

-Жадина! За копейку удавится! – выкрикнула та из подъезда.

-Зря ты так, Дима. Пускай бы смотрели, - сказала Нина Николаевна.

-Вы ничего не понимаете в бизнесе, - опять взвился Дима.

Она хотела выгнать его следом за женщиной-риэлтором, но сдержалась.

В квартире было  душно. Туренин вышел во двор, где сел на скамейку в тени.

За ним увязалась женщина-риэлтор. Теперь он рассмотрел ее ближе. У нее почти круглое лицо с толстыми щеками, короткий маленький нос, а также маленький подбородок, глазки,  трудно сказать, какие они, крупные или не крупные, широко расставлены и не глубоко сидят, раньше пухлые от природы губки, теперь толстые, его можно было бы назвать кукольным, но если пластмасса и резина со временем теряют свои свойства, что тогда говорить о живой коже, которая со временем стала грубой, чуть помятой. Трудно оставаться зефирной куколкой, когда тебе за сорок. Ей около пятидесяти. Заметная полнота при низком росте и хриплый голос добавляли негатива к ее лицу. Теперь ее кукольная внешность, то, что от нее осталось, скорее вызывала недоумение, чем восторг. Он обратил внимание на резкий запах духов. «Не могло же быть так, чтоб Дима перепутал духи с водкой. Специально! Ну, и жук», - подумал Туренин.

-Я еще вчера звонила. Не знаю, что случилось, почему такое отношение? Он был таким внимательным, - начала она, напирая на то, что «это хорошие люди, интеллигентные».

Туренин, соглашаясь с ней, кивал, мол, да, он заметил, что они порядочные и прочее, но…

-Это к, - и тут у него уже по привычке, непроизвольно вырвалось, - Диме из Израиля, - что дало еще один повод для разговора. И больше того, его дополнение к Израилю, о том, что у него десять квартир и он «мой сосед», вдруг вызвало у нее понятное раздражение: а! он и здесь хочет заработать.

-Но он не еврей, - заметила она. – Я умею отличить еврея от не еврея.

-Мама еврейка, а папа не то таджик, не то узбек.

Тот факт, что он таджик  вызвало на ее лице брезгливую улыбку.

-Вон оно что.

Появились Димины клиенты. Она высокая и худая, как голова на палке. На голове белая вязаная шапочка, видно, что сама вязала, потому что по-ученически небрежно (неряшливо), как блин. У Туренина возникло подозрение, что у нее больная голова. Он уже хотел что-то такое сказать, не прямо, а с намеком. Его опередил Дима: «У вас больная голова?..» Сказал он и кивком показал на блин. Та, задрав кверху сухой подбородок, ничего не ответила. На ее месте Туренин тут же возненавидел бы Диму и всех их: его и Нину Николаевну. Она прошлась по комнатам с брезгливой миной.

Он тоже высокий, держится ровно, передвигается по квартире, как циркуль, который привык к белому листу бумаги, задевая плечом то за угол, то за шкаф. Трудно было сказать, это армейская выучка или осложнение после инсульта, или же то и другое. Туренин решил, что и то, и другое.

С ними двое детей.

Им квартира не понравилась. Но они не сказали прямо, а начали издалека, что, дескать, они хотели бы, чтоб в центре, где рядом и магазины, и базар, а тут глухой переулок.
 
Дима понял, что деньги уплывают из рук и, ухватившись за «переулок», начал говорить: «Никакой он не глухой. Тут можно через проход выйти на улицу, а там в десяти шагах магазин, - то, что в десяти шагах – это преувеличение, но и не так уж и далеко, совсем близко. – По ней выходите на бульвар, где автобусы, троллейбусы. Кроме того, тут совсем близко к Днепру: еще немного пройти, потом завернуть и по спуску выйдите на пляж. А еще парк. Да это прекрасное место. И потом природа, тихо. Или вам нравится шум машин, уличная толчея? Ну что, заключаем договор?»

Они начали мяться.

-Мы хотели бы… Но еще подумаем, - наконец, сказала женщина в шапочке и вышла. Следом за ней вышел мужчина.