Страна Бурундоропия

Фраза «Хочу всё знать!» с юных лет устремила Анатолия к дерзкой и возвышенной цели: стать великим знатоком мира. Страсть к накоплению знаний превратила мечтательного юношу в ненасытного полиглота, поедающего информационные блюда без разбора и количественных ограничений. К сорока годам Анатолий накопил столь обширный список знаний, что мог на равных собеседовать с признанными авторитетами легендарного Клуба знатоков. И всё бы хорошо, но случилась обыкновенная история богача, заскучавшего среди нажитого богатства. Анатолию стало скучно от того, что мире не осталось для него ничего нового. Даже в будущем он разбирался не хуже, чем в прошлом, ведь всё, что случится, уже когда-то было, а всё, что было, он знал. 
Как-то утром Анатолий открыл глаза и… ужаснулся! Скука, неопрятная сорокалетняя женщина (его одногодка) в поношенном платье, похожем скорее на лохмотья, чем на одежду одинокой дамы бальзаковского возраста, сидела у него в ногах, уперев плечо в спинку кровати и смотрела на просыпающегося высоколобого мужчину печальным и, как в таких случаях говорят, поникшим взором. 
«Как вы сюда по…» - хотел сказать Анатолий, голос его дрогнул, он протёр глаза, чтобы лучше рассмотреть гостью, но... Комната оказалась пуста. Как и куда могла исчезнуть крупная сорокалетняя женщина за то единственное мгновение, пока он протирал глаза? Мистика!
- Прочь, всё прочь! Ничего не хочу знать! – воскликнул в сердцах Анатолий.
Тогда-то и родилась в его голове мысль отправиться в страну, в которой всё будет для него ново: язык, культура, обычаи, даже название ; хотя, что-что, а таблицу существующих на планете стран он знал наперечёт.
Исполнить задумку оказалось непросто. Главной трудностью при подготовке к путешествию стало весьма простое, на первый взгляд, обстоятельство: найти на географической карте мира государственное образование, о котором ничего не известно. Понимая, что его ждёт фиаско - не мог же он что-то не знать! – Анатолий всё же упорствовал и продолжал поиск. Как слепой котёнок ползёт на запах молока, так полиглот, учуяв непонятку, не анализирует, не высчитывает процент успеха, но собирает волю в кулак и бросает её на поиск иголки в стоге сена.
Перебрав все пять континентов и нигде не встретив даже клочка неизвестной земли, Анатолий принялся за острова – результат тот же. Впору было впасть в отчаяние, и тогда ангел-хранитель, смущённый не меньше его, шепнул:
- Поезжай-ка ты, Анатолий, в Бурундоропию.
- В Б… Бурундороп.. пи-ю?...
- Да, в Бурундоропию. Что тебя удивляет?
- Всё…
- Ну вот, - улыбнулся ангел, - это то, что ты хотел!
                * * *
Анатолий обзвонил все московские турагентства, но ни в одном из них нужной путёвки не оказалось. Операторы пожимали плечами и отвечали, как пописанному: «В списке туристических маршрутов на этот год Бурундоропия не значится. Обратитесь непосредственно в консульство этой страны». Ладно, - решил Анатолий, - пойду в консульство. Но и тут его ждало разочарование. Нет в Москве такого консульства. Посольство, может, и есть – не проверял – а вот консульства нет.
И тогда, решив: «Лечу, куда глаза глядят, а там видно будет», он улетел в Турцию. Без визы, без вещей и без особой надежды.
В одном из пивных пабов Стамбула Анатолий разговорился с двумя матросами с прибывшего в порт австралийского рыболовецкого траулера. После третьей кружки, приправленной крутым панамским ромом «Abuelo», разговор завязался начистоту.
- Гарри, ты когда-нибудь видел русского, который знает рыбёх больше, чем мы с тобой затралили от сотворения мира – ха-ха-ха!
- Да, Чарли, этот русский твёрдый орешек! В толк не возьму, что он задумал?
Гарри прекратил разливать ром ; разливал он из кувшинчика прямо в кружки с остатками пива ; и уставился на одного из двух Анатолиев, которых видел перед собой.
- Скажи прямо, чего ты… Нет, не так. Чего вы оба хотите?
Вопрос Гарри, подмоченный количеством выпитого рома, немало смутил Анатолия. Замысел побывать в стране, которой нет на карте мира, мог вызвать у морских бродяг уродливые насмешки, и тогда разузнать хоть что-то о цели путешествия будет весьма затруднительно. Однако страхи Анатолия оказались напрасны. К идее побывать в Бурундоропии оба австралийца отнеслись с пониманием.
- Человек волен в своих передвижениях, - произнёс Чарли, раскуривая массивную бриаровую трубку, - знаю я одного прохвоста. Нынче поздно, он, конечно, уже спит – значит, на месте. С ним и покалякаем!
Они вышли из паба, спустились к береговой линии и в торце непомерно длинного и ровного, как струна, причала увидели россыпь мелких рыбацких хижин.
- Тута! – хохотнул Чарли и уверенным шагом повёл компанию на дальний край припортовой деревушки.
Возле одного неказистого бунгало он остановился и вошёл без стука в распахнутую дверь.
- Арыкан, почему не встречаешь, не сажаешь за стол? Вставай, лежебока!
В углу что-то зашевелилось, посыпалась ненормативная портовая классика, вспыхнул фонарь и высветил сухого, как выжженый прут, старика. Матросы подтолкнули Анатолия вперёд. Здоровяк Чарли повис у него на плече и с ухмылкой произнёс:
- Арыкан, дело есть.
- Это нехорошо, что вы пришли так поздно, - ответил Арыкан на ломанном английском.
Не обращая внимание на бубню старика, Чарли продолжил:
- Надо доставить одного отпетого негодяя… Ну-ну, полегче! – хохотнул он на возмущение Анатолия и добавил. – Арыкан вам не девица, чтоб с порядочным водиться! 
Матросы, а за ними и старик закатились хохотом, разряжая неловкость момента. Костлявый хохот старика был ужасен.
- Свези его в Бурундоропию, - Чарли выдержал паузу, - первачок он, не бывал ещё.
Матросы продолжили хохотать, а старик остановил на Анатолии свои тёмные, как ночная волна, глаза и медленно, скрипя согласными и проглатывая почти все гласные звуки, произнёс:
- Скока дашь?
Понять старика стоило немалых усилий.
- Назовите вашу цену, - ответил Анатолий, сглатывая от волнения, подобно старику, гласные.
- Четыре куска зелени!
«Многовато» - подумал Анатолий. Денег у него с собой было около пяти тысяч долларов.
- А меньше можно?
- Можно, но меньше доплывём, - ответил старик.
                * * *
Баркас прибыл Бурундоропию на рассвете. Арыкан пришвартовался к небольшой, обшитой деревом, причальной стенке, бросил трап, и они с Анатолием перешли на берег. Вдруг огромная птица спорхнула с кнехта пришвартовавшейся по соседству яхты и, расправив могучие перепончатые крылья, скрылась за высокими стреловидными деревьями, похожими одновременно на финиковую пальму и пирамидальный тополь. В орнитологии Анатолий был знаток, но ничего подобного он представить себе не мог. Перепончатые крылья насекомых - пчёл, муравьёв, шмелей – увеличенные в размахе до гигантских размеров, характерных для степных орлов, беркутов и гарпий, ; вот, что он увидел, едва переступив порог Бурундоропии. «Ух, ты!» – воскликнул посрамлённый полиглот, радуясь, как ребёнок, собственному незнанию.
Оставив старика на берегу, Анатолий углубился в портовый посёлок, взбирающийся от причальной стенки вверх по склону горы. Он шёл, и всё вокруг было незнакомо! «Что это?» - ломал он голову, глядя на странные одежды поселян. Казалось, они вытканы из рыбьей чешуи. Анатолий подходил, трогал вьющиеся платья туземцев, но сколько ни пальпировал озадаченный путешественник странные ткани, его тактильные ощущения сводились к одному – это шёлк! Анатолий хорошо разбирался в шелках, знал тонкости шелкопрядного производства от разведения гусениц до извлечения из кокона шёлковой нити. Но как – как? - ткани, «сотканные» из мелкой, как у Дорадо, рыбьей чешуи, при прикосновении к ним превращались в настоящий шёлк?! Подобную метаморфозу интеллектуальный анализатор всезнающего маэстро осознать был не в силах…
Не мог остаться равнодушным Анатолий и к бурундоропийской речи. Он впервые не понимал чужой язык общения не только на уровне смысла, но даже на уровне звука! Переливы соловьиного свиста, переходящие при эмоциональном возбуждении источника звука в надрывный вой, схожий с клёкотом кречета или страшным нутряным вздохом совы, совершенно сбивали исследователя с толка. Причина, по которой туземная речь, лёгкая, как вечерний соловьиный посвист в кустах сирени, вдруг окрашивалась низкими устрашающими доминантами, таинственно ускользала от Анатолия. Его первоначальный вывод о том, что перемены звука кроются в эмоциональном возбуждении поселян, дальнейшим наблюдением не подтвердился. На одной из улочек посёлка он стал свидетелем весьма странной сцены: женщина-туземка «вонзала» в совершенно голого мужчину (мужа или кого-то попроще) странный инструмент, похожий на вилы, но с мягким, как пластилин, трезубцем. Прикосновения столь безобидного «орудия любви» оставляли на теле мужчины скользящие синие следы, проще сказать, обыкновенные синяки, которые явно беспокоили его. Он яростно чесал места прикосновений и в то же время, как ни в чём не бывало, насвистывал весьма прозрачную мелодию. «Подобный свист может быть только любовного содержания, - заметил Анатолий и добавил в сердцах, - ничего не понимаю!»
Как очарованный путник, переходил он по деревянным мосткам с одной улицы на другую, вслушивался в разноголосый свист неумолкающего туземного люда и ощущал себя… в раю, где всё прекрасно, причудливо и незнакомо. Горний мир начинается там, где кончается Дольний. И Анатолий, великий знаток дольних пространств, чувствовал себя младенцем, на долю которого выпало узнать и, если получится, обжить окружающий его мир.
И первый вывод, который сделал Анатолий из пребывания в «раю»: до чего восхитительно незнание! Чтобы ни насвистывали туземцы, о чём бы они ни передавали информацию друг другу – наверняка это были не только радости, но и склочные пересуды, тяжбы: ты мне – я тебе, и прочие недовольства – Анатолий слышал только звуки птичьих голосов и ничто не отвлекало его дух от созерцания райских угодий.
К вечеру, не загадывая вернуться, он вышел из селения на пристань. Его увидел старик.
- Пора плыть, господин! Поднимается ветер.
- Да-да, сейчас, - ответил Анатолий, обдумывая следующее своё действие: «Может, остаться, поселиться и жить, врастая в Бурундоропию, как Гоген врастал в Таити? Жить пропитанием рук и изучать то, что ещё не знаю. Как думаешь, дружище? – спросил он самого себя и себе же ответил. ; С другой стороны, а что дальше?..
В задумчивости он перешёл по трапу на баркас и отдал распоряжение:
- Возвращаемся.
Малиновое солнце пряталось за гору, высвечивая остроконечные зубцы то ли финиковых пальм, то ли пирамидальных тополей. Посвист человеческой массы становился глуше. Огромные птицы кружили над замирающим посёлком и по одной, а то по две сразу медленно садились на соломенные крыши жилищ. «Кажется, я покидаю собственное будущее» - подумал Анатолий, пряча от старика смущение чувств.
Арыкан подобрал трап, обмотал единственный на палубе кнехт старым судовым канатом и привёл дизель в движение. Затем он выпрямился и отвесил в сторону причальной стенки поклон.
- Помоги, Матерь Заступница, - сказал он негромко, обнажая на лице причудливую сеть морщин, - Аллах, сопутствуй нам в море!
Особенный говор старика не позволил Анатолию разобрать смысл сказанных слов, но он понял: старик совершил молитву и плавание будет спокойным.
                * * *
Через неполные четверо суток баркас прибыл в Стамбул. Прощаясь, Анатолий обнял старика и сказал на его же коверканном английском:
- Арыкан, благодарю тебя! Ты родил меня заново.
Старик улыбнулся.
- Бурундоропия значит перезагрузка!   
Анатолий открыл рот, не зная, что ответить. Впервые за пределами чудо-острова ему случилось столкнуться с неизвестным. Пришла мысль: «Этот старик знает меньше, чем я, но его знание выше. Чтобы дотянуться до них, надо прожить жизнь, не узнать, а прожить…»
Мысль растрогала Анатолия. Он почувствовал уважение к старику, в котором было то, чего не было в самом Анатолии, и это не знания, а что-то гораздо более важное для понимания жизни. Но надо идти.
- Прощай, Арыкан. Свидимся ли? В Бурундоропии я побывал. Что ещё?
- Есть и ещё. – ответил старик.
Было видно, что он, как и Анатолий, смущён расставанием.
- Ты-т побывал в ней, а вот она в тебе ещё нет…
Стоять перед стариком дольше у Анатолия не было сил. Он повернулся и зашагал в город.