Оборванная самонадеянность

Сотрудники, друзья, знакомые предсказывали ему большие успехи по службе и стремительную карьеру на стезе агрономии сельского хозяйства.

Два года назад, тогда еще просто Вася Лебеденко, парень из Миргорода закончил Полтавский сельхозинститут с красным дипломом.

Используя преимущественное право выбора места работы, он отказался от возможности работать в управлении сельского хозяйства в Полтаве. Не пошел в науку. А попросил направить его в отстающий колхоз.

За четыре года колхоз, в котором он был агрономом, достиг внушительных успехов. Урожай пшеницы на одной тысяче двухсот гектарах, три года подряд колхоз собирал в среднем по двадцать восемь центнеров с гектара. После этого колесо его карьеры покатилось быстрее и выше.

Многие, из знавших Василия людей, оценивали его успехи по-разному: везучий он, трудом берет, возможно, - рука где-то...

Работал председателем семеноводческого колхоза, агрономом научно-исследовательского института. Занимал ответственные должности в Полесье и на Волыни. Между делом женился. Родились двое детей.

И вот уже седьмой год, кажется, крепко обосновался во Львовской области. Жена - Татьяна работала в райисполкоме. Он - Василий Ульянович Лебеденко - главный агроном района был в хороших деловых отношениях с первым секретарем райкома.

В районе все рассматривали его, как надежду на успех в выращивании зерновых, несмотря на сложности, связанные с часто изменяющейся и дождливой погодой. Первый бывало спрашивал:

- Ну, что, Василий Ульянович, заливают нас нынче дожди? Что... ведь потеряем много?

- Николай Петрович, вы же знаете, у нас в севообороте предусмотрено дренажирование большинства полей... Надеюсь, что по валу на район не хуже прошлого года выйдем.

- Ну смотри, Василий! На тебя надеюсь...

Василий Ульянович человек в общем спокойный и выдержанный. Никогда ни с кем не конфликтовал, ни на кого не повышал голос, никого не обижал. Также и на него никто не обижался. Только вот жена частенько сетовала - редко бывает дома. Говорила:

- Василий, ты хоть в выходные дни не езди по колхозам. Дома столько дел!... Вон квартиру надо ремонтировать... Дети без тебя растут. Саша ведь поступает в институт... Помоги ему хоть советом... Домой приезжаешь только спать. Ты смотри, какая у нас старая мебель! И телевизор старый! Пора бы и квартиру поменять на другую, побольше. Впрочем, делай, как хочешь! Тебя уговаривать бесполезно! Ты все - равно занят лишь своей работой...

На работе Василий Ульянович ездил на, закрепленным за ним, “москвиче - 412”. Имел удостоверение водителя первого класса и - пятнадцатилетнюю практику вождения. В общем, водительское дело было его второй профессией.

Работа его складывалась в основном из ежедневных поездок по колхозным полям. Иногда она затягивалась до позднего вечера, и тогда, нередко, обед совмещался с ужином, в полевых условиях и с выпивкой спиртного. Главный агроном по природе не был хвастуном. Но, когда после ужина с выпивкой, ему говорили, что ехать в таком состоянии небезопасно и предлагали отвезти его домой на колхозной или частной машине, он говорил:

- Не то, мужики! Вы не знаете, что я, когда выпью... у меня ничего не может случиться... - И под этот тезис тут же давал обоснование: - Выпивший я становлюсь более внимательным. Реакция улучшается, зрение обостряется... Так, что не беспокойтесь! Вот уже пятнадцать лет я езжу на автомобиле, и никаких неприятностей не было... Да и не может быть!

Любил он это рассказывать и пассажирам, которые часто ехали вместе с ним.

-... я вам говорю: выпивший я вожу машину лучше, чем трезвый. Такая у меня природа! И, вот говорю в присутствии всех, если хотите, даже клянусь, что со мной на машине никогда ничего не случится! Этого не может быть!... Помню, как-то еду по дороге Перемышляны - Золочев. Уже темнело. Смотрю, на меня прет МАЗ... Выехал на левую сторону и - на меня! Думаю: “Ну раздавит двенадцатитонник Минского завода!” Ну, я был немного под “шафе”... Тогда я резко взял влево и вывернулся из-под него... Заехал в кювет, перевернулся и снова встал на колеса. И, представьте себе, поехал... Так что, в случае чего, выкручусь!...

Самоуверенность, если она оправдана, не осуждается, и даже вызывает уважение людей.

Однажды ночью, в конце июля, после совещания и ужина в одном из дальних колхозов, возвращался он домой Золочевской дорогой.

Ночь выдалась удивительно ясной, звездной. Полная луна освещала все вокруг.

Василий Ульянович был в таком состоянии, в каком много раз ездил на своем стальном коне. Впереди последнее большое село перед райцентром, в котором он жил. Дорога проходила через село, разделяя его на две части. Она была широкая, исправная, ровная. По обочинам дорог шли несколько молодежных пар, видимо из клуба. Заметил, что местами парни и девушки, шутя и в обнимку, выходят на проезжую часть дороги. Он решил, что ничего опасного нет и продолжал ехать, как обычно - уверенно и быстро, не снижая скорости.

Вот уже окраина села.

И вдруг он почувствовал сильный удар. Машина вздрогнула, будто приостановилась, приподнялась, и, все-таки, продолжала двигаться вперед.

- Что это? - встревожился Василий Ульянович. До нетрезвого сознания дошло: - Кажется сбил человека! Или даже - двоих! Удар очень сильный!
Кровь заклокотала в голове: “Будь, что будет! Не остановлюсь! Разорвут, убьют! Не остановлюсь! А потом, я - главный агроном района! Известный и уважаемый всеми человек... Как же быстрее добраться домой, спрятать машину? Но нет, следы, конечно, остались. Их не спрячешь. Ой, что я наделал!”

Он заехал во двор своего дома. Поставил машину в гараж. Осмотрел ее. Увидел большие вмятины. “Исправить, конечно, можно, но как?”

Жена и дети спали.

С тревожными переживаниями, Василий Ульянович зашел в кладовку, приспособленную под комнату. Лег на диван, надеясь уснуть, но спать не мог, и задремал, лишь на короткое время, под утро.

В первые же утренние часы он протрезвел и думал, ... думал, ... думал. Терялся в догадках: “Что же произошло? Удар был сильным. Так что же? Сбил человека... или даже - двоих? Остались живыми или насмерть? Как объяснить на работе? Что сказать первому?”

Мысли его рвались. В голове ничто цельное не складывалось. Его психологическое состояние в данный момент не давало возможности сосредоточиться. Подошедшая Татьяна Ивановна вернула его к действительности жизни.

- Почему ты здесь? Снова напился? Вставай, уже восемь часов! Скоро на работу... Завтрак на столе.

- Я поздно приехал. Плохо себя чувствую. На работу не пойду. Скажешь, если спросят - заболел. - И снова жене доверительно: - Настроение у меня отвратительное! Случилось что-то нехорошее... Потом расскажу... Ой, знаю что делать! Сейчас позвоню начальству скажу, что заболел. На роботу не выйду.

Татьяна Ивановна забеспокоилась. Почувствовала неладное: “Что это он натворил? Переспрашивать бесполезно! Все - равно ничего не расскажет! А у выпившего случиться могло все что угодно...”

Жена ушла на работу. Дети - в школу.
Василий Ульянович не умываясь и не завтракая, решил узнать о происшедшем с ним ночью из разных источников. Он позвонил к себе на службу, сказал, что заболел, просил обходиться без него. Коротко доложил начальству о проделанной вчера работе, как прошло совещание в колхозе, какое решение принято.

Обросшее усталое лицо выглядело старческим, болезненным.

Звонил много, пытался составить картину происшедшего. Частично это ему удалось. То, что узнал - было ударом, который заставил его думать по другому: “Все! Это - конец! Изменить ничего нельзя! Парень погиб сразу. Девушка в реанимации - в бессознательном состоянии и, видимо, умрет...
Какой позор! Меня посадят! Убил двоих на большой, широкой дороге... Ну, как это меня угораздило!... Треплом ты оказался, Василий Ульянович! Всегда и всем твердил, что будучи выпившим - еще лучше управляешь автомобилем. Эх ты, самонадеянный трепач! Видишь, теперь чем это все кончилось?!... На обочинах было много людей и они могли заметить и марку машины, и цвет, и госномер... Кто-нибудь да увидел. Пропал я! И для улаживания ситуации ничего предпринять невозможно!”

Целый день маялся; ложился, вставал, ходил по квартире, но успокоится не мог. С детьми и женой говорил очень мало. Они видели, что он в расстроенных чувствах, и навязывать ему свой разговор не решались.

За весь день Василий Ульянович выпил два стакана негорячего сладкого чая. Ничего не ел.

Вечером жена рассказала ему, что на работе у него все нормально. Все знают, что он болен. И, сама не мало наслушавшись о происшествии в районе, сказала :

- Какой то лихач сбил двоих людей. Парня двадцати трех лет и девушку восемнадцати лет. Девушка еще жива, но надежды на то, что выживет нет. Говорят - он был на “москвиче”. Скоро уже сутки, как девушка не приходит в сознание. Понимаешь, сбил сразу двоих! Это ужасно! Ой, не дай Бог! Как теперь родителям этих ребят?...
-
Василию тяжело было слышать этот рассказ жены.

Во вторую ночь спал всего полтора - два часа.

Весь следующий день не выходил из дома. Звонил, узнавал новое о происшествии. Узнал, что девушка в больнице скончалась, не приходя в сознание.

- Ну, вот, все ясно! Моя дорога теперь идет прямо в тюрьму. Кончена карьера! Кончена жизнь!
Весь третий день прошел в перенапряжении. Болела голова. Съел тарелку супа с куском мяса и выпил кружку молока. Вспоминал несколько раз своего отца, живущего в том доме, где родился и вырос Василий. Прошло сорок шесть лет. Брата и сестру вспомнил: “Что бы я мог им теперь сказать? Пропал, мол, Василий! Никто этого не ожидал...”

Жена вернулась с работы взволнованная:

- У меня какое-то тревожное предчувствие. Скажи мне, что с тобой? Вижу я, происходит что-то неладное! - она обняла его и заплакала.

Он покачал головой:

- Ничего не говори! Мне сейчас очень тяжело.

Татьяна Ивановна тихо спросила:

- Это не ты?

Он отвернулся.

- Подожди!... Не знаю!...

Переживания ее усилились. В квартире Лебеденко стало тихо. Все молчали и мало двигались. Всех охватило беспокойство. Каждый по-своему думал об одном и том же - о муже и отце.

Василий Ульянович пережил еще одну тревожную ночь. На следующий день он, в беседе с одним из работников милиции, с которым был в доверительных отношениях, почерпнул много новой информации. Милицейский друг говорил:

-Тут, понимаешь, допросили уже много свидетелей, и трое из них сказали, что хоть и нечетко, но видели буквы ЛВА и последнюю цифру номера - тройку, шестерку или восьмерку. Выделили группы машин с этими цифрами. Списки большие. Их-то сейчас и проверяют. Пока не нашли, но, видимо, скоро будет понятно... Там же большие вмятины... Удар то был сильнейший...

И Василий подумал: “Ну вот, теперь уж скоро конец!”

Дома-никого. И Василий Ульянович предался размышлениям: “А может - пойти к первому? Николай Петрович не раз выручал людей, которые оказывались в сложной ситуации... Но ведь два человека погибли! Я убил двоих!... будет бюро райкома... Вопросы, ответы... Надо оценить членов бюро, которых хорошо знаю и, конечно, их решение: дать согласие на привлечение к уголовной ответственности..." Но прежде все нутро перевернут! Нет, не выдержу! Не пойду... Но ведь вот-вот придут и загребут меня... Защищаться мне нечем. Что делать?”

Этот день, и ночь после него, были самыми тяжелыми в жизни Василия Ульяновича. Тот же майор милиции сообщил, что наиболее вероятным теперь рассматривается номер машины с цифрами, где последняя цифра - “8”.

Агроном едва удержался от выкрика: “Ведь на “8” - ЛВА 24-38-это моя машина! Значит, они на прямом пути ко мне!” Рано утром следующего дня Василий Ульянович умылся, побрился, одел пальто, ушел незаметно из дома. Прошел мимо прокуратуры и милиции за город, в сторону железнодорожной станции. Но пришел он не на станцию, а к строениям бывших павильонов сельскохозяйственных выставок, проводившихся в прошлые годы. Впрочем, он еще несколько часов ходил по этим постройкам, сидел в них, вспоминал, как сам активно работал по организации выставок. Возглавлял их зерновые разделы.

-Хорошее было время! Широко отмечались тогда праздники урожая. Все прошло.

Не знал он только, что в это время работники милиции осматривали его машину, и, немало удивляясь, понимали, что преступление раскрыто. И совершил его Лебеденко Василий Ульянович.

И именно в сей час Василий Ульянович подумал: “Если бы я был дома, меня бы уже арестовали... Но... Нет! Этого не будет! Я уйду от этого... Уйду сам... Вот здесь. В этом месте... Ведь это место все- таки связано с моей работой, которой я посвятил много лет...”

Он снял брючный ремень. С помощью шнурка завязал петлю. Второй конец ремня привязал к стойке павильона, и, одев петлю на шею, резко сел рядом и завис в петле.

Его нашли через два дня.

На похоронах люди говорили, что, будучи живым, он лишил жизни двоих молодых людей: причинил горе родителям и близким погибших, однако кончать жизнь самоубийством не следовало бы. Это против воли Божьей. Это - грех! Но теперь уж, только Бог ему судья!