Убить Хрома. Как это было

---------------------------------------------

...Третий день кряду десантники брели по останкам разрушенного мегаполиса, пытаясь выбраться из зоны завалов и разрушений, причиненных некогда великому обиталищу людей их порождениями – другими людьми. Только они уже людьми почти не были – разразившаяся в двадцать пятом веке эпидемия взаимного членовредительства закончилась плохо для всех... вслед за этим пришла новая напасть – поврежденные конечности люди начали заменять искусственными протезами. И человечество разделилось на органиков, которые не признавали использования механических протезов, и механистов, которые считали, что плоть слаба, а металл силен. Естественно, началась война...

– Эй, постойте! – гаркнул шедший позади всех детина, глядя на удаляющиеся спины своих товарищей.
– Чего отстаешь!? – огрызнулись товарищи и перешли на рысцу, стремясь первыми добраться до полуразваленного дома на другой стороне перекрестка.
– Чего отстаю, чего отстаю... – проворчал отставший, – Сами бы все это потаскать попробовали бы! – С этими словами он перебросил еще живой труп капитана Алекса на другое плечо, а левой ногой ловко закинул пулемет 3ШК-Уд за спину. Пока десантник проделывал все эти манипуляции, двое других уже почти успели добежать до здания.
– Да подождите же! – крикнул было он, но, увидев, что на него никто не обращает внимания, смачно плюнул на выжженую землю, по которой еще не ступала его нога. – Чтоб вас ракетой накрыло!

Что-то ухнуло! Жахнуло! Пыхнуло! Бабахнуло!!! И на месте здания, где пытались укрыться десантники возник из дыма и пыли силуэт фигуры с косой, символизировавший собой смерть товарищей... десантник отбросил в сторону пулемет и с горьким криком "Не-е-е-е-ет!!!" побежал к развалинам, волоча за собой полуживой труп капитана, который он забыл отбросить...

Упав на колени перед грудой пыли, которая осталась от здания, десантник принялся разгребать еще теплый пепел руками, надеясь найти хоть что-то от товарищей...

Всё, что удалось откопать – это полурасплавленная каска, на которой заглавными буквами было выбито имя владельца...

"Ах, Хром-хром, – подумал десантник, – какая глупая и нелепая смерть..."

"Ничего, теперь я – Хром! – подумал он еще раз, надевая каску – И меня так просто не убить!!!"

Десантник забросил неживой труп капитана Орлова на плечо и побрел прочь от пепелища...

Просыпаться пришлось уже в боте. Господи, ну никогда и мысли не приходило в голову, что мечтать буду не о полноценном рационе, не о увольнении, не о девушке – а о шести часах полноценного сна… но наша очередь. Очередь – она как смерть, говаривал прапорщик. Придет, никуда не денешься

Это вообще какая-то странная, неправильная война. Не было так никогда и не должно так быть. Первые Ворота открылись недели три назад. Откуда они открывались, зачем — аналитический отдел ломает голову по сей день без всякого результата. Аналитики, говорят, еще меньше нашего спят. Как работают ворота – непонятно, но их непостижимым образом можно засечь. И десантников можно. Этим и спасаемся. Десантники, все как на подбор, плечистые, рослые, прекрасно и, вместе с тем, бестолково вооруженные. Действуют жестко, жестоко и нахраписто. И прут, прут… а мы их встречаем.

Посадка была мягкой. Если, конечно, можно так сказать о приземлении на собственную задницу в заросли акации. Бот полетел дальше.

Километрах в пяти к востоку и находилась та точка, через которую минут через сорок должны будут пройти десантнички. Не знаю, как кому, но с тридцатью киллограмами оружия и боеприпасов на горбу пяти километровый марш-бросок мне лично не нравится. Но надо.

Полчаса – и мы на месте. Долинка, деревья, овраг, старое разбитое шоссе. Идеальное место. Единственное, что меня смущает — Протянувшаяся над долиной, прямо над головами, линия электропередач. Она, конечно, лет пять уже обесточена, но… все равно некогда. Десять минут на все про все.

Десантники появились через восемь.

Десантников было двое и были они, как всегда, в своем репертуаре. Бежали себе размеренно, беспечно (прямо по шоссе, мама дорогая!!!). Эх мне бы так. Вон тот, например, со здоровенной шестиствольной «дурой» на плече. Оба в скафандрах. Псы войны и хозяева жизни… топ-топ, топ-топ. Пятьдесят метров… топ-топ…

Просто мурашки пробирают, когда такое надвигается. В первый раз они просто на испуг нас брали. Уверенно так, спокойно, на амбразуру… тридцать метров. …Броня у них, конечно, неплохая. И, не дай Бог, дать им развернуться и начать стрелять…

Двадцать…

Пятнадцать…

Грохот справа и слева. Я тоже стреляю. Как-то выходит, что все трое мы стреляем по высокому с пистолетом. Не сговариваясь. Сперва мы пытались понять их, но быстро перестали. Ну не верит никто, что эту его «дуру» можно быстро навести. Ну и стреляем во второго. Почти в упор. Короткими злыми очередями. Тяжелого десантника опрокидывает и разворачивает, я вижу вмятины, которые оставляют на его броне наши «аккорды», представляю хруст его костей - а мы продолжаем стрелять.

Дальше… дальше второй все-таки развернулся. Чуть присел… характерно так присел. Как борец перед броском через плечо. Вот он характерно вильнул задом — и «дура», описав дугу, прыгнула к нему в руки. На треноги установить ее он, конечно не успел бы. И не стал. Прямо от бедра и пальнул.

Стволы завертелись и выдали поток десяти граммовых пуль. При таком темпе удержать такое чудовище… просто не верится. Впрочем, он и не удержал. Отдача, способная свалить слона, повела ствол куда-то вверх и влево. Перерезав небольшое деревце и провода линий электропередач.
Провод АС, ГОСТ 839-80, стальной сердечник, алюминиевая оплетка, 1852,0 кг/км…

Провод, сперва неторопливо, пошел вниз и на излете адской плетью хлестнул пулеметчика.

Шоссе, два изуродованных трупа в скафандрах и откатившийся искореженный шлем с нацарапанной надписью «Хром» — поле боя за нами.

Разорванный почти напополам прямым попаданием реактивной гранаты, "бегун" упал. Черный обсидиан дымился в тех местах, куда попала кислотная кровь.
Константин Альфа-5000 мысленно приказал оставшимся разведчикам отступить. Ценность их невелика, но здесь, в горах Клинка, на счету каждый биомех.
Потом он проанализировал картинку, которую успел послать "бегун". Плохо. Укрепленный ДОТ с тяжелым вооружением. Причем, похоже, с защитой от кислоты - "стрелки" его не возьмут. Посылать биомехов в атаку - значит лишиться их всех. Придется работать самому... а ведь зарад батарей небесконечен... ну да ладно, проблемы надо решать по мере поступления.
Включив поле невидимости, Альфа-5000 перебежками продвигаеся к цели. Он невидим для всех типов радаров, но какой-нибудь особо внимательный имперец может и заметить его призрачную фигуру - а выжить после прямого попадания гранаты нечасто получается даже у синтетов.
Незамеченный, воин-синтет обходит ДОТ кругом. Хорошо, что этот - одиночный, а не часть большой оборонительной сети: в нем есть дверь. С подземным тоннелем было бы сложнее.... хотя какой, к черту, тоннель здесь, в толще обсидиана?
Три красных точки на участке двери, который система наведения определила как более тонкий. Константин накапливает заряд в наплечной плазменной пушке. Там, в бункере, наверняка заметили всплеск энергии, но для них уже скоро будет слишком поздно.
Выстрел. Дверь раскалывается, огненный вихрь гуляет внутри адамантиновой коробки. Альфа-5000 бросает внутрь дистанционную бомбу и тут же давит на кнопку детонатора. Еще один взрыв. Вроде бы все... нет, еще не все! Биодетектор показывает, что внутри есть один живой.
Человек, закованный в синие доспехи, бесформенной грудой лежит на закопченном полу. Константин пинком переворачивает его на спину, сдергивает с головы шлем с надписью "Chromus". Надо же! Космодесантник.
Этот так называемый "сверхчеловек" истекает кровью из десятка глубоких ран. Сил у него уже не осталось даже для того, чтобы взять в руки гранату и подорвать себя вместе с врагом. Губы беззвучно шевелятся - то ли проклятие еретику, то ли молитва Святому Императору.
- Вы вторглись в мир, на который не имеете никаких прав. Скоро последний из вас умрет, а после этого мы доберемся и до вашего Императора. Засиделся он на троне... хотя к этому полутрупу нельзя применить слово "сидеть". А ты умрешь прямо сейчас. - ничего не выражающим голосом сообщает имперцу Константин.
Альфа-5000 выдвигает из запястья мономолекулярное лезвие. Один точный удар - и голова космодесантника в его руках. Выйдя из дымящегося бункера, синтет издает победный клич, держа в высоко поднятой руке окровавленный трофей. Этот мир принадлежит Звездной Плети!

Булава Змея снова столкнулась с палицей доброго молодца. Искры, звон, шум в ушах. И отбитые ладони. Булава-то тяже-е-елая. Взмах — уклон, взмах — нырок. Добрый молодец уже выдыхаться стал, а Змею — хоть бы что. Знай себе — машет да посмеивается. Взмах-уклон, взмах-нырок.

«Нет, если еще пару минут так помашу — он меня голыми руками возьмет!» — подумалось доброму молодцу. Вздохнул он, поднатужился — и как метнет мечом в змея!

Змей, не будь дурак, махнул булавой, да меч булатный возьми и отбей. Так, что тот наполовину клинка в вековечный дуб воткнулся. Но молодец, тем временем, поднырнул под булаву и въехал Змею голенью по бедру. Лаукик, значить, провел. И по печени Змея. По печени!

—Ух ты! — взрыкнул Змей, встряхивая молодца за шиворот. — Ну, удружил! Тридцать лет и три года так не потешался!

Встряхнул еще раз и на ноги поставил. И, пока зубы добрый молодец сплевывал, приобнял его за плечо и поволок приговаривая.

Ты, говорит, меня боем потешил, и хочу я, говорит, и тебе удружить. Гостем моим будешь, есть-пить с тобой будем, О подвигах славных рассказывать!

Взмахнул Змей булавой пудовой — та загудела-заревела, адски в небо улетела. Я, говорит, как домой возвращаюсь — всегда булаву вперед себя кидаю. Погудит-поревет, во дворе упадет — жена моя и знает, что я домой иду. Нальет она нам вина, да состряпает угощенья. И будем мы с тобой пить-пировать, подвиги вспоминать!

Долго ли, коротко ли — доволок Змей доброго молодца до терема. Открылись ворота резные, вошли они во двор…

…А посреди двора…

Добрый молодец вырвался из Змеевых объятий и побежал к середине двора. Там, посреди площадки. Испещренной воронками от десятков приземлявшихся булав, торчала рукоять. Не просто так торчала, а из чего-то бесформенного, окровавленного. И осколки костей обрамляли ее, как страшные лепестки.

—Вот так так… — пробормотал Змей. — вот это я попал… чего ты дернулся-то так? Знал его, паскудника?

Кивок.

—Вот так так, — недобро прищурившись, снова пробормотал Змей. — А звали-то паскудника как?
—Хромом звали, — промямлил капитан Орлов.

– Гено... Гено Валь... – пересохшие и слипающиеся губы отказывались двигаться, но он все равно упрямо повторял, будто заклинание, будто от этих звуков зависела его жизнь, – ...кирия. Валькирия...

Гено Валькирия. Имя и фамилия – все, что у него осталось. Даже не так: все, что от него осталось. От известного и вхожего во многие места, куда простым смертным ход заказан, журналиста, который так не любил дешевые сенсации, который так любил докапываться до правды. На этот раз он перегнул палку, копнул слишком глубоко... и теперь все что осталось жавшемуся в углу комку плоти, некогда бывшему человеком – это повторять, с трудом ворочая языком, свое имя и фамилию:
– Гено... Валь... Валькирия...

В коридоре, ведущем к его камере, раздались шаги. Мысль о том, что это пришли за ним, показалась избавлением: пусть делают, что хотят, лишь бы не сгнить заживо...

Дверь камеры скрежетнула, открываясь, и внутрь вошел небольшого роста щуплый человечек, в форме Айлерианской службы безопасности. За ним встали двое здоровых амбалов в серых тюремных комбинезонах, видимо, призванные обеспечивать неприкосновенность персоны безопасника.

– Гено Валькирия, журналист? – осведомился эс-бэшник, не столько спрашивая, сколько констатируя факт. Гено не ответил, да этого, в общем, и не требовалось.
– Забирайте. – кивнул безопасник амбалам. Те было двинулись вперед, но тут за их спинами...

...За их спинами пронесся черно-рыжий вихрь, оставив после себя два тела в серых комбинезонах, осевших на пол бесформенными грудами. Из затылков обоих торчали рукояти тонких, острых как иглы, стилетов.

Безопасник успел дернуться, попытавшись достать из поясной кобуры пистолет, но его руку пронзила такая же игла, вторая уколола его горло, а рот ему закрыла тонкая женская ручка с безупречным (как всегда!) маникюром. Скульптурная композиция из щуплого эс-бэшника с перекошеным лицом и высокой, затянутой в черное боевое трико рыжеволосой девушки впечатляла...

– К’рина! – воскликнул Гено. – Но... откуда!?

Девушка, так вовремя прервавшая беседу журналиста и безопасника не ответила ничего, только толкнула своего пленника к двери и махнула Валькирии, мол, давай за нами. Гено с кряхтением поднялся и проследовал за своей спасительницей...

...Все время, что они пробирались по тюремным лабиринтам, на глаза Гено попадались ”успокоеные” К’риной охранники. ”Хорошо сегодня девочка погуляла” – подумал журналист. Впрочем, журналиста это мало интересовало: садистские наклонности К’рины никак не влияли на его к ней отношение...

...В тюремном дворе глазам Валькирии открылась милейшая картина: снесенные напрочь ворота, несколько обваленых наблюдательных вышек и, в самой середине двора, гордость имперской бронетехники – СТТ-25 с опознавательными знаками Особого имперского корпуса. Оперевшись на броню, рядом с танком стоял весьма малоизвестный в галактике человек (малоизвестный, потому что мало кто видел его дважды за свою жизнь) – Николя Адрентин. И в довершение картины, на броне танка отблескивала белизной волос Эльф, снайпер.

Эльф махнула Гено рукой, улыбнулась и скрылась где-то внутри громоздкого с виду броненосца. Николя же наоборот, подошел к ним поближе.

– Я так понимаю, – обратился он к безопаснику, – передо мной глава Айлерианской службы безопасности, больше известный как ”Хром”?
– Отойдите! – бросил Адрентин К’ринне и Гено, и те покорно отодвинулись от ”Хрома”. В руке Николя появился блестящий черный пистолет, во рту – сигарета.
– Так вот, – продолжил он. – Уважаемый глава службы безопасности, имею честь вас уведомить, что вы виновны во многих преступлениях против Империи, и потому...

Палец Адрентина надавил на спуск, ”Хром” испуганно зажмурился... но пистолет в руках Николя оказался зажигалкой. На мгновение в его глазах отразилось непонимание, потом он невозмутимо прикурил от огонька и закончил начатую фразу:

– Можете идти на все четыре стороны!

Услышав это, ”Хром” со всех ног рванул по направлению к воротам, стремясь убежать как можно дальше...

– Эльф! – коротко бросил Николя.
– Да что там! – донеслось от танка, послышался тихий хлопок и беглец упал на землю. Больше он не поднялся...
– Это ж надо, зажигалку взял! – качнул головой Николя. – Дурдом!

Кованные башмаки гулко лупили по бетонной крошке улиц. Солнце отражалось в зеркальном забрале скафандра. Бронированные перчатки сжимали «Миниган» и стволы его бешено вращались, поливая огнем окрестности.

Хром ликовал. Он кричал, пел, бранился — и стрелял. Его стокилограммовая туша, закованная в стокилограммовый же бронированный скафандр легко перемахивала железобетонные торосы и неслась дальше. Полуцентнерного веса пулемет порхал влево-вправо как лазерная указка. Могучие легкие качали воздух спокойно и размеренно. Из-за телеграфных столбов, с мостов, из окон окружающих небоскребов на десантника смотрели враги. В него летели десятки, сотни длинных и точных очередей, горохом отскакивавших от наспинного нагрудника, грудного наспинника и куполообразного нашлемника. «Миниган» хлестал в ответ. Срезая деревья и столбы, вспарывая стены он рвал и кромсал вражеские тела. Минут двадцать или тридцать уже хлестал. И не было конца улицам. И не кончались патроны. И не грелись стволы.

Термоядерные гранаты рвались то слева, то справа, и опытному десантнику приходилось задерживаться, чтобы уйти от взрывной волны.

Вот одна из них взорвалась уже совсем рядом. Волна подхватила его, аккуратно, почти бережно пронесла над бетонным забором. Хрому открылся удивительной красоты вид и, не выдержав душевного порыва, Луженая десантная глотка исторгла:
— Хорошо-то ка-а-а-а-а-а-ак!!!!!!!!!!
— [Цензура]… [Цензура]… [Цензура]… — привычно ответило ему эхо…

Затем наступила тяжелая, густая, набитая ватой тьма…

…

Он очнулся в белом, стерильном зале. Вокруг стояли люди в одинаковой одежде, один из них держал в руках шлем виртуальной реальности, другой что-то говорил…

— …Властью, данной мне губернатором штата…

Слова пролетали мимо ушей Хрома. Он сжимал и разжимал пальцы, ища гашетку, его глаза метались по комнате, но перекрестье прицела не появлялось…

— …за преступления против человечности, убийства и изнасилования…

Хром рвался, но тело его не двигалось с места, пристегнутое ремнями к фарфоровому креслу…

— …и исполнив последнее желание обвиняемого, привести приговор…

Фигуры исчезли, странная плита надвинулась откуда-то сверху. И пришла боль.

…

— Сколько ему? — спросил Наблюдатель.
— Пятнадцать лет.

За металлизированным стеклом в фарфоровом кресле корчилось под микроволновым излучателем тощее тело. Беззвучно, хвала Создателю. И звукоизоляции.

— Не обращайте внимания на внешность. Двадцать четыре зверских изнасилования, сорок восемь убийств. Это даже не зверь - он просто причинял боль. Ему просто этого хотелось. Поверьте, он заслужил такую смерть. Его жертвам было не слаще.

...Трое путников сидели у костра.

– Бес, ты можешь замолчать? – бросил один из них другому, тихо напевавшему что-то себе под нос – От твоего воя сдохнуть хочется!
– Да брось, Хром... – начал было Бес, но замолчал, потянулся и добавил: – Надоело. Домой хочу. Кот, а Кот? Скольно нам еще по степи тащиться?
– Сколько-сколько... деньков пять еще. – хмуро проговорил Кот не отрываясь от развязывания узелков. Сколько Бес его знал, степняк-проводник таскал с собой тонкую веревку, на которой было навязано множество узлов. Развязывать их было, видимо, его увлечением.

– Ч-черт... – выдохнул Кот.
– Это был последний. – ответил он на удивленные взгляды товарищей. – Последний узел развязал...
– Ну и что? – спросил его ворчливый и почти всегда чем-то недовольный охотник, которого из-за его хромоты прозвали, естественно, Хромым. Потом прозвище сократилось до ”Хром”. Точно так же, как и ”Бес” было всего лишь сокращением от ”Беспокойный”.
– Что это вообще за веревочка такая? С узелками. – вопрос этот давно Беса интересовал, но задать его в слух он все не отваживался.
– Да так, купил когда-то...
– Купил? – похоже было, что Хром сейчас рассмеется. – И задорого?
– За медяк. – ничуть не смутился Кот. – Волшебная веревка за медяк. Не так уж дорого, а?
– Волшебная? – Бес да же подсел к Коту поближе, разглядывая спутаную веревку, оказавшуюся волшебной. – А в чем волшебство-то?
– Когда развязывается последний узелок, – лицо Кота дернулось, – исполняется желание владельца...
– И чего ж ты пожелал?
– Не знаю, Бес, не знаю... это раньше чего-то хотел, а сейчас... не знаю... ничего не хочу...
– Ой, да что вы заладили?! Какое, к кошкам, волшебство?! Сказки все это! – Хром схватил веревку и бросил ее в костер...

***

...Твари, вечный кошмар степи, появились тогда, когда их ждали меньше всего – за пару часов до рассвета. Бес, которому выпало в ту ночь дежурить последним, откровенно дремал, и быть бы им съедеными, если бы не чутье Кота-степняка. Проводник мгновенно проснулся, вскочил, ногой бросил еще горячие угли костра в морду одной из тварей и почти не глядя рубанул мечем вторую, ту, что заходила ему со спины.

Тут уже очухались и Бес с Хромом...

...Драка была бы и вовсе недолгой, если бы твари не восполняли свою природную медлительность численным превосходством. Трое путешественников с мечами, заговоренная сталь которых резала плоть, словно масло, могли без труда разделаться с одной-двумя тварями каждый... но тех было больше и приходилось постоянно отступать, чтобы не подпустить к себе эту ходячую мерзость. Вцепиться – пиши пропало – разорвет. Сильные они. Сильные, но медлительные...

...Бес добил последнюю из тварей, атаковавших его. Нашел взглядом Хрома, которого зажимали еще трое. Кота видно не было, но Бес решил, что степняк должен выпутаться, а вот Хрому надо бы помочь – он припадал на ногу сильнее обычного. Неужели цапнули?

”Черт, только бы успеть!” – подумал Бес, бросаясь к Хрому. Подсек ногой одну из тварей, добил, повернулся к Хрому...

...Чтобы увидеть, как из груди охотника вырастает третья рука: кривая, покрытая сморщеной кожей рука твари...

”Прости, Хром...” – подумал Бес и ударил, пронзая еще живое тело Хрома и тварь, стоявшую за ним. Обернулся и разрубил голову еще одному чудовищу...

...Бес опустил меч и огляделся. Вокруг не было никого живого, кроме него. Никого. Только мертвые твари и тело Хрома. Только мертвые...

– Кот?! – крикнул охотник – Кот, ты где?!
– Бе-е-ес... – донеслось откуда-то издалека, казалось из-за горизонта.
– Кот? Кот, я здесь! – Бес побежал туда, откуда как ему показалось доносился голос степняка, но там была только степь. Ровная-ровная степь, укрытая серой травой.

...Но Бес бежал все равно, бежал уже зная, что это бессмысленно. Бежал, пока не влетел в какие-то кусты. Кусты оказались живой изгородью вокруг его дома...

***

...Давно ли он идет? Он не помнил. Кто он? Он не помнил. Зачем он? Он не знал. Он не помнил и не знал ничего.
Ничего...

Вот, на одном дыхании написал. Предупреждаю, тут очень много черного юмора.
Все литературные обороты и местами орфография употреблены максимально близко к первоисточнику.
Читать рекомендуется самым меланхоличным голосом, который вы только можете себе представить.

*************************

*************************

…Два исхудалых десантника из последних сил брели по прямому как палочка Коха шоссе мертвого города Нью-Йорк. Тяжелый, пропитанный фенолом и меркаптаном воздух давил на легкие, жег глаза и сушил кожу. Меланхоличное серое небо, казалось, было под стать самому городу – такое же выхолощенное, бессильное и готовое вот-вот свалиться на землю от усталости, придавив собой дистрофичные каркасы небоскребов.

Но десантники все ковыляли и ковыли по шоссе, изредка останавливаясь и помогая друг другу подняться. Это был остаток взвода противохимической защиты, который должен был высадиться, чтобы найти где-то посреди радиационных развалин города поставки лекарств и гробов для обеспечения еще не построенного блокпоста вещами насущной необходимости. Взвод должен был высадиться с борта десантного корабля, но в полете что-то пошло не так – похоже, пилот упал в голодный обморок прямо за штурвалом. Впрочем, это уже ничего не решало – турбины испустили дух на две минуты раньше пилота. Словно не познавший крови комар, корабль в бессилии пошел в свое последнее пике.

Десантники уже никак не могли повлиять на ситуацию. Они были заперты в анабиозных камерах. Эти камеры – архаизм. Когда-то они были ячейками морга, но в армии их приспособили для компактного и предусмотрительного размещения личного состава на борту десантных кораблей. Камеры эти имитировали сон, потому что в них всегда было темно и тихо. «Все там будем» - говорил перед вылетом пилот, задорно смеялся и захлопывал крышку.

Капитан взвода химзащиты в это время находился в маленьком отсеке, предназначенном для хранения одеял и прочих спальных принадлежностей для больничных коек. Его туда загнало отчаянное желание поесть. Дело в том, что в армии с питанием было туго, так что обмороки во время стрельб были не редкостью. Пять лет назад капитан Орлов начал зашивать в свой именной матрац сухари и дрожжи (основа солдатского пайка) на черный день, но три недели назад в их части прошла инвентаризация, и заветный матрац потерялся среди десятков других. За поисками пропитания капитана и застала слепая судьба, направившая десантный транспортник полным ходом вниз параллельно обступившим его сутулым зданиям – прямо в зону повышенной радиации.

Большинство людей, наслаждавшихся тишиной и спокойствием в анабиозных камерах, погибло, не сумев из них выползти – как и предусматривала изначальная задумка конструкторов этого архаизма. Даже если бы они и нашли силы выползти, компьютер бы их не пустил. Компьютер был уже мертв.

Капитан Орлов вывалился из отсека, сглатывая выбитые при падении зубы. «Вот и подкрепился» - подумал он, глотая коренной. Неспешными заученными движениями он открыл все анабиозные камеры выживших. К сожалению, все выжившие были мертвы. Зато среди мертвых нашелся один живой. Им был рядовой, на каске которого слабеющей рукой было выведено: «Хром». На самом деле это было наполовину стертое слово «Хромой» - такое прозвище дали солдату сослуживцы за неуверенную и слабую походку, вызванную хронической венозной недостаточностью нижних конечностей.

…И вот теперь они пошатываясь передвигали ноги по шоссе, которое при виде сверху напоминало кишечного аскарида. Капитан Орлов нацепил прямо на лицо шлем, а Хром зачем-то закрывал голову маской. И не удивительно – оба были почти слепы (зрение капитана +8, зрение Хрома -14), так что необычное обмундирование почти не причиняло им дискомфорта. По причине все той же близорукости Хром надел нагрудник на спину, а вместо походного ранца закинул за плечо отвалившийся от транспортника ржавый «миниган» без патронташа. Он шагал с видным напряжением – шаг неровный, слегка дрожащий. Но по привычке Хром сваливал все на варикозное расширение вен, а не на давящий своей тяжестью пулемет.

Внезапно капитан Орлов, охавший всю дорогу, издал особо протяжный жалостливый «ох» и шлепнулся на асфальт по стойке «смирно» лицом вниз. Это был приступ эпилепсии. Тяжело вздохнув, Хром взял капитана за левую голень и потащил корчащееся тело дальше. Любой ценой задание должно быть выполнено, но он не бросит товарища помирать…

…Прошло три часа. Капитан уже перестал дергаться и только тихо стонал где-то позади своей голени. «Этот стон сведет меня с ума», - подумал рядовой Хром, перехватывая поудобнее ногу командира. Но на замечания рядового стенающий командный состав не реагировал, продолжая гнуть свое. Тогда несчастный Хром решился пустить в дело силу – как бы двусмысленно это не звучало по отношению к больному хронической дистрофией. Грузно он опустился на колени и слабеющей рукой нанес капитану прекардиональный удар в правую часть грудной клетки, чтобы тот замолчал, но Орлов лишь болезненно ахнул и продолжил ныть. «Богатырь», - с удивлением отметил Хром. Даже после нескольких прекардиональных ударов ногой по голове Орлов держался и не сдавал позиций. Однако когда Хром перешел на прекардиональные удары «миниганом» в лицо, упрямец затих.

«Тишина. Хорошо-то как», - улыбнулся Хром изъеденной кариесом и пульпитом улыбкой. Но внезапно умиротворяющую тишину вновь прервал стон. «Так это же я стонал…» - вдруг осознал Хром, вспомнив, что не мог слышать капитана Орлова, потому что с детства страдает туморозом слухового аппарата.

Наконец, рядовой решил продолжить марш ползком – ноги его уже не слушались. Однако к большому удивлению он больно стукнулся теменем о большой железный предмет. Предметом этим оказался киборг – полуробот-получеловек – стоящий посреди шоссе словно гипсовая статуя. Изо всех сил Хром напряг свои «-14», вглядываясь в таинственное тело, по-видимому, параллелепиппедной формы.

Не подозревая о туморозе слушателя, киборг поведал тому свою грустную историю. Оказывается, недавно тут прошел кислотный дождь, и гидравлику робота-человека окончательно заклинило. Не в силах пошевелиться, он простоял на шоссе восемь дней без воды и пищи. На пятый день, сказал киборг, удача ему улыбнулась. Во время сна у него во рту свили гнездо воробьи. Обрадованный внезапной фортуной, полуробот попытался съесть беспечную дичь, но его сил хватило только чтобы заглотнуть гнездо и немного пожевать птицу. При этих словах он собирался заплакать, но было уже нечем.

Хром, расслышавший только слово «пожевать», в знак согласия кивнул головой. В отчаянии киборг застонал: «Добей меня…» На десятой минуте повторения одной и той же фразы робот добился того, что Хром все-таки его услышал.

Из последних сил рядовой подполз к пулемету. Поднять «миниган» десантник уже не мог, не хватало сил. Поэтому он рассуждал так: «Гуманнее всего застрелить его в голову, чтобы не мучался. Но приставить пулемет к голове я не могу. Тогда направлю стволы «минигана» в сторону этого бедолаги, нажму на гашетку… пусть сначала ему отстрелит ноги, а потом он упадет головой как раз под огонь шестистволки. Быстро и безболезненно…»

Впрочем, даже если бы десантнику и удалось выстрелить из лишенного патронташа «минигана», это бы ему уже не понадобилось. Едва он навел ствол, как он считал, в сторону «того тела параллелепиппедной формы», как киборг тихо и мирно сыграл в ящик.

Хром чувствовал, что силы покидают его. Своими близорукими и косыми глазами он увидел старуху в черном балохоне и с косой. Бабка, судя по виду, страдала болезнью Боткина и хроническим калькулезным холестецитом желчного пузыря. Старушка с кряхтением занесла косу, но схватилась за сердце и склеила ласты. «И этой не стало», - с грустью подумал Хром, - «Видно, рано мне умирать. Будет вторая се…»

(копия из серии "Уважаемые друзья, Хром вернулся., Хром жив, растет и развивается")

Вспышки воспоминаний отражались на хромированной поверхности верного минигана.
Где то на руке тикал хромометр, отсчитывая хромометраж.
Между ног привычно зудело от радиоактивных снарядов в серых хромированных кубах, прикрепленные к поясу из хромовой кожи.
Хромовые сапоги скафандра привычно скрипели нарушая тишину в голове Хрома.
- Fe2O3! - привычно выругался Хром - какого хлора этот капитан считает себя старше майора?
Но додумать тревожную мысль не успел - прямо на него смотрела разноцветная как елка голова киборга.
- PR 74 - два огнемета - Хром отвернулся и попытался вспомнить тревожащую его мысль...
Скафандр окутало облако пламени и копоти - Идиот! - Хром лениво развернулся и двинул киборга по лампочкам, поднимать тяжелый миниган было лень. Но пора уходить - где то рядом Z 20 - тележка с мозгами этого, а у нее двадцати миллиметровая пушка...
На горизонте что-то привычно грохнуло, но вместо ядерного гриба поднялось черное облако.
- Смог! С100Н500N3Li7Na9ОН!!! - замысловато выругался десантник - они уже совсем окисли со своим оружием! Применять смог в мертвом городе!..
- Следы шасси! - сказал миниган и качнул стволом в сторону арки.
В арке стояло оцинкованное ведро на колесиках.
- Пушка интегрирована в ручку - догадался Хром - переключите мозги на мою частоту!
Он понял, что не успевает - преданный миниган грустно смотрел на хозяина...
- Только не в ногу - успел подумать майор как в его голове зазвенело и, выбив пробки в ушах, обрушилось на робота.
Блуждавшая вот уже пятнадцать лет, атомная бомба, упала в ведро раздавив центральный процессор. Дисплей на кривом стабилизаторе "made in Russia" весело отсчитывал время: 10, 9, 8, 7, ...
"Находясь в эпицентре ядерного взрыва - вспомнил наставления старшины Хром - вытяните руки с оружием перед собой. Дабы расплавленный металл не капал на казенные сапоги"
...3, 2, 1.
Фатальная ошибка!

Башня выросла передо мной как-то вдруг. Шаман предупреждал, что так будет, но старики говорят, что это все равно неожиданно — предупреждай, не предупреждай. Только что она торчала черным пальцем в отдалении и тут р-раз — вот она, красавица! Покрытый черной корой ствол упирается в небо. Нависает. Давит. Я нахожу лазурную перепонку, закрывающую вход — и начинаю давить. И ни ножа, ни камушка, ни веточки вокруг. Только обнаженный, чистый телом и сердцем может войти. Я давлю, и чувствую, что рано радовался. Башня вот, но войти в нее трудно.

Я давлю на перепонку, погружаюсь в нее — она не хочет пропускать меня. Она охватывает сначала мои руки, погружает в себя грудь, ноги. Голову…

Я внутри. Перепонка никак не отпускает меня. Едва ощутимые касания изучают мое тело, каждый его изгиб и бугорок. Проникают внутрь — вот я чувствую, как ледяные пальцы касаются сердца, печени, желудка. Спазм изгибает меня, выворачивает наизнанку, но от этой хватки не уйти, не вырваться. А во сто крат хуже хватки – взгляд перепонки. У нее нет глаз, и, даже если бы они были, я все равно сейчас не смог бы их увидеть. Но пристальное и чуждое внимание медленно и неумолимо проникает под череп, охватывает мозг и сводит с ума. Призрачные когти вспарывают сознание, выворачивают его наизнанку, открывают душу. Больно…

Перепонка выплюнула меня. С хрустом и чавканьем. Вовнутрь. Я лежу и тело мое ласкает мягкий мох. Очень мягкий и нежный, но нежность мне не помогает. Мне больно. Больно шевельнуть конечностью, больно двинуться, больно думать. Боль заменила мое естество. Как будто с меня содрали кожу, выпотрошили и засыпали солью. Но мой страж всплывает и гонит дальше. Сколько я преодолевал перепонку? Мгновения? Минуты? Часы? Я не знаю. Но время – мой палач. Перед входом его было достаточно. Сейчас, внутри, его может и не быть. Я сгибаю руки, подтягиваю под себя колени — и наполняю Башню воплем боли. Как будто воздух был пронизан невидимыми и острыми нитями. Каждым своим движением я нанизываюсь на них, каждим движением рассекаю свою плоть, продавливаю себя, как тесто сквозь сито. Каждый шаг — пытка. Остановка, отдых, следующий шаг…

…Подъем по ступеням. Долго. Кошмарно долго. Намного дольше, чем я мог бы себе позволить. Вот к ставшей уже привычной режущей боли прибавляется вязкая, мерзкая, завязывающая узлом кишечник. Вот он, конец. Я еще могу двигаться, но слабею, слабею… к вязкой боли добавляется темнота. Уши закладывает ватой. Острые нити, кажется, редеют.. или, скорее, мое онемевшее тело просто перестает их ощущать…

..Я уже давно никуда не ползу. Лежу на ступенях и смотрю в раскрывающуюся надо мной черную бархатную бездну. Она спускается, охватывает меня, растворяет. У меня нет больше тела, нет стремлений, нет мыслей. Мне не больно. Больше никогда не будет больно.

Я умираю…

******************************
******************

Тревожный гул разносился над поселением. Сперва глухо и грозно рокотал огромный барабан. Медленно, размеренно. Спустя десять минут в размеренное биению начали вплетаться новые ритмы. Барабанная феерия нависала над селением, охватывала его, заставляла замереть и колыхаться в такт рваному, но завораживающему ритму даже местных — что уж говорить о трех чужаках, заворожено прислонившихся поодаль, неотрывно глядящих на лоснящиеся тела «музыкантов». Гул стих спустя полчаса, оставив после себя странную, гнетущую тишину. Никто не издавал звуков, никто не показывался.

— Что это было? — шепотом спросил биолог.
— Он умер.— выдавил из себя этнолог.
— ???
— Тот паренек, Хром, которого утром чествовали, мыли и голым послали к Башне. Помните — шаман долго чем-то его кормил, потом дал чего-то выпить? Если до захода Солнца он не вернулся, значит яд убил его раньше. Вы здесь новенький, не знаете ничего. Только один из дюжины мальчиков возвращается из Башни. Видели бы вы их…

Голос этнолога задрожал и он поспешно отвернулся. Биолог лишь заметил, как влажно блестят его глаза.

Периметр был прорван одновременно в нескольких местах. Сквозь проломы в стене к десантникам рвались жадные до убийств ксеноморфы. Звуки выстрелов не прекращались ни на мгновение. Часть монстров удавалось убить до того, как они добегали до людей, все же иногда короткие очереди десантников находили уязвимые, не прикрытые костяной броней, места на телах чудовищ. Но некоторые ксеноморфы все же прорывались более-менее целыми – а даже потеря одной-двух конечностей не могла остановить этих тварей – и тогда всем своим когтистым-клыкастым арсеналом чудище вгрызалось в кого-то из десантников... через секунду голова ксеноморфа разлеталась в куски от выстрела в упор, но от человека, на которого монстр напал к тому времени мало что оставалось...

Воздух был наполнен криками и стонами вперемешку с брызгами красной, – человеческой, – и голубой, – инопланетной, – крови. Земля буквально дрожала от топота множества ног... Армагеддон или Рагнарек, – не важно, – последняя битва человечества в миниатюре...

Хром прижался спиной к стене бункера, в котором располагался командный пункт. Когда все это началось, он добросовестно исполнял свои обязанности – обходил с инспекцией периметр, проверял бдительность часовых. Как только прозвучал сигнал тревоги, он побежал к бункеру, чтобы укрыться, но двери его уже были закрыты. Даже больше – дверь была запечатана наглухо и открыть ее снаружи уже было невозможно. Хром попытался связаться с теми, кто был внутри, но на его вызовы никто не ответил. Его бросили в этом аду одного... десантников, которые кое-как обороняли остатки базы и все еще умудрялись сдерживать напор ксеноморфов он не считал – это были люди ”не его круга”. Он был один. А вокруг него лилась кровь и дрожала земля...

Что-то шмякнулось о стену рядом с ним. Хром скосил глаза и увидел на земле оторваную чуть выше локтя человеческую руку, в которую мертвой хваткой вцепилась клешня ксеноморфа, тоже лишенная тела. Мышцы еще сокращались и эта странная пара подрагивала в пыли... содержимое хромовского желудка изъявило было желание покинуть свое вместилище, но не успело – перед Хромом выросла черная, отблескивавшая на солнце фигура ксеноморфа. Рвотный позыв мгновенно уступил место другому, более сильному – гнусно и обидно запахло страхом...

...Звуки выстрелов раздались совсем рядом, и из монстра вдруг забили голубые фонтанчики. Ксеноморф упал на бок, один из десантников разрядил в него остатки магазина своего из своего автомата, за что и поплатился – еще одно чудовище набросилось на него, вгрызаясь в слабозащищенную шею...

Но Хром этого уже не видел: как только он понял, что лично ему опастность в данный момент не угрожает, он сделал несколько быстрых шагов вдоль стены, что-то попало ему под ногу, он споткнулся и упал носом в землю. Подняв лицо, он понял, что прямо на линии его взгляда находится люк, ведущий в складской подвал, куда Хром и не замедлил спустится.

...Звуки выстрелов затихли. Не было слышно и криков. А Хром, забившийся в кипу давно списанных матрацев, все еще боялся высуть нос наружу. Кто знает, чем там все закончилось?

Кто-то грузно спрыгнул из люка на пол. Хром насторожился. ”Кто-то” судя по звукам, – вернее, по их отсутствию, – замер, потом несколько раз с шумом втянул воздух. Хром рискнул приподнять матрац, которым прикрывал голову.

Он встретился лицом к лицу с ксеноморфом. (если конечно чудовищную морду этого существа можно назвать ”лицом”) Быстрее, чем Хром успел сообразить, что происходит, монстр схватил его, вытащил из-под матрацев и поднес к себе, будто-бы стараясь разглядеть поближе...

”Сейчас меня съедят...” – как-то очень безразлично подумал Хром и глупо хихикнул. А в воздухе все еще стоял сильный и обидный запах...

Ксеноморф еще раз втянул воздух и Хрому даже показалось, что он увидел в зеленых, без зрачков, глазах монстра отвращение...

Существо рыкнуло и с размаху впечатало тело Хрома в стену подвала...

Стена оказалась намного крепче Хрома...

По одной из улиц некогда прекрасного города Нью-Йорка, сейчас лежащего в руинах, медленно шли двое десантников. Один из них, что повыше, был облачен в тяжелый экзоскелет и нес на своей спине шестиствольный пулемет, его звали Хром. Второй был пониже, на нем был легкий экзоскелет, он нес снайперскую винтовку, пару пистолетов-пулеметов и несколько гранат – это был капитан Орлов.
– Замечены механические цели приближающиеся с северо-востока, расстояние шестьсот пятьдесят метров. – сообщил маленький компьютер прикрепленный к левому предплечью Хрома. Десантники, переглянувшись, быстро разбежались в разные стороны, Хром присел с пулеметом наперевес с правой стороны улицы, капитан забежал за обломки подбитого броневика.
– Расстояние пятьдесят метров. – вновь сообщил компьютер.
– Расстояние двадцать метров. – Капитан метнул гранату наугад и приготовился открыть огонь. Прогремел взрыв, два робота показались из-за угла. Первого, десантники снесли дружным залпом, но он успел выстрелить плазменным сгустком в Орлова и попасть - от капитана остался обугленный труп. Хром не останавливаясь стрелял из пулемета во второго робота, ответный залп из тяжелой плазменной пушки, повредил его левую руку, вскрикнув он выронил миниган.
Выхватив клинок, напоминающий стилет, Хром бросился на механического убийцу.
– Получай [цензура]! Получай! – Третий удар достиг центрального процессора, но уже было поздно – робот запустил процесс самоликвидации...

– Адмирал, посмотрите. Это изображение со спутника. – На фотографии была изображена улица, заваленная обломками какого-то здания. – По этой улице пробирались двое выживших десантников, как видите там был сильный взрыв... связи с ними больше нет.
– Еще несколько миллиардов коту под хвост... – Устало сказал адмирал, кладя фотографию на стол.

Одним хроноубивцем станет больше...

... Это произошло слишком быстро. Кажется, только вчера в моем распоряжении были и мощная армия, и громадные запасы маны, а враг был зажат в угол... как странно через несколько часов ощущать полное бессилие и растущее чувство безнадежности. Я, Хром, допустил единственную ошибку - а платить за нее будет весь мир. Перед началом битвы какая-то часть моего существа ощущала, что промедление будет смерти подобно - но я отгонял эти мысли и намеренно затягивал с атакой, желая замкнуть кольцо вокруг последнего оплота некромантов. До сих пор пытаюсь понять - что за ритуалы провели Темные? Откуда взяли столько силы? Чем сумели заинтересовать, или подчинить демонов? До сих пор вспоминаю громадную воронку внезапно возникшую посреди старого некрополиса, и крики своих солдат, разрываемых на части вышедшими из воронки тварями... и ведь казалось, что это агония некромантов, что лаз между мирами вот-вот закроется, что не смогут призванные из теневого мира долго сопротивляться - слишком велико было наше численное преимущество, во всяком случае, в начале битвы. Но... большая часть демонов была практически неуязвима для обычного оружия, а воронка наглухо блокировала доступную нам магию. Моя армия таяла с каждым часом, а из теневого мира все подходили и подходили новые полчища воинов смерти.
Я, Хром, принял решение отступить - теперь понимаю, что это только продлило агонию. Мы выиграли у смерти ночь - а утром демоны подступили к городу занятому нашими войсками... жуткие, искаженные твари, среди которых с трудом удалось бы найти двух одинаковых...
Я бежал, бросив свои войска, и загнав коня ушел от воронки достаточно далеко, чтобы суметь воспользоваться магией и открыть портал в столицу - только затем, чтобы еще через несколько часов понять - все было кончено...
Чтобы с бессилием наблюдать за бесконечной волной чуждых этому миру существ, катящейся по некогда принадлежавшей мне стране...
Чтобы смотреть как в небе над столицей над столицей начинает появляться уже увиденная мною однажды воронка...
Чтобы слышать людей, кричащих "Будь проклят, Хром!".
Чтобы смотреть и видеть последствия моей ошибки, и торжествующих некромантов, готовящих заклятие для перерождения этого мира.
Смерть и разрушение. Оскверненная земля, выжженные города и доверившиеся мне люди, лишившиеся душ и превращенные в гниющих зомби...
Меня с оглушительным воем затягивает распахнувшая над городом свой зев черная воронка... краткий миг полета... пусто, темно и холодно... очень холодно... все...