Глава 15 Деревня моя

      Есть женщины в русских селеньях
      С спокойною важностью лиц,
      С красивою силой в движеньях,
      С походкой, со взглядом цариц.
                Н. А. Некрасов.

         По дороге вдоль лугов, тополей, соснового леса, лесополос едет автобус в Дубовицкое. Мелькает за окном его живописная природа. Безоблачен голубой шатёр неба. Светит ясное солнце. Завернули с трассы на пыльную колею.
         На остановке Анюта вышла и направилась к Ольгиному двору, первому от угла дороги. Развевается при плавной ходьбе её сиреневое длинное платье с кружевным воротничком. Прелестны широкие рукава-фонарики. На голове её красуется льняная шляпка с бантиком на боку. Загорелую шею обтянула нитка жемчуга. Из-под ободков чёрных бровей смотрят пронзительные мудрые глаза. На девических плечиках лёгкий шарфик. Хороша, красива Анюта, и к портрету её очень кстати благородное слово — барышня.
        У Ольги всё по-прежнему. Благоухает палисадник в цветах. Растёт на грядках зелень. Цветут подле голубой калитки пионы и лилии. В  траве копаются куры. На сочном клевере собирают нектар пчёлы. Возле двора стоит машина — приехал, дома крёстный Николай.
       Поставив сумки свои на крыльцо, Аня вошла в прихожую. Тут же что-то новое показалось ей в обстановке. На полу две металлические миски, подстилка. "Что такое?" — подумала Анюта. Вдруг дверь распахнулась — и в её объятиях ласкался чёрный щенок русского спаниеля с длинными висячими ушами. Резво играя и прыгая, щенок норовил достать лапами до кружевного воротничка и замарать Анютино платье.
—Фу, нельзя! — Ольга вышла из кухни, поцеловала Анюту в щёку и старалась угомонить возбуждённого собачонка.
—А крёстный где? — спросила Аня.
—В гараже копается.
Спаниель-озорник, улучив момент, выхватил из Анютиных рук шляпку и спрятался в кладовой.
—Отдай сейчас же, поросёнок! — с этими словами Анюта вырвала из чёрной пасти помятую свою шляпку.
—Нельзя, нельзя! — ругалась своим звонким голосом Ольга, шлёпая проказника по блестящим круглым бокам.
—Как его зовут? — спросила Анюта.
—Рэй, — недовольно ответила Ольга Дмитриевна и вышла на улицу.
        Анюта медленными шагами направилась в спальню разобрать вещи. Медленно же шла она оттого, что маленький проказник вцепился зубками своими в её новенькие чулки, полз и тащился в шаг с нею по полу. Успел растянуть и хорошенько порвать тонкий чулочный материал. Ни предупреждения, ни шлепки, ничто не могло оторвать щенка от понравившегося ему занятия.
—Вот противный, — Анюта дёрнула щенка за купированный хвост, — нельзя!
        Взвизгнув, и наивно посмотрев на Анюту чёрными глазами-бусинами, Рэй успокоился.
        На кухне, во время ужина, собачонок не спускал своих жалостливо-просящих, умных глаз с Анюты и тихо поскуливал, когда отрезали суджук или ветчину. Анюта, улучая моменты, чтобы не видела Ольга, подкармливала попрошайку ломтиком сырокопчёной колбасы. Вошёл и стал умываться под рукомойником Николай.
—Ну, как собака? — спросил он крестницу.
—Хороша, — почёсывая щенка за ушами, улыбалась Анюта.
        Понравился ответ крестницы Николаю. На продолговатом загорелом его лице появилась светлая улыбка, обнажились белоснежные зубы, наполнились радостью его голубые большие глаза. Приобрёл наш охотник русского спаниеля для любимого своего занятия — охоты на пернатую дичь и русака-зайца. Отличный нюх у собак этой породы, являются они незаменимыми помощниками охотников.
        В зале Ольга сидела в кресле, собачонок лёг в ногах её на розовую ковровую дорожку. Анюта расположились на диване. Обратила внимание, в стенке помимо портретов  бабы Мани и Лиды, появились фотографии ещё покойных молодых красавиц Али и Леночки.
—Ну, что ты, Оля, молчишь, рассказывай, — с любопытством попросила Аня Олю.
—А что рассказывать? — зевнула Ольга.
—Откуда собачонок?
—Крёстный твой взял и привёз. Говорила ему, никаких собачат мне не надо. А он купил да и всё.
—А за сколько?
—О, откуда ж я знаю. Он мне и не скажет. Дорого, наверно.
        Пришёл к ним Николай.
—Что вы всё друг на друга смотрите? — спросил он.
—А что нам делать? — Ольга повела на сына удивлённые глаза и внимательно на него посмотрела.
        Собачонок, услышав хозяина, тут же кинулся к нему. Упав навзничь, подставил почесать сытое брюшко. Коля с удовольствием стал гладить своего любимца.
—Видите, у него уши длинные, до кончика носа достают, значит, породистый.  Не как собака у дядьки Вовки, у него спаниель не настоящий.
       В ответ Ольга вздохнула и покачала головой.

        Вечером, взяв с собой Рэя, Николай уехал на рыбалку. Анюта с Ольгой поливали огород. Закончив это дело, пошли гулять на трассу.
       Светило дня приблизилось к закату. Склонившись к самому полю и как бы колеблясь над ним, оно пускает прощальные лучи на землю. По чистой лазуревой глади неба аист мерно взмахивал большими крыльями. Приземлившись на водонапорной башне в гнездо своё, он стал кормить милых птенцов, которые выхватывали принесённую пищу прямо из красного клюва родителя.
—Башню варили, варили, а она текёт. О, во комедия. Тут же варили, тут же текёт. Рапс, наверно, сидить, — смотрела в зелёные нивы Ольга и тихо разговаривала вслух. — Вот здесь, — указывая рукой на высокую лесополосу густых дерев, — у нашего деда была мельница.
—Оля, а как деда в тюрьму забрали?
—А, Анюта, врагом народа объявили. Не за что десять лет просидел. Ему и посылки, наверно, не слали. Не с чего было. — После продолжительного молчания Ольга прошептала, — я когда была маленькая, всё время думала, а где же царь?
       В это время по дороге стали заметны приближающиеся к ним силуэты. Расстояние между ними всё сокращалось и сокращалось.
—Гляди-ко, бабки наши тоже прогуливаются, — подмигнула Ольге Аня.
—Моих милых я узнаю по походке, — чмокая в щёки и обнимая Ксению с Ниной приветствовала их Анюта.
—Добрый вечер, гулёны, — улыбалась Нина.
      Ксения робким, немного хитроватым взглядом смотрела молча. Тонкие губы налились, стали вишнёвого цвета, а в больших лупатых глазах вспыхнул огонёк и запел сахарный, медовый голос:
—Сегодня приехала, Анюта?
—Да.
—Ясно. А я борща красного наваривала. Ох, борщ какой вкусный. Он вкусный и без сметаны, а со сметаной ещё вкусней. Картошки с мясом и луком натушила. Приходите ко мне завтра, хоть поедите хорошо.
—Во, начинается, что они голодные что-ли ходят? У мамки Ольки всё на свете есть, — произнесла Нина.
—Всё да не всё. Она не сготовит так как я.
—Я сейчас и не люблю готовить, — просто ответила Ольга.
—Так вы как хотите, а я ещё пройдусь, вот, хоть до складов, — сказала Нина.
—Идите с Анюткой, а мы с Олечкой назад пойдём. Я не могу, у меня ноги огнём горят, я не присела за день, — заплакала Ксения.
        Пройдя несколько времени в тишине, Нина стала рассказывать о своей молодости, о том как замуж вышла, о работе на ферме, о том как старшая уже её дочь заканчивала школу, а Леночка была ещё маленькой. При воспоминании Леночки, Нина не выдержала, заголосила. На людях она держалась. С грустным лицом выслушивала соболезнования, но не плакала. Даже при сёстрах не позволяла себе голосисть. А, оставшись наедине с Анютой, изливала перед нею всю боль и страдание своё. От этого становилось ей легче.
—Дочечка моя, дочечка. Как же это с тобою получилося, Напасть какая. Ох, горе, горе мне, милая моя лапочка, — утирала она слёзы кончиком платка.
—Ладно, Нина, не плачь. Ты не видела, какого собачонка хорошенького Коля привёз?
—Ох, видела. Чёрный, а глаза, глаза какие умные, — осипшим от плача голоса ответила баба Нина. — Вот помню, Лена в школе училася. И была у нас собачка, Туман. А умная! Не хуже породной усё понимала. Пойдёт с коровой на луг и придёт с коровой. Ни шагу не сделает, стерегёт. А Лена как Тумана любила! Но "женился" наш Туман. А косточки потом стал щенятам носить. Вот как-то иду я с фермы. На Лены лица нет, красное от слёз. Я говорю: моя дочечка, что случилося? А она заикается: Тумана, говорит, машина сбила. Ой, Анюта, ты не представляешь, как она по нём плакала. Закопали мы его и я дочкам сказала: никаких собак. Вот кота потом завели. Куры были, поросёнок, корова, а собаки — нет.
—Слушай, что спрошу, мы шли с Олей, она мне про деда вашего немного рассказала, расскажи ты, — попросила Аня, отвлекая Нину от её печальных дум.
—А тебе бабушка не рассказывала? Ну, слушай. Дед наш добрый был. Помню мамка рассказывала нам, да я и не вспомню всё. Мельница у них тут своя была. "Кулаки" они считалися. И дед бедным, у кого заплатить было нечего, даром муку молол. Вот переехали они "на будку" как мать говорила. Стал работать дед смотрителем путей. Пошёл за отпускными в контору. А подпись уже стоит не его напротив его фамилии. Конфликт. Потом приходят к ним с обыском и придралися к простому календарю: чего дома "врага народа" держите? Собирайся, говорят, кусок хлеба с собой возьми. И осталась бабушка с детями одна. Как она их выкормила? И в войну трудно приходилось. Мамку девушкой немцы в Германию угоняли. На станции мамка просила помощи у какой-то женщины. И женщина сказала, что это моя дочка немцам и дала им кусок сала, и мамку отпустили. Ночью вернулась домой. А бабушка Маня от тифа чуть не помёрла. Как они выжили, Бог знает. Ну и вот, вышла мамка замуж, а дед из Соловков вернулся. Года два прожил и умер. Полез в погреб и не вылез. Сердце слабое, кожа да косточки на нём осталися. Похоронили, а матери не сказали, чтобы молоко у неё не пропало, потому что бабушка твоя, Аннушка, уже родилась. Мать переживала, что не попрощалась с тятей. Года через два умерла девочка, но не наша и положили её к деду. Это чего? Злые люди говорили, что деда живого похоронили. Вскрыли гроб, а он лежит, как живой, мамка рассказывала, только у глаз паутинка и мать наша с ним попрощалась.
—Хоть книги пиши, — задумчиво сказала Анюта.
—Да, хе-хе, с нашего житья только фильмы снимать, ох, комедия, — засмеялась баба Нина на обратном пути. — Гляди, Анечка, береги бабушку. Роднись хоть и с нашими детьми, внуками. А то останешься одна. Это кажется, что родни много. Обзавелись каждый семьёй — вот тебе и вся родня, — заметила она.
       Взору собеседниц были представлены опустевшие поломанные склады, заросшие бурьяном автостоянки и пустые амбары, без крыши стояла столовая. Издали виден тянущийся к небу, заросший травой, церковный купол.
—Вот и Дубовицкое вымирает, — сложила трубочкой губы баба Нина.
—А чего название такое? — спросила Аня.
—Да вот, мы молодые как-то и не спрашивали ни у бабушки, ни у мамки ничего, не интересовалися. А сейчас и хотцы спросить и поговорить да не с кем. Я думаю, Дубовицкое, оттого что дубов тут росло дюже много.
—Добрые были бабушки?— полюбопытствовала Аня.
—Да, добрые. Как сейчас помню, бабушка Акулина сухонькая, старенькая стоит перед иконами на коленочках, Богу молится. Читать не умела, крестик ставила. Это по маме.
       А и по отцу бабушка Аня. Благородная была, а красивая! Чистюля, как и мамка наша была. И осанка, и внешность, и книги любила читать. Я не разу не вспомню, чтобы она хоть раз повысила голос. Никогда никого не осуждала. Не жаловалась. Ольга наша в неё пошла. А бабушка твоя тоже, как и она, книжки любит читать.
—И я читаю. В школе говорят, что есть у меня способности сочинения писать. Как бы мне, баба Нина, уже школу эту закончить в следующем году и поступить. Говори, не умолкай, быстрее придём.
—Домой придём.
—Ты домой, а я в гости, — шутит Анюта.
—Ну что тебе ещё рассказать? Ой, помню, мамка делала у печке гуся, вкуснота какая. А запущёнка какая вкусная была! Поел бы да вот, — Нина закусила губу и шли далее в тишине, предавшись каждая своим мыслям.

      Захотелось Анюте, узнать о жизни родителей  и бабушек бабушек своих. На расспросы её, Ольга достала и стала показывать ей фотографии, медный крест с церкви и старинный молитвослов.  Хранился он отдельно в белом конверте, и, когда доставался, чувствовалась связь времён — прошлого и настоящего. На некорых страницах вверху листа встречались записи. Над молитвой "Отче наш" пером витьеватым подчерком было написано "Молитва Господня." Молитва "Спаси, Господи, люди Твоя", где упоминается Александр Николаевич, была перечеркнута карандашом. Где писалось толкование 50-го псалма:"под Сионом — разумеется Сион сердца, а под Иерусалимом — Иерусалим души" на тексте красовались написанные карандашом детским подчерком прописная буква "А". В уголке сверху страницы был небольшой детский рисунок лошадки. Голова её была заметно больше ножек. Художество дополнялось изображением копнов.
     "Кто держал в руках своих этот молитвенник давно нет на земле живых. И кто поминал по нему живых и усопших забыт людьми и временем, но не Богом. — думала Анюта, — вот и наши молитвенники по которым молимся сейчас мы, через много лет в какие руки попадут они?"

       Высыпав на ковёр многочисленные фотокарточки, Анюта рассматривала их с живым интересом. Вот портрет молодой прабабушки её в белом платье, похожей на польскую паночку. Её свадьба. Густые смоляные волосы. Грустные глаза. Аккуратный маленький нос. Ниточкой брови.  "Нет, никто на неё не похож. Бабушка моя ещё говорила, что у неё была белая, как сметана кожа. Верно, все сёстры похожи на отца". Отец в белой рубашке. Черты его приятные и красивые. Бабушка Акулина в белом платочке смотрит испуганно и настороженно. Дед смотрит просто перед собой святым и выстраданным взглядом.
       Вот дедушка и бабушка по отцу Ольгиному. Дедушка молодой в фартуке трудится в кузнице. Анюта знает, что умер он рано, аккурат на девятое мая, не дожив до пятидесяти лет. Велись при нём церковные службы в молельном доме. От поругания спасал он церковные иконы. Одну икону Богоматери даже передали в дар монастырю и написали там деда на вечное поминовение.
       Изображение бабушки Ани. Именно в честь неё назвали Анюту. Красива бабушка и в старости, нельзя назвать её старухой. Сколько в ней величия и достоинства, аристократичности и благородства! Яркие губы, как накрашенные. Уголки их опущенны, что придаёт портрету строгости. Вострый орлиный нос. Мудрый взгляд больших глаз из-под густых седых бровей. Высокий лоб. Белоснежная, фарфоровая кожа. Седые волосы собраны в кулю.
       А это бабушка молодая сидит слева. Справа и в середине сестры-подруги её. В белых накрахмаленных кофточках с воротничками, чёрные юбки в пол. Бабушка с книгой. В выражении их стать и достоинство.Одухотворённое выражение лиц. Красота и царственное величие. "Барышни", — думает Анюта.
       Взяв в руки фотографию молодой Ольги, Аня заулыбалась, похожи тут с Ольгой Анюткины черты. Высокий лоб. Лупастые большие глаза, пронзительно смотрящие и выражающие прискорбие. Крылатые брови. Прямой нос. Маленькие губы. Волнистые волосы.  Если бы сказали, что Ольга родилась не в середине, а в начале двадцатого века, про неё сказали бы, что она прекрасная княжна.

       Ночью Анюта встала и пошла на кухню испить воды. Собачонок, услышав в коридоре шаги, выскочил из спальни и тихо зарычал. Незаметив его рядом, Анюта случайно прищемила его дверью. Рэй взвизгнул и отчаянно заскулил.
—Босяк, — шептала Аня и подумала, что непременно щенок всех разбудил. Затем отвела его в спальню, где спал Николай и сама отправилась спать.

        Утром за завтраком Николай весело дразнил крестницу.
—Что, Анюта, босяк, да? Боосяяк! — смеялся он, гладя по ушам Рэя.
—Нет, хороший. Разве только очень маленький босячонок, — допивая чай, заметила Аня.

       Сдержав обещание, на обед Анюта пошла к Ксении. Дом её с хорошей обстановкой всегда в чистоте и идеальном порядке.
       На кухне стояла посуда со снедями. Дымился борщ. За плитой стояла и куховарила Нина, а сестра её Ксения давала ей в готовке советы и указания.
—Нин, переверни котлеты, подгорять, — плакала она.
—А то я не догадаюся, — обижалась Нина.
Шваркали поджаристые котлеты в сковороде. В розетках налито варенье. Возвышались тонкие румяные блины на столе и чай с непередаваемым ароматом.
—Ешь, бери ещё, — подперев довольное лицо руками пела Ксения. Одет на ней любимый белорозовый халат, облегающий её пышные формы. — Анюта, возьми ещё кусочек. А блины мокай в блюдце. Давай, медку ещё подложу. Ой, у меня же сливки. Бери скорее.
—А вот это ни к чему, что ты лезешь? Захочет дитёнок , сама возьмёт, — заметила сестре баба Нина.
—Спасибо, накормили, напоили, — хотела встать из-за стола Анюта.
—Бери ещё, — потчевала баба Ксения и, прищуря хитрый глаз, предложила, — я и забыла вам наливочки налить, Нин, неси из шкафа рюмку.
—Нет, нет, хватит, спасибо, — отнекивалась Аня. Ксения налила уже в фужер напиток, а сама пошла найти на грядке гостям свежего огурчика.
      Анюта вылила незаметно наливку и, когда пришла с огурцами и щекастыми алыми помидорами Ксения, подала ей опорожнённый стакан.
—Ну, как? — замигала глазами Ксения, а высокий голос её стал елейным и мягким.
—Крепкая, — нашлась, что ответить Аня.
—По мне ничего, у башку стукнуло, — шутила баба Нина.
—Ой, Анюта и не удобно мне просить тебя. Я не могу ничего делать, болячки меня одолели. Пропылесось мне ковёр и вымой, пожалуйста, полы, — плакалась Ксения. Глаза её стали скорбные, опустился ястребиный нос, стали губы ниточкой.
—Всё сделаю, — ответила Анюта и приступила к делам, а баба Нина стала мыть посуду. Ксения ходила взад и вперёд и давала указания:
—Распостри тряпку, не так моешь, протри ещё у порога, — давала наказ Ане.
—Кто под такой водою моет? Включи погорячей. Потри тарелки хорошенько. За столько лет не умеешь посуду мыть, Нин?! — замечание бабе Нине.
—Они издеваются надо мной, — жаловалась через некоторое время на обеих.
        После того как работа была сделана, пропала в Ксении нервность и неспокойствие, расплылись золотые зубы её в перекошенной улыбке, а зелёные глаза, как у лисы, выражали довольствие. Пел и благодарил от всей души своих помощниц ласковый медовый голосок.
       Идя домой, Анюта поразмыслила, что каково на самом деле настроение и, каков на самом деле характер Ксении и русской женщины никому никогда не понять.

       В конце июля Ольга Дмитриевна заболела.
—Едь домой, Аня, не хватало, чтобы ты заразилась, — просила Анюту Ольга.
—Ты что, как я тебя брошу? Мало ли, Коля уедет по работе и как ты тут останешься? — несоглашалась Аня.
    Поднявшись однажды с утра, пошла Дмитриевна на кухню, запарить муки в варившуюся куриную кашу. Потеряв сознание, Ольга чуть не упала на пол, Анюта подхватила её под руки и еле довела до спальни.
—Маме Оле плохо. Коля, Коля! — Позвала Анюта. Увидев, в каком состоянии мать, Николай тут же побежал за медичкою.
      Выслушав спину больной, медичка сказала, что есть подозрение на воспаление лёгких и посоветовала очень скоро везти больную в районую больницу.
       Повёз Ольгу в больницу дед Володя. Анюта с Николаем остались дома. Почистив сарай, Анюте вдруг сделалось дурно.
—У меня лоб в жару, — подошла она к Николаю. Он сидел и курил на лавочке возле палисадника, а собачонок лежал подле него.
—Ты иди это, ложись, тебе отдыхать надо, — ответил Николай.
       Анюта легла. А крёстный её стал намывать полы в их с Ольгой спальне и проветривать комнаты.
        Приехав и узнав, что заболела и Анюта, Ольга расстроилась и легла в постель. Диагноз подтвердился.
        Вечером особо было больным плохо и Николай вызвал скорую. Но, для больных находились неотложные дела и они шмыгали то в коридор, то на кухню.
—Скорая приедет, а вы тут скачите. И смотреть вас не будут, — ворчал на них Николай, который к счастью не заболел. Не стал лечиться он лекарствами, а употреблял водку с перцем и со струком, так болезнь и не коснулась его.
       Анюта представляла, что приедут молоденькие медсестрички, но приехал к ним грузный татарин. Собачонок не переставал ругаться на него отчаянным лаем, так что Николай запер щенка в кладовой.
       Сделав больным уколы и посоветовав лекарство, фельдшер удалился.

       Болезнь затянулась на две недели. Никогда на столько времени не приезжал к матери Николай. Работал удалённо. Часто баловал Ольгу с Анютой пловом с бараниной и другими вкусностями. Варил уху, юшку из карасей.

—Надо яйца идти собрать, — поднимается с постели Ольга.
—Лежи! Пусть Коля собирёт, — возражает Аня.
—Он их не найдёт, — ответила Ольга. Стало ей полегче. Поднималась и тихонько делала по дому дела. Выздоравливала и Анюта.

       За это время, переговорили Анюта с Ольгой о многом.
—Полечи меня, — просила Ольга Дмитриевна.
       Аня исполняла просьбу её. Вставала на колени рядом с Ольгиной постелью, клала руку на лоб её и долго молилась перед старинным образом Спасителя.
—Помру я, Анюта — молись тогда обо мне, не забывай.
—И ты, не забывай. Оля, расскажи мне про твою бабу Аню.
—Что тебе рассказать? Добрая была. Зимою помню, сбил её мужик какой-то. Она сознание потеряла. Он затащил её в машину и повёз в поле. Она стала приходить в себя. Он спросил: чья ты, бабушка. Она сказала. А это должность высокая. Побоялся он и к нам домой её привёз. Говорит, я вашу бабушку на дороге нашёл. Отблагодарили мы его. Отвезли бабушку в больницу. Плохая совсем была. Только соседи всё из окошка видели и правду нам рассказали. Хотели судить мы этого разбойника. Бабушка не разрешила, простила его. А он приходил к ней в больницу, на коленях руки её целовал. Стала она воду пить из святого источника и выздоровела. Но всё время потом ходила согнутая с палочкой. Такая добрая, святая душа. Исполнила заповедь Господа о любви.
—Олечка, она, наверное, Богу там за нас молится, — сказала Анюта и добавила, —можно попросить у тебя?
—Проси. Что ты хотела?
—Подари, мне, пожалуйста, икону Богородицы.
—Бери, какая тебе понравится.
       Анюта выбрала писанный по дереву старинный образ Казанской Богоматери. Не оторвать взгляда от иконы, смотрит Богородица, как живая, строгим, печальным взглядом. Благословляет рукой молящихся Богомладенец. Только изображены по дереву лики, оклада нет.
—Оля, а где оклад? — спрашивала Аня.
—Я думала, ты другую икону выберешь. Чего оклада нет? Это из церкви икона. Когда грабили, наверное, стянули оклад, а икону оставили.
—Что это за мишура вокруг образа?
—А это я сама делала, чтоб красиво было, — ответила Ольга.

        Как-то Ольга Дмитриевна предложила Анюте проколоть уши и надеть золотые серьги. Проколов скоро одно ухо её, со вторым Ольга возилась долго, наконец, проколола его ровно, с третьего раза.
—Терпи, Анюта, — шептала Ольга и скоро вдела серьги.
        Крутилась довольная Анюта перед зеркалом. Красивы серёжки. Спрашивала она за ужином Николая:
—У меня красивые уши?
—О, когда это вы успели? — поднял он брови.
—Успели. Это я ей подарила, — улыбалась Ольга Дмитриевна.
        Подарила она также Анюте и золотое колечко с круглым золотым слитком посерёдке. При встречи с Анютой, Ксения с Ниной, Клавдия Ивановна и все знакомые рассматривали Ольгины подарки на Анюте, цокали языком и улыбались.
 
 
         В конце августа выкопали картошку и Анюта уехала. Дорогой везя её с бабушкой в город, Николай шутил:
—Нарядили, Анюта тебя, как Марфу-царевну!
        Впереди ждал её одиннадцатый класс.