Не податься ли в монастырь?

На остановке сидела женщина средних лет в чёрном монашеском одеянии. Проходящая мимо брюнетка вдруг пригляделась и задержала шаг:

- Настя? – воскликнула брюнетка. – Настя Шумагина, это ты?

- В миру была Настя, - с достоинством ответила монашенка. – А теперь – сестра Прасковья. Здравствуй, Люся Гайкина. Я тебя узнала.

- Зато тебя не признать, - Люся присела рядом, с любопытством изучая скромный наряд Прасковьи. – То-то я думала: давно Настю не видно… а ты вон что! В это самое, стало быть… в веру обратилась?

- Обратилась, - кивнула Настя-Прасковья. – Отринула суету, ушла от искушений сластолюбивых. Живу размеренно. Трудимся. Молимся. Служим… наша служба и опасна и трудна.

- Э-эх! – сказала Люся несколько завистливо. – Вот бы и мне к вам! А то такой иногда депрессняк накатит! Сидишь и гадаешь: зачем это всё надо? Для чего я живу? Одни заботы да разочарования.

- У каждого свой путь… - нейтрально сказала Прасковья. – Я в чужие дела не мешаюсь.

Красивая Люся Гайкина поёрзала, осенённая какой-то идеей.

- Настя! – сказала она. – То есть Прасковья! Смотрю на тебя – завидно немного…

- Зависть – от лукавого! – тут же приструнила Прасковья. – Не завидуй ближнему своему.

- Ага. Я хочу сказать: тоже бы махнуть на всё рукой – и в монастырь! Туда вообще сложно поступить? Документы какие подать или экзамены пройти? Чего сделать-то надо?

- Созреть надо внутренне, вот что! – сказала Прасковья поучительно. – Созреть духовно и телесно. Абы кого не берём. Ты небось даже крестным знамением осенить себя не умеешь?

- Да вроде умею! – сказала Люся. – На днях утром с таким додиком проснулась – сразу креститься начала, едва глаза открыла!

- Чур тебя – с додиком! – отшатнулась Прасковья. – Грешный образ жизни ты ведёшь, душа заблудшая, а в монахини нацелилась. Постовать, поди, тоже не привыкла? Вон какие бока отъела. Погрязла в чревоугодии!

- Твоя правда, покушать люблю! – Люся погладила живот. – Порой встану перед зеркалом и говорю: уважаемая Гайкина, жрать надо меньше, надо меньше жрать! И объявляю себе строгий пост с понедельника!...

- И что?

- В понедельник с утра до обеда держусь как скала! – похвасталась Люся. – Правда, с небольшими перекусами. А после обеда… После обеда сила воли берёт отгул и я иду вразнос! В смысле, сначала иду в лавашную, а оттуда уже – прямым ходом вразнос.

- Что и требовалось доказать, - сказала Прасковья укоризненно. – Не созрела ты, Люся. Бесами одержима, плоть в тебе возобладает над духом. А вот ответь честно: небось ты и …

Она нагнулась к уху Гайкиной и что-то прошептала.

- Конечно, было! – воскликнула Гайкина. – Да сколько раз – не сосчитать!

- Нехорошо, сестра! – сказала Прасковья, покраснев. – А, может, ты ещё и …

Она снова пошептала на ухо Люсе. Теперь краской залились обе.

- И это тоже! – согласилась Люся. – И не только с ним!

- Заблудшая ты, падшая душа и прелюбодейка! – отчитала Прасковья громко. – А вот так ты делала?...

Она опять приникла к Люсиному уху.

- Ясен пень! – сказала Люся, поиграв грудью. – Кстати, это не так страшно, как думают некоторые девушки!

- Не примут тебя в обитель, не отмолиться тебе! – вынесла приговор Прасковья. – И ещё, наверное, ты …

Прасковья в очередной раз перешла на шёпот.

- Да, - вздохнула Люся, выслушав. – И такое практиковала. Но скажу по секрету: с Борей как-то не очень выходит. Вот со Стасиком эта штука получалась лучше. А ещё я пробовала вот что…

Гайкина воровато оглянулась по сторонам: не подслушивают ли? – и сама зашептала на ухо Насте-Прасковье.

Женщина в чёрном вздрагивала и бледнела, испуганно прикрывала рот ладонью, таращилась на Гайкину со смесью ужаса и восхищения – но слушала не отрываясь.

– Свят-свят-свят! – бормотала она. – Ох, креста на тебе нет! Да разве можно?... Вот прямо так? Ох и стыдоба ты, Люся!... Спасай свою душу!

Наконец Гайкина закончила и отодвинулась с невинным видом.

– Как-то так, – сказала она. – И это только половина того, что я вспомнила!

Мелко крестясь, Прасковья подобрала юбки и встала.

- Гадость! – сказала она. – Гадость несусветная! Порочная ты дева, Люся Гайкина! Уму непостижимо!

Брюнетка Люся молча вздохнула, подтверждая свою греховность и испорченность.

- Одного я не пойму, Гайкина, - подытожила Настя-Прасковья. – Если у тебя всё это есть – чего тебе мало, чадо непутёвое? Тут радоваться впору, а не в монастырь идти!

Махнула рукой и полезла в подошедший автобус.