9. Кома

От автора

Как вы уже, наверное, замечали, мои дорогие читатели, многое в нашей жизни происходит неслучайно. Разрешите мне сегодня поведать вам одну очень непростую историю, в которой впервые за мою многолетнюю писательскую практику будет открытый финал.

*          *          *

Темно… Тихо… Какой-то странный запах витал в воздухе, который добавлял к жуткой головной боли лёгкий оттенок мерзкой тошнотворности. Днём ранее было много выпито, вот только повод для злоупотребления спиртным никак не получалось вспомнить. В конце концов, это было не так уж и важно.
Костя не был алкоголиком или конченым человеком, скорее даже наоборот – он твёрдо дал себе слово не спиться ни при каких обстоятельствах. Просто иногда Воронов пил одним днём, до отуплевания, чтобы отодвинуть от себя хотя бы на сутки ту жизнь, которую сам для себя создал.
Он был очень замкнутым, всегда по своему обыкновению избегал компаний, ещё со школы и во времена института. Глупо спорить, что живое общение ничто не заменит, но Воронов всегда говорил, что для него всё заменяют книги. Костя читал запоем с детства, и однажды попытался припомнить количество прочитанных им книг, но так и не смог – настолько их было много.
А ещё у него много чего не было, что было у людей на протяжении жизни. Всё, что ему когда-то дарили в том или ином виде, со временем он старался любым способом на книги. В итоге, к 40 годам он собрал почти 5000 книг в своей большой квартире. Квартире, в которой никогда не появлялась женщина. За, исключением нескольких общих знакомых, когда очень редко всё-таки удавалось собраться у него дома.
Так вышло как-то само собой. Может потому, что Костя был слишком стеснительным, может быть по какой-то другой причине. Со временем, он беспокоился об этом всё меньше.
Лишь однажды, когда его каким-то чудом удалось вытащить на юбилейный год встречи выпускников, завязался разговор, в который он оказался втянут. А точнее, он услышал, что его негромко обсуждают, и решил, что стоит вмешаться.
 - Костик, вот ты мне скажи… - один из подвыпивших одноклассников фамильярно положил Воронову руку на плечо. – Ты для чего на свет появился? Сидишь со своими книжками как старьёвщик… Ведь всё самое интересное в жизни пропустишь!
 - А можно по конкретнее, что именно?
 - Да всю жизнь саму! Признайся, ты ведь наверняка даже женщину голую никогда не видел! – окружающие негромко рассмеялись, но беззлобно. – А уж тем более не трогал…
Воронов также беззлобно улыбнулся.
 - Вы можете гадать об этом всё своё свободное время. Для меня книга – как женщина, и у меня их скоро будет 5000. Вряд ли кто-то сможет похвастаться, что у него было столько женщин.
 - Ну да, ну да, но всё же?
 - Я могу ответить, так как мне глубоко всё равно устроит вас мой ответ или нет. Большинство примеров, как вы сами прекрасно понимаете, скорее всего, будут банальны, поэтому озвучивать я их не стану. Принято считать, что человек появляется на свет для того, чтобы что-то после себя оставить. Видимо, моё предназначение в том, чтобы после меня ничего кроме книг не осталось. Это странно, но чем это не вариант? Вы скажете, что это самое настоящее душевное самоубийство, но пусть это волнует только меня…
Воронов произносил это с абсолютным спокойствием, но окружающие разом похолодели от этих слов. Складывалось ощущение, что в воздухе повисла безысходность, и постепенно начала заполнять собой пространство.
 - Костик, мне очень сильно кажется, что ты малость перечитал своих чёртовых книжек. Кончай нести ерунду…
 - С радостью. Вы ведь сами заговорили обо мне, услышали, что хотели, и что не хотели тоже. Я не напрашивался.
Под всеобщее молчание он неторопливо отошёл в сторону и отвернулся к окну. Поскольку все были навеселе и в хорошем настроении, то этот разговор очень быстро забылся. Как и состояние обречённости.
И спустя несколько лет, когда знакомые встречали Воронова на улице, и спрашивали между делом, что и как, то он неизменно отвечал, что у него полный порядок. Про него говорили, что часто видели, как он тащил с мусорок книги, негромко матерясь о том, что выбрасывать их на помойку – самое настоящее богохульство.
На первый взгляд всё кажется просто – что посеешь, то и пожнёшь. И вроде всё должно быть в порядке, особенно когда ты так стремишься к одиночеству.
Но что-то в глубине тебя всё равно сопротивляется. И будет сопротивляться, пока ты дышишь. И это «что-то» называется душой. Она не сдаётся даже тогда, когда накатывает такое состояние, будь то усталость или стресс, что перевозбуждённому и измученному мозгу начинает казаться, что твоя судьба – свершившийся факт, о котором известно всем, кроме тебя. Что все вокруг всё видят, знают, но оставляют всё как есть, позволяя происходящим с тобой событиям свершаться.
Константин никогда об этом не задумывался, потому что считал это не более чем просто словами. И был уверен, что ему не грозит ни влюбиться, ни быть любимым. И что его жизнь и судьба давно идут сами по себе. Само собой, он очень сильно ошибался.
Это случилось в самом начале июня. Несмотря на календарное лето, уличная температура редко поднималась выше +15. Воронов спускался в метро и внезапно увидел её. Она подходила к эскалатору, и он вдруг понял, что не может оторвать от неё взгляд. Константин почувствовал, как сильно у него застучало сердце, наблюдая, как её тёмно-зелёное пальто исчезает в толпе. Ещё сам не зная зачем, Воронов бросился вдогонку. На эскалаторе толпился народ, почти самый «час пик», поэтому пришлось распихивать людей и толкаться. Но главное – не потерять её из вида.
К платформе уже подходил поезд, и Костя понимал, что не успеть ему просто нельзя. Он буквально вломился в последний вагон, когда двери стали закрываться. Отдышавшись, он судорожно собирался с мыслями и решал, что делать и как быть дальше. Станцию, на которой она будет выходить он, конечно, не знал, и поэтому выскакивал на каждой остановке, перебегая из вагона в вагон, высматривая в толпе её лицо.
Лихорадочно думая, что и как он скажет, если вообще получится с ней заговорить, он машинально заметил, что едут они по Сокольнической линии вниз уже довольно долго. В какой-то момент Воронов подумал, что потерял её, когда на станции «Юго-западная» она вышла из вагона и торопливо направилась к выходу.
«Твою ж мать, что я делаю! Это же просто смешно! Вот что я ей скажу?! Я ведь не брит, весь в мыле как лошадь, ещё и эта авоська как у бомжа… Кошмар просто!» Но ноги уверенно несли его вслед за тёмно-зелёным пальто.
На улице Костя слегка отстал, чтобы хоть как-то привести себя в более-менее приличный вид – пригладил растрепавшиеся волосы, расправил куртку, на ходу вынул книги из своей дурацкой авоськи, засунул их подмышку, а сумку спрятал в задний карман джинсов. Девушка несколько раз оборачивалась, и каждый этот раз Воронова бросало то в жар, то в холод. Он как мальчишка никак не мог решиться прибавить шаг, догнать и что-то сказать. Так продолжалось уже не одну минуту, а она всё шла, лишь изредка оборачиваясь.
Он буквально на мгновение закрыл глаза, а после того как открыл их, в ту же секунду увидел перед собой её лицо. Девушка стояла почти посреди дороги и строго смотрела на него. Воронов едва не сбил её, сильно замешкался и уронил одну из книг. Ему было жутко неловко, он сильно покраснел, но не мог вымолвить ни слова.
 - Мужчина, вы идёте за мной от самого метро. Что вам от меня нужно?
Костя несколько раз закрыл и открыл рот, но так ничего и не ответил.
 - Вы немой?
«Я не твой!» - чуть было не сострил он в ответ, но вместо этого лишь глупо улыбнулся.
 - Если вы не перестанете меня преследовать, я позову на помощь.
 - Простите… Я… - выдавил из себя Костя. Голос сильно изменил ему, что ещё больше придавало комичности ситуации. – Я… не знаю, зачем я за вами иду…
Она удивлённо подняла брови.
 - Вы не знаете? А кто тогда знает?
 - Понимаете, я увидел вас в метро и понял, что обязательно должен пойти следом… - последние слова Воронов произнёс совершенно не своим голосом.
Девушка всё ещё строго смотрела на Константина и внезапно слегка улыбнулась. И в этой улыбке не было издёвки, унижения или подвоха.
 - Вот ведь… – она рассмеялась.
Воронову с трудом верилось, что она стоит и разговаривает с ним и не пытается уйти. Девушка протянула руку и по очереди взяла у Кости книги.
 - Какое чудо! «Три товарища», «Триумфальная арка», «Всадник без головы»… Замечательные произведения! Как давно я не читала хороших книг… Всё суета, всё некогда… Ваши?
От неожиданности Воронов вздрогнул.
 - Я? Да! Я немного коллекционер, это всё так, для себя! Вы знаете, у меня много книг… - внезапно он замолчал, очень остро понимая, что сейчас говорить об этом совершенно не нужно. Девушка изучающе на него посмотрела, после чего сказала:
 - Послушайте, мы с вами стоим прямо на дороге. Для начала давайте хотя бы отойдём в сторону и решим, как нам поступить дальше.
Они сошли с тропинки и как-то сразу перешли на «ты». Хоть и холодный, но всё же июньский ветер развевал её жгуче-чёрные волосы, и Константин понимал, что весь его привычный мир, который он так тщательно приводил к состоянию идеального одиночества, рушится прямо на глазах.
Девушку звали Дея. Дея Литвинова. В первую секунду Воронов даже слегка споткнулся на ходу от неожиданности, когда услышал такое неземное, удивительное и ранее незнакомое ему имя. Они прошли в ближайшее кафе, в котором просидели весь оставшийся день. И к своему удивлению, Костя ни разу за всё время разговора не обмолвился о своих книгах. Словно их в его жизни никогда и не было.
За чашкой крепкого кофе Дея рассказала, что такое имя ей выбрал отец: он по молодости очень сильно увлекался фантастикой, особенно книгами Станислава Лема. И когда в семье родилась дочь, то ему захотелось, чтобы у неё была своя, особая и уникальная судьба, с оттенком тайны, которую несёт её загадочное и красивое имя. Пусть оно и звучало как-то по-космически, но имело корни, уходящими своим началом в древнюю Грецию, что придавало ему ещё больше мистики, связанной с богами, богинями и простыми смертными, до которых те иногда соизволяли снизойти.
За всё время этой беседы у них ни разу не возникла мысль о том, что Воронов старше Деи больше чем на 10 лет. Это не мешало лёгкому и непринуждённому общению, которое стремительно их сближало.
В дальнейшем, не сговариваясь, они старательно скрывали от окружающего мира, что появились друг у друга. Они не сомневались в своих чувствах ни на секунду, просто им очень не хотелось, чтобы их жизнь стала достоянием общественности. Тем более, что такие сильные перемены, происходящие в них, не смогут пройти незаметно.
Они были вместе уже около года, когда грянул злополучный «дефолт» 1998-го. Тогда огромное количество людей потеряли деньги, работу, а кто-то даже и жизнь. Воронов потерял только работу: его вышвырнули на улицу как и многих других простых работяг за забор ещё совсем недавно так любимого им завода. Несмотря на то, что деньги в его жизни всегда были делом второстепенным, теперь он был не один, и перебиться на хлебе и воде просто так уже не получится.
В этой ситуации именно благодаря Дее удалось устроиться туда же, где работала она сама: институт, которого по причине принадлежности к структурам государства дефолт практически не коснулся. В своё время он был чуть ли не сверхсекретным, но распад СССР ослабил оковы, и попасть туда хоть и стоило больших усилий, но всё-таки стало легче. Времена стояли убийственно тяжелые во всех смыслах, но отчаиваться было нельзя, ни нашим героям, ни кому-либо вообще в те годы.
Как говорится, ничто не предвещало беды. Но она всегда подстерегает, даже если ты жертвуешь очень многим во благо, и всё равно наносит удар.
В один из вечеров, за ставшего привычным уже ужином, Костя был как всегда весел, когда внезапно потерял сознание, стекая всем телом со стула на пол. «Скорая» ехала бесконечно долго, но всё-таки Дея смогла относительно спокойно её дождаться. На месте привести в чувство Воронова так и не смогли, поэтому срочно повезли его в ближайшую больницу в неврологию.
Костя оказался в коме. Правда, через два часа пришёл в себя, будто ни в чём не бывало. Сделав несколько долгих и не очень приятных исследований, врачи пришли к выводу, что причины потери сознания Воронова они найти не могут. Он оказался более чем здоров, что настораживало ещё сильнее. Но когда Дея пришла к нему в палату в день выписки, он попросил её сесть рядом и выслушать его. Костя сильно нервничал, и девушка не могла понять, от чего.
 - Родной, ты что-то совсем не в себе.
 - Просто выслушай меня, пожалуйста, и постарайся понять. Я боялся, что это случится, но до последнего надеялся, что обойдётся.
 - О чём ты?
 - Моя кома неслучайна. Нет, я не болен смертельно. Всё дело в том, что я некоторое время назад решился на одну не совсем хорошую вещь.
 - Ты меня пугаешь… Что ты сделал?!
 - Ты ведь понимаешь, что у нас туго с деньгами после этого проклятого дефолта. Вот я и решился на одну авантюру. Нужны были добровольцы для одного экспериментального препарата, платили хорошо. Всё происходит на территории нашего института, в одной из лабораторий.
 - То есть, именно поэтому ты решился солгать мне, сказав, что тебе повысили зарплату?
 - Да, прости… Я знал, что не имел права, но я так хотел, чтобы наша жизнь стала хоть немного лучше!
Дея опустила глаза.
 - Неужели ты не понимаешь, что поставил под удар всё! Мы бы и так прожили! Я верю, что финансовое состояние не будет таким постоянно, и всё постепенно наладится!
 - Дея, прости меня…
Девушка поднялась.
 - Я не могу быть с тобой, по крайней мере сейчас… Я не хочу тебя видеть… Не звони мне, пожалуйста, это не поможет…
Воронов был раздавлен, но прекрасно понимал, что просить её остаться сейчас, было бесполезно. Дея молча вышла из палаты и тихо закрыла за собой дверь.
Прошло два месяца. Костя возвращался домой с работы, как всегда в одно и то же время, с неизменной точностью. Уже доставая на ходу ключи из кармана, он увидел у подъезда Дею. Несмотря на то, что работали они в одном месте, Дея сделал так, чтобы у них не было шансов пересекаться.
За это время, что они не виделись, она стала как-то по особенному красивой и притягательной. Воронов на несколько секунд остановился на дороге, наблюдая за тем, как она медленно двинулась ему навстречу. Её лицо было суровым и сосредоточенным. Сердце неровно застучало, но в целом, он был спокоен, хотя абсолютно не представлял, чего ждать от этой встречи.
 - Здравствуй.
 - Здравствуйте, Константин Воронов.
 - Как твои дела? Я не видел тебя так долго и…
 - Хочу сообщить, что я беременна от вас. Это первое. А второе, что вы самый легкомысленный идиот, который только существует на планете Земля!
Воронов бледнел, улыбался, краснел, и захотел что-то сказать, но девушка жестом остановила его.
 - Я не договорила. И третье – видимо, я всё-таки люблю вас, кем бы вы ни оказались в итоге. – Одно мгновение, и с её лица сошла вся строгость, боль и обида, и появилась та самая дорогая и милая его сердцу улыбка. – Вы что-то хотели мне сообщить? Вот теперь я вас внимательно слушаю.
Константин крепко обнял Дею и повторил:
 - Я не видел тебя так долго… Но это мелочи, по сравнению с такой светлой новостью!
Дея игриво наклонила голову.
 - Надеюсь, ты не успел завести подружку? – она засмеялась.
Воронов с наигранным упрёком посмотрел на девушку.
 - Вроде красавица, а вот язык твой тебя когда-нибудь до Киева всё-таки доведёт!
 - Ты сам во всём виноват, и не вздумай отнекиваться.
Костя медленно кивнул.
 - Давай поднимемся уже ко мне. Хочу как следует, спокойно тебя рассмотреть.
За чаем Воронов слушал Дею, практически не отрывая от неё глаз. Девушка видела, что он безумно счастлив и безмерно рад тому, что скоро станет отцом. Но в то же время она видела в его глазах что-то, что отдавало в её сердце болью, и поэтому почти сразу спросила:
 - Костя, я вижу, что тебе нужно что-то мне сказать, но ты всё никак не можешь начать.
Воронов медленно вдохнул и выдохнул, после чего сразу без предисловия заговорил:
 - После твоего ухода из больницы от меня в тот день я вернулся на работу, в эту лабораторию, всё им рассказал и потребовал объяснений. В ответ они сунули мне в лицо копию моего договора, где мелким шрифтом прописано о побочных эффектах того, что мне кололи. Одним из вероятных симптомов была кома. И весь ужас в том, что это не разовый случай. Я имею ввиду то, что из-за этой дряни я буду, возможно, периодически впадать в кому. Со временем этот процесс может стать лавинообразным, приступы будут всё чаще и дольше, и в конце концов я впаду в кому навсегда. У 98% добровольцев симптомов кроме сонливости никаких больше не проявилось вообще. И только я попал в эти злосчастные 2…
 - Какой ужас! Неужели никаких шансов?!
 - Это опять же неизвестно. После того как я ушёл оттуда, один из сотрудников, Дмитрий Васильевич кажется, фамилию не знаю, судя по всему профессор, догнал меня в коридоре и вкратце объяснил, что если бы у меня не появилось комы в первый раз, то в дальнейшем никаких проблем у меня бы не было, но… Также он осторожно дал мне понять, что в институте происходит разработка препаратов, которые планируется использовать отнюдь не в благих целях. Подробностей он не сообщил, но мне они были и не нужны. Меня волновало только то, что я наделал. Меня приводит в ярость, что всё это изрядно засекречено, и никаких лекарств или препаратов, которые могли бы мне помочь, не существует.
 - Ну или их ещё не изобрели… - негромко добавила Дея.
Воронов сначала не понял смысла этих слов, но вскоре в его глазах заблестел огонёк.
 - Полагаешь, есть надежда?
 - Надежда есть всегда! За это время ты ещё впадал в кому?
 - Да, однажды, мне сказали, что я пробыл в ней не более трёх часов. В первый раз было около часа…
 - Костя, вот скажи мне, почему ты такой… Просто удавить тебя мало за то, что ты натворил! Да не говори мне ничего про то, что хотел как лучше! Ладно, выкарабкаемся… Дожили, называется: здорового взрослого мужика подбадривает женщина, которой ещё и тридцатника нет! Ох и фрукт вы у меня дорогой товарищ Воронов!
 - Ага, баклажан!
 - Это, между прочим, овощ.
 - Так даже лучше! – Костя хихикнул. – Учитывая, что я могу в него превратиться в скором времени!
 - Дурак! Тогда я тебя сама лично подушкой задушу!
 - А как же ребёнок? Что ты тогда ему скажешь?
 - Что папа превратился во что-то фиолетовое и вполне съедобное, но потом соизволил протухнуть, и его пришлось выбросить в мусоропровод! – Дея уже смеялась почти что в голос.
 - Так и быть, не стать мне баклажаном! А так хотелось… - Константин изобразил обречённость и грусть, но следом расхохотался до слёз и коликов в животе.
Такая эмоциональная разрядка была им просто необходима за время их разлуки. Как и долгие последующие разговоры. Решение было принято, а значит испытания, которые ждали их, нужно было во что бы то ни стало преодолеть.
Наступила золотая осень, радовало бабье лето, и если закрыть глаза и подставить лицо солнцу, то постепенно приходило обманчивое ощущение весны, которое тут же обрывалось, стоило только вдохнуть горький запах опавшей листвы.
Дея и Костя сидели на скамейке в сквере и наслаждались великолепной погодой. Они приходили сюда, именно на это место в течение целого месяца, молча сидели и просто смотрели на окружающий мир. Им было всё равно, как это выглядело со стороны: два человека, которые не разговаривают друг с другом, а просто сидят с закрытыми глазами и улыбаются.
За это время Воронов перенёс несколько приступов потери сознания, которые не имели чёткой последовательности и продолжительности. Наши герои были в любой момент готовы к неожиданностям, но всё равно не ждали, что это наступит так быстро.
Поначалу в тот день всё было также, но когда они поднялись с лавки и сделали несколько шагов к выходу из парка, Константин резко обмяк и упал лицом вперёд прямо на асфальт, даже не подставляя рук, чтобы не разбиться. Со стороны могло показаться, что человека свалил с ног сердечный приступ или инсульт, но только Дея знала, что именно случилось на самом деле. И она прекрасно понимала, что в этот раз кома может быть необратимой.
Воронова уже в который раз положили в неврологическое отделение, и на протяжении двух последующих месяцев тщетно пытались найти объяснение его состоянию, причиной появления которого для привычной для нас медицины ещё не существовало. За всё это время Дея выслушала не один десяток гипотез и предположений. И когда в очередной раз услышав, как группа специалистов с нескрываемой усмешкой между собой сказали негромко, что у Константина просто умерла душа, девушка вышла из себя. Несмотря на беременность на пятом месяце и уже вовсю связанные с ней трудности, особенно при ходьбе и общем непростом нервном состоянии, она уверенно зашла в палату к Константину и громко заговорила, почти срываясь на крик:
 - Ваше счастье, что вы ничего не знаете! Да и в этом случае вы были бы только способны стоять и разводить руками!
 - Девушка, перестаньте кричать, вы не дома! У вас истерика, на фоне вашей…
Дея моментально побагровела от гнева, но голос снизила.
 - Моё «положение» волнует и касается только меня! Вместо ваших неумных шуток лучше бы просто помолчали! Иногда это полезно… - Девушка знала, что её слова никакой роли не сыграют и поэтому сказала: - Извините меня, потому что только я знаю, как ему помочь… Если вас не затруднит, держите меня в курсе дела, вот мой домашний телефон. А сейчас мне надо идти…
 - Простите, всё время ваше имя забываю…
 - Дея.
 - Да, надо же… Так вот, Дея, мы вам сообщим, если что-то изменится, но особых надежд или гарантий нет. Позвольте спросить, а куда вы пойдёте?
Девушка подняла глаза и уверенно сказала:
 - За его душой. – После чего насколько позволяла её изменившаяся от беременности фигура, Дея быстрым шагом покинула больницу и направилась в институт. И она точно знала к кому ей придётся обратиться – к тому самому профессору, с которым Константин имел однажды непродолжительную беседу. Судя по всему, шанс был только один, и именно им было необходимо воспользоваться.
Институт был не очень большим зданием, с коллективом, около 500 человек. Однако нужного ей профессора Дея нашла почти сразу, но подойти и заговорить с ним оказалось непросто. Судя по словам Воронова, этот человек хоть и оказался более расположен к нему, тем не менее, общаться с кем-либо был отнюдь не настроен. И уж точно не стремился делиться какими-либо секретами. Но всё же ей во что бы то ни стало нужно было с ним поговорить.
На центральной проходной немало удивились появлению Деи на работе, но так как у неё был свободный пропуск, который она получила уже давно, благодаря тому, что была часто вызываемым по праздникам или из отпуска сотрудником, на её визит не обратили никакого внимания. Срок её беременности был не настолько большим, чтобы безвылазно сидеть дома или, не хватало ещё, бегать по врачам. Поэтому она появлялась на работе, хоть и не на полную пятидневку. Несколько дней она присматривалась к рабочему графику, перерывам и привычкам интересующего её человека, перед тем как решиться.
Несмотря на внешнюю неприступность и неразговорчивость Дмитрий Васильевич Ерёмин оказался человеком вполне нормальным, хоть и с небольшим пунктиком по поводу мании преследования: ему всюду мерещились подслушивающие устройства, люди с лазерными микрофонами для записи голоса на дальних расстояниях, и тому подобные штуковины из фильмов про шпионов. Да, их институт занимался вещами, которые не станут афишировать где ни попадя, но если брать официальную его сторону, особой секретности в его деятельности не было. За исключением, пожалуй, нескольких лабораторий, в одной из которых Ерёмин и работал.
Быть может, она не имела права давить на человека аргументами касаемо своей беременности. Но её терзал подспудный страх: а что если их с Костей ребёнок перенял на себя часть той дряни, которую кололи Воронову. И в будущем, а может даже, находясь в утробе матери, с его организмом станут происходить какие-либо необъяснимые или необратимые изменения.
Дея никогда в своей жизни никого не умоляла, и твёрдо решила, что не будет делать подобного и в этот раз. Но в глубине души чувствовала, что встанет даже на колени перед кем угодно и сделает что угодно, лишь бы вытащить Воронова из комы.
К счастью, Дмитрий Васильевич не позволил себе опуститься до каких-либо унижений. Пообещать что-то конкретное он тоже не мог, по крайней мере сказал, что для начала попытается выяснить хоть какие-то факты. Во избежание лишних вопросов и ненужных подозрений им пришлось общаться и пересекаться вне стен института: в метро, катаясь часами по кольцевой линии, или же на пригородных электричках Павелецкого, Казанского, Рижского и Курского направлений до ближайшего пригорода и обратно, изначально садясь в разные вагоны, и встречаясь где-то в середине состава.
Ерёмин долго и мучительно принимал решение. Дея каждый раз смотрела ему в глаза и видела его внутреннюю борьбу. И, в конце концов, на очередной встрече он дал своё согласие на тайную работу над препаратом, который мог бы помочь Воронову.
 - Из того, что мне удалось узнать и понять самому, есть только два возможных исхода в этой ситуации: первый – ваш Костя так и останется в коме до самого конца, пока организм в состоянии поддерживать в нём жизнь. Вы должны быть к этому готовы, но я не говорю, что всё будет именно так. И второй: если возврат к нормальному состоянию всё-таки наступит, если наступит, повторяю, то проходить он будет, скорее всего, в обратном порядке – возможно, в первое время впадения в кому будут частыми, затем постепенно начнут возрастать интервалы бодрствования, всё увеличиваясь, и в конце концов всё вернётся к нормальной жизни. И ваш Костя забудет случившееся как страшный сон. Но поймите меня правильно, в данной ситуации я не могу дать вам вообще никаких гарантий.
Дея кивнула в задумчивости. Мимо них почти незаметно прошли два билетных контролёра, выискивая и высматривая среди пассажиров нерадивых «зайцев».
 - Дмитрий Васильевич, я вам благодарна за любую помощь! Мне в данном случае вообще больше некуда было обратиться.
 - Поверьте, у меня свои причины вам помогать. Знать вам о них необязательно. – Он помолчал. – Во всяком случае, пока. Не берите в голову. Теперь мы увидимся с вами нескоро, имейте в виду. Мне нужно будет сосредоточиться на работе по максимуму. – Он снова помолчал. – Пока ещё есть время…
Следующая их встреча состоялась только через месяц. Ерёмин сказал, что у него всё почти готово, осталось только несколько последних экспериментов. И самый сложный момент: получившийся препарат было необходимо незаметно вынести с территории института, а это было очень и очень непросто.
И вот в начале декабря, в год наступающего нового тысячелетия, Ерёмин встретился с Деей. Он выглядел очень плохо: нездоровый желтоватый цвет лица, круги под глазами и лихорадочный бегающий взгляд.
 - Вы больны, Дмитрий Васильевич?
 - Ничего, выкарабкаюсь. Вот то, что я смог сделать. Запомните, содержимое ампулы необходимо ввести прямо в капельницу с физраствором, чтобы препарат поступал в организм медленно в течение часа. А лучше, даже дольше. Сможете сделать?
 - Вам никогда не понять, потому что вы мужчина, Дмитрий Васильевич, в каком состоянии дикого перенапряжения я нахожусь уже не первый месяц: страх потерять ребёнка и страх потерять Костю не позволяют мне потерять контроль над собой и над всем происходящим. Так что сделать такую пустяковую вещь я уж точно в состоянии. Как я могу вас отблагодарить?
 - Поверьте, мне ничего не надо. Повторюсь, только потому, что я не даю никаких гарантий в первую очередь. А остальное вас не касается… Поторопитесь, пока ни меня, ни вас не начали в чём-то подозревать. После применения препарата сожгите шприц и избавьтесь от ампулы – раздавите, утопите, одним словом, придумаете что-нибудь… Удачи вам, и прощайте! – Ерёмин сунул в руки девушке небольшой пакет, после чего быстро скрылся в толпе у вестибюля станции метро «Автозаводская». Дея постояла несколько минут в стороне от входа, после чего уверенным шагом направилась на троллейбусную остановку. Здесь проходил маршрут до больницы, где вот уже почти два месяца лежал Воронов.
На этаже и в палате её знали уже все. Да и трудно не заметить беременную женщину, которая вместо того, чтобы мысленно и не только готовиться к родам, каждый день пытается любой ценой вытащить близкого ей человека с того света. Оставаться на ночь в больнице посторонним не разрешалось, но для Деи иногда делали исключение. Она не злоупотребляла своим интересным положением, да и никогда не стала бы. Но именно сегодня ей необходимо было задержаться чуть дольше обычного.
После того, как врачи и медсёстры покинули палату, а пациенты на соседних койках мирно захрапели, Дея осторожно достала из сумочки шприц и ввела в трубку капельницы все три кубика содержимого из безымянной ампулы. Вопреки собственному ожиданию и ранее принятому решению, на ночь она не осталась. А спокойно покинула больницу, вызвала такси и поехала домой.
Она была уверена больше чем на 100%, что, либо среди ночи, либо рано утром её разбудит такой долгожданный и такой нужный телефонный звонок из неврологического отделения.
Однако, ночь прошла спокойно. Дея встретила поздний зимний рассвет рядом с телефоном, который так и не прозвонил в это утро. Но громкая и настойчивая трель белого пластикового аппарата раздалась во второй половине дня. Девушка уже собиралась ехать в больницу, когда едва ли не пулей подлетела к телефону и буквально сорвала с него трубку.
 - Простите, я говорю с… Девушка с таким странным именем…
 - Да, это Дея!
 - Точно! Извините, вроде короткое, а никак запомнить не получается… Константин пришёл в себя!
Она закрыла глаза и тихо опустилась на стул. Слёзы облегчения потекли по её щекам.
 - Алло, вы слышите?
 - Да-да, я тут, я сейчас же приеду!
 - Он терял сознание уже дважды, но сейчас в нормальном состоянии и теперь просто спит.
 - Еду!
Несмотря на бурю эмоций и чувств, которые переполняли Дею, она держалась спокойно и уверенно, лишь всю дорогу в метро и автобусе одной рукой придерживала свой округлившийся живот, а другой вцеплялась в поручень с такой силой, что костяшки пальцев, сначала белели, а затем даже слегка синели от перенапряжения.
Долго простояв перед закрытой дверью, девушка в конце концов дрожащей рукой повернула ручку и застыла в дверном проёме палаты.
Воронов уже не спал. Он смотрел в окно, слегка повернув голову направо, и Дея не могла понять по его глазам, в каком он находится состоянии. Очень тихо, но чтобы он её точно услышал, девушка прошептала:
 - Костя…
Он медленно повернулся к ней лицом. Оно не выражало ничего. У девушки замерло сердце. Воронов удивлённо поднял брови и сказал:
 - Простите, кто вы?
Дея закрыла глаза и также медленно открыла их.
 - Вы ко мне? Извините, но я вас не знаю…  - сказал растерянно Костя, и внезапно захохотал во весь голос. – Ну и лицо у тебя было сейчас!
Она шумно выдохнула и замахнулась на него.
 - Я едва не родила прямо здесь! Шутник недобитый! Тебя прикончить по-хорошему надо, но уж больно привыкла…
 - Прости, родная, я так соскучился, что выдал первое, что на язык пришло…
 - Вы, Константин Романович, подлец окаянный! Женщину обрюхатили, а сами по-быстренькому гадости всякой накололись и давай в «баиньки» играть: то засну, то проснусь! – Дея смеялась и плакала одновременно. – Скажи, спасибо, что я тебя всё-таки не придушила, пока ты в коме был!
 - Спасибо! Мог бы встать – в пояс поклонился бы! – Воронов смахивал слёзы сквозь смех. – Долго я в итоге провалялся?
 - Сегодня 23 декабря, почти через неделю новый год, вот и считай.
 - Как долго… Но как у тебя получилось?
 - Я просто очень верила. – Дея улыбнулась. – А, ну да, ещё мне, конечно же, помог Ерёмин. Правда, с риском для всех нас, но ему уже нечего терять.
 - Что ты имеешь в виду?
 - Вчера я получила от него письмо. Врачи отмерили ему чуть меньше года – рак поджелудочной железы. Поэтому, в итоге он и согласился. Написал, что напоследок просто обязан сделать в своей жизни хорошее дело перед тем как… В общем, если приложишь достаточно усилий, чтобы выйти отсюда как можно раньше, может успеешь его отблагодарить.
 - Только я?
 - Я с ним уже достаточно наобщалась! И всё из-за тебя, между прочим! Так что хватит прикидываться больным! Мне, как ты уже, наверное, заметил, далось всё это непросто – с таким-то животом по лестницам бегать. Ничего, вот родится сын, непременно попрошу, чтобы он тебя придушил всё-таки за твою выходку! – Дея изобразила на лице акулью улыбку. – И чтобы ты даже ничего и никогда не успел заподозрить!
 - А точно известно, что это мальчик? - вкрадчиво поинтересовался Костя.
 - Да. Я сделала УЗИ несколько дней назад. Ерёмин обмолвился между делом об одной очень любопытной вещи, кстати говоря: представляешь, они, по его словам, работают над препаратом, позволяющим выбирать пол ребёнка при зачатии. Просто в голове не укладывается! Раньше ведь, кто родится, тот и живёт, несмотря на то, что родители хотели, например, мальчика, а родилась девочка. В будущем этот вопрос, возможно, уже не будет проблемой. Хотя вероятно начнутся споры, и скорее всего очень жаркие, связанные с религиозной темой. Мне сейчас сложно себе даже представить себе всё это…
 - Он ничего не сказал, передаётся ли препарат во время зачатия?
 - К твоему счастью – нет. Иначе, дорогой мой Костя, вытаскивать вас двоих из этого дерьма одной мне было бы просто не по силам. Не знаю, на какие меры бы я пошла, но пусть всё это останется в прошлом.
 - Тебе уже почти через три месяца…
 - Да! И я очень надеюсь, что они пройдут спокойно. Я поражаюсь собственной силе, терпению и упорству!
 - А я не поражаюсь. Мне всё-таки до всего этого удалось найти описание твоего уникального имени. Оказывается, у него настолько древние корни и история, что это просто поразительно. И я уверен, что это не совпадение, что твой отец так назвал тебя. Видимо, так нужно было там, сверху, чтобы ты стала именно такой благодаря своему имени. Дея… Как же удивительно оно звучит…
 - Ты мне зубы не заговаривай! Всё я пошла в женскую консультацию, приду уже завтра. Вечером не жди, и так просидела около тебя огромное количество времени. – она рассмеялась, и уже уходя обернулась в дверях палаты. – Я люблю тебя, Константин Воронов. Возможно, ты этого и не заслуживаешь, но так уж сложилась эта жизнь. Не скучай! – и она осторожно вышла.
Эпилогом всей этой истории можно было бы сделать хороший и счастливый конец. Смею вас заверить, что таковым он и будет. Но с одной маленькой оговоркой: никто на этом свете не даст никакой гарантии, что Воронов благодаря препарату Ерёмина полностью избавился в своём организме от всего, что ему кололи. А это означает, что в какой-то момент жизни злосчастная кома может снова посетить его, на неопределённый срок вырвав из реальности. Безусловно, виноват в этом он сам, но мне хочется верить, что ничего такого больше не случится. Просто потому, что всё плохое рано или поздно заканчивается. И наступает свет. И именно за этот свет и нужно держаться.
*          *          *
23.12.2021