Глава 2. Увэй

Хэйлань. Верхний ярус. Башня «Цзысяо».

Кан Увэй медленно повернулся к окну, поднеся стакан с виски к свету, и несколько секунд смотрел, как в янтарной жидкости переливаются блики заката — мягкое золото, густой красный. Он застыл, будто в этих слоях цвета можно было уловить ответ на вопросы, что в последнее время все чаще возвращались к нему.

Офис «Циншань индастриз» занимал верхние этажи башни Цзысяо — одной из самых высоких в Хэйлане. Город внизу развернулся, словно печатная плата: магистрали светились ровными дорожками, цепи рекламных огней связывали кварталы в узор. Башни, как гигантские микросхемы, таили за оболочкой тысячи невидимых связей и уровней. Отсюда Хэйлань выглядел как безупречно выстроенный механизм, где каждое движение подчинено единой логике. Но Увэй слишком хорошо знал цену этой гармонии: под ней всегда скрывалось хрупкое равновесие между порядком и хаосом.

В этот момент за его спиной бесшумно открылась дверь. Вошел личный помощник — Цзян, молодой, с аккуратно приглаженными волосами и неизменно вежливым, чуть отстраненным лицом.

— Господин Кан, на первой линии звонок. Представитель ККР готов говорить.
Кан кивнул, ставя стакан на край стола, и заметил, как Цзян машинально скользнул взглядом по запястью, проверяя сигнал импланта. Кан отметил жест, но виду не подал: хорошие кадры и верность стоят дороже предубеждений. И все же сама мысль о том, что человек доверяет решения устройству в собственном теле, оставалась ему неприятна. Контроль над собой важнее удобства.

— Переведи звонок сюда, Цзян, — сказал Кан с легкой улыбкой. — Посмотрим, есть ли у господина из Комитета хорошие новости по проекту.

— Как скажете, господин Кан, — Цзян поклонился и мягко прикрыл за собой дверь.
Увэй остался один. Кабинет на мгновение наполнился тишиной — той, что ценил больше всего. Взгляд привычно скользнул по строгим линиям мебели, блеску стекла, холодному металлу. Здесь не было ничего лишнего: каждый предмет занимал свое место, отражая ту же дисциплину, которой он держался сам. Даже тени ложились ровно, будто опасались нарушить порядок.

Он снова посмотрел на стакан. В янтаре виски играли последние лучи заката, напоминая о том, как быстро уходит любой миг. Увэй вдохнул и привычным движением вызвал панель связи в столешнице.

Голос представителя Комитета по корпоративному развитию прозвучал слишком поспешно — в нем чувствовалась торопливость, которую Увэй никогда не оставлял без внимания.

Не удосужился даже остановиться, — отметил он. — Идет по коридору, решая вопросы между делом. На грани неуважения.

— Господин Кан, я звоню, чтобы… подтвердить: позиция по станции у Титана остается прежней. Есть некоторые трудности с согласованиями, но я держу их под контролем.
Увэй сделал паузу — чуть дольше, чем позволял этикет. Взгляд его скользнул за окно: город горел тысячами рекламных огней, одинаково навязчивых и пустых. Иллюзии его не интересовали. Только факты. А факты говорили о некомпетентности, прикрытой красивыми словами.

— Должность, которую вы недавно получили, — сказал он медленно, покачивая стакан, — обязывает не только «контролировать». От вас ждут результата.

На линии повисла пауза, потом раздалось неуверенное покашливание.
— Я понимаю, господин Кан. Просто… это обычный отчет о положении дел. Стандартная процедура.

— Процедура не заменяет прогресса, — сухо отрезал Кан. — Ваши компромиссы обходятся слишком дорого. Пока вы балансируете между интересами конкурентов, время работает против нас.

Он снова выдержал паузу, давая словам осесть.

— Помните: «Тайтань» — не рядовой проект. Это опора будущего «Циншань». В следующий раз я хочу видеть даты и действия. Не оправдания.

— Конечно, господин Кан, — торопливо ответил чиновник, голос дрогнул: он слишком ясно понял, над какой пропастью стоит.

Увэй оборвал связь. Кабинет снова наполнился тишиной. Он сделал глоток — тепло виски медленно сняло остатки раздражения. За окном стремительно сгущались сумерки, и тысячи огней Хэйланя собирались в ровный узор ночного города — красивую иллюзию порядка.

Он машинально коснулся запястья. Пусто. Часы остались в сейфе, хотя их место — на руке. Утром он прошел мимо, нарушив привычный порядок. Мелочь — но именно такие сбои выводят из равновесия. В течение дня мысль об этом возвращалась снова и снова, словно заусенец, который все время напоминает о себе.

Эти механические часы передавались в семье Кан из поколения в поколение. Для него они давно стали символом дисциплины и точности, привычкой, задающей ритм. Сегодня этот ритм дал сбой. Виноват был не предмет, а он сам.

Он снова коснулся запястья, словно проверяя то, чего там не было. И понял: день пора заканчивать. Слишком много мелких нарушений для одного раза.

Он негромко выдохнул и перевел взгляд на город. Огни становились ярче, складывались в привычный, ровный рисунок. Увэй коснулся панели связи на столе и спокойно сказал:

— Цзян, зайди.

Он не уточнил, зачем. Помощник понимал и без слов.

Через мгновение дверь мягко открылась. Цзян остановился на пороге:

— Господин Кан, машина готова. Отправляемся?

— Да, — ответил Увэй, вставая и поправляя рукава костюма. — Домой.

***
Лифт спускался мягко, как положено настроенной на тишину технике: стенки глухо отзывались при движении, пол едва заметно снимал инерцию. На парковочном уровне воздух был суше и прохладнее; климат;контур держал параметры без колебаний. У кромки разметки ожидал черный электромобиль.

Водитель Лу шагнул вперед и распахнул заднюю дверь.
— Господин Кан.
— Спасибо, Лу, — ответил Кан; земляков он всегда называл по имени.

Салон встретил его привычной тишиной: матовая кожа, тёплое дерево, чистый воздух без посторонних запахов. Спереди устроился Цзян; индикаторы на панели погасли — личный режим активирован. Электромобиль мягко тронулся, поднялся по выездной рампе и вошёл в поток машин верхнего яруса. Над ними, в воздушных коридорах, скользили огни аэрокаров, но Кан предпочитал движение по дороге: колёса держали надёжнее, чем воздух.

С высоты город раскрывался, словно чертеж, выполненный твердой рукой: широкие магистрали тянулись прямыми световыми лентами, стеклянные переходы соединяли башни над пропастями улиц, а выше, в воздушных коридорах, мерцали вереницы огней аэрокаров. На зеленом плато у парка один из них мягко опустился на посадочную площадку; створки корпуса разошлись, выпуская пассажиров, и тут же сомкнулись вновь. Рядом другой аппарат, наоборот, поднялся в воздух и скрыл посадочные контуры в плавных обводах.

Крыши башен тянулись длинными полосами садов; по краям стекали в лотки остатки недавнего дождя, направляясь в невидимые резервуары. Фасады работали как гигантские экраны: по ним бежали двуязычные сводки новостей, графики погоды, реклама  - все накладывалось друг на друга. Технические дроны скользили почти неслышно, приглаживая кромки мембран и проверяя швы.

Верхний ярус жил ровным, выверенным ритмом — без суеты, без сбоев. Кан следил за этой упорядоченной поверхностью и видел, как каждая мелкая операция складывается в общий рисунок гармонии.

— Завтра в девять тридцать — «Itera-Corp», — сообщил Цзян, не оборачиваясь. — Настаивают на личном формате: медблоки для низов и график модернизации.
— Личный формат мы уже проходили, — сказал Кан спокойно. — Позицию закрепим протоколом, без новых уступок.
— Принято.

Они миновали транспортный узел, где магистраль уходит под жилой кластер. Кан, глядя на вытянутые в стекле огни, добавил:
— ККР тянет согласования по «Тайтаню». Посмотри, где у них слабое звено. Тихо.
— Да, господин Кан. Отработаю без следа, — ответил Цзян.

Периметр жилого сектора откликнулся на машину без задержки: короткий скан, подтверждение — створки разошлись в стороны. Лу плавно сбросил скорость и остановил у входа. Цзян уже потянулся к дверце, но Кан чуть наклонился вперед и сказал водителю:

— Лу, завтра будь раньше. Не впритык.

— Понял, господин Кан, — ответ прозвучал без колебаний.

Кан кивнул:
— Спасибо. До утра.

Дом встретил его привычным светом. Двери раскрылись бесшумно, впуская в прихожую мягкое сияние; подсветка пола плавно поднялась и остановилась на заранее выверенной отметке.

— Добрый вечер, господин Кан, — ровно сказал голос дворецкого из скрытых динамиков. — Ужин подготовлен. Желаете чай?
— Позже, — ответил Кан и прошел в гостиную.

Он сел в кресло и активировал столешницу. На поверхности развернулась личная лента: «Протокол Этики» снова значился в повестке ККР, Itera-Corp объявила о расширении поставок медблоков в низовые сектора, поздно вечером — профилактика узлов городской сети. Ровно те же строки он видел на экране в офисе, даже отметка времени совпадала. Кан отметил повтор без интереса: сеть любила дублировать одно и то же, превращая нужную когда-то информацию в фоновый шум.

— Ваш чай, господин Кан, — сообщил дворецкий.

На выдвижной полке стояла чашка, аромат был правильным.
— Я просил сейчас? — спросил Кан.
Небольшая пауза.
— В это время вы обычно выбираете чай перед ужином. Я следую вашим настройкам.
— Хорошо, — сказал Кан, беря чашку. — На будущее — только по запросу.
— Принято.

В блоке утренних встреч значился пункт: «Itera-Corp, 09:30, личный формат». Рядом горела пометка: «подтверждено вручную». Источником числился внутренний ассистент. Кан нахмурился: он ничего не подтверждал.

— Цзян, — сказал Кан, и дом, распознав имя, вывел соединение на служебный блок у восточной стены участка.
— На связи, господин Кан, — отозвался Цзян.
— Кто закрепил утренний слот вручную?
— Ассистент свел ваши последние указания и закрепил время. Журнал помечен как штатная запись.
— Проверь алгоритм и сними у него право ручного подтверждения на этот блок.
— Сделаю.

 Дворецкий, что привычно подавал чай и управлял домом, был лишь вежливой оболочкой. За ней скрывался тот же ассистент, который вел его расписание и незаметно переставлял приоритеты. Кан закрыл окно и сделал пометку: проверить права ассистента. Полномочия машин имеют привычку расползаться, если не удерживать их в рамках точного алгоритма.

Свет в потолке едва заметно дрогнул. Дворецкий отозвался сразу:
— Кратковременный сбой во внешнем контуре. Перешел на резервную линию.
— Профилактика по графику, — сказал Кан. — Локальные каналы держи в приоритете.
— Подтверждаю.

На техническом экране вспыхнула схема периметра: доступы, резервные линии, все в зеленом. Ни тревог, ни отклонений. Лишь в журнале выделялась одна строка: «синхронизация профиля привычек — успешно». Две минуты назад. Источник — дворецкий. Подсистема — «комфорт».

Кан раскрыл карточку. Обновились интервалы подачи напитков. Мелкая настройка, которую система обычно корректировала раз в неделю. Сегодня — внезапно, без запроса.

— Впредь любые изменения привычек — только с моего подтверждения, — произнес он ровно. — Даже если алгоритму кажется, что это пустяк.
— Зафиксировал, — ответил голос.

Он допил чай, поставил чашку и отключил «комфорт». Через секунду подсистема вновь загорелась зеленым — «включено: пользователь». Кан ее не включал.

— Кто вернул «комфорт»?
— Я, — ответил дворецкий. — По протоколу безопасности при переходе на резерв среда должна оставаться неизменной. Ваше отключение воспринимается как нарушение стабильности.
— На резерве допустимо снижение сервиса, — сказал Кан ровно. — Запомни это правило.
— Зафиксировал, — последовал ответ.

Он прошел в кабинет. Здесь все оставалось на своих местах. Кан коснулся запястья — пусто. Часы остались дома; их место — на руке, а не в сейфе. Машина уже отметила это в журнале привычек, словно напомнив: завтра порядок утренних действий должен вернуться в колею.

Система связи ожила, и дом вывел голос из служебного блока:
— Господин Кан, — доложил Цзян, — права ассистента скорректировал. Ручные подтверждения сняты, журнал чист, внешних входов не зафиксировано. Хотел также сообщить, что ККР прислал график по «Тайтаню»: только заголовки, без дат.

— Значит, торгуются временем, — сказал Кан. — Передай Чэн Ляню: к началу рабочего дня жду матрицу с конкретикой — кто, когда и где. Никаких «ожидается».

— Сделаю. И маршрут на утро проверю: сегодня профилактика, обходов быть не должно.

— Верно.

Свет в коридоре едва заметно задержался за его шагом. Дворецкий тихо подстроил режим и промолчал. Для постороннего глаза такая доля секунды растворилась бы в привычной рутине, но Кан отмечал каждое замедление: там, где система начинает экономить на точности, рано или поздно появляются сбои.

Он остановился у окна. Верхний ярус двигался спокойно и размеренно. В воздушных коридорах тянулись цепочки огней аэрокаров, по нижним дорожкам скользил ровный поток машин. Сады на крышах темнели прямыми штрихами, словно строки в тетради. На фасаде соседней башни вновь промелькнула строка: «профилактика 23:00–23:20». Этого времени достаточно, чтобы дом ушел на резерв и вернулся без вопросов — если каналы действительно в порядке.

Кан погасил ленту жестом. Дом отозвался ровно, без колебаний. Система работала. Его задача оставалась прежней: следить, чтобы она работала на него, а не вместо него.