Часть 10

1. Всё по порядку.

Давайте вернёмся на некоторое время назад и немного поговорим с вами о тех изменениях, которые, скажем так, условно «произошли» в сказочном городе с той поры, когда Влад добровольно передал свой так называемый «талант» своей дочери Агате.
Надеюсь вы помните, что с того момента, как он после выхода из комы осознал, что существование города «N» находится в параллельном мире, многие вещи вернулись по сути в начало.
Как мы с вами уже упоминали, Влад сразу отметил то, что могил его родителей на местном кладбище не было. Он воспринял это отчасти с лёгкостью, но не сразу, так как очень долгое время не мог смириться с тем, что реальная жизнь и сказочный город – два разных мира. И только после того, как его разум смог расставить всё на места, он начал отмечать изменения.
Но самые сильные изменения отмечала именно Агата, так как значительную часть своей жизни она теперь проводила там. И первое что для себя отметила она, это то, что освещение вместо электрического, про которое писал её отец, вновь вернулось на газовое. Причём осознала она этот факт далеко не сразу, поскольку первое время в городе бывала редко и «набегами». Жихарько со спокойной душой заверил её, что перебоев с подачей не было и не предвидится, а всё что в своё время привиделось Владу, было отчасти его фантазией: судя по разведке полезных ископаемых местными жителями и сказочными героями, Кузьма с гордостью сказал, что «на наш век хватит с лихвой». Тем более, что свет, который давали газовые фонари не шёл ни в какое сравнение с тем светом, который излучали современные светодиодные или флуоресцентные лампы – мягкий, тёплый и умиротворяющий.
Несмотря на это, Тугарин периодически привозил керосин в цистерне, не чаще раза в год, как обычно на случай суровых и лютых зим, когда необходимо было подкидывать в печь промёрзшие дрова, которые с лёгкостью загорались даже будучи сырыми, стоило только облить их топливом. Но подобные лютые зимы были редкостью – керосин почти всегда оставался в запасе, его продолжали хранить ещё и для ламп типа «летучая мышь» и «керосинок». Как бы то ни было, в любом случае жителям города замёрзнуть или остаться в темноте никто бы не позволил.
Гостиница, как и все строения в городе оставались на прежнем месте, нисколько не изменившись в размерах или, например, в количестве этажей – здесь всё стояло капитально. И точно также за Агатой Жихарько закрепил тот самый, «восьмой», номер, что прежде был закреплён за Владом. Оставшихся членов семьи Неудахиных во время их визитов Кузьма расселял по соседним, чётным номерам.
После того как Агата препроводила в город Снегурочку, ей очень захотелось пообщаться с Жихарько касаемо одного из самых важных детских вопросов – на самом ли деле Дед Мороз существует? И именно тогда Кузьма всё ей и рассказал. Ну как, всё. То, что было рассказано в предыдущей, девятой части, дополнять он не стал, а просто отвел её в избу, где жил герой детских новогодних чудес и подарков.
Стоит понимать, что Агата уже прекрасно разбиралась во всех сказочных героях, но всё равно испытывала что-то вроде благоговейного трепета при мысли о том, что встретится с самим Дедом Морозом. А всё потому, что это были отголоски детства, которое хоть и прошло, но всё равно частенько напоминало о себе, как правило, светлыми и добрыми моментами…
Именно одним из таких моментов стала встреча с Дмитрием Михайловичем Морозовым. Со слов Кузьмы застать его в Новогодние праздники в городе задача не из простых: как вы помните, наш настоящий Дед Мороз, никогда не показывался на мероприятиях типа «Кремлёвская ёлка» или чего-то подобного. Он появлялся вдали от больших городов, как и все считая, что добро, приносимое тихо и без показушных криков везде где только можно – самое настоящее. Выглядел он внушительно: двухметровый крепкий дедуля, лицо которого обрамляла густая белая борода; смеющиеся глаза цвета сапфира, но в тоже время сибирским холодом от них не веяло, только добротой и теплом. Сочетание весьма странное, но так оно и было.
Понимая, что человек скорее всего устал ездить поздравлять детей, Агата решила для себя, что не будет долго терроризировать его своими расспросами, и первые минуты только восхищённо смотрела и даже не решалась заговорить. Видя замешательство девушки, Дмитрий Михайлович добродушно рассмеялся и начал беседу сам.
В целом добавил он о себе совсем немного из того, что Агата уже знала от Жихарько. Но нельзя было не упомянуть об уникальности двух вещей: первое, это то, что детский смех и искренняя, неподдельная радость продлевают ему жизнь. А второе, чуть менее важное, но интересное, это то, что время всех празднеств и застолий он может пригубить любое количество алкоголя и оставаться трезвым. То есть, абсолютно: никакого действия на его организм этиловый спирт не оказывает. Смеясь он поведал, что иногда это огорчает, когда идёт со своими коллегами по сказочному цеху, например, в баньку или на рыбалку.
Также он искренне и от всего сердца поблагодарил Агату за то, что она переправила в город Снежану. Теперь они могут ездить и радовать детишек вдвоём. А то и втроём.
Третьим в этой «весёлой компании» оказался Пётр Сергеевич Скоморохов. И когда Агата услышала это имя, то опередила Деда Мороза вопросом:
 - Вы хотите сказать, что это… шут?
Дмитрий Михайлович поспешил её поправить.
 - Правильнее будет сказать, что это потомственный скоморох. – Агата восторженно кивнула. – Поскольку шуты они больше в Европе были распространены, а у нас всё же именно скоморохи. С полной уверенностью могу вам заявить, что Пётр Сергеевич дальний потомок Петрушки! Да-да, того самого известного потешника!
 - Ну и дела! Хотя, чему я собственно удивляюсь… - девушка рассмеялась. – А можно его повидать как-нибудь?
 - Боюсь, что только на наших совместных выступлениях. Так сказать, личной аудиенции он вам точно не предоставит! – Агата удивлённо вскинула брови. – Вы только не подумайте, что дело лично в вас! У него такой вспыльчивый и склочный характер, что с ним только Кощей может общаться! Впрочем, у Петра в этом случае просто нет выбора, кроме как помалкивать в тряпочку. – Он усмехнулся. – С остальными же – лучше даже и не начинать, ему достаточно буквально одного слова, чтобы закатить скандал на ровном месте! Такая вот натура. И самое интересное то, что на сцене он сама доброта и кладезь юмора.
 - Как же его жена дома терпит…
 - Это, пожалуй, второе исключение из правил его тяжёлого характера. Но осечки бывают даже и в этом случае.
 - Бедная женщина!
 - Причём у скомороха в семье всегда рождается только один ребёнок, и только мальчик, чтобы продолжать такой именитый род, как бы забавно это не звучало.
Агата вновь вспомнила Василису, у которой в противовес Петрушке в семье Жар-Птицы рождались только девочки. Одним словом, сказка, да и только.
Этой зимой Агата видела Петра Сергеевича только мельком: хотя представления для детей в сказочном городе и давались, в этот раз она попала только под самый занавес, но успела разглядеть невысокого человечка в красной рубахе, холщовых штанах и колпаке с кисточкой. Несмотря на значительную разницу в росте даже в сравнении со Снегурочкой, Скоморохов идеально вписывался в игру на сцене, обладая воистину уникальным и искромётным юмором, который был уместен для людей любого возраста и пола. Агата невольно прыснула со смеху и слегка покраснела, когда представила себе, какие скабрезные шуточки он мог выдавать вне сцены среди своего круга общения.
Но был ещё один вопрос, который сильно интересовал Агату. И связан он был непосредственно с её матерью. Жихарько был на вокзале, общался с Тугариным, и поэтому девушка пошла за ответом к Черновецкому.
Кощей только-только выпроводил Серафиму – этой ночью в городе было спокойно, да и вообще, умирали здесь очень и очень редко. Поэтому, он с радостью принял Агату.
 - Доброго вечера, Константин Борисович.
 - Здравствуй, Агата. Не буду говорить, что надеюсь, а скажу – уверен, что у тебя и твоей семьи всё в порядке. – Подобие улыбки.
 - И пусть так будет! Я у вас насчёт мамы кое-что спросить хотела…
 - Полагаю, вопрос будет весьма интересным.
Агата вздохнула.
 - Хочется верить, что я смогу успокоить свою душу… Нет, я не тревожусь о её здоровье, во всяком случае теперь, после того, как удалось прогнать её болезнь. Константин Борисович, мы с вами как-то обсуждали тот факт, что все сказочные герои оказались здесь, в городе «N». Хотя, однажды я сумела всё-таки вас удивить. – Эти слова Агата произнесла с явным удовольствием. Кощей же остался абсолютно безэмоционален.
 - Всё верно. И я был немало удивлён, когда ты познакомила меня с Немо. Тебе даже удалось немного поколебать мою уверенность в правоте касаемо всех собранных персонажей. Пусть на мгновение, но удалось. – Снова подобие улыбки. – Во всяком случае, это играет мне на руку, впрочем, также, как и всем нам.
 - Безусловно! И я буду только рада переправить всех, кому ещё только смогу помочь. Но сейчас меня интересует мама. Точнее факт того, что здесь, в городе, ведь нет Лисы Патрикеевны…
Черновецкий медленно поднял руку, мягко прерывая Агату.
 - Я был уверен, что, либо ты, либо твой отец, рано или поздно заговорите об этом. Хотя надеялся, что об этом первым меня спросит Влад, но так даже лучше. Дело в том, что твоя мама и есть самая настоящая Лиса Патрикеевна. Если быть точным, она – единственный персонаж сказок, который одновременно существует в обоих мирах. В полном равноправии. В вашем мире, конечно, ей неведома магия, но здесь, она способна на очень многие вещи, пусть даже сейчас она об этом и не догадывается. Всему своё время, и у меня к тебе одна просьба – Алиса пока не должна об этом знать, как и твой отец. Когда настанет момент, мы с Ягой сообщим ей об этом. Позволю поинтересоваться, почему ты озаботилась этим вопросом?
 - Всё началось с её болезни. Точнее с того, почему здесь, в городе, она не то чтобы выздоравливала, скорее вообще, её недуг полностью исчезал? Получается, потому что она…
 -… Лиса Патрикеевна. – Чуть заметно улыбаясь, закончил за неё Кощей. – Сказочные герои, как ты понимаешь, человеческим хворям не подвержены. Точнее, угрожающим жизни и здоровью, если только всяким сопутствующим жизни мелочам. Твой отец однажды всерьёз обмолвился о том, что доживать свой век переедет сюда. Само собой, мы устроим ему с твоей матерью лучшие условия. На тот момент, конечно, ему будет известно, кем является его супруга, а значит оставшиеся отведённые им годы будут не менее сказочными и удивительными. Но мы слишком сильно забегаем вперёд.
Агата улыбнулась.
 - Да, как говорит папа, до этого ещё как минимум двести лет.
 - Почему именно столько?
 - В одной из его любимых песен, Малежика, кажется, так пелось… Там в припеве слова такие есть: «… и ещё до старости двести лет, потому что старости вовсе нет…»
 - В этом он абсолютно прав, могу утверждать это со всей серьёзностью с высоты своего опыта и возраста. – Строго сказал Черновецкий и через несколько секунд добавил: «Шутка!»
Девушка округлила глаза и почти сразу же рассмеялась.
 - Кстати сказать, и ты, и Влад упустили одного персонажа, который здесь почти с самого начала. – Агата нахмурилась. – Уверен, что твой отец лично с ним никогда не сталкивался, но неоднократно отведывал блюда его кухни в гостинице «Привокзальная». Его, между прочим, Яга с собой привезла в первое время, когда мы только-только гостиницу отстраивать начали.
 - Повар? Тот, что так восхитительно готовит?
 - Именно он. Никаких мыслей нет насчёт того, кто это может быть?
 - Откровенно, нет… Подозреваю, что надо прочитать отцу лекцию о невнимательности. Так кто же он?
 - Я мог бы заставить вас сгорать от любопытства, но чего уж там. Наш Николай Михайлович Круглов – самый настоящий Колобок. И уж поверь мне, накормить он может кого угодно, ибо для него нет такого блюда, которое он не смог бы приготовить. В особых случаях, как говорится, наскребает по сусекам, как у него на роду и написано. Ну, в каком-то смысле, конечно.
 - Получается, он на люди никогда не выходит?
 - Отчего же, бывает. Но он у нас субъект не публичный, не любит, когда ему много внимания уделяют. Предпочитает скромно, тихо и незаметно делать своё дело. Поскольку знает, что благодарность ему всегда передадут через Кузьму, а большего ему и не надо. Твой отец как-то передавал Круглову пару журналов с необычными рецептами, но скорее в дань уважения, что помнит о каждом из нас в городе. Причём он даже ни разу не попросил никаких других блюд кроме тех, что в меню гостиницы. Опять же из уважения.
 - Что-то мне не везёт в этот раз с персонажами, то скандалист попался, то молчун…
 - Понимаю, бывает и такое. Но я подскажу тебе, с кем можно поговорить. Уж чего-чего, а почесать языком этот любитель сальных анекдотов всегда рад.
 - Вольдемар? – Агата снова рассмеялась.
 - Он самый. Между прочим, несмотря на его шуточки ниже пояса, он очень стесняется попросить твоей аудиенции. Вполне возможно, что его Кузьма настращал, чтобы он свой язык в сторону твоих ушей не протягивал, иначе он его просто поколотит. Помимо этого, он лично мне поклялся, что сможет себя в руках держать при разговоре с тобой. А уж коли он мне поклялся, считай, слово сдержит.
 - Тогда я, пожалуй, пойду к нему на беседу.
 - Окажи любезность. Только он дымит хуже, чем паровоз, к тому же, постоянно, поэтому ты с ним построже. На твою беду сейчас зима, на улице долго не простоишь, в общем, придумай что-нибудь. Уверен, он тебя послушается.
 - Спасибо, Константин Борисович. Сейчас пообедаю и сразу к Вольдемару направлюсь.
Рассказывать про гастрономические чревоугодия наших друзей в очередной раз просто нет смысла, поэтому спустя полчаса Агата вышла из гостиницы на морозный вечерний воздух и направилась к дому Озерова.
Судя по шуму, доносящемуся из избы, у Вольдемара были гости. Исходя из того, что рассказывал дочери Влад, у Водяного до женитьбы частенько в гостях бывали местные ведьмочки. Одним словом, когда-то давно он вёл весьма разгульный образ жизни, но в городе поутих, и впредь за ним, можно сказать, не водилось никаких непотребств.
Словно в подтверждение слов Влада распахнулась входная дверь, и из неё выпорхнули две девицы, в одной из которых Агата узнала его супругу-русалку Марину. Вторая же, не иначе как ведьма, оказалась размалёвана и разодета даже в зимнее время настолько вульгарно, что фраза «женщина фривольного поведения» сама попросилась на язык. Но как говорила себе в таких случаях Агата – чужая личная жизнь её не касается.
Вольдемар выглянул на крыльцо в одной суконной рубахе и заулыбался.
 - Ба, кого я вижу! Многоуважаемая Агата Владиславовна пожаловала в гости! – Он хорохорился, но в его глазах девушка прочла что-то похожее на стыд. – Проходите-проходите! Прошу прощения, у меня тут накурено сильно. Я было собрался в предбаннике уже топор повесить, но в аккурат к твоему появлению комната успела проветриться. – И он захохотал. – Жёнушка моя с подругой прошвырнуться вышли, так что нашей аудиенции никто не помешает.
Внешностью Вольдемар очень сильно напоминал Бориса Хмельницкого, Павла Смеяна, Никиту Джигурду и Игоря Талькова вместе взятых, но словно получил от каждого по чуть-чуть: чисто славянская красота – густая борода, пронзительный взгляд, с той лишь разницей, что он был почти абсолютно седой. И при определённом освещении цвет седины его волос имел какой-то зеленовато-синий оттенок – такой цвет иногда имеет вода в разное время суток.
Сугубо женским взглядом Агата понимала, что Вольдемар красив и дьявольски притягателен, и было неудивительно, что противоположный пол вешался ему на шею с необыкновенной лёгкостью. Опять же, со слов Жихарько, который предупредил молодую девушку насчёт чар Водяного. Впрочем, касаемо этого она была совершенно спокойна – она знала, какой избранник ей нужен, и Вольдемар в их число явно не вписывался.
В комнате и вправду было накурено, но дым рассеивался быстро, так как Озеров открыл форточки на окнах. Опять же, запах этот был весьма приятен несмотря на то, что он был жутко вреден: со слов Кузьмы им таки удалось приблизить выращиваемый сорт табака к крепости и аромату тех папирос, что иногда курил её отец, хоть и не полностью. Поэтому ожидаемое «амбре» отвратного табачного перегара, которое оседало на одежде и на стенах, себя не оправдало и оказалось вполне терпимым.
Не спрашивая Агату, Вольдемар налил ей крепкого чая, тем самым располагая к предстоящей беседе, и усадил за стол.  Выждав минутную паузу, он поинтересовался, не желает ли Агата отобедать, но получив вежливый отказ, разлёгся на диване, свернув очередную самокрутку. Но закуривать он не стал, хотя девушка видела, что ему не терпится пустить в себя очередную дозу никотина.
«Нервничает… Видимо нечасто ему приходилось в жизни обнажать душу… Если вообще хоть раз приходилось…» И она решила подтолкнуть его к разговору.
 - Вольдемар Михайлович, если вам хочется курить, то я потерплю. В конце концов, вы же у себя дома…
Он отмахнулся.
 - Негоже тебе свои молодые лёгкие травить, потерплю сколько смогу. Ежели совсем невмоготу будет, можно и в печь открытую дым выпускать, тяга хорошая, лучше даже, чем в окно. – Вольдемар замолчал. – Чудно как-то выходит… Обычно меня не заткнёшь, коли баба… ну то есть женщина рядом… а тут я что-то малость теряюсь… - Агате показалось, что он даже слегка покраснел. – Ну да чёрт с ним! Как говорится, сам на разговор напросился! – Он всё-таки закурил самокрутку, пересел с дивана на стул. Рукавицей открыл заслонку у печи, сделал несколько больших затяжек, выдохнул, наблюдая за тем, как дым устремляется в горнило, и заговорил.

2. Вольдемар

Я вообще не любитель таких задушевных бесед. Как говорится, чужая душа – потёмки. Только Черновецкий, как глава города и старший над всеми нами имеет право и обязан знать всё и вся о каждом безоговорочно – таковым всегда было его условие нашего проживания здесь. Ну а уж коли папанька твой заварил всё эту кутерьму с нашими историями, то видимо пришла пора и мне поделиться.
Мы с Кузьмой ещё долго вспоминали, как его полуобмороженного волокли в баню, когда он время прибытия паровоза перепутал. Жихарько тогда переживал очень, а я ему сразу сказал – с такой бабой… извините… с такой женщиной как Алиса, ничего ему не будет: оттает как миленький, и ещё долго полыхать будет, когда она в нём огонь зажжёт… Ну да что я всё о не о том, вправду видать нервишки шалят…
Честно признаться, светлых моментов в моей жизни было крайне немного. Особенно с учётом того, кем я являюсь на самом деле. А всё потому, что мне дольше всего приходилось скрываться от людей до тех пор, пока я не повстречался с Кощеем.
Не скажу, что я сознательно не шёл на контакт, просто не видел смысла придерживаться всей сказочной братии: все мы разные, и путь-дорожка у каждого своя. А уж если вспомнить сколько нехороших дел я творил столько лет… Я мог бы тебе с точностью до одного назвать всех утопленников, которые по моей прихоти на дне оказались. И только единицы из них реально смерти заслуживали, остальные либо по глупости тонули, либо сами топились, либо я им помогал. Да если посмотреть на всех наших персонажей, то очень малый процент здесь находящихся делал добрые дела или предотвращал злые. Скажешь, поумнели с годами? Да как бы не так! Сами перестали зло творить потому, что люди его стали делать столько, что даже нам страшно стало… Вот мы и «переквалифицировались», хотя многие привычки, само собой остались – я вот, например, не могу избавиться от страсти по женщинам…
Я может и дальше творил бы всякие нехорошие дела, позволяя невинным людям тонуть, или бы сам на дно утягивал: я в своё время по всем нашим рекам прогулялся, ни одну не обошёл. Ибо на роду написано Водяным быть. Но остановился я после того, как небезызвестный тебе СССР начал свой триумфальный и затяжной распад, знаменуя своё падение чередой катастроф, которые уносили с собой тысячи жизней из года в год. Лично для меня всё началось в июне 1983-го года.
Я тогда на Волге промышлял знатно, самому топить кого-либо уже давно надоело, поэтому я просто наблюдал за отдыхающими на пляже из воды около берега, мало ли кто перепьёт и разгорячённый охладиться полезет, вот тут его «кондратий» и обнимет в виде сердечного приступа. Однако, чего-чего, а детишек я всегда спасать старался, если какая мамаша нерадивая не углядит порой. Ну или сами по глупости одни купаться полезут, на свой страх и риск.
Лето тогда только начиналось, но народ уже купался вовсю. И вот, наступило то самое воскресение, день катастрофы, которая случилась с теплоходом «Александр Суворов» – 5 июня 1983-го года.
Она произошла на моих глазах, так как я хоть и держался от теплоходов в относительной близости, но не настолько, чтобы меня случайно засосало под гребные винты. Хоть я и не бессмертный как Кощей и мне ещё очень много веков отпущено, но добровольно идти «в гости» к Серафиме как-то никогда не хотелось.
Вот и в этот раз, уже под вечер, я увидел очередной неспешно плывущий по воде теплоход с красивым названием на борту. А ведь я помню реки, когда по ним только лодки плавали, затем пароходы появились, почти полтора века назад. Ох и навидался я их за всё это время… И честно сказать, очень устал от всех барж, танкеров и прочих плавучих средств, что власть Советов успела нагородить за всё своё существование. Поэтому я проводил судно мимолётным взглядом, и уже готовился было отплыть куда-нибудь дальше, когда почувствовал, что происходит что-то не то.
Этим «чем-то» было то, что теплоход уверенно следовал под длинный и красивый Ульяновский, бывший Императорский, мост, да только не в тот судоходный пролёт, под которым всё время ранее проходили плавсредства. Причём это никто не попытался предотвратить, так как вплоть до столкновения теплоход даже не снизил скорость. Уверен, что ты подробнее почитаешь об этой катастрофе в этом вашем «интернете».
В итоге судно на полном ходу снесло себе верхнюю, четвёртую палубу, где находилась танцплощадка и кинозал. Я своими глазами видел сквозь грохот и скрежет сминаемого металла и бьющегося стекла, как теплоходу словно ножом срезало верхушку. Сквозь эти кошмарные звуки я слышал крики и вопли гибнущих людей, которые оказались в смертельной ловушке в момент столкновения, видел фрагменты тел, падающих за борт, после того, как теплоход полностью остановился. В воду прыгали и живые, кто мог и пытался спастись.
И именно тогда я внезапно для себя впервые поплыл людям на помощь. В воде я сделать мог не так много, а вот по мосту в момент столкновения проходил грузовой поезд, и в результате удара несколько вагонов сошли с рельсов, и их содержимое частично опрокинулось на теплоход. Самое страшное то, что прямо над остановившимся судном повисла цистерна с чем-то горючим, грозя обрушиться на палубу. Вот эту цистерну я и удерживал, сколько смог, благо силушка-то у меня нечеловеческая. Я её даже немного назад продёрнул, и, убедившись, что она не упадёт, быстро скрылся из вида, дабы посторонние меня не увидели.
Людей тогда много погибло, почти двести душ, и всё по халатности и глупости человеческой. Случилось это всё под ночь уже, а наутро я как раз на погибших-то ещё раз насмотрелся, когда тела из реки вылавливали, и сказал себе всё, хватит. Надо за голову браться, а то род людской нас проклянёт и забудет, и тогда не станет нас. Эгоизм, скажешь? В какой-то степени да, но с того самого дня я ни одной живой душе не помог утонуть, наоборот вообще всех, кого мог, спасал.
Не знаю почему именно эта трагедия перевернула моё мировоззрение. Но та, которая произошла три года спустя, оказалась ещё страшнее.
После того, что случилось в Чернобыле в апреле 1986-го, мне казалось, что ещё более жутких катастроф не случится. А ведь впереди была кошмарная трагедия в Уфе в 89-м, но до неё лично для меня самым чёрным днём стало 31 августа 1986-го года.
Я тогда по сложившемуся для себя обычаю на Чёрном море развлекался. В то время мы, то есть сказочные персонажи, уже постепенно выходили в люди в человеческом облике, и я решил, что мне в самый раз будет приезжих дамочек на пляжах цеплять. Вижу, что поморщилась, но ты учти, семейных я никогда не трогал – они мне, конечно, пытались лапшу на уши вешать, что мол, одни, ни мужа, ни детей. Но мы же не люди, мы всю ложь насквозь видим, поэтому подобных любительниц сходить налево я отметал. То ли дело молоденькие да свободные, сколько их мне повстречалось… Ну да ладно, отвлекаюсь…
Как раз, помню весь ажиотаж в преддверии «бархатного сезона»: народ постепенно подтягивался со всего «союза», кто «по блату» в хорошие номера приличных гостиниц, кто «дикарём» абы как и абы где, лишь бы море под боком было. Моя задача была лишь прилично выглядеть и иметь хорошие манеры, и весь женский пол делал за меня всё остальное: поили, кормили, и в постель укладывали…
Так вот, я тогда уже вдоволь нагулялся и наразвлекался, и решил, что пора бы мне куда-нибудь на восток двигать. Дела подобные я обычно под ночь совершаю, мне свидетели ни к чему, а то подумают, что я весь из себя такой молодой да красивый и вдруг на ночь глядя на пляж, не иначе как топиться от неразделённой любви. Вот и угораздило меня в Цемесской бухте оказаться.
При мне только-только очередной теплоход с туристами отчалил, «Адмирал Нахимов» он назывался, ну и я минут через 20 за ним следом не спеша выплыл. Настроение было великолепное, я плыл в стороне от судна, когда заприметил вдалеке встречное. В тот момент они были где-то на версту друг от друга, беды ничего не предвещало, я не одну сотню раз видел, как расходятся суда на маршруте и был уверен, что ничего не случится.
Однако около одиннадцати вечера для меня стало ясно, что второй корабль, сухогруз, не разойдётся с теплоходом, произойдёт столкновение. Я несколько раз оглушительно крикнул из воды, но привлекать к себе излишнее внимание было нельзя: до Новороссийского порта больше десяти километров, кругом сплошная вода, поэтому меня могли принять за человека, который случайно выпал с теплохода и зовёт на помощь. Как бы то ни было, предотвратить беду у меня не вышло.
Я уже понимал, что жертв будет много, когда сухогруз протаранил теплоход, который проплыл по инерции ещё почти километр, после чего «Адмирал Нахимов» стал медленно крениться на правый борт и примерно в половину двенадцатого затонул.
Я не хочу приписывать себе количество жизней, гибель которых мне удалось предотвратить, потому что спасти не смогли больше четырёхсот человек. До того, как теплоход полностью оказался на дне, я вламывался в каюты, спасая запертых там детей, но всё равно очень многим помочь уже было нельзя… Возможно здесь сыграла боязнь быть обнаруженным, хотя я не думал об этом в тот момент. Во всяком случае, если бы это и случилось, то я смог бы улизнуть без особых проблем.
Самое страшное из того, что я знаю, это то, что теплоход так и лежит сейчас там, на глубине около 50 метров. И больше 60-ти погибших так и не смогли поднять со дна на поверхность. Я периодически навещаю их, игрушки и одежду детскую с собой беру и на глубине оставляю, в память, ибо деток там много потонуло…
После этого ужаса я к глубокой воде почти год не приближался, плавал если только вдоль берега, не в радость мне стала моя родная стихия. А тут и Кощей мне попался, точнее, если быть правильным, он меня «выловил» в Рязанской области, на родине Сергея Есенина.
Между прочим, и там не обошлось без «приключений» на воде. Благо, в тот раз мне удалось именно предотвратить беду, нежели помогать ликвидировать последствия. По правде сказать, именно за эту мою заслугу Черновецкий и позвал меня в город.
Мне поначалу тут не нравилось, молодых да свободных девок мало, водоёмов нет, только болота кругом, но со временем привык, тем более что папаня твой вскоре русалку мне сосватал, а совсем недавно и река появилась. Так что теперь мне вообще грех жаловаться.
Так вот. То, из-за чего Кощей меня буквально затащил в город, случилось как раз на Оке, недалеко от Рязанского порта, ныне, увы, заброшенного.
Как назло, все эти инциденты почему-то происходили под вечер. Но в данном случае беду, которую я предотвратил, люди организовали намеренно.
В те «весёлые» времена конца 90-х передел уже заметно поутих, но ещё не полностью. Моё присутствие в Рязани как раз совпало с тем, как местные бандюганы делили грузовой порт. Стрельба и поножовщина в открытую повсеместно почти полностью прекратились, а это означало, что «братки» перешли на тихую войну.
Поскольку я, скажем так, «ошивался» постоянно около воды, то меня заинтересовал внезапно начавшийся ажиотаж. Мне удалось подслушать много интересного, благо все мы, сказочные персонажи, можем двигаться бесшумно, и практически сливаться с окружающей средой. И услышал я, что в ночь на 30 июня, год тогда вроде был 1999-ый, этими отморозками было принято решение выпустить из Борковского затона в большую Оку баржу с металлоломом, по сути, в вольное плаванье. Нетрудно догадаться, чем грозило подобное действие: неуправляемое судно могло запросто врезаться в любое другое, находящееся рядом на маршруте. И никого не волновало, сколько при этом может пострадать или погибнуть людей.
Что, кто и кому пытался доказать в данной ситуации – непонятно. Вероятнее всего, прямая угроза руководству порта: ведь случись чего, начальству отвечать головой. Видимо начальник оказался человеком честным и несговорчивым, и за него решили взяться всерьёз. Такую несправедливость я не хотел допускать и поэтому решил помочь.
Конечно, можно было пооткручивать головы этим молодчикам и утопить где-нибудь неподалёку – для меня это было раз плюнуть. Но для начала я хотел попытаться решить этот вопрос бескровно.
Первым делом надо было придумать, как удержать баржу в пределах затона. Физически я бы её скорее всего остановил, но не мог же я вечно вот так с ней в обнимку в воде торчать. Поэтому надо было чем-то её зафиксировать.
Идей на ум приходило множество, вплоть до её затопления, но тогда надо было чем-то пробивать дно и борта, а грохот посреди ночи явно не вписывался в мой план оставаться незамеченным. В итоге я остановился на самом бесшумном варианте: в порту было несколько кранов для разгрузочно-погрузочных работ, в том числе один нерабочий. Вот именно с него я и начал. За пару ночей до того, как баржу хотели отпустить на все четыре стороны в свободную воду, я разобрал и размотал крановые тросы. Их толщина несколько смущала, но всё же это было лучше, чем ничего. Я буквально связал их в один длинный трос, и почти до самого рассвета искал место, куда его можно привязать на берегу. Благо рядом с портом в то время было мало жилых строений, и на моё счастье около грузовой станции неподалёку стоял состав из трёх вагонов также нагруженный металлоломом.
Состав был без локомотива, что было не совсем здорово: тепловоз мог неплохо добавить в весе, но что было, то было. Первым делом я протянул через оборотный тупик свободный конец троса и в несколько витков обмотал его за прицепное устройство ближайшего ко мне вагона. Для меня это было всё равно что шнурки завязывать, я не прикладывал никаких усилий.
После этого остатки троса я спустил в воду в самом незаметном месте, следом спустился сам и стал ждать следующей ночи.
Моя задача сводилась к тому, что как только баржу отправят восвояси из порта, необходимо было быстро найти непосредственно на ней что-нибудь, за что можно зацепить трос, после чего возвращаться в воду и постепенно его стравливать – просто оставить его как есть нельзя, от резкого натяжения в момент выхода на всю длину он бы просто оборвался в любом месте.
Поэтому, как только поздней ночью я услышал негромкие голоса и перебранку на палубе той самой баржи, то понял, что спектакль вот-вот начнётся.
Возня продолжалась почти два часа, уже полностью стемнело, но я видел всё также чётко и ясно как днём. Оказалось, что даже якорь был снят, чтобы не было абсолютноникаких шансов остановить баржу. Но они не учли моё присутствие.
Когда баржу оттащили от причала и направили на выход из затона, я понял, что пора действовать. Само собой, на ней никого не оказалось. Я подождал, когда буксир сдаст назад, и только после этого поплыл вслед.
Я взобрался по борту с куском троса в одной руке и убедился в отсутствии посторонних на самой барже. Она шла очень медленно, но и трос был не бесконечным, поэтому я всю оставшуюся длину намотал на то место, куда прежде наматывалась якорная цепь, и завязал «бантик», как на своих кроссовках. Теперь такой узел можно было разрезать только автогеном.
После этого я спрыгнул в воду, собрал остатки троса вокруг себя и начал его стравливать руками, попутно затормаживая баржу. Мне пришлось приложить всю свою силу, чтобы максимально сбавить ход этой посудины, и это было весьма нелегко.
Но в конце концов у меня всё получилось. Я аккуратно позволил тросу натянуться, затем отправился проверить что с вагонами. Они сдвинулись примерно метров на 5-7, но, когда я полностью отпустил трос, и баржа замерла посреди затона, я понял, что вагоны с места больше не сдвинутся. До выхода в Оку оставалось около ста метров.
Самое сложно было позади, и теперь я ожидал гостей, которые наверняка обнаружили, что их затее кто-то помешал. Как ни странно, на проверку послали только одного бойца, которому я просто одним ударом руки сломал шею и бросил тело возле подъездных путей в порт.
Через полчаса я услышал, как отъезжают автомобили: видимо «гоп-компания» решила делать ноги, так как затея не выгорела. На удивление, обошлось без стрельбы. Но перед тем как я решил тоже двигать куда-нибудь подальше, я увидел, как вспыхнул огонь в здании руководства порта – напоследок эти сволочи всё же решили хоть как-то отомстить за свою неудачу.
К счастью, обошлось без жертв: того урода, которому я сломал шею, даже не будем брать в расчёт. Как потом возвращали баржу назад, я не знаю, но я думаю, что в сравнении с пожаром это было меньшее из бед.
Именно после этого случая спустя примерно месяц я и оказался в городе. Как ты уже, наверное, убедилась, мы все стараемся сделать здесь хоть что-то хорошее. Не скажу, что я стал весь из себя положительный – Кощей меня одёргивает периодически, если я начинаю лишку себе своим длинным языком позволять. Кстати, после того как появилась река, я теперь вместе с супругой отвечаю за неё лично – в первую очередь за чистоту и безопасность купающихся; во вторую – за разведение рыб, раков и даже крабов, и, как следствие, за правильную и нормально организованную рыбалку, правда желающих не так много – люди здесь, как ты понимаешь, время впустую не тратят. Так что милости просим с наступлением лета на пляж!

3. Широка река.

Агата была немало удивлена историей Водяного. Но как бы то ни было, только одна история очень сильно её впечатлила – то, что случилось с Машей Тихоновой.
Впрочем, Алису тоже долгое время поражало то, что удалось пережить этой девушке, которая навсегда осталась молодой и бессмертной. Влад одно время даже подшучивал над Черновецким, чтобы он повнимательнее присмотрелся к Марии – два сапога пара. Кощей только сверкал глазами, но ничего не говорил. Тем не менее, это не означало, что он об этом не думал, или даже то, что это ему не льстило.
После зимних каникул Агата вновь вернулась к учёбе. Второй семестр проходил уже более спокойно, поэтому она практически полностью сосредоточилась на рассказе Вольдемара – ей безумно хотелось нарисовать максимально детально все его приключения, пока они свежи в памяти. Само собой, она рассказала историю Водяного родителям, чтобы Влад мог продолжить написание книги, которая, кстати говоря, постепенно перерастала в третий том.
Она иногда вспоминала, как находилась под впечатлением от общения с настоящим Дедом Морозом, и в один из дней к ней пришла очень любопытная идея. Разумеется, сначала она поделилась ею с матерью и отцом, потом, по нарастающей, с Кузьмой и с Кощеем.
А суть её состояла вот в чём: поскольку в городе «N» паровоз Тугарина в течение года по большей части стоит на Каракозовском вокзале, Агата предложила под Новый год сделать из него поезд Деда Мороза. Только изменив маршрут, чтобы не пересекаться с уже существующим составом, который путешествует по городам России. И, само собой, только лишь Россией он ограничиваться не будет: Украина, Беларусь и ещё много стран бывшего советского союза. И опять же, поезд этот должен быть не просто визуальным развлечением, поскольку в его маршрут помимо просто путешествий по городам должно входить обязательное посещение детских домов, хосписов и приютов для детей-инвалидов. Тугарин одобрил сразу, как и человек-альбинос. В общем одобрили все, но Кощей напомнил только, что в правилах города запрещается продлевать жизнь вопреки природе. Любую, чтобы с ней не случалось. Это было жестоко, но Агата понимала, что в любом случае всем помочь они будут просто не в силах, но вам прекрасно известно, как позитивные, положительные эмоции помогают бороться с любой тяжёлой болезнью, а если чудеса, которые будут демонстрировать наши сказочные герои, будут самими настоящими, а не обыкновенными фокусами, то это и будет самым верным путём на излечение.
Для сказочных героев не существовало ничего невозможного, поэтому общим советом приняли решение найти ещё один купейный вагон, и на исходе декабря раскрашивать поезд в цвета зимы: зелёный – цвет новогодней ёлки, синий – цвет зимнего неба, и, конечно же, белый – цвет снега. На такой случай Черновецкий разрешил даже немного поколдовать, чтобы цвета получались насыщенными, и не боялись перепадов температур и сильных сибирских холодов. Новогодние игрушки собирали во всего города, и количество их можно было исчислять едва ли не сотнями – так сильно люди любили этот праздник, а когда узнали, на какое благое дело пойдут игрушки, то без лишних разговоров передали их Тугарину. Впрочем, он заверил, что всё вернётся в целости и сохранности, а уж чего-чего, а своё слово сказочные герои держать умеют. 
Почти всё лето Агата провела в городе, купалась и загорала на пляже, каталась на Чуде-Юде и несмотря на то, что прекрасно знала, насколько удивительна её жизнь, периодически задавалась вопросом – неужели это не сон? И каждый раз утвердительно кивала и улыбалась: нет, не сон.
Однажды она спросила Жихарько, как называется река, и к её удивлению он только пожал плечами.
 - Сударыня, для нас это просто водоём. Поскольку мы её исключительно для нашего дорогого друга создали. Так что это играет отнюдь не главное значение…
 - Кузьма Дмитриевич, а могу я ей сама название придумать?
 - Об чём речь, голубушка! Уверен, что и Кощеюшка возражать не станет! Есть какие-нибудь мысли?
 - Пока только желание её назвать, но уверена я что-нибудь придумаю. – Девушка улыбнулась.
Жихарько радостно кивнул.
 - Значит имечку быть!
Сказать-то Агата сказала, да после призадумалась: непростое это дело, целой реке дать название. И поскольку она лично сама проявила инициативу, то решила даже у родителей не просить помощи.
Однако, долго мучиться ей не пришлось. Пару дней она бродила вдоль берега в размышлениях, когда внезапно её осенило.
 - Самым правильным будет ассоциировать её с именем города… А город наш зовётся «N»… Можно попробовать… Город-«енка»? – Сама того не замечая, Агата заговорила вслух. После чего обвела взглядом перед собой водное пространство. – Нет, как-то несолидно, мелковато… Вроде бы созвучно, но… А что если «Городня»? Да! Почему бы и нет! – и она поспешила домой.
Влад был немало удивлён такому названию, а всё потому что во времена его детства, там, где он жил, в небольшом селе была речка, которая примерно так и называлась – Городёнка. И, само собой, такое сходство не могло не радовать. Алиса была в восторге, отметив то, насколько близко переплетаются эти два мира.
Кстати сказать, после болезни она, как и обещала, начала отращивать волосы, и пока дело шло постепенно. К своему неудовольствию Алиса обнаружила несколько седых прядей, мало заметных, но этого было достаточно, чтобы она полдня ходила надувшись, как мышь на крупу. Впрочем, в отсутствие Агаты этот вопрос был легко улажен самым приятным способом.
Черновецкий отнёсся к названию реки весьма благосклонно. Он в очередной раз про себя отметил, насколько Агата может тонко чувствовать подобные вещи. Но это в какой-то степени было объяснимо: как-никак Агата была ребёнком обычного человека и сказочного существа. И такое переплетение всегда означало, что ребёнок такой будет весьма неординарной личностью. Теперь оставалось рассказать об этом Алисе и Владу, но время для этого ещё не наступило. И хотя Агата умела хранить секреты, подобная тайна для неё оказалась весьма непростой. Но если она давала слово, то всегда его держала, а, значит, выполнит своё обещание и в этот раз.
Табличку с надписью «р. Городня» по всем правилам установили у железнодорожного полотна перед самым заездом паровоза на мост. Её сделали местные умельцы с помощью Добрынина. Не обошлось, конечно, без волшебства, совсем немного – при изготовлении постарались соблюсти и то, чтобы она светилась ночами, но не искусственным фосфорно-химическим светом, а подсвечивалась настоящим живым огнём: Тугарин и Кощей создали свечу, которая никогда не сгорит до конца, и не потухнет ни от какого ветра. Уже позже, серыми осенними вечерами, Агата иногда приходила смотреть на эту табличку, чтобы зафиксировать её в памяти и впоследствии нарисовать.
Но пока ещё было жаркое сибирское лето. Агата практически не прерывала свою практику по созданию зарисовок и маленьких картин, однако делала она это не постоянно: иногда чем могла помогала и Жихарько, и Костомаровой и всем остальным понемногу. По сути, её помощь была не нужна, но ей было свойственно желание, стремление, быть нужной, быть полезной. И дело было даже не в воспитании, к подобным мыслям она пришла самостоятельно, так как только на доброте и взаимопомощи и держится мир.
В один из таких «дней рисования» к Агате подошёл Роман Сергеевич, он же Соловей-Разбойник со своей супругой, Еленой Прекрасной. Девушка предложил сделать их совместный карандашный набросок, но Роман покачал головой.
 - Как-нибудь в другой раз. Мне бы с тобой с глазу на глаз переговорить…
Агата увидела, как недобро сверкнули глаза Елены, но никак на это не отреагировала.
 - Лена, сходи прогуляйся до дома, ребёнок там один заскучает. Я постараюсь недолго.
Дочери Кощея очень не хотелось оставлять своего супруга наедине с другой женщиной, но Соловьёв ТАК на неё посмотрел, что она поспешила отправиться в город, даже ни разу не обернувшись.
 - Ревнивая слишком, а как сына родила, так вообще, сплошные подозрения. Впрочем, безосновательные.
Агата только сейчас отметила про себя невольно, что Роман является почти полной копией американского актёра Эрролла Флинна с небольшой «примесью» Кларка Гейбла: тонкие усики, уложенные назад волосы по голливудской моде 40-х, костюм-тройка и непременный атрибут тех лет шляпа-федора. Однако, ростом он не блистал, хотя «комплексом Наполеона» не страдал абсолютно – амбиции как чужие, так и свои собственные для него не существовали в принципе.
Поскольку он был местным «брадобреем», то уже за много лет составил о себе весьма приличную славу – он всегда идеально выглядел, имел соответствующие внешности и одежде манеры, и поэтому впечатление производил самое благоприятное.
Но сегодня Агата поняла, что Роман хочет поговорить о своём прошлом, и памятуя о том, что он как никак Соловей-Разбойник, она понимала, что ей, скорее всего, предстоит услышать не совсем хорошие вещи.
 - Знаю, о чём подумала. – Он усмехнулся. – Это нормально. Между прочим, Вольдемар меня подбил: иди, мол, сделай доброе дело. – Агата кивнула. – Хотя не думаю, что его история сильно пришлась тебе по душе. Однако, судить не мне. Что касается меня, то для начала предлагаю взглянуть на это.
Пиджак от костюма висел у Романа на руке. Он попросил Агату подержать его на минуту, а сам закатал рукав рубашки на левой руке. Девушка удивлённо подняла брови – обычное предплечье, ничего удивительного. Соловьёв хмыкнул и правой рукой провёл по коже. И Агата ахнула: предплечье от кисти до локтя было сплошь одна большая татуировка. Даже на пальцах было изображено какое-то подобие перстней с замысловатым рисунком.
 - Я мог бы распахнуть рубашку, дабы продемонстрировать купола на спине и на груди, но не будем выходить за рамки приличия. Тем более, что просто так всю эту «красоту» никому не видно. Если быть точным, то я её всю давно вывел, а «проявку» показываю только в очень редких случаях.
 - То есть, вы… Вот уже не думала…
 - Уверен, что с подобными мне ты точно не сталкивалась, если только твой отец, однажды и уже очень давно. Здесь вся эта «мишура» не имеет никакого значения. – Он помолчал. – Да и там, в вашем мире, по сути, тоже, если копать глубоко. Я, милочка, «вор в законе», меня в своё время «короновать» успели. – Соловьёв постелил пиджак на траву, спокойно на него уселся и закурил. К своему удивлению Агата увидела у него пачку настоящих сигарет, не «самокрутку», папиросу или «козью ножку», а самую настоящую пачку «БТ». На её немой вопрос он чиркнул спичкой, прикурил, выпустил дым через нос и заговорил.

4. Роман Сергеевич.

Курение всегда было моей страстью, хотя Вольдемар меня запросто переплюнет количеством выкуренного в сутки. Даже Жихарько перестал с ним свою трубочку «смолить», говорит, что всё желание пропадает, когда рядом вот так почти что за один затяг выкуривают всю самокрутку, а следом ещё пару.
А сигаретам этим лет тридцать, если не больше – я, когда в город пожаловал, упросил Кощея с собой почти целую «фуру» курева забрать. Откуда у меня столько? Я в те лихие годы табачной фабрикой владел. Ну как, владел: во времена передела и беспредела на очередном «сходняке» она за мной осталась. Само собой, в «общак», туда, «наверх», где вся новая власть с начала «девяностых» сидит, определённый процент отчислялся, как само собой разумеющееся.
У меня на роду написано быть таким – как-никак, Соловей-Разбойник. И фамилия моя по правильному, с древности – Рахманов. А та, что сейчас, я взял для простоты понятия и запоминания.
Вот так оно с далёкого детства и потянулось. Я, конечно, старался простых людей не трогать, но вот богатеям во все времена от меня с лихвой доставалось. Между прочим, мы с Добрыниным одно время долго «в штыки» были, друг друга стороной обходили, он тогда и с Кощеем через раз здоровался. Но сейчас мы все не разлей вода.
К слову, я в самом деле могу свистнуть так, что у простого человека сердце встанет. Во времена Киевской Руси неоднократно с богатырями таким образом приходилось бои держать. Их так просто не возьмёшь ничем, но свистом как-то одолевал, правда далеко не всегда.
Так я и жил-разбойничал, что при царском режиме, что во время «советов». Тогда, конечно, с этим сложно было, но когда у тебя в крови, скажем так, «антисоциальный» образ жизни, особенно, если это напрямую законности касается, то различные тёмные делишки мне удавалось проворачивать от самого незначительного проступка в виде мелкой кражи, вплоть до крупной и серьёзной аферы почти у самой верхушки власти.
Само собой, не обходилось и без поимки и «сроков». И, разумеется, без побегов. За тридцать с лишним реальных лет жизни, что я провёл за решёткой, я обзавёлся всеми необходимым связями, дабы со временем как следует «подняться».
Собственно говоря, на излёте моей криминальной карьеры я имел серьёзные деньги и связи: помимо легальной, условно говоря, торговли табачной продукцией, моя, будем называть её ОПГ, занималась ещё и контрабандой дорогих сигар, для особого сорта людей – мне до них «подняться» было сложно, очень долго шанса не было. Но в конце концов случай всё же представился.
По обычаю, каждые полгода наша «команда» ездила на «сходку» среди нам подобных: сколько в этот раз в «общак», кто задерживает, а значит, проценты кому капают. Одним словом, типичные «братковские» дела. Но именно в этот раз мне предложили серьёзно «подняться», да настолько, что ради такого нужно дело капитальное провернуть. А на такие дела указ шёл только с самого «верха», там, где звёзды рубиновые на башнях ночами горят красиво…
Ну так вот. Если ты хоть как-то представляешь себе времена 1990-х, тогда не очень сильно удивишься. Отец тебе наверняка рассказывал про взрывы домов в Москве в то время, его родные там погибли. А ведь на самом деле, жертв могло быть и больше, да только я всему этому помешал.
Точнее, взрывы были, в Московской области, но про них по телевизору сообщать просто-напросто запретили, так как там не было человеческих жертв. Звучит очень парадоксально, но власть вообще штука абсурдная, особенно в России. А те самые взрывы в области – моих рук дело.
Попытаюсь тебе объяснить: настоящий «вор в законе» по такому «беспределу» никогда не пойдёт – через смерти невинных людей. Поэтому поначалу я наотрез отказался. Но у тех, что совсем «наверху», никаких «понятий» не существует в принципе: хочешь «подняться» - делай что говорят беспрекословно.
Я, конечно, за свою жизнь долгую немало кровинушки людской пролил, равно как и многие из нас тут живущих персонажей. Поэтому ой как не по душе мне пришлось такое дело. Отказаться было несложно, но я прекрасно понимал, что на такой куш следом позарятся очень и очень многие, отправив на тот свет несколько десятков простых людей даже не моргнув глазом. Поэтому нужно было здесь как-то извернуться. Что я и сделал.
Я дал своё согласие, с просьбой город и дома выбрать самому. Мне дали полную свободу действий с условиями: взорванных домов должно быть не меньше трёх, жертв – сколько угодно.
Насчёт жертв я сразу себе сказал, что этого я смогу избежать без особых проблем – на юге Подмосковья есть небольшой городок рядом со старинным городом Кашира, я в нём как-то бывал наездом несколько раз: там много недостроенных жилых домов в разных частях города, вот на них я и решил остановиться.
Поскольку дело это надо было провернуть исключительно в одиночку, после необходимых приготовлений я взял машину и уехал, оставив свою «бригаду» готовить банкет к очередному «повышению». Знали бы они, чем это всё для них обернётся.
Всё это происходило по осени, темнеть начинало уже рано, поэтому я, благодаря своей силе и ловкости, весьма быстро установил взрывчатку во всех «недостроях» и стал дожидаться полуночи. Перед этим я несколько раз проверил, чтобы никто из посторонних или случайных прохожих не пострадал. Разумеется, 100%-ной уверенности не было, но я сделал всё, что мог.
Когда в 00:04 взрывы прогремели, я лично убедился, что среди обломков не было погибших или заваленных и зажатых. Максимальный ущерб составлял несколько выбитых стёкол в соседних домах, с пару десятков упавших кирпичей на припаркованные рядом автомобили и, в общем, это было всё.
Теперь я прекрасно понимал, что мне надо очень быстро делать ноги: со всех сторон города к местам взрывов уже мчались сирены различных ведомств: «скорая», «милиция», «пожарные». Но и не только поэтому – я не выполнил того, что от меня требовалось, а подобные осечки недопустимы среди бандитской среды. Разговор короткий и быстрый – смерть. Хотя навредить мне физически, как ты понимаешь, очень и очень сложно. Чего не скажешь о моей бригаде: как я позже узнал, всю её вплоть до самых мелких подручных обнаружили в одной из угольных шахт где-то в Тульской области расстрелянной. Впрочем, меня это не сильно обрадовало. Теперь мне очень сильно хотелось покончить со всем этим раз и навсегда, но предварительно было нужно кое-что сделать.
Точнее, дел предстояло сделать два: первое – забрать с собой сколько получится, по максимуму, сигарет со своей фабрики; второе – убрать того майора ФСБ, кто предложил мне это мерзкое дело.
Этого можно было и не совершать, но я буквально кипел яростью от одной мысли о том, что тогда при взрывах домов в Московских «Печатниках» много людей погибло ни за что, просто потому, что в их жизни вмешались чьи-то личные интересы и большая политика.
Деньги для меня значения никогда особого не имели, поэтому искать и караулить меня по местам моих так называемых «заначек» было бесполезно. Тем не менее, фургон сигарет я всё же успел урвать, именно их и разрешил мне Кощей оставить здесь.
Я, стараясь не привлекать внимания, купил через свои каналы, которые ещё работали, списанную «Волгу»-«скорая помощь» - большой универсал, где грузовой отсек был переделан под носилки и необходимое медицинское оборудование. За дополнительную, немалую, сумму удалось добыть сирену и мигалку – я готовил автомобиль для первой и единственной поездки в качестве смертельного оружия.
Я вытряхнул всё, что было из салона «Волги», оставил только водительское сиденье. Окна заклеил изнутри белой бумагой, типа «ватман», чтобы не было видно, что находится в грузовом отсеке. А машину я битком набил под завязку кирпичами: вместо кареты «скорой помощи» этот «универсал» представлял собой смерть на колёсах: если кто-то случайно не уступит дорогу – раскатает как скалкой по дороге. Правда, водитель в этой ситуации тоже не жилец, но в моём случае за это можно было не бояться.
Маршрут своего врага я знал прекрасно. Перед поездкой заправил «Волгу» дорогим 98-м бензином – сделал я это для того, чтобы повысить максимальную мощность двигателя, и, как следствие, максимальную скорость, так как с таким грузом на обычном топливе изношенный мотор мог не разогнать машину даже до «сотни».
Майор ездил не один в машине, правда, без сопровождения – он был уверен в своей неприкосновенности, и от меня в данной ситуации не ждал никакого подвоха, будучи уверенным, что я вовсю «рву когти» подальше от Москвы. Его личной машиной была «Вольво-740» в люксовой версии, и мы постоянно над ним посмеивались – машинп была ему явно не по статусу, но он объяснял это исключительно вопросом выживаемости: «Вольво» в те годы являлась самой безопасной маркой.
Я специально поджидал его за городом, чтобы успеть разогнать машину до её максимума. Зрение у меня тоже не простое, поэтому заприметил я его ещё издалека, и заранее включил сирену и мигалку, чтобы едущие впереди машины не смогли мне помешать. В те времена ПДД ещё соблюдали, и кареты «скорой» пропускали беспрепятственно. Поэтому никаких подозрений на дороге я не вызвал.
Его машина только-только тронулась с перекрёстка, когда я на скорости около «ста», резко перестроился, пересёк двойную сплошную и ударил «Вольво» в лобовую. Перед этим я буквально просочился в окно водительской двери и оказался на крыше, и за секунду до удара грациозно спикировал на асфальт.
Грузоподъёмность «Волги»-31022 порядка четырёхсот килограмм. Вот и считай вдобавок к массе машины около двух тонн, сколько ему «прилетело». Хвалёная безопасность «Вольво» в данном случае не спасла ни его, ни того, кто находился с ним в салоне – удар был такой силы, что две машины, сцепленные воедино, протащило по асфальту ещё метров 50, перед тем как вся эта масса скрежещущего и искорёженного металла полностью остановилась.
Я же, завис в воздухе, останавливая падение, после чего направился понаблюдать за содеянным. Весь моторный отсек «Вольво» оказался вдавлен в то место, где должны были сидеть водитель и пассажир. На дороге я чётко разглядел разброшенные поршни из двигателя, какой именно из машин, неизвестно, да это было и неважно: впереди сидящим мотор просто «выпрыгнул» на колени, полностью превратив их нижние части тел в фарш.
Однако, даже после такого чудовищного удара тот, кого я намеревался убить, оставался жив, правда недолго – я смотрел и видел, как останавливается его сердце, однако не испытывал никакого удовольствия от этого. Я понимал, что всё это – излишняя жестокость, и она совершенно ни к чему, но в те дни я ничего не мог с собой поделать – мне нужно было, чтобы хоть кто-то из этой погани прочувствовал на себе всё то, что они когда-то сотворили и намеревались сделать с невинными людьми. Сам же я буквально через месяц поселился в сказочном городе.
Между прочим, Кощей сам предложил мне насчёт парикмахерской подумать, и я решил, что это весьма неплохая работа. Одно время я интересовался подобными вещами, но всё более для создания собственного стиля, позже я с лёгкостью обучился в кратчайшие сроки и могу сотворить любую причёску, кому угодно и для любого возраста. Хотя в основном люди приходят и просят просто привести голову в порядок, обыденность, одним словом. Но бывают и исключения.
Так что вот тебе моя история о том, как самый настоящий «вор в законе» стал добрым и милым брадобреем. По крайней мере, супруга моя смирилась с моим характером, как и я с её выходками. Но это уже чисто наши личные проблемы, сама знаешь негласное правило города – сор из избы не выносить.



5. Хрум-хрум.

Когда Агата слушала и сохраняла истории сказочных героев, то обычно переносила это относительно спокойно. Но что после встречи с Вольдемаром, что с Романом, она несколько дней ходила без особого настроения – слишком тяжёлыми получились их откровения, хотя она понимала, что это естественно: никто не обещал ей, что всегда всё будет в светлых и позитивных тонах, иногда будет преобладать и негативная составляющая.
Однако её слегка унылое настроение удалось развеять всё тому же Соловью-Разбойнику: он предложил сделать ей стрижку и причёску, но с одним условием – он сам выберет стиль исходя из профиля её лица и цвета волос. Агата, как и любая женщина, весьма придирчиво относилась к своей внешности, поэтому к такому эксперименту поначалу отнеслась весьма скептически. Но посмотрев в глаза Роману, увидела тот самый азарт, который всегда видела в зеркале, когда садилась писать новую картину: для Соловья она была как кусок гранита, чистый холст или пустой лист бумаги, с той лишь разницей, что он чётко видел результат.
Который кстати говоря, оказался сногсшибательным: Роман нашёл для Агаты идеальный стиль – мода 60-х годов прошлого века: локоны до плеч, на самых концах поднимались кверху, а сами волосы держал ободок из эластичной ленты, благо их густота и богатство ей достались от матери.
Когда Влад увидел её с новой причёской, то первыми его словами оказались:
 - Доченька, ты просто вылитая Мишель Мерсье! Как тебе удалось так перевоплотиться?!
 - Это всё Роман Сергеевич с его колдовством ножниц и расчёсок, другой никакой магии не потребовалось.
 - Невероятно… Какая же ты у нас красавица…
 - Папа, ну я же краснею… А где мама?
 - Прилегла, опять зуб болит, в этот раз уже другой, и спала она сегодня плохо.
 - Что-то у неё в последнее время с ними совсем не ладится.
 - С учётом того, что один уже удалили, хотя я просил её к Яге сходит, надулась, как всегда. Может ты с ней поговоришь?
 - Конечно, и откладывать в долгий ящик не буду, - Агата осторожно открыла дверь в спальню и пошла к матери.
Как выяснилось, Алиса уже второй месяц упорно скрывала от всех, что у неё проблемы с зубами. Всё пошло-поехало после её болезни: вроде бы и волосы росли как надо, и всё остальное не вызывало никаких опасений, но с зубами всё было не очень – несмотря на регулярное употребление Алисой витаминов и творога, у неё жутко болели дёсны, и большая часть коренных зубов постепенно начали расшатываться. Влад сильно разозлился, но виду не подал, так как злость – бесполезная эмоция, разрушает мозг и вредит сердцу, как писал Стивен Кинг.
 - Значит, дорогая моя молчунья, завтра же идём к Костомаровой. И только попробуй мне возразить, на пару свяжем тебя и силком отнесём. – Алиса сидела хмурая, и Влад поцеловал её в щёку. – Пойдём пока что по магазинам пройдёмся, тебе надо хоть немного отвлечься…
В итоге, когда они все вместе оказались у Яги, она молчаливо выслушала Алису, походила немного в задумчивости по комнате, после чего заговорила:
 - С зубами оно дело всегда непростое. И удивляться тут нечему, немного я знаю простых смертных, кто до глубокой старости смог свои зубы сохранить. Но ты у нас… - Яга быстро осеклась, понимая, что чуть не выдала тайну, которую Агата изо всех сил пытается сохранить, как напутствие от Кощея. – Короче говоря, пустяки всё это… - Костомарова небрежно взмахнула рукой. – Разговор тут вот о чём, красавица: кусало твоё лечить можно, но без особого успеха, лучше сменить всё целиком. Не за раз, конечно, иначе ты есть нормально не сможешь. Я всё на совесть делаю, никакой боли, ничего неприятного.
Алиса непроизвольно поморщилась, на что Яга хмыкнула:
 - А вот и зря боишься! Чтобы твой ротик выглядел великолепно в любом возрасте сейчас тебе остаётся только решить из чего твои новые зубки сделать, и всё – через месяц-полтора уже забудешь о том, что что-то беспокоило. – Костомарова осклабилась. – Можно пойти хоть от стандартного фарфора, которым там у вас сейчас делают, а так можно вообще из чего угодно…
И тут в разговор вступил Влад.
 - Прямо вообще из всего можно?
Яга довольно кивнула.
 - Что ж, кажется я знаю, из чего они будут. – И он хитро подмигнул Алисе.
 - Не поделишься? – Она вся ожила.
 - Только когда Зинаида Яновна подтвердит мою мысль и возможность её реализации. Можно вас на «пошептаться»?
 - Вот уж только на «пошептаться»? – Яга недвусмысленно захлопала глазами.
Агата прыснула.
 - Как же я люблю ваши шутки…
 - А вот солнечноволосая никогда их не разделяла… – Яга хохотнула. – Пошли уже, муженёк, поделишься своими мыслишками.
Когда они вернулись, Влад буквально светился от радости.
 - В общем, Алисушка, будут у тебя зубки не простые, а прямо-таки жемчужные.
Она округлила глаза, мигом забыв про ревность.
 - Из настоящего жемчуга?!
Теперь настала очередь Влада довольно кивнуть.
 - Но где ты его возьмёшь?! Это же страшно дорого…
 - Он уже давно есть у нас. Ты скорее всего просто забыла, я как-то рассказывал, что когда бабушки не стало, в завещании она отписала мне несколько вещей, чтобы я сохранил и передал своей будущей супруге, если встречу её…
 - Постой, ты говоришь о том жемчужном ожерелье?!
 - Именно, хотя у меня изначально на него другие планы были, но скорее всего как всегда всё меняется к лучшему. Ну как, Зинаида Яновна, сможем?
 - Запросто, главное, чтобы супружница твоя была готова. – Яга вновь осклабилась.
Алиса побледнела.
 - Как, вот прямо сейчас?!
 - А чего тянуть-то? Хотя бы начнём, твой муженёк с дочуркой только за жемчугом обернётся, а я пока приготовлю специальную массу, слепки сделаем с твоего ротика, и считай, полдела уже в шляпе. Только пообещай, что не будешь зеленеть от страха и падать в обморок…
Лисафья сверкнула глазами.
 - Ой-ой, всё, замолкаю. – Яга от смеха заколыхалась всем своим массивным телом. – Пошли, рыжая, не люблю попусту время тратить…
Когда Агата с отцом вернулись с ожерельем, Алиса пыталась сохранить самообладание и не поддаться естественному человеческому страху перед зубоврачебным кабинетом. Влад попросил дочь передать Яге ожерелье, а сам остался с женой.
 - Боишься, Лисушка моя?
 - Нет… Да!! Как вспомню детство, все врачи мне тогда казались садистами из концентрационных лагерей. Даже с учётом того, что Зинаида Яновна делает всё так, что я даже не успеваю подумать о страхе… Но сделать слепки – пустяки по сравнению с тем, что будет дальше…
 - Значит, и дальше будет также аккуратно и совсем не больно, ты ведь веришь мне?
Она сжала его руку.
 - Как и всегда.
 - Значит, бояться нечего. А вот и Яга…
С момента начала разговора и до первых действий над зубками Алисы прошло чуть больше часа. Костомарова несла в руках тару, до боли знакомую любому пациенту стоматологической клиники – стальная кювета, в которой лежали только несколько искусственных зубов, и Алиса вся внутренне сжалась, понимая, что прямо сейчас начнётся самый жуткий процесс.
Но она не увидела никаких инструментов в руках Яги, ни рядом на столе, и поэтому подняла брови в немом вопросе.
 - Прежде чем что-то тебе ответить, надобно супруга твоего за дверь выставить, нечего жену лишний раз нервировать, да и меня отвлекать! Давай-ка, Владик, шагом марш! По городу прогуляйся, через полчаса верну твою ненаглядную…
Он пожал плечами, поцеловал Алису и отправился поболтать с Жихарько.
Алиса освободилась примерно минут через сорок. Она вышла от Яги бледная как мел, но на её лице страха не отражалась вовсе, скорее безграничное удивление.
Агата подбежала первая и обняла мать.
 - Мама, как ты?! Очень было больно?
 - Если я вам скажу, что больно не было совсем, вы мне не поверите… Давайте немного пройдёмся и я всё расскажу… Но для начала, доченька, дай я на твои волосы погляжу, со всем этим страхом даже не было времени как следует такую красоту рассмотреть…
Как Яга и сказала, все 32 зуба за раз сделать было бы реально, но решили растянуть на месяц по 8 штук в неделю. После изготовления слепков Костомарова сделала по ним новые жемчужные зубы для Алисы, предварительно удалив из жемчуга все инородные составляющие. Кто не знает, для того, чтобы жемчужина начала образовываться в раковине, туда должна попасть, к примеру, песчинка. И вот с удаления этих самых песчинок из жемчужин процесс и начался. Затем, когда подготовка была завершена, и Яга попросила её открыть рот и замереть, и Алиса мысленно приготовилась к пыткам.
Зинаида где-то с минуту изучала каждый зубик Алисы, после чего произнеся: «А что это у нас тут такое?», хищно улыбнулась, взялась за первый попавшийся зуб пальцами и просто вынула его из десны. Ни боли, ни отвратительного хруста, ничего… Алиса была настолько в шоке, что едва заметила, как на его месте оказался жемчужный, и вновь без каких-либо ощущений. Она и глазом моргнуть не успела, как все восемь новых зубов были, скажем так, «имплантированы».
Яга, посмеиваясь, сообщила, что во время привыкания челюсти болеть будут, этого никак не избежать. Но в остальном всё должно пройти всё также гладко.
В общем, так и вышло: через месяц Алиса сказала, что после каждого сеанса болит, примерно, как приличный синяк или лопнувший сосуд где-нибудь на руке или на ноге, но по сравнению с тем, как всё могло пройти в реальной жизни, это были сущие пустяки.
Когда же зубные приключения, наконец, закончились, и Алиса улыбнулась во все свои новых 32, восхищения из родных и не только сдержать никто не смог: «жемчужная улыбка» выглядела потрясающе, особенно зная то, что это была вовсе не фигура речи. Лисафья с радостью хихикнула о том, что теперь сможет загрызть Влада при случае с ещё большей лёгкостью, чем раньше.
К слову сказать, в процессе стоматологических «махинаций» Яга позволила сотворить с Алисой небольшую шалость, сказав об этом только Черновецкому: даже будучи в самом преклонном возрасте, она может совершенно не беспокоится о цвете своих волос – седина её никогда более не потревожит. Но узнает об этом Алиса только через много-много лет.

6. Чугайстер

К концу лета, когда плавательный сезон постепенно сошёл на нет, и осень всё увереннее давала знать о себе, в городе объявился новый персонаж. Даже сам Кощей, как он однажды вскользь признался, был уверен, что здесь он вряд ли появится. Однако, это всё же случилось. Более того, сам Черновецкий лично привёл его в город.
Случилось это потому, что Михаил Владимирович, он же Чугайстер, лично о помощи попросил. Об этом Кощей рассказал Яге, Тугарину, Жихарько и Агате, когда при очередном её визите в город попросил присоединиться к всеобщей беседе.
 - Кощеюшка, он же ведь наш с Леонидом дальний родственник, поэтому ты правильно сделал, что его к нам сюда переправил! – с гордостью сообщил Жихарько.
 - Ну да! – слегка недовольно заявила Яга. – Насчёт родства я против ничего не имею, но ведь он же солдафон чистой воды! Я сколько себя помню, он всегда в армии, с солдатнёй едва ли не с пелёнок… Поручик Ржевский с его историями и анекдотами на уровне туалетного юмора по сравнению с ним невинный младенец! Так что ты ему «хвоста накрути» как следует, чтобы он тут среди нас и простого народа дедовщину не вздумал разводить, иначе мы его быстренько остудим, да глотку его лужёную, которой он так командовать любит, заткнём крепко-накрепко…
Тугарин по своему немногословному обычаю лишь кивнул в знак согласия.
 - Зиночка, ну ты прямо Мишу как зверя какого-то обрисовала!
 - И ничего я не преувеличиваю! Он даже в своё время имел нахальство волочиться за мной!
 - Тогда это будет исключительно субъективное мнение…
 - Ага, конечно, ты только послушай его! Вольдемар наш, со своими шуточками, тот ещё нахал, но Миша твой…
 - Так, прекратить перепалку! – Кощей только слегка вскинул брови, как все моментально затихли. – Зинаида во многом права, но Кузьма верно сказал – это наша родня, и мы не вправе отказать в помощи.
 - А что у него, собственно, случилось? – спросила Агата
 - Жена от него ушла, так как пил он здорово. Как ни клялся, ни божился, а «завязать» не смог. А женщина хорошая была… Ну, сам виноват, военные – они это дело шибко любят. Он раньше этим не то чтобы сильно страдал, а как один остался, так вообще тормоза потерял. Вреда ему лично, положим, не будет от «беленькой», но у нас тут пьяных никто не терпит: если пьёшь, значит силы воли нет, чтобы бросить, а это прямиком говорит о слабости. А Миша ой как не любит, когда его слабаком называют, прямо с ума от ярости сходит…
 - Такое ощущение, что он как обиженный ребёнок… - в задумчивости произнесла Агата.
 - Ну-ну, только у этого ребёнка вместо соски под рукой всегда «чекушка»! Ладно, правильно Костик говорит – чего перепалку устраивать, надо лекцию ему прочесть и первое время за ним приглядывать. Кузьма, он сейчас у тебя в гостинице обитает?
 - Точно так! Я его в самой дальней комнате поселил по его просьбе, второй день от него почти ни звука. Он только раз поесть попросил, да до вокзала прогулялся и сразу назад. Пошатывало его совсем немного, но перегаром попахивало…
 - Надо думать, он с собой целую сумку горячительного с собой тащил, сама лично видела!
 - Ничего, рано или поздно, он всё это выпьет, а больше ему взять негде будет, так как я строго-настрого сообщу каждому, чтобы оставались глухими к его мольбам. Всем всё ясно?
Слушающие почти синхронно кивнули.
 - Вот и славненько. А теперь, пойдёмте как следует познакомимся с ним.
Михаил Владимирович отсыпался после очередной порции горячительного, которой, кстати говоря, у него оставалось около шести бутылок разного калибра и содержимого. Черновецкий церемониться не стал и вошёл к нему в номер без стука, махнув рукой сопровождающим, чтобы тоже заходили.
Чугайстер даже не шелохнулся, настолько он был накачан алкоголем, а может просто это был показатель здорового крепкого сна и железной нервной системы.
Кощей скептически поглядел на спящего, после чего оглушительно громко хлопнул рукой по столу. Михаил подскочил на кровати и гаркнул:
 - Рота, кто дал команду, прекратить, бл…
Он осёкся, увидев, кто перед ним, моментально принял вертикальное положение, пригладил взъерошившиеся волосы и замолчал.
 - Ну здравствуй, Миша! – Судя по голосу Кузьмы, ему не терпелось обнять свою родню, но запах перегара отбивал всё желание, судя по тому, как Жихарько поморщился.
 - Всё пьёшь, слабачок? – Костомарова ухмылялась. – Так и не отрастил себе силу воли за все эти годы…
 - А ты, я погляжу, всё из себя ц… невинность святую строишь? Помолчала бы лучше, знаю я сколько через тебя мужиков прошло…
 - А представь себе, о скольких тебе неизвестно, м-м-м… - И Яга захохотала.
Чугайстер покраснел от злости.
 - Хорошо, что я с тобой не связался в своё время, ты самая обыкновенная бл…
 - Миша, давай-ка ты без перехода на личности будешь, понятно тебе? – Спокойно сказал Жихарько и холодно улыбнулся. – А то ведь я тебе сам, по-родственному, без посторонней помощи морду набью.
 - Да полно тебе, Кузьма, он же слабак! Мало того, что пить не бросил, водяры с собой привёз, и в пьяном угаре рот разевает! – Яга продолжала веселиться. – Ты Кощею по гроб жизни обязан быть должен за такое терпение, а ты… Слабенько, Миша, слабенько…
Повисла коротка пауза, которую нарушил Черновецкий.
 - Полагаю, ты услышал достаточно в свой адрес. Заставлять тебя браться за ум никто из нас не собирается, ты взрослый здоровый мужик, цацкаться с тобой тут никто не будет. С водкой завяжешь сам, без чьей-либо помощи. Не будь у тебя язык без костей, Зинаида тебя бы вмиг «закодировала», а теперь – обойдёшься. Как только будет три месяца без капли спиртного, и когда Яга мне это подтвердит, поступишь в распоряжение к Добрынину: в городе небольшая дружина есть, кто за порядком следит. Так вот Алексей её распустить подумывал, дабы самому дело это вести. Мы поступим по-другому: подчиняться ты будешь непосредственно ему, сделаем главным городничим, город патрулировать с утра до ночи. Ты у нас человек военный, так что втянешься быстро. Предлагаю только раз, запомни это. В городе осмотрись, стимул у тебя появился, так что давай, без глупостей.
Агата тихо прошептала: «Я всё знаю…», и ей предстал огромного роста бородатый кареглазый великан. Одет он был во всё белое, что-то наподобие длинного балахона до земли. Руки Чугайстера были покрыты шерстью, но она всё же была близка к человеческому волосяному покрову, поэтому ужаса или отвращения не вызывала. Михаил сразу встрепенулся, его опьянение и мутный взгляд как рукой сняло:
 - А ты у нас, значит, из тех, которые всю подноготную видят? – Он усмехнулся. – Я и в Закарпатье был, и в Ивано-Франковской области, и ещё кто знает где, а тебе подобных не видал. Надо же, такая молодуха…
Агата слегка покраснела.
 - Гарна дiвчина! – Костомарова фыркнула, и Михаил усмехнулся. – Уймись уже, годы прошли, или ты мне до скончания веков припоминать будешь? Я, между прочим, тоже могу язык протянуть…
 - Вот и не протягивай, куда не приглашают! – Костомарова захохотала, и пока до Чугайстера не дошёл истинный смысл сказанного, вышла на улицу вместе с Жихарько. Вскоре к ним присоединились Агата и Кощей.
Как и было уже сказано Черновецким, Михаилу дали испытательный срок в три месяца, как только он «завяжет», а уж коли не совладает с собой: «Там посмотрим…» - уходя добавил Кощей и отправился к себе.
 - Дядя Кузя, насколько он вам близкая родня? – спросила Агата.
 - Считай, второй после Леонида Евгеньевича! Мишаня вообще талантлив, прекрасно поёт, а танцует –закачаешься, особенно у костра, да на Ивана Купала – просто песня! У него это с далёкой древности в крови, вот не пил бы, цены б ему не было! Насколько я помню, он ещё во времена Запорожских казаков тесно с характерниками общался!
 - А это кто такие?
 - Можно так сказать: их вообще два типа существует – характерники и мольфары, чёрные и белые маги, соответственно. Если простым языком говорить, то это были обычные люди, которые втайне от всех самостоятельно осваивали тайные колдовские знания, в основном помогая в сражениях казакам. Миша нас с Леонидом долгое время на это подбивал, мол, сильны мы будем, да так, что даже сам Кощей нам не противник станет. Всё это, конечно, интересно, но мы оба не сторонники подобных вещей, нам всегда и так жилось спокойно, а он никогда на месте не сидел, всё его на приключения тянуло – то в армию, то ещё куда… Ладно, будем надеяться, у нас он остепенится.
Первую неделю после приезда в город Михаил вёл себя сдержанно – сказывалось наличие у него оставшихся бутылок с горячительным. После того, как он всё допил, было несколько безуспешных попыток договориться с Жихарько по поводу спиртного, но Кузьма оставался непреклонен.
И в целом, если бы не случайный конфликт, Чугайстер уже был готов полностью принять нормальный образ жизни, но давайте обо всё по порядку.
В поисках чего-нибудь «залить за воротник» Михаил решил наведаться в очередной раз к кому-нибудь из своих сказочных собратьев. В это раз, проходя мимо дома Водяного, он услышал сквозь открытое окно веселый женский смех, и подхватываемые уличным ветром из форточки струйки дыма – у Вольдемара, как вы помните, в доме всегда накурено.
Озеров по обыкновению был рад гостям, но когда Михаил вошёл и увидел Марину, супругу Водяного, то разом обернулся в себя истинного, вытянул руки в сторону русалки и, облизываясь, пошёл на неё, приговаривая:
 - Мавка… Сладкая какая, иди-ка сюда…
Благо Вольдемар сразу понял, что к чему, быстро схватил стоящий у печи ухват на длинной палке, подбежал к Чугайстеру и ловко придавил его ухватом под горло к стене. Михаил в одно мгновение вернулся в человеческий облик, и тихо просипел:
 - Оставить…
 - Только тронь её, я тебя не то что на куски порву… - и только в этот момент Марина закричала и выбежала прочь, следом за ней едва ли не вылетела её подружка. – Успокоился?!
Михаила всего трясло, он обмяк, но Вольдемар продолжал крепко его держать ухватом.
 - Пусти, задушишь…
 - Ничего, не помрёшь! – Внезапно Озеров резко убрал ухват, и Чугайстер хлопнулся на пол. Так он и сидел, пока в дом не влетел Жихарько вместе с Соловьём-Разбойником.
 - Что у вас тут за крики нечеловеческие?!? Марина на всю улицу кричала так, будто её убивали…
 - Так ведь почти так и вышло, - Вольдемар кивнул на Михаила. – Он что, не знал, что здесь русалка живёт?
 - Моя промашка… - промолвил Жихарько задумчиво. – С этой водкой его совсем из головы вылетело сказать, чтобы он к тебе заходить не вздумал… Ну да ладно, Кощей мне, конечно, по шее настучит, но хорошо, что всё вот так обошлось. Миша, ты понял, что сюда ты больше ни ногой?
Чугайстер медленно встал, потёр кадык, который был немного придавлен ухватом, после чего посмотрел на всех воспалёнными глазами и молча вышел.
 - Мне проследить за ним?
 - Думаю, он сейчас не в состоянии на повторные подвиги… Бурно он на Маринку отреагировал, даже я малость струхнул от неожиданности!
 - Хорош он был, а? – Жихарько слегка посмеивался.
 - Хорош! Но сюда пусть лучше не ходит пока что, супруге моей теперь долго этот ужас сниться будет.
 - Это он всё в поисках бутылки по городу бродил, теперь, наверное, и носа из номера не покажет. Веришь, не веришь, а я знаю, что стыдно ему, что с собой не совладал. Вот не пил бы, он такого бы себе точно не позволил.
 - Ладно, Кузьма, теперь уже как есть…
 - Да, пойду поговорю с ним, может полегчает.
Жихарько нашёл Михаила у себя, усевшегося за столом и обхватившего голову руками в полной недвижимости. С минуту стояла тишина, после чего Кузьма заговорил первый:
 - Миша…
 - Кузьма, уйди, прошу тебя… Тошно мне…
 - Знаю, что тошно, поэтому я и пришёл! Тебе же поговорить надо, а ты вместо этого ищешь чем глаза залить…
 - Да от водки я могу отвязаться! Думаешь, не сумею? Да как два пальца! Как мне теперь всем вам в глаза смотреть после сегодняшнего… - Он заплакал. – Уйди, заклинаю, не трожь меня, хотя бы сегодня…
Жихарько понял, что даже разговорами тут сейчас можно только усугубить, поэтому тихо вышел и затворил за собой дверь.
Три дня от него не было ни слуху, ни духу, как говорится. Кузьма только носил ему поесть, в остальное время Михаил сидел в полном одиночестве.
 - Переболевает. – Всё что сказал на это Черновецкий. Кузьме он только выговор сделал, впрочем, понимая, что на 100% всё предусмотреть никогда нельзя.
Ещё через неделю он с покаянной пришёл к Кощею, попросив при этом прийти Вольдемара с женой. Понимая, что в присутствии Черновецкого его супруге ничего не грозит, Озеров согласился, и даже супруга почти не возражала. Когда Водяной и Русалка перешагнули через порог, Михаил опустился перед ними на колени и долго сквозь слёзы просил прощения. Вольдемар такого не ожидал, и даже Марина слезу пустила, на что Кощей, однако, сказал только:
 - С этого дня пошли твои три месяца. Если продержишься, заживёшь как человек, как бы чудно это не звучало. Если хоть в чём-то мне на тебя пожалуются – вылетишь вон. Всё, теперь свободен.


7. Городничий.

Всю эту историю рассказал Агате Жихарько, добавив ещё, что на промывку мозгов Михаилу приехал ещё и Подлесный: они его всячески поддерживали, иногда подкалывали и даже «кедровкой» пытались соблазнить, но Чугайстер оказался молодцом – несмотря на все трудности, он без особого труда продержался оговоренный срок, и Добрынин ему торжественно вручил самую настоящую форму городничего: с той самой царской эпохи, путём пары заклинаний удалось придать ей вид прямо как с ткацкой фабрики – новёхонькой.
И вот с тех пор ходит он по улицам с раннего утра и до поздней ночи, с довольным видом следит за порядком, поигрывая иногда на ходу в руках карманными часам на цепочке. Вольдемар даже отважился его как-то в гости пригласить, и они мирно и тихо посидели, правда крепче «медовухи», да и то, полкружки, Михаил ничего себе не позволял. Зато теперь, как он признался Кузьме, его страстью стал чай – его он пьёт едва ли не литрами, да такой крепости, что у обычного человека от такого количества кофеина запросто может случиться инфаркт.
Когда Влад узнал об этом любителе «крепкого да наваристого», то через свою дочь передал для Михаила несколько пачек разного чая и подарил термос, чтобы в холодные дни Чугайстер мог во время дежурства по городу отгонять от себя парой глотков уличную сырость и промозглость.
Только об одном Агата попросила рассказать поподробнее: почему, собственно, Михаил на русалку бросился.
 - О, сударыня, этот вопрос имеет под собой исключительно древние корни. Когда Миша, а точнее, его далёкий предок, жил в Запорожье, то Чугайстеры по своей природе охотились на «мавок» и «перелестников», их ещё «летавцами» называли, змеи такие были, сейчас их всех можно к Горынычу отнести в той или иной мере. Вот и представь себе, поймает он русалку, или мавку по-нашему, на палку её как шашлык, и давай к простому люду к костру усаживаться, жарить добычу и тут же есть…
 - Какой ужас!!
 - Вот тебе и объяснение той реакции на русалку совсем недавно. Но Вольдемар его знатно ухватом приструнил… Так что никуда не денешься от своей природы, это я касаемо ещё твоей матери хочу сказать, точнее, добавить: все мы в своей истинной сущности в обоих мирах можем существовать, а вот Лиса Патрикеевна – только в сказочном городе становится сама собой.
 - Вы не представляете, дядя Кузя, как меня порой подмывает всё им с папой рассказать, но я ведь слово дала.
 - Умница ты наша! Ничего, наберись терпения, у тебя чистая душа и всечеловеческое понимание! Так что, всему своё время…
Разумеется, некоторое время спустя, Агата сделала несколько зарисовок Михаила, его облика и даже той страшной ситуации с русалкой – ей дико захотелось какого-то динамичного сюжета, и сцена в доме Вольдемара подходила как нельзя кстати. И когда она передала со временем свои картины отцу и рассказала очередную, непростую историю, он сказал:
 - Доченька, каждый раз, когда ты рассказываешь мне что-то новое из сказочного города, мне всегда кажется, что это концовка. Но каждый раз я понимаю, что конца-края этим историям никогда не будет…
Поэтому, до новых, надеюсь, скорых встреч, мои дорогие аудио- и видеослушатели!

*          *          *
03.08.2022