Волшебник Одинокой башни Глава 1 Сестра брата свое

ВСТУПЛЕНИЕ

Дорогой читатель!
Перед вами фэнтезийная повесть-сказка «Волшебник Одинокой башни», которая является продолжением ранее изданного «Заповедного леса». Обе повести взаимосвязаны общими героями, событиями, местом, где они происходят.
В первой книге дилогии рассказывается о спасенном от упырей младенце Красомире, воспитанном в Змеиной балке затерянного на славянских просторах Заповедного леса колдуньей - бабкой Вырицей, ее другом - домовым Кукишем и лесовиком Вёшенкой. Путешествуя и сражаясь, Красомир и Кукиш приобретают и теряют друзей, побеждают врагов, посещают разные города и страны. Их путь начинается в Подземельи, в стране маахисов, а заканчивается последней решающей битвой на опушке Заповедного леса, на поле Русском. Целью всех приключений является волшебный Меч Четырех Ветров, который герои в конце концов обретают, преодолев множество опасностей. Читая первую книгу, Вы встретитесь с принцессой Илленари, феей эльфов Элойей, волшебником Фиреем, мудрым Муни, повелителем Зла Эгоном, его слугой Черным Бруно и многими другими персонажами. Конечно, Добро торжествует, а Зло терпит поражение, однако на страницах «Заповедного леса» не все так однозначно, поэтому и появилось его продолжение - книга «Волшебник Одинокой башни».
Приятного Вам прочтения.



Глава 1
Сестра брата своего

1.

 Трое лежали рядом. Еще вчера он мог говорить с любым из друзей, вместе шутить и переживать, коснуться рукой каждого и сражаться плечом к плечу, однако это было вчера, а сегодня... Сегодня углы морщинистых глаз полнились медленными слезами, предательски дрожали прикрытые веки, теснило грудь, всхлипами прерывалось дыхание. Кукиш молча сидел перед тремя глубокими могилами, готовыми поглотить королеву Элойю, принца Эльмира и последнего пустынного вампира Кхашхаша. Неслышно шелестели листья огромного дуба – живого памятника мертвым героям, что не мешало старику вспоминать их последние мгновения.
 Вчера он поспел почти вовремя. Исчезнувшая было голубая молния опять сверкнула смертоносным огнем, и именно подле нее, безжалостно затягивая все новые жертвы, крутился водоворот сражения. Один за другим падали златострельные эльфы, факелами вспыхивали лесовички, без стона и крика уходили защитники леса Заповедного. Счету не поддавались жертвы, но каждый уносил с собой не единого врага злобного. И близка победа казалась, как учинил Бруно подлость очередную. То ли сам неладное заподозрил, то ли подсказал кто метнул в меч Красомиров молнию зеленую магическую, а чтобы не пришел на помощь другу Кхашхаш-волшебник, отвел глаза суккубовы злодей атакой ложной.
 Скрестилось мерцание бледно-зеленое с пламенем голубым, и хрустнул сотворенный Эльмиром клинок, оставив в руках Хранителя лишь обломок малый. Хоть и искусен был принц эльфийский, сходство оружию с настоящим придавший, однако не сумело последнее перед чарами подземными устоять. Ослепила Красомира вспышка яркая, и ринулась к нему обрадованная нечисть. Первым, прикрывая отца, рухнул десятком пик пронзенный Эльмир. Спешившую ему на помощь Элойю затоптали огры мохнатые. Дольше всех устоял могучий демон, но как только порвали в клочья крылья его скелеты белесые, так и поглотили остатки армии Зла тело Хранителя. Спустился на поле русское туман черный и под утро лишь рассеялся.
 Всю ночь дитем малым, котенком слепым бродил злыдень в тумане этом. Слышал шорохи таинственные, поскрип, уши режущий, голоса смутные; натыкался на тела павшие; искал друга-найденыша, Хранителя великого, искал, да не находил.
 Выплыло солнышко ласковое, осветило просторы бескрайние. Да не стало веселья привычного в приграничном краю. Замест разнотравья буйного торчали повсюду комья земли развороченной, щебет птичий уступил карканью вороньему, ароматы трепетные канули в духе смрадном. Огляделся Кукиш. Остатки жалкие войска подземельного исчезли, на местах, где нечисть крушили, расползались лишь пятна слизи зеленоватой, а у ног его останки троих друзей лежали. Защемило сердце тисками огненными, когда увидел старик тела истерзанные, остановилось дыхание, в глазах потемнело. Думал, что смерть пришла. Ан нет, отпустила костлявая, видать, не его черед был. Вгляделся тогда злыдень в образы тихие, лица спокойно-улыбчивые и понял, что закончилось сраженье проклятое, но продолжается битва вечная, и нужен еще Добру великому малыш-домовой.
 Кликнул Кукиш живых защитников землицы родимой. До вечера следующего собирали тела павших, рыли могилы темные, насыпали курганы высокие. Всех схоронили честь по чести, только трое любимых осталось. Не переставая, искал при этом злыдень Красомира, живого или мертвого искал, да так и не нашел. То ли в клочья разорвала Хранителя толпа яростная, то ли с собой унесла на глумление. Не было нигде и Бруно Черного, и осознал старик, что не успокоится, пока не увидит обоих, или места, где нашли они покой вечный; одного, чтобы почести воздать великие, другого, чтобы уверовать в справедливость возмездия.
 Так думал домовой, склонив голову в последнем прощании.
 Зорька вечерняя листочки тронула, загустели тени окраинные, когда коснулись плеча пальцы суковатые.
 – Вставай, отче. Негоже телам долго солнце гневить. Довольно мы героев оплакали. Пора прах к праху придать. Да и ждет нас лес Заповедный, Радовид-Хранитель, Хозяйка Илленари.
 Обернулся Кукиш. Однорукий рядом, все тот же с плечом сожженным, только ухо правое в бою потерял, да охромел на ногу правую же – пальцев не досчитался.
 – Твоя правда, опускайте.
 Медленно, одного за другим схоронили принца Эльмира и королеву Элойю, последних повелителей исчезнувшего царства Эй де Туата, ибо ни один эльф, ни одна эльфийка в живых не остались. Наступила очередь пустынного вампира. Уже полетели из ладоней дружеских комья земли, как опомнился старик:
 – Погодите! Стойте!
 Рванул Кукиш с пальца колечко переносное, подарок Кхашхаша.
 – Зачем оно мне теперича! Одна только память горькая, что не погиб с друзьями рядом!
 Но не тут то было. Словно приросло кольцо к руке трехпалой. Крутанул злыдень кругляш волшебный и... растаял на глазах изумленных.

2.

 Он стоял в густеющих сумерках на террасе горной башни. Один-одинешенек. Легкий ветерок шуршал страницами забытой книги, высились по краям знакомого стола громады кресел, далеко внизу, в домишках деревенских, загорались огоньки, казалось, что появится сейчас из комнат пустынный вампир Кхашхаш, и знакомый чуть хриплый голос скажет:
 – Припозднились мы с тобой, друг Кукиш, за беседами. Ужинать пора.
 Но тихо было вокруг.
 Никто не увидел бы теперь слабости стариковской, и тогда заплакал домовой, в голос зарыдал, выплескивая рвущие сердце боль и обиду, ненависть и бессилие свое. Что, что значили его худенькие трехпалые ручки против всей мощи подземного царства Зла?! Что умели они?! Что имели противопоставить волшебству и грубой силе?! Ничего... Но там, в Заповедном лесу, можно было воспитать Радовида, собрать новое войско и идти на поиски сгинувшего Хранителя и его заклятого врага. Ныне же, крутанув по глупости кольцо, злыдень лишил себя и этой призрачной возможности. Обратного хода алмазный подарок не имел, назад, к Змеиной балке, его всегда возвращали заклинания суккуба.
 – И-эх! Мать честная! Чего же энто я наделал-то, чего учинил, дурень бестолковый, на что обрек себя-то-о-о!!! Куды ж мне теперича?! Что здеся с голодухи да тоски подыхать, что в пути бескрайнем загинуть! Ой, прости меня, Красомирушко, неразумного, не сумел тебе ни в жизни стать опорою, ни за смерть твою отмстить как подобает!
 Темнело, тряслись плечи домового, тихо вспыхивали звезды.
 – Припозднились мы с тобой, друг Кукиш. Ужинать пора.
 Рыдания мигом оборвались. По спине побежали мурашки. Остатки волос на голове встали дыбом. Намокшая ужасом рубаха прилипла к телу. Окаменевший злыдень молча поводил глазами, опасаясь даже повернуть голову. Кхашхаш был мертв, он похоронил вампира и знал, что трупы просто так не оживают.
 – Ну что же ты, старик, пошли, не бойся. Ужин стынет.
 Голос стал другим. Вместо знакомой хрипотцы зазвучал детский смех, и за плечами вспыхнул огонек свечи. Кукиш медленно обернулся. Ни-ко-го! Правда в дверном проеме просто так в воздухе зависло колеблющееся пламя.
 – Морок! На погибель замануть хочет! – подумалось домовому. – С места не тронусь!
 Однако, когда потянуло ароматом свежего хлеба, жареного мяса и терпкого вина, больше суток не евший старик сдался.
 – А, иде наша не пропадала! Что так, что эдак погибать! Веди к столу!
 Они пошли до боли знакомыми переходами, огонек и крошка-домовой. Налево, направо, вверх, прямо, снова вверх. Круглая книжница на самой вершине башни. Святая святых Фирея и Кхашхаша. Всюду, куда ни кинь взгляд, книги, книги и еще раз книги. Лежанка подле двери, деревянная узкая. Посередине стол, а на нем... Голод не тетка, Кукиш на мгновение позабыл и о великой битве, и о погибших друзьях, и о коварном Черном Бруно.
 Свеча горела до тех пор, пока осоловевшие глаза не принялись слипаться.
 – А теперь спать, – невидимый голос звучал по матерински ласково, тепло, и слышались в нем нотки колдуньи Вырицы, ее молодых лет. А может быть домовому это только казалось.
 – Кто ты? Ответь-назовись, друг али недруг, али вовсе виденье несуществующее, снотворное? – еле прошептал, укладываясь на жесткую лавку Кукиш, но ответа не дождался, и лишь в полудреме долетело до него:
 – Спи, старик, утро вечера мудренее.

* * *

 Утро защекотало ноздри ароматом свежего топленого молока и душистого горячего хлеба. Кукиш приоткрыл левый глаз. Тишина, завтрак на столе и никаких голосов. Открывая второй глаз, старик сел на лежанке, поозирался по сторонам и, осмелев, негромко выкрикнул:
 – Эй! Эге-ге-гей!
 Ответом ему служило таинственное дыхание безмолвия.
 – Ну и хорошо! Побаловались и будя. А то, бродют тут эхи-охи всякие, до- смерти пугают.
 Тут злыдню вспомнилось собственное сиротское одиночество, и снова горькие слезы покатились по носу и бороде. Однако, плотно подкрепившись, Кукиш почувствовал себя много лучше и отправился бродить по комнатам волшебной башни. Воспоминания кружили голову и бередили душу: тут он стекленел хрустальной статуей, тут до хрипоты спорил с Фиреем о том, кто из них старше, тут сорвал со стены факел, когда спешил на подмогу Красомиру, а тут... Домовой подхватил с пола волшебный шар и впился взором в раскинувшуюся под ногами живую карту. Так, гверды, аллеманы, сааремы, места далекие и близкие – все не то, но наконец-то и он, родной Заповедный лес. Сердце замерло. Дом на берегу озера Русалочьего, на крылечке красавица Илленари сидит, слушает кого-то, а у самой взгляд печальный. И Радовид рядышком притих, к матери прижался. Кукиш опустил шар пониже. Так и есть – Вешенка стоя говорит, о битве великой рассказывает, наверное. Да что он вещать-то может, ведь ничего толком и не видал, пришел, да услан назад был с мечом драгоценным! Вот Однорукий через денек-другой вернется, тот порасскажет, тогда уж совсем поблекнет взор хозяюшкин, да волос седых среди прядей вороновых прибавится.
 Вздохнул домовой, положил око чудесное.
 – Жив не буду, а сторонки родимой достигну! Прям сей момент в путь и тронусь.
 Взлетел в книжницу, пошарил за пазухой, достал котомку верную, покидал остатки снеди нехитрой на первое время и ринулся к выходу. Сбежал к подножью башни. Ворота настежь. Про себя странным отметил, что Кхашхаш выход не запер. Однако не остановился, помчался вперед. И уж за пару саженей до створок будто подножку кто подставил – растянулся злыдень, да по плитам эти две сажени носом и пропахал. Лежит, глазами хлопает, а напротив, за воротами валун возвышается, на который старик впопыхах внимания-то не обратил. Тут вдруг у валуна тоже веко приподнялось, за ним другое, из замшелого бока лапа корявая полезла, а через мгновение, прикрываясь от солнца, на пороге вырос безобразный тролль.
 – Все, попался!
 Кукиш постарался вжаться в плиты пола, медленно отползая назад и в сторону. Маневры его неуклюжие незамеченными для врага, конечно, не остались; образина взвыл пронзительным голосом и замолотил кулачищами по земле. Поднялись столбы пыли, а, когда они рассеялись, свет в дверном проеме перегораживала толпа визжащих и улюлюкающих троллей. Правда все они оставались за воротами, ни на шаг не продвинувшись вперед, хотя злыдня видели прекрасно. Что-то мешало мохнатым, и это что-то приводило в неистовство их тупые головы. Домовой встал, оправил зипунишко, заложив руки за спину, прошелся взад-вперед, всем своим видом выражая презрение к противнику, и даже плюнул в их сторону. Как ни странно, плевок достиг цели, вызвав бурю бессильной злобы у толпы каменистых уродов. Преграда работала лишь в одну сторону. Кукиш поежился, представив, что было бы, пересеки он невидимую черту.
 Покорчив рожи и вдоволь наплевавшись, злыдень прикрыл для надежности створы ворот, заложив их поперечной балкой, после чего отправился назад, на вершину башни.
 Сумерки застали его в полной задумчивости.
 Появлению голоса предшествовал мерцающий огонек свечи.
 – Как прошел день, старик?
 – А то ты не знаешь! – огрызнулся Кукиш.
 – Не знаю, – вздохнул невидимка. – Я лишена возможности появляться днем. Мое время наступает только с заходом солнца.
 – Лишена! – отчего-то удивился домовой, помолчал и прибавил: – Кто же ты? Откель в башне явилась? И когда? Ране ведь тебя здеся не было.
 – Не было, – согласилось привидение. – Но это очень длинная история.
 – Мне теперича спешить некуда. До скончания дней своих я пленник чертогов энтих.
 – Зато мне есть, куда торопиться, да и тебе рано руки опускать.
 – Так растолкуй, не держи в томленье неведомом!
 И снова стол заломился от снеди.
 – Проголодался поди, – ласково напел голос.
 – Не без того, – кивнул Кукиш. – Одначе голод разума для человека куда как важнее сытости брюха. Держи его в неведенье, и враз аппетиту лишить можно. Опять же, сытое брюхо, сама знаешь...
 – Знать то знаю, но на пустой желудок речь чужая с желчью воспринимается. Так что ешь и слушай.

* * *

 – История моя древняя как сам мир. Давным-давно в стране аллеманов у одной матери родилось двое детей-погодков, мальчик и девочка. Отцы у обоих, правда, были разные, но мать их любила без различия, одинаково растила, равную силу дала, особенную силу, потому что женщина эта слыла великой волшебницей, столь великой, что в разное время руки ее и Добро и Зло безуспешно домогалось. Однако не о том речь.
 До поры, до времени согласно жили брат с сестрой, и проказничали вместе, и дружили, и тайны детские один другому доверяли, да и что им делить-то было. Но характеры у погодков разнились совершенно. Парень рос угрюмым, недоверчивым и злобным. Самое большое удовольствие доставляло ему мучения чьи-нибудь наблюдать, сначала жуков и бабочек, после зайчишек безответных да ланей большеглазых, а под конец и людей несчастных. Совершит брат гадость очередную и знай сам себе хохочет. Матушка грозилась его даже волшебной силы лишить, но не смогла сердце любящее побороть. Сестра же наоборот добротой светилась: увидит букашку с крыльями оборванными – новые крылышки вырастит, найдет зайца, в силки попавшего, – из пут вызволит, встретит человека, болезнью внезапной мающегося, – от напасти избавит. Скрипел брат зубами от злости, однако помня о годах детских, вместе проведенных, терпел сестринские помехи. Так продолжалось до тех пор, пока детство не кончилось.
 Наступила отроческая пора, а с ней и любовь пришла первая. Но ведь волшебники любят по-особому, особенных себе друзей-подруг выбирают. Полюбила сестра мага Одинокой башни, доброго волшебника Фирея, брат же связал судьбу с лесной ведьмой Карго. Последняя не из простых была – самому Повелителю Зла дочерью приходилась; она-то и довершила падение брата, внушив ему желание повелевать миром. Однако тайну мирового господства знала только мать погодков, знала и хранила ее даже от детей своих. И не смог бы брат ее выведать, если бы не Карго. Наслала колдунья в дни особенные на женщину сон беспробудный, чтобы сын ее, свершив подлое дело, собрал немного крови чревной. Посредством последней черной магией вошли враги в сознание волшебницы, и вызнал брат сокровенный секрет. Очнулась несчастная, поняла свершившееся, прокляла сына, да было поздно: силы ее, подточенные чернокнижниками, растаяли, тогда как возможности предателя удесятерились многократно. Поняла женщина, что пришли ее последние часы, призвала дочь и поведала ей великую тайну, чтобы в силах она была брату противостоять, после чего умерла на руках девушки.
 – В чем же тайна энта?! – не утерпел Кукиш, однако голос, будто не слыша слов обращенных, продолжил:
 – Десятки лет длилось противостояние брата с сестрой, превратив их во врагов заклятых, но ничто не грозило миру, пока не расставили ей ловушку, тонко расставили. Сдвинув пространство, незаметно заманили на рубеж четырех сторон света, где тают силы любого волшебника, и накинули сеть, сплетенную из тысячи невинных душ младенцев убиенных. Разорвать ее, значило навеки погубить и младенческую и свою душу. Отволокли тогда сестру в подземельные чертоги. Повелитель Зла и Карго требовали уничтожить девушку, однако не поднялась рука брата, хоть подлость предателя к тому времени безмерной стала. А поскольку тайна управления миром так и была лишь в его сознании скрыта, темные силы на своем настоять не смогли. Но, чтобы обезопасить себя и дело свое черное, разъединил брат душу и тело сестры; тело оставил под охраной надежной, а душу поместил в ларец без единой щелочки, завалив его для верности тяжелыми камнями. Все предусмотрел, да видать не до конца, потому что дня три назад тряхнуло своды подземельные, как бывает, когда Добро и Зло насмерть бьются, раздавили ларец камни, я меж ними в отверстия крохотные выбралась и полетела к Фирею волшебнику за помощью, да опоздала...
 – Да, намного припозднилась, – снова встрял злыдень. – Годков пять, почитай, как нет Фирея. Да и не его одного, и Муня погиб, и Кхашхаш, и Красоми-и-ир...
 Домовой всхлипнул, уронив голову на стол.
 – И никто нам теперича горемычным не помо-о-о-ожет!
 – Кончай причитать, старик. Из слез еще победа никогда не ковалась. Может не все потеряно, может ты и себе, и мне, и миру помочь сумеешь!
 – Энто как же я, пень трухлявый, ноне пригодиться могу, я ж ни сражаться, ни колдовать не умею.
 – До сраженья еще дожить надо, а колдовать всегда обучиться можно. Вон сколько книг вокруг.
 – Ага, – ехидно заметил злыдень. – А читать меня ты что ли, тень невидимая, обучишь?
 – Хотя бы и я.
 – Да. А буквицы чем показывать станешь. Иде пальцы-то твои, наставница, – Кукиш почесал бороду. – Да и лень к тому же, меня даже Вырица к грамоте приучить не смогла, а хотела сердешная, страх как хотела, говорила, что пригодиться наука сия когда-нибудь. Права была, да что толку-то. И потом, зачем мне мозги сушить, у тебя и без рук неплохо выходит, глянь, стол какой кажный раз колдуешь.
 – Еда да вода – волшебства простые, словами вершить можно. Для серьезного же чародейства руки нужны. Руки для мага, что плуг для пахаря: ни поле без них вспахать, ни рожь посеять. Мне тело выручать надо. К тому же заслоны, другом твоим оставленные, через месяц-другой ослабеют, и тролли вряд ли почести тебе оказывать станут.
 – Да-а-а, – задумался домовой. – А скажи мне тогда...
 – Скажу, все, что знаю, скажу, только сначала ты мне поведай, что произошло с хозяином чертогов этих, с возлюбленным моим.
 – С начала начинать?
 – С самого что ни на есть.
 Кукиш спрыгнул со стула на пол, приосанился, прошелся для важности, откашлялся в кулачок, хитро прищурился:
 – Как звать-то тебя, собеседница? И в каком углу ты сей момент есть?
 – Эллея. А сижу я сейчас на твоем стуле.
 – Эллея, почти как Элойя. Ну, слушай теперича ты, родимая, внимательно слушай рассказ о подвигах Хранителя Заповедного леса Красомира и наставника его Кукиша. Много лет назад принес старый Вешенка в Змеиную балку сверток...

* * *
 
 Свеча оплыла на столешницу, над крохотным огарком порхал еле заметный огонек, чуть светился восточный край небес, когда злыдень наконец-то завершил свое подробное повествование.
 – Не ошиблась я, – зазвучал голос Эллеи. – Хоть ты и болтлив немного, и прихвастнуть не дурак, однако сердце в твоей груди бьется храброе. Вдвоем, Кукиш, мы еще повоюем.
 – Ни хрена я с тобой воевать не стану, – надулся домовой. – Болтлив ей, хвастлив вишь ли! Да я и десятой доли всего геройства не раскрыл!
 – Не обижайся, – голос стал по-матерински ласковым. – Заря восходит...
 – Ну и что. Эка невидаль, заря!
 – Привидениям при свете дня не место. До захода солнца мне придется исчезнуть. Ты же отоспись, чтобы вечером приступить к ученью. Прощай.
 – Эй-эй! Погоди, постой! Открой тайну-то?!
 – Когда придет время.
 – А когда оно придет, время твое?!
 Невидимка молчала.
 – Эй, Эллея, – почувствовав легкую прохладу у лица, Кукиш завращал головой. – А как звали братца твоего?
 – Почему звали? Зовут. Имя его Бруно, прозвище – Черный Бруно.

3.

 Потянулись долгие многотрудные дни, точнее ночи. Днями намаявшийся домовой отсыпался, да и было от чего. Эллея пощады не ведала. Кукиш же взялся рьяно: к середине первого урока он с видимым удовольствием метательным кинжалом маахисов нацарапал на столешнице слова «я маг и валшебник взываю...», после чего гордо воззрился в темноту.
 – Во-первых, не порти дерево...
 – А, во-вторых? – старик мог вынести многое, только не поучения.
 – ... Потому что есть пергамент и чернила, – как ни в чем не бывало продолжала Эллея. – Во-вторых, слово «волшебник» пишется через «о», а не через «а» и, в-третьих...
 – В третьих, шла бы ты... туды, откель явилась, милая, – снова встрял Кукиш.
 – В-третьих, чародею не пристало писать заклинания, многие из них произносить, а о некоторых даже думать, ибо произнеся про себя кое-какие слова можно натворить большую беду, – спокойно завершила волшебница.
 – Н-да?!
 – Да.
 Урок продолжался.
 Подобное происходило практически каждую ночь на протяжении двух недель, и в конце концов, завершилось с размаху запущенной в стену чернильницей.
 – Все-о-о-о! С меня будя!
 В эту ночь злыдень спал на кровати Фирея, просыпаясь от каждого шороха, ему снились кошмары.
 На утро злой с недосыпу, голодный Кукиш поднялся в книжницу. Привычной еды на столе не оказалось, блюда были пусты, в кувшине не плескалось ни капли вина.
 – Ладноть, поглядим кто кого!
 В животе нещадно урчало, однако больше всего донимало отсутствие воды. Вдоволь наслонявшись по комнатам и подвалам башни в поисках питья, домовой спустился к воротам. В предыдущие недели он не лишал себя радости раз в день отворять створы, чтобы безнаказанно плевать в рожу беснующимся троллям. Сегодня во рту горело, сухой язык не мог собрать и малой толики слюны. Ну, не отказывать же себе, право, в единственном удовольствии из-за такого пустяка! Потрудившись, злыдень отколупнул от стены кусочек известняка и, подойдя почти вплотную к невидимому заслону, швырнул камешек в нюх очередного урода. Обиженный вой в который раз подтвердил не ослабевающую меткость старческого глаза. В ответ полетели мелкие камни, палки, комья земли. Довольный Кукиш, не стесняясь, корчил рожи, приплясывал, орал обидные слова, складывал фиги, но вдруг... раздосадованные мохнатые, раскачав общими усилиями большой валун, бросили его в сторону входа. Домовой ошеломленно пронаблюдал, как под весом гранитной глыбы прогнулась стена защиты, спружинила и отбросила снаряд, смяв при этом запустивших его монстров. Стоны и крики пострадавших вывели злыдня из оцепенения. Старик мигом запер ворота и привалился к стене.
 Защита Кхашхаша начинала сдавать!
 Домовой еле дождался вечера. Ох, как быстро полетело его дальнейшее обучение. Злыдень позабыл даже о перепалках с Эллеей. Через день он уже научился «накрывать на стол», через пару создавать и разрушать защиту, через неделю менять внешность. Наступило время «боевых» искусств, и тут не обошлось без накладок. Однажды утомленный Кукиш с первыми лучами солнца рухнул на лежанку, где в полудреме повторил вслух только что освоенное колдовство, сопроводив последнее обусловленным знаком рук. Лишь обилие еды на столе отвлекло появившееся исчадье от незадачливого мага. Чавканье и хруст пробудили злыдня, который едва успел превратить непрошеного гостя в блоху, со вздохом облегчения придавив насекомое к ногтю. В другой раз только врожденное проворство да маленький рост спасли домового от дюжины смертоносных стрел, превративших спинку стула в подобие ежовой шубы. Но больше всего утомляло Кукиша природное отсутствие пальцев рук. Составители волшебств в большинстве своем были людьми, обладавшими пятью пальцами, у злыдня же их было только три. Вот и приходилось то и дело менять внешность, подстраиваясь под человека, которым старик был когда-то и от облика которого за десятки лет успел изрядно отвыкнуть. В такие мгновения Кукиш становился неуклюжим, недовольным, сварливым.
 Прошло полтора месяца, когда в один из вечеров домовой услышал слова Эллеи:
 – Вот и все. Пора уходить.
 – Энто как же? Куды уходить? За каким лешим-то?! Энто теперича, когда мы всех победить могем запросто! Рехнулась ты что ли?!
 – Во-первых...
 – Опять...?! Вот разозлюсь и сотворю с тобой чего-нибудь эдакое!
 – Во-первых...
 – Ах, так! – лицо злыдня покраснело, борода встопорщилась клочьями. – Астро, аррхо, аррахно.
 Блестящая звездная паутина вспыхнула в ночном воздухе и стремительно ворвалась в окно. Еще мгновение и она окутала бы невидимую призрачную тень Эллеи липким покрывалом молчания, однако, остановившись и повисев немного над столом, сеть оплела начинающего колдуна, закрыв его извергающий проклятия рот.
 – Вот видишь, как далеко тебе до лавров волшебника. Поэтому, – голос зазвенел натянутой струной. – Во-первых, нам еще не одержать победы над всеми, а во-вторых, уходить отсюда пора потому, что приближается мой брат, я чувствую это. Скорее всего, Бруно обнаружил пропажу души, раскинул мозгами и понял, где меня искать. Теперь уяснил?
 Спеленатый Кукиш лишь согласно покивал головой.
 – Вот и хорошо.
 Путы исчезли. Сконфуженный злыдень стоял, опустив глаза.
 – Прости пожалуйста. А?
 – Уже простила.
 – Сколько у нас времени?
 – К утру необходимо быть как можно дальше, заметая следы. Нельзя, чтобы тебя обнаружили днем, днями я лишена возможности придти на помощь. С собой возьмем миртовую ветвь Фирея и ту небольшую книжицу в переплете свиной кожи, что лежит на самой верхней полке.
 – А книжница, живая карта, вся башня?!
 – Придется оставить.
 – Фиг ему, проклятущему! – домовой снова побагровел. – Враз превращу все.
 – Да пойми ты, Бруно не должен знать, что появился кто-то, кто может противостоять ему. Надо усыпить его бдительность, иначе нам пока ничего не сделать.
 – Ну и отдавать добро энтому не с руки. Ладно, хоть волшебства мои покедова слабоваты, мозгой я обделен никогда не был. Пошли.
 Сборы заняли пару минут, ведь волшебникам нет надобности заботиться о еде и одежде. Уходя, старик на мгновение зашел в зал с картой. Хрустальный шар показал ему знакомый дом у Русалочьего озера: в предвечерних лучах грустнело лицо Илленари, ласково терся у ног матери Радовид, степенно беседовали Вешенка и Однорукий. Скрипнув зубами, Кукиш спустился вниз, произнес заклинание невидимости, отворил створы ворот и выскользнул между ног стоявшего на страже мохнатого тролля. Остальные толпились у костерка поодаль. Злыдень снял защиту, спокойно подождал, пока урод повернется лицом к открывшемуся проему и наддал ему ногой по отвислому заду, от чего визжащий монстр вкатился в башню.
 Что тут поднялось! Старик едва успел отскочить в сторону. Мимо пронеслась ревущая толпа. В лапах у каждого полыхала ветка из разметанного костра.
 У подножья горы Кукиш обернулся. Захваченная башня полыхала в ночи ярким факелом.
 – Ничегошеньки-то тебе, касатик, окромя стен горелых теперя не достанется, – ехидно усмехнулся злыдень и бросил в темноту: – Ну, сказывай, что дальше делать станем.

4.

 Они спешили к темневшей вдалеке кромке леса.
 – Многие тысячи лет назад землю населяли совсем другие существа: феи и эльфы, гномы и дварвы, духи и хоббиты, в дремучих лесах горделиво бродили единороги и завывали вервульфы, в небесах сражались за место под солнцем драконы и гигантские орлы, моря бороздили стаи русалок и одинокие левиафаны, и каждый народ, каждое племя имели своих волшебников-варлоков. Это были могучие чародеи, не чета нынешним, лишь крупицы их познаний дошли до наших времен.
 – А люди, Эллея, жили ли тогда люди?
 – С человеческого племени все и началось. Голые, одинокие, трясущиеся перед неведомым, забитые человечки жалко ютились в глубоких пещерах, боясь высунуть нос наружу, тем более что вокруг постоянно шли войны: варлоки гнали на смерть подвластные им народы в безумной идее обладания миром. Громыхали грозы, крутились смерчи, лились потоки воды, тряслась земля. И вот после очередного поражения варлок по имени Эгон, лишившись остатков своего войска, бежал и скрылся в подземных пещерах. Презиравшие людей волшебники и не подумали искать его в этих «крысиных» норах. А напрасно. Эгон быстро разглядел в людях то, что просмотрели остальные: хитрость, коварство, злобу и ненависть. Он сделал ставку на человечество. Долгие годы он покровительствовал людям, защищал их, учил и наставлял. Скрытые толщей земли дела были недоступны окружающему миру, да, к слову сказать, ими никто и не интересовался. Однако несколько сотен лет спустя (для варлока возраст незначительный) Эгон вывел свои войска на поверхность. Темные толпы вооруженных знаниями и волшебством воинов прокатились по земным просторам. Вероломные и жестокие, не считавшиеся с многочисленными потерями они стерли с лица земли древние народы: гномы ушли в оставленные людьми подземелья, эльфы растворились в невидимом миру, разрозненные остатки духов, дварвов и хоббитов спрятались в тех счастливых уголках мироздания, куда не успела добраться жадная рука человека. Наступила эра человечества – эра зла и насилия. Эгон торжествовал и наслаждался властью, он рассчитывал вскоре уничтожить все остатки былого величия волшебного мира.
 – Во гаденыш, какой! Эк чего удумал!
 – И тогда великие племена, наконец-то объединившись, собрались на большой совет. Они поняли, что победить расплодившееся человечество им уже не по силам, но вполне по силам не дать окончательно восторжествовать Злу. Сложив познания каждого народа, с помощью гномов они выковали три меча Власти: Меч Силы – Меч Четырех Стихий, Меч Отваги – Меч Четырех Ветров и Меч Знаний – Меч Четырех Сторон Света. Любой из них мог противостоять Повелителю Зла – Эгону, но не уничтожить его до конца, и лишь обладатель всех трех клинков становился непобедимым спасителем мира. Правда, совершив половину дела, на вторую прародители не решились из опасения создать нового абсолютно неуязвимого Эгона. Они разбросали мечи в разные края света, предоставив вечному времени утрясти все проблемы.
 – Эт как же энто?
 – Посеяв семена Добра в душах людей, древние народы поколебали величие Эгона. Мало того, сами коварные вожди племен заманили Повелителя в ловушку и уничтожили. Однако, способный к самовозрождению последний вновь появился на свет из мертвого тела, а, напитавшись человеческой злобой и ненавистью, вскоре стал Эгоном Вторым, затем Третьим, Четвертым, Пятым и так до тех пор, пока из сердец не уйдет Зло или три меча не соединятся в одних руках, чтобы окончательно прервать нить жизни Повелителя.
 – Ну и чего ж теперича?
 – Перевоспитать человечество нам не по силам.
 – Да, на энто дело у нас силенок явно маловато будет.
 – Значит пойдем добывать один из мечей.
 – Чего ж проще то?! Обучаемся волшебству переноса, навещаем лес Заповедный, берем Меч Четырех Ветров и вперед, отомстим разом за всех и тебе тело возвертаем.
 – Не все так скоро. Твой друг на поле сражения совершил роковую ошибку. Мечи создавались для битвы и только для нее. Они могли либо храниться до поры, либо пожинать кровавую жатву. Уклонившийся Меч терял свою волшебную силу. Так что в твоем лесу хранится самый обыкновенный клинок, и отныне на земле лишь два волшебных острия, а тайна великая заключается в том, где искать острия эти.
 – Значит Бруно добился своего.
 – Значит так.
 – Ну, подлость черная, энто еще не конец, энто – только начало, – Кукиш погрозил кулаком в предрассветную дымку и вступил под таинственный покров дремучего леса.