Холодный Ад!!!
нет я не могу дать какую-либо оценку произведению и определить его к какой-либо категории, прошу Тебя дорогой читатель это сделать, а теперь к чтению.
--------------
История — аллегория, не претендующая на реальные события.
Сказка о Тутине и Тенистых Зеркалах
В холодном дворце, где стены сверкали ледяным блеском, а часы отсчитывали секунды, словно затаив дыхание, случилось нечто неожиданное. Правитель Севера, человек по имени Тутин, чьё имя шептали с трепетом и страхом, упал на мраморный пол, сжимая грудь. Сердце, которое годами било в такт железной воле, внезапно остановилось. Его последний взгляд упал на портрет на стене — лицо, которое он больше не узнавал.
**Ад** встретил его не пламенем, а холодом, пронизывающим до костей. Тутин очнулся в коридоре из чёрных зеркал, где каждое отражало не его нынешний облик, а то, чем он стал: сгорбленной тенью с глазами, полными пустоты. Воздух звенел голосами, которые он когда-то заглушал.
— Добро пожаловать, — раздалось за спиной. Тутин обернулся. Перед ним стоял мужчина в потрёпанном пиджаке, с улыбкой, которая не дотягивалась до глаз. — Помнишь меня, **Вальны**? — спросил он. Имя звучало как эхо из прошлого. Тутин сжал кулаки: этот человек когда-то смел бросать вызов его правде, пока не замолк навсегда в каменной камере.
— Ты мёртв, — прошипел Тутин.
— А ты? — Вальны указал на зеркала. В них мелькали лица: старики, плачущие дети, люди с прозрачной кожей, словно их плоть растворялась в воздухе. — Это те, кто пил воду из твоих «чистых» рек, дышал твоим «безопасным» воздухом...
---
Из тумана вышел другой — высокий, с грустными глазами и кровавой звёздочкой на груди. **Венцов**. Тутин узнал его по походке: когда-то этот человек смел гулять по мостам столицы, говоря о свободе, пока не рухнул на камни под зимним небом.
— Здесь нет парадов, — сказал Венцов, — только правда. Ты помнишь, как я кричал о мире, а ты назвал это предательством?
Тутин отступил, но за спиной его ждала женщина с блокнотом в руках. **Политова**. Её пальцы были покрыты чернильными пятнами, будто она писала даже после смерти.
— Я рассказывала о войнах, которые ты называл «миротворчеством», — прошептала она, — а ты приказал замолчать. Но здесь слова не горят.
---
Вдруг воздух заполнил зелёный свет. Из теней вышел худой мужчина с чашей в руках. Литвенко. Его кожа светилась ядовитым мерцанием.
— Ты думал, ядерный пепел скроет следы? — Он протянул чашу, где плескалась жидкость, напоминающая чай. — Попробуй. Это твоя «гостеприимность».
Тутин отпрянул, но зеркала сомкнулись вокруг, отражая десятки лиц: **Маркова** с разбитой камерой, **Середина**, чьи песни стали криками, **Беслановы**, чьи имена стёрлись в официальных отчетах... Тени шептали, смеялись, плакали.
— Ложь! — закричал Тутин. — Я строил империю! Защищал!
— От кого? — хором спросили тени. Зеркала заколебались, показывая города в руинах, материи, обнимающие портреты сыновей, реки, красные от слёз.
---
Вальны шагнул вперёд:
— Ты запрещал произносить наши имена, но они стали легендой. Ты стирал следы, но они стали дорогами. Ты верил, что страх вечен? Здесь нет времени. Только память.
Стены начали сужаться. Тутин побежал, но куда? Каждый коридор возвращал его к зеркалам. В них он видел себя — мальчишкой, мечтавшим о силе, мужчиной, запутавшимся в паутине власти, стариком, который боялся собственного отражения.
— Отпустите меня! — взмолился он, но тени уже не слушали. Они стали частью его ада — вечными свидетелями, судьями, палачами. И бежать было НЕКУДА.
**Мораль**: Даже самые прочные стены рушатся перед шепотом правды. Ад — это не огонь, а холод осознания, что за каждым приказом, каждым молчанием, стоит чья-то оборванная жизнь. И ни одна империя не защитит от собственного отражения в зеркале вечности.
Свидетельство о публикации №225030601687