Срамная хата да сгорит!

Красивое, спокойное село Соколяны расположено на довольно высоких холмах, где начинаются горы Карпаты, на их юго-востоке.

На центральной улице села еще совсем недавно обращала на себя внимание добротная, большая, хата, под соломой. Построил ее плотник Иван Степанюк с помощью родственников и соседей, - гуртом, как тогда было принято, лет тридцать тому назад.

Прошло шесть лет, как плотник Иван погиб, сорвавшись с крыши, когда помогал соседу строить хату. В ней остались жить: его вдова Анастасия, пятидесяти двух лет, еще достаточно бодрая, энергичная женщина, дочь Марина двадцати трех лет со своим мужем Григорием, которому недавно исполнилось двадцать семь лет.

Молодые поженились в ноябре прошлого года. Ребенка у них пока не было. Новобрачные жили душа в душу.

Теща имела свой норов и свои прихоти. Часто выговаривала дочери, что Григорий живет, как квартирант: в хате столько дел, а он придет с работы, ляжет на диван, читает газету или смотрит телевизор. Нет чтобы починить крыльцо, подправить крышу, покрасить окна, укрепить двери в хлев.

-Думала, придет в дом молодой, здоровый мужчина - и все пойдет по-другому, а он... - при встрече с соседями говорила теща. - Зять попался так себе... Вроде и заработок приносит, а в доме все равно, как не хозяин.. Вон у Марии зять так зять! Хату почти заново перестроил на огороде помогает, на рынке огурцы вместе с Марией продает...

Дочь, видя это, пыталась защитить мужа и говорила:

- Мама, зачем вы его на все село позорите? Он тяжело работает, придет время - он сделает все что нужно...

Рассказывала Анастасия это и сыну своему Илье, который еще пять лет назад женился и живет в приймах, на дальнем конце села. Сын успокаивал мать:

- Подождите, мама, подождите!... Молодо - зелено!... Они всего лишь полгода вместе... Он еще не освоился, не привык к этому дому. Я вот тоже пару лет привыкал... Это уже теперь сам вижу и сам знаю, что сделать по хозяйству и в хате... Главное, чтобы у Марии с Григорием все было между собой хорошо, чтобы понимали друг друга...

Будни людские требуют своего: молодые встают рано, Марина готовит мужу завтрак, провожает его на работу, к его трактору “Беларусь” с прицепом, который все украинские трактористы зовут “белорусом”. Он работает по обслуживанию животноводческой фермы и перевозке других грузов.

Марина завтракает после мужа и бежит в контору колхоза - она экономист.

После Троицы Гриша пару дней завтракал, оставшимися от праздника, разносолами, и Марина, слегка расслабившись, на третий день тоже не приготовила завтрак. Хватилась в последний момент, когда готовить что-либо было поздно. Григорий снисходительно махнул рукой:

- А, ладно, попозже заеду домой и позавтракаю, я и так уже опаздываю, - и с этим ушел.

Вырваться с работы ему удалось часов в десять - начале одиннадцатого.

Анастасия собрала на стол плотный завтрак и плеснула в стакан самогонки, немного, грамм пятьдесят.

Зять задумался: “О, это уже замечательно!... Кстати для аппетита!”... - Выпил, поел с удовольствием и собрался уходить. Захотелось ему немного польстить теще:

-Я вот смотрю, вы у нас еще такая, что и замуж, наверное, не прочь бы. А?

Она улыбнулась:

- Ой, бабий век - сорок лет.

- Но в сорок пять - баба ягодка опять, а в сорок семь - баба ягодка совсем, - усмехнулся Григорий.

- Но мне-то уже пятьдесят два, - уточнила Анастасия, как бы невзначай, коснувшись рукой руки Григория.

В ответ он, шутя, обхватил ее правой рукой и слегка прижал к себе.

- Ого, вот вы еще какая упругая! - и, улыбаясь, вышел из хаты, сел на свой трактор, круто развернулся и уехал.

Только что происшедшее задело какие-то глубинные струны в душе Анастасии; породило приятные мечтания. Она подумала: “Ой, кажется, я еще вовсе не старая! Молодой, мальчишка, а меня заметил, оценил.”

Через несколько дней Григорий снова приехал завтракать, примерно, в это же время. Теща держалась вроде бы строго, но доброжелательно улыбалась, и к завтраку налила побольше. Григорий быстро и с аппетитом поел, а от водки воспрянул духом. Настроение у него было распрекрасное. Григорий встал из-за стола, а теща взялась поправлять постель, на стоявшей рядом кровати, перегнувшись поперек. Григорий сделал шаг в ее сторону. Она плавно поднялась, он повернул ее к себе лицом и положил поперек кровати. Теща не сопротивлялась. Она крепко ухватилась за него руками, стала целовать лицо, губы, шею и начала старательно помогать ему...

Потом он встал, заправился и, не спеша, пошел к двери. Обернувшись, улыбаясь, послал ей воздушный поцелуй и вышел.

Анастасия, убирая со стола, умиленно думала: “Ох, ка¬кой мужик достался моей Марине! Таких мужиков бабы любят, такими не разбрасываются! А я... Специально трусы не одела, знала - сегодня он захочет. Согрешила я, прости, Господи! Но ведь так приятно, такое блаженство! Оказывается, я еще не старая женщина и мне хочется мужской ласки.”

Время шло. И, ранее счастливая, Марина стала замечать, что Григорий все норовит приехать завтракать, когда дома одна мать. Стала находить на полке в буфете, под столом начатые бутылки водки, содержимое которых постепенно убывало.

- “Кто же пьет?” - спрашивала она себя. Мысли блуждали: “Мать? Не может быть!... Все сходилось на том, что пьет Григорий, и пьет вместе с мамой. Но кто же выпивку покупает?”

Не ускользнули от нее и перемены - Гриша стал иногда называть тещу “нашей мамулей”, а мать начала часто хвалить Гришу перед ней и перед соседями, заявляя, что зять у нее очень даже хороший, хотя больших перемен в поведении Гриши Марина не замечала.

Обычно спокойная, уравновешенная Марина стала нервничать, даже ночами стала плохо спать. Чувствовала, что в хате, в ее отсутствие, происходит что-то нехорошее. Но что?... И вдруг Марину осенило, она ужаснулась собственной догадке: “Мать и Гриша?!... Что между ними?!... Неужели?!... Возможно ли это?...”

Однажды она влетела в хату, когда мать вытирала со стола после Гришиного завтрака, при этом, не совсем явственно заметила какое-то фривольное движение Гриши к матери и, едва заметное, смущение на их лицах. Не будучи уверена в том, что она увидела, но под воздействием этого, Марина почему-то без надобности, стала перекладывать вещи, говорить резкие, несвязные слова, и вскоре, так же неожиданно, как вошла, вышла из хаты, хлопнув дверью.

Через несколько дней Марина незаметно прошла мимо, стоявшего у хаты, Гришиного трактора к открытому окну своей хаты, заглянула в него и увидела то, что не хотела, боялась увидеть: ее муж Григорий стоял перед их кроватью со спущенными штанами, лежа телом на ее матери, раскинувшей ноги в стороны. Движения навстречу и страстные стоны не оставляли места для сомнений. Марина громко крикнула, бросившись к двери:

- Что вы делаете? Мама, Григорий! Опомнитесь! - она продолжала кричать, стучала кулаками по двери.
-
Вскоре ей открыли. Марина набросилась на мать с кулаками, вцепилась ей в волосы:

- Ты же мать, как ты могла!... Ты же ломаешь мою жизнь!...

Григорий пытался разнять женщин.

- О, горе мое!... Ах ты, кобель, бычара!... Мало тебе меня?... Она ведь старше тебя на двадцать пять лет!... И она слаще?... - теперь удары посыпались на Григория. Он выставил вперед свои длинные руки, обороняясь от разъяренной жены.

Шум в хате, привлек внимание людей: собрались соседи и, проходившие мимо, односельчане. Все они пытались выяснить и понять, что происходит.

Так скандал в хате Степанюков стал достоянием всего села. Об этом судачили еще долго. Дошли слухи и до брата Марины Ильи. Возмущению его не было предела. Он не хотел даже заходить в срамную хату, где мать опозорила не только себя, но и осквернила память отца.

В беседе с Мариной, он не мог дать ей дельный совет, как поступить, как смыть позор с их семьи, потому, что и сам не знал, как ему после этого жить дальше.

Он очень страдал от легких издевок и насмешек односельчан, чаще всего звучавших в компаниях, за бутылкой.

Однажды, в подвыпившей компании, в присутствии Ильи, снова заговорили о скандальной истории в его отеческой хате. Илья воспринял это как обиду и оскорбление. Вскоре он незаметно оставил компанию, ушел домой.

Взял бутылку бензина, решив уничтожить источник позора.

Была темная ночь.

Подойдя к опозоренной хате, Илья обрызгал загату, не убранную с зимы, бензином, приговаривая:

- Не потерплю этого б ! Пусть все сгорит! - с этими словами бросил спичку. Пламя мгновенно охватило одну стену и соломенную крышу. Сам Илья едва успел скрыться в темноте.

Как ни боролись с огнем - вся хата сгорела.

Прокуратура и милиция выдвинули ряд версий, которые проверялись в ходе расследования. Осмотр места происшествия, допросы свидетелей и другие действия результатов не дали.

Версия о поджоге Ильей была второстепенной и маловероятной. По показаниям свидетелей, он был в компании во время начала пожара, а потом ушел домой и спал. Дома ему даже не сказали, что был пожар. Так, что налицо полное алиби.

А потом, будет ли человек поджигать дом, который построил его отец, и где он сам прожил много лет - с самого детства. Опять же - дом, где жили его близкие - мать и сестра с мужем.

Проведенная криминалистическая экспертиза по отпечаткам пальцев - точного заключения дать не смогла, так как бутылка от бензина была обожжена огнем и испачкана грязью.

Только спустя время, дотошный участковый уполномоченный в этом селе, нашел свидетеля - мальчика, который видел, как, после начала пожара, дядя Илья задворками шел в сторону своего дома. Показания этого свидетеля изменили сразу весь ход следствия.

Уточнили показания свидетелей. Возник вопрос о проведении повторной экспертизы. Снова сняли отпечатки пальцев Ильи - первые оказались не совсем четкие.

Убедительное совпадение отпечатков пальцев на бумаге с отпечатками на бутылке, дали основание экспертам придти к точному заключению, что отпечатки на бутылке оставлены Ильей.

- Ну, что теперь скажете, Илья Иванович? - спросил следователь Илью, ознакомив его с актом экспертизы.

-Да что скажу?!... Я поджег хату... Только прошу учесть, что сделал это потому, что не мог смириться с тем позором, который пал на нашу хату и семью...

Следствие полностью доказало вину Ильи.

Районный народный суд, с учетом раскаяния Ильи, а также тяжести и опасности преступления, приговорил его к реальной мере наказания.