Мадам Жизнь

                «Когда поймёшь умом, что ты один на свете,
                И одиночества дорога так длинна,
                То жить – легко...»

                (Константин Никольский)


     Три начальника управляют нашими судьбами. Главный из них - Создатель Всего Сущего. Всё основное: Вселенную, небо, звёзды, Землю он уже давно создал и теперь день за днём, век за веком он вдумчиво предначертывает людские судьбы в небесных скрижалях: огромное множество человеческих предназначений, каждое из которых начинается задолго до рождения, и, зачастую, продолжается годы, а то и столетия после  смерти человека.

     И судьбы эти, складываясь в бесконечные, замысловатые, но стройные линии, рождают торжественные звуки грандиозной симфонии жизни, музыка которой наполняет Вселенную, заставляя  резонировать огромные струны бескрайних галактик. Величественный ритм и совершеннейшая гармония симфонии Создателя рождают время и свет и отправляют их в самые дальние, в самые тёмные уголки Космоса, даруя им надежду на пробуждение главного чуда Вселенной - новой жизни...
А Создатель продолжает прокладывать в небесных скрижалях новые судьбоносные пути, связывая жизни всех людей: и  ныне живущих, и тех, кто уже умер, и тех, до рождения которых пройдут ещё века и тысячелетия. Одни из них обещают принести миру грядущее величие, другие - возможную погибель, но все вместе они несут только  одно - жизнь.
 
     И в каждую из этих судеб Создатель вкладывает частичку своей мудрости, дабы в каждой из них жила великая тайна создания мира. Жила, но не могла быть раскрытой...
 
     Великий Космос, наш второй правитель, воспринимая животворящий ритм и созидающую гармонию симфонии судеб, вошедшую в  резонанс с галактическими струнами, приводит в движение светила и планеты, рисуя на чёрном холсте космоса причудливые и замысловатые  картины звёздного неба, повторяющие невидимые нам скрижали Создателя и предначертанные в них судьбоносные пути. Тяжело поворачиваясь в бесконечной пустоте космоса, небесные тела своими созвездиями и скоплениями раскрывают нам на своём древнейшем вселенском языке суть предначертаний Создателя. Но не все помнят этот язык, и далеко не всем дано прочитать и понять это грандиозное содержание...
 
      Но на Земле третий наш начальник Мадам Жизнь, то ли памятуя о какой-то давней обиде, то ли просто от скуки зачем-то густо пересыпает построенную судьбоносную траекторию песком случайностей, камешками внезапностей и прочим пафосным мусором, порой полностью скрывая от человека путь его судьбы, его предназначение.

     Трудно понять, зачем она это делает, но этим своим песком Мадам Жизнь делит человечество на две категории: одни, глядя на звезды, исступлённо ищут свой путь в жизни и объяснение всему сущему, а другие, глядя себе под ноги, с вечной усмешкой твердят о том, что вовсе нет никакой судьбы, а есть лишь хаотическое движение людей-молекул, норовящих вытолкнуть друг друга из жизненного круга по принципу «если не ты меня, то я тебя!».

     Первые создают величественные произведения искусства, открывают все более глубокие законы природы, созидают, растят, мечтают. Вторые - толкаются, воруют, обманывают, торгуют всем чем можно, ничем не гнушаясь, лезут напролом, объединяются, чтобы трое на одного, предают, базарят.
Первые собирают и строят, вторые - ломают и продают.
 
     Песок судьбы... Мадам Жизнь по своей прихоти может укрыть им   человеческую судьбу, заставив человека ощупью искать свой путь, а может, легко смахнув его, во всей красе показать кому-то его предназначение. По её воле неистовый мечтатель вдруг превращается в холодного циника или в зевающего обывателя, а тот, в свою очередь, может вмиг обернуться искателем, поэтом, философом... Все дело лишь в количестве песка на дороге твоей судьбы,  лишь в том, какую часть своего предназначения ты можешь видеть под этим песком.

     Вот так три вершителя наших судеб и создают неразрешимую загадку бытия, ставящую перед человеком множество нелёгких вопросов, первый из которых:
     «Вот нафига нужно было так все запутывать: сначала какие-то невидимые скрижали, потом ещё и кутерьма с созвездиями? Но это ещё полбеды, а вот песок этот ваш - чёрт бы его побрал - это ж, натурально, форменное издевательство!»

     А ответ-то простой!
Всё дело в том, что общий офис этих трёх властителей вместе с ними самими находится... у нас в головах.

     Потому что только в человеческой голове может родиться такая дурь, что агромадная пустота с кучей необъятных галактик, между которыми даже свет ленится летать, создана и существует исключительно для того, чтобы на одном ма-аленьком камушке по имени Земля двуногие существа микробного по сравнению со Вселенной размера искали и обретали смысл своего существования.

Ну, не так же?
Конечно, не так.
А для чего же тогда все это сооружали?
О-о-о! Мочало, начинай сначала! Откупоривай бутылку - разбираться будем.

     Откупорить-то можно, да налить не успеешь: астрономы, астрофизики и прочие учёные вмиг насуют в твой мозг кучу своих бесчисленных гипотез, астрологи, нумерологи и мистики законопатят все щёлочки между ними гороскопами и пророчествами, гештальт-психологи, оказывается, уже давно воюют в твоей голове с гадалками и шаманами, а рядышком тибетские монахи и прочий причастный люд скромно звездограммы разложил в ожидании твоего внимания, и даже NASA на всякий случай лишний раз смахнёт пыль со своих фотоснимков какого-нибудь Урануса - любит эта NASA  похвастаться...
     И это хорошо, прекрасно и замечательно!
Но, если всё же налить, выпить, да попробовать разобраться во всём этом как следует , вывод будет  один.
   
Никто ничего не знает.

     Что, впрочем, совершенно не мешает вышеперечисленным неплохо зарабатывать на вере нашей в предначертанность судьбы человеческой в небесных скрижалях, в то, что скрыта она в тайнописи звёздных линий и в барханах жизненных песков.
     А как, помилуйте, тут не верить, когда нет другого объяснения наличию хаотичного нагромождения огромных булыжников и светящихся газовых шаров, летящих по своим бесконечным орбитам в бескрайней глухой чёрной пустоте! Так, может, и правда, что всё это нужно действительно для того, чтобы мы - или смысл искали, или по-дарвински добротно лупасили друг друга почём зря за тёплое место у кормушки?
     Вот и учёные говорят - да, хаос везде, бардак неимоверный, но даже в этом хаосе Вселенной то там, то здесь возникают отдельные островки порядка, которые практически невозможно разрушить. Величественные струны Вселенной, как говорит нам Пифагор,  создают эти зоны уравновешенной, созидательной гармонии. В одной из таких зон, кстати, здесь, на Земле, мы и живём... В окружении чёрных дыр и вселенского хаоса.

Бухгалтеры почему-то это хорошо понимают.

*****

     Уже не первый год обуреваемый этими мыслями, Александр вновь прокручивал их в своей голове, быстро шагая по улице. Из-за  «косяка» сослуживицы, который ему пришлось срочно исправлять, Саша сегодня сильно задержался на работе и теперь катастрофически опаздывал на день рождения одноклассника, а ему, очень пунктуальному человеку, всегда были противны опоздания.

     Александр был из тех, кто всю жизнь ищет смысл жизни, своё предназначение. Он считал, что обязательно надо во что-то верить и что-то искать, иначе от бессмыслия происходящего с ума сойти можно!
     Вначале Саша искал, как он считал, тайну бытия и своё место в жизни. Но в какой-то момент, основательно покопавшись в себе, понял, что на самом деле он ищет Ту самую, Единственную, которая, несомненно, когда-то была предначертана ему в небесных скрижалях Создателем Всего Сущего, ту, чьё имя зашифровано  в холодных линиях созвездий Великого Космоса, ту самую, путь к которой вредная Мадам Жизнь густо пересыпала песками случайностей.

Найти её и стало смыслом жизни Александра.
И искал он её, потому что точно знал, что она есть.
Ему Мадам Жизнь нашептала.
Хотя, возможно, наврала...

     «Мадам Жизнь...», - усмехнулся Александр, сворачивая за угол. Идти ему оставалось ещё минут десять.

     С Мадам Жизнь у Александра вообще были очень интересные взаимоотношения. Он был уверен, что эта могущественная особа почему-то выделяла его из «серой массы» окружающей среды. Мадам, например, разрешила ему оставаться ребёнком. Все Сашины сверстники быстро повзрослели, стали думать только о себе и о своих должностях, деньгах, квартирах... Короче, о той самой свободе в белкином колесе.
     У кого-то что-то из этого и впрямь появилось, а у кого-то - нет. Кто-то собрался, поднапрягся, быстренько отдежурил свою жизнь и уже дисциплинированно помер, а некоторые ещё царапали самое дно, так ничего и не нажив своей «взрослостью», а наоборот, разбазарив даже то немногое, что было дано им с детства...
     А Александр жил так, как будто ему ещё не исполнилось восемнадцати лет. Он был наивен, как ребёнок: верил в искренность людей, в добро и справедливость, в то, что в общих делах все стремятся к общему успеху, что для каждого, как и для него, главное - совесть, что каждый, как и он, стремится стать лучше, умнее, совершеннее, и, конечно же - дарить все это людям. И что душа в человеке гораздо важнее всего остального...

     Да, права, права народная мудрость, говорящая, что в каждом мужчине живёт такой цветок жизни. Но Александр считал, что у него - особый, клинический случай: в нем пышным цветом благоухал  самый наиребёночный из всех ребёнков ребёнок. Ведь как бы Саша не старался, как бы не стремился взрослеть, этот малый каждый раз снова и снова упорно возвращал его в детство.
     «Надо быть честным, отвечать за свои поступки, доводить все до конца, верить людям и, как самого себя, уважать другого человека, поступать по отношению к другим так же, как хотелось бы, чтобы поступали по отношению к тебе...», - твердил Александру его внутренний мальчуган. 
Другой бы, пытаясь оставаться в детстве и следовать этим правилам, уже разбил всю свою окаянную голову о железобетонные стены жизни, не вписавшись в очередной поворот, а Саша, жил себе,  и - ничего. Да ещё и стихи сочинял!

     Все мы робеем перед Мадам. Все мы знаем, что Мадам Жизнь питается душевными качествами людей: сначала она извлекает самое сладкое - доверчивость, искренность, порядочность и благородство, честь, веру и честность, потом принимается за любовь и преданность, затем одиночеством вытягивает надежду, а за ней - и последние жизненные силы неотвратимо стареющего человека...
Извлечь из наивного, как ребёнок, Александра и сожрать сразу всё, оставив лишь пустую оболочку, которая просто исчезла бы после этого со свету, было для Мадам сущим пустяком.

     Но она этого не сделала. 

     Более того: каждый раз, когда Саша сворачивал с очередного маршрута своего взросления, и опять начинал вести себя как ещё не достигший совершеннолетия ребёнок - переставал слушать умных советчиков, стремиться к чужим целям - то в его жизни вдруг все само собой складывалось, начинало идти как-то правильно, гармонично, и, чёрт побери, удачно! По-взрослому удачно: находилась другая работа, на которой у него все получалось, встречались интересные, неординарные, хорошие, умные люди у которых он с удовольствием учился... А ещё - изучал окружающую жизнь, осваивал новые профессии, писал все более ладные стихи, начал пробоваться в прозе…

     Без Мадам тут явно не обошлось!

     Саша потихоньку рос во всех своих профессиях и у него даже оформилось что-то вроде карьеры. Александр увлечённо работал, всё чаще достигая весьма нетривиальных успехов. И даже с материальной точки зрения, в целом, всё было нормально: достаток от слова «достаточно»...
     И, конечно, на такой благодатной почве в Сашиной душе ещё более пышным цветом расцветало всё то, чем так любит лакомится Мадам Жизнь.

     Но она снова и снова отодвигала это блюдо со своего стола...
     Так ни разу пока и не попробовала.

     И, живя своей беспечной и счастливой жизнью, Саша радовался, и одновременно боялся: а вдруг Мадам Жизнь опомнится, матерно ругнётся на свою забывчивость, и одним глотком выпьет его до самого дна!

     Ведь аппетит у Мадам не пропал, скорее наоборот.
Хороших людей опять стало меньше…

     Саша стал замечать, что люди достойные, способные, талантливые, все чаще оказывались за пределами главного течения жизни, а места их занимали какие-то совершенно случайные бездари, которые, видимо, знали какой-то особый секрет самопродвижения, особый способ самопроталкивания. Секрет этот, судя по этим проходимцам, никак не мог быть основан на честном и профессиональном труде, но тем не менее, он принимался обществом, действовал, работал: ведь эти люди оказывались же там, где их не должно было быть!
     Саша возмущался, негодовал, переживал, жаловался, но… слышал неизменное: «Это же жизнь! Что ты как ребёнок, в самом деле?»
     Нельзя же негодовать по поводу того, что бездари лезут на высокие должности и выживают умных, а авантюристы всех мастей учат тебя понимать искусство и любить родину...  Мы же не дети, в конце концов! Все так живут, и ты живи! Терпи, всегда так было!

     Конечно, в свои младые годы и Александр, как все юноши, страшно спешил  взрослеть и натужно шагал по любым возможным дорогам во «взрослую жизнь». Александр слушал десятки и сотни советов, всему верил и все, что ему объявляли, как важное, считал важным.
     Но, каждый раз, как только Саша проходил какую-то часть  очередного «пути взросления» и вроде бы начинал внедряться в эту «взрослую» среду, что-то внутри его сотворяло такое, что сильно замедляло его уверенный шаг, либо вовсе останавливало на полпути. Конечно, Саше говорили, что это «что-то» – его лень, глупые детские мысли, отсутствие ответственности, дурость и прочая-прочая-прочая…
     С возрастом, типа, пройдёт.
Александр им верил, и сам так думал.

Не прошло.

     Пролетали годы, а он с завидной регулярностью все сходил и сходил с «престижных дистанций»: отказывался от перспективной, но неинтересной ему работы, не искал и не поддерживал контактов с сановитыми компаниями близких к власти людей, отказывался подлизываться к начальству и заводить нужные дружбы... Он был чужд этой среде, презирал её, и среда научилась отвечать не менее жёстко: Сашины проекты разваливались, достижения нивелировались, всё, что создавал он на своих работах, после его ухода в момент разбазаривалось. Получалось так, что он как будто бы и вовсе не работал: ничего не строил, не создавал, не добивался...
    Проходило одно десятилетие, за ним - второе и третье, а Александр так и не освоил науку жить, не нажил ни хоть какого-то статуса, ни чего-то существенного в материальном плане, даже крепкой семьи - и то не смог создать... Переживая и мучаясь по этому поводу, он  каждый раз слышал в ответ одно и тоже: «Ну, что ты как ребёнок, в самом деле! Пора бы и повзрослеть уже!»

     Саша остановился, пропуская лихача на чёрной «Гранте», спешившего проехать перекрёсток на жёлтый. Начинало темнеть. Он полной грудью вдохнул прохладного вечернего воздуха и не спеша пересёк улицу. Идти оставалось совсем немного, но он уже не спешил: ведь всё равно безнадёжно опоздал. 

     Годам к сорока с гаком к Александру пришло осознание, что у него никогда не получится быть «взрослым»: изворотливо скользить по изменчивым волнам жизненного океана и толкаться с другими молекулами за место под солнцем. Он понял что может только держаться своего русла, просто оставаясь самим собой, по типу: «делай, что должен, и будь, что будет». Это ненадолго примирило его с окружающей действительностью, но, раз за разом убеждаясь в том, что всё сделанное им неминуемо подвергалось разрушению и забвению, он все чаще и чаще стал задавать себе предательский вопрос:
 «Зачем?» 

     Зачем добиваться чего-то, если все потом будет развалено? Зачем изучать тонкости профессии, если дурак-начальник все равно будет заставлять его работать по-дурацки? Зачем читать и повышать свой интеллект, если тупо не с кем поговорить?
Наконец, зачем он столько лет хранил в себе драгоценные капли нетронутой прозой жизни истинной морали и нравственности, зачем всё это время искренне верил в справедливость, талант, честность, прогресс, любовь..., когда это никому не нужно?
     Для кого он это это всё берёг?
     И зачем? 

     А, может быть, он просто обыкновенный неудачник?

     Это были тяжёлые годы, но, всё же, не смотря на эти сомнения, и предательский «зачем?», всё чаще и чаще звучащий в его размышлениях, Саша  почему-то не сдавался, что-то держало его... А, может быть, он просто не знал, что значит «сдаться»: как и кому?

     И вот, наконец, годам к пятидесяти пяти, на Александра снизошло прозрение: да, ему не победить среду, не изменить движение жизни согласно своих понятий и правил: у него нет на это сил и умений. Более того, даже для того, чтобы просто собрать единомышленников поговорить о возможность этих изменений, ему уже не хватит ни энергии, ни силы убеждения!

Не хватит, теперь это уже факт!
И остаётся лишь одно.
Любовь!
 
     Возможно, ему удастся встретить женщину, которая будет ценить его качества, для которой они будут желанны, будут мечтой! Ведь это вполне реально: встретить и полюбить ту, которая полюбит его таким, какой он есть, и которая сама проживает сейчас жизнь в ожидании..., в ожидании его, Александра... 
И жизнь не будет прожита зря!

     Любовь - Саша это точно знал - способна творить самые невероятные чудеса.

     И тогда он целенаправленно стал искать Ту самую, Единственную, Предначертанную... И это стало смыслом его жизни, потому что все другие смыслы с возрастом начали исчезать...
 
     И - чудо! С осознанием этого пришло спокойствие. Саша почти перестал дёргаться и волноваться из-за работы, и вообще, стал относиться к жизни с какой-то гусарской небрежностью, потому как теперь он уж точно знал: если его снова кто-то или что-то снова потащит во «взрослую жизнь», то на очередном повороте этого пути ему обязательно встретится ухмыляющийся мальчика, который возьмёт его за руку и скажет: «Ну, что, дружочек, наигрался во взрослого дядю? А теперь - пошли домой!»
     А потом придут дураки и снова развалят всё, что он успеет создать.
     Поэтому он лёг на воду, закрыл глаза и поплыл по течению.

     «Всякие там амбиции и жизненные целеустремлённости, - говорил себе Александр, - это самообман, выгодный вариант объяснения хаотичных, само собой случившихся событий. Амбиции  ни к чему другому не ведут, кроме слабоумия, так как амбициозный человек приучается верить, что всё вокруг вершиться согласно его воле, а в действительности это не так!»
     И только одно его заботило по-настоящему: то, что Единственная пока не появлялась.
 
     Прошла большая часть отведённого ему земного времени, в течение которого - Саша когда-то давно был уверен в этом - рано или поздно он «научится жить», повзрослеет и добьётся большого, оглушительного успеха.
     Но ничего, по-настоящему серьёзного, в сущности, не произошло: он так и не принял законов этого «взрослого мира» с его  двуличием, тотальным враньём, бесконечными поисками сиюминутной выгоды за чужой счёт и нравами андерсеновского «птичьего двора». И когда Александр в очередной раз встретился с манипулированием, предательством, ложью  по нужде и без нужды, он просто встал, отнёс в кадры заявление, и тихо ушёл с очередной, в общем-то перспективной работы. У него такие люди и такая жизнь теперь вызывали только раздражение.
«Ну, что ты снова как ребёнок?» - вновь полетело ему в спину, но Саше было уже всё равно. Он  шёл дальше - искать свою Единственную.
 
     Время текло медленной рекой и в волнах её мимо Александра в обратном направлении то и дело проплывали те, кто когда-то повзрослел и научился жить: бездыханные, успокоенные, с детским удивлением в широко раскрытых глазах: «Как? Это всё? Почему?»
     Он провожал их равнодушным взглядом:
«А как вы хотели?»

     «Почти шестьдесят. - размышлял Александр, подходя к дому, где жил одноклассник. - Трудовая книжка размером с первый том «Войны и мира». Если бы существовала книжка личной жизни - это был бы второй том.
Но я ведь счастлив! По-настоящему счастлив, без игры на публику и прочего лживого пафоса. Я счастлив  искренним тихим настоящим счастьем: я - это я!
Не такой уж я и неудачник, как оказалось! Скорее - наоборот.
Да, конечно, нельзя просто жить, как живётся: не толкаясь и не стараясь продвинуться. Нельзя жить, никого не слушая, за исключением того ребёнка, что живёт в твоём сердце. Но вся загвоздка в том, что я иначе не могу, не умею и уже не хочу!»

Саша улыбнулся.
«Да и некогда уже: скоро ведь уже «второе детство» наступит, а у меня ещё и первое не окончилось!»

     Александр вошёл в подъезд и стал подниматься по лестнице.

     «Счётчик прожитых лет тикает, - завершал он свои размышления, -  и я уже давно прошёл эпоху «молодого человека», а теперь вот завершаю эру «мужчины», со потаённым страхом со дня на день ожидая в спину фразы: «Дед, на следующей выходишь?»
     Он глубоко вздохнул.
    «Ну, где же ты, моя Единственная, вторая часть моего мира, предназначенная только мне? Я знаю, что ты - есть, твой образ с детства так глубоко отчеканен в моем сердце, что если оно когда-нибудь разорвётся, то именно в том месте, где проходят эти, самые глубокие линии…»

Он остановился перед дверью и нажал кнопку звонка.


*****

    В квартире именинника веселье приближалось к своему экватору и срочно требовало новых событий, поэтому Сашино появление было встречено с натурально-искренним восторгом. 
- О-о-о! - раздались радостные восклицания тех, кто связно говорить был уже не в состоянии.
- Новенький пришёл, надо ж-же!
- П-па-аз-вольте па-а-интересоваться: и где же в-вас столько носило?
- Штр-р-рафную, братцы, штр-р-рафную...!
Саше поднесли большой бокал красного и заверещали нестройным хором: «Пей-до-дна! Пей-до-дна!».

     Он оглядел сидящую за столом натужно-весёлую компанию и ему до того стало грустно, что захотелось тотчас развернуться и уйти домой. На секунду в голове Александра возникла картинка его уютной комнаты с книгами и компьютером: комната звала вернуться в мягкое спокойное одиночество, к размышлениям и творчеству...
«Я вас вижу в первый раз, а вы все мне уже очень надоели!» - подумал Саша о гостях.

     Но тут именинник громко и даже как-то торжественно представил его, и Александр, будучи воспитанным человеком, поддержал весёлость компании удачной шуткой, а затем, произнеся под всеобщий хохот какой-то тривиальный тост типа «счастья-успехов-будь-здоров», влил в себя это «каберне», еще раз заработав одобрительные возгласы удовлетворённой сим действом публики. Усевшись, наконец, за стол, Саша стал быстро обозревать его в поисках подходящей закуски...

     В этот миг перед ним, поданный на изящной, чуть дрожащей женской ладони, возник наспех сделанный бутерброд. Как из сказки возник...

- Спаси-и-бо, - озадачено протянул Саша, поднимая глаза от бутерброда на протягивающую его улыбающуюся симпатичную..., да, очень симпатичную тёмнорусую, темноглазую девушку в сером.
     Он взял протянутый бутерброд, намерено слегка коснувшись её пальцев. Представился: - Александр.
- Надя. - ответила она. Голос у неё был особенный, лёгкий, как будто летящий. - Закусывайте, Александр, активнее! – добавила девушка, весело глядя на него своими тёмными, с искорками, глазами. - Давайте я вам сразу горячее положу?

«Как это? Что это?» - спросил себя обалдевший Саша, и тут же в его сознании начал кружиться другой вопрос, который всегда возникал при очередном знакомстве с женщиной:
«Она? Не она?»

      А по телу уже побежала лихая весёлость: то ли от выпитой залпом натощак «штрафной», то ли от искорок в тёмных глазах Нади. Саша посмотрел на её руки, спешно накладывающие в его тарелку всего и побольше.
Руки были красивые. Очень изящные, без этих дурацких, в полметра длинной, модных ногтей... И вроде бы без «татушек».
  Впрочем, когда за тобой активно начинает ухаживать почти незнакомая женщина, в тебя уже залит бокал вина, а впереди у вас – целый вечер, то не только она – весь мир становится красивым и изящным!
Да ты и сам в таких условиях – ещё ничего себе экземпляр, если, конечно, особо не присматриваться и опустить некоторые детали.
     И ещё живот втянуть!

- Чем обязан такому в-вниманию? - после продолжительной паузы наконец спросил Саша, предварительно подобрав живот.
- Не знаю! - Надя с улыбкой пожала плечами. - Надо же было кому-то за вами поухаживать: вон вы какую бадью выдули!
Она снова посмотрела на Сашу весёлыми и добрыми глазами.
     Глубокими, как космос...

     Ситуацию, конечно, следовало немедленно обмозговать. Но, чтобы не одуреть от выпитого натощак, надо срочно было что-то съесть, и Александр начал есть.

     Ещё в детстве Саша был уверен, что, как войдёт он во «взрослую жизнь», так сразу встретит свою суженую: красивую, умную, понимающую, - настолько чётко её образ был отпечатан в его душе посредством книг и кинофильмов. Александр вообще тогда по-детски наивно думал, что люди только и встречаются, как по близости взглядов и убеждений, и находят друг друга очень быстро.

     Мадам Жизнь, конечно, сразу поправила это заблуждение, пару раз жёстко, до крови ободрав ему душу безответной юношеской любовью. Он неожиданно понял, что в книгах и в кино живут, видимо, совсем другие девушки, а в обычной жизни таких нет, и это чуть не довело его до депрессии. Но тут, к счастью, настал срок, и всё его весёлое молодое поколение, повзрослевшее и кое-как изучившее теорию по теме «женский пол», с энтузиазмом отправилось на практические занятия.
      
Саша очень увлечённо выполнял все начальные упражнения по знакомству, ухаживанию, сближению и т.д., старательно, впрочем, избегая девушек, действующих по принципу магазина (витрина-прилавок-касса). Стараясь выбирать и красивых, и умных, и начитанных представительниц прекрасного пола, Саша старался понять зависимость интеллекта и чувственности, любви и сексуального влечения, но сделать это было сложно, так как и его сверстницы ещё не очень-то разбирались в этих вопросах: понимание, осознание своих чувств, желаний и ожиданий практически отсутствовало...

     Конечно, во этом всеобщем молодёжном хаосе из эмоций, влечений, разговоров, советов, влюблённостей и сплетен, скуки и безденежья, придуманных чувств и вычитанных мыслей, одиночества, нелепых домыслов и разочарований нет-нет, да и появлялись островки гармонии и настоящей любви между друзьями и их подругами, но они были так редки, что скорее являлись исключением, подтверждающим бытовавшее тогда правило: юношеские любовные восторги и страдания даются молодёжи лишь для изучения жизни и подготовки к семейному существованию, но только после того, как будут достигнуты успехи в профессии и наступит «эпоха обеспеченности». «Слабаков», ничего не видящих вокруг, кроме своих «любовей», считали не готовыми к серьёзным жизненным испытаниям и не способным к большим, настоящим достижениям и громким успехам!
     Проще говоря, гулять - гуляй, но не позволяй любви задурить себе голову, учись и получай профессию, а потом уже - любовь и всё остальное!   
И, наученный этими напутствиями, Саша, с каждым новым увлечением, с каждой новой любовной историей получавший опыт общения с противоположным полом, искренне верил, что наступит время, когда он, став, в конце концов, финансово самостоятельным, использует весь этот опыт и, встретив свою суженую, создаст...

     Тут наступили «девяностые», всё рухнуло, как ветхие декорации, а обеспеченными и удачливыми Мадам Жизнь назначила совсем другую категорию людей.
Для таких же, как Саша - упорно учившихся и постигающих   секреты заветных профессий - Мадам приготовила иное: почти полную перезагрузку.
   
     И на фоне потери возможности заниматься выбранным делом, работать и расти в любимой профессии желание Александра встретить свою настоящую, судьбоносную любовь многократно увеличилось. Мадам Жизнь, как ни странно, поспешила пойти ему навстречу, и, быстренько и заботливо все обустроив, подвела Александра к тому моменту, когда парень почему-то произносит фразу: «ты выйдешь за меня?», хотя сам, как правило, плохо представляет, о чем говорит и что имеет в виду.
А, произнеся, думает: «Ну, не получится – разведусь! А уж во второй-то раз…»

     Ох! Наверное, благополучно развалившиеся три Сашиных официальных брака как-то должны были ему указать на ряд серьёзных недостатков в этой его идее, а также - в его способах выбора «второй половинки», и в его методах семейного строительства, а ещё - в его модели идеальной спутницы семейной жизни и  в способах разрешения семейных споров типа «кто чья собственность».... Ну и - во всем остальном.
 
     Должны были. Но не указали.

     «Да и какие там, собственно говоря, недостатки, - язвил Саша, - ведь, с точки зрения радостности ощущений и удовольствий, все эти три супружеские истории были наполнены одними достоинствами!
     По великой любви и с большой радостью эти браки свершались, а, спустя энное количество лет, по горячему обоюдному желанию супругов, и к их огромному взаимному удовольствию и, опять же, к радости - прекращались. То есть, как в своём начале, так в своём конце действо, именуемое браком, приносило большое удовлетворение обоим: и когда они были брачующимися, и когда они э-э-э... разбрачовывавались, и все три раза все было сделано просто идеально и весьма эффективно, если оценивать, конечно, исключительно стартовые и финальные эмоциональные результаты.
     Шутка, конечно, а вот, если подумать серьёзно: как такое могло случиться?
Может быть, все это было происками Мадам? Тогда можно представить себе, как она радовалась своим проделкам: хохотала, небось, как сумасшедшая!»

Кто-то за столом неприлично громко засмеялся, но Саша даже не поднял голову.
 
     «Вот только зачем ей это? - продолжал размышлять он, энергично расправляясь с содержимым тарелки - Не затем же, чтобы однажды, разбитый жизненными неудачами, разочаровавшийся во всём, я пришёл к ней и устало сказал:
- Прости за поздний визит, Мадам Жизнь! Я устал и разочарован, и у меня никого нет. Можно я сегодня у тебя переночую? И завтра тоже...»

            *****

     Саша улыбнулся своим мыслям, отхлебнул сока из стакана, оглянулся. Все гости были чем-то заняты: пьяно флиртовали, громко спорили, скучно танцевали. А один паренёк, явно перебрав, мирно спал, уронив голову на стол и смешно приоткрыв рот, из которого на скатерть стекала тонкая слюнька.
     «Да, - усмехнулся Александр, глядя на него, -  то, что нас не убивает, в конце концов, нас когда-нибудь обязательно убьёт!»
     Поискал глазами Надю, но не нашёл. Расстроился было, но рассуждения потащили его дальше, не давая остановиться.

     «Конечно, самое простое объяснение моего брачного хет-трика - «сам виноват», ну или, как говорят, «что-то во тебе (то есть, во мне) - не так»! - продолжил размышлять Саша, уже вяло ковыряя вилкой в остатках еды, - Соглашусь, возможно чего-то во мне и недоставало во всех этих трёх семейных путешествиях, однако, вполне может быть, это просто путь моей предначертанной судьбы, а эти неудачи - лишь преддверие к чему-то более серьёзному, подготовка к тому моменту, когда мне понадобятся не только моя чистая душа и сохранённые в ней сильные, настоящие чувства, но и накопленный мной опыт!

Может быть, все эти неудачи лишь приближают меня к Ней, к моей Единственной?»

     Он вздохнул и выпил ещё сока. 

    «И наплевать, что в «минусах» осталось впустую потраченное время, душевные страдания и боли, немалые средства и силы на строительство трёх «ячеек общества»: к этому относиться надо философски, что было - то было! Зато сейчас, когда мной все досконально изучено и прочувствовано в «брачном вопросе», можно, наконец, попытаться выстроить что-то успешное!
Хотя, можно ведь и просто всласть пожить для себя. Благо, необходимые здоровье, силы и средства пока имеются!»
     На этой мысли Саша дотянулся вилкой до тарелки с бужениной и подцепил аппетитный кусочек.
     «Может, Мадам меня именно к этому вела: к тихой радости одиночества, к покою и размышлениям в стихах и прозе?
     Вариант!

     Только как же тогда быть с мечтой: ведь все это время я ждал встречи с Ней, с Той Самой, с моей Единственной!

     Да, пока  безрезультатно, и что ж с того? Смириться и перестать мечтать? Перестать, зная, что наша встреча может случиться в любой момент: хоть сегодня, хоть завтра...? И для чего тогда была вся эта моя жизнь, все эти мои страдания? Нельзя же,  чтобы всё это было зря, никак нельзя! Неправильно! Всю жизнь мечтал, и мечтать - буду!»
     Александр глубоко вздохнул.   
     «Правда, сейчас, после стольких неудачных опытов, я теперь и не знаю, кого мне искать-то и где... Только на вас, Мадам Жизнь, и надежда: может быть, подскажете как-то, подтолкнёте в нужную сторону...?
     Вот эта Надя, например.
     Может быть, это и есть Она?» 

     Пока Саша старательно поглощал огромное количество самой разнообразной еды, заботливо собранной Надей на его тарелку, сама Надежда тактично отошла «попудрить носик». Пудрила она его по-женски мудро: ровно столько, сколько потребовалось Саше, чтобы умять всю эту гору съестного. И когда Александр, сыто отдуваясь, откинулся на спинку стула, Надя тут же оказалась рядом.
Что-то в этом показалось Саше слишком уж…, и он решил продолжить общение безо всяких там…
- Надюша, - сказал он ей, превозмогая одышку и временную непослушность языка, вызванную проклятой штрафной, - мне уже больше пятидесяти, и, честно говоря, процесс знакомства и выяснения намерений меня уже, м-м-м..., некоторое время… не забавляет так, как раньше...
- Ух ты, какая длинная и ви-ти-е-ва-та-я фраза! - с улыбкой прервала его Надя. -  А ты ещё крепкий моряк, Розенбом!
Саша очень удивился, услышав от неё эту реплику из любимого старого детского мультфильма, которую сам частенько проговаривал своим друзьям – сверстникам.
«Эй, девушка! Это, вообще-то, моя фишка!»

           - Да-а, крепкий, крепкий... - в замешательстве пробормотал Александр, переваривая эту очередную неожиданность. - Так вот, Надежда, не знаю вашего отчества, можно я сразу спрошу, простите мне мою бесцеремонность: вы не замужем?
       - Какая наблюдательность, мистер Холмс! - с той же улыбкой ответила Надя, демонстрируя отсутствие обручального кольца. - Да, представьте себе, не замужем! А теперь потрудитесь, пожалуйста, мистер ищейка, объяснить, с какой целью интересуетесь!

«Как хорошо и легко она говорит!»

        - Дело в том, мой дорогой Ватсон, - начал Саша, и нарочно сделал паузу, чтобы увидеть её реакцию на то, что он принял условие её игры - говорить фразами из кинофильмов.
Надя, по-доброму улыбаясь, с нетерпением ожидала ответа.
        - Так вот, милый мой Ватсон, - продолжил Саша, с удовольствием акцентируя слово «милый». - Принято думать, что что женщины всегда руководствуются так называемыми нежными чувствами, эмоциями, однако…
Она не дала ему закончить:
- О-о, мистер Холмс, вы такой наблюдательный - сразу увидели здесь целый батальон женщин, бросившихся вас кормить...

Александр, не сдержался, засмеялся. И Надя прыснула... Хотя они познакомились всего пятнадцать минут назад, но уже смотрели друг на друга, как близкие люди, которые встретились после долгой разлуки...

«Она или не Она?
Мадам, ну...? Чего вы там молчите?»


Александр тысячи раз представлял в своих мечтах эту встречу, но никак не мог предположить, что она может случиться именно так: на случайной дурацкой вечеринке, куда он совсем не хотел идти.
Да ещё этот бутерброд...

Он потом раз за разом вспоминал и прокручивал в голове этот миг: вот он выпивает бокал с каберне, садится, и в поисках подходящей закуски натыкается на бутерброд. Поднимает голову и встречает её взгляд.

Она, не отрываясь, смотрит ему прямо в глаза...

Нет, в самое сердце…
 
Да это был и не взгляд. Это был беззвучный вопрос, состоящий из одной сплошной надежды…
«Это же ты? Ты? Я не ошиблась?»

     Потом Надя рассказывала Саше, что, когда он вошёл в комнату и оглядел все это развесёлое пустозвонство, на его лице на долю секунды появилось удивительное выражение: смесь усталости, разочарования, тоски, досады...  и - огромной внутренней силы, глубоко скрытой в его печальных глазах! Надя будто бы увидела ту тяжесть, которую Саша привычно нёс всю свою жизнь - тяжесть одиночества, непонимания, неприятия. Эта тяжесть придавливала его, не давая разогнуться, мешала распрямить плечи и жить свободно, но, с другой стороны, она, эта тяжесть, ещё и напитывала его силой, упорством, упрямством и какой-то особой целеустремлённостью: когда человек не видит цели, и даже не знает её, но верит, что она, эта цель, есть.

     «Это выражение твоих глаз, -  призналась Надя, - эта сила и печаль, словно магнит, притянуло все моё внимание, я стала смотреть на тебя, будто через увеличительное стекло, оценивая каждое твоё движение, каждый взгляд, каждое слово..., и, к радости своей, ещё много чего отметила: и юмор, и воспитанность, и  ум.. Но, знаешь, если бы я не увидела тот самый первый взгляд: твою печаль и твою силу в нём, то вряд ли вообще обратила бы на тебя внимание, и не заговорила бы с тобой, наверное... А уж, что касается бутерброда, то его не было бы и подавно...»
- Я передала тебе бутерброд, а ты коснулся моих пальцев, - продолжала Надя. - И по мне как будто ток пробежал. Я сразу, при первом взгляде на тебя, обратила внимание на твои красивые руки и, признаюсь, очень ждала их прикосновения. У тебя оказались нежные, тёплые пальцы...
- А я сразу утонул в твоих глазах. - отвечал ей Саша. - В них тогда я тоже увидел выражение ожидания и надежды. А сейчас в них искрится счастье! 
 
     Да, Александр тысячи раз представлял эту встречу: как он увидит её, а она - его, и они оба сразу поймут, что это – тот самый миг, ради которого терпелось столько лет холодное, беспросветное одиночество, перерабатывалось в душах так много жизненного хлама: ненужных отношений, пустых разговоров, лживых обещаний; ради которого они оба упорно сопротивлялись, когда всякие «жизневеды» пытались «лечить», вливая, как лекарство пошлость, суету, обыденность, ложь, терпение, покорность..., «потому что так надо», «потому что иначе - никак», «потому что все так живут», завлекали модой и богатством, дальними странами и обещаниями «жить, как люди», а они упорно не хотели, не сдавались, хрипя и задыхаясь в смертельной петле одиночества, сами не всегда понимая, за что и почему дано терпеть такую муку...
     Все случилось совсем не так, как он представлял.
     И именно так!

     Истинная вера - это не тогда, когда ты хорошо умеешь терпеть, это тогда, когда ты просто не можешь иначе, не можешь жить по-другому. Даже, если очень-очень больно и терпеть эту боль ты больше не в силах...

     Когда вечеринка, наконец, вышла на финишную прямую и можно было уходить, Александр пошёл провожать Надежду. Они долго гуляли у её дома, а потом она вдруг вспомнила, что обещала маме хлеба купить, ведь в доме нет ни кусочка. И они вместе поехали на такси в круглосуточный супермаркет. Купили там хлеба и мороженого и назад шли пешком...
Идти рядом, случайно касаться друг друга, невзначай зацепляясь пальцами, слушать не перебивая, говорить, задавать вопросы, внимательно выслушивая ответы... Им так не хотелось заканчивать этот вечер, разрушать этот внезапно самими же созданный  волшебный мир человеческой искренности, что Надя и Саша шли и шли, не замечая  никого и ничего вокруг, и очень удивились, когда вновь оказались у её дома.   
-Ну мы и дали с вами, Александр! – засмеялась Надя, – Полгорода пешком прочапать, это ж надо?! Как в молодости!

«Скорее всего – Она!
        Да, Мадам?»

     Прощаясь, они даже забыли, что можно было бы и поцеловаться – настолько были уверены, что теперь-то у них впереди - вечность!

«О, господи, пожалуйста, пусть это будет Она!»

     Надежда.
     «В жизни есть настоящие вещи, люди и явления, а есть - подделки, - говорила она. - Я на своём, к сожалению, опыте знаю, к каким плохим последствиям приводит неразборчивость в этом вопросе, и теперь больше не хочу, чтобы в жизни меня окружали подделки, потому что сама не хочу быть подделкой».

     Её взор светился пытливым ясным светом, в тёмных глазах играли «чёртики», как метеоры в глубинах космоса. Ей все было интересно и всё вызывало любопытство, а когда он опасливо предполагал, что любопытство это наигранное, то тут же убеждался: нет, не наигранное! Она выливала на Александра целый ушат интересных сведений почти по любому поводу, что ясно показывало: она интересовалась этим и ранее, интересовалась глубоко, и может посоревноваться с ним по обширности знаний...
     А ещё они спорили. Боже, какое это было счастье – спорить, соглашаться, не соглашаться: не ради истины, а ради искренности. И - говорить, говорить, говорить: то перебивая друг друга нетерпеливо, то жадно слушая, затая дыхание, ибо кто-то из них сообщал то, что не успел узнать другой...
Саша, считавший себя явным «докой» в музыке и литературе, кое-что соображавший в живописи, в некоторые моменты был просто разбит наголову её знаниями в этих «его» сферах, а ещё более - её способностью чувствовать и понимать искусство...
     Он, не веря своим глазам и ушам, не веря ощущениям своим, видел: ей тоже интересно с ним, очень интересно...
Надежда - со счастливой полуулыбкой на прекрасном своём лице, с искренним вниманием слушала Сашины рассказы, а потом рассказывала сама: о своих любимых книгах, фильмах, картинах...
     Она, как и Саша, принципиально не смотрела сериалы. И это было для него уже сверхблаженством...
     И, кстати, она, как и он, ненавидела татуировки!

     И, казалось бы: вот, всё предельно ясно, но на следующее утро каждый из них задал себе один и тот же вопрос: а вдруг это - иллюзия, мираж, возникший вследствие слишком долгого ожидания?
     И они, боясь спугнуть вошедшее в их жизни настоящее большое счастье, начали осторожничать.
     Проклятый жизненный опыт, этот чемодан без ручки, который тяжело нести, но жалко выбросить, не хотел быстрого соединения и обмена признаниями, и всячески противился ему. Мысли о том, что всё это может быть обманом, игрой, поисками временного средства от одиночества или даже выгодой, не оставляли никого из них.
     И при каждой новой встрече они как будто бы заново знакомились, заново присматривались друг к другу, затевая какую-то «сближающую игру» - то с едой, то с музыкой, то с картинками в телефонах - в поисках той ауры, в которой им было бы хорошо и свободно обоим.
     Встретившись на следующий день после работы, они зашли в полупустое кафе, заказали чай со струделем: Надя с вишнёвым, Саша с грушевым.

     Веселились, угощая друг друга.

     Снова без умолку разговаривали на все темы подряд, снова он задавал себе вопрос: «Она или не она?», и всё чаще отвечал на него утвердительно.

Тогда они ещё сидели напротив.
Потом стали садиться рядом, чтобы была возможность прикоснуться... 

     Они медленно, гораздо медленнее, чем им бы хотелось, приучались к мысли, что больше не одиноки в этом мире, и что это - навсегда.
     Саша восторгался Надиной красотой, и тонким чувством прекрасного, хвалил её наряды, а Надя подчёркивала Сашину мужественность, выражавшуюся в сочетании черт его лица с благородной проседью в волосах. Он хвалил её стиль и вкус во всём, она - его галантность и заботливость. Они снова и снова отыскивали друг для друга в своих душах самые тёплые и красивые уголки...
    
    И таинственная правительница любви, известная как щедростью своей, так и строгостью, не сразу, но всё же простирала над ними своё  невидимое волшебное покрывало, под которым их снова мгновенно соединяла уверенность во взаимной искренности и удивительное взаимопонимание, так сильно притягивающее их, что при расставании им становилось физически больно оторваться друг от друга. 

     И настало время, когда, расставаясь с Надеждой, приходя к себе домой и вновь погружаясь в тот привычный уютный мир своей квартиры, где он всегда чувствовал себя удобно и уверенно, Александр уже не пытался поскорее вернуться в тепло и спокойствие своего одиночества.  Теперь он был уверен - в его жизни случилось давно ожидаемое: он встретил Её.
   Александр непрестанно думал о Наде, бесчисленное число раз вспоминая её слова, движения, взгляды, он даже представлял её в этой комнате, среди своих вещей: как она ходит, ко всему прикасается и улыбается, потому что всё это ей нравится...
 
     «Даже если завтра этому счастью суждено окончится, - думала Надя, сидя на кухне в своей квартире за вечерней чашкой чая, - всё равно, встреча с Сашей - это самое лучшее, что со мной случилось в жизни. А вот о том, что будет, если мы вдруг расстанемся, я даже думать не хочу!
Надоело бояться...».

     И, конечно же, на следующем свидании у них случился первый настоящий поцелуй. Они снова, как и всегда, разговаривая и смеясь, пришли к её дому. Настало время прощаться, и Саша, взяв Надину руку, надолго прижал к губам её тёплую ладошку. Надя в ответ погладила его волосы. И в этот момент что-то притянуло их друг к другу, и горячая волна искреннего, полного чувства поцелуя на несколько мгновений отделила их от окружающей жизни, остановила время...
Где-то лаяла собака, на центральной улице набирал ход троллейбус, но для них в этот момент ничего не существовало.

     Ещё через несколько дней они сказали друг другу «люблю»...
Для любви поэтому и существует отдельное слово, что это ни с чем не сравнимое чувство, которое не заменить ни симпатией, ни увлечённостью, ни привычкой, ни сексом… Любовь - это настоящее волшебство человеческой жизни, данное всем, но далеко не каждому!

     «Ты знаешь, Саш, - признавалась ему Надя, - я, кажется, только сейчас, с тобой, начинаю понимать, что такое настоящая любовь! И знаешь, ведь только с тобой я - настоящая, я - это я! У меня такое чувство, что всё, что я собирала, всё, что хранила и не растрачивала впустую, всё это я берегла для тебя, для этой моей радости, когда я с тобой. И всего этого так много, и это - такое счастье, что я иногда даже плакать готова - так мне хорошо! И знаешь - и я плачу..., реву, как дура!»
     Александр же с удивлением чувствовал, что так быстро разгоревшаяся в нём любовь к Надежде открывала в его душе одну за другой наглухо запертые двери, по которым раньше туда входили простые радости, мимолётные восторги, проникали искрящиеся лучи счастья и тихая музыка покоя. Эти двери, как он к удивлению своему понял, он сам же закрывал в себе в течение всей жизни, так как боялся, что вместо счастья и радости в его душу проникнут разочарование и злость, безразличие и мелочность.
     Но теперь, когда в нём горел яркий, налитый поющей силой, огонь любви к Наде, а рядом полыхал такой же неугасимый костёр её любви, в этом пламени дотла сгорало всё, что они так ненавидели, так не любили и так боялись в жизни. И Саша, и Надя с какой-то детской радостью, срывая дряхлые засовы страха, распахивали эти двери, через которые в них вливался тугой свежий, напоенный солнцем ветер огромного счастья и невероятного наслаждения от их выстраданной, долгожданной любви, и уже ничего не могло, не способно было помешать им жить этим чувством, дарить его друг другу и с великой радостью хранить эту величайшую драгоценность - их любовь, их совместное счастье, их хрустальный дворец, именуемый «мы»!

     Ведь все личные мечты уже сбылись, все личные вершины - покорены или давно уже утратили свою сияющую привлекательность, всё разочарования состоялись, раны затянулись и потери забылись. А впереди оставалось только одно... 
Безоглядно, бесстрашно любить.   
 
     Но нет, не только это.

     Александр знал, слышал, что есть чувство, которое... сильнее любви. Старые люди рассказывали.
     Да, говорили они, сначала, как у всех, была влюблённость, потом любовь, а потом.... наступало нечто большее: то чувство, которому нет названия. Мы вроде бы как привыкаем друг к другу, все становится каким-то обычным, но это не привычка, и это уже не любовь. Вроде и чувств не испытываешь особых, и ласки нет былой, и внимания даже..., но... жить друг без друга уже - невозможно!

     Растворение друг в друге. Соединение двух душ в одно целое, слияние двух жизней в одну.

     Однажды, навещая маму в больнице, Саша был свидетелем, как дедушка приходил в палату к смертельно больной бабушке,  своей супруге. И сидел с ней часы напролёт. Они даже почти не разговаривали: дедушка просто держал её за руку, а бабушка то и дело тихо корила его за мятую рубашку или за пятно на брюках. Жалобно так корила, понимая, что вряд ли уже сможет отстирать это пятно и отгладить ему рубашку...

      «В моей в жизни уже многое сбылось, а что-то сбывается сейчас. - думал Саша. -  Мне уже особо ничего и не нужно от Вас, Мадам Жизнь. Но одно чувство, одно состояние мне бы очень хотелось пережить: жизнь ради друг друга и растворение друг в друге. Именно это чувство, которое многократно больше любви, мне хотелось бы испытать с Ней, с моей Надюшей, предназначенной мне судьбой, пресловутыми Вашими скрижалями и знаками созвездий, смысл которых Вы от меня прячете под своим проклятым песком. Мне очень хотелось бы испытать это чувство, Мадам Жизнь, очень! Сейчас для этого самое время, поверьте, другого случая не будет! Да Вы и сами лучше меня это знаете!»

- Я хочу прожить с тобой до конца своих дней! Я хочу счастливо быть с тобой до конца своих дней и видеть тебя счастливой! До конца своих дней видеть тебя всегда счастливой, и быть счастливым рядом с тобой!

До конца своих дней...

     Забегая к Саше домой, Надя перво-наперво здоровалась с его мамой, спрашивала про её здоровье и обязательно рассказывала ей о том, что прочитала где-то по поводу её болячек... Не настаивала, не советовала даже, а просто рассказывала. Она спешила делать добро людям, как будто бы ей его некуда было его девать, как будто бы ей тяжело было его носить...
И не требовала ничего взамен. «Делай добро просто так, бескорыстно - говорила Надя, - все добро в мире оплачивает Бог!»

- Я так счастлива, Саш, так счастлива! Рядом с тобой я чувствую себя птицей, которая летит в синем ясном небе навстречу тёплому утреннему солнцу! Ты меня понимаешь?
- Да, понимаю! - отвечал он.

     А когда Саша спросил (в духе их киноигры): «А ты чего же замуж не выходила?», Надя, конечно же, ответила: «Тебя ждала!»
И тут же добавила: «Так давно мечтала сказать эту фразу не в шутку, а совершенно серьёзно!
Вот хотела-хотела, и наконец - сказала!»

                *****

При всём своём могуществе и безграничной власти, Мадам Жизнь была прежде всего женщиной. И сейчас она, обнажённая, стояла перед огромным зеркалом, где отражалось её прекрасное вечно юное лицо и идеальная фигура, по которой струились густые волны великолепных чёрных волос.
Мадам Жизнь медленно поворачивалась перед зеркалом, рассматривала себя со всех сторон и сетовала на свою неудачу с Александром.
«Этот человек из тех, что были обещаны мне самим Создателем, это был его подарок, о чём записано в великих скрижалях. - медленно шептала она. -  Для того, чтобы сохранить его детские наивные взгляды, я окружила его людской ложью, предательством, несправедливостью, я знакомила его с теми земными женщинами, которые по-настоящему не любили его, и друзьями, которые предавали его, иногда я давала ему свободу и позволяла творить, но тут же разрушала плоды его трудов, заставляя жить в бесконечном поиске и сомнениях, чтобы его преследовал страх, вечный страх стать ненужным, страх одиночества, страх безысходности.
И я ждала, когда он, потеряв всяческую веру в своё предназначение, в правду, в людей, в любовь, откажется от всего этого и придёт ко мне. Придёт, сохранив самое ценное: огромную детскую душу, полную слёз неразделённой любви.

     Я ждала его и в качестве подарка готовила ему Бессмертие: он должен был стал великим поэтом...
              ...или писателем, я ещё не решила.

Но он - не пришёл. Он упорно искал свою Единственную.
Очень упорно, пришлось уступить.
Ненадолго.
Дурачок. Так и не узнал, и не понял, от чего отказывался...
Глупый, как ребёнок, честное слово...»

Мадам Жизнь, изящно повернувшись, застыла перед зеркалом в обольстительном полуобороте, вспыхнув взглядом своих огромных бесконечно глубоких голубых глаз, способных свести с ума любого земного мужчину...
Ей самой понравился эффект этого движения и она от души рассмеялась.

- Ничего, ничего, - продолжала Мадам Жизнь уже в голос, - у меня много времени, я подожду! Я послала ему самое страшное своё испытание: испытание последней любовью. Не думаю, что он выдержит его, никто не в силах это выдержать.
В конце концов наступит тот миг, когда он, опустошённый и обессиленный, придёт ко мне и попросит:
- Мадам Жизнь, я так устал, мне некуда идти. Можно я сегодня у тебя переночую?
И тогда медленно, наслаждаясь каждым глотком, смакуя все тонкие ароматы и послевкусия, я выпью его наивную душу, которая так долго, в течение всей его жизни, настаивалась на чистейшем детском эликсире искренней веры, честности, доброты и, главное -  любви, настоящей, огромной любви!
     И этот подарок Создателя будет истинным наслаждением, которое я буду вспоминать ещё многие-многие годы своего бесконечного, бессмертного существования!

                *****

     А на Земле, в городе, укутанным мягким покрывалом ночи, в маленькой спальне своей квартирки Надя мягко повернулась во сне, и с тихим безмятежным вздохом прижалась к Александру, уткнувшись лицом в его шею.
     Саша поцеловал её в лоб между бровей и улыбнулся, совсем некстати вспомнив свою давнюю мысль, пришедшую ему в голову именно в тот вечер, когда они познакомились с Надеждой: «То, что нас не убивает, в конце концов, когда-нибудь нас обязательно убьёт!»
     Снова улыбнулся и продолжил: «Убьёт, но не сегодня, не сейчас. А потому - у нас ещё есть время для счастья!»   
И, засыпая, он прошептал:
    - Спасибо тебе, Мадам Жизнь, за эту мою последнюю и самую большую любовь! Большое спасибо...

*****

     Их любовь огромной птицей летела над суетным миром, одаряя его столь животворным теплом, что на пути её полёта на песках случайностей таяли снега и вырастали цветы.

     Создатель, заметив летящую над землёй птицу, на мгновенье прекратил свою работу, и судьбы людей всего мира замерли.
     Создатель глубоко вздохнул: он  вновь пожалел, что редко предначертывает в человеческих судьбах встречу с настоящей любовью.
Слишком редко...

     А любовь легко парила над спящей землёй. И, хотя снизу никто не видел огромной, гордой и прекрасной птицы, летящей навстречу восходящему солнцу, но волны тепла от взмахов её распростёртых крыльев так глубоко проникали в души людей, что воскрешали в них это прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство.

     Любовь.

     В каждом отчаявшемся сердце...



03.03.2025. Курск