Часть 1

Посвящается моему счастью.


Меня зовут Владислав Неудахин.
И я хотел бы поделиться с вами своей удивительной историей. Я далеко не самый лучший рассказчик, поэтому сильно не обольщайтесь.
Правда это или вымысел – решать только вам, поэтому, как говорится, хотите верьте, хотите – нет.

1. Пролог

Всю свою жизнь я безумно любил железную дорогу. Лет, наверное, с тринадцати всё время убегал на пригородный вокзал, поднимался на пешеходный мост и часами, как зачарованный, смотрел на прибывающие и отправляющиеся электрички, длиннющие товарные составы и поезда дальнего следования. А после, с развитием интернета, мне удалось практически со стопроцентной достоверностью восстановить историю железнодорожного сообщения своего города и района.
Информации было не так много, поскольку город мой достаточно молодой. Но я потратил не один час в интернет-картах, выстраивая маршруты заброшенных линий, станций, подъездных путей и позже, с навигатором, запасом воды, еды и хорошего настроения, либо пешком, либо на велосипеде отправлялся на поиски. 
Откуда возникла эта любовь – даже не берусь ответить. Но впоследствии эта страсть настолько захватила меня, что я бросил свою основную работу, которую едва терпел и с большим облегчением поменял. Удалось скопить немного денег, которые в итоге пошли на учёбу в железнодорожном техникуме. На горизонте уже маячил институт, но однажды вечером, когда я возвращался домой из магазина, меня сбила машина.
Водитель скрылся с места аварии, но по свидетельствам очевидцев, это было такси, которое после наезда на меня даже не остановилось.
Я пролежал в коме несколько дней. Результатом аварии стал серьёзный перелом руки, трещины в четырёх ребрах и сотрясение мозга. И только благодаря своей молодости я быстро оклемался и встал на ноги.
Потребовались немалые средства, чтобы восстановиться, и на время отложить получение знаний. Периодически мою жизнь сопровождали сильные головокружения и абсурдные по своему содержанию сновидения. Да и это вскоре сошло на нет.
Но «всемирную паутину» никто не отменял, как и саморазвитие.
Как только рука полностью зажила, я, заранее подав документы в РЖД, поступил в качестве помощника диспетчера на Ярославский вокзал. Мне было абсолютно всё равно с чего начинать, главное – в течение как можно большего времени слышать гудки тепловозов, которые неспешно таскали по станционным путям цистерны и пассажирские вагоны или собирали поезда для отправки в путь.
Всё даётся легко, если твоё дело тебе в радость. И я с огромным удовольствием вникал, разбирался. Первое время было тяжело, поскольку дорога до Москвы занимала почти два часа на электричке, благо от «Павелецкой» до «Комсомольской» на метро было не более пятнадцати минут. Там ещё столько же до вокзала и я на месте.
Ярославское направление всегда было сильно загруженным, но на рубеже конца 1990-х – начала 2000-х плотность движения стала резко падать. В те лихие времена предприятия и организации едва сводили концы с концами, денег катастрофически не хватало. Люди уходили, не в силах больше работать за мизерную зарплату при крайне ответственных должностях. Оставались только пенсионеры, которых просто уже никуда не возьмут, попробуй только рассчитаться. Ну или такие преданные делу фанаты, как я.
Несколько раз приходилось оставаться на ночь в Москве: уставали настолько, что были все шансы уснуть в электричке на обратном пути, и проснуться в другой области, в лучшем случае. (Один коллега не послушал, и поехал домой. Но на следующий день на работу не вышел. Более того, как выяснилось позже, до дома он не добрался. Его нашли грибники рано утром на перегоне между пригородными станциями, сильно избитого, без документов, но живого. Когда он уже в больнице через несколько дней пришёл в себя, то рассказал, что заснул, едва сел в вагон. Дальше – ничего не помнит. Очнулся, когда его пытались привести в чувство люди, его обнаружившие. Через пару месяцев он оклемался, но работать на станции в таком ритме и после всего случившегося не смог, рассчитался, и дальнейшая его судьба мне неизвестна.)
Я был молод, относительно здоров, и все трудности переносил легко. Несколько раз меня переводили с одной должности на другую, то добавляя, то снимая ответственность, нисколько при этом не компенсируя материально, а иногда даже наоборот. Но я особо не жаловался, повторюсь, я был счастлив.
В таком ритме прошло почти восемь лет. За это время удалось накопить небольшую сумму, и, продав всё, перебраться с родителями в столицу. Две маленьких «однушки» вдалеке от метро, но всё-таки уже Москва.
Текучка кадров была крайне высокая, мне даже сложно сказать, сколько сменилось человек, но из постоянных оставались только я и Петрович.
Так уж повелось на Руси, что если твоего отца звали Петром, то твоё собственное имя как-то само собой теряет смысл – ты автоматически становишься Петровичем. Без вариантов.
Вот и наш не стал исключением. Хотя по паспорту его звали Алексеем, но, сами понимаете, по имени его звали, как мне кажется, только в далёком детстве, и возможно, несколько раз в жизни, не более.
  Он был высокий, худой, абсолютно седой, но с живыми весёлыми глазами. Я особо не задумывался, сколько ему было лет, по моим прикидкам где-то под семьдесят. Петрович всегда прекрасно выглядел: чисто выбрит, прилично одет, поэтому, когда в очередной день он не вышел на работу, на наших лицах читалось только недоумение.
Мобильник не отвечал, позвонили жене и с ужасом узнали, что Петрович с инфарктом лежит в больнице. Врачи сказали, что шансов у него практически нет.
Стоит ли говорить, что мы были в шоке. В больницу (в Сокольниках) мы попасть не могли, было слишком много работы, поэтому позвонили сотруднице, которая была в отпуске, всё ей рассказали и попросили навестить Петровича.
Она без лишних слов согласилась, и утром следующего дня приехала в Сокольники. Оттуда приехала сразу к нам и во время нашего обеда всё рассказала.
Каково было наше безграничное удивление, когда выяснилось, что Петрович оказался алкоголиком. Не запойным, но «закладывал за воротник» он достаточно часто, и, как показала наше ненаблюдательность или невнимательность, довольно незаметно. Впрочем, со слов его жены, на работе он никогда ничего подобного себе не позволял. Зато дома творилось, сами можете представить, что.
Так или иначе, его организм, а точнее сердце, уже был не в состоянии справляться с нагрузками в таком возрасте. Через два дня он умер от второго инфаркта.
Как положено, в последний путь провожали сотрудники, члены семьи, и близкие люди, которых оказалось на удивление много, ибо все мы считали его скрытным и малообщительным человеком. И только похороны показали, насколько все мы мало знали о нём.
Впоследствии всю работу Петровича полностью возложили на меня. К тому времени я уже вполне неплохо во всём разбирался, так как моя любовь к железной дороге перекрывала почти все недостатки самой работы на ней.
И вот однажды, в середине октября…

2. В Томск

…ко мне подошёл наш старший диспетчер по станции Николай Иванович:
 - Влад, у меня к тебе есть одна просьба.
Я оторвался от компьютера.
 - Слушаю. В чём дело?
Он несколько растерянно произнёс:
 - Понимаешь, поскольку ты теперь принял все дела Петровича, надо один маленький вопросик решить…
 - И какого рода этот вопросик?
 - Ты помнишь, мы недавно состав сформировывали в Томск?
 - Помню, конечно. А что не так? Я что-то упустил?
Иваныч поднял руки перед собой:
 - Нет-нет, что ты! Ты тут не причём! Там какая-то неувязка с бумагами, уже второй раз такое. Проблема в том, что надо туда съездить…
Несмотря на то, что железная дорога «это моё всё», я недовольно поморщился. Причина в том, что я не могу спать в поездах. Нигде. Даже в купе, даже один.
Я ухватился за последнюю надежду.
 - Ошибку нашли?
 - Да, всё исправили.
 - Неужели нельзя почтой отправить?
 - Видишь ли, это финансовые документы, были бы просто сопроводительные на груз – другое дело. А тут, деньги, – Иваныч развёл руками. – Понимаешь, это не моя вотчина…
Понимая, что отказаться не получится, я уныло произнёс:
 - Надеюсь, хоть купе вы мне выделите? Потому что в плацкарте я точно кого-нибудь убью…
 - Не беспокойся! – Иваныч улыбнулся. – В твоём распоряжении будет не купе, а «СВ», да двухместное! Так что отдохнёшь, выспишься…
 - Николай Иваныч, вы же знаете, что я не сплю в поезде…
 - Ох, извини, запамятовал… – Иваныч посмотрел на меня твёрдо, но с некоторым сомнением, будто я смогу как-то выкрутиться и не поехать.
Я вздохнул и протянул руку.
 - Дайте посмотреть бумаги.
Иваныч с готовностью протянул папку.
 - Вот! Сто раз всё перепроверили, заново переоформили и переподписали! Можешь быть спокоен!
Я открыл папку, пробежался по документам и удивлённо поднял глаза:
 - Всего две позиции? «Полувагон каменного угля», «цистерна керосина»? Это всё? И только ради этого я проеду хрен знает куда двое с половиной суток?!
Иваныч в очередной раз только развёл руками.
 - И когда мне отчаливать?
 - Девятнадцатого, послезавтра…
И только теперь я понял, почему Иваныч с такой неохотой направлял именно меня. Двадцать второго числа у меня День рождения, что-то вроде юбилея – 35 лет.
Я сделал вид, что ещё не понял этого, но Иваныч сказал:
 - Я понимаю, что не самое удачное время для командировки, но у тебя будет всё по высшему разряду! Считай это нашим подарком!
Я кисло улыбнулся.
 - Зайди в конце дня ко мне, заберёшь командировочную и все бумаги. Поезд уходит в ночь, так что завтра дам тебе отгул, чтобы спокойно собраться в дорогу.
- Хорошо, Николай Иваныч.
Он похлопал меня по плечу и вышел.
Домой в этот день я не поехал, всё равно там никто не ждал – родители трагически погибли почти 20 лет назад. Поэтому я отбыл в общагу для железнодорожников, плотно поужинал, принял душ и завалился спать.

3. Поезд

Поезд под гордым названием «Томич» отправлялся что-то около одиннадцати вечера. С собой я взял смену белья, бритву на батарейках, дополнительные зарядные блоки для мобильника (Иваныч сказал, что в том месте, куда мне необходимо было добраться, регулярные перебои с электричеством) и книгу. Раздумывал я недолго – уже давно чесались руки перечитать «Мастера и Маргариту» Булгакова, и повод попался как нельзя кстати удачный, если можно так сказать.
В привокзальном кафе я немного перекусил на дорогу и пошёл в табачную лавку.
Каюсь, грешен табакокурением, но в исключительно крайне редких случаях, таких как командировка или отпуск. В обычной жизни табачный дым на дух не переношу, вплоть до тошноты. А вот в дни, когда ты можешь позволить себе расслабиться (условно) позволяю себе коробку дорогих папирос с вишнёвым трубочным табаком. Великолепный аромат, сногсшибательная крепость и ни с чем несравнимое удовольствие…
Докурив первую за год папиросу, и допив кофе, я прошёл в вагон, предъявив вместо билета удостоверение работника железной дороги и командировку, нашёл своё купе, с удовольствием отметив, что я единственный обитатель островка тишины и покоя на ближайшие двое суток.
Первым делом я закрыл дверь изнутри, спрятал сумку под спальное место, разложил на столе бумаги и книгу. За окном кипела обычная вокзальная жизнь: провожающие, встречающие, рыдающие – всё как всегда.
На улице было уже достаточно холодно, как-никак вторая половина октября, ночами то и дело проскакивали заморозки. Но в купе стояла идеально отрегулированная температура.
Поезд тронулся почти минута в минуту. Я немного почитал и стал готовиться ко сну. Но спал плохо, что было ожидаемо: опущенную штору с одинаковой периодичностью просвечивали фонари, установленные вдоль путей на перегонах. Изредка в темноте над проезжающим ведущим локомотивом вспыхивали искры между пантографом и тросом контактной подвески.
Утром в дверь купе осторожно постучали. Я уже успел умыться, бриться не стал, решил оставить на следующий день. Проводник приглашал в вагон-ресторан на завтрак.
Любой ранний подъём для меня – пытка, поэтому и запихнуть в себя с утра что-либо целая проблема. Но можно хотя бы выпить чай или кофе.
Людей было немного, большинство предпочитало отсыпаться, так как мне искренне хотелось верить, что не я один мучаюсь бессонницей.
Завтрак был весьма прост, но очень неплох. Напротив меня за стол села девушка. Надо сказать, весьма привлекательная, и у меня в первый момент слегка ёкнуло сердце… Но это быстро прошло, когда она, не успев ещё толком приземлиться, вытащила из кармана телефон и уткнулась в экран. Я усмехнулся и стал незаметно наблюдать за ней.
Надо сказать, что мы всё более удалялись от Москвы, и даже в наше время сотовая связь в регионах работает так себе. А уж интернет тем более. И поэтому с каждым пройденным километром нецензурные возгласы и неадекватное раздражение моей соседки только возрастали.
Я старался держаться лицом, но удавалось это с трудом. В конце концов, мне пришлось отойти в туалет, чтобы отсмеяться вволю. Обидно, конечно, что таких зомбированных становится всё больше и больше, но свои плюсы в этом тоже есть – настроение поднимает «на все сто».
Остановок в пути было не очень много. К ночи первого дня прибыли в Екатеринбург.
«Надо сюда при случае приехать, город посмотреть. Друг как-то говорил, что по осени он ещё более красивый…»
Вторая ночь мало чем отличалась от предыдущей. Тот же колёсный перестук, блики фонарей… Спалось также плохо, снились персонажи книги, в особенности кот Бегемот и Коровьев… Я периодически вскакивал от очередной жути, и потом до утра почти не спал, вставал и садился читать дальше.
На второй день пошла изморось, небо было сплошь серым, куда ни кинь глаз.
«Значит, эта хмарь на целые сутки…»
Иногда, на особо длительных стоянках, я выходил покурить, отметив, что изморось перешла в мелкий дождь. Зонта я не взял, поэтому обходился капюшоном. Пахло сырой землёй, прелыми листьями, было промозгло, но табачный дым согревал изнутри, и не смотря на вторую практически бессонную ночь, чувствовал я себя почти великолепно.
Между тем я несколько раз пытался прозвониться в Москву. Связь действительно была преотвратная, только на подъезде к Новосибирску вечером второго дня мобильник пискнул, оповещая, что у меня с десяток не дозвонившихся абонентов.
Я спросил у проводника, сколько будем стоять – почти полтора часа. Гулять по перрону столько времени было бы чертовски скучно, и я решил пройтись до ближайшего магазина. Мелькнула мысль купить бутылочку чего-нибудь более крепкого, чем чай, но я отбросил эту идею. Нормального сна и так не было, а стоит выпить, как сразу непременно появится сушняк, обязательная головная боль. И, конечно же, мерзопакостное состояние, чего совсем не хотелось.
Бутылку я всё-таки купил, но решил, что привезу её с собой в качестве сувенира. Не каждый день заносит в такие края. Долго мучиться не стал и взял хорошего коньяка, предварительно выслушав целую лекцию от продавца, что «только у нас, здесь в Новосибе, самый вкусный, самый полезный, и самый недорогой коньяк…» ну и всё в таком духе. Магазин хоть и не привокзальный, но толкать товар народ здесь явно умеет.
Сделав несколько кругов вокруг вокзала, я вернулся на платформу. Курить не стал, на перроне запрещено, да и сырость к ночи начинала пробирать чуть ли не до костей.
Легко поужинав, я вернулся в купе, немного почитал, завёл на телефоне будильник и улёгся. Поезд прибывал в Томск примерно в пять утра.
«Как встану, надо будет обязательно побриться…» - сказал я себе и задремал.

4. Д.Р.

Проснулся я, то ли от толчка, то ли от кошмара. Во сне меня посетила Гельда со словами: «Дай-ка я тебя поцелую…» Неудивительно, что моё пробуждение было внезапным и не особо приятным. До будильника оставалось минут восемь, и я сказал себе, что это не так уж и плохо.
Пережив несколько болезненных минут бритья «на сухую», я стал собираться. Рассвет только занимался, но несколько поздравительных СМС каким-то чудом сумели продраться ко мне сквозь сотни километров болот, лесов и почти полного отсутствия связи.
В последние годы, а точнее, после 25-ти лет я перестал отмечать дни рождения, и крайне вяло, даже с раздражением относился к поздравлениям. Только от матери и отца всегда принимал спокойно. Чему радоваться, если ты на год ближе стал к… неизвестности, если хотите, а биологическая смерть – всего лишь смерть того мешка из кожи и костей, который мы холим и лелеем, сами не знаем зачем. Тема это слишком спорная и сложная.
 Проигнорировать сообщения было бы неприлично, я быстренько и коротенько ответил, совершенно забыв, что в Москве полночь только недавно наступила. Вроде ничего сложного или необъяснимого, но часовые пояса для меня всегда оставались чем-то из области фантастики. Может потому, что я очень редко с ними сталкивался.
Когда проводник постучал в дверь, я вышел ему навстречу в полной боевой готовности, чем приятно удивил его.
В сопроводительных документах было указано, что от узловой станции «Томск-2» мои злополучные две единицы подвижного состава маневровым тепловозом оттащили к платформе «Итатка», и вот там-то всё и застряло. Первое время меня очень веселило название, в голове рождались всякие нецензурные или неприличные рифмы, но, если вы хоть раз были на северо-востоке Московской области или под Рязанью, вы поймёте, что это название ещё очень даже ничего.
Линия на «Итатку» неэлектрифицирована, но пригородные поезда на тепловозной тяге регулярно перевозят людей. И моя «дизельная электричка», как мы в шутку называли такие составы, отправлялась на нужную мне станцию менее чем через час.
Старенький тепловоз 2ТЭ10У несколько раз в день таскал за собой два вагона от электропоезда. Народу почти не было, я сел на первое попавшееся место, сделал несколько звонков на работу и домой. Чутьё меня не подвело, и когда спустя почти два часа пути я прибыл на станцию, сотовая связь полностью отсутствовала.
Этот факт я оставил практически без внимания. Меня больше взолновало другое – ещё на подъезде к станции я увидел, что по платформе туда-сюда мечется невысокого роста мужчина в железнодорожной форме.
«Уж не случилось ли чего…»
Когда я сошёл на перрон, человек подбежал ко мне и вместо приветствия выпалил:
 - Вы по поводу цистерны и угля?
Я слегка опешил.
 - В общем, да, но…
Человек в ужасе закрыл лицо руками.
 - Так и знал… Вы из Москвы?
Я кивнул.
 - Кошмар, он меня убьёт…
Тут я окончательно растерялся.
 - Послушайте, вы можете спокойно объяснить, в чём дело?
 - Понимаете… начальника станции нет, в отъезде, меня оставили за старшего, сказали, что вы привезёте новые документы на груз…
 - Всё верно. Вот документы, - я протянул ему папку, но он её как будто не видел.
 - Не в бумагах дело. У нас вообще никаких претензий не было. Вопросы были у руководства станции «Каракозово»…
 - А это вообще где?
 - Это туда должен был отправиться груз…
Я облегчённо вздохнул. Но как оказалось, преждевременно.
 - До сих пор не вижу никаких проблем.
Он кивнул головой куда-то в сторону, молча махнул рукой, и я понял, что должен отправится за ним.


5. Маневровый сломался

Человек, которого звали Леонидом Евгеньевичем Подлесным, отвёл меня в станционное здание, где угостил чаем с бутербродами. И пока я ел, он, очень нервничая, всё мне рассказал.
На станции «Каракозово» всегда образцовый порядок. Сам Подлесный почти никогда там не бывает, но судя по тому, как вышло с нашим грузом – по сути, ничего ценного, если разобраться – ко всему там относились очень серьёзно. Но не это меня удивило.
Как сказал Подлесный, начальник станции пожелал видеть здесь для урегулирования всех вопросов именно меня.
 - Но это невозможно! Вы не ошиблись?
 - Никоим образом!! Он чётко и ясно назвал ваше имя, фамилию, возраст и подробно описал внешность…
 - Странно… Очень странно… Если только…
В голове мелькнула мысль, что обо мне там могли знать от Петровича. Но я сделал вывод, что он был здесь от силы раза четыре за всю жизнь, и в наших мимолётных разговорах упоминал об этих поездках с каким-то не то чтобы раздражением. Скорее, это было похоже на какое-то недовольство, или даже обиду.
По правде говоря, несмотря на то, что я человек спокойный и уравновешенный, вся эта канитель даже меня начинала порядком раздражать.
 - А что с тепловозом?
Леонид Евгеньевич судорожно сглотнул.
 - Мы вчера всё подготовили, солярку залили, людей вызвали, а он не запускается и всё тут! Никогда такого не было! Весь вечер бились, а толку – нуль! Ночами уже минус стабильный, а дизель, сам понимаешь, холод не любит, да к тому же тепловозу не первый десяток лет…
Из окна станции я очень хорошо видел зелёный «ЧМЭ-ТРИ», который в народе для простоты называли ЧМЭЗ. Едва ли не самый распространённый маневровый тепловоз на территории бывшего СССР и постсоветской России. Видок у него был не самый боевой, но я видел состояние и похуже.
 - Ну и что мне делать?
 - На наше счастье, вчера, как раз, когда мы вечером мучились с дизелем, я вспомнил, что именно сегодня они в любом случае сюда собирались. – Подлесный довольно потёр руки. – Поэтому не беспокойтесь, к одиннадцати утра замена должны прибыть! Но вас просили присутствовать лично, и проследовать на станцию.
Я нахмурился.
 - Послушайте, ну неужели без этого нельзя? Я безумно устал, нормально не спал почти трое суток, а мне ещё часа два пилить назад, потом искать гостиницу, и через два дня обратно, в Москву.
Леонид Евгеньевич уже в который раз развёл руками.
 - Попробуйте договориться с начальником. До одиннадцати осталось совсем немного, давайте я вам станцию пока покажу, хорошо?
Отказываться было неудобно, да и честно говоря, я не особо сопротивлялся, потому что очень давно не видел таких станций.
Я позволил себе закурить и немного расслабиться. Подлесный присоединился ко мне, достав из кармана свою термоядерную «Приму». В конце концов, я в командировке, почти в самом центре Сибири с её великолепной природой.
Станция была небольшая с кустиком подъездных путей и одним ответвлением, откуда должна приехать замена «захворавшему» маневровому. Ветра не было, но устойчиво стоял холод, я даже надел шапку, которую благоразумно захватил с собой перед отъездом.
И вдруг со стороны леса послышался негромкий шум. Он шёл издалека, но я чётко услышал до боли знакомый колёсный перестук. На вокзальных часах было без десяти одиннадцать.
«Надо же, как мы заговорились, почти два часа пролетело незаметно…»
Я повернулся к Подлесному, чтобы спросить что-то, но вопрос застрял в горле. Из леса к нам навстречу не спеша, пофыркивая, двигался самый настоящий паровоз.

6. «ФД»

Он был великолепен. Я даже не найду слов, насколько он был прекрасен. Воронёный красавец, в превосходном состоянии, такие только в музеях, наверное, остались. Но этот двигался по железной дороге как само собой разумеющееся, и всем своим видом показывал, что удивляться тут особо и нечему.
Тем временем паровоз заехал на разворотный треугольник. Я стоял как заворожённый и только сейчас понял, что к цистерне с керосином впереди прикреплён купейный пассажирский вагон. Таким образом, помимо паровоза с тендером, наш состав представлял собой теперь «целых» три единицы.
Я восторгался этим чудом, пока не заметил, как из вагона на землю спрыгнул мужичок небольшого роста, с большой аккуратно подстриженной бородой. Он направлялся ко мне, то и дело поправляя на ходу свои растрёпанные рыжие с сединой волосы, и добродушно улыбаясь.
 - Доброго вам здоровьишка! Разрешите представиться – Кузьма Дмитриевич Жихарько, начальник станции «Каракозово»! – Он схватил мою руку и энергично её потряс. – Как добрались в наши края?
Его улыбающееся лицо и весёлые глаза невольно заставили мои губы расплыться в улыбке.
 - Спасибо, всё в порядке, только жутко спать хочется.
 - Голубчик, а что же вы так?
 - Не могу в поездах спать, люблю их больше жизни, а они меня, видимо, не очень. – Я рассмеялся.
Кузьма Дмитриевич всплеснул руками.
 - Вот ведь какое дело, ишь ты! Ну, ничего, не смертельно. Вижу, паровоз наш вам приглянулся?
 - Нет слов! Пусть это прозвучит странно, но я словно в детство вернулся, когда видел их по телевизору или в книжках…
Жихарько довольно потёр руки.
 - Приятно слышать, поскольку это одно из самых чистых и светлых человеческих чувств! Уж простите за такую неприятность, всё бывает. Бумаги привезли?
 - Конечно, вот, пожалуйста.
Кузьма Дмитриевич аккуратно раскрыл папку, ненадолго замолчал, слегка нахмурился, но тут же снова повеселел.
 - Ну да, всё как я и думал! Многоуважаемый Алексей Петрович второй раз допускает ту же ошибку! Кстати, как поживает ваш коллега?
Я сразу сник.
 - Увы, Алексей Петрович умер не так давно…
 - Да вы что!! Ай-яй-яй, беда, беда, ох беда! Болезнь сгубила какая?
Мне не хотелось сплетничать, и я осторожно ответил:
 - Сердечко подвело, через полтора года должно было семьдесят исполниться…
 - Ох, беда-беда… – Кузьма Дмитриевич сокрушённо помотал головой. Было видно, что он не паясничает, а действительно очень сильно расстроен. И его манера говорить, которую я поначалу принял за наигранную речь городничего начала XX века, нравилась мне всё больше. – Царствия ему… А вас, голубчик мой, очень прошу проследовать на станцию в мой кабинет, если не возражаете, все бумаги у меня в столе. Не откажете?
 - Кузьма Дмитриевич, давайте на чистоту. Откровенно говоря, мне не особо по сердцу эта поездка. И моё первое желание было отдать вам бумаги и любой ценой добраться до гостиницы и рухнуть в кровать… – Жихарько не сводил с меня своих умных глаз. – Но, когда я увидел паровоз, решил, что если удастся, то непременно проедусь в этом маленьком поезде. О лучшем подарке на день рождения я и мечтать не мог…
 - Голубчик, ты вы что же, именинник сегодня!? – Кузьма Дмитриевич едва не подпрыгнул на месте.
 - Да, родился ровно тридцать пять лет назад…
Жихарько снял с головы фуражку, в очередной раз поправил свои непослушные рыжие вихры и с достоинством произнёс:
 - От всей души… – он сделал низкий, почти до земли поклон, – желаю вам, любезнейший только самого-самого, всего и побольше, здоровья богатырского и жену верную.
Эти слова меня тронули в самое сердце, потому что говорил Жихарько словами, от которых веяло исконно русской древней стариной, и на душе стало так легко и свободно, что я едва не пустил слезу.
 - Спасибо, Кузьма Дмитриевич, растрогали вы меня…
 - Ну что вы, голубчик, дорогой мой, что вы! Радоваться надо, вам ли горюниться! Ну, так что вы решили, любезнейший, едете?
Про свою усталость я разом забыл.
 - Вы ещё спрашиваете! Конечно, еду! В паровозе дадите проехаться?
Жихарько с огромным сожалением покачал головой.
 - Не могу, рад бы, да не могу! Правила, голубчик! Вы хоть и сотрудник железной дороги, но не могу, не обессудьте! Машинист наш, Зиновий Григорьевич, человек строгий, с «Феди» пылинки сдувает… 
 - Понимаю, порядок есть порядок, поэтому надуваться от обиды не стану, – я рассмеялся. – Ну, тогда хоть локомотив покажете? В качестве небольшой экскурсии?
 - Всенепременно, о чём речь! Только давайте подождём, пока машинист сперва его к составу прицепит… Ба, да пока мы с вами разговоры разговаривали, Зиновий уже закончил, вон, рукой мне машет. Идёмте же!
Кузьме Дмитриевичу определённо нравилась роль экскурсовода. От него я узнал, что правильно паровоз называется ФД21, что он 1942-го года постройки, что суммарная мощность составляет почти 3000 лошадиных сил, поскольку по роду работы — это грузовой паровоз.
Зиновий Григорьевич оказался мужчиной среднего роста, крепкого телосложения. Чёрные волосы, светло-карие глаза, строгий суровый взгляд которых как бы говорил – мне не до шуток. Он пожал мне руку и сиплым, слегка простуженным голосом сказал:
 - Тугарин, очень рад, – и тут же, словно позабыв о моём существовании, повернулся к Жихарько и заговорил с ним:
 - Кузьма, долго мы ещё тут? Не хватало опоздать…
 - Григорьич, голубчик, ты же видишь, человеку интересно, ну как я могу отказать…
 - Кузьма, мне из-за тебя от Борисыча попадёт, если мы вовремя не возвернёмся. А потом от жены…
Жихарько беззвучно рассмеялся.
 - Зиновий, душа моя, скажи, чьего гнева ты боишься больше – Борисыча или жены?
Я невольно улыбнулся.
Тугарин сверкнул глазами, залез в паровоз, потряс оттуда кулаком и крикнул:
 - Митрич! В последний раз тебя прошу – закругляйся! Ещё два часа обратно тащиться!
Я удивился.
 - Два часа? Это сколько же километров?
Кузьма Дмитриевич вздохнул.
 - Почти сорок вёрст, полотно старое, поэтому скорость весьма невысокая. – Он понизил голос. – Давайте не будем раздражать Зиновия, жену – боготворит, уважает и страшно боится!
 - Да, я заметил, – я снова улыбнулся.
 - Дорогой мой, у вас всё с собой?
 - Мне только сумку забрать у Подлесного и я готов.
 - Чудесно! Жду вас в вагоне! – и Жихарько едва ли не бегом направился к паровозу.



7. Чай с травами

Вагон оказался купейный и очень старый. Местами облезла краска, линолеум на полах сильно протёрся, но чистота была почти что хирургическая. И главное – пахло теплом, именно пахло, а не ощущалось кожей. Так пахнут старые автомобили, ну, по крайней мере, это более-менее отражает атмосферу.
В моём распоряжении был весь вагон, поэтому я зашел в первое попавшееся купе наугад, которое оказалось двухместным. Дверь я закрывать не стал, какой смысл. Окно было самую малость приспущено, с улицы тянуло дымом и свежестью.
Не успел я угнездиться, как вошёл Кузьма Дмитриевич с двумя стаканами чая в фирменных подстаканниках.
 - Вот, не откажите в любезности, с сибирскими травами и мятой!
От аромата у меня даже слегка закружилась голова.
 - Предупреждаю – очень крепкий!
 - То, что надо!
 - Сахару?
 - Не откажусь.
Жихарько принёс коробку с «рафинадом», я взял себе три куска, ибо люблю сладкий и терпкий, размешал и сделал первый глоток.
Это было более чем сногсшибательно. Перед глазами снова поплыли воспоминания – детство, деревня, еда на костре, когда были перебои со светом… Я обалдело посмотрел на Кузьму Дмитриевича и тихо сказал:
 - У меня просто нет слов…
Он удовлетворённо кивнул.
 - Наш, фирменный, поколениями травы собираем, высушиваем и завариваем! Кладезь здоровья!
Как и всё хорошее, чай закончился очень быстро. От уюта и тепла меня разморило, и я сказал:
 - Кузьма Дмитриевич, не обидитесь, если я подремлю немного? Совершенно сил нет…
 - Что вы, голубчик, о чём вы! Всенепременно, обязательно отдохните! Я вас разбужу за пять минут до прибытия!
И тут случилась странная вещь: в последние мгновенья перед тем, как отключиться, я увидел, что лицо Жихарько неуловимо изменилось, но как именно, понять не успел, потому что провалился в глубокий и спокойный сон.

8. Станция «Каракозово»

- Голубчик, просыпайтесь! Прибываем! – Жихарько осторожно тряс меня за плечо.
Я очень медленно поднялся и сел, не понимая спросонок, где нахожусь. По ощущениям, прошло не больше пятнадцати минут с момента как я заснул, но оказалось, что пролетело два с лишним часа.
Хрустко потянувшись, я спросил Кузьму Дмитриевича:
 - Я не храпел?
 - Что вы, спали как младенец! Как себя чувствуете?
 - Гораздо лучше, только отлежал себе всё, что можно.
 - Немудрено, дорогой мой! Вы как легли, так за всю дорогу ни разу и не перевернулись даже!
 - Что и говорить, устал за три дня. Но ваш чай поистине чудеса творит.
 - Это всё наша природа, - слегка уклончиво ответил Жихарько, и мне снова показалось, что весь его облик как-то неуловимо изменился на какой-то миг, но, несмотря на то, что я замечаю это уже второй раз, меня ничего не насторожило.
Поезд слегка качнуло, потом раздался свисток, и состав полностью остановился. Кузьма Дмитриевич спустился первым и взял у меня сумку. Я схватился за поручень, и шагнул было на ступеньку, но на мгновение замер.
Вокзал станции «Каракозово» выглядел в точности как на цветных фотографиях Прокудина-Горского начала XX-го века, полностью деревянный и в таком же превосходном состоянии. Второй раз за день меня посетило чувство, что я словно попал в музей железнодорожного транспорта.
Жихарько был явно доволен моим замешательством и, добродушно посмеиваясь, сказал:
 - Голубчик, у вас такой вид, будто вы вокзалов никогда не видели, - и он громогласно захохотал. – Уж простите меня, любезнейший, но видели бы вы своё лицо.
Я, наконец, сполз на перрон, и, не обращая внимания на смех Жихарько, стал осматриваться.
Такие вокзалы были в маленьких провинциальных городишках.  Но если в наше время их состояние вызывало устойчивое опасение того, что стоит тебе туда войти, то он сложится словно карточный домик, погребая тебя под обломками, то здесь всё выглядело так, словно его отстроили месяц назад от силы, он даже пах ещё свежеспиленным деревом и морилкой.
По бокам у входа горели фонари, но мне пришлось несколько минут смотреть на них, чтобы, наконец, понять, что они газовые. День был пасмурный и туманный, и сложно было сказать, насколько эффективно было такое освещение.
Само название станции было выполнено в стиле вывесок магазинов конца XIX – начала XX-го века. Сбоку консольно висели большие круглые часы, а дубовые двери украшали массивные бронзовые ручки.
Внезапно правый висок кольнуло изнутри, словно в черепной коробке завёлся комар. Я инстинктивно коснулся рукой головы, и вдруг увидел, что буквы в названии станции на секунду-другую изменились, но что там было написано, запомнить не удалось.
Я протёр глаза и посмотрел вокруг. Мир не изменился, но каким-то внутренним чутьём я ощущал, что что-то не так. Но что это, понять пока не мог.
Внутри всё было в том же стиле: старые фотографии на стенах, в кадке какие-то растения, возможно, фикусы, но я не уверен. И освещение – везде газовые светильники. Видя недоумение на моём лице, Жихарько сказал:
 - Понимаю ваше удивление, почтеннейший. Видите ли, с электричеством здесь всегда было очень трудно, мы устали от постоянных перебоев, и какое-то время спасались керосиновыми лампами и свечами. Но лет двадцать назад наши учёные люди обнаружили месторождение природного газа недалеко отсюда, и мы решили в качестве эксперимента пустить газопровод сначала сюда, на станцию. Всё получилось, не без неприятностей, даже один несчастный случай был, но всё обошлось, и теперь свет есть по всему городу… - он внезапно осёкся, и слегка, как мне показалось, в некотором замешательстве посмотрел на меня.
 - Как это городу? – внезапно по моей спине пробежал холодок. – А разве здесь есть… город? – последние слова я произнёс очень тихо.
 - Голубчик, я думал, вы знаете…
 - Знаю… что?
Жихарько чтобы скрыть внезапно охватившее его волнение сел за свой огромный дубовый стол и показался мне ещё меньше ростом.
 - Дорогой мой, вы, наверное, по своему незнанию предположили, что отправляете нам керосин и уголь на станцию?
Я медленно кивнул. Даже слишком медленно.
Кузьма Дмитриевич улыбнулся.
 - Что ж, я вас не виню. Там, - он указал пальцем в сторону, противоположную вокзалу, - находится маленький город…
Я потянулся в карман за телефоном. Связь отсутствовала напрочь, но мне она была не нужна. Навигатор работает и без интернета. Пока он загружался, у меня мелькнула мысль, что это мог быть заброшенный военный городок, коих на территории современной России великое множество. Но я точно помнил, что перед выездом досконально исследовал весь маршрут, железнодорожную линию и кроме непролазного леса за станцией, где я сейчас нахожусь, ничего нет.
Навигатор в точности подтвердил мои мысли. За серой полоской железной дороги и маленького тупичка на карте не было ничего. Кругом болота, топи и всё.
Жихарько вывел меня из состояния полной оторопи своим весёлым голосом:
 - Да вы сами всё увидите, голубчик! Давайте покончим, наконец, с бумажной волокитой и отправимся вместе отобедать!
Это меня и порадовало, и испугало одновременно. Порадовало потому, что я только сейчас почувствовал, как от свежего воздуха у меня разыгрывается прямо зверский аппетит. А испугало то, что я постепенно стал вспоминать, как менялся облик Жихарько. Но было ли это от усталости или от этой странной и удивительной атмосферы, я сказать не мог.
Кузьма Дмитриевич тщательно просмотрел сопроводительные бумаги, удовлетворённо кивнул, поставил залихватскую подпись внизу накладной, шлёпнул две печати, передал мой экземпляр в руки и, словно что-то вспомнив, спросил:
 -  Голубчик, я надеюсь, жить-то вы в гостинице планируете?
Я был настолько в шоке, что не сразу понял, о чём вообще речь.
 - То есть как… жить? А разве сегодня обратного поезда не будет?
 - Что вы, дорогой мой! Через два дня теперь, аккурат к вашему отъезду всё подгадаем, минута в минуту, так что не извольте переживать!
У меня упало сердце. Я сразу представил себе, какого рода гостиница может быть в таком захолустье и внутренне содрогнулся: мебель, которая, скорее всего, ещё революцию «семнадцатого» застала, вода, капающая с потолка откуда только можно, горячая вода по расписанию и в завершение всей этой прелести – туалет на улице.
Стараясь не выдать глубокого разочарования, я тихо спросил:
 - И у вас в… городе… есть гостиница?
 - А как же, многоуважаемый вы мой! В двух шагах от станции! Насчёт шума можете не переживать, паровоз ходит очень редко, сама гостиница маленькая, поскольку к нам нечасто приезжают! В данный момент никаких постояльцев не наблюдается, будете в единственном числе! А поскольку я являюсь по совместительству и хозяином, и администратором, проблем у вас точно не возникнет! Можете быть покойны!
Меня это немного успокоило, но не настолько, чтобы поднять упавшее куда-то совсем вниз настроение.
 - Будь по-вашему, Кузьма Дмитриевич. Но скажите, как город ваш называется?
Жихарько лукаво улыбнулся.
 - Всему своё время, голубчик! Давайте отобедаем для начала, а там уж всё узнаете!
Я убрал папку с бумагами в сумку, поднялся и пропустил Кузьму Дмитриевича вперёд. Мимо нас весь в паровозной гари прошёл Тугарин, и вдруг в очередной раз кольнуло правый висок, и я с холодеющим сердце ужасом увидел вместо правой его руки когтистую лапу, покрытую змеиной кожей. Меня сильно качнуло в сторону, и если бы не Кузьма, то я бы точно шмякнулся на пол.
 - Дорогой мой, что с вами?! – Жихарько с обеспокоенным видом подхватил меня, и я успел почувствовать насколько крепкий у него хват. Я что есть силы помотал головой.
 - Померещилось…
Он насторожился.
 - Что-то увидели нехорошее?
 - Даже не знаю… нет… в висок стреляет…
 - Вы давно трапезничали?
 - Часов с десяти ничего не ел.
 - Голубчик, да это у вас от голода, не иначе! Пойдёмте же!


9. Знакомство

Выйдя из здания вокзала, я сделал несколько шагов и замер – все мои негативные ожидания полностью… не оправдались.
Начиная практически от дверей вокзала, и покуда видел глаз, дорога была выложена брусчаткой. Тротуары вдоль домов, впрочем, как и сама дорога, были в идеальной чистоте. Да и сами дома, которые были не больше двух этажей в высоту, выглядели словно свежеоштукатуренными.
Я повернулся к Жихарько и упавшим голосом спросил:
 - Сколько же народу здесь живёт?
Кузьма Дмитриевич гордо ответил.
 - Точно вам не скажу, планируем перепись сделать, да не хочется на это время людское отнимать, по моим предположениям не больше пятиста душ…
Я окончательно растерялся и замолчал. Жихарько аккуратно подтолкнул меня вперёд.
 - Голубчик, вон впереди справа наша гостиница!
 И действительно, метрах в пятидесяти от станции стояло небольшое двухэтажное строение. Несмотря на лёгкий туман, мне удалось рассмотреть, что здание кирпичное. Над небольшой дверью виднелась довольно крупная вывеска «Гостиница «Привокзальная». Ну вот абсолютно неудивительно.
Жихарько старался не торопить меня, но было видно, что ему не терпится похвалиться только своим детищем, ибо паровоз и станция, как я понял, были по большей части в ведении Тугарина.
И едва я переступил порог гостиницы, то понял почему.
 - Ну как вам, любезнейший?
До этого момента слово «уют» для меня принимало сугубо определённые и, как правило, разрозненные очертания: чуть-чуть здесь, чуть-чуть тут, но когда всё это собрано в одном месте и выглядит настолько удачно, что только два слова просятся на язык:
 - Как дома… - и с меня словно с грохотом свалилось то напряжение, которое я невольно испытывал, едва сойдя с поезда.
На этот раз Кузьма Дмитриевич натурально подпрыгнул на месте.
 - Голубчик вы мой! Я слышу весьма дорогие моему сердцу слова!
Это могла быть почти неприкрытая лесть, но всё равно мне было приятно. А Жихарько и подавно. Он оглушительно крикнул куда-то в пространство:
 - Алиса! Встречай гостя!
Я был немало удивлён силе голоса Жихарько, в противовес его такому малому росту. Но как я успел убедиться, физической силы ему не занимать – он играючи открывал огромные двери, притащил откуда-то сверху гигантский самовар почти с себя ростом и опять исчез в очередной комнате.
Из задней двери вышла девушка с медно-рыжими волосами. Её зелёные глаза с хитринкой внимательно меня изучали. Одета она была в свитер цвета морской волны и плотную коричневую юбку, которая подчёркивала хорошую фигуру.
 - Доброго дня! Приветствуем вас в нашей скромной гостинице! – я услышал звонкий и весёлый голос.
За моей спиной вырос Жихарько.
 - Прошу знакомиться, племянница моя, Алиса Ивановна.
Девушка протянула руку.
 - Рыжова.
 - Очень приятно. Владислав. Можно просто Влад.
 - А фамилия?
 - Это обязательно? Я её не особо как-то…
 - Если хотите, можете назвать любую.
 - Да ладно уж, пусть будет как есть, - я улыбнулся. – Пишите: Неудахин.
И тут опять кольнуло в висок, но не сильно, я осторожно огляделся, куда бы присесть, и краем глаза увидел, что весь облик девушки также на мгновение изменился: промелькнули какие-то звериные черты, пришлось зажмуриться, чтобы отогнать видение.
Меж тем Жихарько всё суетился, и я понял, что он накрывает на стол. Алиса закончила меня регистрировать, выдала ключ от номера, пожелала приятного аппетита и неслышно скрылась где-то в глубине коридора.
 - Прошу к столу, откушать чем богаты!
Кузьма Дмитриевич протянул мне книгу меню.
 - Рекомендовать не стану, вопреки ожиданиям! По моему разумению и предположению, вам должно понравиться исключительно всё!
Спорить я не стал и раскрыл книгу.
Чего тут только не было. Запомнить и перечислить всё оказалось совершенно нереально, настолько богатым было разнообразие.
Минут пять я изучал меню, которое, кстати, было сделано в плотном кожаном переплёте и отпечатано всё тем же дореволюционным шрифтом, но без «еря» на концах слов.
Давясь слюной, я с мольбой в глаза посмотрел на Жихарько и сказал:
 - Сдаюсь! Давайте вместе! Иначе я сейчас изойду весь…
Кузьма залился смехом, хохотал долго, до слёз, периодически вытирая глаза маленьким клетчатым платком.
 - Ох, насмешили! Удивительный вы человек всё-таки! Сначала вы, а я подскажу!
 - Что ж… - я сглотнул. – Давайте уху, никогда её в жизни не пробовал…
 - Исключительно одобряю!
 - Так… тогда мясо по-сибирски… квашеную капусту… и чай с вареньем из ежевики…
 - Всенепременнейше! Употребить чего-нибудь желаете?
 - Я вообще не особо любитель, но сейчас грех было бы отказываться.
 - Понимаю, уважаю! Поддержать сегодня не смогу, служба, но завтра – с удовольствием! «Кедровочки» отведаете? Или, быть может, медовухи?
 - Пожалуй, «кедровки».
 - Прекрасно! Трёхсотграммовый графинчик в самый раз будет! Через десять минут всё подадут! – и Жихарько почти стремглав выбежал в коридор.
Я подавил желание выйти покурить, решил, что крепкая и ароматная папироса после обеда будет в самый раз. Взамен этого ещё раз более внимательно осмотрелся: на стенах висело множество светильников, судя по всему газовых, так как от них дополнительно входило и выходило несколько тонких трубок.
Свет был неяркий, но плафонов было много, даже под потолком висело что-то похожее на люстру. Вместо картин стены были украшены гербарием, еловыми и сосновыми ветками, что создавало неповторимый и безумно уютный антураж.
Когда принесли еду, я чуть не лишился чувств от заполнивших комнату ароматов. Даже не стану описывать всю гамму вкусов – всё равно это будет лишь малая часть тех ощущений, которые довелось испытать моему языку.
Единственное, про «кедровку» могу сказать, что неподготовленного человека она свалит сразу. В моём случае я как-никак человек хоть и малопьющий, но даже у меня первая стопка встала колом. Со стороны я, наверное, выглядел весьма смешно, так как долго не мог протолкнуть содержимое стопки в желудок.  Тело изнутри практически моментально согрелось, в голову приятно ударило, и я принялся за еду.
Почти час спустя приятно отяжелевший желудком и головой я поднялся из-за стола, протянул руку Жихарько и с чувством сказал:
 - Кузьма Дмитриевич – вы волшебник! Закурить позволите?
 - Голубчик вы мой, и вы столько времени молчали и терпели?!
- Да я, собственно, только под хорошее настроение себе позволяю. Вредно это, неоправданно вредно…
 - Полностью с вами согласен!
 - Давайте на улицу выйдем, не могу в помещении курить, да и неправильно это как-то.
 - Пустяки! Пойдёмте, конечно, если желаете…
На часах было почти четыре, в это время уже начинало медленно темнеть, а точнее, небо становилось из светло-серого тёмно-свинцовым, пока пару часов спустя не опускалась ночь. По-прежнему было промозгло, но я вышел в куртке нараспашку, без шапки, и холодный ветер приятно освежал раскрасневшееся от «кедровки» лицо.
Жихарько смолил маленькую трубочку, и в аромате его табака я уловил донник и полынь. Я с наслаждением выдохнул дым и сказал:
 - Это было великолепно… Передайте благодарность повару, я дважды чуть язык себе не откусил.
 - Это лучшая похвала, которую наш Николай Михайлович смог бы услышать!
 - Но ужин я буду вынужден пропустить. Если сейчас же не поднимусь в номер, то усну прямо так, стоя.
 - Голубчик, ну о чём вы говорите! Докуривайте, не спешите, я вас провожу!
Вскоре мы поднялись на второй этаж. «Восьмой» номер представлял собой комнату размером примерно пять на три метра. Справа от входа была дверь в ванную, за ней туалет, слева небольшое окно, односпальная кровать и маленький столик. На стенах и потолке были такие же газовые светильники, как и внизу. Жихарько показал мне как зажигать и гасить свет, регулировать яркость. У каждого светильника рядом была небольшая ручка, как на газовой плите, её надо было повернуть до упора вправо и чиркнуть колёсиком, почти такое же, как на обычной зажигалке, только больше. На случай, если будут какие-то проблемы, в тумбочке стоит доверху заправленная керосиновая лампа типа «летучая мышь». Им регулярно делали ревизию, но Жихарько точно помнит, что лампами так ни разу и не пользовались.
 - Скажите, Кузьма Дмитриевич, сколько я должен за гостиницу и питание?
 - Любезнейший, всё уплачено РЖД, так что отдыхайте и ни о чём не думайте! Завтрак будет в девять часов! Просим не опаздывать!
Распрощавшись с Кузьмой, я разложил вещи, по крайней мере, самое необходимое. Во время обеда Жихарько рассказал, каким образом в город поступает вода. Всё оказалось просто – ключи, коих здесь оказывается великое множество, и все разные: холодные, горячие и даже кипящие. Так что с удобствами проблем нет, а городская баня работает чуть ли не круглосуточно. Что касается обогрева, то Тугарин ходит по домам и перекладывает печи на больший размер, если у кого тепла не хватает. Процесс этот трудоёмкий, но люди заинтересованы напрямую, ибо морозы здесь бывают что надо, и снега выпадает почти под метр. Не то что у нас в Москве – ползимы слякоть, грязь и песок.
Но на то чтобы принять душ никаких сил не осталось. Я аккуратно погасил свет, немного приоткрыл окно и в буквальном смысле свалился на кровать. Матрас, как и подушка, были мягкими, словно облако ваты, и, казалось, что они обволакивают, убаюкивают, забирают всего тебя в далёкую и бесконечную страну сновидений.

10. Провинциальный городок

Вопреки ожиданиям в эту ночь снов я не видел. Перед глазами всё время был чёрный экран, и стояла оглушительная тишина. Кстати сказать, такая же тишина была всё время и в самой гостинице.
Из этой блаженной тишины меня нагло и бесцеремонно вырвал будильник. Просыпаться не хотелось абсолютно, но где-то на горизонте маячил завтрак, и, судя по вчерашнему обеду, он должен был быть не хуже.
Ванна была типичная, как в старых советских «хрущёвках», небольшая, если не сказать, маленькая. На раковине в мыльнице, выдолбленной предположительно из дуба, лежало мыло, судя по запаху, хозяйственное, мочалки не было. Вода слегка отдавала сероводородом, но я встречал «амбре» и похуже. В конце концов, было немного неприятно чистить зубы и только.
После непродолжительного душа и бритья я спустился вниз. Жихарько сидел за тем же столом, где вчера мы вели задушевную беседу и обедали.
 - Доброго вам утра! Как спалось, уважаемый? Да по вашему лицу всё видно! А то вчера на вас смотреть страшно было.
 - Доброго утра, Кузьма Дмитриевич. Отдохнул сказочно, даже не думал, что такое возможно.
Но, несмотря на прекрасный сон и общее душевное равновесие, почему-то иногда что-то продолжало сильно стрелять в правый висок. Говорить я об этом не стал, но Жихарько это не забыл и поинтересовался:
 - А как ваша мигрень, голубчик?
 - Вроде прошла, но полной уверенности пока нет.
 - Ну, ничего, образуется! Я сегодня выходной на службе имею, так что, если не возражаете, предлагаю вам как следует позавтракать, и я вам город покажу. Как вы на это смотрите?
 - С удовольствием!
 - Ну и замечательно! Алиса, попроси нам завтрак подать!
Также неслышно, как и вчера, девушка тихо появилась из коридора. Мы встретились глазами, и я кивнул ей в знак приветствия. Она почти незаметно улыбнулась в ответ, и на душе у меня стало ещё спокойнее, хотя казалось, что спокойнее уже некуда.
На завтрак был чай с байкальскими травами, приготовленный и заваренный исключительно из самовара, блины с мёдом и пироги со всевозможной начинкой. Иногда я сожалею, что мой желудок имеет всё-таки ограниченный объём, потому что, если бы это было не так, я точно знаю, что чревоугодие однозначно стало бы моим смыслом жизни.
На улице было тихо. Туман рассеялся, иногда сквозь низкие тучи пробивалось солнце. Было где-то около нуля, но как сказал Жихарько, в этом году удивительно тёплая осень. Обычно в это время почти всегда идёт мокрый снег, а ночами заметно подмораживает. Но для меня в этот день просто невозможно было придумать лучшей погоды для прогулки.
В городе была одна длинная главная улица, от которой ответвлялись очень мелкие и короткие переулки-закоулки. По левой стороне чуть поодаль я увидел старинные торговые ряды, правда, совсем маленькие. Кузьма сказал, что слово «Рынок» никак не приживается у населения, так по-старинке и называют – «Ряды». Дальше по пути была маленькая баня, точь-в-точь как в моём родном городе – типичное советское строение в два этажа, так называемый «сталинский ампир» в миниатюре.
В таком же стиле была построена и библиотека, самое большое и высокое здание в городе – целых три этажа, главный вход с колоннами. Было очень похоже на классический ДК только уменьшенный раз в пять.
Я немало удивился тому, что самое презентабельное здание и вдруг – библиотека, и спросил Жихарько, почему так. Он с искренним недоумением посмотрел на меня.
 - Голубчик, ведь книги – это пища для ума, а что может быть важнее? Для нас книга – основа всего и вся! Это, кстати сказать, символ нашего города! К слову, внутригородской почты не имеем, в случае чего, важные вести гонцы разносят!
 - И всё вот так, без электричества? А как же продукты храните?
 - Тут всё очень просто, почтеннейший: погреба, очень глубокие, обычно по пять метров под землю, зимой постоянно пополняем снегом и льдом! При правильном подходе ледяные глыбы весь год могут сохраняться!
 - Поразительно… Так как же называется город? И сколько лет ему?
Жихарько слегка помедлил.
 - Видите ли, голубчик, городу чуть больше двух сотен лет, это если привычно выражаясь, но мы привыкли исчислять жизнь в днях. Повелось это от того, что жителям, которые здесь изначально жили и тем, кто приезжал сюда, очень хотелось запомнить для себя именно день какого-то важного для них события. Именно день, а не год. Так уж повелось. Сегодня, например, 81760-ый день от образования города. Днём образования считается первое марта, первый день весны. – Он опять немного помедлил. – А зовётся наш городок просто – «N».
Я не смог сдержать улыбку.
 - Простите, Кузьма Дмитриевич, я не смеюсь. Просто вспомнил Чехова.
 - Вижу, что не смеётесь, и поэтому обижаться не намерен, - он тоже улыбнулся. – А почему именно Антона Павловича?
 - Не знаю, давно его не читал, а тут вдруг перед глазами… Он неоднократно упоминал в своих произведениях город «N»…
 - Да, великий был человек… - Жихарько хотел что-то добавить, но не стал.
 - И кто же руководит городом?
 - В настоящий момент наш многоуважаемый Константин Борисович Черновецкий. Кстати говоря, можем зайти к нему засвидетельствовать своё почтение.
 - А разве можно вот так запросто к главе города прийти?
 - Каждому, положим, нет, а вы как наш гость, право такое имеете. Так что же, заглянем?
 - Почту за честь.
Общаясь с Кузьмой, я волей-неволей нахватался от него этой «дореволюционной» манеры общения. Но как я успел заметить, так разговаривал только он. Ни его окружение, ни люди на улицах, которых в этот день было немного, никто больше так забавно не изъяснялся.
Дом, в котором проживал и, видимо, принимал и работал глава, был самый обыкновенный: двухэтажный, почти правильный формы куб, примерно восемь метров сторона, кирпичной кладки. Перед входом скромная табличка с названием улицы, номером дома. Ни флагов, ни прочей патриотической пропаганды.
Как объяснил Жихарько, Константин Борисович проживает на первом этаже, а работает непосредственно наверху, там и личный кабинет, и зал для приёма посетителей.
Кузьма оставил меня в коридоре и юркнул в кабинет к Черновецкому. За разговором и прогулкой мне даже не хотелось курить, а сейчас немного потянуло, и я решил, что на обратном пути позволю себе папироску.
Скрипнула дверь, из-за которой выглянул Жихарько и махнул мне рукой.
 - Заходите, просят!
Я мысленно по привычке представил себе очередного губернатора, чьи габариты и физиономия с трудом помещаются в экран телевизора. И был очень рад, когда увидел, что ошибся.
Черновецкий был больше похож на спортсмена-бегуна, чем на главу маленького городка. Высокий, метр девяносто или чуть выше, худой, но по всему видно, что очень крепкий. Единственное, что удивляло – он был абсолютно лыс. Никакого намёка на брови, ресницы. Серо-стальные глаза в очках на тонкой оправе смотрели изучающе-внимательно. На нём был светло-серый костюм-тройка, к маленькому кармашку на жилете тянулась цепочка от часов-луковицы. Он не спеша отошёл от стеллажа с книгами, подошёл ко мне и протянул худую, жилистую руку:
 - Добро пожаловать в наш небольшой город! – голос у него был негромкий, но спокойный, уверенный и очень приятный для такой внешности. Рукопожатие можно было назвать каменным, но я не подал виду. – Кузьма Дмитриевич вкратце рассказал мне причину, по которой вы к нам попали. Ну и как вам у нас?
Я немного волновался, что и понятно, не каждый день общаешься с такими людьми.
 - Очень спокойно. Это, я думаю, будет самое правильное определение.
 - Вы имеет в виду тишину?
 - Не совсем, хотя это тоже немаловажно. В душе как-то тихо, что ли…
Черновецкий позволил себе что-то вроде улыбки.
 - Приятно слышать. Гости у нас вообще событие нечастое, так уж сложилось территориально. Кузьма Дмитриевич вам всё показал?
Я открыл было рот, но Жихарько меня перебил.
 - Не совсем, Константин Борисович! В библиотеке ещё не были.
 - Что ж, очень надеюсь, что библиотека вам понравится, это наша гордость. Скажу даже, наша главная достопримечательность, если хотите. Вы когда обратно?
 - Завтра утром.
 - Что ж, во всяком случае, посмотреть всё успеете. Да что это я, гостей не приветствую, чаю хотите?
Я честно сказал, что хочу.
 - Вот и славно. – Он подошёл к боковой двери и негромко позвал: - Серафима!
Почти тотчас выглянула девушка с бледным лицом и чёрными как смоль волосам, одетая в красивый ярко-алый сарафан.
 - Звали, Константин Борисович?
 - Да, сделай нам три чая.
 - Хорошо, сейчас принесу.
Мой правый висок уже некоторое время давал о себе знать, но я всеми силами старался не обращать на него внимания. Из-за этого моё лицо выглядело слегка натянуто. Черновецкий почти сразу это заметил и спросил:
 - Вам нехорошо?
Отпираться я не стал и признался:
 - Голова… Второй день. Вроде выспался, отдохнул, а словно гвоздь вбит. И не постоянно болит, а приступами. Меня однажды машина сбила, хотя раньше если болела, то иначе.
 - Машина, говорите, сбила? Как нехорошо-то. Я бывший врач, хотите, осмотрю?
Этого я никак не ожидал.
 - Вижу, что удивлены. И понимаю. Так бывает, дело своё не бросаю, но исключительно в целях саморазвития. Сейчас чай допьём и посмотрим, что с вами.
Отказаться было бы некрасиво, да и боль уже порядком надоела.
Но осмотр так и не состоялся.
11. Неудачный побег

Чай, который принесла Серафима, был не менее замечателен, чем в гостинице. И уж точно не хуже того, что Жихарько подавал в вагоне по пути на станцию. К этому моменту я окончательно понял, что у каждого жителя города был свой определённый и неповторимый рецепт. Этим чаем могли угостить, но никогда не раскрыли бы секрета.
И внезапно, боль в правом виске достигла своего максимума. Я негромко застонал и схватился за голову. Жихарько кинулся ко мне:
 - Голубчик, вы что?! Очень худо?
 - Что-то совсем нехорошо… - я попытался встать, но ноги не слушались, и я плюхнулся обратно на плетёный стул. – Воздуха дайте…
Осторожно поддерживая под руку, Кузьма подвел меня к раме и распахнул окно. Стало немного легче, и вдруг я увидел на улице кота. Сначала я улыбнулся, но потом улыбка медленно стала стекать с моего лица. Всё дело в том, что это кот был ростом с человека.
Я зажмурился, потёр сначала виски, потом глаза. Кот никуда не делся, он неторопливо, на задних лапах, как человек направлялся в сторону библиотеки. Я сильно помотал головой и повернулся к Жихарько, чтобы сказать… а вот что именно, значения уже не имело.
 Кузьма Дмитриевич роста остался такого же, но вот внешность… Рыжие волосы торчали веником, борода выросла раза в два, густая растительность покрыла всё лицо, которое стало каким-то диким, первобытным. Судорожно сглатывая, я перевёл взгляд на Черновецкого. Чего делать не стоило.
Он словно стал ещё более худ, на голову выше, глаза светились белым ярким огнём. Кожа настолько сильно обтягивала кости, что казалось, её нет совсем. Он был похож на…
«Кощей!! Это же КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ…»
Я вскочил на ноги с грохотом, выбив из-под себя стул, который отлетел к стене и негромко хрустнул. На шум вышла Серафима, и я понял, что, скорее всего, погиб.
Её глаза вспыхнули жадным и безумным огнём, волосы цвета воронова крыла развевались, словно на ветру, но в помещении не было даже намёка на сквозняк. Она судорожно облизнула губы и прошептала:
 - Иди ко мне…
«Вот, кажется, и СМЕРТЬ пожаловала…»
Едва ли не головой я выбил дверь, стрелой пронёсся по коридору и вылетел на улицу.
Я бежал в сторону вокзала, не понимая, почему именно туда меня несли ноги. Обернувшись, я увидел, что за мной бежит Жихарько, а точнее, тот, в кого он превратился. Он был относительно далеко, я заорал что-то и припустил ещё быстрее.
Вылетев на перрон, я первым делом увидел Зиновия. Он возился у паровозной колонки, увидел меня, махнул рукой и что-то крикнул. Я буквально осел на доски, потому что вместо лица увидел драконью морду, а вместо руки кожистую лапу с длинными чёрными когтями.
«ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ!!!»
Последнее, что я помнил, то, как Тугарин пыхнул струёй пламени в воздух. Я успел только повернуть голову, увидел, как Жихарько тянет ко мне свои руки, вякнул что-то и хлопнулся в обморок.
12. В гостях у…

Звук шёл откуда-то издалека. Говорили то двое, то трое. Сквозь затуманенное, словно кисель сознание, я постепенно стал разбирать отдельные фразы:
 - Ну и что теперь с ним делать будем?
 - Это сейчас не главный вопрос… Как он узнал?
Какая-то возня, потом неразборчивый бубнёж.
 - Кузьма, ты ему тот самый чай в поезде давал?
 - Обижаешь, Кощеюшка! Всё как положено!
 - Значит он из «тех»…
 - Что, опять!? Поди ж ты, давненько мы их не видели!
Что-то упало на пол.
 - А он не растерялся, как Серафиму увидел, так сразу всё понял… Это хорошо ещё, что я её придержал, а то…
Опять какая-то возня.
 - Ладно, так что с ним делать-то?
 - Ему надо объяснить…
 - Ага, ну конечно! Помнится мне, пытались мы как-то объяснять, а что в итоге? Один с ума сошёл, второй в болото прыгнул...
 - Обожди, Кузьма! Не пори горячку…
 - Ох, жалко мне его…
 - Рано ещё жалеть. Неужели ты не понимаешь, как он нам нужен?
 - И для чего же я вам нужен? – внезапно для самого себя я подал голос.
Кузьма и Зиновий явно этого не ожидали и дружно вздрогнули. Кощей сидел не шелохнувшись. Их облик остался таким, каким мне «посчастливилось» их узреть. Он внимательно на меня посмотрел и сказал:
 - До этого ещё далеко. А пока давайте как следует разберёмся что к чему…
 - Да уж, было бы неплохо. – Я твёрдо был уверен, что очнусь (если очнусь) как минимум крепко связанным с кляпом во рту, но обнаружил себя лёжа на диване калачиком, заботливо укрытый чем-то вроде пледа. Честно говоря, менять позу мне совершенно не хотелось, но это выглядело бы просто неприлично по отношению к кому бы там ни было, поэтому я осторожно сел, ощупал себя и осмотрелся.
Очевидно, находились мы в зале, где Кощей собирал совещания. Кроме небольшого диванчика, где оказался я, и дубового стола посреди зала с приткнутыми рядом стульями не было почти ничего. У себя я обнаружил пару синяков, но это скорее от неудачного падения, и всё. И что самое главное – тупая боль в правом виске полностью исчезла. И почему-то я уже точно знал, что она не вернётся.
Я положил руки на колени, боясь, что они начнут трястись, и негромко заговорил:
 - Если позволите, я начну первым… Всё началось с моей головной боли… Уж не знаю, что её вызвало – может ваш чай, которым вы меня так любезно «угостили», может мой организм за меня инстинктивно пытался меня предупредить, что что-то не так… Неважно… Так или иначе, я попал сюда… и увидел вашу истинную сущность… Давайте разберёмся: с Кощеем и Горынычем вроде бы всё понятно, - услышав это, Тугарин засопел, из ноздрей потянулись тоненькие струйки дыма, - Кузьма… Дмитриевич… Ты ведь Домовой, я прав?
 - Угадали, голубчик! Он самый и есть! А точнее – дальний-дальний родственник. – Он удовлетворённо потёр руки. – Дорогой мой, вы, когда бежали, я столько новых слов неприличного содержания услышал, что диву дался! А уж когда Зиновий факелом пыхнул, так вообще! Знатно вы его… - тут Горыныч опять засопел и недобро посмотрел в мою сторону.
Мне показалось, что я слегка покраснел.
 - В самом деле? Ничего не помню. Ну а что вы ожидали? Радуйтесь, что у меня крыша не поехала… Удивительно, я даже не обделался со страху.
Но обстановка постепенно менялась. То ли спадало напряжение, то ли я чувствовал себя всё увереннее, поэтому продолжил.
 - Давайте дальше… Гигантский кот… Что это было?
 - Не догадываетесь? – Жихарько подмигнул.
 - Честно говоря, нет.
Жихарько опять улыбнулся.
 - Василий Васильевич Котов для посторонних, наш главный библиотекарь! А на самом деле – кот-Баюн!
Кощей прервал его.
 - Если быть точным, то это не совсем те персонажи, о которых вы знаете. Исключение составляю только я, по понятным причинам, - он сделал паузу. – Также наша Зинаида Яновна Костомарова…
 - Баба-Яга что ли?!
Кощей кивнул.
 - Всё интереснее и интереснее…  Простите, что перебил…
 - Ничего, так вот. Зинаида Яновна наш главный врач города, лечит все хвори. Кроме душевных, разумеется. Ну и наш уважаемый Горыныч, с которым вы уже знакомы. Сами по себе многие первые герои давно ушли в вечность, но теперь с нами здесь их предки.
 - То есть вы хотите сказать, что пришли из… сказок?!
 - В какой-то степени. Сейчас мы существуем потому, что когда-то очень давно люди нас придумали, дали нам жизнь, историю, характер и настолько сильно в нас верили, что в какой-то момент мы обрели телесную форму. Это если простыми словами.
 - А что же город? Как вы все оказались здесь?
 - Всему виной люди. Да, вы не ослышались. Те, которые в нас не верили. А точнее, не только в нас, а вообще в подобные вещи, кто коверкал и переписывал историю. Не скажу, что это были какие-то гонения или истребление. Достаточно простого отрицания, которое может оказаться ещё страшнее. Если вы помните, далеко не все персонажи сказок положительные. Вот мы все, как правило, олицетворяем зло, но прошло время, и зло, бессмысленное, необъяснимое и неконтролируемое мы всё больше видели от людей.
Город мы создали сами. Сделали его невидимым для постороннего глаза. Кузьма – единственный, кто существует официально в вашем мире и на станции «Каракозово», и наш поезд – это своего рода проводник в город. Были случаи, когда люди пытались идти пешком, все эти сорок вёрст, и приходили к обветшалому подобию вокзала и всё. А чтобы попасть в «N», нужен глубокий сон, которому способствует особый чай, его для таких случаев и готовит Кузьма.
 - Хорошо, допустим. Хотя, какое тут может быть «допустим»… Тогда почему я могу видеть ваш настоящий облик?
 - Это как раз из тех случаев, которые никто не может объяснить. Таких на нашей памяти было трое. Как ты уже, наверное, слышал один сошёл с ума от увиденного. Он впал в беспамятство и почти сразу умер от удара. Второй отказался поверить, и в отличие от тебя сбежал на болота и там предпочёл утопиться.
 - А что же третий?
 - Третьим был твой коллега, Алексей Петрович…
Я не смог скрыть удивления.
 - Петрович?!?
 - Да, у нас на него были ТАКИЕ планы! – Жихарько сокрушённо вздохнул. – Только вся беда в том, что выпить он любил сильно. И как мы ни бились, ничем ему помочь не смогли. Хотя принял он нас довольно сдержанно. Более сдержанно, чем вы, голубчик. Мы сначала подумали, что ему на фоне алкоголя всё мерещится, и он нас так и воспринимает, как галлюцинацию, но нет. И хотя он говорил, что согласен нам помочь, что приезжает именно за этим, на самом деле ему нужно было приезжать сюда только для того, чтобы бесконтрольно пить. – Кузьма задумался. – Эх, в некоторые вечера бывало мог и «четверть» медовухи выкушать…
Я сначала даже не понял о чём он.
 - То есть… четверть… ведра?!
 - Увы, увы… Он нас убеждал, что тоскует по жене и сыну, но мы-то знали его истинную тоску. Всё дело в том, что нам бесполезно лгать, мы всё насквозь в человеке видим. Друг в друге почти никогда, а в людях – всё, до самой души.
 - И вы верите в то, что душа существует?
 - Безусловно. Только это и отличает людей друг от друга.
 - И как же вы город обустраивали? Неужели колдовали?
Кощей обвёл всех взглядом.
 - Вы сильно удивитесь, но почти нет. Всё, что вы видите, я имею в виду, строения, освещение, водоснабжение, одним умным словом это называется, не так давно его запомнил наконец-то – инфраструктура города построена руками, нашими, но по большей части приезжими, кто согласился здесь остаться. Процесс этот долгий, но мы всё делаем на совесть. А что касается колдовства, то применяем мы его исключительно в качестве врачевания: травмы, палец если кто топором случайно отмахнёт, чтобы вернуть на место. И опережу ваш вопрос, жизнь не продлеваем, закон природы нарушать запрещено.
Я вспомнил Серафиму и вздрогнул. Кощей это заметил и, если так можно сказать, усмехнулся.
 - А, Серафима перед лицом стоит? Смерть это, можно сказать, моя личная. И она заберёт меня, когда я сам этого пожелаю, не раньше. Она у меня такая послушная… - он говорил это таким ласковым тоном, что я позеленел. – Вижу, лихо она тебя напугала, но не бойся. Просто она поняла, что ты увидел её, настоящую, и решила, что пришла твоя очередь. Хорошо, что я всё понял чуть быстрее, иначе неизвестно чем бы всё закончилось. Кстати сказать, приходит она к людям обычно невидимой. Здесь её уважают, можно сказать, особо не боятся, детям с малых лет всё про неё рассказывают. Здесь люди вообще попусту не тратят время на разговоры, безделицу. Живут и радуются, семьи заводят, на ноги ставят, и когда приходит время тихо, но не бесследно уходят.
 - И что же, каждый вот так может сюда попасть?
 - Если говорить обобщённо, то да. Но только единицы смогли здесь остаться.
 - Пусть так… А мне что же теперь, всё время вас в таком виде созерцать?
 - Ну почему же, совсем не обязательно. На такой случай есть чай, уже по рецепту Яги, но действует он постепенно, возможно даже не с первого раза сработает, но это не такая большая проблема.
Жихарько обиженно пробасил:
 - Голубчик, неужели мы так жутко выглядим?
Я растерянно ответил:
 - Дело не в этом. Вот представьте себе: гуляешь по городу, людям улыбаешься, и вдруг мимо тебя проходит самая настоящая баба-Яга. Так и заикой стать недолго…
Кузьма осторожно встрял:
 - Так вылечим же, в одно мгновение!
 - В этом я не сомневаюсь. Но мне вы привычнее и в какой-то степени даже милее в человеческом облике.
Кощей снова взял слово.
 - Кстати о нашей тайне. Люди, которые остались здесь жить, сомнений не вызывают. А с тех, кто уехал обратно, взяли клятву, что если они проговорятся, то потеряют разум, и все их попытки донести свои мысли до других будут похожи на признаки слабоумия или чего-то в этом роде. И никаких исключений.
 - Значит, меня это тоже касается?
 - Я же сказал, никаких исключений!
 - Справедливо…
 - Насколько нам известно о тебе от Алексея Петровича, ты человек закрытый и молчаливый. Будем надеяться, что с тобой проблем не возникнет.
 - Обещать не стану, потому что сам ещё ничего не знаю. Я в таком раздрае, что словами не описать.
 - Во всяком случае, когда ты солжёшь, то сам узнаешь…
Меня слегка передёрнуло от такой перспективы.
 - Хорошо, поскольку мы всё более-менее выяснили, для начала я хочу извиниться перед Горынычем. – Я встал с дивана и поклонился. – Уважаемый Тугарин Змей, прошу простить великодушно за сказанное, будучи в состоянии временного помешательства. – И протянул руку в знак примирения.
Тугарин притворно надулся.
 - Ладно, чего уж там, с каждым может случиться, – Горыныч осторожно пожал её, но всё равно моё лицо скривилось от боли. В какой-то момент мне показалось, что я слышу хруст собственных костей, но это было лишь моё сильно разыгравшееся воображение.
 - Теперь, расскажите мне, чем я мог бы вам помочь.
Кощей в очередной раз обвёл взглядом всех присутствующих и сказал:
 - Выслушай нас и решай, браться за дело или нет. Откажешься – мы будем не в обиде. Ты успел познакомиться с некоторыми персонажами…
 - Простите, что перебиваю, а Алиса… тоже?
Жихарько широко улыбнулся, даже больше чем надо.
 - Так-так! Приглянулась девка-то, поди?
Я пробубнил что-то неразборчивое и едва заметно кивнул.
 - Во дела-то какие! Алиса наша дальняя, но прямая родня самой Лисы Патрикеевны!
Я невесело усмехнулся.
 - Мог бы и не удивляться.
Кузьма внимательно посмотрел на меня.
 - Ну, вы бросьте кручиниться! И заранее руки не вздумайте опускать! Прости, Кощей, продолжай…
 - Ох и здоров ты языком молоть, Кузьма! Одним словом, несмотря на то, что основные герои, то есть, мы, обитаем здесь, ещё очень много персонажей разбросано по всей территории Руси. И мы хотим их разыскать и позвать сюда. Чтобы всё, что наше, исконно русское, осело здесь. Могу лишь представить, как несладко им там живётся. Поскольку я почти всесилен, то уже очень давно наблюдаю за странными и необъяснимыми событиями, творящимися на земле. Но даже при моём могуществе это очень непросто, поскольку мне приходится сталкиваться с огромным количеством душ, и не только человеческих, принимать их боль, отсеивать лишнее, чтобы продолжать поиски.
 - И что же должен делать я?
 - Я могу указать тебе точное место нахождения на обнаруженного мною существа или человека. Когда ты его увидишь, то тебе достаточно будет сказать ему: «Я всё знаю…», и его настоящая сущность сразу тебе откроется, потому что ты обладаешь своим редким даром. Твоей главной задачей будет попытаться направить его сюда.
На первый взгляд это было в самом деле непросто.
 - Как же я должен его или её убедить?
 - Расскажи правду, обычно это всегда работает. Как мне кажется, тебе не составит это большого труда, тем более что солгать они тебе не смогут.
 - Допустим, я согласен, - Жихарько буквально подлетел до потолка от переполнивших его эмоций. – Значит, это касается только персонажей из наших сказок или обычных людей тоже?
Кощей медленно кивнул. По всему было видно, что он ждал этого вопроса и очень доволен тем, что я верно ухватил направление его мыслей.
 - А ты знаешь людей, с которыми происходили подобные вещи?
 - Возможно, один из них перед вами. И я не имею в виду то, что случилось сегодня. Это даже объяснять, я думаю, не стоит, просто принять как факт, что так мне на роду написано. Для начала мне надо собраться с мыслями и принять, насколько смогу всё, что я видел. И вижу. – Я прошёлся по залу и почти восхищённо обернулся к ним. – С ума можно сойти! Вы настоящие!

13. Обеденные разговоры

   Поскольку Жихарько первым встретил меня и препроводил в «N», ему было поручено всячески мне помогать, объяснять и знакомить с городом, его жителями и не только.
Время близилось к обеду. От пережитого есть мне почти не хотелось, зато на улице я с удовольствием выкурил почти подряд две папиросы и почувствовал себя значительно лучше.
 - Ну что, голубчик, как вы?
 - Пока только одно скажу – сложно. Кузьма Дмитриевич, могу я вас просто, без отчества?
 - Конечно, об чём речь! Вам – разрешаю!
 - Вы мне вот что скажите: деревянные дома я ещё понимаю – леса тут кругом, конца-края не видно. А как же кирпич?
 - С этим всегда тяжело было. Когда люди приезжали, возили сюда кто сколько мог, всё что было, сначала в основном инструменты. Кощей говорил, что лет двадцать пять назад много чего можно было добыть. Грабили и воровали у вас тогда прилично. Но мы сами никогда этим не занимались, только остатки собирали, что брошено – на фабриках, заводах. Как-то раз кучу разных карандашей привезли, страшно представить в каком количестве. И чуть ли не километр ситца. А уж лома всякого было жуть сколько – у нас всё пригождалось. Так и построили больницу и гостиницу. Строились очень долго, сами понимаете, людей по-первости мало было. Но справились в итоге, вместе всё-таки. Кощей свой дом почти целиком сам сложил. Самое трудное было библиотеку строить и книги собирать. Но и это осилили. Предлагаю, кстати в неё заглянуть.
 - Конечно, с удовольствием.
Радовало то, что город маленький, и все здания в шаговой доступности. Как сказал Кузьма, местная больница, где живёт и работает Яга, находится на другом конце главной улицы. Вот и библиотека была через пять домов от дома Кощея.
Стоило зайти внутрь, как нас сразу обволокла тишина. И запах. Старых книг, его никогда ни с чем не спутаешь. И полюбив однажды, уже никогда не сможешь без него.
На наши шаги вышел главный библиотекарь, Василий Васильевич, а для моих глаз – огромный чёрный котище, размером с медведя, и я не нашёл ничего более умного, как голосом великовозрастного дебила произнести:
 - Какая большая КЫСА!!
В одно мгновение Баюн ощетинился, распушил хвост, который стал похож на толстое увесистое бревно, начал им угрожающе размахивать, и зашипел на меня:
 - Это что за безобразие?!? Кузьма, ты кого привёл сюда?!? Ты что себе позволяешь?!
Жихарько так и покатился со смеху, а я, наоборот, поначалу не на шутку перепугался. Кузьма облокотился о ближайший стол и беззвучно трясся, а Баюн всё наступал на меня, сверкая своими цвета спелого винограда глазищами:
 - Это библиотека, приличное место!! Кузьма, прекрати посыхать и выведи этого нахала отсюда!! Или я вас обоих вышвырну самолично!!!
Жихарько, наконец, отсмеялся, но всё ещё не конца пришедши в себя, ослабевшим голосом произнёс:
 - Васенька, душа моя, не сердись. Это наш, если можно так выразиться, большой друг, мы только от Кощея…
 - Какого-такого Кощея?! Кузьма, ты пьян что ли?
 - Васенька, ты же видишь – он всё знает…
Баюн ненадолго замолчал, а потом напустился на меня с новой силой:
 - Всё равно!! Порядок должен быть!! Тем более понимать надо, кто перед ним!!
Или я спятил в конец, или рассудка лишился, улыбаясь, подошёл вплотную к коту и погладил его по голове. Его шерсть была плотная и на ощупь была похожа на мягкую медную проволоку.
От такой наглости Баюн ошалел окончательно. Он угрожающе поднял на меня лапу и разинул пасть, но вместо того чтобы броситься, оторопело сказал:
 - Что такое?! Это безоб-р-р-р-азие… - в его голосе всё громче проявлялось мурлыканье, более похожее на работу мощного двигателя на холостых оборотах. – Какой кошма-р-р-р… Я п-р-р-р-отестую…
Жихарько стоял, разинув рот.
 - Голубчик, да ведь ему нравится!! – и он свистяще засмеялся, прикрывая рукой рот.
Я продолжал гладить Баюна, изредка почёсывая за ушами. Кот едва не впал в транс, но внезапно остановился. Надменно отодвинул мою руку, встряхнулся и протянул:
 - Совсем распустились, никакого порядка… Кузьма, да кончай ты уже!! А то и в самом деле выведу! - и, слегка покачиваясь на ходу, скрылся между полками.
Жихарько относительно успокоился, вытер слезящиеся глаза и с трудом сказал:
 - Ну, вы, голубчик, даёте! В последний раз я так веселился, когда дед мне про Емелю рассказывал. Тот по пьяни печь в болоте утопил и сам чуть за ней не отправился! С тех пор, правда, капли в рот не брал… Ох, это ж надо так нашего Василия «причесать»! Зазнался, что и говори!
Мне было смешно, и немного стыдно одновременно.
 - Честно скажу, понять не могу, что на меня нашло. Очень уж кошек люблю, а тут такое чудо…
 - Тогда понятное дело! А ведь он мог вас и в самом деле убаюкать. До смерти. И вы бы даже не заметили…
Я спал с лица и глуповато хихикнул.
 - Помимо библиотеки Баюн молодым мамам иногда помогает, когда те к нему приходят за помощью, если детки малые плохо спят. Бояться его, конечно, но ради деток сами понимаете, на всё пойдут.
 - Не отказывает?
 - Он хоть и с виду такой строгий и грозный, а к детям слабость питает.
 - Наверное, с детьми по-другому нельзя. Смех смехом, а книги я бы посмотрел, но боюсь уже не сегодня. – Кузьма опять начал заливаться краской, но смог взять себя в руки. – Ладно, искренне верю, что бестолковых вещей тут не держат.
 - И правильно верите! Люди с собой привозят книги почти всегда, одну-две, но всегда привозят. Предлагаю отправиться на обед. Проголодались?
 - Есть немного.
 - А к Яге я вас в другой раз свожу, она у нас человек занятой. Люди создания хрупкие, так что недостатка в работе у неё нет.
Мы вышли на улицу, и я спросил:
 - Кузьма, скажите, а что такого я сказал Горынычу, перед тем как отключиться?
На этот раз Жихарько уже не смог себя сдержать и расхохотался от души, смеялся он долго и чертовски заразительно.
 - Ох, голубчик, вы меня так до пожизненной икоты доведёте! Горыныч понял, что вы его узнали, и от неожиданности выдал красного петуха, а вы в этот момент заорали не своим голосом что-то вроде: «В колодец его на …!!»
Я сильно покраснел и залился чуть ли не во всё горло, да до такой степени, что, отсмеявшись, почувствовал, как сильно у меня дрожат ноги.
 - Я тогда едва собственным языком не подавился, но тут вы изволили отключиться, и мы не на шутку испугались! Осторожно отнесли вас к Кощею в дом и стали думу думать. 
 - Выходит, недостаточно я перед Горынычем извинился…
 - Не берите в голову, вы же не со зла, по не знанию, а если Тугарин сказал, что простил, значит так и есть.
 - Что ж, пусть так. Кстати, он же ведь не трёхголовый, как в сказках. Как же так?
 - Голубчик, вы должны понимать и учитывать, что не всё порой выглядит в полном соответствии с нашими ожиданиями. Люди, конечно, любят придумывать, но в данном случае, если хотите, Горынычу очень повезло. Только представьте себе – три головы, и каждая кушать хочет! – Жихарько сдавленно хихикнул.
Я уже досмеялся до коликов в животе, и понял, что ещё один приступ меня погубит, поэтому сделал неимоверное усилие и сдержался, только слегка простонав.
В гостинице я снова залип в меню и снова, исходя слюной, долго выбирал, но в этот раз справился сам: заказал копчёного омуля, холодец, немного свежих овощей и на десерт облепиховый кисель. В качестве «усугубительного» в этот раз решился на медовуху, которая оказалась также великолепна, как и всё остальное. Обед получился почти весь из холодных блюд, что неплохо заглушило разгорячённое состояние после недавних событий.
Когда Алиса подавала на стол, я скрепя сердце увидел, что передо мной самая настоящая лиса. Меня это не оттолкнуло, даже наоборот, но рассказать ей о том, кто я и вообще обо всём, что случилось, не рискнул.
«Успею ещё, если вот так всё и сразу, то добром это обычно не заканчивается…»
За едой Жихарько рассказал, что пока существует станция «Каракозово», удаётся доставлять в город официальным путём уголь, керосин, стекло, одежду и всё то, что сложно или невозможно добыть в лесу или на болотах.
 - А время вы как отслеживаете?
 - Раньше по солнечным часам, но потом приобрели самые обычные, механические. Три основных экземпляра, соответственно: одни у меня, одни у Кощея и одни у Горыныча, на станции. Проверяем и подстраиваем всякий раз, когда в ваш мир отправляемся, и потом, в нашем городе каждый понедельник, ровно в полдень, я оповещаю для жителей точное время.
 - Что ж, неплохой вариант. Народ только по этому поводу собирается или ещё по каким случаям?
 - Обижаете, голубчик! Народные гуляния, имеются даже свои потомственные шуты и скоморохи! Раньше, давно ведьмы шабаши устраивали, но люди боялись жутко, и публично мы им запретили это безобразие. Теперь по домам собираются втихаря. Праздников как таковых совсем немного: Новый год, хотя это скорее из вашего мира люди привнесли к нам, почему-то по этому празднику они тосковали и тоскуют больше всего.
 - Наверное потому, что именно он ассоциируется с детством.
 - Позволю себе согласиться. И мы тоже решили его отмечать. А лично для нас праздником принято считать первый день каждой смены времён года – первое марта, что-то вроде дня города, первое июня, первое сентября и первое декабря.
 - А почему именно так?
 - Мы уважаем нашу природу, потому что она нас кормит. Здесь у каждого за домом свой огород, хозяйство. Поля у нас отнюдь не бескрайние, но нам вполне хватает.
 - У меня всё равно не укладывается в голове, что всё это действительно существует. Надо больше времени, наверное.
 - Дорогой мой, конечно!
 - Скажите, Кузьма, а как в городе относятся к религии?
Жихарько изучающе посмотрел мне в глаза.
 - Я вам так отвечу: нечистая сила, к коей люди всегда нас приписывали, на самом деле, как и любая сила и любая вера исходит лишь только от самих людей. По сему, если говорить о Боге, то здесь вы не увидите церквей, богослужений и прочего. В нашем городе люди пришли к тому, что каждый выбирает сам, во что ему верить, и делает это, если простым языком говорить, у себя дома, ибо навязывать такие вещи дело весьма неумное, равно как и попытка навязать собственное мнение. Признаюсь, замечал не раз, будучи в гостях, иконы с лампадами.
 - Удивительно, как всё гармонично.
 - Почтеннейший, я полагаю, что если где-то не хватает этой, как вы изволили выразиться, гармонии, то, видимо, здесь она нашла своё место.
 - Возможно. – Я улыбнулся. – Ведь, несмотря на то, что я сегодня узнал о вас и о себе, мне совершенно не хочется уезжать.
Жихарько радостно прихлопнул ладонями по столу.
 - Это же великолепно, голубчик!
 - Но раз уж я согласился вам помогать, то с этим придётся повременить. А пока ума не приложу, как всё это будет на деле.
И внезапно меня посетила настолько захватывающая идея, что я даже немного задохнулся от охвативших меня чувств.
 - Кузьма, скажите мне, а кто-нибудь в городе ведёт своего рода летопись или книгу о вас?
 - Вы имеете в виду историю города?
 - Не совсем. Я имею в виду историю вас, как персонажей сказок, только в современном мире. Да и не только вас, обычных людей, которые остались здесь, как я теперь понимаю, потому что им стало невмоготу жить в нашем мире по каким-либо причинам.
Жихарько выглядел растерянным, но очень заинтересованным.
 - Признаюсь, таких нет. Василий только библиотекой заведует…
 - Кузьма Дмитриевич, - я специально добавил его отчество. – Уж если мне по судьбе выпало стать вашим «объединителем», если можно так выразиться, то я хочу постепенно, совместно с поисками, записывать и сохранять каждую самую невероятную историю…
Мне пришлось прерваться, потому что я увидел на глазах Кузьмы самые настоящие слёзы. Это было более чем странно – видеть слёзы на лице, хозяин которого выглядел едва ли не как первобытный дикарь.
 - Голубчик вы мой!! Вы в самом деле сделаете это для нас?
 - Скажем так, я сделаю это для всех, я имею в виду и жителей тоже. Получатся русские сказки, но на новый лад.
 - Дорогой вы мой, если у вас получится это сделать, мы все будем вам до конца своих дней благодарны!
 - Давайте не будем забегать вперёд. Для начала хочу объяснить вам, что основная моя работа, а именно железная дорога – исключительно по зову сердца. Что касается предыдущего опыта, то первое время я работал редактором в одной московской газете. Я жутко ненавидел всё – начиная от людей вокруг, и заканчивая самой газетой в принципе, и о чём она писала: сплошная грязь, сплетни и чернуха. Но надо было на что-то жить, по крайней мере, первое время после диплома. Могу сказать только одно: я не писатель, скорее даже, наоборот, антиписатель – для меня это значит, что все свои попытки что-либо написать я сохраняю исключительно «в стол», для себя, чтобы возникшие в голове мысли изложить на бумаге, иначе они не дадут мне спать по ночам. Поэтому предупреждаю заранее, что за результат я не ручаюсь, но приложу свой максимум.
Жихарько даже после этих слов выглядел полностью ошеломлённым и не спускал с меня глаз.
 - Не зря я Кощею сказал, что вы наш спаситель! Голубчик, за остальных говорить не стану, но я в вас верю! Вы справитесь!
 - Очень надеюсь. Кузьма, завтра утром, когда мне надо будет отправляться: Кощей что-то говорил насчёт чая, ну чтобы…
 - Да-да! Я всё помню, не извольте беспокоиться, всё организуем!
 - Расскажите мне поподробнее, что произойдёт, когда я его выпью.
 - Неприятностей не будет, хотя до вас никто ещё не пил его. Как говорит Яга, вы сможете снова видеть нас в привычном для вас виде. И только после той самой фразы…
 - «Я всё знаю…»
 - Именно! Только после неё, как и говорил Кощей, на какое-то время вам откроется истинный облик того или иного персонажа, или даже, возможно, человека. На какое время сказать не могу, это сугубо индивидуальное ощущение.
 - Что ж, не попробуешь – не узнаешь.
 - Именно! Давайте-ка после трапезы прогуляемся ненадолго, и потом я вас покину – считаю, что такую замечательную новость просто грех утаивать!
 - К Кощею отправитесь, надо полагать? – я улыбнулся.
 - Конечно, голубчик!
 - Договорились! Куда направимся?
 - Представлю вас нашему человеку в городе, кто за порядком следит.
Я искренне удивился.
 - Неужели инциденты случаются?
 - Практически никогда, но люди есть люди. Обычно Алексею Никитичу достаточно появиться, и порядок сам собой восстанавливается.
 - Очень любопытно.
 - Когда увидите его, сами всё поймёте. Пойдёмте, навестим его!
В первый раз за всё время нам пришлось идти почти целую минуту к жилищу местного «городничего». И впервые в эти дни я мог рассмотреть по-настоящему добротно построенный деревянный дом.
Если говорить «дом», то это скорее в нашем, современном понимании. Строение имело вид чего-то среднего между коттеджем и избой. Звучит странно, но именно так я смог бы его охарактеризовать. Два этажа, но высота потолков была как в «сталинских» коммуналках середины пятидесятых – однозначно больше трёх метров.
Хозяина видно не было, но с заднего двора доносились какие-то стуки и шумы, явно строительного или технического происхождения. Кузьма громко крикнул:
 - Алёша!! Ты дома?
Шум стих, вскоре навстречу нам вышел самый настоящий богатырь, и практически сразу у меня в голове всплыла картина Васнецова.
 «Алёша» ростом был за два метра, могучего телосложения, правда, без бороды. Весёлое улыбающееся лицо, василькового цвета глаза и русые волосы. Но при всём внешнем благодушии в нём чувствовалась внутренняя сила, мудрость и смелость. Он с ходу протянул мне руку и громогласно представился:
 - Добрынин, Алексей Никитич! Рад приветствовать в нашем городе! Кузьма Дмитриевич взял на себя смелость главного экскурсовода?
 - Очень приятно! Влад, можно просто по имени. Да, лучшего рассказчика, пожалуй, и не найти.
 - Это точно! Значит, знаете уже, кто я.
 - В общих чертах.
 - Что ж, это хорошо! Народ у нас спокойный, проблем, обычно не доставляет, к посторонним, уж простите, что я вас так называю, относятся почти без предубеждений.
 - Ничего, всё верно.
 - Зайдёте на чай? Деткам скажу, мигом всё сделают!
 - Алёшенька, мы в другой раз как-нибудь, не серчай, сегодня вообще ни одной свободной минуты! Тем более, человеку завтра уже обратно, отдохнуть надобно!
 - Понял тебя, Кузьма. Договорились! Организуешь нам встречу как-нибудь, заодно с семьей познакомлю. Надо же человека узнать, а то не дело это.
 - Конечно, Алёша, когда это я слово нарушал?! Как супруга?
 - Хорошо, жива-здорова, детки тоже. – Краем глаза я увидел за невысоким забором двух девочек лет шестнадцати. Высокие, худенькие с копной светлых вьющихся волос они были так похожи на два молодых подсолнуха в начале августа, что я едва не прослезился от умиления. Илья перехватил мой взгляд, увидел детей и притворно-грозно крикнул:
 - Опять с непокрытой головой! А ну в дом, не лето поди, хворать только не хватало! – и девочки смеясь юркнули в дом.
«Прямо как маленькие солнышки, такие светлые…»
Мы распрощались, и я почти сразу спросил Кузьму:
 - Он ведь богатырь, верно?! Ну, точнее, дальний потомок, ведь так?
 - Голубчик, вы так из себя выпрыгните от нетерпения! Да, всё верно, самый настоящий богатырь! Сибиряк, приехал сюда с женой почти тридцать лет назад. Сразу опережу ваш вопрос – насчёт своего прошлого говорить не любит, я, конечно, постараюсь убедить его поделиться с вами, чтобы было что сохранить для истории. Но заранее не обольщайтесь.
 - Кузьма, если вам удастся, то я ваш должник.
 - Дорогой вы мой, вы это оставьте! Сделаю всё, что в моих силах. А теперь прошу меня извинить!
 - Да-да, я всё помню, вечером свидимся?
 - Обещать не буду, но всё возможно. – Кузьма хитро подмигнул мне, раскланялся и поспешил прочь.
Впервые за эти два дня моё внимание на себя обратили прохожие. Нетрудно догадаться, что поначалу на подобные вещи вряд ли обратишь должное внимание, но теперь появилась возможность рассмотреть всё более детально.
В основной своей массе снующие мимо меня люди были относительно молоды или среднего возраста. А если быть точным, то стариков я вообще ни разу не встретил. Одеты все были просто, но вполне современно, сказывалась мода двух предыдущих десятилетий. Пока для меня оставалось загадкой, как решена проблема с носильными вещами, но каких-то исконно-русских предметов одежды я пока не встретил.
«Спрошу у Кузьмы при случае».
Предвкушая сладостный аромат табака, я смял папиросу, чиркнул своей зажигалкой, но вместо огня увидел, как в воздух с лёгким щелчком вылетело кресало, а за ним кремень с пружинкой.
«Вот зараза! Придётся потерпеть до гостиницы…»
Спичек, естественно, в запасе не было. Я не рискнул спросить огня у прохожих. Несмотря на радушный приём мои новых знакомых, в целом обычные люди с подозрением относятся к посторонним. А уж в городе «N» и подавно.
На первом этаже, у стойки администратора никого не было. Зная, что Кузьма ушёл, я негромко позвал Алису, и моё сердце слегка ёкнуло. К моему удивлению, через несколько секунд она, а точнее лиса, появилась с керосиновой лампой в руке. На ней был серый халат, на котором виднелись следы земли, и я понял, что она спускалась в погреб.
 - Звали? – она потянулась к лампе, чтобы погасить её, но я успел её остановить.
 - Звал! Не гаси лампу, у меня зажигалка развалилась, а прикурить нечем.
Она кивнула, достала из какого-то ящика снизу плотную тряпку, осторожно сняла стеклянную колбу и пододвинула лампу ко мне.
 - Спасибо. – Папироса в руке дрожала, пока я прикуривал. Сердце немного лихорадило, но я ничем себя не выдал. – Пойду на улицу.
 - Хорошо. – Она немного помедлила. – Я сейчас тоже выйду, вспомнила тут кое-что, вам может пригодится.
Я немного удивился, но, чтобы не травить дымом помещение, поторопился на улицу.
«Неудивительно, что она меня из подвала услышала.»
Алиса вскоре вышла, халата на ней уже не было, только длинная фиолетовая юбка и пушистый серый свитер.
«М-да, лиса в свитере. Чудеса, что и говорить…»
Мне вдруг захотелось сказать ей: «Я всё знаю…», понимая, что эффект всё равно не будет достигнут, но она сама негромко сказала мне:
 - Можешь ничего не говорить. – Она как-то сразу перешла на «ты». – Вижу, что ты всё знаешь.
 - Но как ты поняла!?
 - Как только я тебя увидела, то сразу поняла, что ты один из «тех». В прошлые два раза только я раньше всех их увидела, почувствовала. И испугалась сильно. Но Кощей меня успокоил и потом рассказал, что бывают, «такие» как ты… Ну и каково это, с лисой разговаривать? – она хитро прищурилась.
 - Скажу честно – немного жутко. Уже не страшно, но я не знаю, как я к этому привыкну.
 - А может и привыкать не стоит?
Я вкратце рассказал ей о своих намереньях. Алиса отнеслась к этому очень благосклонно, хотя и спокойно.
 - Хорошее дело, буду рада помочь, если смогу. Вот, кстати, возьми. – И Алиса протянула мне маленький замшевый мешочек.
 - Что это?
 - Развяжи тесьму и посмотри. Не бойся, бородавками не покроешься, - она хихикнула. И пока я открывал мешочек, добавила: - Во всяком случае, не сразу…
Я почувствовал, что бледнею, а Алиса торжествующе прошептала:
 - Ага, попался… - и снова захихикала.
«Ох, лиса, ну хитрюга…»
Вопреки моему вмиг разыгравшемуся воображению о разных колдовских травах, зельях и прочей магической жути, на моей ладони оказались три одинаковых металлических зажигалки. Я вспомнил, что видел несколько таких у отца очень давно, и в детстве брал у него иногда поиграть, когда в них заканчивался бензин.
 - Ого, и откуда же они у тебя? – Я тоже не заметил, как перешёл на «ты».
 - Можно сказать, что тоже из детства. Кузьма привёз их однажды, и я, когда была маленькая, с ними играла, но никогда не знала для чего они и как работают. Только потом догадалась, но хранила их как память.
Я внимательно осмотрел их и выяснил, что все они неисправны, но можно было попытаться собрать из трёх одну.
 - Есть какие-нибудь инструменты?
 - У Кузьмы всего много, но надо искать.
 - Если не сложно, посмотри, а я схожу к себе, возьму кое-что.
Я поднялся в комнату, залез в сумку и вытащил оттуда швейцарский нож. В нём помимо лезвия было встроено множество необходимого подручного инструмента, который сейчас был бы весьма кстати.
Алиса ждала меня внизу с небольшим чемоданчиком.
 - Боюсь, что всё это слишком большое.
 - Давай посмотрим.
Она была права: инструмент по большей части являлся столярным – долота, стамески, небольшой рубанок и мелкие гвозди. А вот маленький молоток, который в своё время, видимо, принадлежал сапожнику, оказался очень в тему. С его помощью я надеялся выбить заклёпки.
 - Молоток годится! Ещё не помешала бы небольшая дощечка, а то стол поцарапаю.
Спустя почти час мне удалось собрать рабочую зажигалку. Остальные две я разобрал полностью, выбросил окончательно нерабочие запчасти, лишнее оставил в запас на всякий случай.
 - Так, всё готово. Но заправить нечем.
 - А если керосином?
 - Можно попробовать, но шансов немного, он хорошо зажигается от спички, а вот от искры не очень.
В качестве наполнителя использовалась обычная медицинская вата, которая давно сгнила и превратилась в прах. Пришлось опять идти в номер. У меня в дорогу с собой всегда маленькая аптечка, а значит, помимо таблеток там точно есть йод, бинты и вата.
Я залил керосин, выкрутил клапан почти на максимум и несколько раз чиркнул колёсиком. И только попытки с десятой загорелось маленькое пламя, высотой менее сантиметра.
 - Я думаю, это можно считать за успех. В ветер особо не прикуришь, но это лучше, чем совсем ничего. – Я был доволен собой. – Пусть она хранится у тебя в моё отсутствие. Когда буду приезжать, то будешь выдавать её мне на временное пользование.
 - Ты не хочешь её себе оставить? – Алиса казалась обиженной.
Я тепло улыбнулся.
 - Хочу, и когда-нибудь обязательно оставлю. Но, во-первых, для тебя это память из детства.
 - А во-вторых?
 - Будет ещё один повод, чтобы увидеться.
Она слегка нахмурилась, но было видно, что ей всё равно приятно.
 - Я же ведь Лиса Патрикеевна, не забыл?
 - Нисколько! Сейчас я об этом думаю в последнюю очередь.
 - А зря, - она негромко зарычала. – Мы ведь тут одни, и мне ничего не стоит тебя загрызть… - она опять захихикала, и вдруг замолчала, когда увидела моё лицо. – Извини, это было лишнее. Ты посерел весь…
 - Ничего, это быстро пройдёт. – Я поднялся. – Пойду к себе, немного почитаю, - и, не дожидаясь ответа, вышел из-за стола. Зажигалку, однако, унёс с собой.
По понятным причинам разозлиться на неё я не мог. Но мне стало очень неприятно. Так часто бывает, когда из-за какой-то несущественной мелочи или глупой шутки разом падает настроение, и продолжать диалог уже нет никакого желания, поэтому надо просто уходить.
Ночь спустилась незаметно, хотя на часах было только начало седьмого. Я принял душ, переоделся и попробовал почитать. Но огромное количество разнообразных мыслей затмевало восприятие текста, и я отложил книгу. Из сумки заговорщически торчало горлышко бутылки «отличного коньяка». Соблазн был, но я решил, что лучше дождусь Кузьму. Если он вообще появится.
Жихарько явился ближе к девяти. По его лицу было видно, что мою идею одобрили.
 - Голубчик! – он буквально подпрыгивал от радости. – Вы себе представить не можете, какое это событие для нас! Яга даже в пляс пустилась, чего за ней почти никогда не наблюдалось, да при её-то формах! Мы все очень рады, и рады искренне! – Кузьма увидел мою слегка прокисшую физиономию, и ехидно поинтересовался. – А вы чего приуныть изволили? Никак с Алисой чего не поделили?
 - Можно и так сказать…
 - То-то я смотрю она надутая сидит, того и гляди – покусает. – Кузьма хохотнул. – Пойдёмте ужинать!
Я помотал головой.
 - Не хочу, что-то аппетита нет.
Кузьма опять хохотнул.
 - Не верю, любезнейший! А ну, хватит вам «ваньку валять», соберитесь! Как дети малые, прямо слов нет!
Я нехотя поднялся.
 - На этот раз выбор за мной, поэтому сегодня у вас пельмени на сале, чуток капусты квашеной, а на десерт мороженая клюква и черника. – Кузьма так вкусно перечислял блюда, что в животе мгновенно заурчало, и я понял, что заранее сдался, безо всякой борьбы. – И «кедровочки»?
 - Согласен. – Я вздохнул. – Тот трёхсотграммовый графинчик меня вполне устроит.
 - Возьмём чуть побольше, ибо я обещал к вам присоединиться!
Стоит ли говорить, что еда была отменная. За всё время ужина Алиса ни разу к нам не вышла, что радовало и огорчало одновременно.
По всему было видно, что Кузьме жутко не терпелось поговорить о моём предназначении, поэтому я не стал его мучить и сказал первым:
 - Итак, Кощей сказал, каким образом я смогу найти нужного мне персонажа или человека?
 - Постараюсь объяснить, чтобы вы поняли: он настроится на того, кого вам надо будет найти, и какое-то время будет видеть мир его глазами и скажет нам какие-то приметы на местности – названия улиц, если повезёт города, маршрут постоянного передвижения, может фразы или слова каких-то документов, одним словом любую информацию, которая должна помочь. Понимаю, что это немного, но…
 - Будем пробовать, интернет мне в помощь, должно получиться.  Заодно гораздо меньше шансов общения с людьми, соответственно, меньше лишних вопросов.
 - Ох, голубчик, непросто вам придётся.
 - Ничего, попытка – не пытка.
 - И то верно! Давайте-ка я вас ко сну отведу. Курить на ночь пойдёте?
Я достал из кармана зажигалку и показал её Кузьме.
 - Узнаёте?
 - Голубчик, неужто починили?!
 - Справился. Работает, но керосин не годится, постараюсь купить при случае специальный бензин.
 - Что и говорить, день сегодня полон приятных неожиданностей!
 - Согласен, но курить всё же не пойду. Завтра, перед дорогой – обязательно! Тем более, с Алисой у меня уговор есть.
 - Мириться пойдёте? – Кузьма добродушно посмеивался.
 - Будет видно, не хочу сейчас об этом. Спокойной ночи. До утра!
 - Отдыхайте! Подъём ранний, так что непременно отоспитесь! Доброй ночи!

14. Отъезд

Кузьма разбудил меня около шести, поскольку из Томска поезд уходил в районе одиннадцати утра. Сумку я собрал ещё вечером, поэтому только привёл себя в порядок, оделся и спустился вниз.
Жихарько сидел за столом с двумя большими кружками чая.
«Тот самый, не иначе. Значит надо быть готовым к неожиданностям…»
 - Доброго утра, голубчик! Как спалось?
 - Лучше не бывает! Готов к очередной трёхдневной бессоннице.
 - Ну, вы так категорично сразу-то не настраивайтесь! А, вот и Алиса!
Я обернулся и увидел… лису. Ну а кого я мог, собственно, увидеть. Мотнув головой, я вынул из кармана зажигалку и протянул её вместо приветствия:
 - Вот, как договорились.
 - А может я передумала? – она смотрела на меня «зверем», во всех смыслах, но обиды не было, только озорство и извечная лисья хитрость.
 - Тогда бы ты не пришла. – Я весело улыбнулся. – У меня для тебя тоже подарок. – Из глубины куртки я достал книгу, которую заранее переложил из сумки. В этот раз мне опять не удалось её прочитать. – Это тебе. «Мастер и Маргарита».
 -  Спасибо… - было видно, что она тронута, хотя всячески старается это скрыть. – Никогда её не читала, но от умных людей слышала, что книга достойная.
 - Скажем так, книга весьма непростая, но я от неё в восторге.
 - Но я не смогу её оставить только себе, у нас так не принято. Мы всё возвращаем в библиотеку…
 - И хорошо, заодно передашь от меня привет Василию! И потом расскажешь мне его реакцию. – Настала моя очередь хихикнуть.
 - Хорошо, обязательно так и сделаю.
 - Неизвестно, когда теперь вернусь, как ты уже знаешь, я отправляюсь на поиски.
 - Да, Кузьма Дмитриевич мне в подробностях всё рассказал.
Я улыбнулся.
 - Не сомневаюсь.
Жихарько передал мне несколько листов бумаги, исписанных простым карандашом.
 - Вот, я вчера написал всё, что Кощей смог увидеть. Говорит, что силы у этого существа не занимать.
Прочитав листы, я слегка нахмурился: данных всё равно было мало, в любом случае без интернета и карт с панорамами улиц шансов почти нет.
Я спрятал листы во внутренний карман, взял кружку с чаем и сказал:
 - Разберёмся. – Сделал глоток: чай был терпкий, сильно «вязал» рот, но всё равно неповторимо вкусный. – Пока ничего не чувствую. Ну да ладно. Кузьма, вот ещё что – как нам держать связь?
 - Голубчик, я сейчас вам адрес напишу, исключительно почтовый!
 - Значит письма. Интересно. – Я улыбнулся. – Хорошая практика будет, никогда ещё писем не писал. Правда, с почерком беда, но буду стараться.
 - Ну, вот и порешили! Допивайте, и прошу в вагон!
И тут я вспомнил, что один маленький вопрос не давал мне покоя.
 - Скажите, Кузьма, а Подлесный, он…
Жихарько кивнул.
 - Свой, наш! Но появляется только, если нужно убедить и, по-возможности, играя на обстоятельствах, вынудить нужного человека сесть в паровоз.
 - И кто же он? Неужто Леший?
 - Именно! Моя ближайшая родня, по папане!
 - Ох и объегорили вы меня на пару, молодцы, нечего сказать! «Маневровый сломался!» Ну и жулики! – я рассмеялся, очень тепло кивнул Алисе на прощание и поднялся по маленькой лестнице в купе.
Горыныч дал свисток, вагон слегка дёрнулся на сцепке и плавно тронулся. Я включил мобильник, связь всё также отсутствовала, но меня это не волновало. В памяти телефона я хранил несколько электронных книг, на случай отсутствия бумажного варианта под рукой. Но и в этот раз почитать мне не удалось, потому что я сладко задремал и почти сразу же погрузился в сон.

15. Дорога домой

Как и в прошлый раз, Жихарько разбудил меня за пять минут. Оказалось, что я уснул, облокотившись на стол, от чего руки жутко затекли и долго не слушались.
Когда я открыл глаза, то сразу понял, что Кузьма опять выглядит как нормальный человек.
«Вот и сказке конец…» - сказал я себе. Но обнаружив в кармане листы бумаги и чуть позже отсутствие книги Булгакова в сумке, понял, что всё было на самом деле. И сердце моё забилось в странном, необъяснимом, но приятном предвкушении.
Не стану утомлять бесконечными подробностями обратной дороги. Скажу только, что кое-что изменилось в лучшую сторону и, надеюсь, навсегда – теперь я с удовольствием могу спать в поезде. И неважно, что происходит вокруг, стоит только моей голове коснуться подушки, как я моментально погружаюсь в сон, и после пробуждения ощущаю себя заново родившимся человеком.
На работе особо ничего не спрашивали, поздравили с прошедшим ДР. Позже, в крайне недовольной форме заявили мне, что я забросил домино, и в обед всё время сижу за компьютером.
А мне было всё равно. Я искал.
Наступила зима, прошли новогодние каникулы, а я всё искал. И только в начале марта мне удалось нащупать первые неуверенные следы.
По предварительным результатам мой путь лежал в древний город Калуга.
Первым делом я написал Жихарько, особо не надеясь на скорый ответ, выпросил заслуженную неделю отпуска, и черед два дня уехал на поиски пригородной электричкой с Киевского вокзала.
Город я не знал абсолютно, но в навигаторе отыскал близлежащие улицы, вычислил примерный район и в течение нескольких дней искал… кого-то.
И на пятый день выматывающих поездок из Москвы и обратно удача мне улыбнулась.
Я почти сразу понял, что не ошибся. Она, а это была молодая женщина, казалось, ничем не выделялась из толпы, если только ростом немного выше обычного. Длинные каштановые волосы, серые глаза, не красивое, но очень милое лицо. Но даже, несмотря на то, что многое совпадало, полной уверенности не было.
По моим наблюдениям в одно и то же время она возвращалась с работы, и, выждав ещё сутки, на следующий день я наконец-то решился.
Собственно, способ выяснить истину был только один.
Я не спеша прогуливался по улице в ожидании. В уже привычное время она появилась из-за угла с пакетом продуктов. И в тот момент, когда она проходила мимо меня, я повернулся к ней и негромко сказал: «Я всё знаю…»
Внезапно весь мир вокруг резко стал практически чёрно-белым, облик женщины словно очертился огненным ореолом, раздался звук, словно раскололась упавшая на пол фарфоровая статуэтка. Я увидел, как в мгновение ока она стала выше ростом, на всём теле появились мышцы, словно говоря об огромной физической силе. За спиной выросли гигантские крылья. Волосы стали гораздо длиннее, лицо осталось почти таким же, но будто слегка увеличилось в размерах, и во рту я ясно разглядел острые клыки. Кожа казалась темнее и намного плотнее человеческой, и я вдруг понял, что её не пробьёт не то что нож, но даже пуля.
От неожиданности у меня перехватило дыхание. Она была прекрасна в своей силе, которую словно излучала, но когда она меня увидела и поняла, что я вижу её истинную сущность, то глаза её недобро засверкали.
 - Ни хрена себе!! – произнёс я уже вслух. – Так ведь ты…

16. Жар-птица

- …Жар-птица!!
Она молча стояла и смотрела на меня, только дышала очень громко. Она не проявляла агрессии, и спустя несколько минут заговорила. Голос был низкий, хриплый, но очень приятный:
 - Допустим. Кто ты такой? И что тебе от меня нужно?
Кощей сказал, что надо говорить правду, поэтому я не стал ничего придумывать:
 - Ты уже поняла, что я вижу «истинную» тебя. Но я здесь не затем, чтобы выдать твой секрет. Наоборот, я хочу помочь.
 - А с чего ты решил, что мне нужна помощь?
 - Дослушай меня, пожалуйста. Мы можем где-то поговорить?
Она усмехнулась.
 - Домой, что ли, напрашиваешься?
 - Ты же ничего не теряешь. Если что-то пойдёт не так, ты можешь, например, просто оторвать мне голову и всё. – Я глупо улыбнулся.
 - Могу, но не вижу в этом смысла.
 - Вот и отлично! Просто выслушай меня, а дальше решай сама.
Она задумалась. К этому моменту передо мной снова стояла приятная молодая женщина. Её голос уже принял обычные человеческие интонации, но узнаваемый тембр остался.
 - Свалился на мою голову… Ладно. Пойдём, здесь недалеко.
Ожидая её на улице, я изрядно подмёрз, но был настолько сильно возбуждён нахлынувшими ощущениями, что почувствовал озноб только тогда, когда зашёл в лифт. Она оглянулась и спросила:
 - Ну и долго меня искать пришлось?
 - Сегодня или вообще? Вообще – с прошлой осени ищу.
 - Хм… Упрямый.
 - Что-то вроде. Сюда пятый день езжу.
 - Смотрю, замёрз?
 - Есть немного. Чаю нальёшь – отогреюсь!
 - Налью, если будешь себя прилично вести.
 - Обещаю! Подумать только… Жар-птица!!
Женщина стояла спиной ко мне, но я почувствовал, как она улыбнулась.
Квартира была маленькая, но очень уютная. Мебели и вещей было немного. Всё говорило о том, что хозяйка не любила, даже скорее не терпела в своей жизни ничего лишнего. В вещах, и, по-видимому, в людях.
Чайник уже закипал, а я всё пытался согреть руки в тёплой воде на кухне. Краем глаза я заметил фотографию девочки на стене и спросил:
 - Дочь?
Она молча кивнула.
 - И она… тоже?
Глаза сверкнули, но она также медленно кивнула.
 - С ума сойти… До сих пор не верю.
Она села напротив окна.
 - Ну что ж, рассказывай. Зовут-то тебя как?
 - Влад.
 - Меня Василиса.
Я восхищённо замер.
 - Премудрая что ли?
Василиса скептически усмехнулась.
 - Не без этого, иногда. Ладно, говори давай, скоро дочь со школы придёт.
 - Определённо с ума сойти…
Рассказчик из меня вышел так себе: я часто сбивался, много раз повторял одно и тоже, бледнел, краснел и потел от усердия. Меня терзал страх, что Василиса мне не поверит и просто вышвырнет на улицу. Когда я закончил свой нервный рассказ, то под конец достал листок с адресом станции, где работает Жихарько.
 - Жихарько… Домовой что ли?
Я шумно выдохнул.
 - Кузьма… Дмитриевич… Как на духу!
 - Узнаю в нём его дальнюю родню. Забавный персонаж, что и говорить.
 - Это точно. Ну, так что?
Повисла пауза.
 - Я не могу тебе сейчас ничего сказать, но общая картина мне ясна.
Я кивнул.
 - Ни о чём более не прошу, кроме как побывать там и всё своими глазами увидеть.
 - Но тебя там не будет?
 - Скорее всего, нет. Я наверняка буду либо в очередных поисках, либо, - я махнул рукой, - сам не знаю где…
Она замолчала.
 - В любом случае, я оставлю координаты и напишу Кузьме письмо, а там – будь что будет, решать тебе. И ещё, Жихарько тебя попросит кое-о-чём для меня, но только если ты решишь остаться. А сейчас мне надо домой, я жутко устал, хочу есть и буквально с ног валюсь.
 - Я, наверное, должна сказать тебе спасибо. Но за что, пока не знаю.
Я улыбнулся ей уже в дверях.
 - Не бери в голову. Ещё увидимся, Жар-птица!
 - Ты так думаешь?
 - Уверен!
На следующий день я отправил Кузьме длинное-длинное письмо со всеми подробностями своих приключений. И потом началось долгое терпеливое ожидание.
И только где-то в середине июня я получил долгожданную весточку от Жихарько. Конверт был плотно набит, и я едва ли не задрожал от охватившего волнения. Я взял отгул с половины дня и помчался домой, потому что читать на работе второпях было бы самым настоящим кощунством, хотя руки так и чесались.
Почти пинком я открыл дверь, и, толком не раздевшись, прямо в коридоре надорвал конверт, распечатывал уже на кухне, в процессе чего дважды едва не сел мимо стула.
«Доброго здравия! От всего города передаём нижайший поклон нашему уважаемому человеку! Голубчик вы наш, в первую очередь сообщаем, что не давеча Василиса приехала к нам…» - после этих слов я едва не подпрыгнул на месте.
«Приехала!! Всё-таки она решилась!!» - я испытал ни с чем несравнимую радость.
«…вместе с дочуркой. Говорит, что очень долго не решалась, но дочь её уговорила. Помогли им дом отстроить, обжиться на новом месте. Просит передать вам долгих лет! Рукописные листы, которые Василиса передала мне, прилагаю с письмом.
От себя хочу добавить, что я решил закрепить за вами комнату номер «8» в гостинице в знак моего признания и уважения! Поэтому, всенепременно ждём вас к себе! Напишите в ответном письме, когда сможете почтить нас своим присутствием!
P.S. Алиса шлёт свой скоромный привет!
Искренне ваш,
К. Д. Жихарько»
Сказать по правде, именно весточке от Алисы я обрадовался больше всего. Но это не умаляло остального, а именно того, что я мог помочь кому-то. Помочь по-настоящему.
История Василисы уложилась в одной тонкой школьной тетради в клетку, и судя по всему, начала она писать ещё будучи в Калуге.
Читать и затем править такие вещи для меня было непросто, но я твёрдо сказал себе – назад пути больше нет. Для себя, даже если не придётся никому это показывать.
И вот теперь я могу рассказать вам историю Жар-птицы, переложенную на наше время.

17. Василиса

С самого рождения я знала, кто я. Порой мне казалось, что самого факта рождения быть не может. Потому что меня придумали люди. И всю жизнь мне говорили, что я, как и все сказочные существа и персонажи, нахожусь в зависимости от веры людей в нас. Времена менялись, но человеческая сущность оставалась неизменной – люди лишь становились всё злее, агрессивнее и воинственнее.
Так или иначе, я начну издалека и расскажу о человеке, с которым мне суждено было связать свою жизнь и судьбу.
Всё началось с моей новой работы, которую сейчас пренебрежительно называют – «офисный планктон», но в таком коллективе работать мне было не в новинку.
В первый день мне устроили своего рода торжественное чаепитие, представили всем сотрудникам.
Пришли все, кроме одного человека.
Я не сильно удивилась – все люди разные. Спустя некоторое время я увидела, как он с кружкой чая направился к своему рабочему месту, и, оглядываясь по сторонам, достал из кармана флягу и что-то налил в кружку. В тот самый момент, когда он прятал флягу обратно, я подошла к нему. Он понял, что я всё видела, но не стушевался и не попытался это скрыть.
 - Здравствуйте.
 - Доброе утро. Как я понимаю, вы та самая «новенькая»? – он щедро отхлебнул из кружки.
 - Да, та самая. Меня зовут Василиса…
От неожиданности он поперхнулся, то ли от услышанного, то ли от того, что перелил спиртного в чай. Он долго кашлял, сильно покраснел, чем вызвал сначала мою растерянность, недоумение, и, наконец, улыбку.
 - Простите… Это было немного неожиданно. На моей памяти женщин так называли только в сказках. Надеюсь, вы не обиделись. Меня зовут Максим, можно просто Макс.
 - О, вы не первый, кто так реагирует. Очень приятно, Макс. Предлагаю сразу на «ты». Не люблю «тыкать», но этот современный этикет… Хочется верить, что я не слишком наглею.
 - Пустяки. Как коллектив? Всё устраивает?
 - Да, я очень рада, мне сразу понравилась атмосфера, несколько более спокойная, чем на моём предыдущем месте работы. Ну, насколько это возможно в обстоятельствах офиса.
 - В самом деле? Не замечал…
 - Только не подумайте, что я пытаюсь показать характер, просто хотела спросить: я сегодня первый день, меня со всеми знакомил ваш директор, а вас не было… - я слегка улыбнулась.
Макс остался непроницаем, но я почувствовала, что ему становится стыдно.
 - Вынужден ещё раз извиниться. Да, мне сказали о вас. Я подумал, что как-нибудь при случае пересечёмся, познакомимся в процессе работы. Тем более, что у меня немного голова болит…
 - Да, я заметила, - я кивнула головой в сторону кармана, где у Макса лежала фляга. – Мне уже аккуратно намекнули.
 - О да, коллектив есть коллектив, тут все секреты рано или поздно становятся явными. Думаю, причины вам уже успели озвучить? Если нет, то это только вопрос времени.
 - Не подумайте, что я хочу знать…
 - Ерунда. Хотите вы этого или нет. - он едва заметно улыбнулся. – Прошу заметить, что на «ты» мы так и не перешли. Ладно, это всё «по ходу пьесы». – Он встал, немного пошатываясь. – Поздравляю вас с первым рабочим днём, надеюсь, что вы «приживётесь» у нас.
Я внимательно посмотрела на него.
 - Спасибо, я на вас не в обиде, если что. У каждого свои причины.
 - Только не принимайте на свой счёт. – Макс отвернулся к компьютеру.
Прошло полгода. Я быстро освоилась, завоевала всеобщее уважение и, возможно, даже любовь. Хорошо разбиралась в работе, людях, проблемах.
Но Макс не выходил у меня из головы. Из-за своего затворничества, алкоголя, отторжения всего и всех. Я не стремилась влезть ему в душу, как это может показаться на первый взгляд, мне просто хотелось понять. Безусловно, сплетни всё донесли, хотя я их совсем не жаждала. Потому что поговорить с человеком напрямую – неповторимое и бесценное ощущение.

*   *   *

Наступил март. Он был в самом расцвете своей сырости и промозглости.
Я сидела в своём стареньком «фольксвагене» и ждала, когда Макс выйдет из офиса, так как оказалась на улице чуть раньше. Едва он появился в дверях, я опустила стекло и позвала его. Он обернулся и вопросительно замер на месте.
 - Давай подвезу. По такой скользоте только пешком ходить.
 - Спасибо, но за углом метро, до моего дома далеко, почти по всей зелёной ветке вниз. Так что спасибо за предложение.
 - Пустяки, я давно хотела поговорить с тобой.
Он вдумчиво посмотрел мне в глаза.
 - Поговорить? О чём? Неужели о моём пьянстве? Разве наш «сломанный телефончик» не всё доложил?
 - Всё, почти сразу. Но мне это неинтересно, я хочу услышать всё от тебя…
Макс разозлился.
 - Да зачем?! Для чего?
Я спокойно ответила.
 - Просто хочу понять.
 - Что понять? Почему я пью? Всё же предельно ясно и очень просто.
 - Не думаю. Я ни к чему тебя не принуждаю, ничего не жду. Я просто хочу поговорить.
Он опустил голову и сказал:
 - Я не понимаю… Просто не понимаю… - он вздохнул. – Ладно, так и быть. Поехали к станции «Автозаводская», возле метро есть небольшое кафе, я там всегда флягу заправляю на следующий день.
 - Тогда лучше не поедем.
 - Или так, или я иду в метро, и ты меня навсегда оставляешь в покое. – Он произнёс это совершенно спокойно.
Я метнула на него сердитый взгляд, но сказала:
 - Ладно, будь по-твоему.
Путь в самом деле был неблизкий. Макс устроился на заднем сиденье, допил остатки из фляги, уставился в окно и застыл.
В кафе он привычно подошёл к стойке, переговорил с барменом и сделал заказ. Тот кивнул, посмотрел на меня, ухмыльнулся и вышел.
Макс усадил меня за ближайший свободный столик, вытащил сигареты, закурил и закрыл глаза. Он думал, что разговор пойдёт в привычном русле, но я сказала:
 - Я знаю, что случилось с тобой, можешь мне ничего не рассказывать, и дело тут совсем не в слухах. Я вижу, что тебя тревожит что-то другое, о чём ты никогда и никому не рассказывал.
Мне показалось, что он даже слегка протрезвел от этих слов. Я поняла, что попала в точку, словно видела его насквозь, против его воли.
 - И чем же я себя выдал? Только не говори, что глазами, они обычно лихорадочно блестят от выпивки, что, скорее всего, мешает заглянуть в мою душу.
 - Сколько бы ты не пил, этого не скрыть. Во всяком случае, от меня. Я заметила это сразу. И сразу поняла, что в твоей жизни произошло что-то очень страшное, о чём ты пытаешься забыть, но никогда не забудешь…
Макс глубоко затянулся, помолчал и сказал:
 - Всё верно. То, что случилось с моей семьёй, послужило отправной точкой моих запоев. И поэтому, чтобы у тебя сложилась полная картина, лучше начну с этого.
Скажу честно – я ненавижу свою работу. Я почти десять лет на заводе отмахал, и была бы воля, остался бы там, но надо было кормить семью.
Денег всё время не хватало, но, несмотря на неимоверные трудности, я выучился, сменил работу, благо в Москве шансов устроиться больше. Поначалу было ещё труднее, но ты понимаешь, что это пустяки, когда есть, для кого жить. Тем более, тогда мы ждали второго ребёночка…
Однажды, возвращаясь домой из супермаркета, мы попали в серьёзное ДТП. Я был за рулём, жена спереди, дочка сзади. Удар пришёлся в правую часть, как раз в пассажирскую дверь. К счастью, все остались живы. У меня были сломаны обе руки, дочь вообще даже синяка не получила, в рубашке родилась. Но ребёнка мы потеряли… И что самое страшное, в больнице нам сказали, что из-за травм жена больше не сможет иметь детей.
После того, как Ольгу выписали домой, я стал замечать, что она отдаляется от меня. Она меня ни в чём не винила, наоборот, я во всём себя винил сам, ведь я же был за рулём. А Ольга считала виноватой себя, накручивала, что отвлекала в дороге своими разговорами.
День за днём она всё больше молчала, и настал момент, когда сказала, что уходит. Сказала, что любит, и всегда будет любить, но ей очень больно находиться со мной рядом. Я был в диком отчаянье, почти в ярости и не хотел их отпускать. Но в глубине души, я понимал, что удержать не смогу.
С ребёнком, я, конечно, иногда вижусь.
Всё это случилось четыре года назад. Но я понимал, что мне уже не смириться с такой душевной болью. Я начал пить, в последнее время, как ты видишь, почти постоянно хожу «под парами». Машины больше нет, права у меня однажды отобрали за пьяную езду, да ещё и за рулём чужой машины, и я просто не стал их восстанавливать.
Я очень хотел обратно вернуться на завод, но его за прошедшие годы довели почти до полной разрухи, людей не набирали, наоборот, сокращали всех, кого только можно было.
Само собой, на работе все быстро узнали, что случилось. И хотя я постоянно хожу с перегаром и умудряюсь незаметно перехватить из фляги, работу свою делаю исправно, не опаздываю и не прогуливаю. Поэтому меня не трогают, не наказывают деньгами, пока во всяком случае. Все как-то смирились с моим нетрезвым состоянием, и уже давно не спрашивают, от чего у меня по утрам болит голова.
Я наивно рассуждал, что бояться мне больше было нечего. Но словно назло моим мыслям, произошло то, о чём я до сегодняшнего дня не мог никому рассказать. И если быть точным и справедливым, то именно этот проклятый алкоголь вынудил меня совершить одну из самых больших ошибок в своей жизни.
Макс сделал паузу. Он долго собирался с мыслями, и, закрыв глаза, продолжил.
 - Я возвращался домой в один из вечеров, только это было глубокой осенью. Тут недалеко стройка, отсюда видно, очередной комплекс, наверное, вырастет. В этот вечер я был пьян гораздо сильнее, чем обычно. Быстро темнело. Внезапно я услышал сдавленные крики и увидел, как два каких-то урода тащат девчонку, ещё совсем молоденькую в сторону стройки. Объяснять зачем, я думаю, не стоит. И хотя я был достаточно крепко выпивши, я всё понял, встрепенулся, и насколько хватило силы, во всю глотку заорал на них. Они сначала замерли, но потом только загоготали и продолжили тащить несчастную жертву. Я, сильно шатаясь, направился прямо на них, не думая о последствиях. То, что их двое, а я один, дошло до меня слишком поздно. У одного я увидел нож, но он им, к счастью, не воспользовался. Быстро среагировать на замах в темноте не удалось, и я получил куском трубы по голове. Сознание меня не покинуло, но я просто убежал. Бежал, падая, полуползком, дворами, на бегу протирая глаза, которые заливала кровь из раны на голове. Я даже в больницу не пошёл. Мной владел не страх, это было неописуемое, отвратное состояние, когда ты знаешь правду, в надежде восстановить справедливость, но будешь молчать.
Спустя некоторое время я узнал, что кто-то изнасиловал дочь моего бывшего однокурсника. Слегка стёртая кошмарная картина заиграла новыми ужасающими красками.
Я поступил как мразь, и поступаю сейчас, замалчивая об этом. Прекрасно помню лица этих ублюдков, даже иногда встречаю их на улице, но они меня, видимо, не помнят. Каждый раз при встрече у меня появляется дикое желание разорвать их на куски, самому сдохнуть, но хотя бы одного забрать на тот свет с собой. Увы, я всегда пьян по своему обыкновению, поэтому… - он развёл руками.
Он ждал, и как мне показалось, где-то в глубине души надеялся, что я, выслушав его, молча встану и уйду, избежав тем самым бессмысленных упрёков, обвинений.
Я лишь подняла на него холодный взгляд и сказала:
 - Не ожидала подобного признания. Совсем не ожидала.
 - Но ты его хотела услышать, не так ли? И вот услышала. Довольна? – его тон внезапно стал жёстким. Он подался вперёд и посмотрел мне прямо в лицо. – По твоим глазам я тоже догадываюсь, что и у тебя есть тайна. Я почувствовал это. Но какая, знать не хочу, пусть она останется с тобой, хочешь ты мне её рассказать или нет. Это звучит грубо, но если моя жизнь уже давно стала достоянием общественности, то пусть не станет твоя. Я не трепло, но спиртное быстро развязывает язык против воли.
Я встала, направилась к двери, и, уже держась за ручку, сказала:
 - Я знаю, что ты не трепло. А что касается моей тайны – ещё не время.

*   *   *

Иногда, если получалось выйти раньше, я ждала Макса на улице и предлагала подвезти, но он отказывался или просто игнорировал и неторопливо направлялся к метро.
Однажды вышло так, что я поставила машину очень близко ко входу. И в очередной раз, когда Макс выходил на улицу, я нажала на гудок. Он вздрогнул от неожиданности, резко повернулся, но не удержался на льду, поскользнулся и упал. Я услышала ругань, увидела, как он попытался встать, но тут же взвыл от боли. Он сидел на льду, ощупывал ногу, и в отчаянье смотрел по сторонам. Я быстро вышла из машины и подбежала к нему.
 - Что я наделала! Извини, пожалуйста! Сильно ударился? 
 - Как тебе сказать… Кажется, мне нужна «скорая», я не в состоянии даже сам подняться, жутко больно. Сначала подумал, что перелом, но похоже вывихнул ногу, и, предположительно, очень неудачно, – он растерянно опустил глаза.
 - Сейчас я дотащу тебя до машины и отвезу.
Макс криво рассмеялся.
 - Ну конечно! Ты меня даже приподнять не сможешь, я здоровый как лось…
 - Откуда ты знаешь, что я не смогу?
Он пропустил мои слова мимо ушей.
 - Если не возражаешь, помоги доковылять хотя бы до твоей машины, не хватало ещё сидя на льду задницу отморозить…
Я осторожно подошла, уверенно подхватила его под руки, легко подняла и аккуратно посадила на пассажирское сиденье.
Макс, раскрыв рот и вытаращив глаза, смотрел на меня.
 - Но… КАК?!?
 - Если ты помнишь, у меня есть тайна.
 - Ты что, когда-то ящики таскала? Или штанги? – он рассмеялся.
 - Узнаешь, всему в своё время. Пока поедем ко мне. Не бойся, пытать я тебе не буду. – Я злорадно улыбнулась. – Не переживай, я когда-то давно увлекалась медициной, даже планировала в «медицинский» поступить, но не сложилось. И не сопротивляйся, ты уже убедился, что я сильнее.
Макс изобразил на лице затравленность и готовность смириться с судьбой, после чего залился смехом, но вдруг резко застонал.
 - Сильно болит?
 - Как вырванный зуб без наркоза.
 - Так, всё, завтра оформим тебе больничный. Пока поживёшь у меня, всё равно ходить не можешь…
 - Ты серьёзно? Но это…
 - Что? Это просто помощь человеку, которому…
Макс резко перебил.
 - Которому – что?
 - Которому некому помочь.
Он хотел возразить, но вздохнул и замолчал.
*   *   *
Врача вызвать всё равно пришлось, вывих к несчастью подтвердился. Первое время нога жутко болела, и Макс почти не спал несколько ночей подряд.
С момента его переезда ко мне прошла неделя. В то время я жила в небольшой «однушке». В моём распоряжении была маленькая кровать, а ему я выделила роскошный диван.
Он почти ни о чём не спрашивал у меня – ни про мою личную, ни про мою прошлую жизнь. Я чувствовала, что он любит жену, дочь, и бередить его рану я не хотела.
В один из дней он позвал меня, попросил передать его мобильник. Как выяснилось, из-за травмы он пропустил свидание с дочерью, и хотел позвонить жене.
Не в моих принципах подслушивать, для меня было важно, чтобы всё уладилось, и я вышла на кухню. Но поскольку я «не совсем человек», то видеть, а тем более слышать могу в несколько раз лучше. Поэтому диалог мне удалось запомнить.
 - Алло! Оля! Это я…
 - Знаю.
 - Прости, что не позвонил, я не забыл! Упал тут неудачно, вывихнул ногу, поэтому не могу ходить.
 - Опять был пьян?
 - Нет! То есть, да, слегка, не в этом дело…
 - Понятно.
 - Как наше солнышко?
 - Нормально. Ждала тебя вчера. Ты у себя дома или в больнице? Я бы привезла её.
Он запнулся.
 - Дело в том, что я не дома. И не в больнице… Я у своей сотрудницы. Когда упал, она рядом была, отвезла меня к себе. – Он судорожно и торопливо объяснялся, но даже я почувствовала, что его жене всё равно где он и с кем. – Ладно, я скоро поправлюсь и обязательно позвоню ещё…
 - Хорошо. Макс, я уезжаю.
 - Как? Куда??
 - Домой, в Питер. Я попросила перевод на работе, мне хочется уехать. Там всё родное: город, близкие. Москва не для меня, ты знаешь, что я её никогда не любила. Катю я заберу, ты знаешь, что оставить её на тебя я не могу. Я говорю это не потому, что хочу тебя унизить или оскорбить. Ты постоянно пьёшь, ещё и оказываешься неизвестно где. Ты и сам это знаешь…
Я чувствовала, что Макс вот-вот заплачет. Отчасти она права – он был уничтожен собой сам, и с каждым днём добивал себя всё сильнее.
 - Но ведь я смогу приезжать?
 - Конечно, можешь, мог бы и не спрашивать. Она такая же твоя дочь, как и моя. Но только если будешь трезв, иначе мой отец тебя с лестницы спустит. Кстати, я всё продала, через неделю уеду. У меня машина осталась, она нужна тебе?
 - Нет, я просрочил с правами и у меня их отняли, - это была явная ложь. – Так что продай лучше, деньги какие-никакие.
 - Хорошо, как скажешь.
 - Только не меняй этот номер, прошу тебя…
 - Не буду, обещаю. Позвони мне, как оклемаешься.
 - Обязательно…
Повисла тишина, потом вдруг что-то с треском ударилось об стену, затем осыпалось на пол, и я услышала, что Макс плачет. Я выбежала из кухни, он всхлипывал, обхватив руками лицо.
 - Что случилось?
 - Мне очень нужно было что-то сломать, и я разбил свой телефон. Прости, я веду себя как скотина… Если нетрудно, найди, пожалуйста «симку» и сохрани её, остальное выбрось…
 - Хорошо. Рассказать не хочешь?
 - Нет, не сейчас… Или никогда…
 - Как скажешь… Может тебе подремать?
 - Для этого мне надо упиться.
 - Я сейчас чай заварю, на травах, и, обещаю, ты мгновенно заснёшь.
Я вышла на кухню, заварила «чай для сна» и отнесла Максу.
 - Какой аромат… - он выпил с огромным наслаждением.
 - На здоровье, не заметишь, как…
Я не успела договорить – он уже крепко спал.

*   *   *

Макс проспал почти целые сутки. Я ушла по магазинам, нужно было приготовить особенный ужин, потому что тот день был самым важным для меня.
Он уже потихоньку вставал. Я купила ему трость, он сильно хромал, но уже мог почти полностью самостоятельно передвигаться по квартире.
Когда я вернулась, Макс осторожно вышел навстречу.
 - Привет! Чем занимался?
 - Ходил взад-вперёд, рассматривал квартиру, одним словом, проявлял обыкновенное человеческое любопытство. Всё равно делать нечего.
Я улыбнулась.
 - Хорошо отдыхается?
 - Отдыхать – не работать! Вот, вышел проявить уважение человеку, который приютил сирого и убогого…
 - Не говори так.
 - Уже и пошутить нельзя… Кстати, откуда столько сумок? Сегодня праздник?
 - Да, но об этом позже. Для начала я должна приготовить ужин. А потом мы с тобой поговорим.
 - Что-то важное?
 - Для меня – да.
Он изобразил на лице панику.
 - Ты предлагаешь мне взять тебя в жёны? – он расхохотался, и, потеряв равновесие, непременно упал бы, если бы я не подхватила его.
 - Вот, наказан за длинный язык!
 -  Точно, не паясничай.
 - Это было сильно…
 - Привыкай. В наказание пойдёшь помогать мне на кухню.
Он отдал честь свободной рукой.
 - Слушаю и повинуюсь, мой генерал!
Я притворно вздохнула.
 - Детский сад какой-то, - легонько толкнула его локтем в бок и пошла на кухню.

*   *   *

Незаметно наступил вечер. Не скажу, что я хорошо готовлю, но Макс был явно поражён. Он честно признался, что давно уже забыл вкус нормальной еды, и получил несказанное удовольствие.
Мы допили вино, я убрала со стола и села напротив Макса в кресло. Он с любопытством ждал, уже понимая, что я собираюсь рассказать ему о себе.
 - Если ты помнишь, я однажды сказала, что для моей тайны ещё не время. Так вот, оно пришло.
 - Я внимательно слушаю.
Мне было очень трудно говорить. Я знала, что он был готов услышать и принять очень многое, но вряд ли он мог предположить и сотой доли того, как закончится этот вечер.
 - Как же трудно собраться с мыслями… Макс, ты знаешь меня как Василису, коллегу, как человека, который предложил свою помощь, когда ты оказался в сложной ситуации. Ты полагаешь, что я это делаю от чистого сердца. И это правда, но отчасти. Ты ведь ничего не знаешь обо мне, кто я такая, откуда. Понимаю, ты особо не интересовался. Так вот, я – не та, кем кажусь.
Он улыбнулся.
 - Прости, что перебиваю. Я, наверное, буду некорректен, но эти слова хотя бы раз в жизни произносит каждая женщина.
 - Может быть, но я сейчас не об этом. Дело в том, что я не человек.
Макс перестал улыбаться.
 - Это в каком смысле? Что значит «не человек»?
Я нервно вздохнула.
 - Понимаешь, я боюсь, что от увиденного ты можешь лишиться рассудка.
Он заметно напрягся.
 - Да ну, бред какой-то.
 - Если говорить простым языком, ты видишь сейчас всего лишь моё обличье, для окружающего мира. Пока я не скажу тебе, откуда я, скажу только, что мы появились одновременно с людьми. Это длится уже очень давно.
Макс слушал, не шевелясь.
 - Теперь о самом главном… Суть в том, что по достижении определённого возраста наступает момент, когда должно случиться очень важное для меня событие. И для этого должна произойти одна вещь, без которой это невозможно.
 - И что же это?
Я подняла на него глаза.
 - Я должна провести ночь с земным мужчиной.
Он на мгновение перестал дышать, после чего громко расхохотался.
 - И я почти поверил! Ой, лопух! Многого слышал на своём веку, но это… Да тут всё так банально! Знаешь, я в идиотском положении: меня разрывает от желания сказать пошлость или выслушать всё-таки до конца…
 - Я тебя не осуждаю, тебе просто нужны доказательства. Ты всё увидишь сам.
Макс явно веселился.
 - Ну что ж, допустим!
 - Подожди немного, я выйду на минуту и вернусь в своём истинном виде.
Он проводил меня взглядом, в котором, не смотря на веселье, читался страх.



*   *   *

Когда я вернулась в комнату, он сидел на диване с закрытыми глазами. Наступила полная тишина. Я встала перед ним, и он вздрогнул, услышав моё дыхание, громкое, непривычное.
Потом он медленно поднял веки.
В первое мгновение Макс просто задохнулся, резко поднёс руки ко рту и закричал сквозь них, что есть силы. Потом оглянулся по сторонам и надолго замер. Я в ужасе подумала, что он сошёл с ума, но он вдруг попытался подняться, дрожащими руками обхватив свою трость. В конце концов, это ему удалось. Макс поднял на меня глаза и тихо сказал:
 - Прости меня… Что не поверил тебе. Я должен был попытаться, но не поверил. Я сказал себе, что всё это – глупая шутка, которая зашла слишком далеко, и поклялся, если это и правду розыгрыш, то просто соберу все силы, встану, вызову такси, уеду и напьюсь. Потому что ненавижу розыгрыши, ещё с детства, и меня будто вновь вернули в это мерзкое, давно забытое состояние…
И когда я услышал твои шаги – тяжёлые, твёрдые, совсем не человеческие, то сразу понял, что это не шутка. А увидев, понял, что даже если бы был полностью здоров, шансов убежать не было никаких, я мог бы даже не пытаться.
Но справившись с собой, я понял, что бежать мне не хочется, - его глаза наполнились слезами, но Макс не видел этого, он всё говорил и говорил. - Мне только одно непонятно… Ты узнала обо мне всю грязь. Почему ты не отвернулась от меня, ведь ты можешь найти намного более достойного человека…
Он не заметил, что стоит почти всем весом на больной ноге, и, вскрикнув, начал падать. Я подхватила его, молниеносной реакцией, и осторожно уложила на диван.
Долго, изучающе смотрела на него, после чего села рядом на пол и заговорила:
 - Я не отвернулась потому, что знаю – в тебе сокрыта сила, благородство и чистота души. Даже, несмотря на случившееся. Человека можно обмануть, меня же ты обмануть не сможешь, потому что я вижу твою душу.
Когда наступает время найти свою судьбу, к нам обязательно приходит сон, и мы видим сияние – невесомые частички света, словно августовское звёздное небо… Я знала, что это было сияние твоей души, только твоей. И пошла на её поиски. Таковы мы…
 - Душу… А ты не можешь ошибаться? Я спрашиваю, не из тени сомнения…
 - Я тебя понимаю. Нет, в таких вещах ошибки исключены.
Макс осторожно прикоснулся ко мне.
 - Можешь кое-что сделать? Мне очень интересно…
 - Что именно?
 - Я успел убедиться, что ты сильна, не по-женски. Но я хочу почувствовать твою силу именно, когда ты такая…
Я встала над ним. Диван протестующе  застонал под моим весом, где-то внутри раздался треск. Я осторожно взяла запястья его рук, прижала их к дивану, и сказала:
 - Попытайся освободиться.
Он рвался изо всех сил, но это было просто бессмысленно. Я прекрасно знала, что запросто могу разорвать человека пополам, не прикладывая при этом особых усилий.
Макс сдавленно прошептал: «Невероятно…»
Я опускалась всё ниже, расправляя крылья.
 - Ничего не бойся… Тебе понравится…




*   *   *

На следующий день Макс проснулся после обеда. С кухни я услышала, что он завозился, вернулась в комнату, села рядом и улыбнулась. Он растерянно посмотрел на меня:
 - Я даже не знаю, что сказать… Когда вчера я ощутил твоё прикосновение, то не на шутку испугался. Твои руки, будто огнём горели… Меня словно приковали к дивану два бетонных блока в несколько тонн. Я думал, что погиб, когда внезапно ощутил, что сознание меня покидает… Но я помню тот момент, когда ты с силой привлекла меня к себе, раскрыла крылья, и схлестнула их у меня за спиной. Я оказался словно в коконе… И в тебе…
 - Я же говорила, что тебе понравится… Но это только первый этап.
 - Так, а что нужно сделать дальше?
 - Суть в том, что после этого, я должна научиться летать. В данный момент я ещё не умею. Для этого необходимо найти какую-либо возвышенность, здание, что угодно и устремиться вниз. Было несколько случаев, когда многие, обойдя первый этап, сразу прыгали и разбивались насмерть. Только эта ночь может раскрыть наши крылья при стремительном падении, и мы взлетаем. Это очень страшно, но через это надо пройти всего один раз.
 - И когда это нужно сделать?
 - Сразу после первого этапа. У меня есть только день, и если время будет упущено, то я никогда не смогу летать.
Макс внимательно посмотрел мне в глаза.
 - Знаешь, едва проснувшись, я потянулся за флягой, но вдруг понял, что не хочу пить. Не знаю, сегодня, или вообще. Поначалу я подумал, что это был сон, но только на мгновение. Так кто же ты? И откуда?
 - Считай, что я из сказки. И звать меня Жар-птица.
Он осторожно взял мои руки в свои и прижал их к своему лицу.
 - Так вот ты, оказывается, какая… А я, дурак, в детстве сказок почти не читал, хвастался, что повзрослел рано. Куда там…
 - Только не думай, что всегда было так, как вчера. В древние времена всё обстояло намного проще и более жестоко: не было никакой романтики – мы не просто так обладаем огромной физической силой. Это прозвучит отвратительно, но раньше, проходя первый этап, мы не ждали, не объяснялись. Мы просто брали своё. И очень часто всё кончалось смертью «избранного», так как он, имеющий право выбора, часто отказывался. Этот отказ, разумеется, нас не устраивал. Мы получали своё, после чего расправлялись с ним. Многие, придя в себя, пытались нас уничтожить или хотя бы нанести какой-то вред. И погибали сами. Некоторые просили пощады, кто-то сходил с ума или умирал от испуга.
 - Этот мир определённо беспощаден ко всем…
 - Но постепенно мы пришли к тому, что случилось между нами. Безусловно, мы стараемся свести к минимуму шанс до смерти напугать или лишить рассудка, но всегда нужно помнить, что этот шанс есть. Бывали случаи, что если человек отказывался, не с боем, а с достоинством умел убеждать, то мы просто уходили. Кто-то после этого прыгал с высоты и погибал.
 - А бывало так, что кто-то из вашего рода не шёл как все, а выбирал, не душу, а просто – кого хотел? Если такое вообще возможно – не стремиться к тому самому, пусть даже чистому и светлому.
 - Некоторые из нас уходили в ваш мир. Их не волновало, что они не смогут летать, что будут уязвимыми. По прошествии времени, а именно достижения двадцати пяти лет, они уже никогда не смогут вернуться к своей сущности. Среди нас это не одобрялось, но мы никогда не осуждали выбор другого. Потому что, даже не смотря на душу, человека можно любить и за другие ценности.
 - А разве может быть что-то важнее души?
 - Не знаю. Если только поступки, которые диктуют обстоятельства. Надеюсь, мне никогда не придётся это узнать.
 - Кто знает… Во всяком случае, мне хотя бы стало ясно, что нам дальше делать. Надо искать «высотку», судя по твоим словам, нам нельзя терять времени.
 - Ты в самом деле готов мне помочь? А как же твоя нога?
Он усмехнулся.
 - Я увидел чудо, которое посчастливиться увидеть далеко не каждому. И только раз в жизни. Ничего, не развалюсь. Так что давай за дело.

*   *   *

В поисках необходимого здания прошёл остаток дня. И, наконец, выбор пал на панельную четырнадцатиэтажку. Таких в Москве было много, но эта стояла практически на отшибе в районе восточного Бирюлёво, что было весьма кстати – свидетели были явно ни к чему.
Мы вернулись, когда спустилась ночь, незаметно пробрались на крышу. Вдалеке виднелись огни электрички, проезжающей платформу «Чертаново».
Макс боялся высоты, поэтому стоял далеко от края и вдыхал холодный апрельский ветер.
Я изменила облик и стала готовиться к прыжку, когда внезапно позади нас послышались голоса. Макс резко обернулся. В нашу сторону двигались двое, у них в руках блестели бутылки, очевидно со спиртным. Макс жестами показал мне спрятаться за короб лифтёрной вентиляции и осторожно подошёл.
 - Вот же принесло! Надо попытаться их отвлечь.
 - Ты с ума сошёл! Их же двое, и твоя нога. Лучше незаметно уйти отсюда.
 - Не получится. У тебя кончается время. Сделаем так: я прикинусь таким же, заведу разговор, переведу их на другую сторону, а ты в этот момент спрыгнешь. Потом…
Договорить он не успел. В спину послышалась брань, и ему пришлось обернуться. Они были уже достаточно близко, поэтому Макс принял пьяный вид и уже что-то рявкнул им в тон, когда внезапно замер.
Я поняла – что-то не так, поняла это по его перекосившемуся от ярости лицу. Он попытался наброситься на одного из них. Они явно этого не ждали, и отшатнулись. Макс замахнулся тростью, но ему помешала его больная нога, он упал на бок, матерясь во всё горло и пытаясь подняться. Они засмеялись над ним, но в этот момент увидели меня. Раздался истошный вопль:
 - … твою мать!! Что это за тварь?!?
То, что они увидели меня «истинной», не сильно волновало – кто поверит двум пьяным. Но в этот момент я повернула голову и увидела Макса: он поднялся на ноги, отбросил трость, скинул пальто, разбежался, и что есть силы, на полном ходу, крича от боли, столкнул меня с крыши.
Я никогда не забуду тот ужасный момент, когда мы вместе падали вниз. Я протягивала руки, и, возможно дотянулась бы, но мои крылья раскрылись, и я взмыла вверх. В то мгновение я проклинала себя, и тот крик, который вырвался из моей груди, был не тем криком, который мы издаём при первом своём взлёте. Он был наполнен невыносимой болью, разрывающей меня. И эту боль я пронесу на протяжении всей жизни…
Я не смогла сразу вернуться на землю после взлёта, так как не могла это контролировать. В первый раз мы летим столько, сколько требуется каждому индивидуально. И поэтому, я не могла помочь ему…
Когда я, наконец, смогла спуститься, он умирал, умирал у меня на руках. Последнее, что он сказал, было: «Если можешь – забери мою душу… Пожалуйста…»
Мы можем это. Но это против законов природы – любая душа должна вернуться туда, откуда пришла, чтобы продолжить свой путь. Мы можем только прикоснуться к этому скоплению света. И, прикоснувшись, я увидела несколько последних минут его жизни.
Только теперь я узнала, что эти двое были теми самыми подонками, которые тогда давно чуть не убили его.
Макс понимал, что мне ничего не стоило прикончить их, но я видела, что он этого не хотел. Он не хотел, чтобы я марала себя в крови. И понял, что надо сделать.
Я смотрела его глазами: уже падая, он не видел асфальт, который стремительно приближался к нему. Он видел до смерти запуганное лицо несчастной девчонки, которая безмолвно просила о помощи, видел лица отморозков, которые тащили её. Он не смог с этим жить, не смог простить себе этого…
Поэтому, когда его душа устремилась ввысь, постепенно растворяясь в воздухе, я почувствовала страшное отчаянье, но потом поняла, что какая-то часть этого света осталась во мне.
На своей судьбе я убедилась, что люди способны на самопожертвование, на искупление вины. Самопожертвование, которое Максу было не нужно, но он не хотел, чтобы я возвратилась вспять, к истокам своего прошлого, когда всё решалось только кровью.
Максим сделал для меня то, ради чего я пришла в этот мир. Никто не мог предвидеть того, что он погибнет.




*   *   *

Спустя два месяца я отправилась в Питер. Я приехала в этот город с плохими новостями для одной женщины и её маленькой дочери.
Я стояла перед дверью квартиры и никак не могла решиться. С трудом поборов волнение, я вдавила кнопку звонка, поправила на себе одежду и глубоко вздохнула. Дверь открыла женщина.
 - Здравствуйте.
 - Добрый день. Вы Ольга?
 - Да.
 - А дочь зовут Катя?
 - Да, а что случилось? Я вас знаю?
 - Уверена, что нет. Дело в том, что ваш муж погиб.
Ольга побледнела и схватилась за дверь.
 - Так и знала! Я чувствовала, что его пьянство добром не кончится.
 - Дело в том, что он погиб, пытаясь защитить меня.
 - Я не понимаю… Вас?
 - Да. Меня схватили в подъезде перед моим домом, хотели затащить на крышу и изнасиловать. Их было двое, и я никак не смогла бы с ними справиться. Ваш муж случайно оказался рядом, и попытался мне помочь. Завязалась драка, мне удалось вырваться, я побежала вниз, стучала в двери, звала на помощь. Но не успела. Силы были не равны, они избили и выбросили его с балкона пятого этажа.
Я хорошо их запомнила, впоследствии помогла поймать их и отправить за решётку. Позже выяснилось, когда-то давно они уже совершили подобное, поэтому в этом случае выйдут они очень нескоро.
Я замолчала, так как побоялась выдать своих чувств. Я не знала, успела ли полюбить его, но то, что он сделал для меня, было бесценно.
Ольга плакала. На шум выбежала дочь, удивлённо посмотрела на мать, потом на меня. Ольга притянула к себе девочку, вытерла слёзы и повернулась ко мне:
 - Спасибо вам… Это всё настолько ужасно! И так внезапно! Спасибо, что нашли нас, что не оставили в неведении. Простите, я вас даже в квартиру не впустила…
 - Ничего, у меня скоро поезд. Мне пора. Всего вам хорошего.
Ольга тронула меня за рукав.
 - Скажите, он случайно был не у вас, когда вывихнул ногу?
Я изобразила удивление.
 - Вывихнул? О чём вы?
 - Простите, наверное, мне показалось…
 - Ничего. До свидания.
На улице было солнечно и тепло. Я покидала Питер, и сказала себе, что в Москву больше не вернусь, потому что уже забрала оттуда самое ценное – частичку его души.
И не только.
Под сердцем я носила дитя. Дитя своего рода, потому что у Жар-птицы, которая провела ночь с земным мужчиной, может родиться только дочь. Так было испокон веков.
Так будет и в этот раз.
И, вспоминая Максима, я поняла одну очень важную вещь – нам ещё очень многому стоит поучиться у людей».



18. Возвращение

Я не спал несколько ночей, потому что решил написать всю историю Жар-птицы от руки. Однажды мне подарили перьевую ручку и чернила, она долго собирала на полке пыль, пока я не наткнулся на неё во время уборки. Чернила давно высохли и превратились в порошок, но они были синие, а я всегда любил только чёрный цвет. Поэтому сходил в канцтовары за хорошей бумагой, купил чернила и приступил к работе.
Торопиться было никак нельзя – одна ошибка, и лист, в особенности, если он уже заполнен с двух сторон, придётся полностью переписывать. Да ещё и учитывая мой отвратительный почерк.
Но, не смотря на всё это, результатом я остался доволен. Мелькнула мысль сказать Жихарько, чтобы нашёл настоящего писаря – сделать несколько экземпляров «под старину».
Помня его просьбу, написал коротенькое письмо, указав дату прибытия, и добавил, что постараюсь остаться недели на три.
Несмотря на то, что путешествовать поездом теперь не составляло неудобств, в Томск я решил лететь самолётом – четыре часа лёта против трёх дней пути, даже в «СВ», выигрывали однозначно.
В этот раз Кузьма ответил примерно через пятнадцать дней. В его точности и ответственности я не сомневался, поэтому уверенно купил билеты на начало августа.
Было очень непросто скрывать своё внутреннее волнение от коллег. Я похудел, выглядел не выспавшимся, острые на язык уже сплетничали, что я однозначно за кем-то «волочусь», поэтому потерял покой и сон. Всегда забавно наблюдать, как корчатся те, у которых кроме нытья и зависти в жизни ничего нет.
Начальство сильно удивилось, что спустя такой небольшой перерыв мне снова понадобился отпуск. Но я имел полное право по закону, а если учитывать, что свободных дней у меня накопилось намного больше четырёх недель, и деньгами их не компенсировали, то без особых претензий я получил свой честно заработанный «двадцать один день».
Три недели… Почти 500 часов в сказочном городе «N» с его героями, который открылся мне за какие-то отмеченные судьбой заслуги.
Была только одна проблема: я решил всю свою библиотеку отправить в «N», и поначалу планировал взять с собой половину или, хотя бы треть, в поезд. Но поезд сменился самолётом, и поэтому много взять уже не получится.
Меня выручили транспортные компании: небольшой грузовичок отвезёт все мои почти сто книг без особого труда. Ценник показался мне запредельным, но деньги у меня были, тем более, что они вообще значат… Правда довезти их могли только до Томска, дальше нормальных дорог не было, только направления.
«Хрен с ним, в местный поезд до Итатки как-нибудь сумею перегрузить, не надорвусь. А там уж Кузьма поможет».
Книг мне было не жалко. Я в любой момент мог найти всё, что хотел в интернете. К тому же дарить подарки всегда приятнее, чем их получать.
В Шереметьево я прибыл за два часа до вылета, спокойно прошёл все проверки, немного перекусил и уселся в терминале в ожидании. Ещё рано утром на телефон пришло оповещение, что книги приехали на Томский вокзал.
«Отлично, осталось пережить перелёт».
Летать я ненавидел. Страх высоты, как это ни странно, преследовал не с детства. Будучи лет тринадцати от роду мог спокойно выглядывать с бабушкиного балкона на девятом этаже, свесившись едва ли не наполовину. Зато теперь даже на стремянку для замены лампочки без страха забраться не могу. А перелёты без предварительных «ста пятидесяти» вообще не представляю. Благо, они случались нечасто.
Четыре мучительных часа прошли относительно неплохо, обед был скромен, но в горло не лез. Я постоянно вздрагивал от любого, даже самого незначительного потряхивания кабины, а на посадке намертво вцепился в кресло и закрыл глаза.
Измученный, но уже относительно пришедший в себя, я вызвал такси до вокзала и пошёл в табачный киоск. То ли по растерянности, то ли специально – уже даже не помню – недокуренную пачку я оставил в гостинице, поэтому купил всего две в запас, на три недели должно хватить.
До вокзала такси доехало меньше чем за час. Томск – город довольно большой, поэтому пробки здесь не редкость. По приезду я нашёл грузчиков, пообещал не обидеть деньгами, если помогут загрузить в «дизельную электричку» коробку с книгами. Она была правда размером с небольшой холодильник, но мужики сказали, что таскали и не такое. Весила она прилично, поэтому удалось затащить её в тамбур только вчетвером. 
Спустя два часа меня уже встречал Подлесный. Увидев меня, он почти что бегом бросился мне навстречу.
 - Здравствуйте, Леонид Евгеньевич! Давненько мы с вами не виделись, почти год.
 - Здравствуйте-здравствуйте! Честно сказать, не думал, что опять встретимся!
 - И вот я здесь. Про сломанный тепловоз не будете больше рассказывать?
Он всплеснул руками.
 - Ах, кто же мог знать! Кузьма мне сказал – действовать согласно уговору. Как я мог ослушаться? – Он извиняюще улыбнулся.
 - Да, в самом деле, кто же мог знать…
 - Слышал, про вашу первую удачу! Это ж надо – саму Жар-птицу нашли!
 - Это не я нашёл, а сами знаете кто. Я всего лишь направил её сюда.
 - И всё равно – поздравляю вас! Вы делаете большое дело!
 - Кстати, со мной тут подарок для города приехал, нам бы кого на помощь позвать, выгрузить, он весьма увесистый.
 - Сейчас разберёмся! Интересного чего привезли?
 - Книги. Что может быть интереснее?
 - Да вы что!! Сколько же их там?! – он оторопело уставился на коробку.
 - Меньше, чем хотелось бы, около ста штук.
Подлесный охнул.
 - Да ведь это целое состояние!! Давно собираете?
 - Почти всю жизнь.
 - И не жалко?!
Я улыбнулся.
 - Я вам так скажу – никому, кроме как городу «N», я бы их не отдал.
 - Значит, не для кого оставить?
Я понял, что он имеет в виду, и немного сухо ответил:
 - Будем считать, что нет.
 - Что ж… Ах, вот, кстати, и наши помощники!
Два дюжих мужичка подошли к Подлесному.
 - Звал, Евгеньич?
 - Звал, звал! Вот, помогите человеку из вагона ценный груз забрать.
 - Об чём речь, сделаем!
Я раскрыл было рот сказать, что коробка прилично весит, но Леонид меня остановил.
 - Братья мои, - он подмигнул. – Вмиг справятся! Для них это сущие пустяки!
Легко, как пушинку, «братья Подлесные» перенесли коробку с книгами на край платформы.
Жихарько обещался быть к часу дня. Несмотря на август, на улице здорово припекало. Хотя, удивляться было бы странно, Сибирь всё-таки – тут если лето, то жара нестерпимая, а зима – морозы лютые. Это вам не Москва с её вечным межсезоньем.
За несколько минут до часа дня со стороны леса раздался громкий свисток паровоза. Я с удовольствием закурил и приготовился к встрече.
На этот раз Кузьма чуть ли не выкатился колобком из будки машиниста и бегом бежал ко мне навстречу.
 - Голубчик вы мой!! Приехал-таки!! Ох, и заждались мы вас!! – его было слышно ещё издали. В меня он едва не врезался, глаза так и светились счастьем. Он схватил меня за руку, и тряс её так сильно, что почти оторвал.
 - Тише, Кузьма, тише! А то я вторую руку буду потом восстанавливать полгода… - но мне было нисколько не больно, только немного смешно.
Жихарько резко замер.
 - Неужели за это время приключилось чего?!
 - Нет, это случилось давно, так что не переживайте. Вот вы меня растрясли, и я теперь не знаю, как вам про подарок рассказывать.
Кузьма даже рот открыл.
 - Голубчик, да подарки вам за труды причитаются, а не нам!!
 - Пустяки. Я книги привёз.
 - Ох, ну что мне с вами делать…
 - По-возможности, не огорчать. Принимайте, вон, коробка большая!
Жихарько увидел груз и натурально едва не свихнулся от радости.
 - Дорогой мой! Это что же, всё нам?!
Я кивнул и улыбнулся.
 - Вам… - я хотел добавить «…и нам», но не стал.
 - Да как же это, Василий в обмороке будет…
 - Вы подождите загадывать, может ещё не сгодятся.
 - Да вы что! Я ему устрою «не сгодятся»!! Проглажу против шерсти! – Кузьма явно разошёлся, но беззлобно.
 - Ну-ну, будет вам. Давайте лучше погрузим, Зиновий вон уже готов. – Я махнул рукой Горынычу. Раздался короткий «писк» паровозного гудка, и Тугарин важно кивнул мне.
 - Григорьич, спускайся! Подарки будем грузить!
Тугарин не спеша спустился, подошёл к коробке и огляделся. Пригородный поезд давно ушёл, кроме нас на перроне не было ни одной живой души. Зиновий наклонился, двумя руками взял коробку, словно она была из пенопласта, и потихоньку понёс её в вагон.
 - Это… было… неплохо… - выдавить из себя что-то более многозначительное мне не удалось.
 - Неужто, всё ещё удивляетесь?
 - И видимо очень долго буду.
 - Ничего, привыкнется! Пойдёмте, чай уже готов, выпьете, и в путь!
Вроде бы знакомая процедура, но всё равно в голове никак не откладывается тот факт, что ты едешь в сказку.
Само собой, помимо чая усталость дала о себе знать, и от мерного поскрипывания вагона на небольшом ходу я едва не задремал стоя. Ничего не говоря Кузьме, я плюхнулся в купе и сразу заснул.
На вокзале кое-что почти неуловимо изменилось. Это «почти» оказалось одним из самых лучших ощущений – ощущение того, что ты дома.
Я не надеялся, что кто-то будет меня встречать. Но когда я вышел вместе с Жихарько из здания вокзала, к нам подошёл очень прилично одетый мужчина в очках а-ля Джон Леннон. И сразу обратился ко мне:
 - С приездом вас. – Он церемонно поклонился. – Алиса передала мне вашу книгу. Весьма благодарен…
В первый момент я даже не понял, со мной ли он говорит, но внезапно до меня дошло.
 - Ва… Василий?!
 - Васильевич! – Он снова взъерепенился. – Прошу не забываться! Я ещё помню вашу вопиющую выходку…
Так и подмывало сказать ему: «КЫСА!», но я сдержался.
 - Васенька, дорогой! – Кузьма взмолился. – Ты же ничего не знаешь! Человек с подарками приехал…
 - Кузьма! Твоя привычка заступаться уже становится невыносимой!
Обмен любезностями грозил затянуться надолго.
 - Уважаемый Василий Васильевич! – Я принял официальный тон. – Кузьма Дмитриевич сказал чистую правду: с собой я привёз скромную библиотеку, которую хотел бы полностью передать в ваше распоряжение.
Баюн недоверчиво покосился на меня.
 - Шутить изволите?
 - Пошутить люблю, но в этот раз правду говорю. Как на духу.
 - Что ж, давайте посмотрим.
Горыныч уже принёс мой подарок, молча поставил на землю и также молча наблюдал за нашей «милой» беседой.
Увидев внушительных размеров коробку, Баюн даже очки снял.
 - Позвольте, это что же, всё книги?
Весьма довольный собой, я кивнул. Василий потянулся было вскрыть перевязь, но остановился.
 - Загляните как-нибудь ко мне, обсудим. – Он пребывал в лёгкой растерянности, но в его зелёных глаза уже плясал огонёк азарта.  – Зиновий, если не затруднит, отнеси сей ценный груз в библиотеку.
Тугарин поднял коробку и, не оборачиваясь, что-то ворча себе под нос, направился вслед за Василием.
 - Горыныча так в грузчики запишут, - я рассмеялся.
 - Голубчик, вы должны понимать, что Зиновий оказывает вам самое глубокое уважение тем, что вообще согласился помочь! Сам он, увы, не особо любит чтение – чересчур придирчив к содержанию!
 - В самом деле?
 - Именно так! А что касается Василия, уже одно то, что он позвал вас к себе на беседу говорит о его безграничной щедрости. Обычно он… ну вы сами всё понимаете… - Кузьма словно извиняясь развёл руками.
 - О да, – я просто не смог не улыбнуться.
 - Я так понимаю, вам надобно Алису повидать?
 - Правильно понимаете, Кузьма Дмитриевич.
 - А то я смотрю, уже извелись весь…
Я слегка покраснел.
 - Неужели так заметно?
 - Голубчик! Конечно, вы же курить хотите, а зажигалка по уговору у неё, верно? – и он захохотал.
Сказать, что Жихарько весьма метко «подкузьмил» меня – не сказать ничего.
 - Уж простите великодушно, не смог устоять!
 - Вы правы, пойдёмте. Обед как всегда?
Кузьма хлопнул себя по лбу.
 - Совсем забыл, нас же к себе Алексей Никитич трапезничать звал! Помните?
Во мне мгновенно проснулся живой интерес.
 - Неужели вы смогли договориться?!
Жихарько гордо кивнул.
 - Смог! Не скажу, что пришлось долго упрашивать, Алексей Никитич, можно сказать, сам был не против.
 - В самом деле?
 - Именно так! Особенно, когда про Жар-птицу узнал. Сказал, что вы человек дела, и, вообще, сразу ему понравились!
 - Отлично! Вот вам и подарок для меня, Кузьма. Кстати сказать, мне удалось написать историю Василисы, - я протянул Жихарько свою «рукопись». – Предоставляю на ваш суд.
 - Благодарствую! Позвольте спросить, а почему не отдали Василию?
 - У него на ближайшее время, я полагаю, будут несколько другие заботы.
 - Ах, да, верно! Не беспокойтесь – не пропадёт!
 - Отлично! Пойдёмте, а то в самом деле курить хочется.
Алиса встретила меня весьма сдержанно, но по её глазам я понял, что она меня ждала. Что стояло за этим ожиданием – неизвестно, но где-то внутри меня зажглась какая-то ещё неведомая мне искра…
 - Ну, здравствуй, путешественник, - она лукаво улыбнулась мне, протянула зажигалку и начатую коробку папирос. – Когда убиралась в комнате, то нашла их на столе. Они даже не зажжённые приятно пахнут.
 - Здравствуй, Алиса. Спасибо тебе, – Я будто бы случайно задержал её руку в своей, но обмануть Лису-Патрикеевну, это как выше головы прыгнуть – не получится. Она хитро посмотрела на меня, но ничего не сказала. – Сейчас заодно и заправим как следует.
Я достал из сумки небольшую фирменную канистрочку с бензином Zippo, купленную ещё в Москве. Там же я купил запасные кремни, фитиль и набивку. Вата, знаете ли, совсем не то.
Не прошло и десяти минут, когда всё было готово. Я оставил сумку внизу и вышел на улицу. Смял гильзу у папиросы и чиркнул колёсиком. Загорелось уверенное пламя, я удовлетворённо кивнул сам себе и крикнул Алисе в открытое окно:
 - Как часы!
Он вышла ко мне, отгоняя от себя табачный дым:
 - Доволен?
 - Ещё бы, особенно когда получал её из твоих рук. – Я слегка улыбнулся.
 - Да, я заметила. – Она склонила голову на бок, как кошка. – А ты молодец, слово держишь.
 - Ты про Василису?
Она кивнула.
 - Если ты не знал: друг для друга мы всегда предстаём в истинном облике, поэтому я когда впервые увидела её, то даже обмерла немного. Настолько не ожидала, что её образ пойдёт вразрез с моими представлениями…
 - А каково было мне? Ладно, если бы я её тут видел – ещё как-то можно себе сказать, что это норма. Но там, на улице… Всё время одолевал страх, что её облик видят все, и в любой момент может начаться неконтролируемая паника. Хорошо если только паника. Не уверен, что с остальными будет также легко.
 - Значит, будешь продолжать?
Я затушил окурок о каблук и бросил его в урну у входа.
 - Во всяком случае, это в неисчислимое количество раз интереснее того, чем я занимаюсь в привычной жизни. – Мне вдруг захотелось обнять её. Но я побоялся всё испортить, поэтому забрал сумку и поднялся в номер.
В комнате всё было также как в прошлый раз – тихо, тепло и уютно. В настежь распахнутое окно тянуло терпкими августовскими ароматами.
Я принял душ, побрился и вдруг услышал через окно, как Жихарько о чём-то разговаривал с Алисой. Она сердито его окорачивала, когда он громко хохотал, якобы незаметно показывая пальцем на окно моего номера.
«Ну, Кузьма, ну сводник! Ох, и поговорю я ещё с тобой!»
Поскольку Жихарько уже стоял внизу, это означало, что нас ждут у Алексея. Причём само собой подразумевалось, что Кузьма будет за столом.
 - Кажется, сегодня будем «соображать на троих» - весело сказал я вслух.
Как бы то ни было, а заставлять себя ждать – последнее дело, вспоминая Зощенко: «Могут и в морду дать!» Это, конечно, вряд ли, но об этом надо всегда помнить.
Парадных вещей я не брал, ибо не знал, какая встреча мне предстоит. Да и глупо как-то будет выглядеть официоз в таком месте.
Алексей встречал нас у входа, словно самых дорогих гостей. Незаметно для всех я тихо сказал: «Я всё знаю…», но ничего не произошло. Здесь нет ничего удивительного: богатырь – обычный человек. Ну, насколько он может быть обычным в городе «N».
Между делом я спросил Жихарько, сколько ему лет.
 - Если не ошибаюсь, то шестой десяток исполнился.
Я натурально опешил. Богатырь выглядел максимум на сорок, если не меньше.
 - У них у всех так: стареют медленно, поскольку силы недюжинной в них веками заложено.
За столом сидели только мы трое. Жена и дети Алексея ушли на задний двор, чтобы не мешать. Еда была также восхитительна, как и в гостинице, особо мне запомнилась рыбная строганина с солью и перцем. От «кедровки» стало сразу жарко, поэтому мы открыли окна, и я стал ожидать, когда Алексей начнёт свой рассказ.
Кузьма лузгал семечки, я же предпочёл кедровые орешки, которые богатырь предоставил нам чуть ли не в пятидесятикилограммовом мешке – ешь, не хочу.
Я испросил разрешения насчёт закурить, и мы, словно по команде расселись на лавочке у окна. Алексей, увидев коробку папирос, хмыкнул:
 - Помню такие, ещё из «той» жизни… Покуривал пару раз, не понравилось. – Он втянул выпущенный мной дым. – И табак другой стал, раньше лучше был…
Я начал волноваться, боялся, что Добрынин передумает, и свою историю оставит только для себя и своих близких. Но спустя некоторое время он вздохнул, немного помолчал и заговорил.

19. Алексей

Попал я в город «N» вместе с женой где-то в середине 1990-х. Предполагаю, что также, как и ты – Кузьма поспособствовал. Он меня в Новосибирске заприметил, уж не знаю, каким способом, но при желании ты у него это сам спросишь.
Я там родился и вырос. Если простым языком говорить, то у меня была самая обыкновенная жизнь: детский сад, школа, армия, институт, работа. В то время по подобному пути шли очень многие.
Где-то к 26 годам, уже работал по профессии, (а был я литейщиком художественного литья), строил небольшие планы на будущее, постепенно деньги откладывал. Тем более, что поводы были: во-первых, мне светило небольшое повышение, отнюдь не голословно, так как у нас уже давно работали «глубокие» пенсионеры, и мне передавали свой опыт и знания. А во-вторых, я уже два года встречался со своей бывшей однокурсницей, и дело постепенно шло к свадьбе.
Бодро шла Перестройка, которую ввели, чтобы хоть как-то поддержать начавший уже вовсю разваливаться Советский Союз. И тут как гром среди ясного неба – ЧЕРНОБЫЛЬ… Начиная с 26 апреля 1986 года на долгое время кошмарнее этого слова в СССР и почти во всём мире трудно было найти. В обиход вползали непривычные, пугающие слова – «дезактивация», «ТВЭЛ», «энергоблок»…
В газетах периодически появлялись сводки результатов ликвидации последствий аварии. Я не очень внимательно отслеживал события до того дня, пока не увидел заметки, и меня ужаснули масштабы трагедии. Чуть ниже сообщалось о наборе добровольцев в помощь войскам хим. защиты и ликвидаторам. И больше всего меня шокировало огромное количество людей, спешивших на помощь, по зову сердца, и я внезапно почувствовал непреодолимое желание быть там, быть нужным. Я не до конца понимал, в какой ужас мне предстоит окунуться, и какие могут быть последствия для здоровья, но в тот момент меня это не пугало.
Волновало другое. Я долгое время не решался сказать об этом родным, но всё-таки собрался с силами и пошёл на разговор. Результат был ожидаем: мать плакала, батя сначала долго ругался, потом просто замолчал.
Повисла пауза. Отец молча уставился в пол, мать тихо всхлипывала. Я понял, что ничего более не добьюсь, встал и уже собрался уходить, когда меня окликнули:
 - Подожди, сын. Присядь и послушай. Мы всегда жили небогато, но всегда дорожили только друг другом, ты прекрасно это знаешь. Так вот, лучше пусть я произнесу вслух – ты едешь на верную смерть. Надеюсь, хоть это ты понимаешь. Мы будем молиться за тебя. Главное – возвращайся живым, больше нам ничего не надо.
 - Спасибо, отец. Я вернусь, иначе и не будет.
Собрав вещи, я позвонил своей девушке на работу, и сказал, что дома нам надо срочно поговорить. Судя по её голосу, она не придала моим словам столь серьёзного значения, поскольку считала, что у нас ничего непредвиденного произойти не может.
Уже вечером, как только мы поужинали, я сразу перешёл к делу.
 - Ир, мне необходимо уехать.
Она замерла у раковины и удивлённо обернулась ко мне.
 - Бежать от меня, что ли, собрался? – она рассмеялась.
 - Я серьёзно. Я собираюсь уехать ликвидатором в Припять.
 - Ты, наверное, шутишь?
 - Нет. Вот, - я кивнул на чемодан с вещами. – Завтра утром в поезд.
 - Ты в своём уме?! Зачем тебе всё это нужно?!
 - Ты что, газет не читаешь? Там сейчас каждый человек не лишний…
 - Но мы в Новосибирске, а Украина вообще чёрт знает где!
Я был поражён.
 - То есть, ты хочешь сказать, что тебе всё равно?
 - Нет, конечно, нет! Но я не пойму, зачем ТЕБЯ несёт туда? Что у них своих людей мало?
И тут я не выдержал.
 - ДА КАКИХ «СВОИХ»?!? Как ты не понимаешь, что на месте этих несчастных могли оказаться мы!! Мы все люди, ЛЮДИ, ты понимаешь?! Не время сейчас делить на «чужих» и «своих»! Со всего Союза народ стремится помочь…
 - Ты сейчас говоришь, как номенклатурщик с трибуны очередного съезда…
Я осёкся, потому что внезапно чётко осознал и увидел, что Ира меня не понимает. И не поймёт. Я опустился на стул, рубашка давила на шею, я расстегнул воротник и замолчал. Она подошла, села на корточки передо мной и взяла меня руками за голову.
 - Послушай, я может и не права. Давай отправим деньги, я видела в газете специальный счёт…
 - 904.
 - Да, да, он самый! – Она говорила сбивчиво и торопливо. – Но я тебя не пущу, ты мне нужен здесь!
Я поднял голову.
 - Нужен… Здесь… Прости, но я всё равно уеду.
Она даже не дала мне договорить, резко поднялась, отвернулась и встала у окна.
 - Если ты уедешь, назад не возвращайся! Такие дураки мне не нужны! Героя из себя едет строить…
Ира произнесла это в сердцах, в надежде, что это меня остановит. Она была вне себя, и не заметила, как я взял чемодан и тихо ушёл.

*   *   *

На следующий день я сидел во внутреннем здании Киевского вокзала и уже в который раз перечитывал утреннюю газету. Делал это уже просто машинально, пытаясь отвлечься.
Как так вышло, что, зная друг друга довольно давно, люди всё равно остаются совершенно чужими? Делать сейчас какие-либо выводы было просто бессмысленно. Я надеялся только на то, что когда вернусь (а вернусь обязательно), то всё улажу. Это просто вопрос времени.
В тот момент я был раздавлен мыслями о том, что своими руками ломал себе жизнь.
Я просто хотел помочь, мне совершенно не нужно было, чтобы обо мне думали, будто я еду туда за громким именем – «ЛИКВИДАТОР».
И вот спустя два часа я ехал в направлении того места, где ежесекундно шла борьба не на жизнь, а на смерть.
По прибытии в Киев, я, измученный дорогой и страшно голодный, остановился на несколько часов в первой попавшейся гостинице, чтобы хоть немного прийти в себя, а потом уже искать способ, как попасть на ЧАЭС.
Во второй половине дня я направился в горисполком, чтобы выяснить, как и что делать дальше. Меня долго гоняли по инстанциям, пока, наконец, после четырёхчасовых мытарств выдали приказ явиться на обязательную медкомиссию. Через два дня меня и многих таких же добровольцев вывезли в Припять.
День отправления выдался тёплым и солнечным, что абсолютно не вязалось с нарастающей внутренней тревогой. Дорога к станции была долгой, по обеим сторонам шоссе виднелись брошенные деревушки, опустевшие просёлочные тропы. Казалось, всё население 30-ти километровой зоны отчуждения, как её успели назвать, разом вымерло. Через открытые калитки и ворота выглядывала домашняя скотина, второпях оставленная и предоставленная отныне самой себе. Повсюду передвигалась военная техника, вдоль дорог пестрели запрещающие знаки с угрожающими надписями: «ОСТОРОЖНО: РАДИАЦИЯ!», «ЗАРАЖЕНО! ПО ОБОЧИНЕ НЕ ХОДИТЬ!», появившиеся в большом количестве то тут, то там, как грибы после тёплого летнего дождя.
Около станции бульдозерами снимали заражённый грунт, в воздухе кружили вертолёты, один за другим сбрасывая в развороченное нутро 4-го энергоблока мешки с бором. Меня и моих попутчиков вместе с солдатами, видимо только сегодня демобилизованными из очередной военной части, направили в ближайшее к нам соседнее строение для инструктажа. Тут я впервые услышал слова «доза», «бэр».
На текущий момент из-за огромного уровня радиации на крыше реактора вся робототехника вышла из строя. А это означало, что теперь пришла очередь людей.
Работать можно было только 30 секунд, задержишься чуть дольше – назад можешь не спуститься.
Не зря говорят – страшно только первый раз. Но здесь эта поговорка не работала абсолютно – каждый раз, когда я по гудку сирены быстро спускался или поднимался по лестнице, мне было до смерти страшно. И с каждым разом всё сильнее…
За месяц я побывал на крыше 8 раз, и уже снова готовился пойти в девятый, когда, возвращаясь с очередной дезактивации, почувствовал резкую слабость. Я успел опереться о подоконник, но ноги отказывались держать, и я медленно сполз на пол. По коридору в этот момент шла девушка в белом халате, увидела меня и сразу подбежала:
 - Вам плохо?
Я попытался пошутить.
 - Лёгкое недомогание, наверное, «хватил» сегодня чуть больше обычного.
Мне удалось подняться, я улыбнулся девушке, прошёл несколько шагов вперёд, а потом наступила темнота.

*   *   *

Очнулся я уже в палате. В вену на правой руке была вставлена игла капельницы. Меня немного тошнило, во рту почти постоянно стоял отвратительный металлический привкус, всё тело жутко ломило. Я повернул голову, что далось мне с большим трудом, и увидел вокруг себя несколько коек, на которых неподвижно лежали люди. Кто-то спал, кто-то смотрел в окно.
Помню, меня поверг в шок их вид – они все были почти абсолютно лысыми. Я осторожно провёл свободной рукой по голове и с ужасом увидел, что в руке осталось некоторое количество волос. От неожиданности я сдавленно вскрикнул.
На шум вошла медсестра. Это была та самая девушка, что нашла меня в коридоре.
 - Меня кто-то звал?
Тут она увидела меня, полусидящего на кровати с клоком волос в руке. Она подошла ближе и села напротив.
 - Я понимаю, для вас это сильный шок. Это один из первых симптомов лучевой болезни.
 - Долго я пробыл в отключке?
 - Почти 10 часов.
 - Ого… Ну и как, плохи мои дела?
 - Пока сложно сказать. Вам досталось прилично, но я думаю, что обращаться к вам «ваша светлость» всё-таки ещё рано.
Сил почти не было, но я непроизвольно улыбнулся.
 - Будем читать, что это хорошие новости.
 - О вас тут многие говорят.
 - В самом деле? А, наверное, после того случая…
 - Да. Подозреваю, вы бы и на этом не остановились, если бы не потеряли сознание.
Что касается того самого случая: когда очередная партия людей вернулась с крыши, одного бойца не досчитались. Но самое страшное было в том, что на данный момент следующая команда ликвидаторов, чтобы подняться и проверить, была ещё не готова – люди отдыхали. Я вернулся буквально полчаса назад, и, услышав о случившемся, бегом помчался на крышу.
Поднявшись наверх, я сразу увидел солдата, совсем мальчишку. Он стоял у края изгороди и плакал, его противогаз валялся рядом. Прикинув, что парень стоит на крыше уже почти 3 минуты, я бросился к нему, сгрёб его в охапку и потащил к лестнице. Когда всё улеглось, выяснилось, что ещё чуть-чуть, и парень получил бы дозу, не совместимую с жизнью. Я на своих руках нёс его до медпункта, откуда его увезла «скорая» на самолёт в Москву в радиологическую больницу. Видимо именно эта вылазка и подкосила меня.
Я рассказываю об этом без какой-либо гордости. Просто это надо было кому-то сделать, не мешкая, вот и всё.
Внезапно до меня дошло, что если девушка находится рядом, то она тоже может облучиться.
Словно прочитав мои мысли, она заговорила:
 - Я знаю, нам запрещают быть рядом. Но я не могу не поговорить с человеком, не поддержать его. Я тут практически с самого начала. Нагляделась всякого. Многие, кто в сознание приходит, хотят поговорить, а я не могу просто уйти или закрыть рот. Хочется верить, что я не одна такая…
 - Понимаю. Вас как зовут?
 - Наташа. А про вас, Алексей, я уже немного знаю.
 - Очень приятно.
 - Что ж, мне пора, надо обход делать.
 - Приходите, когда сможете.
Когда Наташа ушла, я вдруг поймал себя на мысли, что она мне нравится.
Но думать об этом было глупо, у меня была Ира. Да, мы поссорились, пусть. Я решил, что как только немного оклемаюсь, то сразу с ней свяжусь.
Как только мне разрешили вставать и потихоньку ходить, я поинтересовался, смогу ли вернуться на ЧАЭС. Врачи в один голос категорически запретили мне даже приближаться к станции. Меня это сначала расстроило, потом рассердило, но, в конце концов, я понял, что от мёртвого меня проку будет мало.
В больнице я пробыл почти полтора года, периодически звонил домой, но с Ириной поговорить так и не удалось.
Я быстро шёл на поправку, врачи почти полностью поставили меня на ноги, правда теперь мне приходилось носить тёмные очки – радиация повредила сетчатку. Тогда я ещё не знал, чья кровь течёт во мне, и своё выздоровление просто списал на молодость. Когда сюда приехал, Яга мне мигом всё на место поставила.
Родители всё время спрашивали, что и как. Я врать не стал и сказал, что самое страшное позади. Поведал, что мне вручили медаль за спасение жизни человека. Полагалось ещё и денежное вознаграждение, но я отказался, попросил, чтобы деньги передали тому самому парнишке, которого я спас, потому что он, скорее всего, до конца жизни останется инвалидом.
И только один вопрос задать родным я долго не решался – боялся, по-настоящему, спросить об Ирине. Но отец почувствовал это и заговорил сам.
 - Мы были у неё, не раз, письмо твои передавали. В последний раз она сказал, что хочет уехать.
 - Уехать?! Куда?
 - Из города, насовсем. Куда – не говорит, и не скажет.
 - Ты знаешь, где она сейчас?
 - Нет. В своей квартире она больше не живёт. Вчера она сказал, что съезжает, а куда именно, мы не знаем.
Как позже я узнал, отец специально не стал говорить, что Ира уже уехала на родину, в Адлер, и сказала больше не писать и не звонить. Они дружно боялись, что это могло ухудшить моё сильно ослабленное здоровье. Я был зол, конечно, но винить их в этом не мог.
В начале мая 1988-го я вернулся в Новосибирск. О Чернобыле напоминали только очки, и волосы отрастали очень медленно. Что касается остального, то всё было по-прежнему: на работе меня встретили очень тепло, были искренне рады, что вернулся живым и почти здоровым. Всё, кроме самого важного, осталось без изменений.
Ирина вернулась к родителям. Я больше месяца ходил звонить на телеграф почти ежедневно, но всё время натыкался то на сестру, то на мать. Было понятно, что трубку она не берёт специально, но поделать с этим я ничего не мог.
Прошло почти полгода, когда однажды, возвращаясь из магазина, я увидел в почтовом ящике конверт. Внутри ёкнуло: «Ира…», хотя и верилось с трудом.
Адрес отправителя был мне неизвестен. И можете представить себе, каково было моё удивление, когда я понял, что это письмо от Наташи.
Мы не общались с момента моего отъезда из больницы. В письме она говорила, что искала меня, так как знала только имя, фамилию и город. Искала и нашла. Оставила свой номер телефона, и надеялась, именно надеялась, а не просила, чтобы я однажды позвонил.
Для начала я решил написать ответное письмо, сообщить, что я её помню, что приятно обрадован. Переписка завязалась легко, потом я несколько раз бегал на центральный узел, заказывал звонок, слушал гудки, которые почти сразу прекращались, когда Наташа снимала трубку. На этом контрасте так всё и продолжилось, а ближе к концу года я решил съездить к ней в Москву.
Мы встретились только раз… и больше уже не расставались. Одно время мне казалось, что человеку надо пройти через какое-то испытание, что-то или кого-то потерять, чтобы вновь приобрести. Кто знает, судьба это или что-то ещё.
Но несмотря на это, Иру я не забыл. Почти сразу я всё рассказал Наташе. Мы много обсуждали, спорили, и даже поругались – она убеждала меня, что я должен обязательно съездить и поговорить. Я отказывался – во  мне кипела самая обыкновенная человеческая обида.
 - Ты же понимаешь, что она тебе не чужая.
 - Вот именно! А я для неё будто хуже врага стал, знаться со мной не хочет.
 - Я понимаю, это очень больно. Но ты будь человеком, ТЫ! Я же знаю, как важно быть честным, перед ней, и в первую очередь, перед самим собой…
 - А если я её не застану?
 - Напиши письмо и оставь.
 - Сто раз уже писал, она их, как и остальные, читать не станет…
 - Неважно.
Причина была не только в этом: это прозвучит некрасиво, но я не хотел ехать, потому что подспудно боялся того, что с Ириной всё уладится. Сердце сжималось от того, что Наташа это тоже прекрасно понимала, но предпочитала не поступать подло и низко.
*   *   *
Я как мог откладывал поездку, в итоге решил, что отправлюсь после Нового, уже 1989-го года. В конце концов, я должен был это сделать для очистки совести.
Выехать удалось только следующей весной. Я выбрал ночной рейс из Москвы в Адлер, и через двое с лишним суток был на месте. Обратно нужно было возвращаться сразу в Новосибирск, заканчивался отпуск.
По прибытию звонить я не стал, а сразу поехал по адресу.
В большинстве своём приморские города в то время имели невысокую этажность. Привычные уродливые «хрущёвки» встречались, но в основном это был кирпичный «новострой» с хорошими внутренними планировками. В одном из таких домов и проживала семья Иры. Я был почти на 100% уверен, что она вернулась сюда.
Я был здесь всего раз несколько лет назад, но хорошо запомнил район, улицу и номер квартиры. Медленно поднялся на 4-ый этаж и позвонил. Послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. На пороге стояла Ира.
Она ошарашенно посмотрела на меня:
 - Ты?!
 - Я. Войти можно?
Она ничего не ответила и посторонилась, пропуская меня. С души свалился камень, когда я понял, что кроме неё дома никого не было. Во всяком случае, никто не будет мешать.
Мы прошли на кухню, и не успел я присесть на стул, как Ира почти сразу сказала:
 - Зачем ты приехал?
 - Поговорить.
 - О чём? Хвалиться собрался? Между прочим, и я так всё знаю.
 - Знаешь!? Откуда?
 - Не поверишь – из газет. Я их ненавижу, но соседи принесли, отец увидел в списках награждённых за мужество и отвагу твою фамилию. Я даже не сомневалась, что это ты, но ради интереса решила позвонить и проверить – мне всё подтвердили.
 - Но почему ты тогда уехала?!
Она усмехнулась.
 - Интересно, как ты себе представлял нашу дальнейшую жизнь? Ты вернулся с Чернобыля, по состоянию здоровья, нормально работать, наверняка не сможешь. И на что бы мы жили? На мои 150 «рэ» и всё? У меня были такие планы – я рассчитывала открыть «кооператив», ты же мог такие шедевры отливать, поставили бы на поток! Мне хотелось жить нормально, уверенно! И у меня нет ни малейшего желания таскать тебя по врачам по твоей же собственной глупости!
Опёршись головой о руку, я слушал, не перебивая. Краем глаза заметил на подоконнике пепельницу, заваленную окурками. Ира не курила, близкие тоже. Ответ тут мог быть только один – кто-то мужского пола, судя по отсутствию помады на фильтре, периодически захаживает в гости.
Наконец, когда она закончила свою тираду, я вздохнул и сказал:
 - Что касается моего здоровья, то я по-прежнему могу одной рукой подковы гнуть…
 - В самом деле? – на её лице мелькнула растерянность.
 - …но пусть тебя это не беспокоит.
 - Поздравляю! – Она выглядела злой.
 - Интересно, а как, по-твоему, «нормально» жить?
 - По крайней мере, не заниматься подобной ерундой, как ты. Времена сейчас другие настают, а ты чуть не сломал мне жизнь!
 - Всё так просто?
 - Да, вполне. А зачем усложнять?
 - Да, в самом деле, зачем…
 - Ты приехал, чтобы услышать это?
 - Возможно. – Я достал из нагрудного кармана рубашки письмо. – Имел глупость написать, если вдруг не застану. Хорошо, что застал. – На плите грелся чайник, я подошёл, снял его, поджёг письмо, подождал, пока оно догорит в раковине, залил водой и направился в коридор.
 - И это всё? Стой! – Ира выскочила за мной. – Не строй из себя обиженного! Подожди! Послушай, можешь ты хотя бы сказать, что для тебя значит нормальная жизнь? – в её голосе промелькнули нотки слабо зарождающейся надежды.
Перед тем, как закрыть за собой дверь, я, не оборачиваясь, ответил:
 - Человеком быть. Это в жизни самое трудное. Но ты ведь не любишь усложнять, не так ли?




*   *   *

Поезд №212 «Адлер-Новосибирск» отправлялся 1-го июня. Билет мне достался самый последний, плацкарт, что было совсем неплохо.
Вагон был полон. Когда состав тронулся, у тамбура завизжали дети, уставшие от долгого сидения на одном месте. Теперь, когда за окном постоянно менялись пейзажи, они с криками наперебой обсуждали их.
В последнее время я очень плохо спал. Меня часто мучили кошмары, постоянно снилась ЧАЭС – вот я стою и голыми руками сбрасываю вниз куски радиоактивного графита. При этом мои пальцы и руки начинают плавиться, как воск… Наташа говорила, что подобные сны для ликвидаторов не редкость.
На следующий день поезд делал длительную остановку в Волгограде. Я спросил, можно ли со станции позвонить в Новосибирск, но местный телефон не имел выхода так далеко, только если отправить телеграмму. С большим трудом удалось связаться с Наташей, в двух словах ей сказать, что и как прошло. Попросил её позвонить родителям, сказать, что скоро буду дома.
Но домой мне суждено было попасть только неделей позже.
Так как мне не спалось, я оделся и вышел в тамбур, чтобы никому не мешать своей вознёй. В кармане брюк я нащупал сдачу с «червонца» за бутылку вина, которую вёз в качестве подарка домой. Свет нигде не горел, время позднее, и я пододвинулся к двери, чтобы сосчитать, сколько и каких монет, чтобы немного убить время.
Ярко светила луна, но в какой-то момент состав словно въехал в туман. Вдалеке раздался гудок поезда, видимо встречного. Я прильнул к стеклу на двери – в низине висело белое облако, но я не придал особого значения: сказал себе, что рядом болото и всё, когда внезапно потянуло газом.
Я решил как можно быстрее найти проводника, чтобы сообщить о странном запахе, и уже собирался шагнуть обратно в вагон, когда произошёл взрыв.
Ударной волной меня швырнуло на дверь, выходящую наружу, и, выбив её весом своего тела, я вылетел из поезда. Позже я понял, что это спасло мне жизнь.
Я перелетел через насыпь и шлёпнулся о землю. Мне повезло, что я находился в этот момент в предпоследнем вагоне – повернув голову, увидел, что на месте прохождения двух поездов полыхает гигантское пламя, которое опускалось дальше, принимая форму серпа, и быстро спускалось в лес.
Из охваченных огнём вагонов выпрыгивали взрослые и дети, фактически сгорая заживо. От взрыва я почти мгновенно оглох, поэтому не слышал кошмарных душераздирающих криков. На мне тлели остатки брюк, но я поднялся и побежал спасать, кого успею.
Многие, кого я оттаскивал от горящих вагонов, были уже мертвы, либо умирали от страшных ожогов у меня на руках. Живые были в шоке – люди просто не понимали, что вообще произошло.
А я продолжал метаться по искорёженным взрывом путям до оказания посильной первой помощи, оттаскивая пострадавших в лес, помогая выжившим спрятаться за деревьями от нестерпимого жара. Когда меня позже осматривали, то обнаружили перелом трёх рёбер, вывихнутую руку, и сильные ожоги. Наручные часы раскалились настолько, что частично «пришкварились» к запястью. Стоит ли говорить, что я этого даже не заметил.
Прозвучит странно, но я не был в таком глубоком шоке, как другие. Думаю, что здесь опять сыграла моя «наследственность».
Ко второй половине следующего дня сообщили предварительное число пострадавших: погибло 570 человек, из них почти 200 – дети; более 600 раненых.
Хорошо помню, что выжившим и врачам очень сильно помогали люди из близлежащих населённых пунктов: несли еду, питьё, вещи… 
От госпитализации я отказался, понимая, что весьма легко отделался по сравнению с другими. Но меня всё равно отвезли на «скорой», дали какую-то одежду и оставили там на некоторое время.
По всей стране уже сообщали о случившемся, и почти сразу я попросил известить отца, мать и Наташу, что живой.
Через несколько дней я выехал домой. Ко мне часто приходили люди, практически захлёбываясь слезами, благодарили, что я спас их родных или близких.
А у меня перед глазами всё время стояла маленькая девочка, которую я вынес из огня. Она страшно обгорела, и всё время повторяла: «Мамочка… мамочка…» Я долго ходил с ней на руках, но когда приехали первые врачи, и я с надеждой протянул руки, чтобы они помогли ей, они тихо сказали, что она уже умерла. Я не поверил, потому что всего несколько секунд назад она ещё смотрела на меня. Она и потом смотрела, только уже словно сквозь… Её осторожно забрали у меня из рук, и вот тут я, видимо, не выдержал – сполз на землю и очень долго кричал, так громко, что меня смогли успокоить только сильным уколом, после чего буквально оттащили в сторону. Этот несчастный ребёнок до сих пор иногда снится мне по ночам…
Сколько в итоге людей я спас – не знаю, да и неважно это совсем.
Хоть я вернулся уже дважды героем, то всё равно жизнь свою вёл тихо, и, по-возможности, скромно и незаметно. Наташа переехала ко мне, сыграли свадьбу. И тут началось…
Поменялся строй в государстве, народ одурел от свободы и погнался за наживой, новостями, сенсациями, и неважно какого рода была эта информация. Сначала надрывался телефон, потом почтовый ящик постоянно заваливали рекламой, предложениями о выступлении на телевидении.
Одним словом, почти пять лет нам не давали покоя. И в это время меня отловил наш многоуважаемый Кузьма.
Сам понимаешь, поверить его словам было почти невозможно, да ещё и с нашим советским воспитанием: если религия отвергалась, то и всякие подобные разговоры тем более.
В отличие от меня, Наташа восприняла эту информацию более спокойно. Я долго отпирался, но Кузьма приводил весьма убедительные аргументы, и я стал задумываться. А потом просто взял и приехал сюда, чтобы раз и навсегда убедиться… сам не знаю в чём.
Иногда я до сих пор не верю, что это место в самом деле существует, что я представитель древнего рода – русских богатырей. И решиться на переезд сюда было очень и очень непросто.
Тем не менее, мы быстро освоились – родная земля она во всём помогает. Людей здесь тогда было немного, но если дружно, а здесь только так, то можно всё преодолеть.
Потом дочки народились, две мои большие слабости после жены. Кстати сказать, когда я ходил к Кощею на разговор, то поначалу мы с ним не очень поладили – надо думать, сколько наших с ним воевало, полегло много, а побить так и не смогли. Но кто старое помянет – сам знаешь… Заключили мир, но в друзьях друг и друга не ходим, держимся на расстоянии.
Напоследок вот что тебе скажу: не на злопамятности жизнь зиждется, а на добре и труде.
А в первую очередь на любви настоящей…

20. Вот и поговорили

Жихарько беззвучно вытирал слёзы.
Я очнулся, словно от оцепенения и почувствовал, что папироса прилипла к углу рта и давно потухла почти на половине.
 - Пока память свежа, я запишу всё, что слышал…
Он медленно кивнул.
 - …но я не хочу, чтобы это вышло за пределы этой комнаты.
 - Я тебя понимаю, но позволь мне решать самому.
 - Как скажешь. К завтрашнему дню всё будет готово.
Кузьма успокоился, только глаза были ещё немного красные.
 - Ох, Алёшенька, растеребил ты мне душу! Запамятовал я, сколько трагедий в те годы случилось…
Это была правда – в конце 1980-х годов произошла целая серия катастроф, аварий и прочих жутких событий различного характера.  СССР в агонии, перед своей смертью собирал дань из человеческих душ, так же, как и в начале своего зарождения…
Несмотря на такую тяжёлую для восприятия информацию, мы очень тепло расстались. Я сказал, что завтра в течение дня занесу Алексею рукопись. Жихарько одобрил идею насчёт писаря, но обещал принести ответ вечером.
Вернувшись в гостиницу, я попросил Алису принести в комнату побольше питьевой воды, лучше холодной. После такого обильного обеда и хорошего алкоголя желательно много пить простой воды, если не собираешься сразу ложиться спать.
Дело спорилось – через три часа я смог, наконец, закончить и сладко потянулся на стуле. Это была уже вторая история, которую мне удалось выслушать и сохранить. И это не могло не радовать.
К вечеру я начал нервничать: Кузьма должен был прочитать историю Василисы. Критику я переносил спокойно, но в данном случае речь шла о жизни сказочного существа, что, согласитесь, само по себе будоражит.
Меня подмывало желание отдать первую рукопись Алисе, но я прекрасно понимал, что Жихарько не сможет долго сопротивляться, и она всё равно прочитает. Что ж, тем лучше.
На ужин я решил ограничиться каким-нибудь десертом. Я спустился вниз, хотел позвать Алису, но передумал. Вышел на улицу, покурил, и, уже возвращаясь обратно, заметил, как чья-то тень мелькнула у дома напротив, потом этот «кто-то» скрылся. Я не придал этому особого значения, но где-то в голове отложился тот факт, что в городе «N» никто обычно так себя не ведёт.
Как я и предполагал, Алиса уже ознакомилась с моим творением. Она оживлённо обсуждала с Кузьмой какой-то эпизод, когда я вошёл. Они разом как по команде замолчали, но потом смущённо улыбнулись и уже шёпотом продолжили дискуссию.
Я дождался, когда они закончат, Жихарько подсел ко мне за стол и доверительно заговорил:
 - Голубчик, хочу выразить вам своё почтение – вы смогли изложить всё так, как надо! Ничего лишнего, кратко и понятно, и самое главное – за душу берёт! И за те струны, за какие нужно!
Меня слегка отпустило.
 - Спасибо, Кузьма. Теперь, если сочтёте нужным, поговорите с Василием…
 - Ба, совсем забыл! Простите великодушно, что перебиваю: Баюн срочно просил передать, что на вас более не серчает, абсолютно! Он даже позволил себе такую слабость, что позволит вам величать себя только по имени – невиданное доселе легкомыслие с его стороны!
Я от души захохотал.
 - Подумать только! Чудеса, что и говорить. – Я посерьёзнел. – Кстати, Кузьма, сегодня, перед встречей с вами, я краем глаза заметил чью-то тень у дома напротив…
Жихарько мгновенно насторожился.
 - Аккурат у дома Романа Сергеевича.
 - Кто таков?
 - Вообще – Соловей-разбойник, но для нас местный брадобрей и парикмахер.
 - Соловей. Как-то я забыл про существование этого персонажа.
 - Ну как же, голубчик! Жулик ещё тот, конечно, но здесь, у нас ведёт себя прилично. За Алисой отчаянно ухаживал, но она ему почти сразу от ворот поворот дала.
Я сделал вид, что не услышал этого, но глаза меня выдали.
 - Э, голубчик, как у вас очи-то засверкали! Да вы не волнуйтесь, дело это прошлое, так что давайте лучше о вашем подозрении…
Я повторил всё что увидел и упомянул про попытку незаметно исчезнуть.
 - Уповаю на то, что вам показалось, голубчик, но непременно проверю и у народа поспрашиваю.
К нам почти неслышно подошла Алиса. Она услышала конец разговора и тревожно спросила:
 - Что-то случилось?
Жихарько спокойно ответил:
 - Алиса, не бери в голову, человеку показалось.
Кого он хотел обмануть.
 - Кузьма Дмитриевич, напрасно ты правду не говоришь.
Он нахмурился.
 - Не о чем пока говорить. – Он повернулся ко мне. – Если что, я сообщу. – Он медленно встал и вышел.
Я попытался сгладить неловкую ситуацию.
 - Зря я ему, наверное, сказал. Сам ничего толком не видел, только взбаламутил его…
 - Кузьма – он такой, пока до истины не докопается, так и будет смурной ходить.
 - Надеюсь, что мне действительно померещилось.
 - Пусть так. - Она сменила тему. – Как ты уже понял, я прочла историю Жар-птицы. Весьма неплохо, от идеала, я думаю, далеко, но ты старался, а это главное…
Меня слегка удивила её прямота, но зато видел, что она ничего не приукрашивает.
 - Спасибо, что говоришь, как есть.
 - Я всегда так говорю. За редким исключением, - она слегка наклонила голову и хитро на меня посмотрела. – Как прошёл обед?
 - Достойно! Во всех смыслах. Я горжусь собой хотя бы за то, что встретил самого настоящего богатыря! А что касается его прошлого, - я показал ей небольшую стопку исписанных листов, - то мы условились, что решать будет он, как поступить.
Она понимающе кивнула.
 - Очень хочу поделиться с тобой написанным, но он должен первым увидеть…
 - Можешь не извиняться, уговор есть уговор. Пойдём, покажу тебе кое-что.
Алиса провела меня за стойку и увлекла вглубь коридора. Я заинтересованно последовал за ней. Она открыла какую-то дверь и просто сказала:
 - Проходи, гостем будешь.
Я никак не ожидал, что она решит показать своё жилище. И мне стало понятно, что тем самым она оказывает мне большую честь, и, самое главное – доверие.
Комната была размером чуть больше моего номера, но украшена и обставлена по вкусу хозяйки. Стены украшали небольшие букетики из физалиса, сухих кленовых листьев и колосков пшеницы. Набор был несколько странный, учитывая, что найти и собрать такой комплект было совсем непросто. В углу стоял шкаф с одеждой – точно такой же, деревянный, с обитыми фанерой дверьми, был у моей бабушки, когда мне было лет десять, не больше. На стенах висело несколько полок с маленькими безделушками: миниатюрные фарфоровые статуэтки, фигурки из разноцветного стекла, карманные календарики советской поры и прочих, очевидно милых сердцу вещей. У подоконника стоял стол, в углу которого на увесистой железной пластине стояли два угольных утюга разного размера, один большой, другой поменьше.
В углу, напротив окна стояла маленькая кровать. Особый восторг вызвало одеяло, сшитое из разноцветных квадратов ткани, в том же стиле была выполнена скатерть и несколько полотенец, висящих на крючках вдоль стены. Занавески на окнах казались абсолютно невесомыми – настолько тонким был материал.
Я восхищённо рассматривал комнату, стараясь не упустить ни одной мелочи. Всё было настолько гармонично, что у меня не получилось найти ни одной вещи, которая не вписывалась бы в общую атмосферу.
На большом столе, помимо утюгов, в подставке грифелями вверх стояли несколько остро отточенных карандашей. Как уже объяснил мне Жихарько, в городе пользовались исключительно карандашами, которые он однажды едва ли не чудом вывез из обанкротившейся фабрики имени Сакко и Ванцетти – неслыханная удача.
Само собой, для меня это было странно, но что уж говорить о странностях, если ты попал в город «N».
 - У тебя словно сконцентрировался весь уют города. И запах, такой… осенний, что ли… можно представить его, если закрыть глаза… когда солнце обжигает словно огнём, и листва будто получает загар, сначала желтея, потом краснея…
Алиса сидела на кровати, закрыв глаза, и улыбалась.
 - На какой-то момент мне даже показалось, что я сейчас очутилась в том самом лесу… всё-таки у тебя определённо есть талант. Уверена, что ты можешь писать лучше.
Я вздохнул.
 - По крайней мере, мне доставляет удовольствие делать это без принуждения, без чьей-либо указки, а только по своей воле. – Я опустился на стул возле стола. – Непривычно только, что нет книг. Но я помню, почему. – Я улыбнулся.
 - Нравится тебе у меня?
 - Очень! Особенно, если вспомнить свою квартиру: отклеившиеся обои, кастрюля с намертво прикипевшими остатками гречки, вечно мятые рубашки и заедающая балконная дверь. Хотя, стоит ли винить жильё: это больше говорит о том, какой я хреновый хозяин.
Она открыла свои хитрющие глаза.
 - А я тебе нравлюсь?
Я даже задохнулся от неожиданности.
 - Ты наверняка видишь всё по моему взгляду…
Я чувствовал, что краснею. Она тоненько захихикала.
 - Уж прости, но у тебя порой такое лицо, будто ты отчаянно пытаешься что-то вспомнить, но никак не можешь… – Алиса покатилась со смеху, но быстро успокоилась.
Я облегчённо рассмеялся. Конечно, она говорила правду: ты пытаешься казаться серьёзным и значительным в тот момент, когда это совершенно не нужно.
 - Надеюсь, ты не обиделся.
 - Ни в коем случае!
 - Я всё понимала, видела твои глаза, но смотрела вглубь… Знаешь, ты словно мёртв изнутри. – От неожиданности я вздрогнул, а она зябко поёжилась. – Действуешь, как хорошо отлаженный механизм. Но ничего при этом не чувствуешь.
 - Но как…
 - Никогда не забывай, кто я на самом деле. Мы видим в людях всё, горе и радость, счастье и беду.
Я потёр переносицу.
 - И что же ты видишь?
Она отвернулась к окну.
 - Много чего, в основном боль. Ты делаешь вид, что счастлив, особенно когда помогаешь нам, и это так. Но всё остальное делаешь как по инерции. И я вижу, что ты всё это знаешь уже очень давно, и просто уже не обращаешь внимания.
 - Наверное. Может не совсем во всём, но, да, так и есть…
Я как-то сразу сник, словно из меня выпустили воздух. Может быть, отпала необходимость «притворяться по инерции», не знаю. Во всяком случае, легче мне почему-то не стало.
 - Ты сегодня пил?
 - Было дело, у Никитича, позволил себе за столом. А что?
 - Подожди, а про него ты писал когда?
 - Час назад.
 - То-то я смотрю у тебя вид измотанный.
 - Ничего. Я приехал на три недели, так что отоспаться точно успею.
 - Присядь рядом со мной.
В голове быстро мелькнуло нечто весьма соблазнительное, но мне сейчас нужно было не это. Я сам не знал, чего именно хочу в данный момент.
Я осторожно присел на кровать, Алиса подняла левую руку и стала медленно гладить меня по голове.
 - Ой… - это было такое затяжное и едва слышное «ой», что я сказал себе: это не мой голос. И вообще не я.
Глаза закрылись сами собой, и меня словно не стало, исчезли звуки, запахи. Словно сон, но наяву. Полный покой, в абсолютном безвременье.
В какой-то момент сквозь тишину раздался шёпот:
 - Влад… Очнись…
С огромной неохотой я открыл глаза: я сидел в той же позе, только слегка завалившись на бок.
 - Что это было? – в моих устах прозвучало как: «Шо ыэт бло…»
Алиса всё гладила меня по голове, что-то тихо напевая. В какой-то миг я моргнул, и в отражении зеркала увидел её истинную сущность – она склонила голову на бок и водила лапой от моей макушки к затылку.
Я невольно моргнул опять, образ тут же исчез.
 - Как ты себя чувствуешь?
Мычать снова мне не хотелось, но вся заторможенность моментально сошла.
 - Ошарашенно, во-первых. Так что же это было?
 - О, пустяки, помогла твоей душе немного отдохнуть от тебя самого. А что же во-вторых?
 - Ни на что не похожее ощущение. Словно «подремонтировали» что-то, как если бы у души был ресурс, и его продлили…
 - Ни разу ещё не слышала подобного сравнения.
 - Но скорее всего это так.
 - Можешь не бояться, это не приворотное, - она опять ехидно захихикала.
За окном занимался рассвет. У меня вытянулось лицо.
 - Стоп! Подожди… Это что же, то есть ты…
Она встала и сладко потянулась.
 - Я просидела с тобой всю ночь.
 - С ума сойти! То-то я пошевелиться не могу, затекло всё. Ты наверняка сильно устала?
 - Нисколько. Для меня было в радость хоть чем-то помочь тебе.
 - Спасибо тебе… Правда… - я взял её руку. – Это…
Внезапно в коридоре раздался топот ног, а затем мы услышали громкий и сильно взволнованный голос Жихарько:
 - Алиса!! Скорее сюда!!
Я ещё не слышал в его голосе столько тревоги. Мы выскочили в коридор, даже не подумав о том, что выглядим сейчас как любовники, которых поймали на адюльтере.
Увидев нас, Кузьма даже бровью не повел, было видно, что он сильно нервничал.
 - Голубчик, и вы здесь!!
 - Кузьма, от вашего голоса окна дребезжат! Что стряслось?
 - Вы правы оказались, в городе чужой!

21. Чужой

Мы втроём уселись за стол.
 - Но как такое возможно?! Ведь обычному смертному не попасть сюда просто так!
 - Голубчик, пока непонятно, но это сейчас не главное!
 - Кто его первым обнаружил?
 - Если не считать вас, то Соловей. Предположительно, он к нему в дом влезть хотел.
 - А я как раз внизу курил…
 - Именно! Спугнули, значит, а он к другим сунуться попытался.  Зиновий его осторожно по задам караулит.
 - Как он хоть выглядит?
 - Ростом пониже вас, светлые волосы, серые глаза. В руках небольшая сумка. Одет прилично, но уже довольно давно не брился, зарос весь.
 - Это может быть кто угодно…
Внезапно с улицы раздалось несколько хлопков. У меня упало сердце.
 - Голубчик!! Это…
 - … очень похоже на стрельбу. Судя по всему, у него оружие, - я повернулся к Алисе, и сказал. – Беги к Кощею, хотя наверняка выстрелы уже слышали все, иди «огородами», не попадайся ему на глаза.
 - А что ты будешь делать?
Я помолчал с минуту.
 - Я пойду к нему.
Жихарько побледнел.
 - Да вы что, ума лишились?!
 - Вдруг он просто испугался, и палит со страху…
 - Я бы не был так уверен. По моему наблюдению, обычные люди не носят с собой оружие.
Он был совершенно прав. И чуть позже я полностью в этом убедился.
Алиса запротестовала.
 - Он может оказаться просто сумасшедшим!
 - Не похоже. Кузьма сказал, что он прилично одет. В любом случае, надо что-то делать, пока не люди не пострадали.
 - Всё равно это опасно.
 - Не возражай, прошу тебя! Не сейчас! В конце концов, по всему получается, что он приехал вместе со мной. Значит, мне и разбираться.
Во избежание дальнейших протестов, я поднялся из-за стола, подошёл к двери, осторожно открыл её и выглянул на улицу. Она была пуста. Силуэт человека был метрах в ста от меня. Он метался от одного дома к другому, пытаясь выбить ногой двери.
Я глубоко вдохнул и вышел. Пройдя метров 20, я громко крикнул:
 - Эй, ты кто такой?
Он мгновенно обернулся, но с места не сдвинулся.
 - Чего ты хочешь?
Он поглядел по сторонам, увидел меня, и, постоянно оглядываясь, пошёл навстречу.
Жихарько описал его достаточно точно. Он не отметил только, что тот уже где-то испачкал в грязи джинсы, а в целом был действительно очень хорошо одет.
По мере приближения незнакомца, мне удалось разглядеть у него небольшую сумку, перекинутую через плечо. В руке он держал большой автоматический пистолет. Подойдя почти вплотную ко мне, он направил ствол мне в лицо и поинтересовался:
 - Где я?
Я немного отшатнулся.
 - А без этого нельзя?
Он подошёл ближе и ткнул пистолетом мне в живот.
 - Рот свой на хер закрой, понял? Ещё раз спрашиваю, где я?
Мгновенно я понял, что это типичный «браток», который не боялся, не боялся ничего. Сразу стало ясно, что он с лёгкостью меня застрелит, и я как можно спокойнее ответил:
 - Это посёлок при станции «Каракозово», человек 500 население…
Свободной рукой он достал из кармана дорогой телефон и сунул мне под нос.
 - Связи нет. И батарея почти села.
 - Да, связи тут нет. И электричества тоже.
 - Ты чё мне гонишь?
 - Дело твоё, но я не вру…
 - Повернись-ка.
 - Зачем?
Он слегка стукнул пистолетом меня по лицу.
 - Обделался что ли? – он быстро прохлопал меня одной рукой, видно искал оружие. – Поворачивайся.
Я повернулся и потёр скулу. Дуло своим чёрным зрачком смотрело мне в грудь. «Стечкин» - наконец я узнал это страшное и убойное оружие.
 - Ну и что дальше?
 - Где менты все?
 - На станции «Итатка».
 - Ты чё меня за лоха не держишь?
 - Сам посмотри вокруг.
Мне надо было любой ценой увести его с улицы и отправить к Кощею.
 - Короче, для начала мне надо пожрать, есть тут где?
 - Может, лучше с начальством поговоришь?
Он в очередной раз огляделся.
 - Резонно. Где живёт ваш главный?   
 - Для начала пистолет от лица убери, говорить мешает.
 - Ты мне, сука, не командуй! – Но он постепенно сбавлял обороты.
Я кивнул в сторону дома Кощея.
 - Городок маленький, всё рядом, так что…
 - Кончай трепаться, веди. Пошёл первым!
 - Закурить можно?
 - Только медленно.
Я осторожно вытащил папиросу, затем зажигалку, прикурил и глубоко затянулся. К моему удивлению, руки почти не тряслись, и вообще я был полностью спокоен. Краем глаза я увидел Алису за калиткой одного из домов, судя по всему, она возвращалась обратно от Кощея, и наблюдала за нами.
Черновецкий стоял у входа и встречал нас, поблескивая на солнце стёклами тонких очков. Он был одет в синий костюм-тройку, на левой руке красовались увесистые часы. И вообще, он выглядел как типичный «вор в законе». Посмотрев на меня, он сделал вид, что я вообще не существую.
Незнакомец слегка опешил, но тут же вновь собрался. Мы уже подошли почти вплотную, когда Кощей тихо и спокойно заговорил:
 - Пукалку свою убери, недоумок. Беспредел мне тут устроить вздумал?
«Недоумок» выпучил на него глаза. Он явно не ожидал такой наглости.
 - Ты чё несёшь, лысый? Ты вообще кто такой?
 - Для тебя, щенок, - Константин Борисович, приличный и уважаемый человек.
Тот осклабился.
 - Борисыч, значит. Пусть так, я – Прибалт.
 - Имя нормальное есть? Меня твоя собачья кличка не интересует.
 - Зови меня так.
 - Ну, твоя воля. Пошли наверх, побалакаем.
 - Ментов нет?
Кощей не моргая смотрел на Прибалта.
 - Тут я – закон. Ты всё понял?
Тот подбросил пистолет на руке, надменно усмехнулся, но в карман не убрал.
 - Ну да, ну да, поглядим ещё. – Он посмотрел на меня. – Этот пойдёт с нами.
 - Это ещё зачем?
 - В качестве моей гарантии.
Кощей презрительно посмотрел на меня.
 - Ну пошли.
 - Я последний, не люблю сюрпризов.
«Насчёт сюрпризов это ты попал куда нужно…»
Прибалт зашёл последним и плотно закрыл за собой дверь. После чего в наглую сел за стол.
 - Есть небось хочешь?
 - Ага, неси жратву.
Кощей повернул голову и громко позвал:
 - Серафима!
При упоминании этого имени, я почувствовал, как по спине побежал холодный пот.
Прибалт сразу напрягся и поднял ствол.
 - Это кто ещё?
 - Мой секретарь, убери волыну, бабу напугаешь! Она-то в чём виновата?
Я глупо хихикнул. Но никто даже не обернулся.
Девушка вошла, увидев незнакомца, улыбнулась ему, но когда заметила пистолет, то сильно побледнела, и отшатнулась.
 - Не бойся, не убью! Хавчик неси, уж больно брюхо урчит.
 - Сима, ты слышала? Приготовь что-нибудь и побыстрее. – Он посмотрел на меня. – Только на двоих.
Прибалт обернулся.
 - Вот так вот, корешок! Будешь слюнями давиться, – и он громко заржал.
Кощей словно ничего не замечал.
Минут через десять девушка принесла два подноса с едой и небольшой графин. Прибалт придвинулся к столу, но есть не начал.
 - А ну-ка, с каждого подноса по куску – ешь давай!
Серафима со страхом переводила глаза с Кощея на меня.
 - Думаешь, отравить хочу?
 - Браток, я тебя не знаю, ты меня – тоже, доверия у нас пока друг к другу нет.
 - Сима, будь добра, сделай, что он говорит.
Она по очереди попробовала каждое блюдо, и отошла в угол.
Так как ничего не произошло, да и не могло, Прибалт набросился на еду. Но пистолет из рук почти не выпускал.
Кощей к еде едва притронулся, съел чуть-чуть, чтобы не вызывать подозрений, а выпил так вообще всего одну рюмку.
Прибалт раскраснелся от выпивки. «Кедровка» действовала безотказно, вскоре он отодвинулся от стола, достал из кармана пачку «парламента» и закурил. Кощей подождал немного и спросил:
 - Сыт?
 - Угу… Спасибо, папаша! Жрачка что надо! – он пьяными глазами смотрел на Серафиму. – Сочная девка…
 - Не наглей, успеется. Ближе к делу – как ты сюда попал? И зачем.
Он положил пистолет и заговорил:
 - Да я «х.з.», случайно вышло! Давненько уже от доблестных органов ноги делаю. И всё вроде как надо шло, да вот однажды промашку дал – надо было «убрать» кое-кого, так, для собственных потребностей. Вышло некрасиво, надо было одну квартирку в девятиэтажке немного подправить, а рвануло так, что два подъезда обрушилось – народу полегло тьма. Никому доверить ничего нельзя, всё самому делать надо. Меня тогда не искали, свалили на каких-то исламистов…
Внезапно я словно очнулся и сказал:
 - Это в 1999-м было?! В Москве, в «Печатниках»?!! – последние слова я почти выкрикнул.
Прибалт вяло повернулся в мою сторону.
 - Раздался голос из помойки… А тебе-то чё?
 - Так это был ты!! Тварь поганая!! – но вместо крика, я почти шептал. – Я тогда из-за тебя сиротой остался, мразь!! – Я вскочил, но дуло пистолета уже смотрело мне в голову.
 - Ну и чё ты теперь сделаешь? А? Только не обгадься со страху. Мне глубоко безразлично, чё ты там тявкаешь, шавка! Пасть закрой и сиди тихо, если сдохнуть не хочешь.
 - Ты думаешь ты с пушкой только крутой?
Он полез в сумку, и достал оттуда гранату.
 - Могу и без пушки, вот с этим. А теперь заглохни и не мешай общаться серьёзным людям!
Я словно оцепенел. Боль от обиды и бессилия поднялась почти до самого горла, но я мог только получить пулю, если бы бросился на него. А мне жутко хотелось вцепиться ему в глотку и рвать, рвать, рвать…
Такие кошмары никогда и ничем не стираются из памяти. Только недавно прошло 1-е сентября, беззаботное детство. И вдруг тебя будят среди ночи, везут куда-то вместе с бабушкой, что-то говорят, а ты видишь перед собой только руины дома, где был ещё несколько часов назад. И не можешь, не хочешь понять и принять, что мамы с папой больше нет.
Моё детство на этом сразу закончилось, словно его и не было. Потому что у меня разом не осталось ни фотографий, ни игрушек, ни вещей. Ничего, только воспоминания, которые словно взамен отпечатались в памяти…
И вот спустя почти 20 лет передо мной нагло развалившись сидел убийца моих близких, а я ничего не мог сделать.
Сквозь глухую ярость до меня долетали обрывки разговора:
 - … а меня тогда в городе вообще не было. Я в области дело одно кончал: свою бывшую суку пришил, и её дружка. Труп ходячий, таблетки горстями жрал, а всё за свою сраную жизнь цеплялся. Ну, я им устроил, повеселился от души – отвёз их в глушь, запер в какой-то халупе и закидал вот такими же гранатами, только ошмётки и полетели. Штук двадцать извёл наверно, но настроение поднял – на год вперёд!
Кощей никак внешне не отреагировал, только сказал:
 - Это не по понятиям, ты в курсе?
 - Каюсь, я с братвой потом «перетёр» этот вопрос. Миром решили, мы ж ещё с кооперативных времён друга знаем. Но кто-то из моих недавно сболтнул про это дело. Видать задумали «кинуть», ну я им устрою, когда вернусь!
«А вот вернёшься ли ты…»
 - Короче, ну и я метнулся подальше. Сысканы у нас херово работают, мне долго удавалось ныкаться. А тут чую – на хвост сели, ну я и дёру, подальше на восток. От Томска хотел ещё дальше, но тут паровоз приметил. Смотрю – он в лес, в болота, думаю – туда мне и надо, где разруха и помойка, значит там не сразу найдут. Прости, папаша, я не сразу «воткнул», как у вас тут – без света, без связи, как при царе-батюшке.
Кощей прищурился.
 - Люди привыкли, а все мои серьёзные дела не здесь.
 - Само собой, папаша, это же обычный скот рабочий! Но мне местечко приглянулось, приютишь на время? Мне только маляву братве передать, и всё.
Черновецкий кивнул.
 - Замётано. Серафима, передаю гостя в твоё распоряжение. Не переживай, она тебя проводит куда следует.
Смысл сказанного дошёл до меня не сразу. Прибалт поднялся, перекинул сумку через плечо, взял пистолет в руку, и уже собирался убрать его в карман, когда Серафима подошла к нему и мягко коснулась ладонью его лица.
Чутьё у него и в самом деле было что надо. Теперь уже неизвестно, что он увидел или понял, но ему удалось в последний момент вскинуть «стечкина» в мою сторону и с криком: «Куда ты меня завёл, гнида…», дважды нажать на спуск.
Инстинктивно я выбросил руки вперёд. Стрелял он навскидку, но с такого расстояния промахнуться почти невозможно: первая пуля попала в правое плечо, другая прошла навылет через лёгкое. Я отлетел к стене и свалился на пол, кашляя кровью, но сквозь жуткую боль успел увидеть, как у Прибалта отвалилась голова.
Грохнула дверь, и в комнату ввалился Жихарько. Мигом оценив ситуацию, он крикнул кому-то: «Беги за Ягой!! Быстрее!!!» и склонился надо мной:
 - Голубчик!! Держитесь!! Сейчас, уже недолго!!
Я начинал задыхаться, из пробитой груди выходил воздух и пузырился кровавой пеной. Перед глазами стояла Серафима, держа в руках голову Прибалта.
Его тело всё ещё судорожно дёргалось на полу, когда я почувствовал, что теряю сознание.
 - Алиса!! АЛИСА!! – я уже хрипел. – Где ты…
Послышался шорох.
 - Митрич, а ну посторонись! Слушай, а он ничего…
 - Зинуля, не время, он же при смерти!
 - Да конечно, я ему умру тут!
Всё расплывалось, но я успел услышать: «Я здесь…», и после этого отключился.



22. Серафима

Сны – штука, ещё малоисследованная людьми. Как и сам человек тоже.
 Меня заставил проснуться какой-то шум. Я открыл глаза, и едва не вскрикнул – я лежал в кровати в своей московской квартире. В темноте комнаты смутно различался оконный проём с настежь открытой половиной рамы. Были слышны раскаты грома, и потому, как под окном возле батареи натекла приличная лужа, я понял, что идёт дождь.
«Неужели мне всё приснилось?!»
Я уже собрался снова закрыть глаза, но внезапно зазвонил будильник, который я выключил машинальным движением, потом сел на кровати, потянулся и включил свет.
Обычно под дождь очень хорошо спать, особенно рано утром, как сейчас.
Но мне было не до сна. Я осторожно посмотрел на своё тело, не обнаружил никаких шрамов от ран, и душу защемила тоска.
«Алиса…»
И только сейчас я увидел, что весь мир вокруг чёрно-белый. Люстра испускала какое-то серое свечение. И тишина.
Я потёр глаза, но цветность не вернулась.
«Это что ещё за хренотень?!»
Осенившая меня догадка, была отчасти логичной, но до жути пугающей.
«Это был не сон. Я умер…»
Я резко вскочил и осмотрелся. Та же бывшая бабушкина квартира, всё то же. Кроме одного – было чересчур тихо. Только звуки дождя и грома, но никаких привычных шумов улицы. Несмотря на раннее утро, это было странно.
Внезапно во входную дверь постучали. Я вздрогнул от неожиданности и машинально пошёл открывать. В дверном глазке маячила какая-то фигура, но когда я открыл дверь, то за ней никого не оказалось.
По спине продрало морозом, я резко захлопнул дверь и повернул ключ в замке.
В какой-то момент мне даже страшно стало посмотреть в зеркало – вдруг вместо себя я увижу какого-нибудь вурдалака. Но всё оказалось намного интереснее – отражения просто не было, никакого.
В холодильнике обнаружилась еда, и она даже имела вкус. Я что-то пожевал и уселся на стул. По-прежнему стояла тишина, она словно обретала вес и с каждой минутой всё сильнее давила на уши.
Раздался очередной раскат грома, и следом вдруг погас свет. Видимо, из-за грозы отрубилась подстанция. С восьмого этажа хорошо было видно вспышки молнии где-то за городом.
Внезапно я вспомнил про место, куда очень давно иногда приезжал – маленький пруд, рядом вкопана небольшая скамейка. Всё портил дождь, но я понял, что если останусь здесь, то случится что-то нехорошее. Хотя по ощущениям, хуже было уже некуда.
Одевался я нарочито медленно, но долго оттягивать выход не смог. Очень осторожно я открыл дверь: к моему удивлению на лестничной клетке свет горел.
Вызвать лифт я не рискнул, и аккуратно стал спускаться пешком. В какой-то момент показалось, что пролётам нет конца, но вот после очередного поворота направо показалась домофонная дверь. Я нажал кнопку и распахнул её.
На улице было холодно и ветрено, моросил дождь. Но это было меньшим из неприятностей.
Город представлял собой жуткую картину: полуразрушенные здания, торчащие из асфальта куски арматуры, всюду горы кирпичей и битого стекла. Вдоль дороги по ходу столкнулись несколько десятков автомобилей. Видимо, одна из них загорелась, что вызвало цепную реакцию. В искорёженных кузовах виднелись останки сгоревших человеческих тел, рядом на асфальте валялся маленький разноцветный портфельчик, по-видимому, детский. В воздухе стоял устойчивый запах горелого мяса, от которого меня едва не вывернуло. Я резко развернулся и побежал за город.
Общая картина везде была одинакова – либо я попал в гипотетический ад, либо в город угодила атомная бомба.
«Но почему исчезли цвета? Неужели так может действовать радиация?»
Добежав до своего любимого места, я обнаружил, что водоёма нет, только обугленная скамейка и куча мусора рядом. Я присел на край скамьи, чтобы отдышаться и закрыл глаза.
Заметно похолодало. По ощущению дождевые капли превратились в маленькие острые иголки, которые неприятно стучали по рукам, ломаясь с тихим звоном разбиваемого стекла.
Сколько я так просидел – не знаю, но сложилось ощущение, что здесь время потеряло свою власть. Осталось только понять – где же я?
Надо было что-то делать. Я встряхнул головой, открыл глаза, и едва не упал с лавки.
Передо мной стояла Серафима, во всём белом, опустив голову вниз. Её чёрные волосы почти полностью закрывали лицо.
Она подняла голову, и я почувствовал, как заледенели пальцы от ужаса: Серафима смотрела на меня пустыми глазницами, но я чётко понимал, что она меня видит.
 - Ну здравствуй, Сима. Вот и встретились. Что же я здесь делаю?
 - Ты сейчас находишься на границе между жизнью и смертью. Видишь ли, я сделала так, чтобы твоя душа попала сюда. Вот она – сейчас сидит на лавке и смотрит на меня.
 - А тело?
 - Тело сейчас в комнате у Алисы.
Я вскочил на ноги.
 - Значит это не сон!! Я знал, я не верил, что мне просто приснилось! Но почему вокруг такой ужас?
 - Всё это в той или иной форме проекция твоего подсознания.
 - И что дальше?
 - Лучше спроси об этом у себя.
 - Я умру?
Серафима рассмеялась хриплым замогильным смехом.
 - Не-е-е-т… Ты оказался здесь потому, что сам обо мне вспоминал.
 - Я?!
 - Неужели не помнишь? Когда напивался, по полу ползал в собственной блевотине, повеситься хотел. Или чтобы сердце остановилось.
 - Это было в пьяном бреду, в сердцах…
Она наклонилась и прохрипела мне прямо в лицо:
 - Я очень внимательно слушаю такие призывы. Так что запомни – один раз и навсегда. Слова, хоть раз произнесённые человеком, всегда имеют и будут иметь последствия. Многие страдают гораздо больше тебя, но никогда не сдаются. И никогда не вспоминают обо мне, потому что моя хитрость и коварство не знает границ, и моя цель – душа, и любой ценой я пытаюсь её получить.   
 Я тебя тогда сразу запомнила, поэтому предупреждаю: если ещё хоть раз обо мне подумаешь, случайно или намеренно, и я приду незамедлительно. Умрёшь сразу, мгновенно. – Она помолчала, затем добавила. – Или помучаешься, как Прибалт, я сама решу.
Я вспомнил агонизирующее безголовое тело, и мой желудок свело тошнотой.
 - Всё ещё хочешь умереть? Это очень просто устроить.
 - Нет, не хочу!! – я замолчал, а потом добавил. – А что там, после смерти?
Ответом была тишина, затем Серафима сказала:
 - Этого не знаю даже я. Если говорить о реальном, то я – реальна, так как меня никому не избежать. Утверждать могу только одно: если на этой земле и кончается чья-то жизнь, то она всё равно продолжается где-то ещё, за пределами понимания человеческого разума. А теперь вставай, пошли.
 - Куда? Зачем?!
Она ухмыльнулась.
 - Тебе пора возвращаться.
Квартиру, как выяснилось, я не закрыл. Серафима сказала мне ложиться спать.
 - Здесь я тебя покину. Когда закроешь глаза, всё закончится. Хочу напомнить, что второго шанса я никому не даю. В отличие от людей, меня нельзя купить, уговорить или обмануть.
Я отвернулся к стене и закрыл глаза.
Спустя какое-то время стали появляться звуки. Но среди них я чётко услышал голос, который прошептал только одну фразу: «До встречи…»
Звуки сливались, разделялись, слышался шум ветра, потом всё стихло, и я почувствовал знакомый запах.
Пахло солнечным осенним днём…

23. Вот и я…

Я долго не шевелился и почти не дышал. Но так долго всё равно не пролежишь.
Медленно открыв глаза, я увидел, что лежу на кровати в комнате Алисы. Она сидела за столом спиной ко мне, и видимо, рисовала. Всё вокруг снова было цветным, всё было настоящим…
Всё также, не шевелясь, я тихо позвал её одними губами:
 - Алиса…
Она мгновенно обернулась, подняла руки ко рту и шумно вздохнула:
 - Влад… Наконец-то…
Я слабо улыбнулся.
 - Вот и я…
 - Как же ты нас всех напугал!
 - Я смутно что-либо помню, только когда Серафима…
 - Прошу, не надо. Мы все это видели.
 - Она мне ещё и приснилась. Когда-нибудь обязательно расскажу тебе…
Я слегка приподнялся. На мне были огрызки рубашки со следами крови, но на теле никаких бинтов или следов от пуль я не обнаружил. Словно ничего и не было.
Но что-то болело, и с каждой секундой всё сильнее. Сильно жгло в груди, изнутри, и я почувствовал, как к горлу подступает огромный горький ком. Я сдавил руками грудь, и Алиса едва ли не подскочила ко мне:
 - Тебе плохо? Болит? Я сейчас сбегаю к Яге… - она уже вскочила, но я удержал её за руку.
 - Нет, ничего не надо, подожди… Никого не зови… - я дышал всё чаше. – Мне больно не физически, это где-то в душе… от осознания того, что в одну секунду ты превратилась в иллюзию… что ты просто приснилась… что я могу тебя больше никогда не увидеть… - я судорожно хватал воздух. – Даже там, где я оказался… первое что я ощутил, когда пришёл в себя… это тоску по тебе… тоску, которая не поддаётся описанию никакими словами… Понимаешь? - у меня практически полыхало лицо. – Обними меня, пожалуйста… Я должен знать, что ты настоящая… я не хочу, не могу, ещё раз вот так просто взять и потерять человека… который мне стал очень дорог… я не смогу ещё раз остаться сиротой…
Она тихо подошла, села рядом и мягко обняла меня. Я притянул её к себе, вдохнул запах её волос, и тут меня прорвало – я зарыдал, во весь голос и успокоился только несколько часов спустя. После этого я впал в забытьё от бессилия и заснул.
Я нисколько не стыдился своих слёз. До этого дня я ни разу не думал о том, как часто я плакал. Попытался вспомнить, и не смог.  Может быть, когда потерял родителей, но не был уверен даже в этом.
Когда тебе постоянно бьют в одно и то же место, то со временем ты уже не ощущаешь боль, только тупые и глухие удары. Может именно поэтому долгое-долгое время я сдерживал эмоции, слёзы. Сначала от окружающего мира, а потом уже от самого себя.
Я до конца не был уверен, от чего именно рухнула эта стена – или после стычки с Прибалтом, когда нервы уже просто не выдержали, или в тот момент, когда Алиса обняла меня, и я спрятал лицо в её волосах…
Может показаться, что она преследует определённую цель, а я легкомысленно позволяю взять себя в оборот. Но я чувствовал, то здесь всё очень непросто. Пока я знаю одно – нас медленно, но уверенно тянуло друг к другу. И на данный момент этого мне было вполне достаточно.
После всего случившегося я проспал почти двое суток. Алиса не отходила от меня, она понимала, насколько она была нужна мне. А я был нужен ей.
Она рассказала, что происходило после того, как я потерял сознание. Всё случилось далеко от окна, поэтому я не мог видеть, как у дома Кощея собрался почти весь город: люди были готовы в любой момент прийти на помощь.
Зинаида, то бишь, Яга, почти в один миг залатала меня, а потом многозначительно поинтересовалась:
 - Пара пустяков! Кузьма, ты мне скажи, а он женатый?
Тогда Алиса едва ли не зашипела на неё.
 - Ой-ой, вы поглядите-ка! Неужто сама Патрикеевна меня обскакать сумела? Ну, надо же! Теряю форму, не иначе…
Чтобы не обидеть Алису, я с досадой покачал головой, но внутренне от души посмеялся.
Кощей был немногословен, сдержанно просил передать, что для человека я неплохо держался. В свою очередь я отметил его крайне неожиданное для меня «перевоплощение». Как сказал мне между делом Жихарько, в своё время Кощей частенько общался с подобными личностями, даже несколько раз «мотал срок». Сложно сказать, «короновали» его или нет, но я бы нисколько не удивился этому.
 Что касается Серафимы, то здесь он позволил ей устроить своего рода «диалог» между нами, чтобы как следует «вправить мне мозги», когда узнал о моём недостойном поведении. Также отметил, что захаживать к нему необязательно, так как Серафима не смотря ни на что ко мне всё равно крайне неравнодушна. А так как бой со смертью нередко заканчивается проигрышем, то ни себе, ни Алисе я не хотел бы такой участи.
Тем не менее, Прибалту не повезло: Кощей не стал церемониться, и полностью отдал его Серафиме. Всех подробностей я не знаю, но когда Алиса узнала от Кузьмы, что умирать Прибалту придётся не один десяток раз, мой желудок попытался взбунтоваться, и мы решили больше никогда к этой теме не возвращаться.
Гранаты и пистолет Добрынин утопил в болотах. Туда же пошли все вещи Прибалта, включая некоторое количество денег и сотовый телефон. Одним словом, человек, если его вообще можно было назвать человеком, полностью исчез с лица земли.
Первое, что я почувствовал, когда окончательно пришёл в себя – цвета, запахи, звуки постепенно начинали радовать, волновать, удивлять. С каждым днём возвращалась жажда жизни, и я точно знал, что это не было поверхностным или не столь серьёзным, как, например, в детстве. Я возрождался, медленно, неспешно, но неизбежно.
Я не забыл, что Яга сделала для меня, и поэтому выразил желание как-то отблагодарить её.
Алиса весьма холодно отнеслась к этому. Я не стал обострять и просто предложил пойти вместе. Она явно была недовольна, но всё-таки пошла.
В тот день я увидел её впервые: яркая женщина средних лет, и судя по томному взгляду, весьма любвеобильная. Но типаж откровенно не мой – броскую внешность дополняли пышные формы, хозяйка которых всячески подчёркивала их наличие либо походкой, либо случайным жестом. Увидев меня, она призывно заулыбалась.
 - Вы поглядите, кто к нам пришёл! Красавчик, никак будешь в пояс кланяться?
Терпеть не мог, когда меня так называли, но я был обязан ей жизнью, поэтому кивнул и раскланялся.
 - Угадали Зинаида Яновна. Одного спасибо, наверное, мало будет?
 - Вот пришёл бы один, сладенький, там бы и посмотрели… – Яга съязвила, но тут же расхохоталась. – Ой, караул! Патрикеевна меня сейчас загрызёт! Помогите, люди добрые!
Алиса только молча стояла и недобро сверкала глазами. Пока.
 - Будь я на пару сотен лет моложе… Да ладно тебе, шучу, шучу! Сделай одолжение – не помирай больше, насмотришься на вас, смертных, тоска потом одолевает. Сразу всех мужей своих схороненных вспоминаю…
Я не смог удержаться.
 - И много наших полегло?
Она и бровью не повела.
 - Десятка три будет… Пыталась тут как-то сосчитать, да так и не смогла…
Даже Алиса прыснула, а я уже хохотал в голос.
 - Простите, как-то само вырвалось…
 - Думаешь, обиделась? Ха, не дождёшься! К Алисе вон народу много сваталось, а она их всех взашей гнала! Молодец девка, с характером! – Она внезапно посерьёзнела. – А тебе спасибо, что добра не забыл, и с поклоном пришёл. Ладно уж, идите, пока Алиса меня и вправду не покусала.
Я ещё смеялся, когда мы вышли.
 - Как бы сказал Остап Бендер: «Знойная женщина – мечта поэта!» Чем-то напомнила мою бывшую учительницу по географии…
 - Характером?
 - По счастью, только внешне!
Внезапно Алиса посерьёзнела.
 - Ты нас тогда действительно очень напугал. Но ещё страшнее было смотреть, как Серафима вела с тобой беседу.
Я поёжился.
 - Ты вроде не хотела об этом вспоминать.
 - Никак не могу забыть это: ты лежишь без движения, Яга рядом колдует, а Серафима склонилась над тобой и шепчет.
Я попытался представить себе это со стороны – то ещё зрелище.
 - А что она шептала?
 - Что-то насчёт того, когда ты её звал. Это правда?
Я не стал отпираться.
 - Это так. И ты можешь меня за это презирать.
Она ненадолго замолчала.
 - Надо бы, наверное, но это ничего не изменит. Как ты мог!? Как у тебя только язык повернулся произнести подобное!?
 - В тот момент я был очень сильно пьян. И в диком отчаянье…
 - Неважно! Надо быть полным идиотом…
Я согласно кивнул.
 - Им я и был, только понял это позже. Но в тот момент на целом свете не было никого, ни одной живой души, чтобы хоть как-то меня поддержать, остановить, выслушать. Одному быть очень страшно… Давай посидим на вокзале, я всё расскажу тебе.
 - Почему именно там?
Я слегка улыбнулся.
 - Привычка. С детства осталась.
В тот день Горыныч никуда не готовил паровоз, поэтому на перроне стояла тишина. Увидев нас Тугарин как всегда молча кивнул, а я привычно махнул рукой в ответ.
 - Доброго дня. Какими судьбами?
 - Восстанавливаюсь после приключений. Заодно и на линию поглядеть, запахи знакомые ощутить.
Он понимающе кивнул.
 - Нехорошо вышло, конечно. – Горыныч помолчал. – Вы поправляйтесь. Не буду мешать. – Он сделал короткий поклон и поспешно удалился. Удивительная немногословность.
Давно миновал полдень. Мы сели на скамью подальше от входа. Мне никак не удавалось начать, чтобы заполнить паузу, я закурил.
 - Так больно вспоминать?
 - Больно. Но уже не настолько.

24. Монолог

Мне как раз тогда исполнилось 21. Хорошо помню, как мы весело отметили, а потом на следующий день я свалился с температурой под 40. Основным подарком для меня стала ангина. Отвратное состояние, что и говорить. По крайней мере, первые несколько дней.
В тот год под конец октября выпал снег и долго лежал, почти до декабря. Зато потом была отвратительная зима – сплошные дожди…
Я уже который день сидел дома, глотал мерзкие таблетки, когда внезапно раздался в звонок в дверь. Я накинул халат, и с кружкой чая в руке пошёл открывать.
На пороге стояла девочка лет 13. Она посмотрела на меня и тихо сказала:
 - Это я… Я пришла…
Само собой, я ничего не мог понять.
 - Девочка, тебе кого? Ты, наверное, адресом ошиблась.
 - Нет. Я пришла к тебе…
 - Ко мне?! Но я тебя не знаю! Это чья-то шутка?
Она улыбнулась.
 - Я знала, что ты так скажешь. Я всё про тебя знаю…
Я немного выглянул в коридор и огляделся по сторонам. Стоит ли говорить, что я ей не поверил.
 - Послушай, я ничего не понимаю. Но стоять на сквозняке не могу, я болею, ангина…
 - Тогда впусти меня. Я знаю, что ты дома один…
Я невольно вздрогнул, понимая, что так просто я не могу закрыть дверь, и в то же время впустить её тоже не решался.
В конце концов, я не выдержал и сказал:
 - Ладно, меня начинает знобить. То ли от холода, то ли от температуры, не знаю. Проходи на кухню, разуйся только. Я пока чайник поставлю.
Она, не поднимая головы, вошла, сняла пуховик, разулась и прошла на кухню. Закрыв дверь в комнату, я включил газ на плите, поплотнее закутался в халат и сел напротив. Она долго не сводила с меня своих серых глаз, и потом сказала:
 - Ты как во сне… точно такой же…
 - Во сне? В каком сне? Ты можешь объяснить, кто ты и зачем пришла?
Она улыбнулась, не глядя на меня.
 - Я могу попробовать, но ты, скорее всего, не поверишь. До сегодняшнего дня, а точнее, до этого утра, я не знала и не подозревала о твоём существовании. Но вышло так, что я случайно задремала на уроке. А может наоборот, совсем неслучайно…
Мне приснилась вся твоя жизнь, подетально, с самого детства. Конечно, не полностью, но самые яркие и важные моменты. Это было потрясающе…
И вдруг в какой-то момент всё резко изменилось. Я очутилась в глубоком колодце и понимала, что начинаю тонуть. Я кричала, звала на помощь. И вдруг появился ты, протянул руку и вырвал меня из этого кошмара, одним движением, резко, уверенно, словно вся сила вселенной была сосредоточена в тебе одном… И я поняла, что должна найти тебя. Любой ценой…
Я подняла голову, открыла глаза, огляделась по сторонам. Настойчиво звал голос, но спросонок я никак не могла понять, кто и зачем. Кто-то грубо толкал меня в бок. Так я и обнаружила, что заснула прямо на уроке. Сон пришёл словно из ниоткуда.
Я извинилась перед учителем и попросилась срочно уйти.
На улице как назло здорово мело, но я твёрдо знала, куда нужно ехать – улица, дом, квартира…
Пришлось идти на остановку и ждать автобуса. Вскоре подъехал оранжевый «ЛИАЗ», в салоне сидел только кондуктор. Я оплатила проезд и села поближе к выходу. Автобус немного таскало на поворотах, но ехать нужно было недолго. На ступеньках подножки успели натоптать снега, его цвет из белого уже превратился в грязно-коричневый…
Я вышла, в лицо била снежная крупа, пришлось наклониться вперёд, заслоняя глаза, и медленно идти дальше. И внезапно мне вспомнился май: как я выхожу из школы, поднимаю голову к солнцу, которое пробивается сквозь листву, приближающиеся каникулы и запах наступающего лета… Самые дорогие воспоминания, особенно когда тебе всего 13…
Но сегодня я ощутила себя совсем взрослой. Именно душой, намного старше себя. И знала, к кому я иду, видела твоё лицо, твои глаза…
Я впервые здесь, но чувствую, что знаю тебя всю жизнь. И что здесь, в этой квартире я всегда существовала.
Я оторопело смотрел на неё, но, тем не менее, логика взяла своё.
 - Это всё очень интересно, но как мне в это поверить? Прости, но ведь такое не происходит каждый день. Во всяком случае, со мной. Я не говорю, что не верю, но всё это так странно… Что будем делать дальше?
 - Я не знаю. Знаю только одно – я должна была прийти, и я пришла, должна была тебе всё сказать, и я всё сказала… Кто знает, может я завтра проснусь, и ничего о тебе не вспомню. Возможно, так же, как и ты забудешь обо мне через несколько дней или месяцев…
Я машинально взъерошил волосы и усмехнулся.
 - Поначалу я подумал, что у меня галлюцинации от температуры. Да нет, ты вроде как реальна. Правда, я сейчас не очень хорошо соображаю, мне лежать надо.
Она медленно встала.
 - Мне пора. Я отогрелась, мне только до остановки дойти. А ты ложись и выздоравливай. Я знаю, что ты очень плохо переносишь ангину…
Она вышла в коридор, включила бра, наощупь, словно делала это тысячу раз, оделась и тихо вышла.
Я уставился в стену, и внезапно почувствовал, что в моей жизни произошло что-то важное. Но понять это мне предстоит гораздо позже.
Как она и предположила, через несколько месяцев я уже и не вспоминал о ней.
Прошло десять лет. За это время мы ни разу не пересеклись, и она начисто стёрлась из моей памяти. По крайней мере, я так думал.
И вот, однажды летом, передо мной встала небольшая дилемма, куда уехать отдыхать – Питер или Анапа? В итоге выбор пал на Анапу, а в город сломанных зонтов решил съездить как-нибудь потом.
Спустя неделю поезд весело нёс меня к берегам Чёрного моря. Впереди была масса свободного времени – море, пляж, долгие пешие прогулки.
Дорвавшись до солнца, через два дня я с ужасом обнаружил, что «сгорел»: ночью поднялась температура, в душе даже от едва тёплой воды бил озноб, а спать получалось только на животе. Поэтому дальнейший отдых пришлось проводить в более спокойном виде – на пристани я выбрал несколько интересных экскурсий и с не меньшим удовольствием наслаждался отдыхом.
И вот однажды очередную теплоходную экскурсию прервал голос капитана – он сообщил, что невдалеке перевернулся теплоход с туристами. Им уже вышли на помощь, но мы в тот момент находились ближе. Кто-то попытался возмутиться и что-то вякнул насчёт потраченных денег, но его быстро грубо заткнули – нужно было спасать людей.
Примерно через полчаса мы прибыли на место. Берег виднелся на горизонте, но всё равно до него было очень далеко. Теплоход давно затонул, и люди, порядка человек 30, держались на плаву кто как мог – спасательные жилеты, остатки корабельной оснастки. Лодку, которая была на борту, успели спустить на воду. К счастью, обошлось без жертв, но шок, паника и страх ещё крепко держали людей.
Команда нашего теплохода начала забирать людей на борт: все работали слаженно, словно делали это каждый день. Я, как и многие другие, всё время находился рядом, готовый помочь в любую минуту, машинально всматривался в находящихся в воде людей, и вдруг моё сердце очень резко кольнуло. Я перегнулся за борт, и обратил свой взгляд на девушку в футболке – её губы посинели от долгого пребывания в воде, но на лице был только лёгкий страх и растерянность.
Оно показалось мне знакомым. Я окликнул её, она не ответила, словно находилась в оцепенении. Крикнул снова, она подняла на меня глаза, и в это самое мгновение я едва не согнул палубные перила руками.
Несмотря на то, что прошло десять лет, я узнал её. Сложил ладони рупором и что есть силы закричал: «Плыви!! Сюда, ко мне!!». Она медленно, неуверенно подплыла к борту теплохода и протянула руки. Я нагнулся, схватил её почти что за плечи и вытянул из воды, одним движением, резко, уверенно, словно вся сила вселенной в тот момент была сосредоточена во мне одном…
Когда она оказалась рядом, мир будто замер. Мы смотрели друг на друга, молча, нас обоих трясло, но уже не от холода.
 - Я не могла поверить, что это ты… Я не думала об этом до того момента, когда ты стал меня поднимать. Словно внезапно вернулся тот сон… Я посмотрела в твои глаза и едва не потеряла сознание…
 - А я думал, что когда кричал, то сорву голос…
Кто вёл нас в тот момент – этого никому не знать. Наверное, просто необходимо помнить, что в жизни не бывает случайных встреч. По крайней мере, так мне казалось тогда.
Наивно, конечно, но когда ты ждёшь, веришь и надеешься, и вдруг с тобой происходит чудо, то становишься уверен, что ничего плохого уже не случится. Для меня был самый настоящий шок, когда спустя всего полтора года мы расстались.
Первые дни я абсолютно не понимал, как жить, когда от тебя словно оторвали половину души, когда болит всё тело, сердце прыгает внутри и хочет вырваться, а по голове словно проехался грузовик… Когда нет абсолютно никаких мыслей, ты не можешь работать, есть, спать, ты не можешь даже просто спокойно сидеть, настолько тебе плохо… Ты боишься возвращаться домой, зная, что никогда больше не увидишь любимых глаз, что смотрели на тебя, не почувствуешь запах волос, не ощутишь её лицо в своих ладонях…
Было страшно не находится дома, а именно возвращаться откуда-либо. Безысходность и пустота словно проникали в тело, в разум, они были везде…
В тот день, четвёртый по счёту после нашего разрыва, я тоже боялся вернуться. Шёл последний рабочий час, я пошёл потихоньку собираться, когда кто-то громко вскрикнул:
 - Ой, дождь пошёл, да какой сильный…
Зонт предательски остался дома, а хлипкий капюшон не спас бы даже до половины пути. Но тогда мне было всё равно. Я не признавался себе, что хотел промокнуть, насквозь.
Хмурая и ветреная погода была практически каждые сутки, но дождь начался именно в тот день. Тяжелое, серое небо давило совсем не по-весеннему. Но мне было как-то даже спокойнее.
На улице я подставил лицо ветру и сырости. Воспалённые от бессонных ночей глаза немного остыли от ледяных капель, на миг даже перехватило дыхание.
К подъезду я подошёл уже полностью промокшим, настолько сильно лило. Немного прояснилась голова, но только до тех пор, пока за мной не захлопнется входная дверь в квартиру.
В почтовый ящик я даже не заглянул. Ничего важного там в любом случае быть не могло. Перед дверью я замер с ключами в руке.
Уже в который раз, пересилив себя, я наконец-то открыл квартиру. Сырая одежда неприятно висела на теле, я начинал замерзать. Колотил озноб, но не от холода. Это было самое настоящее неконтролируемое отчаянье.
Отогревшись в ванной, я перекусил чем-то на скорую руку и принялся за домашние дела. Это немного отвлекало, я успокаивал себя только одной мыслью – время всё расставит на места. Время всё вылечит.
С её уходом возвратилось время, которого раньше не хватало. Да, его не хватало, но я был рад этому. Дела можно было делать даже ночью, лишь бы как можно дольше видеть её рядом.
Проливной дождь не прекращался. Я посмотрел на это уныние, и понял, что засыпаю – серость, царящая на улице, словно туман заполняла квартиру.
 Напился горячего чая, выключил свет и залез под одеяло. Наступила тишина, нарушаемая лишь стуком веток о балконные ставни.
И этого времени я боялся не меньше, чем возвращения домой – перед сном неизменно приходили воспоминания, воскресали эмоции. Порой даже казалось, что сейчас щёлкнет дверная ручка, и она войдёт в комнату, встанет за шкафом, как иногда делала шутя. То, что это никогда не забыть, я знал почти наверняка.




*   *   *

В пятый раз я просыпался раньше будильника больше чем на час. Несмотря на то, что ложиться получалось раньше, сон уходил стремительно и невнятно. Это становилось невыносимым.
Но в этот раз я проснулся от того, что почувствовал температуру. Очевидно, что прогулка под дождём не прошла даром.
За окном было уже светло, по-прежнему шёл дождь. Судя по жуткой слабости и по тому, как ломило тело, я понял, что это грипп. Градусник показал 39,9.
«Прекрасно, не хватало только этого…»
Повезло, что не пришлось тащиться в аптеку, я по натуре человек запасливый. Это никогда не подводило, а когда даже просто одеться не было никаких сил, особенно.
 Даже самым маленьким известно, что при простуде нужно много питья. Я достал домашнюю аптечку, выбрал более-менее подходящие таблетки и поплёлся на кухню, ставить чайник. Во избежание сквозняков я закрыл окна, оставил только форточку, совсем чуть-чуть, посильнее открыл кран на батарее, чтобы протопить комнату. Обычно я сплю чуть ли не в холоде. Но не в этот раз.
Я лежал на диване, свернувшись калачиком, не мигая смотрел в окно, слушал, как стучит сердце и старался не шевелиться – даже глазами было больно двигать.
Вскоре начал разрываться телефон. Я с ужасом вспомнил, что не позвонил на работу.
«Твою мать, где моя голова…»
 - Алло… - хрипло произнёс я.
 - Влад! Это ты? Алло! – недовольно бубнил Петрович.
 - Я… Говорить трудно, температура…
 - Ну, приехали! Вчера что ли промок?
 - Ага…
 - Мне показалось, ты не очень-то торопился…
 - Да? Значит, тебе показалось. Оформи на меня больничный, если не трудно.
 - Конечно! К тебе зайти, принести что-нибудь?
 - Пока не надо, у меня всё есть…
 - Узнаю тебя.
 - Я позвоню, если совсем хреново будет, - и повесил трубку.

*   *   *

На четвёртый день борьбы с гриппом температура стала спадать, я съел неимоверное количество мёда, таблеток, но результат всё-таки был. И на душе становилось легче, но лишь совсем чуть-чуть, потому что, несмотря на боль, раны постепенно затягиваются.
За окном было всё также дождливо, но я не обращал на это внимания. Мне это даже нравилось – сидеть дома, укутавшись в шерстяной плед, и молча смотреть в окно.
В последнем разговоре я попросил её, что если станет невыносимо настолько, что невозможно будет дышать от всепоглощающей пустоты, чтобы она просто позвонила.
«Не надо ничего себе придумывать, не надо гадать. Если ты поймёшь, что наступил предел – просто позвони…»
В тот момент я не знал, кому из нас это в самом деле было нужно.
И хотя становилось легче, я подскакивал от каждого телефонного звонка.
Но внезапно, я почувствовал, что хочу позвонить сам, неудержимо, словно в бреду…
Обычно я знал распорядок каждого её дня, мысленно представлял, что она сейчас делает и улыбался. Я подошёл к телефону, набрал один из номеров и почти сразу услышал так ещё недавно дорогой мне голос:
 - Алло.
 - Здравствуй.
Она вздохнула.
 - Здравствуй…
 - Как ты?
 - Не знаю… А ты?
 - Заболел…
 - Сильно?
 - Температурил несколько дней, как в тумане. Грипп, кажется, вчера под дождь попал…
 - Случайно?
Мне стало как-то не по себе.
 - Ты второй человек за сегодня, который спрашивает об этом. И да, и нет, не знаю… Просто захотелось немного промокнуть, переборщил видимо…
Она молчала.
 - Ты извини, я по привычке позвонил…
 - Понимаю… Я сегодня гулять ходила, прошла мимо твоего дома, тоже захотела позвонить, ты же знаешь, там «автомат» за углом…
 - Не продолжай… Подожди, гулять ходила? Там же целый день поливает.
 - Да нет, не было дождя.
Я подошёл к занавеске, насколько хватало телефонного шнура, и отодвинул её. Дождь почти перестал, ветер затих, но было серо и промозгло.
 - Видимо, я проглядел этот момент.
 - Но там весь день солнце…
Я рассердился.
 - Какое ещё солнце?! Ты что, шутишь? Я весь день дома, в окно смотрю, с утра поливало как из ведра…
Она опять молчала.
 - Видимо, я действительно зря позвонил.
Я шмякнул трубку на аппарат. За окном что-то зашумело – дождь полил снова, разъедая остатки снега и словно разбавляя боль в моей душе.
«Солнце она видела, весь день!! Ещё издевается…»

*   *   *

Примерно через неделю я оклемался окончательно.
Стояла середина апреля, снег почти весь растаял, но хмурое небо и ливни никуда не делись.
С понедельника нужно было выходить на работу. Просто так идти на улицу всё равно не хотелось, потому что дождь всё ещё шёл, но на свежий воздух, конечно, тянуло.
«Ладно, хотя бы у подъезда постою…»
Я уже надевал куртку, когда раздался дверной звонок. В глазок я не посмотрел, машинально повернул ключ в замке, потянул на себя дверь и замер. На пороге стояла она.
 - Ты?!
 - Я… Вот, решила проведать. Тебе лучше?
 - Почти выздоровел, кашель немного мучает, но это пройдёт. Как раз собирался у подъезда постоять немного.
 - Только у подъезда? Но почему? Там прекрасная погода…
Я зло посмотрел ей в глаза.
 - Ты что, издеваешься? Какая погода?!? Тебе что, нравится доводить меня?!
Она в недоумении посмотрела мне в лицо.
 - Не кричи! Что ты к этому дождю прицепился!?! Его нет уже больше недели…
И тут я не выдержал.
 - Замолчи!!! Немедленно!! Или выметайся отсюда, поняла?!?
Мне сильно захотелось с грохотом закрыть дверь.
 - Да что с тобой?!
 - Сейчас сама всё увидишь!!
Я схватил её за руку и потянул за собой. Она громко вскрикнула, и начала сопротивляться, но я был сильнее. Я втащил её в комнату, толкнул к окну и крикнул ей прямо в лицо: «На, смотри!!»
Она резко обернулась и сильно побледнела.
Казалось бы, за окном был привычный пейзаж, поэтому мне показалась странной её реакция. Пытаясь восстановить дыхание, я только сейчас заметил, что она без зонта, и на её плаще нет ни единой капли.
Она всё ещё смотрела в окно, и когда через несколько минут обернулась ко мне, на её лице была мука, ужас и боль, словно она увидела, как на её глазах разверзлась земля.
Мне захотелось отвернуться к стене, но она внезапно заговорила:
 - Пожалуйста, накинь куртку, пойдём на улицу.
 - Зачем? Что нового я там увижу?
 - Пожалуйста.
 - Хорошо, пошли…
Мы подошли к лифту. Я не стал смотреть в подъездное окно, молча зашёл в кабину и нажал кнопку первого этажа.
И внизу, когда я открыл подъездную дверь и шагнул на асфальт, моё лицо перекосилось от увиденного.
На улице стояла весна. Светило яркое солнце, в воздухе витал запах сырой земли. И никакого дождя, уже очень и очень давно…
Я стоял и смотрел на мир, жмурясь от солнца, вдыхая и выдыхая воздух, немного пахнущий бензином, и почувствовал, как судорога свела горло.
Но слёз не последовало. Я просто ещё раз глубоко вдохнул, широко открыл глаза и слегка улыбнулся. Впервые за всё это время.
 - Удивительное существо человек… Кто бы мог подумать, что может произойти что-то подобное? Понятия не имею, что это было, возможно проекция моей души. И происходит это, видимо, вне нашего контроля.
 - Я просто почувствовала, что должна прийти. Хотя знаю, что ты бы справился и сам. Ты сильный, и всегда им был. Тебе просто иногда надо напоминать об этом.
 - Спасибо… Правда, спасибо.
 - Я пойду. Ты береги себя.
Проводив её взглядом до угла, я ещё немного постоял, потом вернулся в подъезд и поднялся к себе. И уже не сомневался, что возвратившись в квартиру и взглянув в окно, увижу там только весну.
Едва зайдя внутрь, я почувствовал, что в квартире очень жарко.
«Ну конечно, я же открыл батарею. Страшно подумать, совсем не замечал этого. И это такие пустяки по сравнению с тем, что произошло…»
 Я закрыл вентиль и распахнул настежь окна: комната постепенно заполнялась долгожданными запахами весны и звуками улицы…
Жизнь продолжалась, мне казалось, что я смогу оклематься.
Прошло две недели, и сказать, что мне было легче, было бы не совсем верно.
И хотя всё было решено, она не отпускала меня. Я не был бесхарактерным, скорее я сам не стремился к тому, чтобы меня отпустили.
Всё дело в том, что у неё остался ключ от моей квартиры. Казалось, что эту проблему можно было решить простой сменой замка. Но я как последний идиот держался за этот проклятый ключ в надежде, что она всё-таки когда-нибудь вернётся…
Так и случилось однажды. И я до сих пор жалею, что позволил ей тогда войти.
В тот день она пришла только радо того, чтобы расставить все точки над «i» и сделала это самым уничтожающим меня образом – мы провели вместе ночь…
Хорошо помню, как проснулся в середине дня, и, не открывая глаз, понял, что она ушла.
Я не сразу обратил внимание на блестящий предмет, лежащий на тумбочке в коридоре. Когда я подошёл поближе, то увидел ключ, перевёл взгляд туда, где обычно висел зонт и всякая мелочёвка – мои собственные ключи висели на крючке у двери. А этот ключ принадлежал ей.
Под ним был маленький листок бумаги. Я взял записку, скомкал её, не читая, и бросил в мусорное ведро. После чего сходил в магазин, купил новый замок, врезал его, а старый выбросил вместе со всеми ключами.
 Именно в этот вечер я напился едва ли не до смерти, и поэтому ничего не помню о том, что я говорил или кричал в алкогольном бреду. Теперь я понимаю, что именно тогда Серафима меня и заприметила…
Во всём, что случилось со мной, виноват был только я сам. Бессмысленно это отрицать и оправдываться.
И с того самого года я терпеть не могу апрель.

25. Летние вечера

Я замолчал и уставился перед собой. От воспоминаний было тяжело, но в этот раз я только покачал головой сам себе, и закурил ещё одну папиросу.
Алиса сидела, обратившись в слух, практически как статуя, и только её дыхание говорило о том, что она живая.
 - Ты так сильно любил… Я не спрашиваю, просто утверждаю, я за твоими глазами наблюдала, пока ты рассказывал и поэтому верю тебе. Ты и сейчас ждёшь?
Я глубоко затянулся.
 - А смысл? Ждать и надеяться – верный способ съехать с катушек, мне в то время была к этому прямая дорога. Да, я не столь достойно вышел из этой ситуации, зато очень многое понял. А благодаря тебе, и пусть это звучит дико, Серафиме, ещё кое-что, но именно этому «кое-что» видимо было нужно своё время.
 - Пообещай мне одну вещь.
 - Какую?
 - Мы никогда больше не вернёмся к этой теме.
 - Обещаю. Поверь, это нетрудно. Раньше было наоборот.
 - Надеюсь, ты меня поймёшь, я хочу побыть одна, да и с Кузьмой Дмитриевичем поговорить надо, он сильно переживает.
 - Лучше скажи Жихарько где я, пусть приходит, если ему, конечно, сейчас до разговоров.
 - Я передам. Только не засиживайся тут допоздна.
 - Черти могут в лес утащить? – я попытался пошутить.
 - Я серьёзно.
 - Ладно, договорились.
Сколько часов мы просидели на вокзале, сказать не могу. Солнце уже постепенно двигалось к закату, когда пришёл Кузьма. Я уже давно чувствовал себя изрядно проголодавшимся, но решил, что обязательно его выслушаю.
Жихарько был не то чтобы чернее тучи, но от его обычной весёлости не осталось и следа.
 - Кузьма, вас будто несвежими щами накормили!
 - Ах, голубчик! Так опростоволоситься! Ума не приложу, как ему удалось в город пробраться, уже и сон потерял, и аппетит…
 - Так, давайте посмотрим на это с другой стороны: все живы, вроде как даже здоровы, я о себе, если что, винить вас никто не собирается, так что вы это бросайте!
 - Вот и я себе тоже самое говорю, а всё одно…
 - Кузьма, вот что. – У меня возникла мысль. – Вы как к рыбалке относитесь?
Он слегка оживился.
 - С уважением, но в меру. А вы почему спрашиваете?
 - Я, к сожалению, в этом вопросе не помощник, но я думаю, что у вас наверняка есть хотя бы один коллега…
 - Голубчик! Самый что ни на есть специалист в это области, это наш водяной, Вольдемар Михайлович, наш главный добытчик рыбы и заядлый рыболов!
 - Так за чем же дело стоит? Посвятите денёк себе, голову отключите, заодно и настроение поднимите, если не уловом, то достойной компанией.
 - Насчёт достойной компании вы тут малость погорячились, Вольдемар тот ещё знаток неприличных анекдотов и историй.
 - Поверьте, Кузьма, я их не меньше знаю, но свою компанию предлагать, пожалуй, не стану.
 - Отчего же? Ах, ну я мог бы и не спрашивать…
 - Дело тут не в Алисе.
 - А в чём же? – он был сильно удивлён.
 - Просто я, обычным языком говоря – человек. А вам наверняка не помешает поговорить «по-свойски», между собой, как «водяной» с «домовым»…
 - Я понял вас. И тем не менее смею уверить, что с вами на рыбалку я пошёл бы с большим желанием…
Настала моя очередь удивляться.
 - …но я вас понял, и с большой вероятной вниму вашим словам.
 - Ну вот и отлично!
 - Пока мы решили помимо нас с Горынычем в вагон брать кого-нибудь из «наших», перед отправлением и после полностью осматривать локомотив. На нашей памяти это был первый случай…
 - … и я не сомневаюсь, что последний. Я почти уверен, что он смог перешагнуть между двумя пространствами, просто заснув. Чай он пить бы не стал, этот подонок был слишком осторожен. Берите Соловья, если не считать меня, то с него началось всё.
 - Думаю, он не откажет, заодно и обстановку сменит. Голубчик, Алиса просила передать…
 - Знаю-знаю, чтобы я не задерживался.
 - И не только. Она сегодня не сможет выйти к ужину.
Я был нисколько не удивлён.
 - Ничего… Вы только не волнуйтесь, мы не в ссоре, просто я кое-о-чём рассказал ей…
 - Прошлое ворошить изволили?
 - Не совсем. Скажем так – один серьёзный разговор должен был состояться. И чем раньше, тем лучше.
 - Понимаю. Нет, она не выглядела расстроенной, скорее очень задумчивой…
Я вздохнул.
 - Пойдёмте, Кузьма. Есть хочется, спасу нет.
 - Вот это дело!
Несмотря на то, что Жихарько значительно полегчало, ужин прошёл почти в полном молчании. Может быть именно поэтому с каждой минутой я всё больше ощущал, что мне не хватает присутствия Алисы.
В её глазах я выглядел не самым умным человеком. И несмотря ни на что, я внутренне был готов к тому, что она от меня отвернётся. Во всяком случае, я сказал ей правду, а она была самая что ни на есть нелицеприятная. Внутри снова начало поселяться почти полностью забытое мерзопакостное ощущение.
Но по прошествии нескольких следующих дней я понял – несмотря на то, что Алиса обо мне узнала, она от меня не отвернулась, и наша дружба с ней всё более росла.
Мы часто прогуливались вечерами, я много расспрашивал про город, про жителей, но больше, конечно, про её жизнь. Оказывается, условно город поделён на небольшие участки по направлениям, связанным с получением продовольствия: кто-то выращивал злаковые, кто-то исключительно овощи, кто-то разводил домашнюю скотину. Если вспомнить торговые ряды, то три раза в неделю происходил заранее договорённый обмен для всех желающих – просто так никому ничего никогда не дают: ты едешь в этот город и остаёшься тут не для того, чтобы бездельничать. Исключение составляла гостиница, но так как приезжих практически никогда не было, то в расчёт её почти никогда не брали. В любом случае она полностью была на Жихарько и Алисе.
Помимо этого, люди обычно по-возможности приходят друг другу на помощь – инструментами поделиться, в доме с ремонтом что-то и так далее.
Весьма любопытным стал тот факт, что в особо суровые зимы Горыныч ходит по городу и помогает людям растапливать печи в котельных: для него это пара пустяков – стоит ему немного полыхнуть в горнило, как почти моментально занимается огонь.
 - Ты бы видел, как он паровоз разогревает – огненный факел аж через трубу вырывается!
 - Детишки, наверное, смотреть приходят?
 - Случается иногда, боятся до жути, но интерес пересиливает. 
О себе Алиса рассказала немного – сюда приехала лет 10 назад, родных своих не знает, всё детство прошло в приютах и детских домах. Я рассказал ей, как лишился родителей, но по сравнению со мной, сиротой она себя никогда не считала – по крайней мере, как только попала в город «N». Вопреки моим ожиданиям, помочь ей узнать кто она на самом деле был не Кузьма.
Однажды в детский дом, где в то время находилась Алиса, приехали люди – почти каждый из этих несчастных брошенных детей мечтал, что рано или поздно наступит день, когда за ними придут их мама, или папа, только их, и заберут к себе, домой.
И среди тех, кто пришёл в тот день, был сам Кощей. Это сейчас он очень редко покидает город, а тогда он иногда перемещался по Руси и привозил в «N» сказочных персонажей. Так вышло и с ней – он сразу забрал её из приюта, по дороге всё рассказывал и объяснял. И хотя маленькие дети относительно доверчивы, она долго не могла понять, поверить и осознать, кто она такая. Безусловно, не обошлось без Жихарько – гостиницу отстроили совсем недавно, и ему как раз нужна была помощница.
То, что она его племянница было придумано исключительно для таких «посторонних» как я, несмотря на то, что появлялись они в городе весьма нечасто, но незаметно прижилось, да так и осталось.
Обычно все вечера заканчивались одинаково – я слегка обнимал её на прощание и поднимался к себе в комнату. Но однажды всё изменилось.
В один из таких вечеров, в начале третьей недели моего отдыха к нам осторожно подошёл Кузьма и деликатно сообщил:
 - Голубчик, извините, что отвлекаю вас…
Мы с Алисой сидели внизу, за ставшим уже родным для меня столом и пили чай.
 - Имею честь сообщить вам, что нынче утром Кощей смог обнаружить ещё одного, скажем так, персонажа.
Это в самом деле радовало, но потом я с тоской понял – придётся снова уезжать. Отпуск заканчивался, а значит, что, скорее всего, вернуться я смогу только лишь в следующем году, и то неизвестно когда.
Но я дал слово, а значит, завтра утром надо было возвращаться в Москву.
 - Отлично! – я старался не подать виду, что расстроен. – Какие ориентиры есть на этот раз?
 Кузьма выглядел довольным.
 - Голубчик, нам несказанно повезло! Мы знаем город!
Это в самом деле была большая удача, появился шанс сэкономить кучу времени.
 - Замечательно! Куда же мне держать путь?
 - На северо-запад, небольшой городок Осташков.
 - Ого, бывал там однажды, понравилось.
 - Давно? – спросила Алиса.
 - Ещё перед тем как поменял работу.
 - Значит, будет легче искать!
 - Очень надеюсь. Во всяком случае, постараюсь не заезжать домой, чтобы не терять время, а сразу – в бой!
Алиса улыбнулась, но было видно, что ей тоже не хочется, чтобы я уезжал.
Жихарько вежливо откланялся и торопливо, чуть ли не бегом, поспешил оставить нас одних.
И хотя август ещё баловал теплом, темнело уже достаточно рано. Я помог зажечь Алисе газовую люстру, которая негромко загудела, после того как прогрелась.
 - Хорошего – понемногу, - я хотел пошутить, но вышло как-то кисло. – На славу у меня отпуск вышел…
 - Он ведь ещё не закончился. – Она склонила голову.
Я кивнул. В душе уже первые кошки начали разрабатывать свои коготки.
 - Может тебе что-нибудь привезти?
 - «Привези мне цветочек аленький…» - она невесело хихикнула.
 - Привезу, если вправду попросишь. А если серьёзно?
 - Не знаю даже…
 - Ладно, я что-нибудь сам придумаю.
Она слегка кивнула и внезапно взяла мои руки в свои:
- Просто приезжай скорее…
Я повернулся к ней и увидел, что у неё глаза на мокром месте.
 - Алиса, ну что ты! Я обязательно приеду… - неожиданно для самого себя, я наклонился и поцеловал её.
Она не воспротивилась, не оттолкнула меня. Поцелуй был ответным, таким робким и нежным, что я невольно вздрогнул где-то внутри – настолько чистым и светлым было это давно забытое чувство.
Я крепко обнял её и гладил по волосам. Она уткнулась лицом мне в рубашку и тихонько всхлипывала.
 - Ну ты чего, не надо… Лиса-Алиса, а Лиса-Алиса? Я непременно вернусь, слышишь?
 - Слышу… Влад.
 - Что?
 - Если ты не приедешь, я сама тебя найду и загрызу…
 - Договорились. Категорически не возражаю!   
Она подняла на меня свои хитрющие глаза, положила голову мне на плечо и громко фыркнула. Я слегка подскочил от неожиданности, а она явно довольная собой, тихонько сказала:
 - Опять попался…
Я удовлетворённо кивнул.
 - Да, причём со знанием дела.
 - Фыр-фыр… - и мы одновременно рассмеялись.
Но несмотря на, казалось бы, такое сближение, эту ночь мы провели каждый в своих постелях. Отрицать не буду, мы испытывали сильное взаимное стремление друг к другу, но словно заранее уговорившись, что не будем никуда спешить, поцеловались на прощание и разошлись по комнатам.
Стоит ли говорить, что уснул я только под утро. Когда я спустился, Алиса уже ждала меня внизу за завтраком. Я сразу подошёл к ней, крепко обнял, и тут-то нас подловил Жихарько.
 - Доброго утра, голубчик! А вы, позволю себе заметить, времени не теряете…
 - Доброго, Кузьма Дмитриевич. Мы только…
 - И слышать ничего не желаю – по глазам всё вижу, причём у обоих! – он расхохотался. – Не серчайте, что стал невольным свидетелем…
Алиса слегка покраснела.
 - Не оправдывайся, дядя! Ты сам неоднократно намекал, а в последнее время чуть ли не в открытую усиленно сводничал!
Я погрозил Жихарько пальцем.
 - Вот-вот! Я даже как-то стал невольным свидетелем подобного безобразия!
Кузьма ничуть не смутился.
 - И правильно делал, что сводничал – ходите оба чуть ли не как в воду опущенные, а ведь только слепой не видел, что интерес у вас друг к другу!
Я осторожно притянул Алису к себе.
 - Кузьма, давайте спешить только не будем. Я в жизни одно время столько дров наломал, что вспоминать даже не хочется…
Он кивнул.
 - И не вспоминайте! Нечего попусту время тратить! Готовы в дорогу?
 - В дорогу готов, а вот уезжать не хочу. – Я посмотрел на Алису.
 - Голубчик, что вы мне объясняете! Ничего страшного, ну пострадаете на пару немного, это ещё никому не вредило…
Алиса готова была уже зарычать на него.
 - Ой-ой! На помощь, люди добрые! По всему наблюдаю полнейшую готовность племянницы прикончить собственного дядю…
От смеха я согнулся пополам, а Жихарько продолжал изображать смертельный ужас, грозящий его персоне. Алиса держалась, но в итоге сдалась, и тоже мелодично рассмеялась.
Я вытер слёзы, и в изнеможении опустился на стул.
 - Я так понимаю, Кузьма, на рыбалке вы всё-таки побывали?
 - Внял вашему совету, голубчик! О чём нисколько не жалею, вы были абсолютно правы, и я вам от всего сердца благодарен! Вольдемар, конечно, тот ещё похабник, но в этот раз многого себе не позволял.
 - Вот и славно. – У меня только-только сошёл жар с лица.
Плотно позавтракав, я обнял Алису, отдал ей зажигалку и коробку папирос. Она поцеловала меня в лоб, словно благословляя в дорогу.
 - Не грусти, лиса, жди письма. Я теперь писать их буду часто-часто, с каждого места, где нахожусь в тот или иной момент.
Она передала мне в руки маленький конвертик из коричневой бумаги.
 - Пообещай, что откроешь только тогда, когда вернёшься сюда.
 - При тебе?
 - Не обязательно.
 - Обещаю. – Я достал кошелёк и аккуратно убрал сувенир внутрь.
Жихарько принял свой официальный вид.
 - Ну что, голубчик, едем?
Я улыбнулся и вздохнул.
 - Едем.

26. В очередных поисках

Ещё из Томска я отправил письмо с указанием передать Алисе лично в руки. Следующее хотел отправить уже непосредственно из Осташкова, но как я не хотел заезжать домой, миновать Москву не получилось.
Погода постепенно менялась, уходило лето, а значит, надо было хотя бы заскочить, поменять одежду на более комфортную и, хотя бы, оплатить «коммуналку».
По данным РЖД рейс «Москва – Осташков» равно как обратный вот-вот должны были отменить из-за аварийного состояния полотна. Это «вот-вот» длилось уже лет 5, но в этом году вопрос поставили ребром – линия к тому же была неэлектрифицирована, и ни пассажирские, ни грузовые перевозки не могли окупить топливо, необходимый плановый ремонт и прочие затраты.
От Ленинградского вокзала до Осташкова с двумя длительными остановками весь путь поезд проходил почти за 13 часов.
Город я почти не помнил, только место, где находится гостиница: за неполных две недели отпуска вряд ли хоть раз станешь задумываться, что тебе когда-нибудь пригодится расположение улиц или номера домов.
Периодически я доставал конверт из кошелька: бумага была достаточно плотная, и мне не удалось прощупать наличие или отсутствие чего-либо внутри. Но это было не главное – он сохранял в себе запах Алисы, не волос или кожи, а именно всей её, целиком, и своего рода это было приятно: частичка её самой всегда была рядом.
Судя по описанию Кощея, мой объект достаточно часто появлялся около острова Кличен, который находился в черте города.
«Возможно, здесь хорошие пляжи. Хотя сейчас в воду вряд ли сунешься. – Я внутренне усмехнулся. – Надеюсь, это не конёк-горбунок: не хотелось бы везти лошадь поездами через пол-России…»
  Я обошёл остров по кругу, обнаружил внутри маленькое озеро, но ни единой живой души за этот день мне так и не встретилось.
Погода заметно портилась. Дожди шли в основном недолгие, но частые. Пару раз я изрядно промок, и только своевременный горячий душ и пара таблеток аспирина помогали оставаться в форме.
Я проводил на острове почти всё время. Изредка попадались рыбаки, кто-то неспешно прогуливался, но всё это было не то.
И вот однажды, уже почти под вечер, когда я проходил мост между островом и городом, то обратил внимание на девушку, которая стояла, облокотившись на парапет. Скорее всего, я не придал бы этому факту никакого значения, если бы случайно не обернулся.
Я прошёл уже достаточно далеко, но так как ещё не сильно стемнело, успел увидеть, как она уже перелезла через ограждение и держалась за него только одной рукой. В тот момент у меня не возникло мыслей или сомнений о том, что надо делать, когда стало понятно, что человек пытается совершить непоправимое.
На бегу я что-то кричал, когда девушка отпустила руку и упала в воду. Времени на раздумье не оставалось, и я, сбросив куртку, прыгнул следом.
Вода была во всех смыслах смертельно холодная. Я не знал, глубоко здесь или нет, но даже от того, как мгновенно сводило тело, утонуть можно было запросто. Плавал я неплохо, и очень надеялся на то, что со мной ничего не случится.
Метрах в трёх перед собой я увидел, где пошли пузырьки воздуха, и с силой поплыл. Солнце село ещё не полностью, но мост плохо освещался, и нырять пришлось наугад. В этом месте вода была мутная, и только наощупь я смог ухватить девушку за ветровку и попытался вытащить наверх.
Внезапно она вцепилась в меня руками, и от неожиданности я едва не захлебнулся. Несмотря на то, что видимость была почти нулевая, перед собой я смог разглядеть её лицо – она улыбалась.
Но это было ещё не всё: она дышала. Дышала под водой. Я открыл рот, чтобы крикнуть: «Нашёл!!», но забыл, где нахожусь. Глотнув изрядное количество воды, я моментально отключился.
Очнулся я у себя в номере на диване, укрытый одеялом. На мне был только халат и больше ничего. Сырая одежда висела на стуле возле маленького стола. В окно пробивалось предрассветное солнце.
На тумбочке возле кровати лежал паспорт, а сверху ключ от номера. Я сел на диване и попытался понять, как она узнала, где я живу. Всё оказалось очень просто – в городе всего одна гостиница, и её название было выбито на бирке ключа от двери.
«Так-так-так, - сказал я себе. – Кажется, я нашёл русалку! Только бы Алиса не узнала, в каком виде я пришёл в себя после поисков! А то ведь точно загрызёт, и слушать ничего не захочет. – Я вздохнул. – Итак, судя по всему, она без особого труда смогла вытащить меня. Охренеть, она же дышала под водой!! И я сам лично это видел!»
Поток моих мыслей прервался, как только я увидел на столе небольшую записку. Аккуратным почерком на клочке бумаги было написано: «Спасибо за попытку мне помочь, но это совсем не то, о чём ты мог подумать. Пожалуйста, не пытайся меня найти…»
Само собой, такой расклад меня не устраивал, и, несмотря на просьбы девушки не искать её, я в течение двух дней подряд прогуливался вдоль моста, иногда останавливался у парапета, смотрел в воду и просто молчал. Других вариантов снова её встретить у меня не было. Конечно, она могла больше и не появиться здесь, но я не терял надежды.
Так я стоял уже в который раз и думал о том, что написать в очередном письме Алисе, когда за моей спиной внезапно раздался голос:
 - Я же просила меня не искать. Почему ты меня не послушал?
Я вскрикнул и резко обернулся. Передо мной стояла невысокая зеленоглазая девушка с длинными, почти до пояса, светлыми волосами. Она смотрела на меня не мигая, словно гипнотизируя.
Я уже хотел было сказать, что мне всё известно, но решил сначала просто поговорить.
 - Мне очень хотелось узнать, зачем надо было прыгать, если это не попытка свести счёты с жизнью.
 - А может я поплавать захотела!
 - В ветровке? Поздно вечером?
 - А что, по-твоему, так не может быть?
Я не сразу понял, что она меня разыгрывает.
 - Ладно, шутки в сторону. Я видел, что ты дышала под водой. – Она перестала улыбаться. – Да, и ещё убедился в том, что не всё так просто, потому что не услышал твоих шагов посреди безлюдной дороги. Не отрицаю, я был в своих мыслях, и вполне мог не заметить. Но это не главное – дело в том, что я всё знаю…
Вмиг передо мной предстала зелёноволосая, бледная девушка с очень длинными руками. Одета она была в рваный сарафан, сквозь который проглядывало голое тело. Её волосы, которые скорее напоминали то ли водоросли, то ли тину, растрёпано торчали во все стороны.
Она мгновенно всё поняла, разозлилась и зашипела на меня:
 - Я тебя сейчас защекочу насмерть…
Вопреки ожиданиям, я не испугался, а спокойно сказал:
 - А ну тихо! Кощею на тебя пожалуюсь – будешь знать! – Я встряхнул головой.
Жуткий облик исчез, и я облегчённо вздохнул.
Она слегка опешила.
 - Кощей, говоришь? Так-так, значит ты один из «этих». И чего же он от меня хочет? Никак в гости зовёт?
 - Да не только он один – Горыныч с Ягой, Жар-птица, Соловей-разбойник…
 - Они что, все в одной куче?
Я улыбнулся.
 - Что-то вроде.
 - А водяной… он тоже там?
 - А как же!
Она внезапно засмущалась.
 - Вот тебе и раз! Никак у вас «шуры-муры»?
 - Ну было как-то. А тебе-то какое дело? – она опять ощетинилась.
Было отчего рассмеяться.
 - Ясно всё с вами! Пойдём отсюда, встали на дороге как два столба, да и темнеет уже. Поговорим в гостинице.
По приходу в номер, я нагрел кипятильником воду, заварил чай и сел напротив.
 - Как тебя зову-то, утопленница?
Она словно бы и не заметила мой сарказм.
 - Марина.
 - Значит «Морская». Мог бы и сам догадаться. Я – Влад.
 - Ну, так что же дальше, Влад? – Она сладко и хрустко потянулась.
 - Дальше – решать тебе, но если твой суженый тебе ещё дорог или интересен, то милости просим в городок «N». Уж не знаю, что вы там делили – с Кощеем или между собой – во всяком случае, для тебя там все свои.
 - В этом ты прав. Раньше я вообще не особо ладила, даже со своими, держалась в стороне. Между прочим, в вашем мире не так-то просто существовать, но приспособиться можно.
 - Не могу представить, но охотно верю. Так ты поедешь?
 - Мне нужно ехать с тобой?
 - Не обязательно. Я могу оставить тебе адрес, написать Кощею письмо, а дальше ты сама.
Она ненадолго замолчала.
 - Хорошо, как только ты соберёшься назад, тогда вместе и поедем.
Я покачал головой.
 - Со мной не получится. Мне завтра же надо вернуться в столицу. Не забывай, что я обычный человек, у которого почти закончился отпуск и ему по обыкновению надо на работу.
 - Так значит, ты там не живёшь?
 - Я только гость… - очень хотелось добавить «пока», но этот вопрос ещё предстояло как-то решить. – В свободное время занимаюсь поиском «пропащих», таких вот, как ты.
 - Неужто, просто так?
 - В основном да. Ты, наверное, просто не осознаешь, что означает для меня сам факт принятия того, что вы существуете. И поэтому, столкнувшись с таким чудом, я согласился…
 - Занятно. Будь что будет, на днях буду собираться. – Она игриво наклонила голову. – Но я же вижу, что не только это является причиной.
Я достал из кошелька конвертик, поднёс к своему лицу и с тоской вдохнул. Русалка мгновенно начала принюхиваться словно дикий зверь.
 - Чую, лисой пахнет… Никак с Патрикеевной в дружбе?
 - Могу ответить в тон: «А тебе-то какое дело?» - но я совсем не злился.
Она усмехнулась.
 - Дела-то какие творятся, ты подумай! Смотри, добрая твоя душа, сам знаешь, с кем связался.
Я кивнул и прищурился.
 - Ещё как знаю.
Как я не пытался успеть, в Москву я вернулся только двумя днями позже. Письма от Алисы и Жихарько приходили не очень часто и порой с опозданием – почта даже в наши дни иногда работает отвратительно.
По всему выходило, что вернуться в «N» получалось только на новогодних праздниках – три месяца было не так много, гораздо меньше, чем в прошлый раз.
Конвертик до сих пор сохранял её запах, и человеку незнающему это покажется странным, но только не мне. Иногда запах был настолько сильным, что казалось – она где-то рядом, стоит только обернуться и протянуть руку…
В свободное время я долго размышлял насчёт того, как поступить в дальнейшем и на свой страх и риск принял серьёзные меры – решил перебраться в Томск.
Может быть, вы уже успели заметить, в Москве кроме работы у меня не было ничего, за исключением пустой квартиры, воспоминаний об изуродованном детстве и нескольких неудачных романах. Поэтому я с лёгким сердцем продал свою «однушку» в достаточно короткие сроки, получив относительно неплохие деньги – на эту сумму в Томске можно было купить целый дом в пригороде – и после этого попросил перевода на одноимённую станцию Транссибирской железной дороги.
Всеобщее недоумение сменилось очередными глупыми шуточками – мне в открытую озвучили, что я совсем потерял голову из-за какой-то большой любви и всё в таком роде. Как и положено в таких случаях, я молча стерпел эту обыкновенную чушь и тепло со всеми попрощался. Напоследок я выставил бутылку «того самого хорошего коньяка» и дорогую закуску, в благодарность за то, что учили меня всё это время. Заодно тем самым я утёр нос всем любителям потрепаться.
Ни Кузьме, ни Алисе писать я об этом не стал. Мне хотелось своими глазами увидеть их реакцию при встрече.

27. Переезд

По счастью, вещей у меня было немного – всё уместилось в одну «Газель». Само собой, мебель и прочую утварь я оставил, взял по минимуму, самое необходимое.
Компания по перевозке была просто в восторге, когда насчитала мне сумасшедшую цену за доставку груза, но я спокойно оплатил все необходимые документы и со дня на день готовился покинуть Москву.
За всё эти месяцы от Жихарько пришло только два письма, и одно от Алисы. Про русалку Кузьма ничего не сообщал, но я надеялся, что она всё-таки приедет.
Алиса писала, что потихоньку перечитывает привезённые мною книги и всячески старалась, чтобы я не почувствовал её тоски. Но здесь её лисья хитрость была бесполезна – я всё читал между строк.
По сравнению с Москвой, для меня на первый взгляд Томск отличался только количеством населения, меньшим как минимум в 20 раз, отсутствием метрополитена и морозами почти под -40. Пришлось почти полностью обновить зимний гардероб и принять как факт, что часовой пояс сдвинут на 4 часа вперёд.
Обживаться на новом месте было сложно, помочь было некому, город я не знал абсолютно, кроме аэропорта и вокзала. Но хоть интернет и называют великой помойкой, в данной ситуации он оказался просто незаменимым – все необходимые данные получилось найти только там. Как я упомянул, денег хватало на дом, но я купил небольшую «однушку» поближе к центру, оформил прописку и начал обустраиваться.
На новой работе приняли хорошо, но без особой радости – «московских» здесь, в Сибири, особо не любили, по понятным причинам. Во всяком случае, я надеялся, что отношение изменится в лучшую сторону: я любил свою работу, человеком был неконфликтным, а значит всё должно непременно наладится.
Чтобы не вызвать у Кузьмы никаких подозрений, на старой работе я попросил, чтобы письма, приходящие на моё имя первое время пересылали их мне на новый адрес, минуя почту прямым путём.
Но в последнем письме, адресованном Жихарько, я совершил чудовищную ошибку, которая едва не стоила мне жизни.

28. Зима-зима…

Я забыл упомянуть, что перед отъездом из Москвы накупил подарков своим друзьям. Главное – для Алисы удалось достать два платка: Павлово-Посадский и Оренбургский пуховый. Кузьме я вёз английский трубочный табак, Горынычу ради смеха купил маленький огнетушитель и очень надеялся, что он не обидится.
Хотелось подгадать, чтобы в город «N» попасть практически под самый конец года – выходило так, что последний поезд из Томска прибывал на станцию «Итатка» 31-го декабря около трёх часов после полудня.
Последние несколько дней я провёл в состоянии сильного нетерпения, спал неважно, плохо ел и постоянно смотрел то на календарь, то на часы.
Морозы набирали силу. Даже в квартире было свежо несмотря на вовсю работающее отопление. Но я думал только об одном – как можно скорее увидеть Алису, обнять её и наконец, успокоиться.
В ночь на 31-е я не спал почти всю ночь, наблюдая по часам, как тянутся минуты, и практически не выпуская дорогой мне конвертик из рук.
Едва дождавшись утра, я в сотый раз проверил сумку, все ли подарки уложены, чуть ли не в пятый раз позавтракал, оделся и вызвал такси на вокзал.
До поезда оставалось около двух часов. За это время я купил коробку любимых папирос, зарядил телефон, и чтобы хоть как-то отвлечься, уткнулся в электронную книгу.
Когда, наконец, подали состав, я с облегчением вздохнул. Почему-то сильно хотелось курить, впервые за всё это время. Но я только улыбнулся, вспомнив Алису, представил, как она несёт в своих руках зажигалку, и жажда никотина несколько ослабла.
В декабре световой день только начинал отбирать у ночи назад свои минуты. И когда я прибыл на «Итатку», было ещё светло, но солнце вот-вот было готово начать свой ход к горизонту и в отличие от Томска, здесь стояло почти полное безветрие. Уличный термометр, висевший на двери вагона, показывал около -30.
Я спустился на платформу и сразу понял – что-то не так. Подлесный меня не встречал, но в этот раз его вообще могло и не быть, это не входило в его прямые обязанности. Всё дело в том, что даже само здание станции выглядело абсолютно безлюдным.
В тот момент я ещё не понимал, насколько опасным было моё положение, поэтому спокойно подошёл к входной двери в вокзал и потянул за ручку.
Сначала я подумал, что дверь попросту примёрзла, но потом пригляделся к замку, и понял, что он закрыт. Но даже в этот момент я ещё ничего не подозревал.
Паниковать я начал, когда в оговоренное время не услышал привычного паровозного гудка. Зная пунктуальность Жихарько, можно было предположить следующее: либо он не получил моё последнее письмо, либо там, в городе, случилось что-то нехорошее.
И вдруг я с ужасом понял, что Кузьма приедет за мной только к семи часам вечера. Я принялся лихорадочно вспоминать своё последнее письмо: по ошибке или по собственной глупости я совершенно забыл о том, что указал Жихарько ещё московское время, тем самым приговорив себя ожидать его на лютом морозе почти 4 часа.
Самое страшное, что просто позвонить и предупредить Кузьму по понятным причинам невозможно, а значит, необходимо было где-то укрыться или попытаться раздобыть огонь.
Я бросил сумку на ближайшую скамью и принялся обходить станционное здание в надежде найти незапертое окно или хотя бы форточку. Но всё было тщетно. Ноги уже заметно прихватывало, несмотря на то, что я купил самые тёплые ботинки по сезону, и вообще, укутался, как только мог.
В крайнем случае, я решил, что выбью стекло и залезу внутрь. Но не факт, что это сильно поможет.
Внезапно я вспомнил про тепловоз. Тот самый злосчастный ЧМЭ-ТРИ, с которым меня в своё время так ловко и аккуратно «подвели под монастырь». Я обежал станцию вокруг и увидел его.
Вопреки ожиданиям он не был запорошен снегом. Я прикинул, что его заводили не далее, как вчера вечером, а значит, был шанс запустить дизель. Осталось только попасть в машинное отделение.
Тепловоз был заперт, но вскрыть кабину для железнодорожника было пустяком – я понимал, что совершаю преступление, но на кону стояла моя жизнь. Тем более я всегда возил с собой специальный ключ, просто так, надеясь, что он мне никогда не пригодится.
В перчатках руки не слушались, поэтому пришлось их снять. Они почти мгновенно замёрзли, но я всё-таки сумел отпереть кабину.
Рукоятка управления направлением движения рядом с контроллером блокировалась ключом, который хранился непосредственно у машиниста. Но это было необходимо только в том случае, если бы я намеревался куда-то ехать. Сейчас был необходим только запуск двигателя, с возможностью последующего включения отопителя кабины.
Управлять тепловозом, да и в принципе локомотивом я ещё не умел, но общий принцип работы и устройство знал почти наизусть, поэтому без труда нашёл необходимые органы управления, закоротил нужные провода и с облегчением услышал, как загудел масляный насос.
Перед пуском дизелю необходимо прогнать через смазочные каналы масло, и только после этого он будет пытаться прокрутиться. К этому времени я уже почти не чувствовал пальцы на ногах.
Сколько прошло времени, я не знал, успел только заметить, что солнце скрылось из виду, но его кроваво-красный отблеск ещё отражался в верхушках деревьев.
Я сбегал за сумкой, и на обратном пути услышал, как двигатель пытается завестись и надсадно перхает. Что-то было с топливным насосом – во время обучения мне не раз попадалась подобная задача. Можно было помочь дизелю, подкачивая солярку вручную, поэтому я взобрался по лесенке на площадку перед моторным отсеком, открыл шторку и небольшим рычагом стал нагнетать топливо.
Тепловоз почти сразу отреагировал на мои действия чёрным дымом, который постепенно превращался в серый, затем в белый, а после из выхлопной трубы стали выходить только небольшие облачка пара: это означало, что он всё-таки завёлся.
Я спрыгнул с лесенки и сделал вприпрыжку несколько кругов вокруг локомотива – ноги заледенели совсем и практически не отогревались от моего бега, руки были замерзшими, но пока ещё сгибались.
Закончив свой марафон, я вернулся в кабину и попытался включить отопитель – он загудел и подул едва тёплым воздухом только на стекло, но это всё равно было лучше, чем ничего.
Периодически я выскакивал на улицу и прокачивал солярку вручную, когда обороты двигателя начинали спадать. По моему предположению мороз опустился к -35, и в таком холоде мне пришлось провести больше двух с половиной часов.
Даже несмотря на то, что в кабине было тесно, я старался не сидеть на месте, перемещаясь из угла в угол и совершая что-то вроде бега на месте. Я очень надеялся на то, что в баке достаточно топлива, и я смогу продержаться.
К началу третьего часа я начал уставать. Внутри кабины в лучшем случае было около -10, но стоило хотя бы на несколько минут остановиться, и сразу чувствовалось, как гудят ноги и ломит спина, поскольку со своим ростом нормально выпрямиться в кабине у меня не получалось. Но это можно было перетерпеть, в прямом смысле слова стиснув зубы. Пугало другое – в моменты отдыха наваливалась полудрёма, а это грозило неминуемой смертью. Поэтому я пару раз сильно стукнул руками по металлическим частям кузова, чтобы боль отвлекала и не давала уснуть.
Я не был в отчаянье, только страшно зол на самого себя, и все эти 4 часа матерился почти без остановки, благо меня никто не слышал. Это бодрило до поры до времени, пока от холода перестал попадать зуб на зуб.
В районе семи часов я начал нервничать, и едва ли не со слезами на глазах услышал долгожданный паровозный гудок. К этому моменту я едва не задремал, несмотря на все усилия.
Увидев, что паровоз приближается к станции, я дал несколько затяжных гудков. «Федя» быстро остановился, я разомкнул провода, и дизель почти сразу заглох.
Схватив сумку, я буквально свалился с тепловоза и помчался к паровозной будке.
Хлопнула дверь, и в овечьем тулупе из купейного вагона выглянул Жихарько.
 - Голубчик!! А почему вы… - он осёкся. – Дорогой мой, что вы в тепловозе-то делали?!?
 - К-к-к-у-у-з-зьь-м-м-м-м-ма-а… - я попытался объяснить, но зубы стучали так, что больше мне ничего не удалось произнести.
 - Мать честная, да он же весь посинел от холода!! Зиновий, быстро разворачивай паровоз!
 - Митрич, стрелки наверняка замёрзли, мы так сходу не уедем! Что с ним?
 - Замёрз он сильно!! Почему – не могу понять!! Сделай всё, что можешь!
Жихарько в одиночку буквально втащил меня как шпалу в вагон и побежал за чаем. В купе было относительно тепло, и я почувствовал, как тело начало лихорадить. Кузьма принёс чай, но я едва не опрокинул на себя стакан, так сильно у меня тряслись руки, поэтому он поил меня сам, как маленького.
Помимо чая в стакане было изрядное количество кедровки, она моментально приступила к моему внутреннему прогреву, но озноб ещё долго не спадал.
Из соседнего купе выглянул Вольдемар и подошёл к нам.
 - Доброго вам… А чего это он такой фиолетовый?!
 - Не знаю, для начала его надо максимально отогреть, а потом срочно в баню! – сказал Жихарько.
 - Может быть, лучше с девками? Если надо, я организую, вмиг отогреют! – оживился Вольдемар.
 - Дорогой мой, - Кузьма вздохнул. – Весьма удивлён, что вы ещё не в курсе: за такие речи моя многоуважаемая племянница вас растерзает, а я собственноручно настучу вам по физиономии, если будет мало. Для меня это будет впервые в жизни, но всё когда-то происходит в первый раз. Надеюсь, мы больше не вернёмся к этому крайне неприличному вопросу? Не хватало ему ещё с ведьмами сегодня познакомиться…
Вольдемар был оскорблён, можно сказать, в лучших чувствах, но тем не менее, обижен не был.
 - Надо же мне хоть как-то человека отблагодарить, за то, что русалку разыскал? Ладно, как скажешь, Митрич. Но я бы такой шанс ни за что не упустил!
 - Нисколько в тебе не сомневаюсь. А пока скажи Тугарину, пусть поддаст пару!
Вольдемар быстро исчез, и Жихарько повернулся ко мне.
 - Голубчик, ну как же вы так?!
 - Н-не пов-верите, Кузьм-ма – Хотя бы говорить я мог уже более-менее нормально. – Я ид-диот, пер-репутал в-время…
 - Позвольте, а как же так вышло?
Сейчас был не лучший момент для сюрприза, но я его уже сам себе устроил.
 - Я переехал в Томск, поближе к городу «N».
Кузьма всплеснул руками.
 - Да вы что?! В самом деле?? Вот так подарок!!
 - Х-хотел сделать сюрприз…
 - Да уж, отличились вы изрядно! А если бы вы замёрзли насмерть?! Алиса меня бы точно по кускам скушала…
 - К-кстати, а где Подлесный?
 - У нас, в городе, вместо него упросили Вольдемара с нами проехаться. Как говориться, ждали только вас!
Я приподнялся, достал из сумки табак и вручил Кузьме.
 - Вот, н-небольшой сувенир к Новому г-году.
Жихарько едва не прослезился.
 - Голубчик! Ох, спасибо, стоило ли таких забот…
 - С-стоило, ещё как стоило.
В этот момент вернулся Вольдемар.
 - Зиновий жмёт на всю железку! Ну как вы?
 - От-т-таиваю, но кол-лотит ещё будь з-здоров.
 - Это сколько же времени вы пробыли на морозе?
 - Поч-чти 4 часа…
Вольдемар присвистнул.
 - Хорошие дела…
Жихарько встрепенулся.
 - Вы, голубчик, давайте-ка задрёмывайте, а то мы так будем долго ехать.
В данной ситуации это было несложно, поэтому я закрыл глаза и забылся сном.

29. Алиса

На вокзале меня ждала Алиса. Она уже готова была протянуть мне зажигалку, когда увидела, что я весь дрожу.
 - Влад, что с тобой?
 - Да так, н-неувязочка тут одна случилась…
 - Да ты весь ходуном ходишь!! Кузьма тебя заморозить решил что ли?!
 - Кузьма меня м-можно сказать от смерти с-спас. Я несколько часов был вынужден гарцевать на морозе, потому что я кретин…
Она непонимающе на меня уставилась.
 - Слишком много о тебе думал. – Я попытался улыбнуться. – К счастью, всё обошлось. Дай мне лучше огня…
Руки ещё мелко дрожали, но я уверенно прикурил и несколько раз затянулся. Лёгкие инстинктивно сжались, но под действием горячего дыма, перестали оказывать сопротивление.
Я в двух словах объяснил Алисе, в чём именно я кретин. Она закатила глаза, чтобы высказать мне всё, что она обо мне думает, но я просто улыбнулся и произнёс:
 - Как же я р-рад тебя видеть! Представляешь, на фоне м-моего отмороженного состояния, Вольдемар мне б-баню пообещал!
Алиса так и напустилась на меня.
 - И наверняка со своими развесёлыми ведьмочками?! Ну развратник!! Как только он туда заявляется, начинает царить сплошной разврат! А ты, надо подумать, согласился?!
Я изобразил обиду.
 - Ну к-как ты могла так обо мне! Вот с т-тобой – никаких возражений! – я смеялся, заикаясь от холода.
 - Ох, и договоритесь вы у меня! Ох, и полетят клочки по закоулочкам…
Вольдемар как раз проходил мимо и услышал конец разговора.
 - Душа моя, не серчай, но человек едва не окочурился, а я от всего сердца помочь хотел! Понятия не имел, что у вас симпатии к этому субъекту…
 - Всё ты знал, греховодник! И не прикидывайся святой невинностью!
 - Не буду, душа моя, но в баню ему в самом деле не помешает, а то сляжет…
Я гордо поднял голову.
 - Только при условии, если Алиса Ивановна с-соизволит меня сопроводить!
Она зарычала.
 - Всё-всё!! Молчу!! Только н-не грызи!!
Жихарько осторожно взял сумку у меня из рук и заговорщически посмотрел на Алису.
 - Вот что мне с вами со всеми делать!! Ладно, идите уже! Вольдемар, уповаю на то, что ты меня услышал! Иначе…
Он в смирении сложил руки.
 - Всё будет в лучшем виде! Прошу за мной!
Последний раз в бане я был очень давно, мне было от силы лет 10. Из устойчивых воспоминаний только прямо-таки адская жара в парилке, которую я терпел максимум несколько минут.
Обещанных «девок» так и не предоставили, вместо этого Кузьма с Вольдемаром почти два часа охаживали меня веником, да так, что под конец я уже почти что орал в полный голос.
 - Ничего, голубчик, ничего, всю хворь из вас разом выбьем! Завтра как огурчик проснётесь!
Из парилки я вышел красный как рак и только сейчас понял, что был на волосок от смерти: в самом деле могло случиться и так, что Кузьма не получил бы моего письма, и тогда мне пришлось бы идти по путям назад в Томск. Само собой, я бы просто замёрз где-нибудь по дороге.
Зато сейчас я блаженно лежал на досках, обёрнутый не то полотенцем, не то простынёй. По углам горели керосиновые лампы – нетрудно догадаться, что проводить газ в баню дело крайне опасное.
Тихо скрипнула дверь. Я блаженно пробубнил:
 - Вольдемар это ты? Если да, то спасибо за баньку, омолодили тело – слов нет…
Тишина.
 - Кузьма? Ты что ли?
Снова тишина.
Я уже подумал, что мне показалось, когда услышал голос Алисы:
 - Это я…
Я медленно приподнялся на локтях и уставился в темноту дверного проёма.
 - Неужели пришла проверить, сдержал ли Вольдемар слово?
Она вошла и прикрыла дверь.
 - Так и знала, что ему нельзя верить! – и мы дружно захохотали.
И тут я заметил, что на ней нет никакой одежды.
Во рту мгновенно пересохло. Я открыл его, потом снова закрыл, и так несколько раз. Алиса подошла ближе и опустилась рядом со мной на колени.
 - Это было очень красноречиво. – Она прыснула в руку, но я видел, что она вся дрожит.
 - Ты… я…
Она поднесла палец к губам. Я почувствовал, как замерло время.
 - Тише… Я же видела, как сильно ты замёрз… - в её глазах вспыхнул огонь. – Поэтому, я пришла тебя согреть…
Я наклонил её к себе и крепко поцеловал. В эту ночь Алиса стала полностью моей…
Вот так, весьма причудливо, наступил Новый год.
На следующий день я открыл глаза, и обнаружил себя лежащим в кровати в своём номере. Алиса громко сопела рядом, положив руку и голову мне на грудь. За окном неслышно падал снег, было так тихо и тепло, что я снова закрыл глаза и улыбнулся.
Первыми моими словами было что-то вроде: «С ума сойти…», и, хотя произнёс я их едва слышным шёпотом, Алиса, не открывая глаз, тихо сказала:
 - Влад, ты понимаешь, что теперь ты мой…
Я также тихо ответил:
 - Я всегда был твоим, нам просто нужно было однажды встретиться, – наклонился, и поцеловал её в нос.
Она открыла глаза и посмотрела на меня.
 - Будь у меня возможность, я окончательно остался бы здесь. – Я улыбнулся. – Но пока у меня получается собирать вас, буду вынужден мотаться.
 - Ты не представляешь, как я скучала. Но не плакала, просто не могла, не хотела беду накликать…
 - Кстати, а что же было в том конверте?
 - Неси его мне, сейчас покажу…
Я очень неохотно поднялся с кровати, достал из сумки кошелёк, но сначала вынул оттуда два платка и поднёс их Алисе:
 - Вот, посчитал, что тебе подойдёт.
Она развернула лёгкий платок и покрыла плечи.
 - Он такой приятный на теле… Спасибо тебе, дорогой мой… - Она взяла концерт и распечатала его. – А теперь, смотри внимательно…
Из конверта поднялось небольшое облачко, которое легко могло уместиться на моей ладони. Оно поднялось на уровень лица Алисы, коснулось его и исчезло.
Я застыл и заворожённо смотрел на неё.
 - Подожди… То есть…
 - Чтобы ты не мучился догадками, лучше скажу тебе сразу: ты правильно понял, это была часть меня, и она всегда была с тобой. Именно поэтому я просила тебя не раскрывать его.
Я очень тепло посмотрел на неё.
 - Для тебя это было опасно?
 - Только если бы ты вскрыл конверт. Но я знала, что ты этого не сделаешь.
 - Ты мне так сильно верила?
 - Я по-другому не умею…
Я притянул её к себе, и время для нас остановилось вновь…

P.S.

На этом я хотел бы закончить свою историю. Не спорю, что звучит она не более чем сказка, но…
Алиса смогла донести до меня смысл самой главной в моей жизни беды – я почти полностью полюбил одиночество, не осознавая, что это самая настоящая болезнь, которая может стать смертельной, если не принимать никаких мер.
Ещё не один раз мне приходилось покидать полюбившийся мне город, но постепенно всё стало сходить на нет – мы ждали первенца.
Яга сразу сказала, что у нас будет девочка. И «задаст» она нам с Алисой от души. Очень хочется верить, что в хорошем смысле.
Да, совершенно забыл сказать, что однажды я всё-таки привёз конька-горбунка.
Из Калининграда.
*          *          *

26.11.2020