Саша и Маша. Спин-офф
Сразу скажу, что таких «спин-оффов» больше не будет, просто я решил в очередной раз попробовать несколько иную подачу созданного материала. Итак, представляю вам историю Александра Бутырина.
1. Саша
Мне очень сложно описать те чувства, которые я испытываю в этот последний месяц. Но уж коли я взялся рассказать об этом, то значит так тому и быть.
Возможно Влад со временем впишет мою историю в одну из своих книг, хотя в моей жизни кроме, пожалуй, одного случая, и за исключением нескольких последних недель, не происходило ничего сверхъестественного. Ну, это если хотя бы сравнивать с жизнью моей дорогой Марии, например. И чтобы всё, о чём я буду говорить, имело смысл и последовательность, то попробую начать немного о детстве и юности, а потом постепенно перейду к тому, как мы с Машей расстались впервые много лет назад.
Родился я в 1967-м году в городе Свердловске, который ныне называется Екатеринбург. К слову сказать, Маша старше меня всего лишь на год, однако своим умом ещё во времена нашей совместной работы превосходила очень многих гораздо более старших коллег.
Исходя из того, что я теперь знаю о сказочном городе, получается, что с каждым обычным, скажем так человеком, в определённые периоды жизни что-то случалось, и поэтому он оказывался здесь. Да и не скажешь наверняка, то ли это судьба, что суждено было оказаться в сказочном городе, то ли это всё же наш личный выбор. Про себя я хотел было поспорить на этот счёт, но оказалось, что я едва не забыл то, что произошло со мной ещё в 13-тилетнем возрасте.
Хорошо помню, что стояла весна 1979-го года, длинная третья четверть в шестом классе. У нас была обыкновенная рабочая семья, и благодаря тому, что я хорошо учился, родители со временем очень хотели, чтобы я по окончании школы не оставался тут, а ехал в Москву поступать в институт. Впоследствии, я практически так и сделал, только покинуть Свердловск мне пришлось намного раньше.
Это сейчас обо всех катастрофах спокойно говорят в открытую, а тогда над любым серьёзным происшествием висел гриф строжайшей секретности. Так вышло и с соседним с нами небольшим городком Свердловск-19, который относился к строго засекреченной системе, занимавшейся разработкой и производством биологического оружия. И хотя подобное было запрещено международной конвенцией «КБТО» (Конвенция о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении), СССР всё равно продолжал заниматься этим в глубокой тайне.
В конце марта, а именно 30-го числа, в атмосферу произошёл выброс спор сибирской язвы из военно-биологической лаборатории того самого секретного городка в результате грубой ошибки одного из инженеров.
Мы с матерью и отцом жили рядом с посёлком керамического завода, над которым как раз прошло облако отравы. Разумеется, населению во избежание паники ничего не сказали, а только лишь подкинули в местных газетах очередную дезинформацию о заболевании крупного рогатого скота, о низкокачественном корме, попросили воздержаться от покупок свежего мяса и тому подобная ложь.
Через неделю мы все и ещё очень многие соседи слегли. Кто-то, кто был слабее здоровьем, умирали буквально за 2-3 дня. И всем без исключения ставили диагноз «пневмония». Мои родители на удивление выжили, но после случившегося прожили мало. К слову сказать, весь военный городок тогда в спешном порядке вакцинировали, в режиме строжайшей тайны конечно же, но слухи в народ всё равно просачивались. И поэтому мои родители приняли решение уезжать подальше от Свердловска как можно быстрее.
Видимо, я тоже оказался очень везучим, раз мне удалось выжить, но будучи уже взрослым болеть я после этого стал гораздо чаще и дольше.
После спешного отъезда мы поочерёдно пожили немного в Вологде, Череповце, Угличе, впоследствии постепенно перебираясь к столице через всё северо-западное Подмосковье, и решили осесть насовсем в Протвино. Этот город был выбран потому, что я в школе очень хорошо разбирался в физике и химии, и мне хотелось двигаться в эту сторону. Как раз местные институты подходили под интересующее меня направление.
Там я во второй половине 80-х и познакомился с Машей. Ну как, познакомился, работали в одном отделе и не более. Не конфликтовали, не враждовали, но и нежных и тёплых чувств друг к другу не испытывали – просто хорошие коллеги.
Однако, как вы помните, случившееся с Машей нас сблизило, но после того, как наша дальнейшая жизнь и карьера оказалась предопределена, мы приняли весьма тяжёлое, но на тот момент единственно правильное решение – разойтись на какое-то время. Мне было очень больно смотреть как она переживает, но Маша просто не позволила мне жалеть её, такой вот характер – сталь. А уж её бессмертие только ещё больше закалило её силу воли во всём.
Конечно, делала она это исключительно во благо мне в первую очередь, но такое благо было мне не нужно. Мне хотелось быть рядом, несмотря ни на что. Но я не стал пороть горячку, и дал ей время, которое она просила.
К своему большому стыду будучи ещё до недавнего времени в преклонном возрасте, какие-то моменты из моей памяти стали постепенно пропадать – Зинаида Яновна перед моим омоложением диагностировала у меня начинающийся Альцгеймер, который был без труда вылечен. И хотя сейчас я выгляжу не больше, чем на 30 лет, на самом деле мне скоро будет 75. Но до этого мы ещё дойдём.
Из Протвино меня тогда перевели в Дубну, в не менее известный уже на весь мир, а не только на бывший СССР, институт «ОИЯИ» - Объединённый Институт Ядерных Исследований. Работать там мне в принципе нравилось, но всё равно это не шло ни в какое сравнение с тем, что было, когда мы трудились над созданием Ускорительно-накопительного комплекса в «ИФВЭ». К тому же, в тот год я как раз потерял родителей, они ушли практически один за одним, и поэтому единственным спасением от того, чтобы не сойти с ума была работа. И Маша, точнее, надежда на скорую встречу.
Первое время мы вели активную переписку, договорившись об этом сразу, чтобы ни за что не потерять друг друга из виду. И если я до последнего года только однажды по воле случая почти месяц отсутствовал дома, то письма от Маши приходили чаще всего из разных мест нашей «необъятной» и поначалу, и, тем более, потом. По причинам того, что поскольку она не старела, то ей надо было менять города, чтобы никто из ближайшего её окружения не обратил на это внимания.
В 1996-м мы впервые решились встретиться после перерыва. Причём, не сговариваясь написали об этом друг другу. И хотя междугородная телефонная связь уже давно существовала и даже начинались какие-то попытки осваивать «сотовую», созваниваться мы не решались и не любили – письма для нас были более дороги, так повелось как-то само собой.
В итоге, Маша приехала ко мне на две недели, в мае. И до нашей недавней встречи это были самые светлые 14 дней за всю мою жизнь. Наверно, потому что очень много тогда располагало к этому – весна, молодость, и сильная тоска друг по другу, особенно с учётом всего случившегося.
Маша с первой встречи ошеломила меня тем, что шла пешком почти 5 дней без остановки с юга Тульской области. Это с учётом того, что Дубна находится на самом севере Московской. Но для неё подобный путь был пустяком, как и всё, что для обычного человека было невозможно просто физически.
Порой мне было обидно от того, что приходилось тратить на сон драгоценные часы нашего совместного времени, но я был просто человек, в отличие от неё, поэтому иногда засыпал от усталости на полуслове в процессе длинных задушевных бесед.
Каждый вечер мы провожали закат и встречали рассвет на моём балконе, сидя за маленьким столиком, за которым всё время я пил чай. Маше ничего ни из еды и воды не было нужно. В один из таких вечеров я ушёл на кухню, готовить себе ужин, а по возвращении увидел, что Маша сидит и неотрывно смотрит на маленькие песочные часы на 5 минут. По ним я часто отваривал яйца на завтрак. Я заметил, что она очень внимательно наблюдает, как стремительно перетекают песчинки из верхней колбы в нижнюю, и поэтому спросил:
- Так сильно они тебе полюбились?
Она улыбнулась.
- Конкретно эти, потому что они твои. А вообще, ещё когда я в детском доме была, у меня были почти точно такие же. Я могла часами смотреть на них, до тех пор, пока воспитатели не начинали ворчать или даже ругаться. По сути, это единственное, что у меня было из, если можно так сказать, игрушек. Только однажды у меня спросили, почему я так ими заинтересована, на что я ответила, что только благодаря им я вижу, как время идёт. И примерно тогда же – мне, наверное, лет 10 было, не больше – я придумала как его останавливать: примерно на середине пересыпания песка, я просто клала их на бок, надеясь, что время действительно остановилось, а я никогда не вырасту, не состарюсь и не умру. К тому же, когда колбы лежат вот так, параллельно поверхности, они вместе с перекрестием похожи на символ бесконечности… Конечно, нашлись индивиды, которым я казалась ненормальной, поэтому они силой у меня их отняли однажды и просто разбили. За что одной из участвовавших в моём унижении я сломала нос, а у другой рассекла губу. И, наверное, ещё что-то совсем нехорошее с ними бы сотворила, пока нас старшие не разняли… Зато теперь могу сказать, что детское желание полностью осуществилось! – Она хихикнула. – Но сегодня я тоже хочу остановить время. – Маша осторожно положила часы на бок, параллельно столику. – Хочу остановить его для нас на эту ночь…
Стоит ли говорить, что наутро я был на вершине счастья, и только и говорил о том, что больше не отпущу её от себя. Но мы оба прекрасно понимали, что не в этот раз. А возможно вообще никогда.
Тем не менее оставшиеся дни мы наслаждались весной, разговорами и друг другом. Однажды в один из вечеров дошли до заброшенного яблоневого сада в западной части пригорода Дубны – туда частенько наведываются местные жители за «белым наливом» и «антоновкой». Давясь от смеха, я поделился, как впервые, набредши на этот сад в прошлом году, дорвался до яблок и наелся почти что в прямом смысле до обморока. По рассказам местных, рядом росли ещё и «груши-дички», но яблони разрослись настолько, что груши фактически вымерли. Маша смеялась до слёз, и даже села на землю, слушая, как я в тот вечер в начале сентября, держась за живот, осторожными шагами, вздыхая и охая, буквально по-партизански пробирался по окраине к дому, стараясь не вызвать катастрофу в брюках. Правда, она посетовала потом, когда мы вдоволь нахохотались, что груши всегда любила больше, чем яблоки. На это я машинально выдал: «На вкус и цвет кому-то и тройной одеколон – шампанское!», и мы покатились со смеху с новой силой.
День её отъезда как назло был солнечным и светлым, а на душе у меня зияла необъятная чёрная дыра. Впрочем, никто из нас не говорил об окончательном расставании – мы больше молчали, понимая без слов, что рано или поздно увидимся вновь.
Однако, за последующие почти двадцать лет она не написала мне ни одного письма. Многие из написанных мною возвращались с пометкой, что адресат поменял место жительства, не оставив обратного адреса. Как призналась мне Маша позже, ей хотелось написать мне каждый день, но она каждый раз останавливала себя, надеясь на то, что я встречу обычную женщину, заведу детишек и буду жить как самый нормальный человек. Как вы уже поняли, у меня не было даже никаких мыслей на этот счёт – мне нужна была только она, с того самого дня, как с ней случилась эта катастрофа. И нужна была как раз вопреки тому, что она теперь могла вообще никого не бояться и была сильнее всех на этой планете – в глубине души она так и оставалась хрупким и беззащитным человечком, которого мне постоянно хотелось обнять и прижать к себе. Именно вопреки этой силе, наверное, мне хотелось быть рядом. Думаю, это будет самое верное определение.
Одно время у меня складывалось ощущение, что незримо она присутствовала рядом все эти годы. Может быть даже когда-нибудь мы поговорим об этом, но зная Машу, я почти уверен, что она никогда в этом не признается, даже если это и будет правдой. Может быть из гордости, а может быть и из вредности, потому что женщина – всегда женщина.
Я не зря упомянул про месячное отсутствие из Дубны, поскольку было это только однажды, в 2012-м году, когда я внезапно оказался в одном весьма странном и я бы даже сказал немного пугающем месте. Как раз настал момент поговорить и об этом.
С годами я обнаружил в себе желание путешествовать, которое старался воплощать каждый отпуск. А поскольку я южной части России не видел, то очень хотелось посмотреть города поближе к Чёрному морю. Это было уже позже того, что случилось, поскольку первым моим путешествием был круиз на теплоходе от Москвы до Ярославля.
Для отдыха я всегда выбирал либо вторую половину июня-первую половину июля, либо весь июль целиком, никогда не видел смысла делить отпуск по неделям – одна, две или три – всегда брал положенные мне 28 дней разом. И всё равно всегда их было мало. Как говорила великая Фаина Раневская: «Где бы ни работать, лишь бы не работать!»
Запросы по жизни у меня весьма скромные, поэтому мне почти без особого труда получается накопить необходимую сумму к отдыху, так что то самое путешествие я запланировал весьма продолжительным и по высшему классу: на две недели в сумме вся поездка с остановками на сутки или двое с ночёвкой в известных и крупных городах.
Путь туда прошёл замечательно и гладко, я был в восторге от успокаивающего шёпота воды, прекрасного питания и открывающихся видов по обоим бортам теплохода. А вот случилось всё в день отплытия из Рыбинска.
В этом городе мы не должны были оставаться на ночь, только прибытие ранним утром, экскурсия и свободное время до отправления теплохода поздним вечером.
Я заранее наметил несколько мест, которые хотелось бы посмотреть уже после экскурсии самостоятельно, в том числе легендарные шлюзы у Рыбинской ГЭС. Именно они были самыми последними в моей программе и именно там всё и произошло.
Шлюзы я с удовольствием осмотрел и постепенно двигался к автобусной остановке. Время было около 8 вечера, темнеть ещё даже близко не начинало, поэтому я был абсолютно спокоен, предвкушая блаженный отдых в каюте после душа за парой бутылочек пива.
Нельзя сказать, что я был полностью поглощён путешествием – даже на отдыхе я всегда настороже, поскольку случиться может всякое. Но в этот раз даже не заметил, как за мной увязались двое любителей лёгкой наживы.
Самое интересное, что улица, по которой я шёл в тот вечер, была безлюдна. Я хорошо помню, что не приметил тех двоих ранее, также хорошо помню, что меня никто не окликнул ни со спины, ни как-либо ещё. И прекрасно помню, когда за спиной раздался шорох, на который я даже не успел обернуться, а сразу за этим последовал сильный удар по голове.
Понятно, что били наугад, но я отключился моментально, и пришёл в себя только тогда, когда на улице уже стояла глубокая ночь. Я попытался сесть, что оказалось очень нелегко, так как стоило мне оторвать голову от земли, то сразу начиналось сильное головокружение и тошнота – признаки сотрясения мозга. Поэтому только спустя минут 20 я смог сесть и попытаться осмотреться.
Разумеется, всё ценное, что у меня было, исчезло – теперь я хотя бы знаю, как выглядит «гоп-стоп». Ощупав голову, я обнаружил огромных размеров шишку и рассечённую кожу справа на затылке. Кровь уже успела запечься, однако встать я не мог ещё долгое время. А так как сотовый телефон тоже остался у налётчиков, ни вызвать скорую, ни даже посмотреть по навигатору куда идти, я не мог.
Но самое неприятное из всего этого было то, что мой теплоход давно уплыл. Я оказался один, в чужом городе, без телефона и паспорта. Благо удар по голове оказался судя по всему не таким сильным – черепушка у меня всегда была крепкая – поэтому я, постояв на месте ещё какое-то время, медленно двинулся вдоль дороги по обочине.
Куда идти я не знал, но ориентировался на скопления огней, в надежде дойти до Рыбинска и обратиться за помощью. Направление, я вроде бы, выбрал верное, поэтому медленно, с остановками продолжал идти.
Однако, как оказалось, я свернул на одну из плохо различаемых в темноте дорог на развилке и пошёл в несколько другую сторону. Буквально через 50 метров на правой стороне дороги появился знак населённого пункта без названия, обозначающий ограничение скорости до 60 км/час.
Было темно, но сразу за знаком я понял по изменившемуся под подошвами ландшафту дороги, что обочина отделана пешеходной дорожкой, кажется даже с бордюром, чему я очень сильно удивился. Даже в самом Рыбинске далеко не везде тротуары были в порядке, а тут, в каком-то пригороде посреди сельской местности такая невиданная красота.
Правда разглядеть всё как следует мешала почти полная темнота, но я был уверен более чем в том, что вдоль дороги на всём её протяжении я не обнаружил бы не единого фантика или окурка, если бы присмотрелся повнимательнее. Однако я даже наклоняться сильно не мог, так как голова сразу начинала сильно кружиться и появлялась тошнота. Поэтому я осторожно шагал вперёд.
Внезапно позади меня замигали красно-синие проблесковые маячки, что удивило меня ещё больше, поскольку в ночной тишине я ранее не слышал позади себя ни шума двигателя, ни света фар. Но я отчасти списал это на удар по голове, поэтому медленно обернулся навстречу вероятным служителям правопорядка.
Рядом со мной тихо и почти бесшумно остановилась патрульная «Лада-Веста». Во время ходьбы я прижимал руку к голове, поскольку шишка сильно пульсировала болью при каждом шаге, и остановившись, машинально так и остался стоять с рукой на затылке. Водительская дверца автомобиля распахнулась, из салона вышел сотрудник в форме и негромко сказал:
- Инспектор ДПС Чепелёв. Могу я поинтересоваться, что у вас случилось?
Я в очередной раз удивился тому, что дорожно-патрульная служба уделяет внимание ещё и пешеходам, но сейчас мне было всё равно. Я объяснил, что произошло и попросил доставить меня в приёмный покой или отделение для дачи показаний.
- Как нехорошо получилось! – Чепелёв с досадой покачал головой. – Давно у нас не было подобных случаев. Видите ли, до Рыбинска далековато будет, я отвезу вас к нам, в город, там вас осмотрят, поскольку с ваших слов ваша рана мне внушает опасение…
- Подождите, вы сказали далековато? Но я ведь прошёл отсилы не более километра…
Инспектор вновь сокрушённо покачал головой.
- До Рыбинска порядка 20 километров, а в вашем состоянии это просто исключено. До нашего города не более трёх вёрст, поэтому я вас непременно довезу до приёмного покоя, а когда вас осмотрят, станет ясно как нам поступить дальше. – Чепелёв уже распахнул заднюю правую дверцу патрульной «Лады», давая мне понять, что у меня просто не остаётся выхода, кроме как сесть в машину. В той ситуации мне было всё равно, где мне окажут помощь, лишь бы это произошло как можно скорее.
По пути в этот город без названия в машине я умудрился отключиться – потеря сознания видимо была недолгой, поскольку очнулся я уже в больнице, с перевязанной головой в палате и совершенно один.
Стоило мне попытаться сесть на койке, как дверная ручка щёлкнула, и в палату вошла медсестра, а следом за ней тот самый инспектор.
- Вижу, вам уже лучше. – Чепелёв широко улыбнулся. – Полагаю, теперь вы в состоянии вспомнить все возможные детали случившегося?
Я собрался было запротестовать, когда внезапно понял, что голова свежая и ясная, никакого головокружения или боли. Поэтому удивляясь сам себе, медленно кивнул в знак согласия.
- Просто замечательно! Итак, я вас внимательно слушаю.
Я рассказал о себе даже больше чем того следовало, но инспектор только подбадривал меня, добавляя то, что чем больше информации я вспомню, тем быстрее будут выяснены все детали и наказаны виновные. На это я внутренне усмехнулся, как оказалось позже, совершенно зря.
Без лишних слов меня оставили на ночь, чтобы понаблюдать за моим состоянием, но медсестра перед уходом с улыбкой сказала, что переживать не о чем – день-два, и я снова буду на ногах.
Ночь прошла спокойно, во всяком случае я отоспался, хоть и периодически просыпался от боли о того, что во сне случайно задевал рану.
К 7 утра Чепелёв объявился вновь, уже один, но с каким-то небольшим непрозрачным пакетом помимо тех вещей, которые носил при себе. Я уже не спал, медсестра приходила час назад мерить температуру, и после её ухода заснуть я уже так и не смог.
- Александр Андреевич, рад вас лицезреть в гораздо более посвежевшем виде. – инспектор аккуратно поставил пакет на пол. – Надеюсь, вы готовы продолжить разговор?
Я сам ещё не знал, готов я или нет, но отказываться от беседы не стал.
- Все ваши слова подтвердились, чему я безмерно рад! А значит, мне есть чем порадовать и вас.
Я позволил себе улыбнуться против своей воли.
- Только не говорите, что виновные найдены и наказаны.
Чепелёв кивнул, очень сильно довольный собой, от чего мне стало несколько не по себе.
- Можете себе представить! Я вас даже больше удивлю – к вам вернуться все ваши украденные вещи!
От неожиданности я раскрыл рот.
- Постойте, вы хотите сказать, что за ночь смогли сделать всю оперативную работу?!
Инспектор вновь довольно кивнул.
- Звучит слишком фантастично для…
- Вы хотели сказать, для нашей страны? – спокойно сказал Чепелёв. – Мы поговорим об этом чуть позже, а пока, если позволите, давайте закончим с вашим делом…
Оказалось, что те, кто вчера меня ограбил, чуть позже на свою беду забрели в тот же самый городишко в сильно нетрезвом виде – отмечали удачный налёт. Да вот только закончилось для них всё весьма плачевно.
Их точно также остановил Чепелёв и без лишних разговоров отвёз в КПЗ. При этом, когда осуществлялось изъятие личных, якобы, вещей, у них обнаружился мой паспорт, кошелёк с водительскими правами и телефон. Гоп-стопщики оказались настолько безмозглы, что после того, как выпотрошили наличку из бумажника, не потрудились от него избавиться, равно как и от паспорта, видимо потому, что были сильно пьяны. Поэтому их взяли, скажем так, «на горячем».
Но самое странное было то, что ночью, в камере, между ними произошёл конфликт, в следствие которого один другому разбил голову о стену, после чего повесился на собственной рубашке. Чепелёв объяснил это тем, что они были очень сильно «под градусом», и предположительно одного из них накрыла «белая горячка». Такой вариант имел полное право на существование, но где-то в глубине души я чувствовал, что здесь было что-то ещё, гораздо более тёмное и нехорошее. На эту мысль наводил идеальный порядок везде, куда только падал глаз, аккуратность в разговорах и неукоснительное соблюдение законов. (Подробнее об этом слушайте или читайте рассказ «ЗАКОН И ПОРЯДОК»). Мне почему-то казалось, что этим двум как-то помогли умереть, чтобы подобная нездоровая атмосфера их присутствия даже в КПЗ не задерживалась в этом идеальном месте.
Однако я не привык спешить с выводами, поэтому после того как все формальности были улажены, и мне вернули все мои вещи, за исключением пропитых денег, я поинтересовался у Чепелёва, могу ли я побыть здесь несколько дней в качестве гостя.
Инспектор радостно заговорил.
- Разумеется! Я уже связался с вашим турагентством, сообщил, что с вами случилась такая неприятность и даже смог добиться того, что вам вернут часть средств по тем дням, которые вы должны были, скажем так, «доплавать». Мне предлагали вернуть это вам билетом на поезде в «СВ», но я счёл это не совсем логичным, поэтому потребовал вернуть в денежном эквиваленте. Сегодня к обеду у вас всё будет!
Я снова застыл в ступоре, но уже всё более от проявлявшегося интереса.
- Я также был обязан удостовериться в том, что если вы запланируете всё же у нас остановиться, о вашем финансовом благополучии. Которое меня полностью устраивает, поэтому, если вы не передумали остаться ненадолго, милости просим!
Тот факт, что мои финансы подверглись контролю, меня сильно внутренне покоробил. Но возразить мне было нечего – когда я в больнице рассказывал о себе и о случившемся, то вполне мог сочинить какую-нибудь басню, если бы у меня были цели что-то скрыть. Поэтому все мои слова проверялись весьма тщательно. Наверное, чересчур досконально, но возражать против этого мне почему-то не хотелось.
На сказанное Чепелёвым я ответил согласием и просьбой объяснить, как добраться до местной гостиницы. Причём меня уже ни разу не удивил тот факт, что в таком местечке, вдали от цивилизации есть своя собственная гостиница.
В итоге я прожил в этом городке весь свой отпуск, нисколько не пожалев о том, что запланированные дела на оставшиеся после поездок дни я сделать не успел – рутину всегда можно побороть при желании. Зато я убедился в том, что если очень сильно постараться, то можно жить так по всей России, как живут в этом небольшом городе. И я отдохнул душой во много раз больше, чем если бы просто продолжил своё плавание на теплоходе.
Конечно, такая идеальность во всём, местами очень сильно пугала, но когда ты понимаешь, что подобное должно быть нормой везде, от этого становится страшнее во много раз – страшнее от того, как всё устроено и происходит вне этого города, в каком находится состоянии, а самое главное, ты знаешь, что дальше будет только хуже. Возможно поэтому я не остался в этом городе навсегда, в надежде сделать привычный мне мир хоть немного лучше.
Чепелёв не выказал какого-либо сожаления, когда я уезжал, но сказал, что будет не против увидеть меня здесь вновь. С его слов «я произвожу впечатление достойного человека для проживания в столь приличном месте». Я же в свою очередь обещать ничего не стал, так как знал, что меня ждёт другая судьба, гораздо более важная и дорогая для меня. Тем не менее, расстались мы очень дружелюбно.
По моему возвращению в Дубну я всё также продолжил ждать письма от Маши. И случилось это только лишь в 2021-м году.
Письмо от неё пришло из Томска, куда Маша переехала на постоянное место работы, как она говорила в нём. Всей правды я тогда не знал про сказочный город, и поэтому немало удивился тому, что место работы, и как я понял, жизни, стало постоянным. Однако всё это было неважно в тот момент – мой разум затмила всеобъемлющая радость того, что Маша мне написала. А значит, я не зря ждал её столько лет.
Хотя за эти годы я был почти уверен, что больше не получу от неё ни одной весточки. Даже несмотря на то, что мы обговаривали подобную ситуацию между собой, я не хотел с ней мириться. И, получается, правильно делал.
Несмотря на то, что мне тогда уже стукнуло 54, я сорвался на поезд в Томск совсем как мальчишка – буквально летел как на крыльях. И даже не задумывался о том, что Маша нисколько не изменилась за эти годы в отличие от меня. Я малость пополнел, облысел и вообще с каждым взглядом в зеркало на себя обнаруживал на своём лице помимо морщин всё возрастающее недовольство.
Однако всё это словно бы испарилось, стоило мне прибыть на Томский вокзал и увидеть её. Я готов и сейчас поклясться чем угодно, что когда увидел Машу тем летним днём, то сразу ощутил в тот момент, что мне было ровно столько же лет, сколько было в том далёком 1996-м…
Я даже не помню спрашивал ли её про работу, про новую жизнь – мне казалось, что вот только вчера был тот самый май эпохи «лихих девяностых», потому что она нисколько не изменилась – я просто смотрел на неё, улыбался, и держал её худенькую, но такую сильную руку в своей. И ничего мне в этой жизни больше нужно не было.
Однако Маша не раскрыла карт касаемо того, куда ей удалось переехать, где её жизнь и она сама приносила минимум неприятностей окружающим, чего она всегда боялась. Наверное, это было немного напрасно, потому что после того, что с ней случилось и тому, чему я впоследствии был свидетелем, а именно её способностям и жизни в городе закона и порядка, я бы поверил во что угодно.
После этого наша переписка возобновилась и не прекращалась до второго самого важного события в моей жизни – знакомства со сказочным городом, но для этого пришлось ждать ещё годы.
К слову, о себе всегда вспоминаю только то, что жил только одной надеждой на встречу, даже в те моменты, когда с возрастом стал серьёзно болеть – последствия того самого 1979-го. И сейчас я точно знаю, что дожил до трёх четвертей века только благодаря этой надежде.
В день «всех чудес», как мы его потом назвали, Маша встретила меня на Томском вокзале и попросила поехать с ней пригородным поездом до станции «Итатка». Я помню, что очень плохо спал этой ночью, проснулся едва ли не в 4 утра, и сидел в гостинице в ожидании, когда можно будет отправится на вокзал.
Маша выглядела такой же, с той лишь разницей, что я впервые с 1994-го года видел её не выспавшейся и какой-то уставшей. После того как она стала бессмертной, она всегда, изо дня в день, выглядела абсолютно одинаково. Уже тогда я начал подозревать, что что-то произошло.
На станции «Итатка» нас уже ожидал паровоз, которому, однако, я был удивлён не сильно. Тогда я впервые познакомился с Зиновием, Кузьмой и Константином Борисовичем в купейном вагоне, и отведал того самого легендарного чайку, который меня мгновенно уложил спать, после чего очнулся я уже в Тридевятом царстве.
Именно там я узнал о сказочном мире и его героях, которые именно для меня предстали в своём истинном обличье, по крайней мере те, кто ехал со мной в поезде.
Но самое главное и важное наступило следом, когда Маша с сияющими глазами потянула прядь своих волос и маникюрными ножницами отхватила небольшой кусочек так, чтобы не было заметно. От удивления я просто выпучился на неё, но когда до меня дошёл истинный смысл произошедшего, я едва не заработал сердечный приступ.
- Машенька… Ты… Неужели ты стала…
- Да… Я теперь такая же, как и ты… - и она обняла меня и поцеловала.
Со стороны мы выглядели как дедушка с внучкой, но никто и не думал смеяться, потому что все уже знали, кто я, и что произойдёт дальше.
А дальше меня ждал многочасовой рассказ о том, как Маша вновь стала человеком, поскольку о самом городе и обо всех остальных жителях и персонажах рассказывать можно было не один месяц, вам ли этого не знать. Да и всё это как оказалось могло подождать, поскольку Кощей заговорил напрямую обо мне.
Напомню, что мне, как и любому другому, будь то человек или сказочный герой, предоставили выбор – оставаться в реальном мире или перебраться в Тридевятое царство. Как вы понимаете, я даже не стал дослушивать, сказав, что я очень хочу остаток жизни провести с Машей. И вот тут-то меня и шокировали, сообщив, что остаток этот будет ни разу не остатком.
В разговор вступил Влад совместно с Черновецким. Они оба извинялись передо мной за Марию, и Кощей сказал, что по просьбе Влада, в качестве подарка для нас обоих, мне вернётся моя молодость.
Теперь вы можете представить себе моё состояние – я хотел плакать, смеяться, обнимать всех по кругу и вообще был близок к состоянию помешательства. Влад, похохатывая, насилу успокоил меня, объяснив, что совсем недавно он был в похожем состоянии, и ему оно совсем не понравилось. Поэтому меня сопроводили к Костомаровой для ритуала, и к вечеру я уже был молод, бодр и свеж.
Первую неделю я каждый раз подпрыгивал, когда проходил мимо зеркала – признаюсь честно, было страшно – но к хорошему привыкаешь быстро, особенно к такому.
Даже сейчас я краснею, когда говорю о том, что два месяца мы не вылезали из дома Маши – из нашего дома – просто как подростки. Надо ли говорить, что Владу я обязан всем, вопреки этому парадоксу, когда ему пришлось рискнуть жизнью Маши – он вернул нас, друг друга каждому, вернул нам всю нашу жизнь, которую мы теперь можем прожить неразлучно, как самые обыкновенные люди.
Уверен и знаю, что мы единственные из проживающих в царстве, кто был удостоен такой чести. И поэтому свою жизнь мы проживём достойно, как и подобает всем, кто попадает в наш дорогой и всеми любимый сказочный мир.
* * *
P.S.
В добрый вам путь, мои дорогие друзья!
* * *
04.05.2023
Свидетельство о публикации №225030601534