Мой скорбный путь

Иногда, возвращаюсь из библиотеки-музея, которая находится в районе Южного микрорайона города, пешком до Центральной площади. Шагаю и…меня задерживают имена. На этом пути когда-то жили мои друзья и товарищи, с которыми я путешествовал, ходил в походы, общался.
Виктор Львович Фельдман, геодезист, работал в архитектуре города. Небольшого роста, крепко сбитый, неутомимый в походах. Не способный был обидеть ни одно живое существо. Добрый. Полностью лишенный чувства самости. Остался холостым до конца своей короткой жизни. С ним я в 72 году прошлого века поднялся на вершину горы Пидан по маршруту, которым никто из людей не ходил ни до нас, ни после нас-это от села Кириловка по отрогу хребта. Туристы к Пидану и тогда, и сейчас ходили и ходят от села Лукьяновка. Путь наш был почти непроходимый. Он завален упавшими деревьями и обломками скал. Попадались в скалах гроты, но осматривать их мы боялись, так как у одного из них увидели кости животных. Это идеальное место для тигров и медведей. Еще у нас было незабываемое путешествие от Врангеля через Шапалова по побережью до бухты Успения. Договорились идти строго по берегу моря. Это значит-преодолевать непроходы путем лазанья по скалам. Шли десять дней. Это было сказочное время. Цвел рододендрон, которого в то время было в сто крат больше чем сейчас. В те годы побережье было погранзоной. За все путешествие мы не встретили ни одного человека, и ни одного строения, кроме пограничной Заставы в бухте Спокойной и водозабора в бухте Краковка. На водозаборе в бухте Краковка рабочие нам посоветовали идти к бухте Успения по тропе, а не по побережью. Ставили палатку на пляже у моря. Разжигать костры ночью нам пограничники строго запретили. Поэтому к нашей палатке каждую ночь подходили или тигр, или медведь, или даже кабаны. Приходилось свистеть и светить фонариками. Каждый день были встречи с оленями, косулями и кабанами. На обратном пути зашли к скальному комплексу Замок. Тогда он нам показался сказочным. Особенно поразил камень, висящей над пропастью, который мы назвали Цыпленком. От Замка вышли на вершину сопки, которая находится над поселком Первостроителей. Там, на вершине, стояло небольшое здание, которое охранялось пьяненьким военнослужащим. Он похвастался нам, что под нашими ногами сооружение в десять этажей. Мы ему, конечно, не поверили. Он открыл дверь в здание. Затем  еще одну дверь, за которой была лестница, уходящая вниз. Разрешил нам спуститься. Спустились на первый верхний этаж. Там были помещения. В больших помещениях стояли кровати железные, двухъярусные. Увидели спуск на следующий этаж, но спускаться не стали. Поверили. Сейчас этот военный объект наглухо законсервирован. С Виктором Львовичем мы совершили много походов на вершины гор, к водопадам. Заплутаться с ним в тайге было невозможно, так как он брал в Архитектуре самые секретные карты-«двухсотку». Умер он в начале 90-х годов, после того, как лишился работы.
Недалеко от библиотеки-музея жил Сергей Иванович Попов. Врач по образованию, но работал заведующим художественной мастерской, куда я часто ходил поиграть с художниками в биллиард. Играли они все здорово. В эту мастерскую заходили писатели, поэты, барды, работники горкома партии, всякие начальники с заказами что-то оформить на их предприятиях. Веселое было время. В мастерской я подружился почти со всеми художниками. Именно Сергей Иванович и Владлен Горбань позвали меня на вечер в хоровую школу. Я был холостой. Они заверили меня, что там мне подругу найдут. Среди трех десятков женщин я увидел одну необыкновенную с длинными распущенными волосами. Она красиво танцевала. Уже там, на вечере кто-то мне внутри подсказал-это моя жена. Я показал Сергею Ивановичу на эту женщину, которая танцевала с Горбанем. Горбань умел танцевать. Сергей Иванович гордо мне ответил, что это его подруга. С этой минуты во мне началась ревность. После окончания вечера поехали в гостиницу, где жила подруга Сергея Ивановича. Там провели ночь. На следующий день я поехал в художественную мастерскую. За столом сидели Сергей Иванович и Горбань. Пили чай. Я решительно потребовал, чтобы Сергей Иванович отдал мне свою подругу-Викторию. Сказал ему: у тебя красивая жена, дочка, и вообще, я хочу жениться на Вике. Горбань меня поддержал. –-Ладно, забирай! Сдался Сергей Иванович. Я тут же попросил у Горбаня ключ от его дома в селе Перетино. Заехал в гостиницу за Викой. Предложил ей поехать со мной в деревню. –А, поехали! Махнула она рукой. В ту же ночь мы стали супругами. Вот уже почти 43 года, как живем вместе. А Сергей Иванович умер рано, в 2000-х годах.
Также около кинотеатра «Русь» в частном родительском доме жил мой друг Фурманов Эдуард Анатольевич. Познакомился  с ним в художественной мастерской, куда он часто приходил также поиграть в  биллиард и поговорить о политике с художниками. Потом он уехал жить и работать в Ленинград. Вернулся лет через десять еще более политизированным. Я с ним и адвокатом Николаем Ковальчук состояли в партии «К Богодержавию». Эдуард много читал. На свою скромную пенсию выписывал газеты и журналы. Покупал книги. Часто приходил к нему в гости, где мы под яблоней в саду пили чай, разговаривали о прочитанных газетах. Говорить он умел. Интеллект был высокий. В общении вежливый. Одна была слабость-не мог запретить психическому больному Валере приносить с помоек вещи. В результате завалил свой огород хламом, который ему был совершенно не нужен. Дошло до того, что и садить картошку негде было. Из-за этого у  него с братом, который владел половиной дома и огорода были скандалы. Умер глупо. Упал и сломал бедро. Ходить не мог. Это было для него самое страшное наказание.
Недалеко от Эдуарда жил адвокат Ковальчук. Как следователь я знал почти всех адвокатов. Он пригласил меня в партию «К Богодержавию». Он и руководил отделением этой партии в г.Находка. Получал из Москвы от генерала Петрова газеты «Мера», «Мера за Меру». Мы с Фурмановым разносили газеты. Я передавал их в клубе «Элегия» писателям, поэтам и туристам. В то время это были самые правдивые и интересные в России газеты. Статьи в них писали анонимные авторы, работающие в разведке. Больше всего писали о масонах. Ходил слух, что Петрова отравили. Умер он внезапно, без болезни. И Ковальчук умер также внезапно. Накануне приходил ко мне в гости. Пили чай. Разговаривали о разном. Через несколько дней узнаю от адвоката- умер. Был крепкий. В походы на вершины ходили.
В этом же районе, недалеко от кинотеатра «Русь» жил фотохудожник Юра Тропин. Это был профессиональный фотограф. Всю жизнь и проработал фотографом. Ездили с ним и на полуостров Гамова, и на север Приморья. Поднимались на гору Лысую. Любил шутить. Был резкий. У нас с ним были совместные фотовыставки во Владивостоке и в Находке. Умер рано. Когда уходят такие мастера, как Юра Тропин, Сергей Козлов становится не по себе.
Рядом с ним, через огород жил редкой души человек, автопутешественник, кандидат в мастера спорта по мотогонкам Юрий Моняков. С ним я ездил на север Приморья к мысу Олимпиады, где море выбрасывает на берег полудрагоценные камни- агаты, халцедоны и опалы.  Часто ездили совместно к водопадам на юге Приморья. Именно он после меня в походе всем клубом «Элегия» на Чандалаз «поймал» параллельный мир Чадалаза на одной из скал в так называемых Воротах Чандалаза. После  этого к моему снимку уже стали относится серьезней.
В этом же  районе недалеко от Фурманова в частном доме с родителями жила моя вторая жена Галина. Когда иду мимо, всегда смотрю на забор, где  я стоял на свидании, ожидая ее. Тут же у ее родителей была наша свадьба. На этой свадьбе присутствовала вся Находкинская диаспора белорусская. С первых же  дней после свадьбы начала меня ревновать. «Ты там улыбался с такой-то…». «Ты ездишь в Южно-Морской к любовнице…» Но я же работал следователем. Ездил по делам. Не мог при встречах со знакомыми не улыбаться. Мое нежелание каждую ночь любить ее в постеле усиливало эту ревность. Конечно, я ей не изменял. На работе порой выматывался так, что уже было не до любви. Из-за этих скандалов расстались. Вышла замуж за моряка, которого знала до меня. Он стал капитаном судна. У них появился сын, а затем и внуки. Но он на судне встретил более молодую женщину. Расстался с Галиной. Но поступил благородно. Купил ей в Питере квартиру, где жили их сын и внуки. После прививки от КОВИДа внезапно умерла фактически еще молодой. В этой квартире сейчас живет наша внучка Ксюша. Встречаясь иногда в Находке со мной, говорила: Какая я была дура! И зачем я ревновала тебя?! Но я об этом не сожалею. Как я могу сожалеть, если у нас с Викторией появились дочь и внучка?!
В  районе Рыбного порта жил Станислав Кабелев. Руководитель литературного клуба «Элегия». Человек уникальный. Мастер спорта СССР по туризму и ориентированию. Бессменный руководитель туристического клуба «Сихотэ-Алинь». Писатель. Художник. Душа компаний, как в походах, так и в клубе «Элегия». Писатели, поэты и туристы после его ухода осиротели. Тридцать лет приходили в это здание на улице Луначарского с огромной радостью. И получали эту радость. Несколько раз ездил с «клубом Элегия» в путешествия к реке Кеме и водопаду Черный Шаман, где он, конечно, всегда был старший. И первый заводила у костра. Именно Кабелев мне посоветовал поискать горные озера в верховьях реки Кемы, которые никто из туристов не видел. Чем я и занимался несколько лет. Порой не вериться, что уже никогда не зайду  в клуб «Элегия»; что он не встретит меня у порога и не пригласит попить чайку. А сколько у нас с ним за этим чаем у камина было разговоров! И второй человек в клубе Дина Владимировна зачастую подключалась к этим разговорам. После его ухода помещение было утеряно, да и клуб, который состоял не только из писателей и поэтов, но и из туристов, фактически распался. Сейчас клуб располагается в библиотеке-музее, но все  это совсем не то. И никогда уже не будет тем клубом, который был при Кабелеве и Дине Владимировне.
В районе улицы Заводской жил мой друг Лобашов Анатолий. Квартира его была над Военной прокуратурой, где он и работал военным прокурором. Он сменил моего друга Романова Николая Михайловича.  К нему я впервые зашел в 1972 году. Мне необходимо было опросить работника одной воинской части. Начальник ОБХСС Демихов посоветовал мне обратиться к военному прокурору, так как без него меня на территорию части не пустят. Меня встретил мужчина небольшого роста, с длинными светлыми волосами, прикрывавшими плешь. Я отрекомендовался. Ответил он мне какой-то остроумной фразой. Как позже я понял, что более остроумного человека я не встречал ни до него, ни после него. Остроумие его было блестящее. Неудивительно, что с ним общались самые влиятельные люди города-второй секретарь партии, секретарь парткома треста ДМГС, директор треста столовых и ресторанов. Все они были блестящими балагурами. Собирались по вечерам в его кабинете. На столе обычно, кроме закуски стояло две бутылки самого лучшего вина в мире-Мускат Белый Красного Камня. Каким образом ему удалось вписать меня в этот круг, я не знаю. Но я стал «своим». Года через два Николая Михайловича перевели на повышение во Владивосток, а еще через короткое время- в Москву. В Москве мне удалось с ним встретиться, когда ехал на свою малую Родину, на Вятку. Разговаривали всю ночь. Рассказывал о так называемой «элите» Московской. Перед отъездом во Владивосток Романов познакомил меня с Лобашовым. Это был человек полностью противоположен Романову. Молчалив. Встреч, разумеется, с элитой Находкинской уже не было. Но мы подружились. Он был холостой. Я познакомил его с заведующей спортивного магазина. Они поженились. У нее было двое сыновей от другого мужа, с которым рассталась. Как-то купаясь в бухте Отрада, его укусила медуза. Он полтора года лежал без движения. Двигать он мог только глазами. Выкарабкался. Но стал инвалидом. Ноги его не поднимались. После внезапной смерти жены, Лобашов затосковал. Я навещал его. Рассказывал о своих походах. Подарил ему свою книгу, которая тогда вышла. Как-то произнес: -Эти бездельники/сыны Галины/ меня достали. Все время приходят и клянчат деньги. Даю, но неприятно. Они фактически мне никто. Нигде не работают. Грусть свою по Галине он заливал пивом.  О том, что он умер, узнал случайно. Хоронили его военные прокуроры края. Жив ли Николай Михайлович, не знаю. Он был старше меня более, чем на десять лет. А все товарищи, которые приходили к нему, давно ушли.
Еще на улице Заводской жил уникальный турист Григорий Фридлянд. Он в шестидесятые годы совершил путешествие на мотоцикле от Находки до Прибалтики. В то время местами еще трассы сплошной не было. Приходилось, рассказывал, ехать по шпалам. Когда еще не было туристического клуба «Сихотэ-Алинь», организовывал с заводчанами походы по самым красивым местам в крае. Поднимался на вершины гор Лысой, Ольховой, Пидан, Чадалаз. А еще один из первых туристов в Приморье сплавлялся на деревянных плотах с верховьев северных рек в сторону Хабаровского края. Но чтобы попасть в верховье этих рек, надо было дней десять идти к этим рекам через хребет Сихотэ-Алинь. На месте делали плоты и сплавлялись по этим неисследованным  туристами рекам. Работая на Камчатке, водил народ на вулканы. Это был самый скромный турист из всех туристов города. Мы с ним ездили на Кему; к водопадам на юге Приморья. Ушел незаметно. Мне кажется, что никто из туристов его не проводил. Он не был мастером спорта по туризму. Но сделал на пользу туризма много больше иного мастера спорта. О нем мною был написан очерк, который был опубликован в газете «Находкинский рабочий».
В районе улицы Ленинской проживали пятеро моих друзей. Это Балабай Анатолий Иванович-мастер производственного обучения ДМУ. Познакомился с ним в далеком 72 году. Вместе с ним и Виктором Львовичем Фельдманом ходили в походы. Ездили с охотоведом Перфильевым Валерием Павловичем ловить браконьеров. Играли в биллиард в художественной мастерской. Играли в карты в «тысячу» вместе с Владленом Горбанем или с Виктором Львовичем. Порой он, повздорив с тещей, подолгу жил в моей малосемейке, где мы с ним играли в шахматы. Это был самый неунывающий человек в мире. Общался только с юмором. И никогда серьезно. Участвовал с Горбанем и охотоведом на двух моих свадьбах. И оба раза на свадьбах предсказал время моей жизни с женами. В 1980 году днем вышел из художественной мастерской получить зарплату в ДМУ. Идти там около двухсот метров. Но не дошел. С того дня пропал безвести. Наше с Горбанем предположение такое: Вышел он из мастерской слегка выпивший. При переходе улицы его сбила машина. Водитель повез его в больницу. По дороге он скончался. Водитель, увидев, что сбитый им человек, умер, испугался. Увез его в лес и закопал. Тело его не найдено.
В доме по улице Ленинской напротив ДКМ жил мой друг Игорь Гиневский. Это был сильный гипнотизер. Выступать он ездил только на Кавказ и в Среднюю Азию. Деньгами не дорожил. При возвращении после своих гастролей в первую очередь приглашал меня посидеть в кафе. Рассказывал о поездке. Когда рухнул Советский Союз, он с народным целителем Валентином Семененко и еще с четверыми экстрасенсами создали на улице  Ленинской офис «Здоровье». Проработали недолго. Каждый тянул клиента на себя. Расстались. Стали работать сами по себе. Периодически продолжал ездить на гастроли. После очередной поездки вернулся больной. Вскоре после  трагической гибели Семененко, умер. Ни разу женат не был. Ни с одной женщиной в Находке не жил. Умер холостой.
 Напротив Игоря Гиневского в пятиэтажке жил Владимир Агафонов. Именно он с Виктором Левадой в художественной мастерской втянул меня в строительство коттеджа у объездной дороге. Нам с начальником второго отделения милиции Еленским, как лучшим работникам горотдела дали по 10 тысяч рублей для строительства личного дома. Я, поддавшись обещаниям, Левада и Агафонова втянул в эту авантюру Еленского. Мы перечислили деньги на счет их фирмы. Время шло, а строительных работ на наших участках никаких не начиналось. Уже и поймать их было невозможно. Левада, бросив фирму, уехал во Владивосток. В конечном итоге денег на счетах фирмы не оказалось. Мне работники фирмы сляпали на огороде фундамент дома, который разваливался от прикосновения. Еленскому и этого не сделали. Я сумел продать этот фундамент и на вырученные деньги купить фотоаппарат Минольта. Именно этот фотоаппарат выручил меня в Тибете, где у  меня сломался новый, дорогой фотоаппарат Никон. Отснял пятьдесят пленок. А с Агафоновым мы даже подружились.  Он приглашал меня в свой коттедж, который строился по ул. Кольцевой. Читал стихи. Знал их множество. Мне нравилось походить по его огороду, который больше походил на ботанический сад. Это было творчеством его красивой жены. Агафонов каждое утро во все времена года ездил со своим другом таксистом к морю в бухту Тунгус купаться. Трезвым увидеть его было сложно. Умер преждевременно.
В этом же районе улицы Ленинской жил мой друг Гена Ефимов, который работал физруком в училище. Именно он в 1972 году предложил мне жениться на его сестре. Она, закончив институт, была направлена работать врачом в самый отдаленный район Амурской области. Конечно, Гена и его два брата, проживающие в Благовещенске, были этим недовольны.  Гена убеждал меня: –Сестра моя Надежда, мастер спорта  по художественной гимнастике. Ты  спортсмен. Найдете общий язык. Согласился. В Новогодние каникулы поехали в Благовещенск. Со станции сразу же покатили на такси в ее село. Мороз был под пятьдесят градусов. Приехали. Зашли в какой-то небольшой домик. Надежда сидела за столом. Две ее сумки стояли у порога.  Взяв эти сумки, вернулись к машине и уехали. В этот же день была регистрация брака. В ЗАГСе нас уже ждала сама заведующая. Гена передал ей дары Приморья и она нас как говорится Благословила. В этот же день была и наша свадьба. На следующий день поехали в  Находку. Привез ее в свою малосемейку. Прожили недолго. Я продолжал работать, как обычно с семи часов утра и до 10 часов вечера. Однажды весной, прихожу домой, а на столе записка: «Володя, так жить нельзя. Я ухожу. Надя». Больше я ее никогда не видел. Даже сообразить не успел, как она в селе Лозовом получила работу и квартиру. Затем к ней приехал, тот, кто ее любил. От Гены узнал, что у них родились двое детей. Ее муж спился и умер. Она живет одна. Ее посещают дети и внуки. Конечно, в разводе виноват полностью только я. Далеко не каждая женщина согласится жить так, как я работал. Но не сожалею. Должны, значит, были появиться в этой жизни мои дочери Лена и Наташа и внучки Ксюша и Мира. А Гена ушел в Тот Мир уже более десяти лет тому назад.
Недалеко от Гены в двухэтажном деревянном бараке жил мой друг художник Владлен Горбань. Жил он один. Посещал его часто. В то время я ходил встречать закат на высокую сопку хребта Змеиного, которая стоит над бухтой Отрада/105 по-народному/. На обратном пути заходил к Владлену. Пили чай. Беседовали о рыбалке, о художниках, о фотографиях. Помимо того, что он был художником, он еще был хорошим фотографом. Часто доказывал ему, что пейзажи фотографировать интересней, чем людей в городе. Он вообще пейзажи не признавал, и склонял меня фотографировать людей. Еще он был заядлым рыболовом. Мог с удочкой просидеть на морвокзале весь день. Иногда ездил с нами туристами в тайгу, где в горных речках  ловил форель. Но, как мне показалось, что больше всего он любил общение. Говорил часами. Видимо из-за этого много картин его остались незавершенными. Часто его можно было увидеть в сквере улицы Ленинской, где он рисовал портреты. Отбоя от желающих не было. Всегда стояла большая очередь. Рисовал он быстро и хорошо. Люди уходили довольные. Но был один случай, когда человек, заказавший портрет остался крайне недовольный. Он несколько раз привозил  свою красивую молодую жену к нему в  квартиру. Владлен рисовал добросовестно. Коммерсант, после окончания его работы был недоволен.- Ты нарисовал ведьму. Владлен отвечал, что видит ее такой, какую нарисовал. Трижды он переделывал ее портрет, но все время выходила ведьма. Видел я этот портрет. Видел и жену этого коммерсанта. Она был красивая, но что-то в ней было отталкивающее. Позже, когда этот коммерсант запил/у него был такой грех/, эта его молодая жена оставила его ни с чем. Вывезла из квартиры все имущество, забрала все деньги, а позже еще отобрала и часть квартиры. Так что Горбань видел сущность этой женщины, а не внешний облик. Сломав ногу, Владлен прожил недолго.
На Кольцевой почти рядом с коттеджем Агафонова жил мой друг Саша Кожевников. Работал он в НСРЗ инженером, и после работы часто заходил ко мне в кабинет. Там собирались по вечерам  мои друзья и товарищи-Балабай Анатолий Иванович, Гиневский Игорь, Гена Ефимов и другие. Гиневской обычно показывал свои опыты. Кто-то загадывал цифру. Он брал руку этого товарища и называл эту цифру. Все считали, что это сговор, но Гиневский безошибочно угадывал цифры у всех. Еще вытаскивал из колоды ту карту, которую ему называли. Все считали, что это какое-то чудо.  Особенно его пытался разоблачить Саша Кожевников, но безуспешно. С Сашей мы ходили в походы. Он обычно на вершины гор не лазил. Оставался в лагере у речки ловить рыбу. Умер внезапно молодым. Оставил молодую жену и ребенка.
В этом же районе жил художник Вадим Беляков. С ним я познакомился все в той же художественной мастерской, которая в то время была по улице Гагарина. Но у него еще была мастерская по улице Павлова, напротив поликлиники ВЗО. Во время обеденных перерывов я приходил к  нему на чай. Перед чаепитием Беляков молился. Икона его находилась в углу мастерской. Конечно, он не пил и не курил. И мне, кажется, из всех художников только он и верил в Бога. Рисовал только пейзажи. Одна его картина с видом Чандалаза меня задела. Я уговорил его обменять картину на редкую книгу «Мифы Народов Мира». Позже я подарил эту картину библиотеке-музею. Как-то он попросил сфотографировать все его художественные работы, которые хранились в его квартире. Я добросовестно все отснял. Диск со снимками отдал ему. Он мне взамен подарил три этюда сопки Сестры. Через короткого времени после этого, художник Саша Ш. сообщил мне, что Беляков умер. До старческого возраста он далеко не дожил.
На улице Пограничной жил мой товарищ по походам и путешествиям Саша Колдун. У нас были удивительные путешествия в Якутию, на Камчатку и на север Приморья. Много раз ездили к водопадам на юге Приморья. В свое время до выхода на пенсию он был один из лучших крановщиков в порту. Говорили, что во время погрузки спиртного на судно, он мог во время движения крана снять со стеллажа ящик спиртного. Часто приходил к нему домой, где обсуждали намечающееся путешествие. У него была машина Лэнд Круизер. Именно на этой машине мы и путешествовали. Водитель он был прекрасный. Но была одна слабость. После обеда он мог заснуть за рулем. Эта его слабость едва не закончилась трагедией, когда мы ехали к  Якутску. С сыном он несколько раз путешествовал по Китаю. Потом показывал свои снимки в компьютере. Любил Природу.  Колдуном его прозвали в порту за то, что он предсказывал будущее, которое сбывалось. Однажды мы вчетвером весной поехали к водопадам реки Ванчин. Он был за рулем. Кроме меня еще были Гена Козлов и Саша Мухамедчин. Рано утром, когда он забирал меня, сказал мне, что его Звезда плакала. Это к беде. Это же стал говорить при восходе солнца, когда мы уже ехали к Лазо. Гена и Саша отругали его за такое предсказание. Но предсказание сбылось. Он, поскользнувшись на льду, когда шли к водопаду, упал и сломал руку. А я в это время, оторвавшись далеко от группы, едва не утонул в реке. Умер внезапно. Сын его никому о смерти отца не сообщил. Портовики, с которыми он работал, обиделись.
Почти рядом с Сашей Колдуном жил художник Юра Тухов. Самый сильный игрок в биллиард. И один из самых лучших художников в крае. После расформирования художественной мастерской он нигде не работал. Жил за счет пенсии. Когда заходил к Саше Колдуну, то обязательно навещал его. Иногда у него были из продуктов только сухари и чай без сахара. Купил у него около десяти картин. Направлял людей для приобретения картин. Иногда мы, туристы, брали его в поход. Он оставался у  машины и рисовал приглянувшиеся ему пейзажи. Рассказывал, что около года жил на Камчатке у брата. Рядом с его домом стоял вулкан. Рисовал он его бесконечно много раз, так как над вулканами всегда клубятся необычные облака. Однажды утром он увидел редчайшую картину. Над вулканом висело семь колец. В утреннем освещении картина эта была уникальнейшая. Он успел нарисовать несколько этюдов, которые потом превратились в картины. Ни одной картины в Находку не привез, так как их у него выкупили местные жители. И вообще, самые лучшие работы/а я их видел/, Тухов не продавал, скрывал от людей. Эти работы  Тухов увез на свою малую Родину в Бикин. Слышал, что у него были персональные выставки в Хабаровске. Там в Бикине он и умер. У него была одна слабость. Он периодически срывался. Уходил в запой. Был во время этого еще более угрюмей, скрытен, неприступен.
В соседнем со мной доме номер 26 на площади жил художник Попов Слава. С ним я также познакомился в художественной мастерской. Это был самый работящий художник. Сыграет одну партию в биллиард, жахнет рюмку вина и весь день трудится. В разговоры с художниками не вступал. После ликвидации мастерской, он преподавал рисование в школе. Работал на даче. Встречались мы с ним обычно на видовой площадке у дома номер 26. С этого места открывается красивый вид на бухту Находка. Обычно разговаривал о великих художниках и о их картинах. Об этом он мог говорить долго. Ходил всегда быстро. Чтобы его догнать, надо было бежать. Последняя встреча с ним запомнилась мне хорошо. Я стоял на видовой площадке и любовался видом на бухту. Он как обычно подошел быстро. Вернулся с дачи. В руке, как обычно, была банка с пивом. Он неспеша пил и разговаривал о пейзаже. Постояли с полчаса. Разошлись, попрощавшись. Утром узнал, что Слава умер. Встал с постели и…замертво рухнул на пол. Отказало сердце. Еще одного очень хорошего художника не стало. Незадолго до этого я обменял свои четыре фотоальбома на большую его работу-Бухта Находка. Позже картину подарил библиотеке.
Недалеко от меня на площади жил бывший главный архитектор города, а позже начальник Приморгражданпроекта Геннадий Иванович Поцелуйко. С ним, а также  с Олегом Дмитриевым и скульптором Женей Комлевым вчетвером совершили много походов. У Геннадия Ивановича была автомашина «Нива». Вчетвером поднимались и неоднократно на вершины гор Лысой, Ольховой, Пидан. Ездили к водопадам реки Ванчин/Милоградовака/, к другим водопадам Приморья. Природу он любил и видел те краски на небе, которые мы не видели. Гараж его был в ста метрах от моего дома. Вечером, гуляя, я всегда к нему заходил, если видел, что гараж отрыт. В июле месяце он обычно исчезал. Со своими друзьями корневщиками, уезжал в тайгу. Дача у него была за Американским перевалом. Большой красивый дом у ручья. Я несколько раз бывал на его даче. Как-то он похвалился своим богатством. В его большом парнике цвели более сотни золотого корня женьшеня. И вокруг дома было не меньше женьшеня. Сбывал китайцам. Кроме того продавал оптом вагонами рыбу  на Запад страны. После трагической гибели сына, Геннадий Иванович потерял интерес к жизни. Все чаще видел в гараже его с соседом за бутылкой вина или водки. Сосед его работал на судне начальником рации. Играл в шахматы на уровне кандидата в мастера спорта. Удавалось его обыграть только, когда он был сильно пьяный. Умер Геннадий Иванович рано. Мог бы еще жить и жить. Он был высокий, красивый, сильный, богатый. Жалко….
В районе улицы Ленинской проживают два моих товарища, которые прикоснулись к моей жизни непосредственным образом. Родственник по второй жене Галине Проценко Володя и криминалист Олег Дмитриев. Живут они недалеко друг от друга. Проценко в двухэтажном бараке, а Олег в пятиэтажке. С Олегом мы начали  ходить в походы с 80-х годов. Он прекрасный фотограф и турист. Страстный любитель Природы. Поднимались мы на многие вершины юга Приморья. Неоднократно ездили на север Приморья.  Были в путешествии в Горном Кодаре. Однажды, находясь в бухте Краковка, решили прогуляться по берегу в сторону бухты Успения. Берег этот- сплошной скальный массив, где приходилось перелазить через скалы, перепрыгивать через пропасти. Через какое-то время мы поняли, что обратной дороги для нас нет. Что нас ждет впереди, мы совершенно не знали. А впереди мы увидели высокую непроходимую скалу. Все! Попали в ловушку. Слева от  нас было два узких ущелья, круто уходящих в небо. Вершины скал видно не было. Деваться было некуда. Приняли решение подниматься по этим ущельям. Олег полез по левому, а я по- правому.  Ущелье, по которому я полез, постепенно становилось вертикальной стеной. Приходилось уже ползти телом, цепляясь за выступающие камни и за корни травы и небольших кустов. Через какое-то время я понял, что спустится уже не смогу. Выход был только один- лезть вверх. За небольшой кедрушкой, за корень которой я ухватился, дальше была чистая вертикальная стена. Никакой возможности подниматься уже не было. Крикнул Олегу, что я завис. Ни вверх, ни вниз двигаться не могу. Спасение-подъем на веревке. Он ответил, что он еще имеет возможность лезть выше. Через какое-то время услышал: -Сергеич, я наверху. Бегу за веревкой. Держись. Я остался висеть. Намертво ухватился за корень этого деревца и прижался к скале. Вернулся он через полчаса с Павлом Ивановичем Щеголевым. Сбросили мне веревку. Мне удалось обмотать ее вокруг тела. Вытащили. Потом мы долго сидели на вершине этой скалы и молча обозревали море и весь этот скальный район. Все трое осознавали, что я спасся чудом. А если бы и Олег не смог подняться? Чудо было, что он смог подняться.
И еще одно прикосновение Олега было к моей жизни. Поднявшись на вершину горы Лысой от водопада Звезда Приморье, встретил там Олега и его друга. Они, оказывается, поднялись со стороны реки Алексеевки. Заехали по дороге под самую вершину этой горы. Поговорили.  Они спешили успеть выехать из тайги засветло. Задерживаться не стали. Я поставил в распадке между вершинами палатку. Нагнулся, чтобы положить в нее рюкзак и…упал, сраженный сильнейшей болью в позвоночнике. Боль была много сильнее, чем у озера на горе Ольховой. Тогда я мог ползти. Упав на спальник в палатке, я не смог даже пошевелиться. Лежал на спальнике трое суток. Ни одной секунды не спал. Спасли меня жители села Беневского, которые пришли на вершину горы за брусникой. Они позвонили моим товарищам.  Товарищи приехали и вынесли меня с горы на носилках. Около месяца пролежал в больнице. А если бы жители села не пришли на гору? Вспоминать те, проведенные мною трое суток в палатке без малейшей возможности вылезти из нее, встать на ноги, или даже ползти,- страшно.
Примерно тоже самое случилось в походе с Володей Проценко. Пошли мы на Пидан с заходом на гору Фалазу со стороны села Васильевка. В пути перед восхождением на Пидановский хребет решили перекусить. Чтобы сэкономить время, выпили по две кружки холодной воды с сухим молоком. Сразу же почувствовал в груди, словно туда положили кусок льда. Думал, что при восхождении разогреюсь, и все пройдет. Но не разогревался, а наоборот, мерз. Поднялся уже с температурой. Ни чай с медом, ни сидение у костра не помогли. Лег спать больной. И утром встал больным. К Фалазе не пошли. Решили идти по Пидановскому хребту до вершины. В пути начался дождь. Вымокли до нитки. Шел уже как в бреду. Как-то дошел. В седловине между вершинами поставили палатку. Я лег на спальник и помню, что попросил Володю идти вниз, до дороги к Ново-Литовску, где нас ждал наш друг Венька с машиной. Кое-как убедил его. Заверил, что за ночь выздоровею. Кроме того, на Пидан почти ежедневно приходят туристы. Не пропаду. Уходить он не хотел, но я уговорил. Ушел. Только он ушел, как я «вырубился». Дальше со мною стало происходить нечто странное. Все тело мое горело огнем. Не мог пошевелить даже пальцем. Это причиняло боль. Куда-то все время уходил, теряя сознание. Там сразу же встречался с покойным Балабаем Анатолием Ивановичем. Он улыбался. Убеждал меня, что он не умер, что работает и живет там-то. Я ему абсолютно верил. Тот мир, куда я периодически проваливался, был более реальный, чем тот, в котором я опять оказывался. Это я понял четко. Так продолжалось бесконечно долго. А сколько продолжалось, я не знал. Шевелиться не мог. Тело все время горело огнем. О смерти не думал. И все время меня встречал Анатолий Иванович. И все время меня убеждал, что он не умер. И я ему абсолютно верил. И еще я абсолютно понял, что реальная жизнь там, а не здесь. Сколько все это продолжалось, не знал. Но вот однажды, вернувшись в эту жизнь, вдруг почувствовал, что что-то изменилось. Тело не горело. Я мог пошевелиться. Даже встал в палатке на колени. Затем открыл полог палатки. Начался рассвет. Стояла тишина. Подполз к кострищу. На палке над кострищем висел чайник с водой. Под котелком были дрова. Разжег костер. Напился чая. Затем все еще на коленях заполз на малую вершину  Пидана и встретил восход солнца. Посидел. Уже ногами дошел до палатки. Собрал вещи и потихоньку стал спускаться к тропе. С высоких камней сползал на пятой точке. Ноги еще не держали. Когда дошел до тропы, стало легче. Спустился к реке. Там стоял лагерь с туристами. От них узнал, что провел в палатке три ночи.  Неспеша дошел до электрички.
В этом же доме, где живет Олег, жил мой друг Гена Шкуро, осетин. Высокий, красивый, сильный, умный, холостой. Хорошо играл в шахматы. Работал в Приморском морском пароходстве вторым помощником капитана. После рейса всегда заходил ко мне на работу. Приглашал к себе домой поиграть в  шахматы. После разгрома ПМП, уехал на свою Родину в Осетию. После его отъезда вскоре там начались известные события-грузины напали на Осетию. Жив ли Гена, не известно.
По улице Пограничной у  площади Совершеннолетия живут два моих товарища, с которыми много всего меня связывает. С Сашей М. меня познакомил Гена Ефимов, когда Саша стал работать физруком в училище. Он работал крановщиком в  порту, но в училище потребовался второй физрук и его уговорили поработать. Когда-то он был кандидатом в мастера спорта по каратэ. Конечно, занятия эти не забыл. У него был микроавтобус. Предложил ему съездить к Ворошиловским водопадам. Увидев красоту тайги, заразился ею. Походы к красивым местам стали регулярными. На Пидан , на Ольховую, на Лысую, к Зубам Дракона в Лазовском районе, к Беневским водопадам, на Ванчин, а потом  и несколько путешествий на север Приморского края.  Познакомившись с народным целителем Валентином Семененко, он стал ездить с ним в тайгу.  Запомнились походы по рекам реки Амгу. Вышли мы- я, Олег Дмитриев и Саша М. с поляны у Черного Шамана к водопадам Арсеньева и Троица затемно. Еды взяли на один перекус . Оделись легко. Надеялись, что за день успеем преодолеть этот маршрут. За водопадом Арсеньева  решили проверить обозначенные на туристической карте водопады, которые находятся на боковом ключе. Место дикое, нехоженное, без тропы. Водопадов не обнаружили, но потеряли около трех часов. Время к  вечеру, а впереди подъем на тысячу метров и пару километров ходу вдоль каньона. Уже на середине восхождения, поняли, что мы переоценили свои силы. Через каждые 20-30 шагов падали на землю и отдыхали. Задерживаться было нельзя, так как ночью температура опускалась до пяти градусов мороза. Понимали, что нас ждет, если мы ночью заплутаемся. Поднявшись на вершину хребта, последний раз полежали уже в полной темноте, а затем побежали. Как не поломали ноги и не выкололи глаза, удивительно. Юра Тропин уже  потерял всякую надежду увидеть нас живыми. Ругал он меня, так как я уговорил ребят сходить к  этим водопадам. На следующий день решили с Сашей осмотреть восемь водопадов, которые находятся за водопадом Черный Шаман. Начали с последнего. Там отвесная скала около двадцати метров. Я спустился с нее с огромным трудом. Стал ждать Сашу. Вижу, он падает, сорвавшись со скалы. Удалось принять удар на себя. К счастью он меня не сбил. А если бы сбил, то лететь нам обоим предстояло еще метров десять на острые  камни. Саша дружил с семьей Паргунькиных Володей и Олесей. Они жили рядом. Саша в общежитии торгового порта, а Паргунькины в свой квартире. Часто ходили друг к другу в гости. Кажется, Саша и познакомил меня с ними. От нечего делать/тот и другой не работали/, увлеклись компьютерной игрой в Танки. Играли порой всю ночь. Володю в какой-то степени контролировала жена, да и временами находил работу, то есть отвлекался от этой  заразы.  Но Саша увлекся до такой степени, что потерял разницу между днем и ночью. Соседи по общежитию считали его уже безумцем. Я посещал его, разговаривал с ним, но бесполезно. Пытался его увлечь походами, но он ссылался на усталость, болезнь и идти отказывался. На столе у него всегда видел бутылку с вином. Стал пить. Как- то все-таки удалось вытащить его в однодневный поход. У костра стал читать формулы из Учения Живой Этики. Он заинтересовался. Особенно его поразила формула, что каждый человек может в любую минуту изменится. Его друг Володя Проценко сказал ему, что его знакомый охотник ищет человека охранять зимовье. Надо сказать, что они оба всегда мечтали уйти жить в тайгу. Но это была пустая бравада. Но тут вдруг с Сашей что-то произошло. Он раздал все  свое имущество соседям. Это: компьютер, большой телевизор, сотни полторы радиоприемников и  магнитофонов, которые собирал всю жизнь, мебель. Выписался из общежития и с одним рюкзаком ушел в это зимовье. После двух пьянок охотников в зимовье, он забрал свой рюкзак и ушел… в никуда. Ночевал на скамейках в парках. Наконец, устроился работать сторожем базы. Но долго не  задержался. Кто-то ему подсказал работать сторожем на даче за Американским перевалом. Он встретился с хозяевами этой дачи. Они поняли его и приняли сторожем. От компьютерной зависимости освободился. Сейчас это совсем другой человек.
С Володей Паргунькиным по всей вероятности мог меня познакомить Саша М. Он большой мастер по осветительной рекламе. В работе ему помогает его жена Олеся. Я приобщил их к походам по красивым местам около Находки и за Врангелем. После путешествий за пределы Приморского края сбрасывал им с фотоаппарата все снимки, сделанные в путешествии. Он также стал фотографировать. Приобрел недорогой фотоаппарат. Но после того, как он сломался, стал брать профессиональный фотоаппарат Никон у своего друга Юры, который работал электриком в кинотеатре «Буревестник». Тот фотоаппаратом фактически не пользовался, в походы не ходил. Более этого, несмотря на то, что вообще не фотографировал, купил дорогой объектив телевик. Это уже причуды человека, которому некуда девать деньги. С некоторых пор по неизвестной для меня причине, Володя перестал общаться с Юрой. Как-то попросил у меня фотоаппарат отснять на концерте выступление знакомой ему певицы Ольги М. Я дал. Снимки получились неплохие. В начале мая я собирался поехать на дачу и сфотографировать у Чандалаза архидеи венерины башмачки. Володя позвонил мне и попросил фотоаппарат отснять концерт с участием этой знаменитой певицы. Я отказал, сказав, что еду на дачу и хочу пофотографировать цветы. Он мне отвечает: -Нашел что фотографировать! И прервал разговор. На мои звонки больше не отвечал. Обиделся. Обида непременно притягивает два других греха- зависть и ненависть. Мне жаль его. Знакомые профессиональные фотографы обвинили меня в том, что я дал ему свой фотоаппарат. Все дружно сказали, что ни один профессиональный фотограф никогда не даст свой фотоаппарат в чужие руки. Это закон всемирный. Тот, кто отдает,-глупец. Фотоаппарат, побывавший у  другого человека, перестает служить хозяину. Психическая энергия, которой обладают все люди, разная. Фотоаппарат привыкает к психической энергии хозяина. Воздействие другой психической энергии разрушает фотоаппарат. Это как раз тот случай, когда доброта может нанести вред.
Каждый из моих друзей и товарищей имел достоинства, которые я не имел. Это осознание меня и держало в общении с ними. Где они сейчас там, в Надземном мире? В каких сферах? Трудятся ли? Встречусь ли я с ними? И когда? Эти вопросы меня тревожат, когда я прохожу места, где они жили.

Фото-путешественник, член Российского Союза писателей Владимир Маратканов