Волшебник Одинокой башни Глава 2 Под непроницаемым

Глава 2
Под непроницаемым покровом леса

1.
 
 Это был совсем другой лес. Ни единой своей чертой окружавшее пространство не напоминало раздолье Заповедного леса. Низко над головой нависали мрачные лапы елей, лишь кое-где раздвигаемые мощными ветвями столетних дубов. И действительно, только такому несгибаемому исполину и было под силу пробиться сквозь сплошную завесу хвои, когда даже солнечный лучик едва-едва достигал утопавших в ковре из бурых иголок вздыбленных морщинистых корней. Ни травинки, ни кустика, одно пружинящее похрустывание коричневого покрова.
 – Иде ж тут-то схоронишься? – пожал плечами Кукиш, вспоминая, что Эллея перед исчезновением просила его спрятаться до захода солнца.
 Он топал, продираясь между навороченными завалами колючего елового сушняка, старательно обходя большие кучи муравейников, из которых то и дело сновали огромные, с палец величиной рыжие муравьи. С каждым шагом приграничное аллеманское лесовище нравилось новоявленному магу все меньше и меньше. Было очень тихо, так тихо, что любое осторожное движение порождало долго не смолкающие отголоски, медленно таявшие вдали. От зловещего покоя и постоянного напряжения злыдню стали мерещится всякие странности. Сначала показалось, будто кто-то невидимый след в след меряет его поступь, после почудилось мелькание теней по бокам, однако, сколько старик ни сверкал глазами, так ничего и никого не увидел. Наконец, домовому послышался тоненький надсадный комариный писк, шедший ни слева, ни справа, а откуда-то изнутри головы. Кукиш повращал шеей, снял треух, потряс им в воздухе, постучал кулаком по макушке, заткнул уши; писк не только не исчез, но, казалось, зазвучал на новой режущей ноте. Саженей через сто злыдень почувствовал, что, если не избавится от въедливого соседства, то его мозги попросту взорвутся.
 Чего только он не предпринимал: вертелся юлой, молотил себя ладонями по лбу и затылку, кувыркался через голову, пока не врезался со всего размаха в торчавшее из земли корневище. Перед глазами поплыли разноцветные обручи. Теряя сознание, старик плюхнулся навзничь. Хвойное покрывало смягчило падение.
 Первое, что ощутил, придя в себя Кукиш, это впившиеся в шею иголки. Несмотря на боль, осторожный злыдень слегка пошевелил пальцами рук и ног – все было цело. Писк исчез. Домовой прищурил веки. Над ним висел тот же мрачный покров леса, к которому сейчас примешивалось темное пятнышко. Торопясь уловить таинственное, Кукиш быстро открыл глаза. В мозгу снова взорвался неприятный звук, а над головой помахивая крыльями застыл источавший писк маленький черный нетопырь.
 – Ну, тварь проклятущая!
 Помятуя наказ Эллеи о том, чтобы не светиться, не использовать волшебную науку, старик осторожно вытащил из-за пазухи метательный нож маахисов, прицелился и бросил клинок в надоедливое порождение тьмы. Нетопырь квакнул от неожиданности, на мгновение прерывая слуховую атаку, после чего нож мягко вошел в землю, не причинив врагу никакого вреда. Злыдня же моментально свалил с ног раздирающий шквал звуков.
 Но не таков русский герой, чтобы отступать при первой же неудаче. Кукиш подобрал дорогое сердцу оружие и метнул его в еле различимый глаз адского создания. Однако на этот раз нетопырь был готов к отражению атаки и легко ушел в сторону. То же повторилось вновь и вновь. Домовой разозлился не на шутку. Позабыв все увещевания, старик сосредоточенно прошептал волшебные слова. С кончиков пальцев рванулось ввысь голубоватое свечение. В воздухе медленно закружились песчинки пепла. Ненавистный писк умолк.
 – Извиняй, Эллея, подруженька, – кинул в пустоту Кукиш. – Но тута либо побеждай, либо с глузду двигайся. Вряд ли последнее для тебя было бы сподручнее.
 Отвязавшись от смертельно опасного сопровождающего, домовой почувствовал себя не на много лучше. Голова кружилась то ли от усталости, то ли от удара о корневище, на лбу саднила здоровенная царапина, а главное, не покидало ощущение того, что он не один, что спину его постоянно буравит чей-то внимательный взгляд. Серое утро сменилось таким же серым днем. Под покровом леса ощущение времени терялось напрочь. Да о времени вовсе и не думалось; хотелось есть, пить и спать. Однако прежде требовалось отыскать надежное пристанище. Сухое полотно иголок таило много неожиданностей: рыжие и, наверняка, кусачие муравьи, присыпанные ямы-ловушки, змеи... Воспоминание о последних мигом унесло Кукиша в далекие родные места, в милую сердцу Змеиную балку, к дорогим стражам бабки Вырицы. Морщинистые щеки помокрели, домовой досадливо крякнул:
 – Иэ-эх! Одряхлел я, расслюнявился на старости лет. Разве ж таков должон быть великий волшебник.
 Последний эпитет не слишком страдавший от скромности злыдень относил к себе совершенно спокойно, и никакие уроки Эллеи не могли разубедить его в том, что окончательное освоение магической премудрости дело плевое, до которого просто рукой подать.
 Ели и сосны также не казались надежным пристанищем по причине узости стволов, наличия множества колючих игл и липкой вонючей смолы. Надо сказать, смоляной дурман теснил грудь не меньше низко надвинутого лесного шатра. Оставались дубы-великаны. Но и тут Кукиш привередничал, обходя деревья с дуплами, к коим после попадания в Эй де Туата относился с настороженностью. Наконец подходящий исполин был найден. Вокруг гиганта было чуть светлее, чем везде, его хвойные собратья, словно убоявшись невиданной мощи, расшарахались далеко в стороны, и на нем не было видно ни одного дупла, зато в полутора саженях над землей нависала широченная ветка, на которой, судя по всему, можно было не только лечь, но даже пробежаться в свое удовольствие. Выбирая место подъема, злыдень с полчаса обходил кряжистое тело, примеривался то к одному боку, то к другому, пытался вскарабкаться, цепляясь за углубления в растрескавшейся коже дерева. Безрезультатно. Дуб, казалось, просто-напросто отталкивал неумелые попытки домового и не допускал постороннего на свою территорию. Предприняв десяток-другой бесполезных атак, Кукиш вспотел, устал и разозлился. Он замер на куче хвои. Лишь уткнутый в колени нос, насупленные брови да громкое сопение выдавали напряженную работу мысли.
 – Пропади она пропадом, энта осторожность, ежели я и вздохнуть-то свободно не могу!
 Старик почесал всклокоченную бороду, подскочил будто ужаленный, шепча слова заклинания и размахивая руками. От его ног до самой ветки протянулась удобная лестница. Злыдень поднялся на дерево, растворил ступеньки в воздухе, сплюнул сквозь зубы:
 – Пущай знают, тута им не лопух придорожный, а маг, пужаться которому некого!
 Хлопанье крыльев над макушкой заставило храбреца присесть, втянуть голову, вцепившись в сучья. Вовремя! Едва не задев плечи, сверху упал большой серый филин, насмешливо ухнул и скрылся между деревьями.
 – Н-да, энтого я упустил зазря, энтот про все всему свету растрезвонит. Тьфу! И чего им, тварям ночным, белым днем не спится. Правда, прям сказать, день-то больше на серый смахивает. Ну, да ладно.
 Усталость и пережитые события межили веки. Кукиш едва успел проглотить пару кусков взятого из котомки хлеба да запить их вином из баклажки, после чего заснул как убитый.

* * *

 П-пах! Пах! Пах-пах! Пах! Сухие щелчки раздавались один за другим. Фоном им служил неясный шелест у подножья дуба. Кукиш с трудом разлепил глаза, пытаясь вернуться к действительности. Любой звук в этих подозрительно тихих местах не сулил ничего хорошего, поэтому злыдень поспешил подползти к краю ветки. Внизу творилось невообразимое. То здесь, то там коричневый ковер вспучивался, разбрызгивая иголки и обнажая подпревшее основание. В образующихся воронках проклевывались корявые бурые корнеподобные отростки, на грубой основе которых виднелись глаза, нос, поперечина рта. Препротивные рожи тянули за собой суковатые лапы рук, туловище-чурбачок и замшелые кустики ног. Существа размерами чуть меньше злыдня вылетали из земли, плюхаясь, переворачивались и быстро бежали к гигантскому дереву, где, приближаясь к основанию ветки, бодро вырастала пирамида из человечков-корней. Дружелюбность их намерений вызывала у домового большие сомнения, а недавно казавшееся надежным убежище обернулось западней.
 – Один, два, три... дюжина, две, три... – Кукиш подбросил на ладони метательный клинок и скептически покачал головой. – Н-да, слабовато будет.
 Однако, пытаясь следовать советам Эллеи, первую голову он снес именно кинжалом. Безжизненное тело сухо упало вниз и застыло неподвижной черточкой. Один, два, три... Дюжина, другая, третья... Старик едва успевал рубить тупые головы, а под дубом вырастала изрядная груда поверженных врагов.
 – Тута не соскучишься, – подумал злыдень и боковым зрением отметил, что с другой стороны ветки увеличивается новая живая лестница. Битва на два фронта представлялась невозможной, поэтому, дав себе с помощью голубой молнии передышку, Кукиш отошел подальше от края, придал правой кисти человеческую форму и принялся выводить в воздухе заклинание. Огненные буквы, подобные тем, что писала при обучении его наставница, не столь аккуратно, однако вполне сносно, зависали одна за другой. Он успел во время. Шквал атакующих соприкоснулся с невидимой преградой и исчез. Домовой с удовлетворением наблюдал, как глупое воинство снова и снова штурмует непреодолимую завесу и так же благополучно растворяется в сумерках.
 Действительно, незаметно стемнело. Суматошный серый день в «тихом» лесу загустел, превращаясь в вечер. Скоро наступит ночь, с ней вернется Эллея, перед которой придется держать ответ за сожженного чародейством нетопыря, за упущенную сову, за уничтоженную армию корней, словом за все свои непродуманные деяния. Кукиш погрустнел, понимая, что не такого ожидала волшебница, прося затаиться до ее возвращения. Охваченный тяжелыми мыслями домовой не заметил, как за спиной с верхней ветки бесшумно протянулось с полдюжины крепких нитей; на конце каждой висел водянистый паук. Лесные ткачи не уступали по размерам откормленному котяре. В несколько мгновений они ловко сплели прочную сеть, набросив ее на злыдня. Липкие волокна полностью отняли у Кукиша способность к сопротивлению. Теперь было безразлично применять ли магию или отражать опасность обычным путем, ни то, ни другое не представлялось возможным. Лишенная поддержки огненная надпись растаяла, пропуская толпу человечков, и цепкие пальцы подхватили кокон с домовым.


2.

 До наступления ночи он успел даже вздремнуть. Убаюкали его печальные мысли и легкое покачивание кокона на не ведающих усталости деревянных руках. Открыв глаза, Кукиш очутился все в том же полумраке, мешающем понять, что же сейчас за его пределами: день, ночь, вечер или утро. Домового, что казалось странным, никуда не унесли. Дюжина человечков-корней, положив ношу на плечи, неподвижно стояла у широкого основания ветки. Остальные исчезли. Не было видно и коварных пауков.
 – Эллея, – мысленно позвал злыдень. – Иде ты? Ежели тута, то подай хоть знак какой, хоть дуновением лица коснись.
 Ни ветерка, ни шороха, ни звука в ответ.
 – Либо бросила меня дурковатого, либо чего опасается. Ну что ж, сам влип, самому и выбираться.
 В этот момент кряжистый дуб напрягся, по морщинистой коре скользнула рябь, с натугой скрипнули ветки, и ствол развалился. Из образовавшегося широкого отверстия пахнуло смрадом. От неожиданности Кукиш зажмурился, а бодрое деревянное воинство промаршировало в открытый проход.
 – Все, теперича я деревья за десяток шагов обходить стану. Во, отрава какая, и дупла не было, а обманула таки, погань треклятая.
 Первое, что увидел злыдень внутри дерева – это усыпанное звездным бисером ночное небо. Повертев головой, он разглядел окруженную непроходимой еловой чащей поляну и в центре крепкую дубовую избу в остроконечном частоколе. Почти каждое острие венчала отсеченная голова. Зловещие украшения принадлежали и людям, и совсем неведомым существам; от некоторых остался лишь белеющий череп, а кое какие не утратили еще волосяной покров, однако и те, и другие источали нещадную вонь. В распахнутых воротах стояла жуткая образина. Ростом в полсажени существо имело мощный торс с буграми мышц на длинных мохнатых лапах. Над плечами гладким яйцом блестел лысый череп. Из прижатых к голове остроконечных ушей клочками торчала густая шерсть. Один глаз заплыл бельмом, второй прикрывала верхняя губа, обнажавшая два ряда желтых клыков, отчего перекошенная рожа стыла в леденящей кровь ухмылке. Все это уродство опиралось на росшую прямо из туловища пару огромных ступней.
 – Добро пожаловать, гость дорогой, – изрыгнула зубастая пасть.
 – Разя ж так-то дорогих гостей встречают, урод коротконогий.
 – Хр-р-р-рг! – зарычал монстр. – Ноги и тебе укоротить недолго. А насчет урода поговорим после того, как мои руки над тобой позабавятся.
 – Ой, прости дурня старого! Не разглядел сослепу, что ты красавец писаный.
 – Ахр-р-р-р! – образина с размаху саданула кулачищами по земле. С кольев слетело несколько черепов, деревянные же человечки при этом чуть не уронили злыдня, но длинная лапа схватила падающий кокон когтями и поднесла к бельму. В нос Кукишу шибанул запах гнилого мяса, прокисшего пива и сопревшей шерсти. Домовой скривился:
 – О, что за божественный аромат источает твоя вонючая пасть! Будешь провожать, не забудь...
 Что ему должно было не забыть, чудище договорить не дало, запустив домового в дверь избы. Спеленатый злыдень больно ударился спиной о закрытую створку и шмякнулся на крыльце носом вниз.
 – Энто тебе, гниль, еще зачтется, – подумал про себя Кукиш, однако вслух высказываться поостерегся.
 Привратник (в том, что столь «радушный» прием ему оказывал отнюдь не хозяин лесного жилища, домовой почему-то был абсолютно уверен), неуклюже переваливаясь поднялся по ступенькам.
 – Ну что, разговорчивый, поутих малость. То-то. Это еще цветочки, воротится хозяйка, будут и ягодки. Она тебе и мышку летучую, любимую, кстати, и рутов загубленных припомнит.
 Огромная лапища загребла ноги злыдня и поволокла пленника в открывшиеся двери. Сначала Кукиш ткнулся носом в порожек – по губам потекла тоненькая струйка крови.
 – За энто получишь вдвойне, – отметил про себя домовой, а, когда ощутил, как любимая борода подметает не первой чистоты пол, прибавил: – А энто уже тройная оплата.
 Уродливый слуга, освободив лицо и ноги старика от паутины, усадил злыдня на лавку. В доме было просторно, но неухожено и грязно. В свете масляной плошки с закопченного потолка свисали пучки трав, диковинной формы коренья, связки дохлых полевых мышей. Сухие змеиные и лягушачьи шкурки гроздьями обрамляли большой очаг, в котором на медленном огне булькало из-под чугунной крышки дурно пахнущее варево. В углу у печки пузатилась корзина с грудой мухоморов и поганок. Над дверной притолокой застыл давешний филин.
 Бельмастый угрюмо уселся напротив, пододвинул стоявшую на столе ступку и сосредоточенно принялся что-то растирать, поминутно одаряя гостя не сулящими ничего хорошего многозначительными взглядами. Неумолимо бежавшее время требовало срочно «смазывать салазки». Кукиш задумался. Нечего было и надеяться совершить без рук хотя бы одно стоящее волшебство. Руки..., руки..., руки... Плотно прижатые к телу руки ныли, однако двигались, и в правой очеловеченной длани оставался зажат кинжал маахисов. Домовой повертел пальцами, наставляя острие на паучье плетение, чуть нажал. Нить поддалась. Довольная улыбка тронула окровавленные губы.
 – Скалься-скалься, конец близок, – мгновенно отреагировал монстр. – Как огонь погаснет да похлебка поостынет, так хозяйка появится, и тогда уж я вволю позабавлюсь. Я тебе зубоскалу ухмылку-то мигом в пасть вколочу.
 – Поговори, милай, поговори. Поговоришь – значит отвлечешься, а отвлечешься – я сподручней путы перережу, – подумал злыдень и прибавил вслух: – Энто как же ты, такой силач, а в услужении пребываешь? Чтой-то не верится. Шуткуешь, небось. Сам-собой тута хозяйничаешь.
 Не зря говорят, дурак красному рад. Чудовищные кулаки на мгновение замерли, подобие улыбки скособочило кривую рожу в другую сторону.
 – Понял, наконец, что к чему. Смотри. А то разошелся зубоскалить да лаяться. Пахнет ему, видишь ли, дурно. На таких привередливых у нас вон, колья припасены, а на них неизвестно, кто больше воняет.
 Слуга, похоже, ходил в молчальниках, поэтому в разговор втянулся с охотой, и вскоре так увлекся болтовней, что перестал отрывать взгляд от ступки, где неуклюжие пальцы продолжали тереть порошок для колдовских снадобий.
 – А что мощный, говоришь, так это госпоже под стать. Повелительница здешних мест – сама ведьма Карго, понял.
 При этих словах Кукиш еще резче нажал на паутину, замаскировав свое движение под боязливое подергивание плечами, хотя где-то внутри он и в самом деле ощутил холодок.
 – Боишься? – удовлетворенно хмыкнула образина. – И правильно делаешь. Недомерков всяких гномовских Карго на дух не переносит, да тут ты еще сам постарался...
 – Недомерков не переносит? – не утерпел злыдень. – А как же ты? Тоже ведь росту не великанского.
 – Я дело другое. Под горячую руку попался, вот и был укорочен ровно вполовину. Но я не в обиде. За ущерб хозяйка меня другим одарила. Видишь, глаз губою прикрыт?
 – Вижу. Залеплено око.
 – Не дай тебе, коротышка, чтобы око это разлепилось. Один пепел тогда только останется.
 Домовой незаметно повел руками. Путы еле держались, и теперь достаточно было крохотного усилия, чтобы освободиться из липкого плена. Старик переложил кинжал из правой, человечьей, руки в левую, собственную, напрягся и, прошептав заветное «астро, аррхо, аррахно», выбросил вперед пятипалую ладонь. На этот раз перед ним была явно не Эллея; сеть стремительно достигла цели, оплела не ожидавшего подвоха мерзкого слугу, лишив его любой возможности к передвижению и речи. Кукиш спокойно стряхнул остатки паутины, подошел к оторопевшему монстру и неспешно выбил из-под него лавку. Урод рухнул на пол.
 – За дверь в расчете, – злыдень двинулся к выходу, но не тут-то было. Серый филин, поначалу только вращавший глазами, захлопал крыльями и с громким уханьем ринулся на обидчика, норовя зацепить когтями лицо. Домовой едва успел прикрыться от внезапного нападения. Падая, он случайно ткнул рукой с зажатым в ней кинжалом в физиономию монстра. Сеть на роже разошлась, обнажив порезанную губу слуги Карго.
 – Прости скорей, что мало, но энто тебе за разбитый нос, – выкрикнул Кукиш. После злыдень полностью выпустил связанного противника из внимания, руками, ногами и кинжалом он пытался защититься от непрерывных атак птицы. И вдруг воздух комнаты прочертила алая вспышка. Запахло горелым мясом, веером разлетелись опаленные перья и капли крови, то, что недавно было грозным врагом, лежало у ног домового куском черной сажи, а уродливый слуга уже приподнимал голову, отводя губу для более точного выстрела. Кукиш не стал полагаться на волю случая, метательный кинжал маахисов глубоко вошел в отвратительную глазницу. Злыдень встал с пола, отряхнулся, подошел к поверженному противнику, ткнул его для надежности носком и, убедившись, что перед ним покойник, вцепился в рукоять. Оружие подалось с большим трудом. Обтирая клинок подобранной тряпкой, старик пробурчал в усы:
 – А энто тебе за бороду. Теперя мы в расчете.
 Кукиш спрятал кинжал, убрал звездную сеть и привычным движением потянулся за котомкой. Мать честная! Сума с нехитрым скарбом, а, главное, с волшебной книжкой осталась там в лесу, на дубовой ветке. Домовой с опаской толкнул дверь. На крыльце никого не было, и вообще вокруг стояла зловещая тишина. За спиной также не слышалось ни единого звука, пламя в печи угасло, варево перестало булькать. Что дальше? С минуты на минуту вернется Карго, исход поединка с которой представлялся однозначным и явно не в его пользу. С одной стороны, почему бы не применить невидимость, ведь и так уже наследил без меры, однако, с другой стороны, свидетелей тому не осталось (руты в счет не шли, поскольку они, похоже, от роду были тупы и бессловесны, и годились только для простой работы: поймать, схватить, удержать, доставить). Да-а-а, задачка не из легких. Хоть бы Эллея объявились, что ли, а то бросила на произвол судьбы.
 Обдумывая положение, Кукиш незаметно шагал к опушке леса. Поляна эта, скорее всего, находилась посередине колдуньиных угодий, а дуб-великан лишь ускорял возможность попасть к ней. Очевидно, таких переносов в еловой чаще было видимо-невидимо. Злыдень вступил под серый полумрак хвои. Куда дальше: налево, направо, прямо? Под ногами, заставив нашего героя вздрогнуть от неожиданности, скрипнули сухие иглы. Живо вспомнилась картина появления из земли рутов.
 – От греха надоть подале держаться, – подумал домовой, растворяясь в ночном тумане.

* * *

 В конце концов, затаившись в густоте низко расположенной еловой ветки, он решил не трогаться с места. Будь, что будет, а блуждать незнамо где тоже прибыток невеликий. Так на суму не выйдешь. Лучше подождать: либо Эллея все ж таки объявится, либо Карго на тропку какую наведет. Да и на ведьму посмотреть стоило – противник, хоть и не по силам пока.
 Исколотые ладони горели, к бороде прилипли кусочки смолы, по причине чего Кукиш костерил на чем свет стоит:
 – И надоть было мне, дурню старому, ту бестелесную слушать. Сколь раз зарекался в ихние дела волшебные носа не совать. Теперя сижу вот, маюсь, горе мыкаю. А тута энта еще, коза драная, не торопится. Вишь ли, «появится, когда огонь погаснет и похлебка простынет», да варево ейное давно ужо заиндевело, небось.
 И так далее, и тому подобное, с наворотами и прикрасами.
 Карго появилась внезапно. Будто из ничего в ночном воздухе возник стройный силуэт высокой женщины. Кожа колдуньи лучилась нежным фисташковым светом, и злыдню удалось разглядеть хозяйку леса во всей прелести. Кукиш в жизни видел многих женщин: и Вырицу в расцвете молодости, и гордую Илленари, и огненно-нежную Элойю, но припомнить такого он был не в состоянии. Белый мрамор кожи отливал легким фиолетовым оттенком на щеках, в углублениях глазниц и лебединой шеи. Черный плащ густых вьющихся волос на лбу и затылке перехватывала тоненькая золотая змейка. Подобная полоска стягивала осиную талию над изящным изгибом бедер, скрытых от любострастных взоров длинным изумрудным нарядом. Жемчужные зубы сверкали в обрамлении чувственных розовых губ. Венчали торжество корона дугообразных бровей и густая бахрома длинных ресниц, сквозь которые угадывался блеск зеленых кристалликов глаз. Сраженный наповал злыдень не сразу приметил рядом с красавицей фигуру в знакомом плаще. Чары развеялись. Бок о бок с лесной ведьмой семенил Бруно.
 – Милый, – воркующий голос Карго очаровывал не хуже внешности. – Напрасно ты так сердился на троллей. Дети природы, кроме силы они ни на что не способны, и замок сожгли по недомыслию.
 – Да нет, не все так просто. Думаю тут не обошлось без волшбы. И кто этот коротышка, что изводил замшелых придурков? Кобольд, лепрекон, дварв, гном?
 – О, дорогой, только не упоминай тех, кто столько крови попортил твоей Карго. Давай порадуемся. Великий Фирей убит, Красомир в вечном плену, башня сгорела вместе со всеми колдовскими книгами, а, главное, один из трех ненавистных мечей уничтожен.
 – Не настоящий.
 – Но и настоящий уже не представляет для нас никакой угрозы.
 – Не настоящий, – упрямо повторил Бруно. – К тому же душа Эллеи исчезла.
 – Что может душа твоей сестры без тела?!
 – Одна ничего, но если найдет стоящего чародея...
 – Какого чародея?! Откуда, милый друг?! Последним был Фирей.
 – И все же напрасно мы столько времени потратили на Красомира. Нужно было раньше навестить башню. Не нравится мне этот неведомый карлик, очень не нравится.
 – Ах, оставь! Скажи лучше, куда это запропастился мерзкий Доро? Почему нас не встречают?
 Парочка направилась к дому. Кукиш же от радости чуть не свалился с ветки.
 – Значит Красомирушко жив!!! Иэ-эх! Пропади все пропадом, но не зазря, не зазря мы с Эллеей затеяли все энто, и не зазря я цельный день глупости творил, услышанное того стоило. Жи-и-и-в!!! А что в плену, сказываете, вечном, так напраслину неча возводить: не бывает в жизни ничего вечного, все имеет начало, у всего бывает конец. Наш конец – счастливый, и погодите вы... – злыдень погрозил невидимым кулаком и чуть не грохнулся с ветки от разлетевшегося над поляной истошного воя.
 Карго выбежала за ворота. Теперь вряд ли кто нашел бы в ее облике остатки недавней красоты. Жгущий сердце алый взгляд из глубоких черных впадин глазниц пронзал округу, оскаленный рот извергал струи огня и дыма, грива волос превратилась в развевающиеся за спиной крылья, на растопыренных пальцах удлинились острые когти. Сзади бежал Бруно.
 – Оу-у-у-у! – завывала ведьма. – Кто-о-о?! Кто посмел вторгнуться в мои владения?! Кто поднял руку на моих слуг?! Я убью его!
 – Сначала наглеца надо найти, – вставил черный колдун. – И, думаю, это одно и то же существо, человек или гном, тот коротышка из башни Фирея.
 – Кем бы он ни оказался, я достану наглеца из-под земли, вытяну из него все жилы, по капле выпью кровь, растерзаю на мелкие кусочки, медленно растерзаю. Он узнает у меня все мыслимые или немыслимые мучения. За мою долгую жизнь еще никто так не оскорблял Карго.
 – Успокойся и вызови летучую мышь. Она-то должна знать, что произошло.
 – Ты прав, о сердце мрака. Фьючи, Фьючи, где ты, фью, фью, фью... Неужели и ее нет в живых! О горе, горе – подарок королевы летучих мышей, ее любимая воспитанница! Где этот ублюдок?! Э-эй, тот, кто считает себя волшебником, не прячься трусливым псом, выходи , сразимся в открытую!
 – Не думаю, чтобы он откликнулся. Сколь бы ни был сей маг велик, в чем я сомневаюсь, двоих нас ему не одолеть. Однако, скорее всего он неподалеку, в лесу, труп Доро еще не остыл. Вернемся, раз нет живых, поднимем покойника и узнаем, как все произошло.


3.

 Холодея от страха, Кукиш продолжал скрываться в еловой засаде. Делать нечего, без волшебной книги ему оставаться нельзя. Эллея наказывала беречь книжицу пуще глаза, в ней залог их победы.
 Ведьма и ее наперсник пробыли в доме недолго. Оба вышли спокойными.
 – Да, Бруно, ты оказался прав: все тот же коротышка, и не такой уж опасный, раз не сумел избежать паучьих сетей. Но как ему удалось справиться с Фьючи?!
 – Случайность.
 – Может быть, – задумчиво произнесла вернувшая свое очарование Карго. Колдунья пошевелила губами, произнося заклинание, и в ушах разнеслось знакомое «пах-пах». Отовсюду из-под опавшей хвои начали вылезать руты. Вскоре поляну усеяли тысячи маленьких человечков-корней.
 – Прочешите весь лес, но найдите, схватите и принесите мне маленького мерзкого старикашку, того, который загубил сегодня сотни ваших собратьев.
 Кукиш окинул толпу. Хорошо быть невидимым, можно спокойно толкаться среди этих уродцев с уверенностью, что им до тебя никогда не добраться. Пока ведьма поучала своих слуг, взгляд злыдня наткнулся на парочку рутов, у которых несколько корешков-рук и часть головы была будто аккуратно срезана чем-то острым.
 – Мои, – обрадовался старик. – Осеклись о волшебную преграду. Пойду за ними. Рано или поздно энти на свою поляну возвертаются, а там и дуб, и ветка, и котомка с книжкой.
 Дело подпортил Бруно, в уме которому отказать было никак нельзя.
 – Дорогая, руты нам не помогут.
 – Почему? Никто не знает мой лес лучше них.
 – Это так, но, думаю, противник наш, не остался на виду. А отыскать невидимку можно лишь применив магию или по запаху. Первое – слишком сложно, для такого волшебства у нас нет времени и всего необходимого, а, что касается второго, то, к сожалению, слуги твои не различают запахи.
 – Что же делать?
 – Отпусти рутов и вызывай вервульфов.
 Дожидаться последних злыдень не стал. Собрав все силы он понесся за отмеченными человечками. Бежать было не далеко. Каждый рут подходил к определенному месту на поляне, делал шаг и пропадал из виду, используя волшебный перенос. Слуги из ближних окраин просто врастали в землю. Путь меченых пролегал через всю поляну. Замирая от страха, Кукиш прошел всего в вершке за спиной Карго. И тут домовой не удержался. Какое-то шальное озорство ударило в седую голову. Он протянул руку и выдернул «на память» один длинный черный волос из густого покрывала ведьмы.
 – Осторожнее, кретины! Как вы смеете!
 Огненный взгляд выжег с десяток корешков, но, к счастью, это были не его провожатые. Дальнейший путь завершился без приключений. Шаг в никуда, и домовой очутился у основания знакомой ветки. Сума покачивалась среди густой листвы. Старик задержался лишь на минуту, скручивая волос колдуньи и укладывая его на дно котомки.
 – Пригодится, небось.
 Долгая жизнь научила Кукиша – все, что ни происходит в подлунном мире имеет свою основу, все случается для чего-то, каждый поступок предопределен и влечет за собой череду событий, которую заслужил тот или иной человек, причем заслужил не делами, добрыми или злыми, а самой сутью своей, скрытой от глаз окружающих, да и нередко от себя самого.
 Домовой подошел к сомкнувшемуся стволу и, цепляясь за выступы коры, принялся спускаться на землю. Следовало поскорее убираться отсюда куда подальше. Хвойный ковер пружинно принял странника. Не торопясь, однако и не мешкая, злыдень двинулся прочь от памятного событиями места. Душа его была спокойна, котомка с волшебной книгой приятно тяжелила плечи.

* * *

 Серый полумрак еще не начал редеть, но в воздухе уже чувствовалось приближение утра. Прошлые страхи остались далеко позади. Правда, с окончанием ночи наш герой терял надежду на скорую встречу с Эллеей, зато приятно грела душу мысль о том, что жив Красомир, что сам он не сплоховал и дал первый бой силам зла, что в лесу ведьмы Карго несколькими отвратительными тварями стало меньше.
 Кукиш шел внимательно, большими крюками обходя разбросанные то здесь, то там кряжистые дубы. Теперь-то он знал их предназначение и цену. Великанов было не так уж много, на каждые сто-двести саженей приходился один: этого, очевидно, хватало, чтобы держать под контролем все лесное пространство.
 Волка он заметил издалека. Черный с рыжими подпалинами зверь, поминутно нюхая воздух, рысью приближался к цели. Глаза вервульфа не имели зрачков и зловеще горели яркими желтыми сполохами. Злыдень принял в сторону, монстр двинулся за ним, домовой припустил что есть духу, волк не отставал, с каждым скачком сокращая расстояние. Когда до невидимой цели оставалась пара саженей оборотень прыгнул. Но и Кукиш был готов к встрече. Уходя от соприкосновения, он ловко бросил вперед голубое сияние. Однако, одно, иметь дело с глупым самоуверенным нетопырем, другое, пытаться перехитрить чутье человекозверя. Молния прошла мимо. Волк прижался к земле, когти теребили сухие иглы, из раскрытой пасти капала слюна. Он ждал второго выстрела. На этот раз самоуверенным дурнем оказался сам домовой. Старик понадеялся, что неподвижную цель поразить будет много легче, но зверь раньше оторвался от поверхности. Голубой огонь лишь вздыбил тучу хвои. Кукиш почувствовал, как огромная масса опрокидывает его навзничь, как тяжелые лапы крепко прижимают плечи к земле, как тянутся к невидимому горлу острые клыки оборотня. Оставались мгновения да верный кинжал. Доставая клинок, злыдень успел подумать, сколько же раз выручал его подарок Муни. Метательный нож не подвел и в этом поединке. Вслед за опаленной шерстью запузырилось обжигаемое сталью мясо, вервульф взвыл, дернулся, обмяк и отвалился в сторону. Острие вошло прямо в сердце.
 Что тут поднялось. Кора стоявшего неподалеку дуба распахнулась. Из отверстия потоком ринулась стая оборотней. За ними торопились лесная колдунья и Бруно.
 Не раздумывая, Кукиш вскочил на ноги и, петляя, как заяц, помчался между деревьями. Стая летела за ним. Теперь их вел не только запах добычи, но и забивающий все сладкий запах крови поверженного собрата. Так быстро старик не бегал никогда в своей жизни, хотя прекрасно понимал, что погоня настигнет его уже через пару минут. Действия совершались неосознанно. Домовой на бегу сорвал с головы треух, обтер им кровь с кинжала и зашвырнул невидимую шапку на лапы ближайшей ели. Он еще продолжал движение вперед, когда оборотни с визгом и лаем обступили несчастное дерево.
 – Жги! – приказал Бруно.
 Ведьма не заставила долго ждать. Смолистая хвоя занялась волшебным огнем, и вскоре лишь куча пепла напоминала об огромной зеленой красавице. В образовавшуюся между ветвями елей прогалину заглянул рассвет. Вервульфы встревожено заметались вокруг хозяйки.
 – Бегите прочь! Прячьтесь по своим норам. Вы потрудились на славу.
 Создания ночи не заставили себя ждать.
 – Ну вот, милый, и все, конец недомерку. Жаль только, что не удалось позабавиться его мучениями. Немножко поспешили мы с тобой.
 – Лучше так, чем еще какой-нибудь волшебный подвох.
 – Ну, ладно, Бруно. Что-то после потери руки, ты совсем разуверился в собственных силах. Пойдем, нас ждет еще много дел.

* * *

 Кукиш позволил себе совсем маленькую передышку, после чего подкрепив растраченные силы остатками вина и хлеба, тронулся в путь и шагал до тех пор, пока не ощутил, как ковер хвои внезапно уходит из-под ног и он летит в черную пустоту подземелья.