Часть 5

1. Возвращение в сказку

Как говорится, ничего не предвещало… Ну уж точно не беды, а как минимум той неопределённости, поначалу, которая появилась одним сентябрьским днём. А точнее, уже ночью.
Шёл четвёртый год после моего возвращения из комы. И внезапного прощания с моими дорогими и милыми сердцу друзьями из сказочного города. Но, само собой, и речи быть не могло о том, чтобы я позволил себе забыть всё то, что мы друг для друга сделали. И, конечно, я очень сильно тосковал.
Безусловно, в реальной жизни забот хватало с избытком. Агата была уже в четвёртом классе, и мы с Алисой судорожно вспоминали свою школьную программу, стараясь помочь ребёнку с уроками. В этом была своя, особенная прелесть, даже с учётом всех сопутствующих трудностей. И мы радовались, едва ли не как дети сами.
Алиса с гордостью отмечала мою раннюю седину. Ну, как раннюю. Скоро мне будет 40, и я был крайне недоволен своими седыми висками. Радовало хотя бы то, что мне удалось избежать облысения и пивного живота. И хотя я не был фанатом спорта в течение своей жизни, мой внешний вид ещё не вызывал отвращения у меня самого.
 А моя Патрикеевна, как я её ласково называл, становилась всё краше. Наша разница в возрасте была не столь значительна, но если бы не моя седина, то я с лёгкостью мог казаться её ровесником. Но это не имело никакого значения – мы были счастливы, что может быть важнее…
Как бы то ни было, не смотря на мою тоску, жизнь продолжалась. Я постепенно описывал своих героев и наши приключения, поскольку накопилось их за моё пребывание в состоянии «во вне» предостаточно.
Агата была в восторге от всех придуманных мной персонажей и уже по несколько десятков раз перечитывала мои так называемые «рукописи», и также практически каждую ночь просила, чтобы я прочитал какой-нибудь очередной отрывок. Она обожала образ бабы-Яги, и упрашивала меня, чтобы я что-нибудь новое сочинил. Но именно сочинять мне не хотелось. Я очень ждал, что когда-нибудь мне вновь присниться город «N», и я окунусь в ту самую сказочную атмосферу, которая спасла меня. Хотя бы совсем ненадолго, хотя бы на несколько минут.
Очень ждал, говорите? Ну что ж, вот и дождался.
В очередной раз, расправившись с ненавистной мне и ребёнку математикой и помыв посуду после ужина, мы, утомлённые очередным трудовым днём, наконец-то улеглись спать. Разумеется, перед этим уложив Агату не без помощи очередной порции моего сочинительства. Возможно, именно ещё и поэтому, словно притягивая магнитом сказочный мир почти каждый вечер перед сном, он всё-таки решил мне присниться.
Ещё до того как в своём сне я открыл глаза, то безошибочно понял, где нахожусь – запах купейного вагона, паровозной гари и креозота с лёгким оттенком вишнёвого трубочного табака крепких папирос «Богатыри». И точно также, ещё до поднятия обоих век, я улыбнулся с такой силой, что количество морщин, которых за последние несколько лет стало больше, судя по ощущениям, увеличилось ещё в несколько раз. Но то были морщины радости и счастья.
Как уже повелось по уговору с Жихарько, любое купе было за мной. Но именно сегодня я оказался в том, в которое сел ещё в самый первый раз. Что было ещё приятнее. Я осторожно огляделся, удовлетворённо кивнул, встал и сладко потянулся.
За окном, как и в реальной жизни, стояла осень. И судя по календарю в телефоне, та же самая дата – 21 сентября. Но с той лишь разницей, что проснулся я утром.
Состав во главе с любимым «Федей» стоял в привычном месте на станции «Каракозово». Тугарина в ближайшем окружении я не увидел, поэтому слегка огорчился. Но я точно знал, куда мне идти, если я не смогу никого встретить по пути – к Черновецкому.
То, что это сон, я знал чётко, даже более чем. И прекрасно понимал, что в этот раз, я просто проснусь, и максимум потянусь за бумагой и карандашом, чтобы записать всё то, что увидел. Если вообще мне удастся хоть что-то вспомнить по пробуждении.
Осторожно выглянув через ворота вокзала, я обозрел до боли знакомую улицу – было что-то около 10 часов утра, и народу ходило всего несколько человек. В мою сторону практически никто не взглянул, пока я добирался до гостиницы. Толкнув тяжёлые дубовые двери, я вошёл внутрь.
Жихарько за стойкой не было. Да и по ощущениям, гостиница пустовала, хотя везде был как всегда идеальный порядок, и со стороны кухни в моём направлении распространялись до боли знакомые ароматы. Подниматься наверх я не рискнул, мало ли что. И решил, что идти надо сразу к Кощею, почему-то я был уверен, что все мои друзья в данный момент находятся именно там.
Ещё на половине пути я вспомнил про Серафиму, и холодок никогда не забываемого страха, вновь прошёлся по моей спине. И хотя я прекрасно понимал, что люди во сне тоже умирают, и по совершенно различным причинам, в этот раз я был уверен, что Смертушка будет рада меня видеть как и прежде, хоть и не настолько.
Однако точно также как и всех персонажей до этого, Серафимы на месте не оказалось. Я осмотрелся несколько секунд, подошёл к двери, что вела в кабинет Черновецкого, и приложил к замочной скважине левое ухо. Через несколько секунд я понял, что все мои мысли были абсолютно правильными.
Как бы абсурдно это не звучало, зная, что я просто сплю, я очень сильно волновался, когда медленно распахнул дверь и сделал шаг.
В кабинете Кощея сидели Жихарько, Тугарин, Костомарова, Маша Тихонова и сам Черновецкий. Он увидел меня первым, и, оборвав себя на полуслове, порывисто поднялся. Я застыл на месте, улыбался и просто молчал.
Словно по команде все мои друзья повернулись в мою сторону. Кроме как «МХАТовской паузой» эту ситуацию назвать просто не получалось.   
 - Нет, ну вы посмотрите, каков нахал!?! – первая подала голос Костомарова в своей привычной манере.
 - И я рад вас видеть, дорогая Зинаида Яновна. – Я улыбался, как самый настоящий школьник, увидев любимого учителя. – Как видите не смог всё-таки без вашего искромётного юмора…
 - Ты, Владик, тоже тот ещё персонаж, как я погляжу… - Яга была готова едва ли не плясать, но как настоящая женщина пыталась сохранить достоинство.
 - Гг… Голубчик?!? – Жихарько смотрел на меня даже больше чем во все глаза. Если бы перед ним сейчас прямо в кабинете выпал снег, он не произвёл бы на Кузьму такого впечатления, как моё внезапное появление. – Да как же такое возможно-то?! Уж не спятил ли я на старости лет?!
Один только Черновецкий, как всегда, молча смотрел на меня, ничего не говоря. Но в этой ситуации это было и не нужно – всё сказали его глаза, которые буквально светились. Уж не знаю, от радости или нет, но в этот раз Кощей не мог скрыть своих чувств, каковыми бы сейчас они не были, да он и не особо пытался. В конце концов, заговорил и он.
 - Влад… Вот уж никак не ожидал… Только ты не подумай, что я тебе не рад… Что мы не рады… - его прервал Жихарько, который с грохотом опрокинув стул, уже бежал ко мне навстречу. Только сейчас я увидел, что его рыжая борода местами поседела, но в целом Кузьма выглядел всё таким же – лукавый и задорный взгляд, которого мне так не хватало всё это время.
Я ожидал, что мои кости будут переломаны в нескольких местах от бурных объятий Кузьмы. Но, подбежав ко мне, Жихарько сначала осторожно спросил:
 - Голубчик, вы нам только одно скажите, с вами никакой беды не приключилось? – в его глазах я увидел неподдельную тревогу.
 - Нет, дорогой Кузьма Дмитриевич, я просто тихо и спокойно сплю, и… - договорить мне, естественно, никто не дал. Сначала я был раздавлен Жихарько, затем Тугариным, ну а напоследок выдержал нереально железное рукопожатие Маши. От нахлынувших чувств я едва не заплакал. Хотя, что я вам рассказываю. Заплакал, конечно, в чём меня поддержал и Кузьма, и Мария. Только Черновецкий с Серафимой и Тушариным были чуть более сдержанны, хотя давалось им это непросто.
От количества невысказанных вопросов поднялся невообразимый гул. В этот раз Кощей даже не пытался никого утихомирить, а просто смотрел, и что самое удивительное, слегка улыбался. Сквозь слёзы, смех и неутихающие голоса я смог худо-бедно объяснить, что у меня всё в порядке, что Алиса и дочь живы-здоровы, ну и всё в таком духе. Все по очереди вздохнули с облегчением и, не сговариваясь почти также, по очереди, спросили, как мне удалось снова оказаться в городе.
 - Голубчик, мы же вас, так сказать, со всеми почестями в добрый путь… Тосковали, конечно, жуть как, но что поделать. Не могли же мы вас навечно у себя удерживать. А вы сами к нам в гости пожаловали!
- Эх, Кузьма, знали бы вы, как я опечалился, когда в больнице очнулся. Если бы не Алиса и ребёнок… - я посмотрел в сторону Серафимы. Она чуть заметно улыбнулась, и её глаза жадно засверкали. – Но вы ведь спасли меня. Всё вы, поэтому я постоянно о вас вспоминаю, рассказываю Агате про наши приключения… Уж больно долго вы мне не снились, видимо с такой разлукой смириться невозможно…
Жихарько согласно кивнул.
 - Мы, конечно, рады были бы вас видеть, но страсть как боялись! Вот и сейчас, я как окончательно головой понял всё, то сердце так и упало. Ну, думаю, беда! А вы оказывается, соскучились… - Жихарько смахнул слезу, оглушительно высморкался в свой огромный клетчатый платок и снова уставился на меня. – Ну что ж, дорогой вы наш, с возвращением!
 - Спасибо, друзья мои! Уж не знаю, долог ли будет этот сон и наша встреча… Не исключено, что следующий раз может и не случиться, сами понимаете…
 - Конечно, голубчик! Ну да ничего, главное, что мы уже с вами повидались, а это для всех нас дорогого стоит, уж поверьте!
 - И пусть будет так! Друзья, вы не возражаете, если мы выйдем на улицу. Уж больно курить хочется…
Предложение было встречено всеобщим шумным одобрением. Даже Черновецкий, посверкивая глазами, отправился вместе со всеми.

2. Ностальгия

Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что нашего с Алисой дома на привычном месте нет. Как и самой Алисы в городе. Это было объяснимо, хотя до боли непривычно и тоскливо. Но вопреки моему ожиданию, Жихарько был более позитивен в этом вопросе, зная, где в данный момент находится настоящая Патрикеевна – в одной постели рядом со мной, сладко посапывая мне в ухо. Это несколько подбодрило меня, хотя особой радости не прибавило. И окончательно успокоило, что Маша всецело помогает Кузьме управлять гостиницей. Я невольно улыбнулся: отчасти сбылись слова Алисы, что Маша однажды сможет занять её место. В какой-то степени, так оно и получилось.
Не обнаружил на местном кладбище я могилы матери и отца. Что тоже было понятно: хоть на этом свете их больше и не было, место их было всё же не здесь. Недаром Кощей говорил – твой дом там, где твои корни. А корни мои были в реальном мире, как бы интересно и сказочно тут всё это не выглядело.
Несмотря на такую тёплую встречу, долго разговоры разговаривать никто не мог: если вы помните, друзья мои, в городе «N» не привыкли тратить время впустую. Один только Жихарько остался со мной, и едва ли не силком потащил меня в гостиницу, чтобы я занял свой, забронированный пожизненно за мной, «восьмой» номер.
Понятно, что и никаких вещей у меня с собой не оказалось, а именно моей привычной уже дорожной сумки со всем, так сказать, содержимым. Но самое удивительное, что я обнаружил на столе в своей комнате, так это зажигалку, которую мне в своё время подарила Алиса, ту самую, что я собирал из трёх одинаковых. Папирос не было, но они волшебным образом материализовались во внутреннем кармане моей куртки видимо ещё в тот момент, когда я обнаружил себя в купе вагона. Я невольно рассмеялся, поскольку за разговорами с Жихарько и со всеми остальными, покурить мне так и не удалось. Я взял со стола зажигалку, нисколько не сомневаясь в том, что она заправлена и работает, вытащил пару папирос для себя и Кузьмы, и спустился вниз.
А внизу Жихарько уже накрыл небольшой стол к моему возвращению, во главе которого гордо восседал сам. Рядом с ним скромно сидела Маша и радостно улыбалась. Насчёт «небольшой» я слегка ошибся: количеством блюд можно было накормить вполне приличных размеров свадьбу человек из двадцати как минимум.
 - Ох и не бережёте вы продукты, Кузьма. Мне столько и за неделю не съесть…
 - Голубчик, будьте покойны! Сами понимаете, ничего не пропадёт – не забывайте о том, что у нас целая стая оборотней, которая с огромным удовольствием поглотит всё несъеденное  вами.
 - Кузьма… До сих пор не верю, что я снова здесь…
Жихарько вздохнул.
 - И я не верю… Но так как вы уж всё-таки тут, поэтому извольте приступать к трапезе, а не то всё остынет!
Спорить я, конечно, не стал, и с удовольствием занялся чревоугодием. Как и ранее, еда была отменная, и мне показалось, что она стала ещё вкуснее. Хотя, скорее всего это потому, что я сильно соскучился по ней. Естественно, я успел только попробовать всего по чуть-чуть, как незаметно оказался утрамбованным досыта. Знаменитая «кедровка» была всё также хороша, я заметно окосел с непривычки, поэтому Кузьма меня осторожно вывел на воздух, где мы с огромным наслаждением выкурили по крепкой и ароматной папиросе.
 - Уххх…  - Жихарько от души закашлялся. – Голубчик, ну и силушка у вашего табака… У вас и в самом деле должно быть богатырское здоровье, чтобы курить такую крепость…
 - Сами же знаете, Кузьма, только изредка позволяю себе. А вы никак бросили?
 - Без вас как-то неинтересно стало «смолить», да и вредно. Года уже не те, чтобы здоровьем разбрасываться, хотя это смотря как ко всему относиться.
 - Постойте, а сколько же всё-таки прошло с моего ухода? – моё сердце как-то сильно ухнуло в груди и застучало с удвоенным темпом.
 - Так десять лет считай минуло, голубчик… Точнее, через месяц будет одиннадцать. Получается там, в вашем мире, всё немного не так?
 - Да уж не немного, в два раза меньше, даже больше чем в два раза! А ведь было пару моментов, когда я видел сны с кем-то из вас, но они были не более чем самые обыкновенные абсолютно не запоминающиеся поутру сновидения. Но, поверьте, даже они мне были безумно дороги, несмотря на то, что я ничего не помнил. И я ведь со всей семьёй приезжаю неоднократно в те самые далёкие места, дабы вам поклониться…
 - Спасибо, голубчик! Хотя, как вы теперь понимаете, все мы живём только в вашей светлой головушке! Только вы не думайте, что ваши сны это всё так, просто. Думается мне, что связь с реальным миром в вашем случае сложилась весьма и весьма серьёзная, уж коли так всё вышло. Поэтому вы здесь осторожнее, и как бы мы ни были все вам рады, надолго не задерживайтесь. – Он помолчал. – Вдруг не сможете вернуться…
Я улыбнулся.
 - Спасибо, Кузьма, но я уверен больше чем на 100%, что вернусь обязательно. И вы понимаете, почему.
Жихарько ехидно усмехнулся и хлопнул обеими ладонями по столу.
 - Верю вам, дорогой вы наш! А уж зная вашу супругу драгоценную, она вас найдёт и вызволит из беды, где бы вы ни находились…
 - Что верно, то верно. – Я с какой-то светлой грустью огляделся по сторонам. – Вы мне, Кузьма, лучше расскажите, как остальные наши герои поживают? А то, боюсь, что в любой момент меня потревожит будильник и всё, конец сказке.
Судя по выражению лица Жихарько, он только и ждал момента, чтобы заговорить об этом.
 - Голубчик, новостей столько, что и не унесёшь! У Василисы с дочкой всё прекрасно, как говориться, тишь да гладь. Наша уникальная Мария всё-таки встретилась со своим Александром, по крайней мере, одна встреча состоялась. Допытывать, сами знаете, мы никогда не станем, но Машенька несколько дней после этого ходила сама не своя. А потом, словно расцвела – никогда мы её такой прежде не видали. По сему, понял я, решили они на первое время перепиской ограничиться, ну а далее поглядим уж. На неё и прежде было любо-дорого смотреть, а теперь так вообще душа радуется!
 - Во всех смыслах удивительная у неё судьба. И тем радостнее мне за неё! Ну а что же Елена Константиновна?
 - Как и ожидалось, сыграли свадебку с Романом Сергеевичем! Парочка шумная, но, как говорится, не бывает всё гладко. Притихла она, из дому выходит редко, народ её простил, конечно, хоть и не сразу. И к отцу уважительнее относиться стала, но это скорее уже, как говорится, «с годами умнеет». Ребёночка народили, сынок у них растёт…
 - Ишь ты! Вот уж в самом деле не верится. Ну да пусть так…
 - Серебряковых помните?
 - А то!
 - Вот у них дела посерьёзнее складываются. Детишек завести не могут никак…
 - Позвольте, Кузьма, а Яга что же?
 - Видите ли, голубчик, то ли от того, что они, скажем так, вроде бы и люди, а вроде и нет, сами помните, какова судьба у них, видать что-то с организмом не совсем порядке. Зиночка буквально все волосы у себя на темени выдрала от бессилия…
 - Никак ругалась матерно? – я невольно улыбнулся.
Жихарько негромко хохотнул.
 - Ужас как! Сама Раневская ей бы позавидовала! Вроде и никаких нарушений нет, уж Яга-то врать точно не будет, так себе самой и тем более. Кучу зелий и трав, заговоров, да всё никак пока. Но она не отчаивается, Андрей и Надежда тоже. Мы уже все вместе не один месяц за них кулаки держим.
 - Значит, всё получится! Обязательно, у нас здесь общими усилиями всё сладится.
Кузьма важно кивнул.
 - Всенепременнейше! Только так и живём! С электричеством подружились, уже забыли почти, как с газом мучились, не нарадуемся! Были сбои пару раз, техника всё-таки, но ничего, работает исправно. А Зиновию за счастье цистерны с «Итатки» таскать, хоть и не часто…
 - Как богатырь наш поживает?
 - Вот вы знаете меня, голубчик, что отродясь никому и никогда не завидовал. А вот ему самую малость – мы по годам-то почти одинаковые с ним, а выглядит он моложе. – Жихарько надулся, хотя я видел, что он больше для порядка, нежели от обиды. – Я бы даже сказал, совсем молодцевато. Даже седины нет!
 - Кузьма, вы на мои виски посмотрите, а мне только 40 вот-вот будет, так что даже не берите в голову.
 - Эвона как вас Алиса-то не бережёт… - Жихарько захохотал уже во весь голос.
 - Знаете, что, Кузьма Дмитриевич… - и сам тут же засмеялся от души.
 - Хорошо у них всё. – Вернулся к богатырю Жихарько. – Дочки выросли просто загляденье, женихов, правда, маловато в наших краях совсем… Поэтому и решил Кощей, посоветовавшись со всем городом, без исключения, что детей, тут народившихся по взрослению в мир выпускать. По их желанию, разумеется, не насильно. Пока что всех раздумывающих над этим вопросом Тугарин вывозит до Итатки, откуда они уже самостоятельно добираются до Томска, и не только. Собственно говоря, первыми дочки Добрынина и решились. Жена его, конечно, бунтовала сильно, но как женщина умная, всё как следует взвесила, и поняла, что детки их тут от скуки завянут рано или поздно. Даже при условии всей нашей сказочности…
 - Кузьма, я думаю, что рано или поздно это должно было случиться. Всё-таки, наш с вами город приспособлен больше для таких персонажей, как вы, Кощей, Горыныч…
 - Не могу не согласиться, голубчик, всё так. Успокаивает то, что любую серьёзную проблему у нас все без исключения могут понимать и решать именно так, как надо. Жаль, что так происходит не везде…
Я кивнул.
 - Я бы даже сказал, Кузьма, что ТАК проблемы вообще никто не решает, как в нашем городе. И ты сразу начинаешь понимать, что это и не было проблемой вовсе… - Кузьма расплылся в улыбке. – Так, лёгкое недоразумение.
Внезапно я почувствовал, что окружающий мир словно начал терять чёткость и сразу всё понял.
 - Кузьма, кажется, я сейчас проснусь! Пока не уверен, но…
 - Вижу, голубчик, вы будто прозрачным становитесь! Если что, знайте, мы вас всегда рады видеть! Алисе нижайший поклон передайте…
 - Обязательно! – Но облик Жихарько уже полностью растворился в глубинах моего зыбкого пробуждающегося подсознания, и я подозревал, что мою последнюю фразу он уже не услышал.
Тем не менее, когда я открыл глаза, и обнаружил подле себя мирно спящую Алису, то шумно и громко выдохнул, отчего она завозилась и проснулась.
 - Влад… Который час… Господи, четыре утра… А ты чего это вместо насоса решил поработать? – Моя супруга как всегда была остра на язык, но я давно привык к этому.
 - Совсем немного, подай мне пожалуйста лучше карандаш и бумагу. Мне тут приснилось кое-что…
Всю оставшуюся ночь до самого утра заснуть мы уже так и не смогли. Проснулась и Агата и буквально вытребовала, чтобы я поделился с ней своим сновидением от и до. Чтобы не забыть ни слова и ни единого фрагмента, Алису я посадил быть писарем, а сам долго и пространно рассказывал дочке о своих пока ещё не приключениях в городе «N».
 - Влад, ведь это же настоящее чудо, что они снова напомнили о себе!
 - Ты знаешь, впервые за всё время у меня очень двойственное чувство касаемо этого.
 - Но почему?! – Моя супруга нахмурилась.
 - Во-первых, там нет тебя. – Я поцеловал её в щёку. – А во-вторых, я не хочу там снова застрять неизвестно насколько и по неизвестно какой причине. Очень хочется верить, что это от самой обыкновенной человеческой тоски…
 - И я уверена, что это именно от неё! Я же вижу, как ты с наслаждением читаешь Агате перед сном. Хоть и пытаешься всем видом показать, что устаёшь от этого. А однажды я случайно увидела, как ты тайком сидишь и перечитываешь написанное…
 - В самом деле случайно? – Я сделал обиженную физиономию и холодно осведомился.
Алиса широко улыбнулась.
 - Ну, почти… Я ведь лиса! – И взрослая женщина с гордостью показала мне язык. На что я состроил омерзительную физиономию и попытался изобразить бешеного кота. Одним словом, серьёзные и воспитанные люди. М-да…
Шутки шутками, а весь следующий день я нервничал. И причин для этого было много: увижу ли я сказочный город вновь? Сколько пройдёт времени, а точнее лет и что изменится? Но всё это всё равно было не самым главным, что меня тревожило – я очень сильно боялся снова остаться без Алисы и ребёнка. И совершенно неважно в каком из миров это могло случиться.
 Успокаивало то, что немного отступила всё же эта грызущая тоска по моим героям. Возможно до тех пор, пока я снова их не увижу. Тем не менее, следующие несколько ночей мне не снилось ничего.
В целом, моя жизнь шла относительно ровно: на работе я неоднократно менял должности, пока, наконец, не доучился на машиниста. Само собой, изначально я был всего лишь помощником, но мои навыки и опыт сомнений не вызывали, и уже в скором времени я таскал по станции «Москва-товарная Павелецкая» пассажирские вагоны, собирая поезда дальнего следования на подачу. К тому времени на «Москве-Ярославской» в очередной раз сменилось руководство, многие внезапно оказались неугодными, в том числе и ваш покорный слуга. Дожидаться ненужных и бессмысленных скандалов я не стал, поэтому просто попросил перевода на другой вокзал. Павелецкий мне достался совершенно случайно, направления этого я не знал, местных порядков тоже. Но меня приняли благодушно, поскольку прекрасно понимали, что творится в верхах изо дня в день. Пришлось привыкать к новому рабочему графику, нагрузке. И, тем не менее, я понимал, что сбылась моя детская мечта, к которой я шёл столько лет.
Не скажу, что уставать я стал больше. Отчасти это компенсировалось тем, что чуть больше времени получалось проводить с семьёй – загородные прогулки, о которых уже мечтали мы все вместе. Я даже стал подумывать о покупке машины, несмотря на сумасшедший московский трафик, лишь бы выехать за пределы столицы хоть на несколько часов и просто послушать тишину… С годами понимаешь, что начинает не хватать таких простых мелочей.
В течение текущего месяца мои друзья мне так и не приснились. Но я не отчаивался, поскольку некоторое время назад готовился к выпуску книги о своих приключения в городе «N». Это стоило изрядных денег, и я не рассчитывал на то, что мне хоть что-то когда-нибудь окупится, особенно ещё и потому, что тираж не превышал десяти-пятнадцати книг. Но теперь, когда на горизонте замаячило продолжение, я подумал о том, что пока выход книги можно и попридержать. Теперь у меня появилась надежда, что я смогу дополнить её несколькими новыми не менее интересными историями.
Так и случилось. Практически под самый Новый год, вернувшись с очередного утомительного рабочего дня, я как всегда нашёл в себе силы немного посидеть с ребёнком, после чего принял душ и буквально упал в кровать, заснув едва ли не через минуту. И увидел во сне…

3. Мы вас послушаем

…что лежу в своём номере в гостинице «Привокзальная». От неожиданности и радости у меня подпрыгнуло сердце. Я посмотрел на часы: семь утра, на календаре – тот же день, и появилась надежда, что с момента моего прошлого ухода времени прошло совсем немного. Если конечно, это не тот же день спустя ещё десять лет.
Однако мои страхи развеялись, когда я спустился вниз и увидел Жихарько. Он замер с огромных размеров кружкой чая около рта и вытаращился на меня.
 - Доброго вам здравствуйте, Кузьма Дмитриевич! Я снова здесь! – широко улыбаясь, я подошёл к столу и протянул руку.
 - Голубчик! Ну надо же, смогли-таки!
 - Откровенно, никак не планировал, думаю, что здесь всё случайно…
 - А может, так и к лучшему? Всё ж определённо интереснее, согласитесь! – и Жихарько бодро отхлебнул их кружки.
Я повёл носом.
 - Кузьма, никак у вас там некоторая порция кедровки присутствует? – я засмеялся.
Жихарько слегка покраснел.
 - Каюсь, скорее для аромату, нежели для чего усугубительного! Сами видите, зима как-никак на дворе, а я только вернулся с очередной уборки снега, вот малость изнутри согреться решил… - Кузьма ехидно посмеивался.
 - Тогда и мне чего-нибудь подобного организуете?
 - Об чём речь, голубчик! Машенька! Погляди-ка кто к нам пожаловал! – гаркнул Кузьма в сторону коридора, где была комната Алисы. Впрочем, Маша обитала в другой, что слегка заглушило мою тоску, и в некотором роде даже ревность.
Девушка вышла на свет, и я отметил для себя, что за всё это время, пожалуй, она одна не изменилась совершенно, подобно Тугарину, Яге и Кощею. Маша искренне мне улыбнулась, осторожно обняла, чтобы чего-нибудь мне не сломать в порыве радостной встречи:
 - Ну здравствуйте, Владислав Николаевич!
 - Маша, я себя пенсионером чувствовать начинаю, когда ты меня так называешь! – но, конечно же, я был очень рад видеть её. Нисколько не меньше, чем Жихарько. – Опережая твой вопрос, не знаю надолго ли в этот раз, и когда будет следующий. Пока всё это неподконтрольно мне. И вряд ли когда-либо будет.
 - А раз так, как я понимаю, Кузьма Дмитриевич позвал меня распорядиться насчёт завтрака?
 - Видимо ещё и для того, чтобы ты присоединилась к нам. – Понимая, что сморозил глупость, я от души расхохотался. – Прости, я никогда не привыкну к тому, что тебе всё это ни к чему.
 - Пустяки! Пару минут посижу, а потом пойду дальше снег убирать…
 - Договорились!
 - Сейчас всё будет! – и она буквально исчезла в коридоре.
Жихарько с гордостью посмотрел ей вслед.
 - Чтобы я без неё делал… - Он порывисто вздохнул. – Вы не думайте, голубчик, что я не скучаю по Алисе, просто Машенька, она такая помощница, что…
Я внимательно присмотрелся к Кузьме, и охнул.
 - Кузьма Дмитриевич, уж не влюбились ли вы?!?
Жихарько сделался свекольного цвета, изо всех сил стараясь сохранить достоинство.
 - Пообещайте, что не будете смеяться…
А я на самом деле и не думал.
 - Кузьма, когда дело касается лично вас, а точнее вашего ЛИЧНОГО, я никогда не стану подшучивать. У вас получилось объясниться?
 - Да… - он вздохнул. – Сами понимаете, что её сердце занято другим человеком, а я как бы лишний тут нарисовался. Хотя по годам мы вроде как почти ровесники. Но она меня не оттолкнула, выслушала, и даже плакала. Мы оба понимаем, что шансов у нас нет. Но она для меня за это время стала больше, чем кто бы то ни было. И не в помощи тут дело, сами знаете, ей всё нипочём. Возможно, ситуации жизненные у нас похожи в чём-то… Тем не менее, эту тему мы более не поднимаем, хотя задушевные беседы ведём порой едва ли не сутками напролёт! И знаете, видимо в этом наше с ней спасение!
 - Ну так ведь это же чудесно, Кузьма! Я думаю, что лучше так, чем никак вовсе…
 - Соглашусь! А вот и ваш завтрак! – При появлении Маши Жихарько снова слегка покраснел, но я «прикинулся валенком» и с огромным удовольствием принялся за еду.
В чае была от силы пара столовых ложек «кедровки», отчего в голове даже не зашумело, а вот тело получило дополнительный заряд тепла. И хотя я отговаривал Кузьму от табака, он едва ли не силой вытянул у меня папиросу, и, сделав несколько затяжек, с удовольствием растворился в клубах сизого дыма.
 - Сколько мы не пытались с Вольдемаром ваш табак воспроизвести, да всё никак – не получается такой ароматный да насыщенный! А точнее, что-то одно: либо крепость с ног валит, либо словно духами французскими затягиваешься…
От смеха я неслабо поперхнулся.
 - Кузьма, я вам коробку оставлю. Всё равно ведь пропадёт…
 - Благодарю, голубчик, но лучше я у вас при встрече попрошу, не возражаете?
 - Буду только рад! – это в самом деле было каким-то особенным ритуалом, которой описать было невозможно в принципе.
 Покурив, мы вернулись в гостиницу и снова засели за чай. Правда, уже без «кедровки».
 - Кузьма, вы меня знаете, я не привык задницу просиживать без дела, поэтому лучше скажите, чем я могу помочь, пока я здесь.
 - Для начала, голубчик, пойдёмте-ка вы со всеми поручкаетесь, с кем в прошлый раз не успели, а то вас едва ли не на руках носить изволили!
 - Что верно, то верно. Ну, тогда давайте сразу к богатырю наведаемся.
Жихарько не слукавил, когда поделился своей белой завистью по отношению к Добрынину: он не изменился нисколько, разве что как и у меня его виски слегка поседели, и то, это если приглядываться тщательно, да и пожалуй, всё. Силушки у него как бы ещё не прибавилось за эти годы, насколько я внешне смог рассмотреть. А когда увидел его взрослых дочерей, то вообще растерялся: они были настолько прекрасны в своей молодости, невинности и чистоте, что у меня даже невольно дыхание перехватило – вот она, настоящая русская красота, которая существует только здесь, в центре России, где её история и корни. И которую ничем и никогда не испохабить, не испоганить и не очернить – упаси, как говорится, руку на неё поднять, она тебя самого в землицу холодную отправит…
У Соловья-разбойника мы почти не задержались – когда Елена меня увидела, на её лице отразилось что-то весьма похожее на стыд, а мне стало как-то несколько не по себе, поэтому мы поспешили дальше.
В этот раз я очень хотел повидать Зиновия, поскольку зная его малоразговорчивость, просто посмотреть на него и более подробно поделиться своими новостями. Тугарин себе не изменял, лишь изредка посверкивал глазами, показывая, что очень доволен оказанной ему честью и вниманием. Сам он подробно рассказал только про «Федю», и внезапно, сильно нервничая поведал, что очень ждал нашей встречи, периодически вспоминая наше путешествие в Санкт-Петербург. В этот раз, я обнял его первым, на что он, как и все, сдавил меня буквально клещами в ответ. Выпрямив свой слегка пострадавший скелет, мы отправились к Кощею. К Зиночке решили зайти уже на обратном пути.
Но Яга сама попалась нам по дороге, и буквально готова была зацеловать меня до смерти, судя по её боевому настрою. Благо, на мою защиту встал Кузьма, и Зинаида несколько поубавила свой пыл.
 - Ты смотри, Владик, как бы тебе твоя драгоценная супружница не оторвала кое-что. А то ведь скажет, что ты тут без неё свои амурные делишки проворачиваешь… - она недвусмысленно заулыбалась.
Я наигранно-досадливо покачал головой.
 - Вы же меня знаете, Зинаида Яновна…
 - В том то и дело, что знаю! Не везёт мне с вами, мужиками! Одни скромники, все из себя положительные! Хотя, положим, далеко не все. Но мне всё время везёт именно на таких вот, порядочных… - Она шумно вздохнула, всколыхнув своё внушительных габаритов тело. – Эх… Видать, так и помру в девицах… - и, гордо подняв голову, Яга нас оставила.
Отсмеявшись, мы с Жихарько вошли в дом Черновецкого и направились в его кабинет. В коридоре Серафимы снова не оказалось, и я предположил, что она помогает Кощею, например, подать чаю, или ещё чего-нибудь.
Мы вошли без стука, но осторожно, дабы не прерывать серьёзный разговор Черновецкого с каким-то мужчиной, которого я прежде никогда не видел. Заметив меня, Кощей сверкнул глазами, кивнул, и продолжил беседу. Нам с Кузьмой оставалось только ожидать.
Впрочем, беседа продлилась недолго. Точнее, та её часть, которую я упустил, но вскоре уже оказался включён в её суть.
А судя по всему, здесь назревала очередная любопытная история, записать которую я не мог по очевидным причинам. Поэтому пришлось полагаться только на свою память.
Продолжил беседу Кощей. Но перед этим он вышел из-за стола, чтобы пожать мне руку. Я в очередной раз похрустел костями, слегка поморщившись, отчего Черновецкий едва заметно улыбнулся на долю секунды. Он отвёл меня в сторону и негромко заговорил:
 - Влад. Очень хочется сказать: «С возвращением!», но у нас всё несколько иначе выходит… Тем не менее, рад тебя видеть. Не скрою, что и Серафима будет рада не менее. – Я криво усмехнулся. – Понимаю, можешь не волноваться, она готовит чай, так что мы поговорим без неё.
 - Я так понимаю, к нам пожаловал очередной неизвестный?
 - Именно так. И впервые за долгие годы, я не приму этого человека. Он совершил достаточно нехорошего, и я имею полное право на отказ. Хотя, твой небезызвестный Прибалт совершил не меньше. Несмотря на его рассказ, его поступки меня не удивили – я прекрасно знаю, как устроен человек и на что он способен.
 - Что же такого он сделал?!
 - Пусть он сам нам расскажет. С самого начала, по порядку, и договорит то, что не успел. – Помолчав, Черновецкий добавил. – Пока он ещё не знает, где именно оказался. И не узнает. Это и к лучшему.
Мы вернулись к ожидающему нас мужчине. Внимательно присмотревшись к нему, я отметил его умное лицо, которое несло на себе черты высокого интеллекта. Уверенный и тяжёлый взгляд его серых глаз в свою очередь остановился на мне, изучая.

4. Врач

Человека звали Николай Викторович Ильин, и по его словам было ему 57 лет. Он оказался врачом-онкологом, который совершил одно серьёзное и удачное открытие. Настолько серьёзное, что в его жизнь и работу включилась политика мирового масштаба. А если говорить проще – за человека взялась мафия. Потому что своей научной работой он поставил под угрозу существование многомиллиардных корпораций по борьбе с онкологическими заболеваниями одним единственным препаратом, тем самым начисто лишив прибыли большое количество людей, вложивших в эти корпорации немалые суммы.
Но сначала он заговорил о себе и начал рассказ сразу о карьере, опустив раннюю жизнь, сославшись на то, что в ней интересного мало.
Ему прочили карьеру большого политика едва ли не с самого детства, и его семья благодаря своим связям, со временем смогла бы поднять его весьма высоко. Но он выбрал медицину, вопреки всем уговорам. И объяснение этому выбору было весьма простым – его всегда тянула к себе жизнь. А точнее, её изучение, улучшение и продление.
Несмотря на обширные семейные связи, его карьера начиналась с серьёзных, долгих и упорных трудов: медицинское училище, институты, практика младшего персонала приёмного покоя, врача «скорой помощи». Постепенно, всё более углубляя свои знания, он год за годом совершенствует себя и свои навыки, переходит работать в онкологическое отделение крупной столичной больницы, и через 20 лет становится самым известным и самым лучшим диагностом по раковым заболеваниям. Неоднократно его называли врачом от Бога. И лишь некоторые, из очевидной зависти, шептались за спиной о том, что его ведёт сам Дьявол…
Несмотря на хлынувшую к нему со всех сторон славу и известность, он не купался в деньгах. Он любил свою работу, и, спасая жизни, за все эти годы сумел не возгордиться, а считать свой труд даром свыше. Ильин никогда и никому не отказывал, так как считал, что просто не имеет права не помогать: на его счету были сотни спасённых жизней.
Но всегда надо помнить, что удача и сопутствующая ей радость никогда не длятся вечно – у его жены обнаружился рак, в последней стадии. Как врач он понимал, что ей осталось не больше полугода. Коварный и жестокий парадокс – она медленно угасала на его глазах, и он ничего не мог сделать.
Такая ужасающая несправедливость едва не раздавила его. Но он нашёл в себе силы продолжать работу, пытаясь любыми возможными способами спасти жизнь любимому человеку, бросив на это всё.
Он понимал, что смерть жены, скорее всего, неизбежна. Поэтому кардинально изменил поиски и варианты необходимого лечения, сделав упор уже не на посторонние факторы, а непосредственно на скрытые возможности человеческого организма.
Препарат, который он в итоге изобрёл, имел уникальное свойство, основанное на психосоматике: после введения в организм больного, этот препарат, условно говоря, «внушал» организму, что необходимо запустить особый, у каждого свой, индивидуальный механизм самоизлечения. После чего безо всяких посторонних факторов, таких как, например, химио- или радиотерапия, человеческое тело уничтожало рак полностью самостоятельно. На этот процесс требовалось огромное количество энергии, а это означало как минимум хорошее и постоянное питание, а в случае, если больной не мог питаться сам – продолжительные глюкозовые капельницы.
Само собой, подобные исследовательские работы никогда не остаются незамеченными для определённой категории лиц. Как правило, криминального характера. Но если преследования начались гораздо позже, то изначально, для того, чтобы удостовериться в эффективности своего препарата, Ильину были необходимы онкологически больные пациенты. А если говорить прямо, подопытные кролики. И соответствующие тёмные личности не замедлили появиться в жизни видного учёного, прекрасно зная его непростую ситуацию – ведь ему светило научное и всемирное «бессмертие» благодаря своему открытию. Ему было предложено проводить свои исследования на людях, стоящих от общества на большое количество социальных ступеней ниже: речь шла о детских приютах, домах инвалидов и домах престарелых. И, несмотря на своё уважение, достоинство и положение, Ильин согласился. Он смотрел на всё это только со стороны человека, который хочется спасти близкого любой ценой – его разум впервые за всю его жизнь и карьеру затмил дикий и неконтролируемый ужас. И хотя ни одной смерти участвовавших в экспериментах в процессе разработки в итоге и не произошло, сам факт такого чудовищного кощунства не поддаётся никакому оправданию, и тем более прощению. К тому же, цена расплаты окажется не менее страшной, чем все поступки Ильина.
К тому моменту его жена уже готовилась покинуть этот мир, когда Ильин, ни слова не говоря и ничего не объясняя, ввёл ей полученный препарат, уже зная, каков будет исход. Она была первая, кто полностью и окончательно выздоровел.
Когда с получением удачного результата стало ясно, что «тёмные лошадки» захотят получить полный контроль над документами Ильина, что он не получит ничего за своё открытие, и что оно, его детище, так и останется в руках «высших мира сего» и никогда не попадёт к тем, кто реально в нём нуждается, каждый день воюя со смертью, он решил бежать. До угроз дело не дошло, да он и посчитал, что его тронуть не посмеют. В общем-то, его они как раз и не тронули: его жену, которая буквально месяц как выписалась из больницы, и которая только-только начинала заново жить, якобы случайно насмерть сбила машина. Якобы водитель, обыкновенный работяга, заснул за рулём. Как всегда, слишком много «якобы»…
В итоге, бежать ему всё-таки удалось. С формулой препарата, который был в небольшом кожаном дипломате, что лежал сейчас на столе в кабинете Черновецкого.
Ситуация вырисовывалась далеко не лицеприятная, однако Кощей был спокоен насчёт того, сможет ли привести Ильин за собой в город кого-нибудь, кто посмеет устроить заваруху – без особых усилий от врагов осталось бы мокрое место, если бы вообще осталось, и абсолютно не имело значения сколько их могло пожаловать.
Как и в большинстве подобных ситуаций, побег Ильина начался с самой столицы, и продолжался уже третий месяц. Человеком он был весьма неглупым, и поэтому ловко заметал следы, но у него почти закончились деньги. Так как заграницу бежать ему не удалось, то он решил, что двигаться надо как можно дальше вглубь территориальной России. Идеальным вариантом для него мог стать Владивосток, но по воле судьбы Ильин ненадолго застрял в Томске… А затем оказался здесь.
Закончив свой долгий рассказ, по нашим глазам он понял, что в городе ему не рады. Впрочем, это было ожидаемо, и он совершенно не расстроился.
 - Теперь вы понимаете, что я оказался в тупике: мне некуда идти, и сейчас я прошу у вас о помощи. Но прошу не за себя: у меня серьёзно больная дочь – у неё БАС (боковой амиотрофический склероз). Рано или поздно до меня доберутся, и она останется никому не нужна на этом свете. Вы сможете дать ей дом?
 - Я сделаю это при одном единственном условии – формула вашего препарата останется у меня. И, можете быть спокойны, ни в чьи руки вообще она не попадёт. Как я понимаю, после нашего разговора вы собираетесь отдать себя в руки своих врагов?
 - Не совсем. – Ильин показал Кощею маленькую таблетку, которую достал из внутреннего кармана пиджака. – Я думаю, нет смысла объяснять, что это.
 - Полагаю, быстродействующий яд. Скорее всего, цианид. Разумеется, вы поступаете неправильно, но отговаривать вас я не стану, вижу, что вы меня всё равно не услышите.
 - Правильно сделаете. – Ильин вперил тяжёлый взгляд в Черновецкого. – После того, что я натворил, и после всего, что со мной случилось, я просто не вижу больше смысла в своём существовании на этой земле… Ваш городок я покину, так как привлекать внимание к вам ещё и своей смертью было бы излишне. – Он поднялся. – Когда обратный поезд?
 - Через два часа. Вполне успеете пообедать в гостинице на дорогу.
 - Благодарю, но думаю, что в этом нет необходимости. – Ильин бросил последний взгляд на свой дипломат и быстрым шагом вышел за дверь.
 - Влад, я попрошу вас сопроводить его, если получится. Нет, разумеется, не с целью душеспасительных бесед, ему они не нужны. Выясните у него, где находится его дочь, и как только сможете, отправляйтесь за ней. Необходимо будет её обязательно вылечить по приезду, и всё в подробностях рассказать и объяснить. Исходя из его слов, я понял, что это поздний ребёнок. Ей сейчас лет 15, не больше.
 - Она же ведь ещё по сути дитя. Полагаете, я смогу её убедить?
Черновецкий едва заметно улыбнулся.
 - В этом не будет необходимости. К тому моменту, как вы встретитесь с ней, она уже будет готова отправиться в дорогу. Мы с Зинаидой всё устроим. А сейчас вам пора просыпаться. Вы становитесь прозрачным. Полагаю, что-то отлежали во сне. Поэтому, до скорых встреч… - Кощей и всё окружение его кабинета медленно растворились в моём подсознании, и я проснулся от практически насмерть затёкшей правой руки, на которой вольготно разлеглась моя драгоценная супруга. Я судорожно вытянул онемевшую конечность из-под головы Алисы, отчего она только что-то проворчала и мирно продолжила сопеть дальше. Я тихо встал, чтобы никого не разбудить, осторожно взял блокнот и пошёл на кухню фиксировать приснившееся.
Видимо, я настолько увлёкся процессом, что не заметил, как прошло три часа. Светает зимой поздно, поэтому я оторвался от бумаги только тогда, когда услышал за спиной недовольный шёпот:
 - Я замёрзла, между прочим! А моя персональная грелка сбежала на кухню! – сонная Патрикеевна обняла меня сзади за плечи. – Подозреваю, что у нас будет чем порадовать Агату?
Я удовлетворённо кивнул.
 - Пятый час только… Я почти закончил, посидишь?
 - Нет! А то ведь не удержусь, и обязательно влезу, чтобы прочитать хоть кусочек! Так что я пойду спать дальше! – поплотнее завернувшись в халат, Алиса прошуршала в комнату.
Примерно через полчаса я отложил карандаш, хрустко потянулся, выпил немного воды и пошёл спать.
По пробуждении супруги рядом с собой я не обнаружил. Я вспомнил прошлую ночь, тихо рассмеялся и пошёл на кухню. Как и ожидалось, мои женщины едва ли не наперебой обсуждали написанное мною, по очереди выхватывая друг у друга блокнот, перелистывая страницы и радостно смеясь при этом.
 - Так-так, не дождались меня, значит!
 - Папочка! Я мало что поняла, но мне очень интересно! Какие-то слова непонятные и их очень много… Они нехорошие?
Я слегка нахмурился.
 - Как тебе сказать… В целом – да. Но не все… Не волнуйся, у тебя вся жизнь впереди, мы обо всём тебе с мамой расскажем. – Я ласково потрепал ребёнка по голове. – А пока давайте-ка завтракать, и предлагаю куда-нибудь выбраться. Например, в Кусково. Погода сегодня должна быть просто замечательная…
Незаметно прошли новогодние каникулы, и за все праздничные дни мне не приснилось ничего. Не именно сказочный город, а ничего вообще. Впрочем, и до аварии с последующей комой мне очень редко снилось что-либо, а теперь – или чёрный экран в полной тишине, или удивительные и необычные приключения.
А у Агаты наступила самая долгая и самая трудная учебная третья четверть. Солнце уже повернуло на тепло, хотя зима была ещё в самом разгаре. За это время я немного увеличил объём своей книги благодаря последним сновидениям, предварительно связавшись с типографией, и объяснив, что у меня «внезапно» дополнился сюжет. Они, впрочем, ничуть не возражали.
Алиса периодически высказывала опасения по поводу моих путешествий в страну небытия, но в то же время не могла не нарадоваться на ребёнка, который постепенно оттачивал своё мастерство, рисуя моих героев.
 - Патрикеевна моя, я просто хочу, чтобы у нашей дочери было уникальное детство, с его уникальными сказками. Пусть пока что я не всю их часть могу ей рассказывать или объяснить, но, тем не менее, я точно знаю, что ни у кого не будет такой памяти. И хочу, чтобы это передавалось поколениями, когда нас с тобой уже не будет…
И вот, случилось так, что однажды, я задремал прямо лёжа в ванной. Такое со мной произошло впервые за всю мою жизнь, хотя способствовало этому несколько приятных факторов: прекрасная зимняя прогулка, возбуждающе-томительное ожидание поцелуев и ласк тёмной и долгой зимней ночью… И я именно задремал, а не заснул, прислушиваясь к шуму наливаемой в ванну воды. Это очень остро напомнило детство, бабушкину квартиру, где была большая чугунная ванна, не то что сейчас – мелкие акриловые «мыльницы». Хорошо помню, как я сладко засыпал, прислушиваясь к гудению труб за стеной… Как же давно это было…
Я открыл глаза и понял, что нахожусь в своём, 8-мом, номере гостиницы «Привокзальная» и принимаю душ. Я успел только улыбнуться, когда услышал голос Жихарько:
 - Голубчик, сегодня ночью у вас несколько другие планы! – и он заливисто, с присвистом, захохотал.
Открыв глаза уже по-настоящему, я понял, что вода в ванной немного остыла. Я слегка поморщился, но тут же вспомнил, что меня ожидает Алиса…
Насладившись друг другом, и источая аромат разгорячённых тел, мы сладко заснули, крепко обнимая друг друга. И под утро я снова оказался в сказочном городе.

5. Ничего себе поездочка!

Оказался я в своём номере, сразу отметив взглядом на столе фотографию Алисы, и уже привычно лежащую рядом зажигалку. Причём фотография эта была точной копией маленького снимка, что лежал у меня в кошельке – самая обычная, на паспорт, с помятым углом, но настолько дорогая сердцу, что видимо именно поэтому её увеличенный вариант стоял здесь на столе. Я взял фоторамку в руки, ненадолго прижал к груди, затем поставил обратно на стол и пошёл одеваться.
Из окна гостиницы я видел клубы пара и копоти со стороны вокзала, поднимающиеся вертикально вверх. Это означало, что Зиновий раскочегарил паровоз, и состав скоро отправится.
Я немного поговорил с Жихарько в ожидании Ильина. Когда врач спустился вниз, я объяснил ему, что мне необходимо знать всё о его дочери. Вместо этого он передал мне листок бумаги с адресом, её паспорт и несколько прочих документов, тем самым давая понять, что разговаривать со мной он не намерен. Я пожал плечами, забрал папку и молча пошёл в своё купе.
Перекинувшись несколькими словами с Тугариным, я с удивлением узнал от него, что никакой особенный чай мне больше не требуется. Как и крепкий сон после него. Это было и забавно, и грустно одновременно. Но Зиновий успокоил меня тем, что чай в купе есть всегда, на любой вкус, и что я могу в любое время, по желанию себе что-нибудь заварить, да покрепче. Чем я и занялся, когда поднялся в вагон и сразу направился к титану с кипятком.
 Впервые за всё это время я мог спокойно рассмотреть все встречающиеся на пути состава брошенные деревушки, бывшие лесопилки и прочие обветшалые строения. Но их было совсем немного – кругом сплошной лес и болота. И всё же я был в восторге, который вскоре сменился глубокой задумчивостью.
Даже несмотря на то, что Зинаида и Кощей обещали всё устроить без особых проблем, судя по болезни Юлии (а именно так звали дочь Ильина) передвигаться она могла только на инвалидной коляске. Её заболевание было жутким и весьма болезненным даже просто для существования, не говоря уже об обычных радостях жизни здорового ребёнка 15-ти лет, которых она была лишена – прогулки, спорт, например… Всё это было чудовищно несправедливо, но у человека появился реальный шанс встать на ноги. И на данный момент этим шансом был я.
Своё слово Ильин сдержал – не стал он привлекать внимание к себе и на станции «Итатка», тем самым не устраивая дополнительных проблем Подлесному. Леонид Евгеньевич, как выяснилось, оказался в курсе происходящего, поэтому был абсолютно спокоен и готов к действиям, так сказать, в случае чего. Но врач свёл счёты с жизнью по приезду на Томский вокзал – его бездыханное тело так и осталось сидеть в вагоне пригородного дизель-поезда, пока проводник не попытался разбудить Ильина, предположив, что он просто спит. От моего взгляда не ускользнуло и то, что помимо подъехавших на место трагедии кареты «скорой помощи» и милицейского «бобика», в дальнем углу вокзала стояло несколько «серьёзных» автомобилей с непростыми номерами. К тому же с десяток внушительного вида личностей без особого стеснения общались с милицией и медиками, показывали им какие-то «корочки», и, судя по всему, требовали обыска в личных вещах умершего. На меня, как и на большинство пассажиров, они не обратили никакого внимания.
Добираясь до Томского аэропорта, я вдруг с ужасающей чёткостью понял, что когда я окажусь в Москве и встречусь с Юлией, с очень большой долей вероятности может обнаружиться, что её также как и отца уже давно держат в поле зрения вышеупомянутые субъекты. А это означало, что дела могут быть, мягко говоря, хреновые.
Но я даже и представить себе не мог, насколько.
Перелёт до столицы я пережил практически незаметно. По приезду мне необходимо было отправиться по следующему адресу – станция метро «Коломенская», улица Кленовый бульвар, дом №19, квартира 181.
Среди документов, полученных мною от Ильина, были также рецепты на специализированные уколы, необходимые при столь серьёзной болезни. Неясно было только одно – делалось ли всё это на дому, или требовалось периодически перевозить девочку в клинику или ещё куда-либо. И я уповал на то, что при таком весьма высоком положении отца, серьёзно больного ребёнка вряд ли станут таскать по нашим «замечательным» поликлиникам или больницам.
По пути я осторожно осматривался, и, не обнаружив ни одного внушающего подозрения автомобиля, спокойно отправился к «высотке», в поиске нужного мне подъезда. Набрав в домофоне номер квартиры, я ждал почти что тридцать секунд, прежде чем негромкий девчачий голос серьёзно ответил:
 - Слушаю.
 - Привет. Я говорю с Юлией Ильиной?
 - Да. Кто вы и что вам нужно? – всё также тихо и серьёзно говорила девочка, и в её голосе явно слышалась настороженность.
 - Это Владислав Неудахин. – Ничего более умного я придумать не смог. – К тебе должны были приходить насчёт меня…
Голос заметно оживился.
 - Да! Утром приходили двое из социальной службы, как раз когда домработница дома была. Такой высокий лысый дяденька и большая говорливая тётка…
Я едва не прыснул со смеху.
 - Ну да, всё верно.
 - Они сказали, что вы за мной приедете и заберёте. И что мой папа назначил вас моим опекуном, на случай, если… - Голос резко погрустнел. – Он в беде?
Я прикусил губу. Пришлось соврать.
 - Вероятно. Но сейчас необходимо тебя отсюда увезти… - Внезапно я призадумался. – А как ты узнаешь, что я именно тот, кто должен за тобой прийти?
 - Отойдите от подъезда. Высокий дядя привёз с собой вашу фотографию, и сказал, что вам можно во всём доверять. Я сейчас погляжу на вас в подзорную трубу.
Я послушно отошёл в сторону, поднял лицо вверх и повертел головой в разные стороны. Определить, где именно жила Юля я не мог, поэтому терпеливо простоял минут пять, после чего вновь набрал номер квартиры.
 - Поднимайтесь, восьмой этаж, дверь налево. – И домофон приветственно замурлыкал.
К моему большому удивлению, дверь Юля открыла сама. Но после этого сразу вернулась в комнату и села в инвалидное кресло. Её правая рука плохо поддавалась движению, голова была слегка наклонена вбок, и была абсолютно гладкой, ни единого волоса. К тому же девочка немного прихрамывала на левую ногу. Но её речь была не задета, по крайней мере, пока. Что меня сразу поразило в этом маленьком больном человеке, так это её взгляд – на меня словно смотрел Ильин, настолько похожи были глаза, в которых сокрыта огромная энергия и воля, которая была словно парализована немощностью и слабостью больного тела. И эта сила рвалась наружу через эти серо-синие глаза, что никак не вязалось с их возрастом.
 - Юля, хочу тебя сразу предупредить, что сюда ты уже вернуться не сможешь.
Она кивнула, непривычно и странно для меня наклоняя голову.
 - Это ничего. Мне не нужны ни папины деньги, ни его слава… У меня никогда не было друзей, всё детство в больницах, жуткие и отвратительные процедуры, и всё без толку… Поэтому в этом городе меня больше ничто не держит. – Она говорила жёстко и уверенно, и я всё больше проникался уважением к этому маленькому несчастному человеку.
 - Что ж, значит, мы уезжаем отсюда с лёгким сердцем. Давай я помогу собрать вещи.
На сборы ушло часа полтора. С собой Юля забрала несколько любимых вещей, в том числе пару детских игрушек, небольшое количество денег, что оставил на днях отец, одежду и лекарства. Перед дорогой надо было сделать два укола, чтобы она была в состоянии перенести не такой уж и лёгкий путь. Их она делала себе сама, сказала, что за последние пару лет приловчилась без посторонней помощи, и пока она вводила себе лекарство, я перекрыл воду в квартире, и закрыл газ.
Мы уже были готовы выдвигаться, когда внезапно замок входной двери негромко щёлкнул, и она тихо распахнулась. Я обернулся и замер.
В дверном проёме стоял внушительных размеров амбал в чёрной кожаной куртке, который быстро осмотревшись и заметив нас, аккуратно прикрыл за собой дверь, защёлкнул замок и двинулся нам навстречу. В этот момент я понял, что нам с Юлей грозит смерть.
Она уже сидела в инвалидном кресле, держа перед собой маленькую сумочку, и застыла скорее от неожиданности, нежели от страха. Я спокойно спросил:
 - Что происходит? И откуда у вас ключи…
Амбал посмотрел на меня своими маленькими свиными глазками.
 - А ты, бля, вообще кто такой?!
Я понял, что дела у нас совсем хреновые и повысил голос:
 - Я тебе не «бля», а опекун Юлии Ильиной…
Договорить мне, разумеется, никто не дал.
 - Мне насрать кто ты! – Он увидел большую сумку с вещами. – Ясно всё. Никто никуда не двинется, пока я не получу то, зачем пришёл! – Он нагнулся к ребёнку, оттолкнув меня вглубь комнаты. – В общем слушай, соплячка, твой папаня откинул концы сегодня утром, и того, что мне нужно, у него не оказалось. А значит, оно где-то здесь, так что я намерен всё тут вверх дном перерыть. А если вздумаете мне помешать, то я вас обоих на винегрет пущу, ясно? –  И он достал из внутреннего кармана куртки приличных размеров нож. Его взгляд упал на шприц на столе, где рядом лежали пустые ампулы, и ещё две полных. – Это я к себе в кармашек положу, а будешь фокусы крутить – я их в унитаз смою и посмотрю, как ты корячиться начнёшь…
После чего он аккуратно и неторопливо перевернул и вскрыл всё, что поддавалась импровизированному обыску, при этом ни на секунду не спуская с нас глаз. Разумеется, найти он ничего не мог. Не обращая внимания на мои замечания и возмущения, он вытряхнул содержимое сумки, которую я собрал в дорогу, на пол и продолжил рыться в вещах. Выругавшись в который раз об очередном промахе, он увидел маленькую сумочку в руках у Юли.
 - А ну-ка, малявка лысая, давай сюда…
Юля зажмурилась, и через секунду грохнул выстрел. А следом ещё два.
Я моментально оглох. В эти жуткие мгновения мне показалось, что вместо накачанного бугая передо мной снова стоит Прибалт, и смертоносные пули опять летят в моё тело. Только сейчас со мной не было Алисы…
Послышался негромкий стон, и бугай рухнул на пол лицом вперёд и сразу затих. Юля сидела как статуя, а в её правой руке ещё слегка дымился «макаров». Осознав, наконец, что же произошло на самом деле, я тихо произнёс:
 - Дело дрянь… - про себя же я сказал гораздо более неприлично. Но после моих слов будто бы разрушилось какое-то заклятие, потому что Юля вздрогнула и выронила пистолет на пол. Он упал с негромким стуком, из его ствола всё ещё слегка выходил дымок.
 - Это папин пистолет… Он оставил мне его, объяснил как стрелять и сказал, что такие, как он, - она кивнула на тело на полу, рано или поздно могут придти ко мне. И сказал, что если выхода не будет, то… - внезапно её сильно затрясло. Она порывисто дошла до раковины, куда её стошнило.
Переборов отвращение, я осторожно пощупал пульс у лежавшего на полу.
 - Готов. – Под телом быстро растекалась кровавая лужа. Осторожно осмотрев карманы, я обнаружил, что обе ампулы оказались раздавлены.
 - Дело дрянь. – Снова повторил я. – У тебя нет больше лекарств?
Она судорожно покачала головой. Снова пошарив в кармане убитого, я нащупал ключи от машины рядом с осколками ампул.
 - Если помирать, так с музыкой. Действовать надо без промедления! Выстрелы однозначно слышал весь дом… Так, я быстренько покидаю вещи обратно в сумку, потом перенесу коляску в коридор и мы уходим…
Она снова покачала головой.
 - Я пойду пешком. – На мой немой вопрос с болью в глазах она продолжила: - Если я буду в коляске, нас найдут быстрее. Да и это замедлит побег. А так, шансов больше… Если повезёт, на два-три часа меня хватит…
 - А потом?
 - А потом – будет потом… - и она твёрдо поднялась с кресла.
Сумку, через которую она стреляла, мы забрали с собой, с дальнейшими намерениями избавится от неё, предварительно стерев все отпечатки пальцев. Тем более, что там было только небольшое количество денег и несколько необходимых женских вещей. Я сложил её в большую сумку, и мы максимально неспешно вышли.
За окном уже вовсю стояла темень, словно было не шесть часов вечера, а одиннадцать. Юля надела пуховик, шапку, по-молодёжному подвязала шарф, и в целом выглядела как самый обычный подросток. Правда, она всё же немного прихрамывала, и я видел, как каждый шаг даётся ей с трудом, но она плотно сжала губы и молчала.
Чёрная «Ауди» последней марки откликнулась на моё нажатие кнопки на брелоке автосигнализации. Таких машин в Москве были сотни, поэтому был шанс, что нас найдут не сразу. На всякий случай я залепил грязью и снегом оба номера. Пистолет я тоже захватил с собой. Хотя, начнись перестрелка, он вряд ли бы помог – стрелял я только в тире из пневматики.
Несмотря на то, что столицу я знал хорошо, пришлось воспользоваться навигатором, чтобы как можно быстрее попасть в аэропорт. Билеты на обратный рейс уже были куплены, так как все необходимые документы для оформления имелись у меня заранее.
Московские пробки стали уже притчей во языцех, поэтому я сел в машину, и едва ли не молился, чтобы не застрять где-нибудь на МКАДе. Юле я сказал сразу надеть тёплые перчатки и не снимать их до тех пор, пока мы не покинем машину. И вообще стараться меньше говорить, не делать лишних и резких движений, чтобы не вызвать внезапного приступа. Хотя после случившегося я был немало удивлён, что он ещё не наступил. Видимо у девочки были в самом деле стальные нервы и огромное самообладание.
Управлять такой огромной машиной мне до сих пор не приходилось. Да и вообще мои навыки вождения оставляли желать лучшего – за рулём я ездил не больше года в сумме за всю жизнь, и было это лет 15-16 назад, по сути, ни о чём. Но «Ауди» имела автоматическую коробку передач, поэтому моя задача сводилась к тому, чтобы максимально вертеть головой по сторонам, дабы никого не зацепить, тем самым не привлекая к себе ненужного внимания. Юля изредка указывала мне по пути на знаки ПДД, где надо быть внимательнее, медленнее…
Безусловно, наше поведение разумным назвать было нельзя. Но я отчётливо понял, что в данной ситуации только наглостью и риском можно было прорываться из сжимающегося кольца.
Наши преследователи пока не проявляли себя, и я был несколько удивлён. Хотя с момента нашего побега прошло совсем немного времени, я понимал, что им ничего не стоит в короткие сроки без особого труда нас обнаружить, и также без особого труда просто «шлёпнуть». И несмотря на то, что это был всего лишь очередной сон с приключениями, я очень отчётливо понимал, что умирать мне в нём не стоит – неизвестно, что в этом случае может произойти с моим подсознанием.
Машину мы бросили на некотором удалении от аэропорта «Жуковский». В ней же оставили простреленную сумочку и  пистолет, также стерев с него все отпечатки. Было бы совсем неразумно попытаться его пронести через огромное количество металлоискателей.
Контроль мы прошли без проблем, и уже вскоре уселись в зале терминала в ожидании посадки на рейс. И только сейчас я заметил, что Юля постепенно начинает «сдавать» - сказывался перенесённый стресс. Помочь мне ей было нечем, поэтому я лишь взял её руку в свою и крепко стиснул в знак поддержки. Она подняла на меня глаза и впервые за всё время слабо улыбнулась.
 - Держись! Нужно любой ценой пережить перелёт…
 - Я справлюсь… - она словно вдавила себя в кресло, а я продолжал постоянно осматриваться.
Весь полёт прошёл спокойно, и только уже при заходе на посадку Юле стало совсем плохо. Она не могла уже сдерживать боль, и от неожиданности для самой себя громко застонала. В нашу сторону обернулись пассажиры, кто-то с недоумением, кто-то с недовольством. Я сделал виноватое лицо:
 - Во сне нога сильно затекла, извините…
Прозвучало несколько невнятных возгласов, и про нас почти сразу забыли.
 - Потерпи, осталось совсем немного… - это была откровенная ложь, так как до дома было ещё как минимум три часа пути, это если при хорошем раскладе, и я понимал, что девочка их уже не выдержит. Она посмотрела на меня полными от боли глазами, и молча кивнула. Мне показалось, что от перенапряжения она даже скрипит зубами.
Ничего не оставалось, как звонить Подлесному по прилёту. Цивилизация постепенно проникала в сказочный мир, но только там, где это было реально необходимо, и поэтому Леонида Евгеньевича обязали иметь мобильный телефон.
После всех таможенных досмотров и утомительного паспортного контроля нас, наконец-то, выпустили на волю. Я усадил несчастного ребёнка в зале ожидания и набрал номер Подлесного:
 - Здравствуйте, Леонид Евгеньевич!
 - И вам не хворать, дорогой Владислав Николаевич! Никак долетели уже?
 - Да, и у нас проблемы. Юле плохо совсем, не доедет она…
 - Ох, во дела-то… Сейчас Кощею весточку передам, ожидайте!
 - Только, если можно побыстрее… - краем глаза я с ужасом заметил двух рослых качков, которые внимательно рассматривали толпу пассажиров, и сразу понял, что они ищут нас. – Дело дрянь…
Я дал «отбой», осторожно подхватил Юлю под руку, и уверенно потащил в противоположную от выхода сторону, надеясь попасть в медпункт, чтобы хоть как-то оттянуть момент нашего обнаружения и попытаться хоть чем-то помочь девочке.
Врачи в пункте помощи могли вколоть только несильное обезболивающее, так как даже с помощью моего рецепта необходимый для Юли препарат здесь они составить не могли. Хотя бы ненадолго снизили болевой порог, уже хорошо…
 - Мужчина, что вам нужно? Вам сюда нельзя… - раздался удивлённый голос медсестры в ответ на открывшуюся дверь. Я быстро обернулся, готовый кинуться в драку, но вместо непрошенных гостей увидел фигуру Черновецкого в чёрном пальто и шляпе и шумно выдохнул.
 - Константин Борисович… Я уж подумал что…
 - Могу себе представить. Тем, кого вы, возможно, ожидали увидеть, внезапно стало плохо.
 - Насколько?..
 - Мужчина, я повторяю, вам сюда нельзя! – но медработник внезапно замолчала под пристальным и строгим взглядом Кощея.
 - Не настолько, насколько вы могли подумать. Я возвращаюсь, необходимо подготовиться с Зинаидой Яновной к вашему приезду. Вот две ампулы того, что ей нужно, вам ведь ещё не один час добираться. До встречи. – И он бесшумно вышел из кабинета.
 - Кто это? – обретя дар речи, спросила женщина.
 - Её дядя. – Я усмехнулся, пытаясь унять дрожь. – Сделайте девочке укол, пожалуйста. Он ей очень нужен.
 - Сейчас, сразу после обезболивающего, нельзя. Придётся подождать минимум полчаса.
 - Пусть так. Полчаса мы потерпим. – Я подмигнул сильно бледному ребёнку, который слабо кивнул в ответ.
Несмотря на то, что Кощей избавился от наших преследователей, это не означало, что нас оставили в покое. Расслабиться я мог только в городе «N», а до него ещё надо было доехать.
После уколов Юлии заметно полегчало, но всё равно она была очень слаба – такие длительные путешествия в сильном нервном напряжении за столько лет относительного домашнего покоя даром не проходят.
На Томском железнодорожном вокзале, куда мы приехали на такси, мы впервые за целый день немного перекусили в ожидании дизель-поезда. Юля дремала, изредка всё также неконтролируемо вздрагивая руками. Я же уже не мог позволить себе расслабиться – едва ли не животный страх и за свою и не только жизнь полностью захватил мой рассудок вперемежку с перенапряжением и концентрацией.
Спокойно добравшись до «Итатки», я также, в первый раз с утра позволил себе закурить. Пока Леонид Евгеньевич хлопотал вокруг Юлии, вкратце уклончиво объясняя, куда мы поедем, я стоял и с наслаждением вдыхал ядовитый табачный дым.
Зная непростой характер ребёнка, я не ожидал каких-либо сильных эмоций от неё, когда на станцию прибыл паровоз. Но моё сердце ёкнуло от радости, когда Юля от удивления поднесла руки к лицу и долго и внимательно разглядывала «Федю», который как всегда стараниями Тугарина был потрясающе красив.
По умолчанию я выбрал своё любимое купе, проследил, чтобы Юля выпила тот самый, специальный чай, после чего буквально отрубился от нахлынувшей усталости. И на тот момент я даже не подумал, что заснуть во сне и потом опять же во сне и проснуться может и не получится – я открою глаза и окажусь в своём реальном мире. Но нет, всё, как ни странно, продолжилось. Как и положено, я открыл глаза на станции «Каракозово».
Разумеется, Юля даже и не догадывалась, где окажется. Само собой, без меня ей всё расскажут, покажут и объяснят, но мне очень хотелось увидеть, как её вылечат. Может это и не совсем правильное сравнение, но человек – это очень сложный и тонкий механизм, и меня всегда убивал факт, если в нём что-то неисправно. И особенно то, что не только ты, а вообще никто не в состоянии помочь. Но только не в городе «N».
Сначала я подумал, что это важно дело отложат до завтра, так как на дворе уже стояла ночь. Но в глубине души прекрасно понимал, что чем раньше Юля будет избавлена от страданий, тем лучше. Поэтому, как только нас встретил Жихарько, мы сразу отправились в дом к Яге.
Юля её сразу узнала, и была немало удивлена, но всё ещё не понимала, что же будет дальше. Зинаида была в своей обычной манере, источая любовные флюиды в мою сторону. Но как только Кузьма заговорил о деле, она моментально сосредоточилась, отбросив в сторону все шутки. Долго и внимательно изучая Юлю, словно рентгеном своим пронизывающим взглядом, она, наконец, заговорила:
 - Ну что, девонька, настрадалась, поди за всю жизнь-то? – И не дожидаясь ответа, Зинаида продолжила. – Ничего, сейчас мы твою болячку разом из тебя выгоним!
 - Но ведь я неизлечимо… - начала было Юля.
 - Да вот ещё! Я тебе покажу – неизлечимо! Через час по потолку у меня бегать будешь!
Она с недоверием посмотрела сначала на Зинаиду, потом на меня. Я был больше чем уверен – ей казалось, что её просто привезли к какой-то знахарке или бабке-ведунье, и что весь этот «цирк» только для того, чтобы ей было не так больно переживать смерть отца и оградить от внезапно нахлынувших неприятностей.
 - Не веришь? – Яга беззлобно прищурилась. – С одной стороны, это правильно. Но я привыкшая уже, ничего. Давай-ка, проходи вот в ту дверь, одежонку с себя сбрасывай, осмотрим тебя. И даже не вздумай бояться! Здесь тебя никто не обидит!
Юля уже привычно для меня опять как-то по особенному кивнула и прошла куда ей указали. На моём лице повис немой вопрос, когда я повернулся к Зинаиде.
 - Одной мне тут не справиться, непростой случай, но решаемый. Поэтому Кощеюшка сейчас прибудет. А ты посиди пока, путешественничек. – Вижу, что вымотался весь. Небось, охота поглядеть, на что я способная?
Я необдуманно кивнул.
 - Ох и нахал!! – Я неконтролируемо покраснел и побледнел, а Зинаида громко захохотала и заколыхалась как желе. – Ладно уж, живи, пока я добрая. А, вот и Костик пожаловал. Ну что, бессмертный ты наш, пойдём ребенка лечить?
 - Зинаида, не фамильярничай. Знаешь ведь, не люблю. Она готова?
 - Полагаю да. Но её неверие и недоверие чувствую даже отсюда.
 - Я тоже. Это нормально, она же человек всё-таки. А ты, Влад, молодец. Признаюсь, удивлён твоей смелости.
Я усмехнулся.
 - А уж как я удивлён… Впрочем, иного выхода у нас не было, кроме как идти нахрапом.
 - Что ж, это делает тебе только честь. А сейчас нам пора приступать к делу.
Судя по всему, Кощей незримо присматривал за мной, раз уж он был в курсе наших «весёлых» дел. Я уселся на стульчик около двери и позволил себе окончательно расслабиться. Из помещения, куда вошли Черновецкий, Костомарова и Юля, не доносилось ни звука. Я немного потерял счёт времени и даже задремал ненадого, когда распахнулась та самая дверь, и оттуда вышла Зинаида, довольно потирая руки и широко улыбаясь. Вслед за ней вышел Кощей, а уже потом Юля.
Она шла ровно, слегка неуверенно, прижимая тонкие девчачьи руки к груди, и не спуская с меня взгляда. Я не спеша поднялся, и в ту же секунду Юля подбежала ко мне, что есть силы обняла и заплакала.
 - Спа…си…бо… вам… - она не могла даже говорить, настолько сильно её душили рыдания. – Теперь… теперь я… нормальная… - дальше она просто стояла и плакала в голос. Плакала как самая обычная девчонка пятнадцати лет, на которую за одни неполные сутки свалилось слишком много всего. И в глазах которой больше не было той боли за весь тот ужас, что ей пришлось сегодня пережить. И за свою болезнь, которая навсегда отступила.
 - Тише… Всё хорошо… Не меня благодари, а своих спасителей. Я всего лишь привёз тебя сюда…
 - Знаешь что, Владик, пожалуй, мы с Борисычем памятник тебе поставим. Площади у нас нет, но где-нибудь на задворках непременно смастерим! Ох и не ценишь ты своих трудов…
 - Ничего, для меня это в жизни не главное. Константин Борисович, она рассказала вам, что ей пришлось сделать?
 - Разумеется. И я не стану её за это винить. Как и все остальные, тоже, когда узнают. А это всё равно рано или поздно случится. Я прекрасно понимаю, что многие в городе, скорее всего, будут не рады этому ребёнку. Но всегда следует помнить, что дети не должны расплачиваться за грехи своих родителей, какими бы страшными они не оказались.
 - Полагаю, она уже в курсе того, где очутилась?
 - Мы ей частично рассказали, по крайней мере о том, почему и как смогли её вылечить. Но пока до неё это не дошло до конца. На подобные вещи нужно время, тебе ли не знать. – До боли знакомое подобие улыбки.
Я кивнул, улыбаясь в ответ.
 - Несомненно! Ну что, Юлия Николаевна, вытирайте-ка слёзы как следует, и марш на улицу! И бегом, именно бегом, полагаю, что вам не повредит лёгкая разминка!
Девочка немного успокоилась, наспех нацепила шапку, и сделав ещё несколько осторожных шагов к двери, вышла на улицу. Мороз стоял не очень сильный, по местным меркам, разумеется. Юля немного походила взад-вперёд, и внезапно сорвалась с места и побежала. Она бежала, часто падала в мягкий снег, вставала и бежала вновь. Под светом уличных фонарей было видно, как она хватала снег руками, пытаясь слепить снежки, бросала их вверх, или просто махала руками и негромко вскрикивала от радости. Но она быстро утомилась, поэтому шагом вернулась к нам, раскрасневшаяся от морозного воздуха. Это был совершенно другой человек, хотя от меня не ускользнуло, что сквозь всю эту радость в её глазах оставалась боль потери – потери отца, как последнего родного человека на этом свете. С этим ей придётся жить всю оставшуюся жизнь, точнее с тем, как и при каких обстоятельствах она узнала о его смерти. Но теперь она всё же было не одна – мои друзья помогут ей во всех смыслах окончательно встать на ноги.
Когда Юля немного пришла в себя и по нескольку раз по очереди обняла Ягу и Кощея, и уже готова была повторить это со мной, я с некоторой тоской и грустью заметил, что просыпаюсь – сказочный город опять исчезал в длинном тоннеле подсознания, а меня снова ждала не менее интересная и такая дорогая сердцу реальность.
В этот раз записывал приснившееся я почти шесть часов, постоянно редактируя и занося в черновик будущей книги исправленный текст. Было приятно, что из небольшого, изначально больше похожего на брошюру сборника, получалась уже вполне приличных размеров книга, смею даже предположить, что в твёрдой обложке.
Как вы теперь понимаете, мои дорогие читатели, совершенно невозможно и немыслимо расстаться с нашими героями. Я абсолютно уверен, что впереди нас с вами ждёт ещё не одна увлекательная и захватывающая история.
И поэтому ни в коем случае я не собираюсь ставить точку на приключениях Владислава Неудахина в городе «N».

*          *          *
22.11.2021