Жертвы дагестанского гостеприимства

Наша съёмочная группа ехала из Кизляра в Дербент. Но речь пойдёт не о съёмках, а о самом путешествии. В Кизляре мы арендовали микроавтобус с водителем Мустафой. Это был добрый парнишка, флегматичный и не крикливый. Много улыбался и говорил с забавным характерным акцентом.

При посадке кто-то в шутку спросил его:

- Мустафа, а правда, что по Дагестану можно ездить без прав?

На что Мустафа ответил:

- Э-э-э, если у тебя есть деньги – можешь по Дагестану даже без машины ездить.

Видимо, это был своеобразный прикаспийский юмор. Заводя мотор, Мустафа добавил:

- На Кавказе дэньги не главное. Главное – родственники. Если у тебя есть родственники, то будет и остальное.

Мустафа был даргинец. К своей национальной идентичности он относился трепетно. Он буквально холил и лелеял её, и глаз с неё не спускал. Наш оператор Усачёв об этом не знал. Когда мы выехали, Усачёв заговорил о богатом культурном многообразии Дагестана. В частности, чёрт его дёрнул ляпнуть:

- Если кто не в курсе, коллеги, национальности «дагестанец» не существует. Дагестанский этнос включает в себя массу народностей. Например, одна из древнейших – это аварцы…

Мустафа так резко ударил по тормозам, что мы чуть не посыпались с сидений.

- Что там? – заорали мы. – Кошка дорогу перебежала?

- Нэт, не кошка, – мрачно сказал Мустафа. – Это мой автобус обиделся. Что болтает ваш умник? Какие такие аварцы-маварцы? Все знают, что самая древняя нация на зэмле – мы, даргинцы.

Усачёв зачем-то полез спорить, однако наш водитель был непреклонен.

- Зачэм споришь, слушай? С кем споришь? – сказал он, сверкая чёрными очами. – Даргинцы – самый древний народ, ясно тебе? Твои аварцы ещё на пальме сидели, а даргинцы уже на Марс летали, понял?

Мы не знали ни одного даргинского космонавта, побывавшего на Марсе, но не хотелось огорчать командира нашего сухопутного корабля. Усачёв поспешил согласиться, что даргинцы – самые древние и мудрые. Успокоенный Мустафа тотчас тронулся с места.

- Мнэ не жалко, – сказал он через плечо. – Ехал бы ты с аварцем – говори что хочешь. Но ты же едешь на даргинском автобусе?

- На даргинском! – поддакнул оператор.

- Вот! – сказал Мустафа. – А почему? Потому что мы самая древняя нация.

Мы не вполне уловили, в чём тут логическая связь. Да и шут с ним, когда вокруг открываются шикарные виды.

Спохватившись насчёт обеда, мы попросили Мустафу завезти нас в кафешку пожевать. Тот ответил, что за пропитание волноваться не стоит. Всё будет!

- Зачем кафешки жевать, если есть родственники? – сказал Мустафа. – Друг одного даргинца – друг всех даргинцев. Я вас везу, значит, вы мои друзья. Скоро заедем к моей родне и немножко как следует покушаем.

Он куда-то позвонил и предупредил, чтобы ждали гостей, а потом произнёс нам исполненную достоинства речь о даргинском гостеприимстве. Сказал, что как только мы достигнем какой-то деревушки, нас накормят до отвала. Будут лаваши, плов, хиалисириссан (колбаса из потрохов). Будут лепёшки чуду и курзе с бараниной.

Мустафа говорил с таким вдохновенным восточным колоритом, что оператор Усачёв украдкой записал его монолог на камеру. Именно спонтанные, невыдуманные эпизоды становятся изюминкой любого фильма.

Спустя полчаса Мустафа свернул в придорожный посёлок, притормозил и вошёл в нарядный белый дом. Через пару минут выглянул и позвал:

- Эй, выгружайся. Нас кушать зовут! Идёмте покушать.

В белом доме нас приняли как дорогих гостей. Были и фасолевый суп, и лепёшки чуду, зелень и овечий сыр. Горячий чай, кислое молоко и сладости.

После того, как мы отдали должное даргинскому гостеприимству, наш фургон заметно просел на рессорах. Все отдувались и обтирали физиономии платками, а Мустафа вырулил на дербентскую трассу.

- Молодцы твои родственники, дай им аллах здоровья! – хвалили мы. – Что за дивный край! Какие щедрые, хлебосольные люди.

Ответ водителя нас огорошил.

- Это не родственники, – сказал Мустафа. – Это я просто заезжал к знакомым запаску забрать. Но они тоже даргинцы. Уважаемая семья, да. А родственники будут впереди. Надо немножко терпеть.

Ожидание нас не пугало, потому что все наелись от пуза. Миновали Хасавюрт, Кизилюрт, Учкент. После Махачкалы Мустафа сделал остановку в селе, обнялся на улице с хозяином и пригласил нас в дом – «немножко покушать».

Мы снова оказались за накрытым столом и во второй раз плотно поели, чтобы не обидеть родственников Мустафы. Свежий лаваш, густой суп, жареный ягнёнок... Съёмочная группа с кряхтением расстёгивала ремни на животах, а оператор Усачёв писал на камеру тосты хозяина в лохматой папахе.

Два раза сытно пообедать в дороге – это более чем удачно. Пошатываясь от даргинского радушия, мы грузили в автобус свои тела, до отказа наполненные едой. После сытной трапезы всех одолела зевота.

- Ну, теперь конечная – Дербент? – сказал оператор Усачёв. – Визиты вежливости нанесены, группа готова к работе… хотя вздремнуть часиков десять не мешало бы.

- Почему сразу Дербент? – удивился невозмутимый Мустафа. – Мы ещё к родствэнникам не заехали. А там ждут, я им звонил.

Немая сцена. Мы даже зевать перестали – так и остались с открытыми ртами.

- А сейчас кто был? – взвыл Усачёв. – Который в папахе?

- Это не те родственники, – сказал Мустафа. – Но тоже даргинцы. Правда же, даргинцы – древний и хороший народ?

Наша поездка напоминала обжорский рейд. Как мы ни пытались вежливо увильнуть, перед Дербентом нас завезли на третье застолье. Мустафа сказал, что сейчас мы наконец-то поедим по-настоящему, в лучших старинных даргинских традициях.

Остаток дороги мы помнили смутно. Обожравшимися, едва дышащими, мы были доставлены в солнечный Дербент. Автобус вёз нас мимо крепости Нарын-Кала, Джума-мечети и Ханских бань, но сил на съёмки ни у кого не было. Спать, спать, спать!

С трудом шевеля языком, я позвонил шефу и попросил продлить командировку на пару дней, потому что в ближайшие полсуток мы будем недееспособны. Повезло ещё, что мы не балерины.

- Разрешил? – спросил Мустафа.

- Разрешил! – сказал я. – Шеф у нас понимающий. Зовут его Михал Иосифович Шлямберг.

- Хороший мужик Шлямберг, – сказал Мустафа. – Тоже даргинец, наверно…