Часть 6

Ну что же, дорогие мои читатели! Я думаю, что все вы соскучились по продолжению? Поверьте, что любая написанная мною часть о приключениях главного героя даётся мне весьма непросто. Но тем и прекраснее ожидание, не правда ли? Итак, прошу любить и жаловать!

1. Зажигалка Алисы.

Вспоминая последние события, произошедшие со мной будучи во сне, хочу отметить, что какое-то время мой любимый город мне не снился. В целом, уже полностью осознавая положение вещей (по крайней мере, как мне казалось тогда), я был уверен, что все мои дальнейшие вылазки за удивительными путешествиями будут протекать в более-менее привычном ритме. С учётом необычности происходивших «во вне» событий, конечно же.
Спустя несколько месяцев мне посчастливилось снова заглянуть в гости к Жихарько – с моей помощью удалось переправить в город Царевну-Лебедь (сестричку Елены Прекрасной) аж с самого северного Кавказа. Путешествие это было очень коротким и прошло совершенно гладко и ровно, так что останавливаться на нём я с вашего позволения не стану. Но я обязан упомянуть один очень важный факт, который случился уже по возвращении.
Препроводив Царевну-Лебедь в распоряжение Вольдемара Михайловича, я уже по сложившейся традиции, сытно отобедав на пару с Кузьмой, вышел с ним на улицу «подымить». Зажигалка, та самая, ставшая уже родной, вместе с металлической коробкой папирос приятно оттягивали карман джинсов. На дворе стоял май, весенний вечер омрачало только наличие немалого количества комаров и прочей летающей нечисти, которые всячески пытались атаковать нас с Жихарько, но под воздействием двойного выхлопа убойной крепости табачного дыма, нехотя отступали, продолжая сердито жужжать поблизости.
Даже с учётом того, что лето было уже практически «на носу», вечерами было ещё прохладно. Поэтому я всё-таки накинул ветровку, машинально переложив во внутренний карман металлическую зажигалку.
С наслаждением выкурив аж по целых две папиросы (просто возмутительное пренебрежение здоровьем!), мы с Кузьмой распрощались – я собирался возвратиться к себе с номер, когда понял, что просыпаюсь. Вот тут-то всё и началось…
Просыпаясь каждый раз после возвращения «из сказки», я облегчённо вздыхал, обнаружив подле себя Алису, или просто чётко и ясно понимая, что я дома, в своей реальности.
В этот раз было всё тоже самое, и на первый взгляд не изменилось ровным счётом ничего. Алиса мирно спала рядом, дочь – в своей кровати. Я же привычным маршрутом неслышно направился на кухню, захватив с собой карандаш и блокнот. Всё обнаружилось следующим утром.
В реальном мире также была поздняя весна. Я привычно собирался на работу: вставать пришлось рано, в этот раз едва ли не в половину пятого утра – отправление в рейс дело непростое. Я накинул на себя ветровку, и уже взялся за ручку входной двери, когда почувствовал, что во внутреннем кармане что-то лежит. Зная себя, а точнее то, что я не имею привычки оставлять что-либо в вещах, я безо всякой задней мысли погрузил руку за левый борт ветровки и извлёк из кармана… ту самую металлическую зажигалку.
В первую секунду я улыбнулся, памятуя о том, что забыл выложить её в номере гостиницы. Я любовался ею секунд десять, когда с похолодевшим от ужаса сердцем понял, что этой зажигалки здесь быть не должно.
Мне показалось, что на несколько мгновений у меня пропал пульс. Я осторожно выдохнул и вдохнул несколько раз, но прохладный металлический брусочек никуда не делся из ладони. Неприятно засосало под ложечкой, я почувствовал, как резко участилось сердцебиение – видимо подскочило давление, на которое я в жизни отродясь не жаловался.
Как же это могло случиться?! Как вышло так, что вещь по сути абсолютно нематериальная, из мира снова, смогла оказаться в реальности?! На секунду-другую я уже начал подумывать, что опять всё встало с ног на голову, и настоящий мир не здесь, а там. Ну или я просто сошёл с ума… Но огромным усилием воли я взял себя в руки, тихо вышел из квартиры, закрыл дверь и отправился на Павелецкий вокзал.
Несмотря на наличие зажигалки в кармане (мне пришлось забрать её с собой, чтобы раньше времени не тревожить семью, да и собраться с мыслями явно не помешало бы), я твёрдо знал, что это – мой реальный мир. Такая необъяснимая уверенность возникает в определённого рода подобных ситуациях: когда смертельно больной пациент знает, что обязательно выкарабкается; когда умирающий от жажды в пустыне уверен, что обязательно найдёт долгожданный оазис; когда истерзанное поисками и надеждами сердце, наконец, находит покой. В каком бы то ни было виде… И именно такую уверенность испытывал я сейчас, поэтому отмёл бессмысленный страх и попытался сосредоточиться на том, куда мне предстояло выехать.
Работа машиниста сложна и очень ответственна. Несмотря на весь мой опыт, составы мне давали водить небольшие и исключительно грузовые, хотя я и сам не стремился к пассажирским перевозкам – случись чего, жертв я бы себе не простил. И в этот раз мне предстояло тянуть небольшой грузовой состав до старинного подмосковного города Кашира.
Несмотря на то, что вёз я уголь и щебень, допускать ошибок было нельзя. С большим трудом мне удавалось сосредотачиваться на маршруте, который, к счастью, я знал весьма неплохо. Я всем сердцем ожидал возвращения домой, чтобы рассказать обо всём Алисе, и уже мысленно представил сколько праведного гнева обрушится на мою и без того многострадальную голову.
Оттягивать серьёзные разговоры в нашей семье было не принято, поэтому вернувшись через два дня утром, я выложил всё как на духу своей супруге.
 - Влад, ты хоть понимаешь, что всё это заходит слишком далеко?! – Патрикеевна стояла в позе «руки в замок». – У меня даже слов нет, как ты меня напугал!! – Она едва не кричала, но я знал, что она просто за меня беспокоится. – Выкинь немедленно эту проклятую зажигалку! И сделай мне одолжение – постарайся больше нигде не оказываться, пока спишь!
 - Алисушка, думаешь, я хотел этого? Думаешь, мне самому всё это нравится?! Я уже однажды чуть не потерял тебя…
Она едва не плакала.
- Вот именно!! И если ты снова окажешься… неизвестно где, я точно лишусь рассудка!! Я не переживу ещё раз такую беду…
Я встал и обнял жену. Она попыталась высвободиться, но делала это так неохотно, что в итоге этой шутливой борьбы мы уже оба смеялись.
 - Лисонька, мы любую беду одолеем. А так как это пока не беда, значит будем просто смотреть, что же будет дальше. Зажигалку в руки не бери, мало ли что. И Агату на какое-то время придётся оставить без сказок на ночь…
Но как бы я не старался не думать о сказочном городе, в одну из летних ночей я снова оказался там.
2. Давайте-ка разберёмся!

Я вышел из номера гостиницы и сразу спустился вниз к Кузьме. Стоит отметить то, что зажигалка всё время лежала в тумбочке возле кровати, подальше от ребёнка.
Что самое удивительное, очнувшись в городе, я первым делом заглянул в прикроватную тумбочку и… обнаружил там до боли знакомый металлический брусок. В этот момент я испытал какую-то странную радость в надежде на то, что из реального мира она всё-таки исчезла и вернулась туда, где и должна была быть. Осталось только выяснить один вопрос: как и почему всё это происходит?!
Жихарько по обыкновению не был готов меня увидеть, и как всегда несказанно обрадовался.
 - Вот и вы, голубчик!! Недолго же вы отсутствовали… - не увидев на моём лице свойственной мне радости, он сразу спросил. – Да вы никак в думах глубоких! Никак, случилось чего? – Он моментально посерьёзнел.
 - Кузьма, давайте присядем и поговорим. Странные вещи стали происходить…
Я полностью изложил всю историю и выжидательно уставился на Жихарько.
 - Голубчик, вы меня сейчас, вероятно, сильно ругать будете… Поскольку мы ведь с самого начала знали, что такое возможно. Позвольте вас попросить кое-о-чём: расстегните рубашку и осмотрите себя…
Я слегка побледнел и осторожно занялся пуговицами. Когда с ними было покончено, я медленно опустил голову. В целом, на груди и руках не было ничего, кроме двух небольших отметин – их оставили пули, выпущенные Прибалтом в день нашей роковой встречи. И теперь я понял, что имел ввиду Жихарько – эти следы появлялись только здесь, в городе «N». В той, реальной жизни, ничего подобного на мне не было.
 - Кузьма… Признаюсь откровенно, я не понимаю ничего. Положим, всё это уже в далёком прошлом. Но сейчас меня волнует только зажигалка – каким таким образом…
 - Я ведь не просто так говорил, что задерживаться здесь, или ещё того хуже, погибать вам ни в коем случае нельзя! Теперь вы уже осознаёте, что всё очень сильно переплелось.
 - Но почему же вы всё время молчали?!
 - Голубчик, вы только представьте себе свою реакцию на мои слова! Да ещё и в самом начале нашего знакомства! Тем более, одно дело, когда в нужный момент мы вас отпустили со спокойной душой. Но другое, когда вы сами стали к нам возвращаться, будучи уверены, что вам всё просто снится. Мы не на шутку перепугались, когда поняли, что вы теперь самым настоящим проводником к нам захаживаете!!
 - Проводником… Что же это получается – параллельный мир!?? – последние два слова я сказал едва слышно.
Жихарько довольно крякнул.
 - Не совсем верно, но пусть будет так! Ведь должны же мы всё в самом деле где-то существовать помимо вашего замечательного творчества! – И он задорно рассмеялся.
 - Получается, что вследствие травмы и последующей комы мне открылся, мягко говоря, «портал» в другой мир?!? – Я вздрогнул. – Уму не постижимо…
 - Голубчик, вы только рассудка не лишайтесь! А то вас даже Зиночка не сможет вернуть в рабочее состояние…
 - Постараюсь… Но я ведь не могу контролировать переходы!! Всё это происходит само по себе…
 - По правде говоря, есть тут один уже слегка подзабытый вами способ… - и он лукаво на меня посмотрел.
Я выпучил глаза.
 - Неужели чай?!
Жихарько громогласно захохотал.
 - Всегда поражался вашей сообразительности, уникальный вы наш! Именно, что чай, а если точнее, всё тот же, только в него надо добавить один ингредиент и готово! Вам после этого даже спать ложиться не понадобится!
 - Ничего себе! И как же это тогда будет?
 - Весьма просто: надумаете к нам заглянуть, просто скажете вслух нужные слова и всё!
 - И какие именно? – Я уже слегка улыбался.
 - Вот сейчас к Яге заглянем и выясним!
В голове была откровенная каша: всё это, даже несмотря на немалое количество ранее пережитых приключений, отказывалось помещаться в ней. И как всегда, пути назад не было.
Костомарова обругала Кузьму едва ли не последними словами, но слегка поостыла, когда узнала, что со мной пока ничего страшного не случилось.
 - Говорила ведь я Костику – сразу надо было красавчика предупредить! А вы всё в молчанку играли, берегли «тонкую душевную организацию» нашего драгоценного и непорочного! Хорошо, что дело только зажигалкой ограничилось! А то представляю себе картину, как наш Владик открывает глаза, а в комнате на стуле или на кухне за столом восседает Горыныч собственной персоной. Ну, или я… - она волнительно задышала. – Ах, какая была бы встреча… Впрочем, супружница твоя этого бы явно не оценила! Ну и скандалище был бы…
Я смеялся, хотя мне было совсем не до смеха.
 - Ладно, шутить потом будем. Пойду я чайку сварганю, но учти, счастливчик: тебе будет очень не по себе, когда будешь его пить. И помни – ты должен молчать, пока будешь пить, любой ценой. И думать только о том, какие слова скажешь, чтобы с их помощью переходить…
Я опять слегка побледнел, но уверенно кивнул. Яга уже скрылась из виду в одной из своих бесконечных комнат, а я стал усердно думать, на какой фразе остановиться. Тупым я себя никогда не считал, но сейчас в голову не лезло ровным счётом ничего.
Зинаида вернулась относительно быстро с уже знакомой мне кружкой в руке.
 - Держи! Приготовься, что…
 - Стошнит? Или… того… в штаны опозорюсь?
 - Шутник! Одним словом, сам всё узнаешь, пей, давай! И помни – ты должен думать о словах…
Чтобы себя не накручивать пуще прежнего, я осторожно, медленными глотками выпил чай. Он был почти всё тот же, крепкий и терпкий, но какой-то новый едва уловимый оттенок во вкусе присутствовал. Я настроился было обдумывать фразу, когда мне стало плохо.
Почти за какую-то секунду я почувствовал, как все мои внутренние органы внезапно словно перестали функционировать – я дышал, и в то же время нет. Сердце билось, но пульса я не чувствовал. И так каждый участок тела…
Я открыл глаза, которые непроизвольно зажмурил, но увидел только белый экран. В ушах стоял негромкий звон, который мешал хоть как-то сосредоточится. Фраза нужна была самая нейтральная, но в тоже время должна была отражать всю суть…
И внезапно, из далёкого детства в моей памяти воскрес прекрасный и добрый мультфильм «Летучий корабль». Любил я его больше за красивые и забавные песни, нежели за сам сюжет. Но сейчас мне была важна фраза, которую произносил главный герой: «Земля – прощай! В добрый путь!» Прощаться с землёй мне как-то совсем не хотелось, несколько рановато на мой взгляд. А вот пожелание доброго пути было весьма кстати. Поэтому я разлепил губы и сказал:
 - В добрый путь!
Когда через секунду я открыл глаза, то увидел перед собой довольные лица моих друзей.
 - Как вы, голубчик? – осведомился Жихарько.
 - Странно и непонятно, нежели плохо или больно. Но я нашёл нужные слова…
 - Да, мы имели честь их услышать! – слегка высокомерно заявила Костомарова. – Хорошие слова… Слыхала я про этот мультфильм, больше сорока лет назад, кажется, вышел. Я тогда только своего восьмого мужа похоронила… - Яга сокрушённо вздохнула.
Я не удержался и закатился почти в голос. Смех получился немного истерическим, но в моём положении это было простительно.
 - Что ж, голубчик, а теперь настал черёд испытаний! – Кузьма стоял и посмеивался надо мной.
 - Мне очень страшно сейчас…
 - А ну-ка, отставить попытки испортить воздух! – «Раневская» была как всегда на высоте. – Волю и «причиндалы» свои в кулак собери! И давай обойдёмся без бабьих истерик…
Слёзно отсмеявшись, я глубоко выдохнул, сказал три заветных слова и…
3. Проводник.

… оказался дома, в своей кровати, как и положено. Первым делом я осмотрелся – всё было в порядке, я имею в виду жену и ребёнка. Уже заглядывая в прикроватную тумбочку, я знал, что зажигалки там не будет. Подтвердив свои предположения, я блаженно растянулся на кровати. Заснуть в таком состоянии душевного подъёма было просто невозможно, поэтому я лежал и терпеливо дожидался пробуждения Алисы.
За завтраком я рассказал супруге о новых удивительных событиях. И впервые за всё время моя супружница с огромным трудом мне поверила.
 - Ты только не думай, что я в обиде на тебя… Я только сильно переживаю, сам ведь знаешь! Ты же понимаешь, что с зажигалкой, неживой вещью, отчасти и только отчасти смириться можно. Хотя понять это до конца я не смогу никогда… Кстати, где она?
 - Вернулась обратно в город…
Алиса глубоко выдохнула.
 - Агата, к счастью, о ней ничего не знает. Представляю, что тогда бы началось… Это всё зашло слишком далеко, тебе не кажется?
 - Возможно. По крайней мере, теперь это находится под моим контролем. А значит, никаких внезапностей не будет.
 - Я боюсь… И всё равно не могу поверить… Это просто немыслимо!
 - Значит, я должен тебе продемонстрировать…
 - Влад, я не готова… Пока не готова… Ты и Агата – это ведь всё, что у меня есть…
 - Лисушка моя, ну куда я денусь от вас! Вы же меня где угодно найдёте и загрызёте, ведь так? – Я тихо рассмеялся.
Алиса вытерла слезинку.
 - Загрызём конечно! Столько мы из-за тебя пережили! – Она сделала попытку оскалиться и попыталась укусить меня за плечо. – Ну вот, надо всерьёз клыки отращивать, а то так неинтересно…
 - Договорились! Отложим пока моё превращение в факира…
Для себя я решил, что дождусь момента, когда Алиса сама меня попросит показать ей мои «достижения». Я знал, что её любопытство рано или поздно возьмёт верх, и она не выдержит.
Так и случилось – Патрикеевны хватило на месяц. Я видел, что она сильно волнуется, когда усаживал её на стул и говорил, что надо обязательно взять ребёнка на колени, чтобы им обоим было спокойнее. Хотя о спокойствии в тот момент говорить было бы излишне.
Был ясный июльский день. Я не стал обнимать или целовать супругу и дочь, чтобы это не выглядело, словно я прощаюсь навсегда. Просто встал перед ними, улыбнулся и сказал:
 - В добрый путь!
Мгновением позже я уже находился в восьмом номере гостиницы «Привокзальная». Улыбнувшись, отметил, что зажигалка лежала на своём законном месте – рядом с коробкой папирос на столе у фотографии Алисы – после чего вновь сказал заветную фразу и вернулся.
Можно было предположить, что моя супруга от увиденного лишится чувств. Но когда я снова оказался в комнате, то увидел, что мои женщины сидят там же, в той же позе с сильно округлившимися глазами. Алиса была белая как полотно, и только с моим возвращением её лицо медленно стало принимать нормальный оттенок. Она осторожно опустила девочку на пол, подошла ко мне и тихо сказала:
 - Если ты просто попытаешься там водить шашни с Ягой, я тебя не просто загрызу, а выпотрошу как кролика. – Она сделала акулью улыбку. – Можешь не сомневаться, мой ненаглядный!
 - Мамочки! В собственном доме мне грозят устроить скотобойню!
 - Именно!
 - Ну, а если шутки в сторону…
 - Это было очень эффектно… И очень страшно… Тысячу раз страшнее чем в кино…
 - Ну так ведь мы и не в кино. Как выяснилось, тут всё более чем реально.
 - И хоть я за тебя теперь спокойна, внутри меня всю трясёт…
 - Дай я тебя обниму…
Мою Патрикеевну можно понять: в моём лице на неё постоянно сваливаются какие-то проблемы. И тем не менее, она никогда от меня не откажется, в этом я уверен уже более чем.
Вопреки ожиданию, мои визиты в другой мир частыми не стали – я считаю, что подобными вещами злоупотреблять нельзя. Да и, как я уже неоднократно упоминал, моя реальная жизнь – это моя реальная жизнь.
К осени на «РЖД» снова начались пертурбации: текучка кадров за эти годы нисколько не снизилась, поэтому меня в очередной раз вынудили сменить вокзал – в этот раз меня перекинули на Курское направление.
Постоянные перемены и перебрасывания по вокзалам «необъятной и нерезиновой» порядком мне поднадоели. Но пока деваться было некуда. Да и честно говоря, я уже не представлял свою жизнь без железной дороги.
Прошёл год. Я захаживал в сказочный город примерно раз в месяц, скорее для успокоения совести, нежели просто так, прогуляться, потому что чувствовал, как замирает сердце у Алисы каждый раз, когда я бесследно исчезаю посреди комнаты.
И вот в начале осени, когда я получил назначение на рейс в Белгород, случилось одно удивительное событие.

4. Альбинос.

Про этот город я знал крайне мало и прежде никогда там не бывал. Слышал только, что там недолюбливают москвичей и «иже с ними». Но я там задерживаться не собирался – максимум пробежаться по главным достопримечательностям, да сувенирный магнитик захватить для Агаты.
Сентябрь только-только вступал в свои права. Дни стояли волшебные по погоде, и я сокрушался, что вынужден проводить их в рейсе, а не с Алисой и ребёнком. Но я искренне надеялся, что тепло продлится хотя бы ещё на недельку.
Отдохнув денёк и посмотрев всё, что хотелось, я готовился в обратную дорогу. Ничего не предвещало сюрпризов, но они меня всё-таки нашли.
Уже приближаясь к Москве, мы с помощником машиниста обнаружили во второй тяговой секции локомотива постороннего человека. И поначалу, когда я его увидел, волосы у меня встали дыбом.
Я думаю, что многим из вас известно, что такое альбинизм. Мне прежде не приходилось с этим сталкиваться, но внешний вид незнакомца шокировал меня весьма сильно – белая как мел кожа, волосы словно седые и едва ли не прозрачные, хотя выглядел он довольно молодо. И разные глаза, что, оказывается, не редкость среди подобного явления – один зелёный, другой карий.
По прибытии на Курский вокзал мы раздумывали, вызывать милицию или нет. Поэтому для начала я решил выслушать человека – почему он оказался в локомотиве «зайцем». И когда он рассказал мне, что с ним случилось, я понял, что стражи порядка могут и подождать. А потом и вовсе передумал уведомлять их.
Человека-альбиноса звали Александром. И вот что он о себе рассказал.
 Я родился и вырос в Киеве, в далёком уже 1976-м. Можете себе представить в лучшем случае удивление моих родителей, когда в роддоме им вынесли абсолютно белый комок, который на фоне пелёнок разглядеть было можно только благодаря двум тёмным точкам на месте глаз. Которые, вдобавок, оказались ещё и разными.
Вы можете догадываться, насколько «весёлым» было моё детство: травля надо мной не утихала с того момента, как только я научился ходить. Не мне вам объяснять, что детская жестокость, порой, совершенно не имеет границ. Но, несмотря на свою болезнь, я никогда не считал себя неполноценным. Наоборот, родители всегда говорили мне, что я особенный ребёнок, и, тем не менее, своё место в мире мне всегда приходилось отстаивать с помощью кулаков.
На свою беду, сами того не зная, мои родители вместе со мной переехали в молодой город Припять, в начале 1982-го. Мой отец был инженером-атомщиком, получившим распределение на ЧАЭС. Как я узнал уже позже, после аварии в 86-м, его, как и нескольких других инженеров, обвиняли в халатности, и даже была попытка приписать ему едва ли не непосредственное участие в организации катастрофы.
Несмотря на свой внешний вид и сопутствующие ему неприятности, я рос активным и подвижным ребёнком, обожал спорт и хорошо учился. Так продолжалось до весны 1985-го, когда я во время игр с одноклассниками неудачно упал и сломал позвоночник.
Сейчас я даже не могу вспомнить, было ли мне больно, страшно. Я помню только одно – я лежу и не могу пошевелить ногами. А точнее, всё, что находилось ниже живота, я не чувствовал. Кто-то из ребят побежал за моими родителями, благо я «сломался» недалеко от дома.
Уже в больнице, по обрывистым фразам врачей и глазам родных я понял, что даже когда перелом срастётся, даже без осложнений, ходить я всё равно не смогу. Но самое страшное в моей жизни началось по возвращении домой.
Очень надеюсь на то, что вам никогда не приходилось почувствовать на себе, что такое родительская ненависть. Которая, как выяснилось, все эти годы очень хорошо маскировалась.
Я не стану озвучивать вам, какие жуткие и уничтожающие слова я услышал тогда из уст матери и отца. Оказывается, меня терпели с самого рождения, как терпели унижения и шутки в адрес всей семьи от родных, близких и знакомых, что они родили на свет урода. Я был по-детски наивен и слеп и никогда не видел в их поведении или даже во взгляде с трудом скрываемого отвращения.
Зато теперь, когда я помимо своей внешности стал ещё более тяжкой обузой для них, они перестали себя в чём-либо ограничивать и сдерживать: в лучшем случае, меня просто старались не замечать. В худшем – я мог голодать почти сутки от того, что им просто не хотелось ко мне подходить. Я уже не говорю о том, чтобы отнести меня в ванную или в туалет: подобные вещи мне приходилось вымаливать у них со слезами. Вымаливать у своих самых дорогих и единственных родных людей на этой земле…
Как вы понимаете, трагедии в 1986-м предвидеть никто не мог. Отец вернулся со станции в пятом часу утра, весь трясясь от страха, и сразу с порога сказал, что из города нужно срочно бежать. И всё бы ничего, но бегству мешал я, привлекая внимание своей инвалидной коляской. На меня снова обрушилась тонна проклятий, но проблемы это всё равно не решало.
Я до сих пор вспоминаю с ужасом, как на следующий день меня прилюдно вывезли на машине около 7 утра за пределы города. Отец уже знал от коллег когда и во сколько начнётся эвакуация – то, что она была необходима, стало ясно буквально за сутки: слишком велика была сила выброса при взрыве 4-го энергоблока.
Когда эвакуация была объявлена уже официально, разумеется, началась суматоха. И в этой всеобщей неразберихе никто не обратил внимания на то, как меня максимально незаметно вернули домой и заперли в квартире. Я ничего не понимал среди этого хаоса, даже когда родители спешно покинули меня. Я был уверен, что так надо, и что за мной обязательно вернутся. Как я уже понял потом, мне даже оставили ключи, с тем расчётом, что я всё равно не смогу встать и открыть дверь. И уже спустя не один год я узнал, что всем, кто спрашивал обо мне, они говорили, что отвезли к родне заранее. А кому-то даже словно невзначай обронили, что я просто умер.
Я подкатил коляску к кухонному окну и смотрел, как на моих глазах пустеет город. И в тот момент я всё равно не мог поверить, что меня бросили на голодную смерть. Про радиацию я тогда ничего не знал, как не знал и то, что от неё тоже можно умереть. Хотя, если подумать, любая смерть страшна и отвратительна. Но смерть в полном одиночестве страшнее всего.
Как ни странно, после аварии в домах ещё некоторое время было электричество и вода. Но я каким-то внутренним чутьём осознавал, что если я остался один, то включённым светом внимание привлекать совсем не стоит. Даже с учётом того, что в городе к тому моменту оставались только военные.
Осознание, что меня просто бросили пришло только через два дня. Страх сменился отчаяньем, потом пришла дикая и неконтролируемая злоба, но я не мог даже отплакаться или откричаться, чтобы меня не обнаружили. Казалось бы, я должен был изо всех сил звать на помощь, но на меня напало оцепенение и ненависть к людям, поэтому следующие несколько часов подряд я сидел и напряжённо обдумывал свои дальнейшие действия. Первой проблемой было то, что еда подходила к концу. А так как ничего кроме бутербродов и яичницы готовить я тогда не умел, необходимо было найти хоть что-нибудь подобное. Передвигаться самостоятельно я не мог, по крайней мере, далеко и долго. Благо жили мы на первом этаже. До этого правда на шестом, в этом же доме, и благодаря соседям удалось обменяться – люди пошли навстречу, зная мою беду.
И вот теперь мне предстояло самостоятельно выбраться из квартиры, впервые за всё время с момента перелома позвоночника. С ключами я разобрался довольно быстро, тихо отпер дверь и выкатился на лестничную клетку.
Для начала я постучался в соседние по этажу квартиры. Само собой, мне никто не открыл: в то время люди ещё верили, что смогут вернуться… Я подёргал дверные ручки – тщетно. Это означало, что придётся подниматься наверх. Лифт исключался, так как свет могли отключить в любой момент, поэтому я решил в него не лезть. Коляску по лестнице я не закатил бы никак, в любом случае пришлось полагаться на свои руки. Я осторожно слез на кафельный пол и пополз вверх по лестнице. Дом был девятиэтажный, но лезть на самый верх я не собирался, у меня бы просто не хватило сил.
В итоге, по очереди исследуя этажи на наличие незапертых дверей, я уже порядком испачкал домашнюю одежду и пару раз расцарапал локти, когда мне, наконец, улыбнулась удача. Для этого мне пришлось подняться уже на четвёртый. Про мародёров я тогда ещё ничего не слышал, да и слишком мало времени прошло с момента начала превращения города и окрестностей в зону полного отчуждения. Моей целью, разумеется, была еда, и в той квартире, куда я в итоге заполз, холодильник оказался почти полон. Ни о чём кроме еды я пока думать не мог: голод, равно как и страх, – сильные мотивирующие чувства.
Однако страха я почти не испытывал. Я лежал на кухне, даваясь хлебом с сыром, вперемежку с собственными слезами, и откровенно не представлял, что делать дальше.
Поскольку военных в городе оставалось ещё прилично, грабить квартиры долгое время никто не решался. А так как меня в данный момент волновало только пропитание и вода, беспокоиться какое-то время было особо не о чем. Как бы отвратительно это не прозвучало, но чтобы взгромоздить себя на унитаз, в первый раз мне потребовалось больше часа, так как хоть я и занимался спортом, но какой-либо большой физической силы обрести просто не успел, поэтому именно на руки ложилась вся нагрузка. Первые дни они страшно болели, но я старался просто не обращать на это внимания: других забот, как оказалось, станет куда больше.
По истечении первой недели я перебирался по этажам дома и продолжал искать незапертые квартиры. Мне приходилось к своему стыду брать чужие детские вещи, так как свои я окончательно изорвал и испачкал. Что-то подходило мне, что-то нет, но перемещаться совсем без одежды я просто не мог – человек никогда не должен опускаться… И вот когда первая неделя одиночества подошла к концу, я заметил, что со мной стало что-то происходить.
Первые непонятные симптомы я ощутил сразу, как только проснулся. К металлическому привкусу во рту я привык давно, и не знал, что так проявляется повышенный уровень радиации. Других её проявлений на себе я больше не замечал, но в тот день обнаружил покалывание в том месте, где год назад был сломан позвоночник. Это было именно покалывание, а не боль или дискомфорт. А самое странное и пугающее случилось тем же вечером.
Я уже привычно собирался переползать в одно из мест своей ночёвки – как правило, это были кровати взрослых, под одной из таких, у себя дома, я играл, будучи совсем маленьким. Теперь же я заползал под них, чтобы не быть случайно обнаруженным ночью кем бы то ни было, стягивая одеяло с двух сторон до самого пола, оставляя только небольшую щель для воздуха. Обычно я всё это делал только с помощью рук, но когда начал ползти, то внезапно обнаружил, что слегка помогаю себе правой ногой. Первые несколько секунд я даже не понял, что снова её чувствую и могу ей двигать. Когда же до меня дошло это, я замер как изваяние, стараясь даже не дышать. Я не знал, радоваться или расстраиваться этому, потому что не понимал причины своего внезапного «выздоровления», ну или чего-то похожего на него. Справившись с волнением, я уселся посреди комнаты и стал ощупывать себя в надежде найти в своём теле ещё какие-либо изменения.
Правую ногу я прощупал почти всю, где смог достать, и оказалось, что она полностью отзывается на прикосновения. Только из-за того, что она больше года находилась почти без движения, мышцы сильно ослабели, и было необходимо разрабатывать их вновь. Что касается левой ноги, то её чувствительность была неравномерной и непонятной. Но я уже тогда был уверен, что всё вернётся ко мне в полной мере.
В последующие дни я практически не думал о еде и голоде, который сопровождал её отсутствие, а занимался только своими конечностями. И само собой, большую часть «свободного» времени торчал у окон, забираясь в коляску и наблюдая за городом. Военных становилось всё меньше – никому не хотелось травиться излучением. Отчасти это успокаивало: я мог почти не опасаться визита нежданных гостей.
Первые попытки подняться на ноги с коляски я сделал едва ли не через пять дней после того, как начал их снова чувствовать. Никаких иллюзий я старался не строить, но я был ребёнком, который верил в чудо, не смотря ни на что. Даже учитывая то, что после того, как меня бросили родители, я был уверен, что все чудеса разом закончились. Разумеется, как только я рывком поднялся и попытался опереться на свои конечности, я сразу упал, сильно отбив обе руки, когда попытался защитить тело при падении. Но на какую-то долю секунды я почувствовал, что обе мои ступни полностью ощутили под собой холодные половые доски.
Это означало, что мне придётся учиться ходить заново, и процесс этот будет долгим. С едой пока было сносно, поэтому я вовсю занялся чем-то вроде ЛФК. По истечении нескольких последующих дней мне удавалось сидеть на четвереньках и ползать как собака, на коленках, но стоять пока не получалось – мышцы ног были ещё слишком слабы.
Полностью встать мне удалось только через две недели. За это время я уже переместился в ещё две квартиры поочерёдно, так как опустошил полностью холодильники в двух предыдущих. Пришлось есть даже замороженное сырое мясо, курицу и рыбу, осторожно, по чуть-чуть. Тем не менее, мне чудом удалось избежать отравления, которое скорее всего меня просто убило бы тогда – я банально не знал, какие таблетки принимать, даже если нашёл бы их в чьей-нибудь квартире.
Первые шаги были неуверенные и неустойчивые, но я твёрдо знал, что теперь оклемаюсь уже окончательно. Опять же, тогда я не задумывался о том, почему я вообще пошёл на поправку, и к тому же так стремительно. Признаться честно, я не знаю этого до конца и сейчас, но я больше чем уверен, что причиной всему была радиация. Возможно, она как-то генетически повлияла на меня с учётом того, что я альбинос, и всё это в сумме дало такие результаты.
Научившись более-менее передвигаться, я первым делом залез под душ, который не принимал больше месяца. Горячая вода тогда уже почти не шла, но мне удалось урвать один день и провести его в ванной одной из брошенных квартир. Можно было помыться и раньше, но я боялся, что просто не смогу выбраться из ванной полной воды, вплоть до случайного утопления. Я понимал, что очень скоро всё это полностью сойдёт на нет, поэтому после душа собрал все силы и решил обследовать оставшиеся этажи. Осторожно, по стеночке, я обошёл весь дом и больше незапертых дверей мне не попалось. Это означало, что родную высотку необходимо было покидать в поисках других незакрытых квартир.
Разумеется, все передвижения мне приходилось делать глубокой ночью. В тёплое время года это было очень непросто – светает рано, темнеет поздно. К тому же почти сразу после того как я покинул свой дом, в городе отключили «свет» и водоснабжение. Отчасти это помогало ночами, можно было перемещаться по дворам с чуть большей уверенностью. Мне было очень страшно – это и понятно, мне было всего 10 лет, но я делал ставку на свой внешний вид, будучи уверенным в том, что того, кого я могу случайно встретить, я испугаю ещё больше, чем он меня.
Однажды так и случилось – в очередных поисках еды, я забрёл в пятиэтажку, где мне в итоге удалось найти только одну незапертую квартиру во всём доме. И даже это я посчитал удачей. Но таким умным оказался не я один.
Я уже упоминал мародёров – этих трусливых крыс, падальщиков, которые любой ценой наживаются на чужой беде и чужом горе в любой ситуации, в любые времена. И вот когда я наткнулся на очередной холодильник, который ещё не успел до конца разморозиться, и уже собирался уходить, когда услышал шаги на лестничной клетке. Лифта в доме не было, к тому же без электричества его наличие всё равно не имело бы никакого смысла, а значит путь вниз был только один. О выходе на крышу я тогда даже не подумал, хотя впоследствии мне не раз приходилось проводить короткие летние ночи именно так.
Одним словом, встреча с подобными субъектами не сулила ничего хорошего, так как я услышал негромкую перепалку, и последовавшую за ней матерную брань. В тот момент мне показалось, что от страха или стресса я снова потеряю способность передвигаться, но видимо инстинкт самосохранения подсказал мне как действовать дальше.
Я скинул с себя рубашку и чужие шорты, оставшись в одних трусах, встал на четвереньки и приготовился. Когда на лестнице показались эти двое, я, подвывая и истерически хохоча, выскочил к ним навстречу из коридора.
Неудачливые любители поживиться на халяву мгновенно бросили всё, что было у них в руках и что есть силы рванули вниз, к выходу, матерясь во всё горло. Я же, поднявшись на ноги, впервые за всю жизнь смеялся до слёз и боли в животе, стараясь делать это максимально беззвучно. Смею вас уверить, что таких криков ужаса я в своей жизни не слышал больше никогда – мародёров можно понять: ничто не предвещало сюрпризов, когда внезапно на их пути появляется белое как снег существо с седыми волосами, мычит и хихикает. И всё это в пустом, брошенном городе, где подобного абсолютно не ожидаешь встретить.
Но радость моя продлилась совсем недолго. Я увидел из подъездного окна, что мародёры не пробежали и пятидесяти метров, когда их «завернули» военные. Я не знаю, патруль это был или нет, но по отчаянным жестам моих случайных знакомых стало ясно, что патруль в любую секунду может направиться проверить дом, и столкнётся со мной. А служивые могли и пристрелить – либо с испугу, либо со знанием дела. Поэтому я не стал испытывать судьбу, а просто наспех надел вещи обратно, схватил пакет с провизией и осторожно, благо подъезд был крайний, вышел, быстро свернул за угол и зигзагами двинулся во дворы.
Неизвестно, поверили военные тем двум неудачникам или нет, но в дальнейшем я стал гораздо более осторожен. Кстати сказать, перемещался я всё время ближе и ближе к станции, сам того не ведая. Издалека я видел, как там вовсю идёт работа по ликвидации аварии, но понимал это с трудом. Повторюсь, всей сути я не знал.
Со временем один из симптомов облучения стал проявляться более сильно: меня постоянно мучила дикая жажда, в то время как голод постепенно стихал. Из последнего набега на чужие холодильники две трети еды испортилось в короткие сроки – стояло начало июня. Без воды было очень тяжко, признаюсь, несколько раз по ночам я прокрадывался в продуктовые магазины. Однажды пришлось даже разбить витрину и выкрасть несколько бутылок минеральной воды. Я был уверен, что меня слышали, но в тот момент мне было всё равно даже если бы меня поймали – жажда была просто невыносимой.
Вам, наверное, станет жутко от того, что вы сейчас услышите: со временем, когда город начали «шерстить» всё более часто, я ушёл в «рыжий лес». Разумеется, я не знал, что там прошло самое страшное радиационное облако, и своей силой выжгло сосновые деревья и вообще всё живое на огромной площади. Впоследствии, когда шла дезактивация территории зоны отчуждения, лес сносили бульдозерами и захоранивали, что вынудило меня опять вернуться в город. К тому времени радиация настолько проникла в мой организм, что необходимость в еде отпала полностью. Вы скажете, что такое невозможно? А между тем я – живой пример перед вами.
После возвращения в город, который к тому моменту полностью опустел, я долго думал, чем мне заниматься. Волей-неволей зона отчуждения стала моим домом, и мне уже не хотелось её покидать. После того, как я встал на ноги в физическом смысле, я вернулся к спорту – турники стояли тогда в каждом дворе, и я, периодически меняя дислокацию, по привычке, занимался своим телом. На здоровье я перестал жаловаться абсолютно: излучение полностью восстановило меня. Ирония судьбы – обычные люди давно бы умерли от такой дозы, а мне, с моим уродством от рождения в данном случае несказанно повезло.
Как бы то ни было, я не ограничился только развитием тела. Сами понимаете, мародёры взламывали все квартиры подряд, выискивая только то, что представляло собой хоть какую-то материальную ценность. И как правило это не касалось книг. Их я находил в огромном количестве, равно как и исписанные  школьные тетради. По ним я и учился, сидя на крышах домов по нескольку часов кряду.
Так продолжалось примерно до 1994-го года, когда в город стали постепенно, партиями, привозить бывших жителей Припяти, в качестве экскурсии в брошенный город, но всё это было не совсем официально и законно – слишком высок был ещё уровень радиации. А означало это, что все главные улицы периодически проверяли военные, и соответственно, мне приходилось быть более осторожным. В конце концов, когда так называемое «паломничество» стало уже стихийным, мне снова пришлось покинуть город, но в этот раз я двинулся в ближайшие заброшенные деревни. Самосёлы тогда уже были, но я старался держаться ото всех в стороне, как и прежде, нашёл самую дряхлую и неприметную избу и переживал там зимы. В городе я появлялся набегами, но уже не так часто. В основном я старался найти теперь уже только одежду: от такого огромного количества радиации, что поглотило моё тело, еда полностью утратила для меня смысл, а воду я безбоязненно пил прямо из самой реки Припять, по которой и назван город. Полагаю, что в ней радиации было не меньше, чем в воздухе, и видимо поэтому за счёт неё я и жил.
И вот в начале 2012-го года, (тогда подобные экскурсии давно уже официально узаконили, и народу стало ездить всё больше), будучи однажды в городе за очередными поисками одежды, я увидел среди группы людей мать и отца. Можете себе представить мой шок: они, конечно, постарели, как-никак почти 30 лет прошло. А мне было почти 40 уже, и выглядел я, мягко говоря, ужасно – за столько лет волосы я научился только в хвост собирать и срезать ножницами максимально коротко. Больше всего неудобств доставляла борода и ногти – по домам я набрал огромное количество безопасных бритв, маникюрных ножниц и не только и карманных зеркал из женских сумочек. И за столько лет почти все они пришли в негодность. Мыться мне приходилось всё в той же реке, одним словом, вся моя жизнь была жизнью самого обыкновенного дикаря, за исключением того, что я продолжал читать, чему-то учиться по журналам и книгам, найденным всё так же в брошенных квартирах. У меня не было только собеседников, но я с самого детства часто разговаривал с самим собой, поэтому на эту тему у меня не возникало никаких проблем. И я прекрасно знал, что не схожу с ума, и никогда не сойду.
Проблем со здоровьем тоже не было вовсе. За все эти годы я не мог вообще ни на что пожаловаться. К тому моменту я научился бесшумно передвигаться, и мне удалось многое услышать от охраны, которая стояла вдоль зоны отчуждения, у кладбища заражённой техники, а также у периодически приезжающих на экскурсию людей и сопровождающих их военных.
И в этот раз, когда я увидел своих родных, то мне вдруг захотелось услышать их голоса, в надежде, что они заговорят обо мне. Не скажу, что я рассчитывал на удачу, но незаметно передвигаясь по дворам одновременно с экскурсионной группой, мне удалось подслушать, как отец разговаривает с кем-то из людей, откуда они приехали, и почему здесь оказались. Тут я и услышал название места, в котором теперь жили мои родители – Оболонь. А значит, теперь я знал, где они.
Во мне мгновенно проснулась та самая, давно забытая горечь и боль обиды. И мне дико захотелось приехать в этот город, найти их и крикнуть им в лицо всё то, что копилось столько времени. Но осуществить это я смог только через десять лет.
Все эти годы я находился в прекрасной физической форме, благодаря упражнениям, и как бы это дико не звучало, радиации. Но морально я был совершенно не готов покинуть уже ставшие родными края. Однако жажда справедливости взяла верх, и вскоре я решился осторожно покинуть Припять.
Я знал только город, а точнее область, где теперь жили мать и отец. А это означало, что искать мне их в одиночку придётся не один месяц или даже год. Поэтому в последнюю свою вылазку я собрал остатки одежды, которая была самого приличного вида, и отправился в путь.
У меня не было абсолютно никаких документов кроме свидетельства о рождении. Его я забрал в одну из вылазок в город ещё очень давно. Не было и денег, поэтому передвигаться по местности я мог только пешком. Мой организм оказался полностью адаптированным к жаре и холоду – после облучения такими дозами всё это было сущим пустяком. И соответственно, своим внешним видом я мог привлекать к себе ненужное внимание. Но за эти годы я усвоил, что ещё и благодаря железобетонной уверенности в себе можно добиться очень многого. Уж чего-чего, а этого у меня было не занимать.
Поэтому я, так сказать, «на одиннадцатом номере», постепенно выдвинулся в Киевскую область.
Так как еда мне не требовалась, я останавливался только на сон и короткий отдых. В итоге, только через три недели я добрался до нужного места и приступил к поискам.
Хочется отметить ещё и то, что люди относились ко мне более-менее лояльно: в большинстве случаев просто старались не замечать. Но однажды я всё-таки угодил в милицию – двум особо ретивым стражам порядка видимо было очень скучно, и они решили удостоить меня своим вниманием. А когда узнали, что у меня нет необходимых документов, то их радости просто не было предела.
Я был абсолютно спокоен, почти «честно» сказал, откуда, куда и зачем иду. Единственное, о чём пришлось соврать, только о том, что на меня неделю назад напали мародёры, отобрали паспорт и деньги. У меня взяли отпечатки пальцев, по ним, разумеется, ничего не нашли, и через три дня меня просто отпустили, я бы даже сказал, едва ли не выпихнули в пинки из отделения, после того, когда они узнали, что я побывал в Припяти, и «нахватался». Ну или я был чересчур им отвратителен своей внешностью. Кстати сказать, помочь мне найти виновных, или отыскать родных они даже не предложили.
Мне же это было только на руку – чем меньше обо мне кто-либо будет знать, тем лучше. Особенно мать и отец.
Как бы то ни было, поиски родных по всей Киевской области отняли у меня почти десять лет… Страшно вспомнить со скольким количеством людей мне пришлось говорить, с учётом скрытного перемещения в любое время суток, день за днём, месяц за месяцем, год за годом, постепенно сужая круг поисков. Тем более, что я ничего понятия не имел об интернете и сотовом телефоне. Я и сейчас знаю об этом совсем не много. Но не суть.
В итоге, только этой весной я окончательно вышел на их след. Родители жили в частном доме на окраине Оболони, и судя по всему дела их процветали вполне неплохо. Я не сильно удивился, когда узнал, что у меня растёт младшая сестра, и это ещё более подогрело мой интерес, чтобы посетить их.
Я до сих пор жалею о том, что постучался к ним в тот день. Апрель был тёплый, такой же тёплый, как тогда, когда они бросили меня. Дверь открыл отец, и через секунду я увидел, как его лицо побледнело от ужаса. Потом оно резко стало свекольного цвета, правая его половина поплыла вниз. Он успел прошептать только: «Саша…», после чего упал и потерял сознание. Из того, что я на тот момент успел узнать из книг по медицине, его сразил инсульт. На шум происходящего выскочила мать. Раздался пронзительный не то крик, не то визг, когда она увидела меня. Мать отшатнулась к стене, после чего сползла на пол рядом с бесчувственным отцом, и закричала:
 - ТЫ! ЖИВОЙ!!! – Она на секунду осеклась, а потом завопила с новой силой: - Ты УБИЛ его! ТЫ, выродок проклятый!! От тебя всю жизнь одни беды!! Зачем ты явился?!? Мстить?!
По счастью, сестры дома не оказалось, а то всё могло запросто дойти до поножовщины, поскольку мать резко поднялась и кинулась на меня с кулаками. Я просто отскочил в сторону, а она ударилась о дверь головой, что находилась позади меня, и упала. Со стороны виска потекла кровь. Я поспешил уйти, так и не сказав им ни единого слова.
Через несколько дней, наблюдая за домом, я узнал по слухам от соседей, что отец не умер – сумел выкарабкаться с того света. Как и с матерью оказалось ничего серьёзного: несмотря на возраст, она была крепкой женщиной.
А ещё я узнал о том, что меня разыскивают. Потому как после того, как я вызвал «скорую» и спешно удалился на безопасное расстояние, то увидел, что следом за «рафиком» приехал наряд милиции. И это было совсем нехорошо.
Поскольку я один раз уже примелькался в отделении, пусть даже и за просто так по сути, сложить один плюс один было совсем нетрудно даже для сотрудника правопорядка среднего звена. Как я понял, меня описала и «сдала» именно мать. Можно сказать, второй раз в жизни, с той лишь разницей, что прошло 30 лет…
Деваться мне было особо некуда: или возвращаться обратно в Припять, или к границе. Поначалу я так и поступил: родные места должны были мне помочь. Но меня стали искать ещё именно потому, что я двигался со стороны зоны отчуждения, и там понаставили просто тьму милицейских постов. Они не знали только про то, что я мог обходиться сколь угодно без еды, и только благодаря этому я сильно опережал их, пробираясь к границе с Россией. И ближайшим городом на тот момент моего бегства на вашу беду оказался именно Белгород. Пришлось перепахать родную Украину почти полностью с севера на восток.
А остальное вы уже знаете: я был вынужден забраться в электровоз. Кстати сказать, это было не ваше упущение – я видел ночью, как кто-то пытался открыть одну из секций вашего состава, но у него ничего не вышло. Я побродил рядом и обнаружил на месте предполагаемой попытки проникновения какой-то необычный ключ. Как я потом догадался, железнодорожный, специальный. Видимо, подростки баловались, и не смогли открыть дверь – не хватило сил. А я смог открыть, и долго прятался сначала под самим локомотивом, а затем уже внутри, в самом незаметном углу. Я знал, что рано или поздно вы меня обнаружите, но впервые в данной ситуации выхода у меня не было. Поэтому я передаю себя в ваши руки. Если вы сдадите меня властям, я всё пойму. Идти мне больше некуда…

5. Выход есть!

Учитывая всё то, что мне приходилось видеть и переживать ранее, удивлён я был не очень сильно. Лишь в очередной раз поразился тому, насколько низко могут пасть люди – бросить родное дитя на произвол судьбы. Но, как в таких случаях говорил Черновецкий: «От людей можно ожидать чего угодно…»
Вопросов к незнакомцу было много, но самый первый из них был адресован не ему, а скорее, мне: что теперь с ним делать? Отдать его в руки милиции мне не позволяла совесть, но и передвигаться с ним по столице мне совершенно не хотелось. И уж тем более приводить его домой – при всей моей симпатии к этому человеку, я совершенно его не знал, и подвергать опасности свою семью уж точно не собирался.
Решение пришло само собой, и поначалу я немало испугался тому, о чём подумал. Уж коли я теперь проводник между мирами, почему бы мне не перевести моего нового знакомого туда, в сказочный город? Здесь, в этом мире, ему больше делать было нечего – не на родине, так тут, он мог вляпаться в целую кучу пренеприятнейших историй и ситуаций, особенно при отсутствии того же паспорта. К тому же, я абсолютно ничего не знал о том, находится ли его тело до сих пор под воздействием радиации, а точнее, излучает ли он её сам, и не опасно ли это для меня и окружающих.
Задача теперь состояла в том, чтобы объяснить человеку своё предложение, чтобы он не принял меня за сумасшедшего или ненормального. Хотя, в его ситуации с учётом того, как удивительно и страшно складывалась его жизнь, я был уверен, что он всё воспримет правильно. Мне понадобилось почти два часа, чтобы очень коротко обрисовать то, что я могу ему предложить, и где он окажется. Его реакция здорово удивила меня – он просто пожал плечами и сказал:
 - Пусть так. Если есть выход, то им обязательно нужно воспользоваться…
Я позвонил домой, в двух словах объяснил, что тут у меня творится, и сказал, что нужно где-то встретиться в безлюдном месте для совершения «ритуала» перехода. Алиса сильно встревожилась, но в то же время страшно любопытничала, поэтому буквально через час приехала в Сокольнический парк, где её уже ожидал я со своим новым другом.
Кстати сказать, он спокойно перенёс поездку в метро, хотя многие пассажиры от нас едва ли не шарахались, тыкали в нашу сторону пальцами и что-то нецензурно и громко произносили. Одним словом, Москва.
В это время года в парках народу не очень много. К тому же пошёл мелкий неприятный дождь, что отчасти было нам на руку – люди бодрым шагом повалили к выходу в сторону дома или, вероятно, ближайшего кафе. Алиса показалась в поле моего зрения, заметила нас, и я увидел, как она слегка побледнела, когда подошла к моему гостю едва ли не вплотную. Он же, наоборот, улыбнулся и опустил глаза. Благодаря этому напряжение, которое держало нас, немного отпустило. Мы договорились, что когда она нас проводит, то сразу вернётся домой дожидаться меня. Ну и, конечно же, рассказа о моих приключениях.
Сами понимаете, это был первый раз, когда я попытался перенести в другой мир живого человека, и что с ним могло произойти в этот момент, было мне абсолютно неведомо. И поэтому я всё равно сильно нервничал, хоть и не подавал виду. К тому же, ни Жихарько, ни Яга не сказали мне, что такое вообще возможно. Как всегда пришлось полагаться только на самого себя и на интуицию.
Мы отошли в самое незаметное место парка, после чего я взял за обе руки незнакомца (сделать именно так тогда мне показалось самым правильным решением), глубоко вздохнул и произнёс:
 - В добрый путь!
Видимо так было заложено в моей голове, что оказываться я буду всегда в своём номере гостиницы «Привокзальная». Сейчас было главное, что человек-альбинос оказался здесь, рядом со мной. Он осторожно осмотрелся, подошёл к окну и внезапно с каким-то детским восторгом вскрикнул:
 - Ух ты, паровоз!!
Я облегчённо вздохнул. Во всяком случае, головой он не повредился.
 - Да, он самый. Если ты помнишь, мы все тут называем его «Федя»…
 - Конечно помню!
 - Ну тогда пойдём вниз, познакомишься для начала с Кузьмой Дмитриевичем…
Жихарько возился с какими-то бумагами у стойки, когда мы спускались. Увидев меня, он радостно улыбнулся, но когда заприметил незнакомца за моей спиной, то застыл как вкопанный.
 - Голубчик! Зная вас, в самом деле поверишь, что чудеса на земле никогда не закончатся… - Он воззрился на альбиноса. – Вы только не серчайте, пожалуйста. Наш драгоценнейший Владислав Николаевич не перестаёт нас удивлять…
 - И я рад вас видеть, Кузьма! Нам бы к Зинаиде сразу…
 - Человеку плохо?!
 - В общем и целом нет, но очень нужно её мнение.
 - Об чём речь! Давайте сразу и Черновецкого позовём!
Я кивнул, Кузьма быстрым шагом вышел, а мы, наоборот, неспешно отправились в дом к Костомаровой.
Яги на месте не оказалось: я предположил, что она кого-то принимает. Поэтому мы тихо уселись в коридоре в ожидании. Интуиция меня не подвела: примерно двадцать минут спустя открылась боковая дверь, откуда совсем не так давно выходила маленькая, но уже не больная девочка Юля. Только в этот раз оттуда выходил Андрей Серебряков вместе с супругой. Их лица выражали столько света и тепла, что я сразу понял: получилось – Надёжда ждёт ребёнка. Вслед за ними вышла Яга, по своему обыкновению жутко довольная собой.
 - А, опять наш красавчик к нам в гости пожаловал! Батюшки, а чего это наш гость так светится?! – мигом забыв про меня, она внимательно осмотрела моего спутника. В это мгновение за моей спиной раздался знакомый спокойный голос:
 - Здравствуй, Влад. В данном случае могу лишь произнести уже наверняка сказанные в твой адрес Кузьмой слова – ты в самом деле не перестаёшь удивлять.
 - Добрый день, Константин Борисович. Как обычно, приключения меня сами нашли…
 - Охотно верю. Признаюсь, альбиносов мне вживую видеть ещё не приходилось. Даже за мою столь обширную и многолетнюю врачебную «практику». Хотя я, безусловно, о них знаю. И судя по тому, что я вижу, «сияет» он весьма сильно. Но также я могу отметить и то, что это сияние постепенно, по секундам, угасает…
 - Он что, умирает?!?
Подобие улыбки.
 - Отнюдь нет. Он становится снова самим собой. Без всего того, что он очень давно и очень долгое время получал – радиацию. Смею предположить, что ты мог обходиться без еды и воды благодаря тому, что облучился?
Мой гость кивнул и уставился на Кощея.
 - Случай, безо всякого сомнения, уникальный. Если бы позволяло время, я бы на нём диссертацию защитил. – Опять подобие улыбки. – Решение я вижу только одно: мы без особого труда уберём из твоего тела всю эту дрянь, без последствий. Однако, мы можем гораздо больше – сделать тебя таким, каким ты должен был родиться, без этого отклонения. Что ты на это скажешь?
Человек-альбинос думал недолго. И его ответ меня немного удивил:
 - Просто уберите, если можно из меня всю радиацию. А всё остальное оставьте, я уже привык быть таким. И меня это нисколько не тревожит. Только если я буду своим видом кого-либо пугать, то…
 - Достаточно. – Кощей улыбнулся уже как нормальный человек. – Именно такого ответа я и ожидал. Ваш внешний вид по-своему уникален, так что насчёт него можете быть спокойны, мы вам его сохраним. Что касается всего остального, то мы вас с лёгкостью подлечим. После чего поступите в распоряжение Зиновия Григорьевича, ему не помешает помощник.
 - А кто это?
 - Это наш начальник станции и машинист паровоза! – Довольно объяснил Жихарько. – Уверен, что вы с ним найдёте общий язык…
Тут вмешалась Зинаида.
 - Это всё хорошо, конечно, но давайте-ка сначала человеку вернём нормальный аппетит! А то он за столько лет приличной еды не выкушивал! – и она жестами попросила всех лишних удалиться.
Этими самыми лишними оказали мы с Кузьмой. Наступил момент всё как следует рассказать Жихарько, по крайней мере самую суть о судьбе человека. За остальное я уже не переживал, скорее волновался больше за Алису, а точнее, что она просто сгорит от любопытства. О чём я и сообщил Кузьме.
 - Ах, голубчик, нервы вам и в самом деле нужны железные! – Он веселился. – Кстати, вы, вероятно, даже не обратили внимания на то, что город сразу принял вашего нового друга.
 - Признаюсь, нет. Я был настолько взвинчен от того, что смог перенести человека в другой мир…
 - Понимаю вас! Зато теперь вы знаете, что сердце подсказало вам правильное решение! Так впредь и поступайте!
 - Очень надеюсь, что подобные вещи будут происходить всё же нечасто. Меня до сих пор малость потряхивает от его внешнего вида, и от того, ЧТО он пережил за свою жизнь…
 - Да, непростая судьбинушка… Но теперь он один из нас, так что всё пойдёт на лад! Кстати о том, почему же мы его безоговорочно взяли: вам ведь не видно, в отличие от меня, например – внутри он остался всё таким же 10-ти летним ребёнком, несмотря на то, что он старше вас. Хотя, конечно, смекалка у него работает знатно судя по вашим словам, но причиной этому, разумеется, послужили условия его существования. Ничего, у нас заживёт, именно заживёт как человек!
 - Пока в гостинице его поселите?
 - Безусловно! Я думаю, что не сразу он задумает дом себе ставить: ему надо привыкнуть к тому, что все окружающие его люди – не враги…
Я кивнул.
 - Уж не мне вам говорить, Кузьма, что у нас такие вещи происходят, можно сказать, с лёгкостью.
Жихарько важно надулся.
 - На том стоим!
Задерживаться в сказке я не стал, поэтому распрощавшись с Кузьмой, поспешил к Алисе. Та уже порядком изнервничалась, и как только я появился в комнате, буквально бегом бежала ко мне, чтобы обнять.
 - Родной, как же я волновалась! Всё в порядке?
 - Теперь да. – Я уткнулся носом ей в волосы. – Присаживайся, бери в охапку Агату… Хотя нет, накорми меня, пожалуйста, сначала, я валюсь с ног от голода и усталости. Обещаю, что начну говорить даже с полным ртом!
 - Ну вот ещё, не хватало тебе подавиться! Я столько терпела, поэтому ещё немного уж точно смогу!
Пока я ел и, насколько позволял голод и набитый рот, рассказывал, в моей голове крутился один и тот же вопрос: как получается, что я возвращаюсь всё время к себе домой? Ведь по идее точка возврата может оказаться совершенно случайной. Тем более, что перед тем как сказать нужную фразу, я даже не думаю о том, куда вернуться – просто говорю и возвращаюсь. Впоследствии, когда я спросил у Жихарько, что он думает по этому поводу, он с добродушной улыбкой сказал:
 - У вас, голубчик, есть какие-либо соображения?
 - Откровенно – никаких.
 - На самом деле всё очень просто. Опять же, не поклянусь с полной уверенностью в своих словах, любезнейший, но вы всегда возвращаетесь туда, где ваша судьба, ваша супружница…
 - М-да, стоило бы догадаться. Тогда ещё один малюсенький вопросик: Алиса ведь была здесь, в городе, тогда, со мной, когда все мои приключения только-только начинались?
 - Ох, такой уж и малюсенький… Я вот теперь даже не знаю, как вам на него ответить. Но уж коли он прозвучал, давайте всё и обсудим. Тонкости вам, конечно, лучше Кощей бы объяснил, ну да ладно. Алиса ваша, была здесь, скажем так, в качестве чего-то вроде двойника… Мы и сами ой как диву дались, когда она внезапно появилась тут, и сразу на своём месте, как будто так и было. Причём она была уверена, что всё время находилась тут, словно вся её жизнь была уже как бы расписана здесь за неё наперёд. Мы грешным делом о нечисти какой подумали, несмотря на то, что умна и красива она, но Кощей нас успокоил и объяснил, что теперь, после её такого внезапного появления, следует ожидать особенного гостя, то бишь, вас!
 - Вот оно что… Неужели человеческий мозг способен даже на такое.
 - О да! И мне кажется, голубчик, что вы нас ещё очень многими любопытными моментами сможете удивить!
Я вздохнул и с улыбкой кивнул.
 - Я не против. В конце концов, помимо всего прочего, сказки на ночь для Агаты получаются что надо.
В целом Алиса осталась более-менее удовлетворена моим рассказом. Она, конечно, кипятилась и негодовала в отдельные моменты, но я понимал, что её недовольство вызвано скорее огромным и неуёмным женским любопытством, с которым я уже просто давно смирился. И я мог понять, что она мне завидует, но исключительно как супруга и мать, которая лишена возможности видеть то, что вижу я.
Однако последующие события, произошедшие в нашей жизни, в корне изменили всё.

6. Некуда бежать.

После того как я «переправил» Александра в сказочный город, захаживать туда мне приходилось всё реже: Агата росла, забот прибавлялось, и время на семью затрачивалось практически всё.
Я всё также оставался на Курском направлении железной дороги и таскал грузовые поезда. Пару раз меня просили подменить людей с Рижского направления (официальным путём, конечно же). В первый раз мне как-то удалось отказаться, сославшись на домашние проблемы и лёгкую простуду. Но во второй отделаться не получилось, и я до сих пор проклинаю себя за то, что дал своё согласие.
О том, что грузовые поезда грабят по пути следования, а иногда даже и на ходу, мне было известно очень давно. И шли все эти «налёты» примерно по одной и той же схеме: с начальником станций уславливалось, что поезд делает чуть более длительную чем это необходимо остановку на одном из полустанков, в каком-нибудь захолустье. А «нужные люди» на этой стоянке по заранее достигнутой договорённости открывают вагоны и забирают себе всё необходимое. После чего поезд едет дальше как ни в чём не бывало. И всё это я слышал от разных людей, но никогда бы не подумал, что это скотство однажды произойдёт со мной.
Я долго не мог понять, каким образом несведущего в этих тёмных делах человека, к примеру, такого как я, принуждают остановить состав: перегородить дорогу поезду даже грузовиком мало что даст – он просто снесёт его. Но всё оказалось намного проще: помощник машиниста был в курсе обо всём заранее, и по сути, координировал все действия в кабине. Видимо не без помощи угроз, но давайте по порядку.
Так как направление было другое, то и помощник, что логично, оказался тоже другим – с виду нормальный молодой парень, улыбчивый и дружелюбный, так что никакого подвоха я поначалу не заметил. Хотя начальник станции «Москва-Рижская» неоднократно в разговоре упомянул, чтобы я был готов к различным неожиданностям в пути, усиленно намекая на то, что остановится мне всё-таки придётся.
И только на подходе состава к станции «Назимово», что недалеко от города Великие Луки, мой коллега, внимательно следя за сигналами светофоров, сказал:
 - Входной зелёный! – и внезапно добавил: - В «Назимово» нас ждут…
Я сделал вид, что не понял о чём речь, и, не отрывая взгляда от дороги, ответил:
 - Что значит, «ждут»? Кто? Следуем по маршруту…
К большому удивлению для меня он резко поднялся с места, достал из заднего кармана брюк выкидной нож, подошёл ко мне в упор и с нажимом произнёс:
 - Тормози состав, а то порежу…
Я замер от неожиданности, после чего резко жахнул тормозной кран в шестое, экстренное положение. Состав был небольшой длины, поэтому внутри кабины нас слегка мотнуло. Воспользовавшись этим, я вскочил с места и что есть силы двинул кулаком в лицо своему помощнику. Удар получился не очень сильный, но вполне ощутимый, так как он отлетел к кабинной двери, хоть и не упал. Потирая скулу, он ухмыльнулся и кинулся на меня. В его руке блестел нож, и я, увернувшись, выхватил из ящика возле огнетушителя огромный гаечный ключ (наверное, «46» на «50») и заехал ему куда попало. Он снова не упал, только вскрикнул, но пошатнувшись, ухватился рукой за ручку двери, и я остро услышал, как щёлкнул замок. Он уже заносил руку с ножом опять, и я мгновением позже подскочил к нему и ударом ноги выбил его на ходу из кабины локомотива. Я высунулся следом и с ужасом увидел, как он, падая со ступенек, ударился головой о километровый столбик. Раздался отвратительный чавкающий хруст, и хотя скорость была совсем небольшая, я чётко понял, что он умер практически мгновенно. «Убил…» - пронеслось в моей голове.
К тому моменту состав уже почти полностью остановился. Голова поезда стояла практически у восточной горловины станции, и на платформе я разглядел несколько сильно заинтересованных лиц, очевидно ожидающих прибытия поезда. И поверьте мне, это были отнюдь не пассажиры.
Отдышавшись, я сообщил диспетчеру по рации, что у нас ЧП, с предполагаемым смертельным исходом, и попросил вызвать на станцию «Назимово» милицию и «скорую». Ситуация была из рук вон плохая. И не тем, что я убил человека, обороняясь.
А тем, что субъекты, которые сейчас маялись по перрону, судя по отдельным выкрикам, были очень и очень недовольны. И словно в подтверждение этому, в моём кармане зазвонил «мобильник». И я уже знал, кто звонит – начальник станции «Москва-Рижская».
 - Слушаю.
 - Ты какого хера состав не остановил?!
 - Встречный вопрос: а с какого хера я должен был?
 - Я же тебе не единожды сказал…
 - Сказали – что? Что в пути я должен быть готов к неожиданностям? В этом вы меня точно не обманули…
 - Где Серёга?!
 - Судя по тому, что случилось, остывает в траве.
 - Ты что, убил его что ли?!?
 - Он сам себя убил, выпал из кабины в драке. Нечего было на меня с ножом кидаться ни слова не говоря. – Я понимал, что в данной ситуации, надо во что бы то ни стало всей правды не говорить. – Мне что, надо было смирно сидеть и молчать?
 - Так прямо и не говоря?
 - Не говоря. – С этой минуты я упорно стоял на своём. – Ему позвонили за некоторое время до того, как он начал вести себя неадекватно (такой звонок на самом деле был). Он как трубку положил, так сразу и озверел…
 - Неудахин, ты – полный идиот! Остановил бы поезд безо всяких выкрутасов, остался бы в выигрыше…
 - Да с какого перепугу я его останавливать-то должен был?!? – Я продолжал играть в «дурачка».
 - Ясно всё с тобой. В общем, с завтрашнего дня на «РЖД» тебе дорога закрыта! Считай, получил расчёт. С милицией сам разбирайся, я палец о палец не ударю, чтобы тебе помочь… - и он бросил трубку.
Я позвонил Алисе и предупредил, что домой попаду скорее всего нескоро, чем немало перепугал её. Говорить по телефону о том, что я случайно кого-то убил, было бы опрометчиво – зная свою жену, она сразу помчится ко мне на помощь. Пока этого не требовалось.
Только после того, как я поговорил с Патрикеевной, то обнаружил, что неадекватный помощник успел меня всё-таки слегка зацепить – на правой кисти с тыльной стороны красовался неглубокий порез. Сантиметра три, не более, но кровоточило сильно – я уже успел слегка испачкать форму.
Органы правопорядка внимательно и досконально выслушали мой рассказ, предварительно позволив врачам из «скорой» перевязать мне руку и осмотреть. К счастью, кроме пары больших синяков и пореза на руке травм больше не было. Разумеется, отпускать меня вот так сразу никто не собирался, хотя по всему было ясно и видно, что я оказался потерпевшим.
Возвращаться в столицу пришлось уже вместе со следователями, приехавшими оттуда же – дело затянулось почти что на две недели, и это было только началом. Я вёл себя спокойно, как принято говорить, «сотрудничал со следствием», и в итоге с меня сняли все подозрения и обвинения. Хоть начальник станции и зарёкся не помогать мне, он был обязан рассказать следователям обо мне как о работнике, чем сослужил мне, в общем, добрую услугу. Я был на хорошем счету, это также подтвердили и другие работники как Рижского, так и Курского направлений – как-никак, слухами земля полнится – поэтому всё это только ускорило решение суда в мою пользу.
Однако с работы меня всё же «ушли». Даже несмотря на то, что мне выплатили какую-то смешную компенсацию «за моральный и физический ущерб», на железную дорогу отныне путь мне был закрыт.
Возможно, будь я человеком беспринципным, я бы с лёгкостью согласился на участие в этом беспределе. Но, во-первых, это очень скользкая дорожка, двигаясь по которой можно с лёгкостью сломать себе шею, причём не без посторонней помощи. А во-вторых, у меня ещё существовало такое понятие, как совесть. И так как я до смерти ненавидел всю криминальную братию в любом её проявлении, то всё моё существо восстало тогда «против», и результатом моего сопротивления стало то, что я оказался «за бортом».
Алиса вела себя как самая настоящая жена декабриста: не отходила от меня ни на шаг, пока шло следствие. Я не был задержан и препровождён в камеру, но подписку о невыезде с меня взяли. Но я был невиновен, в первую очередь морально, поэтому был уверен, что всё закончится благополучно, пусть даже с минимальными потерями.
Всё действительно закончилось неплохо. По крайней мере, так я думал первый месяц после того, как вся эта эпопея завершилась.
Но в один прекрасный день, под Новый год, ко мне на улице подошёл невнятного вида человек и сразу, без лишних разговоров заявил:
 - Ты на «счётчике», козёл!
О чём он говорит, я как сильно не пытался, в первую минуту понять не мог, и на моём лице отразилось самое настоящее удивление:
 - Что? Вы мне? Какой счётчик?!
 - Не строй из себя дурака, Неудахин. Тебя ведь предупреждали – останови состав, а ты в героя играть начал.
Я почти мгновенно закипел.
 - Что вам от меня ещё надо?!
 - Не ори, на горловую не возьмёшь. – Он пошевелил рукой в кармане дорогого пальто, и я понял, что сквозь него на меня смотрит дуло пистолета. – Короче говоря, заплатишь нам моральную компенсацию, и мы мирно разойдёмся.
Я уже был готов бросится на него даже несмотря на оружие, но стиснул зубы и нагло сказал:
 - Ничего я платить не буду!
 - Будешь, как миленький. Иначе жёнушку твою вместе с ребёнком получишь в мешке по кускам. Даже опознавать нечего будет, уяснил? Срока тебе к февралю, готовь десять миллионов, и скажи спасибо, что нашими родными, «деревянными». И не вздумайте сбежать, за всеми вами следят. – Невнятной внешности человек развернулся и пошёл дальше по своим делам, на ходу закуривая.
До дома я не дошёл каких-то метров пятьдесят. Доковылял до лавки, медленно на неё сел и обхватил голову руками.
 - Бл…ть! Какой же я всё-таки придурок!! Вот где, где мне найти такие деньги!! – Меня просто разрывало изнутри от боли, ненависти, злобы и несправедливости. Во всём была виновата моя гордость: я абсолютно не учёл того, что под ударом окажется моя семья, понадеявшись, что всё это утрясётся без моего участия. Вроде бы и взрослый человек, а мозгов порой как у недоразвитого дебила.
Когда я вошёл в квартиру, по моему лицу Алиса сразу поняла, что случилось что-то нехорошее. Мне хотелось заорать, но чтобы не испугать ребёнка, пришлось говорить едва ли не шёпотом, что далось мне очень нелегко.
Супруга была в ещё большей ярости, даже пропустила мимо ушей угрозы быть изрубленной в винегрет – она боялась только за ребёнка.
 - Делать нечего, придётся продавать квартиру, больше нам негде взять столько. И бросать Москву… С учётом того, что я ещё не нашёл работу, всё просто изумительно!! Какой же я у тебя недоумок…
Она обняла меня ещё крепче, посмотрела в глаза и сказала:
 - Ты у меня самый лучший, и всегда им будешь. Это не конец, и уже точно не беда. Главное – мы вместе, все трое, а значит, выход найдём обязательно. Я тебя люблю за многое, но твоя порядочность и честность на первом месте, и всегда была важнее всего остального.
 - Даже важнее внешности? – я тихо рассмеялся сквозь мертвенную бледность.
 - Ну разумеется! Сам ведь знаешь: любовь зла – полюбишь и…
 - Да, именно так меня сегодня и окрестили! – я рассмеялся, но в душе была огромная пропасть.

7. В добрый путь!

Мы не рискнули обратиться в милицию, памятую о том, что за нами наблюдают. Выхода у нас не было, и пришлось заниматься продажей жилья. На нашу беду форсировать такие вещи дело опасное и даже подозрительное, тем более, когда речь идёт не об одном миллионе. Как говорится, не корову продаём.
Нетрудно догадаться, что дело не шло. Точнее покупатели как один вовсю пытались сбить цену. Это нормально, какой-то минимальный торг всегда должен быть, но когда тебя просят чуть ли не подарить свою квартиру, это уже верх наглости. Поэтому к февралю мы, разумеется, не успели.
Визита лично домой я не ждал, потому как был уверен, что меня, как и в прошлый раз, встретят на улице, ну а дальше по обстоятельствам. Однако, я сильно заблуждался, возможно по своей неопытности в подобных делах.
Когда раздался звонок в дверь, я привычным движением прильнул к глазку. Там стоял милиционер в форме и держал на уровне лица удостоверение с красной «корочкой». Вот тут-то я и попался – я подумал, что по прошлому делу возникли какие-то вопросы, и меня решили навестить. Кстати сказать, о подобных визитах меня предупреждали ещё в ходе следствия.
Я отпер замок и спокойно распахнул дверь, но вместо сотрудника в форме передо мной стоял тот самый неопределённого вида и внешности субъект, а за ним ещё один, на голову выше ростом, правда, нормальной комплекции. В первую секунду я хотел было захлопнуть дверь, но это был не выход из положения. Поэтому я просто отошёл назад, и крикнул в кухню:
 - Алиса, к нам пришли. За долгами…
Моя супруга осторожно вышла из кухни мне навстречу, одновременно показывая вошедшим, что у неё в руках ничего нет, и вообще, что она собирается вести себя мирно. Само собой, таких людей, как эти, не обманешь и не проведёшь. Они оперативно, на пару, быстро осмотрели квартиру на наличие посторонних, и, убедившись, что кроме ребёнка в комнате никого нет, нагло уселись на диване, положив ноги на стулья.
 - Ну что, Неуд, деньги собрал? – вяло спросил «неопределённый».
 - Нетрудно догадаться, что нет: квартира на продаже, других способов достать такую сумму у меня нет…
 - То, что она на продаже, я в курсе. И мне на это плевать.
 - Я могу отдать документы на неё, можете забрать всё, только дайте мне с семьёй уехать…
 - Ты так ничего и не понял? Мне не нужна эта квартира, мне нужны мои десять миллионов. И точка. А так как ты их не собрал, то худо тебе будет…
Я не выдержал и заорал:
 - СКОТЫ!! ТУПОРЫЛЫЕ И БЕЗМОЗГЛЫЕ ВЫРОДКИ!! Только и думаете, что о своих убогих бумажках!! В глотку бы вам их запихать до самой…
Мой крик не произвёл никакого впечатления на посетителей. Они всё также лениво созерцали всплеск моего бешенства.
 - В принципы играть решили?! Ну и хер с вами!! Нет у нас денег…
 - Дима, он меня утомляет своими воплями… Займись его жёнушкой, и он сразу поутихнет.
Алиса схватила ребёнка за руку и встала у меня за спиной. Я был готов рычать и кидаться как дикий зверь, даже когда увидел направленый на себя пистолет. Уже второй раз в жизни. В голове мелькнуло: «Они не будут стрелять. Нас просто изрежут, искромсают…» Однако помимо этого гораздо более светлая мысль, как единственное спасение, затмила весь гнев и ужас.
Я осторожно одной рукой обхватил кисть супруги, а другой взялся за ручонку насмерть перепуганной Агаты и негромко сказал:
 - В добрый путь!
Я не знал, чем закончится этот переход для всех нас, но когда мы все оказались в номере гостиницы, я смог произнести только:
 - Добро пожаловать в сказку…
У Агаты округлились глаза. Она моментально забыла про страх и сразу сказала:
 - Ой, как вкусно пахнет… Папа, а где дядя Кузя?
Алиса стояла на месте и боялась даже дышать. Когда она поняла, что на самом деле произошло, и что опасность миновала, то тихо произнесла:
 - Влад, это действительно то, что я думаю?
Я смог только кивнуть. Нервное напряжение почти разом ушло, но я как-то странно себя чувствовал. Спустя минуту я, наконец, заговорил:
 - Лисушка, они ведь убили бы нас, понимаешь?
Она молча кивнули и расплакалась. Я попытался обнять её, но вышло это как-то неуклюже – левая рука слегка онемела и будто затекла. Я глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз максимально незаметно, после чего медленно направился к двери.
 - Пойдёмте вниз. Уверен, что «дядя Кузя» будет несказанно рад нашему визиту…
Жихарько был более чем рад: он готов был едва ли не по потолку бегать, и ни на секунду не спускал глаз с Агаты и Алисы.
 - Голубчик, это же просто чудо!! Вы к нам с радостными новостями, надеюсь? – он буквально светился от счастья, мигом помолодев лет на десять.
Внезапно мне стало тяжело дышать. Я с трудом произнёс:
 - Кузьма, совсем наоборот… У меня к вам просьба – пригласите Черновецкого, я всё расскажу…
 - Влад, что с тобой??! – Алиса смотрела на меня, но я почему-то не мог повернуть голову, чтобы взглянуть на неё.
 - Рука как-то странно онемела, ерунда… - Я поднял глаза на Жихарько. – Идите за Кощеем, особо не торопитесь, кажется у меня всего лишь сердечный приступ… - после этого я рухнул на пол и свет погас.

8. Как теперь вернуться?

Как позже сказал мне Черновецкий, если бы я находился в тот момент в реальном мире, меня не спасла бы даже экстренная операция – слишком обширные повреждения получил миокард. А здесь Зинаида буквально за полчаса поставила меня на ноги. Потом, правда, долго и нахально рассматривала Алису, ехидно отметив, до чего она супруга довела. В ответ моя жена просто послала её по известному адресу, нисколько не стесняясь в выражениях – таким образом из неё выходил недавний стресс. На что Яга, довольно осклабившись, дружески пожала ей руку, и сказала, что ей надо было самой, воочию убедиться, что я в самых надёжных руках. Немного посетовав, что суженая моя худовата в противовес её пышным формам, Костомарова гордо удалилась к себе.
К вечеру, когда всей семьёй мы успокоились и пришли в себя после пережитого кошмара, я спокойно рассказал моим друзьям всё, что привело нас в город. Мне было обидно и неприятно, что повод для визита я выбрал как единственный шанс избежать смерти, но и Жихарько, и Тугарин, которого Кощей тоже пригласил для беседы, пропустили мою реплику мимо ушей.
 - Голубчик, вы сейчас не о том переживаете: главное, что родные ваши и вы сами в целости и сохранности. Уж у нас им беспокоиться не о чем…
 - Агата всё переживает, что она школу пропустит… Простите, Кузьма. Я всё ещё на нервах немного…
 - Да будет вам, уладим мы всё! Наш уважаемый Константин Борисович уже всё решил…
«Ну кто бы сомневался…» - про себя подумал я.
 - Кузьма, вечно ты вперёд паровоза… Влад, поступим следующим образом: ты вернёшься в свою квартиру в сопровождении Тугарина и Соловья. Я уверен более чем на 100%, что вас там будут поджидать, скажем так, «до победного конца». Ибо я сильно сомневаюсь, что когда вы трое просто испарились на глазах у тех двоих, это просто так забудется. И никто не даст гарантии, что вернувшись обратно, вы не обнаружите в своей квартире не двоих, а двадцать человек, вооружённых до зубов всем, чем можно. Вы даже понять ничего не успеете, как от вас останется куча потрохов. Уж простите за такое сравнение, но вы сами прекрасно понимаете, что именно так с вами и хотели поступить те двое.
Я нервно кивнул и продолжил слушать.
 - Так вот. Вернётесь вы туда где-то через месяц, за это время страсти поутихнут и поулягутся. А помощь в качестве двух дюжих бойцов не помешает, в первую очередь в моральном плане. Они, кстати, уже полностью в курсе, и буквально рвутся в бой. И хоть им обоим всё нипочём, именно Зиновий отправится туда первым, и по возвращении расскажет, как обстоят дела. Тогда сразу и решим, что делать дальше.
 - А как я смогу вернуться домой, если Алиса здесь? Ведь Кузьма говорил, что я возвращаюсь, только если она там…
 - Он прав, но в этот раз я тебе помогу. Ибо случай у нас нарисовался весьма неординарный.
Казалось бы, такие слова должны были меня успокоить. Но я понял, что легче мне станет только тогда, когда в своём реальном мире я смогу спокойно ходить по земле, не опасаясь быть «случайно» насмерть сбитым машиной, или в ожидании чего-то подобного в этом роде.
Весь этот месяц Жихарько водил по городу мою жену и ребёнка, рассказывая и показывая всё, что невозможно описать словами. Как говорится, лучше один раз увидеть… Разумеется, он познакомил их со всеми персонажами и жителями города. У Алисы под конец голова уже шла кругом, зато Агате было мало. Оно и понятно, столько всего и сразу…
Для меня же месяц пролетел в нервном ожидании. И вот настал день, а точнее поздний вечер, когда мне необходимо было вернуться.
Мои друзья были готовы, я же – более-менее. Черновецкий заверил меня, что всё будет в лучшем виде, однако уверенности мне это всё равно не прибавило. Впервые за всё время моих приключений.
Первым, как и договаривались, отправился Тугарин. Он просто закрыл глаза и бесшумно растворился в воздухе. Теперь я понимал каково было мои близким наблюдать со стороны эту феерическую картину – зрелище поистине захватывающее. Он отсутствовал не больше десяти минут, и появился точно также и на том же месте.
 - Их там по-прежнему двое, спят: один на кухне, другой возле входной двери. В квартире бардак страшный, все вверх дном, видимо искали что-то. Ну или просто, от того, что нелюди… Они меня не слышали, сами понимаете, не смогли бы при всём желании. Входная дверь закрыта, я на всякий случай ключи из замка вынул, чтобы не сбежали, если вдруг надумают.
 - Что-нибудь из оружия? – поинтересовался Черновецкий.
 - На столе нож, а у другого – пистолет, лежит в кобуре.
 - Прекрасно! Влад, можно выдвигаться. И ничего не бойся, положись на своих друзей. – Кощей кивнул мне в качестве поддержки, пожал руку: это означало, что теперь я готов к переходу. Я кивнул в ответ, произнёс заветную фразу и оказался дома.
Зиновий не обманул: наша уютная квартирка была превращена в самый настоящий хлев. Не буду описывать, на что это было похоже, но новый ремонт по возвращении был нам просто необходим. При условии, что мне всё-таки удастся сохранить жильё за собой. К счастью, моя рукопись, а точнее последний её вариант хранился в редакции, поэтому за её целостность я мог не переживать. А остальное уж точно дело поправимое.
Зиновий и Роман встали по очереди с двух сторон около бандитов и жестами показали мне, что можно начинать спектакль. Кстати сказать, двигались они абсолютно бесшумно. Клокотавшая во мне ненависть достигла своего предела, и я, набрав полную грудь воздуха, заорал:
 - ПОДЪЁМ!!!
Тот, кого звали Димой, мгновенно очнулся и потянулся к кобуре, но Тугарин быстрее чем это мог видеть человеческий глаз, метнулся и сломал ему руку, легко и просто, как карандаш между пальцев. После чего второй рукой заткнул ему рот, чтобы тот не вопил от боли. Второго же, того самого, «невнятного», Соловей просто скрутил как тряпку, выволок из кухни в комнату, пинком бросил передо мной и поднёс к его горлу свою знаменитую опасную бритву.
Тут я заметил, что оба моих врага небриты, и в мятой и заляпанной одежде. Сперва я не придал этому значения: сейчас мне хотелось удавить их собственными руками, но я боялся, что от кипевшей во мне ярости меня снова шандарахнет приступ. Поэтому я просто ударил как следует одному и второму ногой по лицу, чтобы хоть как-то сбросить пар, и после чего закричал:
 - Ну что, твари, нравится?! Нравится угрожать беззащитной женщине, ребёнку, и над простыми людьми издеваться?!? Отвечайте, мрази, пока я не втоптал каблуками ваши головы в пол!!
«Невнятный» сплюнул на пол два зуба и прошелестел:
 - Ты не человек… Ты дьявол… Люди так не могут… Не могут… Исчезать и появляться… Из ниоткуда в никуда… - только сейчас я повнимательнее разглядел, что мой главный враг явно повредился головой. То ли от того, что увидел моё исчезновение тогда, то ли сейчас, поняв, что я вернулся, и ему, видимо, конец. Я видел по его глазам, что его постигло безумие, и он, не обращая внимание на явную боль и капающую изо рта на пол кровь, утупился взглядом в одну точку и твердил:
 - Ты дьявол… А дьявола надо уничтожить… Уничтожить… И я ждал тут… Чтобы уничтожить дьявола… Уничтожить… Уничтожить…
Тот, который Дима, что-то промычал, и я жестом показал Тугарину, чтобы он дал ему возможность говорить.
 - То что ты не человек, я это тоже знаю… Но я во все эти бредни не верю, хоть и вижу всё своими глазами… Нас братва за своих перестала считать, когда узнала, что мы бабу с ребёнком и её лоха про…рали в запертой квартире. Никто нам не поверил, что вы оп-па – и исчезли! Да и не поверит никогда, поэтому мы из-за тебя, козла, теперь никто! Так как должок твой с нас целиком забрали, так что мы ещё и на мели. Вот и решили во что бы то ни стало тебя подкараулить и порешить. – Он вскрикнул, так как Зиновий слегка дёрнул его за сломанную руку. – Но тебе повезло, дуракам всегда везёт! Можешь радоваться, сука, тебя теперь никто не тронет… Слабо без своих друзей один на один со мной сойтись?
 - А тебе слабо было без пистолета в тот раз? Клянусь, я бы тебе просто глотку зубами перегрыз…
 - Ничего, ты ещё получишь свой ножичек под ребро… А Илюша из-за тебя совсем дурачок теперь стал: крыша поехала, когда на него столько всего сразу навалилось. Он у нас верующий сильно, вот ты его своими выходками и добил… Что теперь, кончать нас будешь?
Я посмотрел на своих друзей: по их лицам я понял, что если бы я сейчас сказал «пустить их в расход», они бы беспрекословно это сделали, не сказав мне ни слова поперёк. Но вот так, словно мясник какой-то, я просто не мог, как бы мне этого не хотелось.
 - Зиновий, будь другом, передай, пожалуйста, этого товарища на попечение Серафиме. Я думаю, она разберётся что к чему.
Тугарин согласно кивнул и исчез вместе с тем, кого звали Дима. Илюша весь затрясся от страха, когда увидел в очередной раз, как перед ним исчезают люди. Но он буквально заходил ходуном, когда увидел, что я приближаюсь к нему, стал шарить крестик на груди, цепляясь пальцами за пуговицы некогда красивой рубашки. Я где-то слышал, что с душевнобольными надо говорить ласково и доверительно, поэтому избрал эту тактику.
 - Ну-ну, будет тебе. Вот, я самый обычный человек, из плоти и крови, и никакой не дьявол… Ну чего ты, давай успокаивайся…
 - Кто такая Серафима? Это святая?
- Скажем так, она моя хорошая знакомая, сильная и властная женщина. Очень уж, правда, до общения жадная, но в целом, неплохая. Но мы к ней не пойдём, у неё с твоим другом будет о чём «поговорить», правда?
Илюша быстро закивал головой.
 - Мы пойдём к хорошей и доброй тёте, зовут её Зинаида. Она тебе поможет и на ноги поставит, хорошо?
 - А ты точно не дьявол? Поклянись!
 - Клянусь жизнью матери и отца, и своей собственной! – Я обратился к Соловью: - Мы сейчас вернёмся в город, проследи, чтобы тут никого не осталось. И возвращайся следом.
 - Понял тебя.
Я повернулся в Илье:
 - А теперь возьми меня за руку, и ничего не бойся, слышишь? Только не нужно вцепляться мёртвой хваткой, достаточно того, чтобы я просто держал тебя сам, ты понял меня?
Он опять согласно закивал.
 - Вот и умница! Готов? – Я взял его за руку. – В добрый путь!
Буквально через мгновение я стоял в номере гостиницы. Один. Илюши со мной не было. Когда я спустился вниз, к моим друзьям, то увидел на их лицах недоумение.
 - Голубчик, а где же второй? – вкрадчиво поинтересовался Жихарько.
 - Честно говоря, Кузьма, я не знаю…
 - Но ведь…
 - Я просто отпустил его руку в момент перехода, меньше чем на долю мгновения. Подозреваю, что он просто расщепился на атомы, если я хоть что-то понимаю в физике…
Повисла пауза.
 - А всё-таки, он хорош! – Довольно произнесла Яга. – У него стоит поучиться, как со всякими уродами разделываться!
 - Когда моим близким угрожают смертью, просто так, ни за что, по собственно прихоти, я не могу простить подобного. – Я помолчал. – И никогда не прощу.
Черновецкий поднялся и подошёл ко мне.
 - Влад, можешь быть спокоен, тебя никто за это не осудит. Только ты сам себя. Но со временем ты поймёшь, что всё сделал правильно.
 - Всё равно, я не имел права…
 - Они не имели тоже. И поплатились за это. Кстати, Серафима просила передать, что очень благодарит за твой подарок… – Я слегка позеленел и отмахнулся, и Кощей поспешил сменить тему. – А сейчас иди к семье, уверен, что они тебя заждались.
Алиса меня едва не опрокинула, когда я вошёл к ним в номер – Жихарько временно выделил им с ребёнком другую комнату. Я был очень подавлен морально, но нашёл в себе силы пересказать вкратце, как всё прошло – понятно, что при ребёнке всех «весёлых» подробностей я сообщить не мог.
 - Очень тяжело? – Алиса смотрела мне в глаза.
Я молча обнял её и заплакал.

9. Пора домой.

Вернулись мы только через две недели. И в этом была виновата Агата. И как потом выяснилось, всё было мастерски подстроено Жихарько и ещё несколькими «неравнодушными».
Я, в целом, успел оклематься, благо здоровый сон, усиленное питание и наличие любимых и близких людей рядом несомненно поднимут бодрое настроение и силу духа. Омрачало только одно: в какой разгром нам предстояло вернуться. Но как оказалось, нас ждал очень приятный сюрприз.
Как только я произнёс заветную фразу, и мы все оказались дома, то нашему взору предстала квартира, в которой только-только закончился ремонт, и она была готова, как говорится, «под ключ». Новым было абсолютно всё, начиная от обоев и заканчивая мебелью, сантехникой и всем-всем, что можно было поменять.
Мы целые сутки ходили по ней как по музею, рассматривая новую посуду, вещи в шкафах, и не могли поверить и понять, как и когда мои друзья смогли это провернуть. Однако, когда Алиса нашла на кухонном столе короткую записку, всё стало ясно:
«С глубоким уважением и почтением, и, так сказать, с новосельем! Примите от нас скромный подарок, хотя львиную долю всего труда выпало на Машеньку Тихонову, которая все эти две недели работала за целую бригаду строителей! Отдыхайте, и с возвращением домой!»
Я наконец-то впервые за всё это время позволил себе от души рассмеяться.
 - Влад, я думаю, что наших друзей надо как-то отблагодарить. Как ты считаешь?
 - Я считаю, что мы очень легко отделались. Так что теперь, моя Лисафья, мне предстоит найти другую работу, чтобы навсегда забыть о том, что нам всем пришлось пережить. А что касается благодарности, то я думаю, что здесь никогда не будет чёткой грани кто, кому и за что благодарен. Главное, что вы увидели их живьём, и что они смогли нам помочь, как в своё время я помогал им…
А мне в ближайшее время предстоит снова засесть за написание книги, а точнее, за её продолжение. И я уверен, что в этот раз я потрачу не одни сутки на её написание.
До скорых встреч, мои дорогие читатели!
*          *          *
12.01.2022